Прикид

Чего его туда занесло, одному Богу ведомо. Наверное, просто посматривал, где что плохо лежит. Я почему-то всегда нравилась ворам… Короче, он там торчал, голубчик, и щупал дорогие меха. Я сказала, что пальцам можно найти лучшее применение, ну и тогда он мне надерзил. Типичный выходец из Ист-Энда, мой Рик! Широкий парень. Умный, вечно что-то изобретает. Чем только в жизни не занимался, всем помаленьку. Ну и сидел тоже, правда, недолго. Помню, я еще подумала: «О Господи, только не это!» К тому же он еще моложе меня на четыре года. Помню, как он сказал: «Знаешь, мне жуть до чего нравятся твои волосы!» А я и говорю: «А вот мне твои – ни капельки! Потому как у тебя их почти нет!» Я ведь тогда не знала, что у него имеется кое-что другое, получше…

И она" громко расхохоталась.

В конце, когда нам подали гусиный паштет, она начала рассказывать о том, как занялась «секонд-хендом». Было это лет восемь-девять тому назад. Рик вовлек ее в это дело. Вернее, какой-то его знакомый, с которым он проворачивал делишки. Гейл состроила гримаску, предоставив мне Гадать, что это были за делишки.

– Короче, объявилась женщина. Ей принадлежал магазин, и нужен был управляющий. – Гейл выразительно тряхнула головой. – Не этот, не нынешний. В Фулхеме. Типичный блошиный рынок. Но иногда попадались хорошие вещи, и я потихоньку начала разбираться, что к чему. Затем в один прекрасный день заходит вдруг эта дамочка, ну, нынешняя моя хозяйка. Вся из себя, вся в духах и перьях. Спросила, сколько мне платят, а потом вдруг предложила перейти к ней. Обещала, что будет платить гораздо больше. Ну вот, так я тут и оказалась. И застряла. – Она сделала паузу – проглотить последний кусок. – И она оказалась сущей ведьмой, вот так!

Гейл икнула.

– Господи, ну и обожралась же я! – Она решительным жестом вытерла губы и покосилась на остатки плескавшегося в бокале «Бароло». – Ну вот, вы и услышали историю жизни Абигайль О'Коннор, – добавила она. – Кстати, у меня теперь другая фамилия, по мужу. Фейт. Но я ею не пользуюсь, потому как никому и ни во что не верю 16. – Она звучно расхохоталась. – Да и Рик тоже. А знаете, какое я дала ему прозвище? Недомерок. Ему, конечно, не нравится. Считает, что это намек на то, что он кое с кем не справляется. Но это на самом деле вовсе не так. Ну, ладно. А теперь расскажите о себе.

Было уже половина третьего. Мы уговорили две бутылки вина, и кофейная чашка слегка дрожала в моей руке. Целых полтора часа я готовилась к этому важному разговору, а теперь чувствовала, что в голове у меня полная каша. Подали счет, и я увидела, что должна выложить шестьдесят фунтов – сумму совершенно для меня непомерную. И если сейчас не поднапрячься, не привести мысли в порядок, то выходит, я лишь напрасно потратила уйму времени и денег, выслушивая историю жизни и любви Абигайль Фейт, она же О'Коннор. И что в таком случае мне ничего не светит.

– Я замужем и хочу работать, – сказала я, стараясь вложить в это свое заявление максимум выразительности.

– Ну и что тут такого? – удивилась Гейл. – Половина женщин на свете могут похвастаться тем же, дорогая. Разве что ты малость смазливее многих. Дальше что?

Я чувствовала себя скованной, язык во рту просто не поворачивался. Как, как я могу сказать ей, что работала лишь в банке и бутике, да и то страшно давно, когда была еще девчонкой! Но я всегда знала, что придет день, и я найду себе дело по душе. И вот теперь я его нашла и хочу начать свой собственный бизнес, покупать и продавать бывшую в употреблении модельную одежду. Но как сказать обо всем этом?

А потом вдруг подумала: так и сказать, этими самыми словами.

И сказала.

Гейл удивилась еще больше:

– О Господи! Такая леди… и вдруг? С чего это ты, а?

Я принялась убеждать ее, что вовсе никакая я не леди, что сама толком не понимаю, почему хочу заняться именно этим, но так уж получилось. Просто пришло на ум в тот уик-энд, когда я торчала во дворе у Кэролайн и продавала ее шмотки. А Кэролайн еще сказала, что ей лень думать о ценах, пусть все пойдет по десять фунтов за штуку. Я тогда подумала: да ведь таких женщин, как Кэролайн, должно быть, сотни! Избалованные, скучающие, все они рассуждают точно таким же образом. Так почему бы не воспользоваться этим? А потом появилась Гейл и сказала: «Дура ты! Тебе еще учиться и учиться!» Вот я и хочу этому научиться. Хочу научиться делать что-то классно. Хочу успеха и преуспевания. Хочу жить реальной жизнью, а не слоняться в пусть уютном, но маленьком коттедже, над которым давным-давно зашло солнце и, похоже, не торопится взойти снова.

Я выложила ей все это единым духом. Язык развязался, скованность исчезла. И вообще я чувствовала себя на миллион долларов.

– Вот я и пригласила тебя на ленч. Потому что была бы счастлива, если бы ты согласилась работать со мной, – выпалила я, потом позвала официанта и попросила подать еще кофе и два бренди. Черт с ним, со счетом! – Мы можем стать прекрасными партнерами, организовать собственное дело. Ты разбираешься в бизнесе, у меня есть немного денег. Сумма небольшая, но для начала хватит, – сказала я. – Прибыль будем делить пополам. Ну, что скажешь?

Я сама себе поражалась. Нет, Анжела Мертон, с тобой явно происходит что-то странное, и дело тут не только в вине. Теперь Гейл была уже просто потрясена.

– Черт возьми! – воскликнула она.

Потом молчала несколько секунд, созерцая бренди. Отпила глоток, поболтала янтарную жидкость в бокале, снова подняла на меня глаза. На этот раз в них мерцал озорной огонек.

– Нет, честно, это просто черт знает что такое!

И она продолжала болтать бренди в бокале. Затем вдруг запрокинула голову и выпила все, до дна, единым махом. Заморгала, громко ойкнула, словно пытаясь погасить бушующее в груди пламя. А потом расхохоталась.

– Почему бы нет? – сказала она. – И впрямь, ей-богу, почему бы нет? Ты мне нравишься!

Я вернулась домой, раздираемая самыми противоречивыми чувствами. Я стала другим человеком. Но неужели это возможно – родиться заново, когда тебе стукнуло двадцать восемь? Затем я начала размышлять о поворотах в своей судьбе и пришла к выводу, что все они были обусловлены или случайностью, или же навязаны мне извне. Сперва надо мной довлели родители, затем – школа, потом – банк. А в банке особенно навязчивыми были мужчины, вечно норовившие облапать, и тот управляющий со своим членом-недомерком. Затем внезапная гибель родителей, продажа дома. Вряд ли последнее можно считать разумным решением с моей стороны. Хотя… хотя, с другой стороны, разве могла восемнадцатилетняя девочка жить там, на окраине города, без близких, без друзей, совершенно одна?.. После этого – Лондон, и снова целая цепочка случайностей. Я зашла в тот бутик просто потому, что начался дождь и хотелось его переждать. Я улеглась в постель к Ральфу, поскольку что еще оставалось делать хорошенькой девчонке, когда такой Ромео, как Ральф, вдруг поманил пальцем? Я согласилась выйти за него просто потому, что он попросил, а я была слишком польщена, чтоб отказать. Да и забеременела по собственной глупости и недомыслию.

Нет, назвать меня символом и образцом современной женщины никак нельзя.

Зато теперь!.. Вот-вот начнется новая прекрасная жизнь. Может, торговать в магазине поношенными платьями – не слишком блестящая перспектива, зато это мое. И жизнью своей я буду распоряжаться сама. Я буду хозяйкой собственного дела и жизни.

Возможно, в тот теплый зимний день я бродила по Найтс-бриджу немного под хмельком, зато на лице моем сияла счастливейшая из улыбок. Ну, может, и не самая счастливая, но все же. Я парила в небесах и вдруг, к собственному своему изумлению, поняла, что ощущаю себя невероятно сексуальной. Очевидно, это ощущение неким непостижимым образом передавалось окружающим – все мужчины, мимо которых я проходила, смотрели на меня горящими, как угли, глазами. Анжела Мертон, пыталась внушить я себе, ты – жена и мать! Соблюдай приличия! Но губы тут же снова расплывались в улыбке, и некий учтивый молодой человек, подмигнувший мне у входа в метро, тут же подмигнул еще раз. Будь у меня побольше смелости и поменьше ума, я бы непременно затащила его в постель, и мы бы лежали и трахались там часами. Но, слава Богу, поняла я это только в поезде. А потому тут же уткнулась в «Ивнинг стэндард», чтобы отвлечься от разных дурацких мыслей.

Однако ничего интересного в газете не было. Бунт заключенных в бристольской тюрьме. Лорд-канцлер, как всегда, выражал недовольство чем-то. Еще одно совершенно абсурдное заявление папы римского о женщинах-священниках. Фото истощенной до крайности фотомодели, сделанное в Хитроу. Сход снежных лавин на курорте в Швейцарии. Владелец борзой подкупил судей, чтобы его собака выиграла приз.

Затем взгляд мой упал на страницу, где печатались объявления о продаже собственности. Был там раздел, озаглавленный «Сдача в аренду и продажа помещений под офисы». Я пробежала глазами колонку. Абсолютно ничего подходящего. «Помещение под офис площадью 25 тыс. квадратных футов на Канари-Уорф, в районе доков». «Помещение под склад на Риверсайд, в Бермондси». «Гараж + автосалон, удобное расположение, возле автострады М-25». Цены зашкаливали за миллионы. Правда, кое-где красовалась приписка: «Возм. торг». Я уже собралась было перевернуть страницу, как вдруг внимание привлекла цифра, напечатанная жирным шрифтом. Она в точности соответствовала той сумме, что лежала у меня на счете в банке строительной компании. Не далее как сегодня утром мне ее сообщили. Подобное совпадение проигнорировать просто невозможно, а потому я стала читать. Магазин на Пимлико-сквер, юго-запад 1, говорилось в объявлении, помещение на первом этаже площадью 21 кв. фут, имеется подвал и запасной выход. Сдается в аренду сроком на семь лет. Помещение свободно. Ниже следовал номер телефона риэлтерского агентства. Сроду не слыхала о таком – «Энструтер энд Прэтт». Подобные имена встречаются разве что в «Прайвит ай» 17. Я аккуратно сложила газету и убрала ее в сумку.

Уже смеркалось, когда я подошла к дому. От реки поднимался и клубился в воздухе туман. Несколько собачников, выгуливавших своих питомцев, покосились на меня. Кэролайн не уставала жаловаться, что наш маленький парк превратился в «Кеннел-клуб» 18 и все должны ходить, глядя под ноги, чтобы не вляпаться в дерьмо. Кэролайн ненавидела собак с той же силой, что и их владельцев.

Вообще, если разобраться хорошенько, на свете почти не было вещей и существ, которых бы она не ненавидела. Зато она признавала мою кошку. Я видела, что в доме у нее горит свет, сияет в незанавешенных окнах. Заметила также темно-синий «мерседес», запаркованный, как всегда, в спешке посреди улицы.

В нашем маленьком домике света не было. Но когда я приблизилась, кошка вспрыгнула на забор и прошлась по нему, вздернув хвост, напоминавший пучок пампасской травы. Она была голодна и раздражена сверх всякой меры и стрелой метнулась к двери, как только я начала отпирать ее. Потом в нетерпении потерлась боками о стенку. Она была полуперсом, и Ральф сперва хотел назвать ее Фарах – в честь покойной жены шаха, в которую, по его уверениям, был бешено влюблен в пятнадцатилетнем возрасте. Я же в ответ заявила, что это совершенно идиотская причина – называть кошку в честь какой-то шахини; и если он непременно настаивает на персидском имени, пусть это будет нечто более соответствующее. К тому же еще котенком она обещала вырасти до грандиозных размеров. Мы уже стали подумывать о кличке Фатима, но тут Ральф принялся уверять, что это вовсе не персидское, а египетское имя. В конце концов мы окрестили нашу любимицу Фатвой и попали в самую точку, потому как вскоре наша Фатва стала терроризировать округу с присущей мусульманским экстремистам безжалостностью. В этом она могла сравниться разве что с Кэролайн – видимо, поэтому Кэролайн и любила ее. Плюс еще тот факт, что мало какой соседской собаке удалось избежать ее острых когтей. Большой датский дог или чихуахуа – для нашей Фатвы все было едино, она рвала их в клочья. В связи с чем все, кроме Кэролайн, смотрели на нее, мягко говоря, косо. Зато местная ветеринарная лечебница просто процветала, и однажды в знак признания наших заслуг они прислали нам к Рождеству бутылку замечательного кларета.

Теперь же Фатва громко мурлыкала над миской с «Вискас», воображая, очевидно, что корм состоит из пропущенных через мясорубку гончих.

На кухонном столе лежала записка от Ральфа. Он советовал прочесть вырезку из газеты с рецензией на спектакль в «Ройял корт». Рецензия состояла из десяти строк, и имени Ральфа в ней не упоминалось. Мне стало грустно. Я знала Ральфа в те времена, когда он был королем голубого экрана и насмехался над критиками. «Кастраты, – называл он их, – воют, точно голодные псы, чтоб получить подачку». Теперь же он набрасывался на каждую газету и, проглядев ее, изо всех сил старался не выглядеть несчастным.

Ничего интересного больше в записке не оказалось, даже обычного «целую». Мне было все равно. Или же не все равно?.. Актеры, как я давно уже поняла, гордятся своей профессией. Как капитаны, когда им в паруса дует ветер, но стоит судну начать идти ко дну, и они отчаянно цепляются за обломки. Ральф никогда не мечтал стать актером, просто так получилось. И тут пришли слава, деньги и женщины. И теперь мысль об этом не давала ему покоя, и он даже стал забывать приписать «целую». Нет, мне было не все равно, хоть я его и понимала.

В доме было холодно и пусто. Я растопила камин. Затем позвонила Гейл и прочитала ей объявление из «Ивнинг стэндард». Ну, что она думает по этому поводу?

– Деньги твои, дорогая, – ответила она. – Съезди и посмотри. И еще раз спасибо за ленч… – Я была разочарована ее лаконичностью. Я ожидала, что она вся будет так и кипеть энтузиазмом. Что мой проект станет главным в ее жизни. И внезапно испугалась, что ничего у меня не получится и я только потеряю деньги. – Мне пора бежать, – бросила она в трубку. А потом, уже почти шепотом, добавила: – Извини, но эта сучка-хозяйка приперлась. Перезвони завтра. И удачи тебе!

Тут я почувствовала себя уже лучше.

И позвонила в агентство недвижимости «Энструтер энд Прэтт». Интересно, кто из них двоих подойдет к телефону, гадала я. И не окажется ли этот Энструтер обычным пустозвоном, а Прэтт – напротив, ужасно солидным господином 19. Но к телефону подошла женщина с голосом точь-в-точь как у тех старательных роботов, что объявляют прогноз погоды по ТВ.

– Чем могу по-мо-о-очь? – протянула она.

Я объяснила, что звоню по объявлению в «Ивнинг стэндард». Она о нем, оказывается, и не слышала. Затем последовало:

– Одну минуту, пожа-а-алуйста! – И она принялась отвечать на другие телефонные звонки. Потом наконец прозвучало: – Сейчас я вас соединю. Ваше имя, будьте любезны?

К этому времени настроение у меня пропало.

– Разве это имеет значение? – огрызнулась я.

Наступила короткая пауза, затем снова:

– Одну минутку, пожа-а-алуйста! – Она отвечала на очередной звонок, бросив мне: – Извини-и-ите! Так как, вы сказали, вас представить?

– Мать Тереза! – злобно отчеканила я.

– Одну минуточку, пожа-а-алуйста.

Снова пауза, затем протяжный мужской голос:

– Слушаю вас, миссис Тереза!

К этому времени чувство юмора окончательно покинуло меня, и я просто объяснила, что интересуюсь помещением на Пимлико-сквер и хотела бы подъехать и взглянуть на него.

Мы договорились встретиться завтра в десять утра в его офисе на Ибери-стрит. Он детально просветит меня по всем вопросам, а затем лично отвезет в магазин на Пимлико-сквер. Следует отметить, что голос у него значительно потеплел. Нет, мы явно недооцениваем такую штуку, как обольщение по телефону. Наверняка он был просто в восторге от перспективы сопровождать молоденькую дамочку по своим владениям, возможно даже, с дальним прицелом присмотреть подходящее любовное гнездышко.

Тут настал мой черед:

– Простите, а ваше имя?

– Энструтер. Кейт Энструтер, – ответил он.

Стало быть, сам хозяин. Что ж, для начала неплохо, подумала я, а вслух произнесла:

– Кстати, мое имя вовсе не Тереза. Анжела Мертон.

– Тогда до встречи, мисс Мертон, – произнес он таким тоном, словно назначал любовное свидание.

– Господи, да ты, оказывается, кокетка! – воскликнула Кэролайн. – Один звонок какому-то агенту по продаже недвижимости, и он уже чуть ли не кончает в трубку! Нет, я совершенно не умею кокетничать. Просто не знаю, как это делается. Всегда говорю прямо и недвусмысленно, чего мне надо, и все. И в результате или не получаю ничего, или это мне оказывается ни к чему!

Вообще-то я не собиралась делиться с Кэролайн своими планами. Но после разговора с мистером Энструтером вдруг запаниковала. Как вообще приступают к такому делу? О чем, черт возьми, следует спрашивать в первую очередь? Как знать, подходит это тебе или нет? Гейл-то наверняка знает, но ведь завтра ее со мной не будет. Вот если бы поехать с Кэролайн… Она бесстрашна. Она чует фуфло и подвох за милю. И возможно, просто запугает несчастного мистера Энструтера. Она будет моим ротвейлером.

– Так ты едешь со мной? Кэролайн состроила кислую мину.

– Зачем?

– Ну, чтоб поддержать.

Молчание Кэролайн обычно означало «да». Язык ее был приспособлен лишь к отрицаниям – совершенно убийственный инструмент, острый, точно когти Фатвы.

– И на кой тебе сдался этот магазин! – поинтересовалась она.

Тон, которым она произнесла слово «магазин», заинтриговал меня: покупка магазина подчеркивала разницу в наших социальных положениях. Люди, подобные Кэролайн, сами магазинами не занимались, хотя могли иметь долю от прибыли, если это заведение принадлежало им. А люди, подобные мне, занимались, хотя это и являлось отходом от принципов, заложенных с детства, шагом вниз по социальной лестнице. Однако в силу того, что Кэролайн не считала себя снобом, а меня считала лучшей своей подругой, она предпочла приписать это проявлению некой эксцентричности с моей стороны. А эксцентричность была именно тем качеством, которое она ценила в людях. Она украшала скучную жизнь. По словам Кэролайн, чаще всего ее раздражала в окружающих их полная предсказуемость. У всех у них была нормальная работа, нормальные дети. Нормальные любовники – или ненормальные, что еще хуже, поскольку в этом последнем случае они или жаловались со стоическим видом, или же заводили уже совсем непристойные связи, давая повод к сплетням. Сплошная безвкусица и скука, скука! Уж по крайней мере ее Патрик, если и заводит интрижку, делает это должным образом и влюбляется по-настоящему. Что по-своему радовало и приятно удивляло Кэролайн, поскольку она не считала его способным влюбиться. И на какое-то время отношения между ними заметно улучшались. (Как-то раз я спросила ее, была ли она сама когда-нибудь влюблена или только порхала из одной постели в другую, не успевая почувствовать вкуса страсти.)

– И все-таки, на кой черт тебе дался этот магазин? – спросила она. – Хочешь стоять за прилавком и продавать вещи? – В голосе звучало неподдельное удивление.

– Хочу завести собственное дело, – ответила я. – Хочу наконец выйти из дома. Надоело сидеть и смотреть, как подрастает Рейчел. Сидеть и ждать Ральфа, а когда он приходит, выслушивать жалобы на неблагодарных зрителей, которые сплошь состояли из семнадцатилетних юнцов, непрерывно хрустящих чипсами. И на то, что на следующей неделе пьесу снимают с репертуара.

Кэролайн улыбнулась.

– И чем ты собираешься торговать в своей лавке? Антиквариатом? – Она рассмеялась. – Или сладостями?

– Одеждой, – ответила я. – «Секонд-хэнд».

– Старьем, как в «Оксфам» 20, что ли?

– О нет! – воскликнула я. – Модельной одеждой. Ну типа той, что ты выбросила на прошлой неделе.

Она неодобрительно фыркнула:

– И которую купила эта совершенно чудовищная ирландка, да?

Я кивнула. Мне не хотелось говорить, что Гейл стала моим партнером.

Кэролайн пожала плечами:

– Тебе виднее…

Это означало, что суть предмета ее ничуть не волнует, но эксцентричность мою она в целом одобряет. Она протянула мне бокал вина, затем позвонила по телефону подруге и распорядилась, чтобы та зашла завтра с утра покормить Саманту, отвезти белье в прачечную и расплатиться с уборщицей.

Затем бросила трубку и радостно захихикала:

– А знаешь, это может оказаться забавным! Нет, правда, Анжела! Ты позволишь мне время от времени заходить и обслуживать покупателей?

Думаю, она не шутила. Она была Марией Антуанеттой, решившей вдруг сыграть роль молочницы в спектакле в Версале. При мысли об этом меня разобрал смех.

– Ну конечно! – ответила я.

Наутро, зайдя за Кэролайн, я была удивлена тем, что уж больно роскошно вырядилась она для визита к мистеру Энструтеру. Она объявила, что отвезет меня сама на своей машине и что потом мы пообедаем где-нибудь в Челси за ее счет. Но прежде надо сделать пару звонков. Я прождала целый час. Наконец мы тронулись в путь. Она гнала машину по полосе, предназначенной только для автобусов, умудрилась проигнорировать несколько запрещающих знаков. Затем, когда мы уже почти достигли Ибери-стрит, пошарила в бардачке и протянула мне маленькую карточку.

На ней значилось: «Лишена водительских прав».

– Ой, нет, не та! – И она запихнула ее обратно. – Вот эта будет в самый раз.

На карточке было написано: «Врач на вызове».

– Сунь под стекло! – распорядилась она, припарковываясь в нескольких футах от двойной желтой полосы. Запереть машину она не озаботилась.

До сегодняшнего дня мне и в голову не приходило, что Кэролайн, оказывается, способна на обман. Теперь я убедилась, что очень даже способна. Просто в отличие от большинства людей она обманывала не для того, чтобы выпутаться из неприятной ситуации. А для того, чтоб лишний раз убедиться, что владеет ситуацией и что все идет по намеченному ею плану. И делала она это даже с оттенком какой-то мстительности.

Опоздали мы всего на полчаса.

В целом Кэролайн была исключительно вежлива с мистером Энструтером. Даже несмотря на то, что вскоре выяснилось, что никакой он не родственник некоему Энструтеру, с которым ее Патрик учился в Итоне. Он очень подробно рассказывал об интересующем нас помещении, а мы не сводили с него глаз. В то время как сам мистер Энструтер не сводил глаз с моих грудей, а потом – с обручального кольца. Я тоже присмотрелась к нему. У него были крупные волосатые руки, и пахло от него одеколоном.

– Так это и есть запрашиваемая цена? – осведомилась Кэролайн после паузы.

Мужчина кивнул.

– Так, так, так… – протянула она.

Тут мистер Энструтер взглянул на часы и предложил прогуляться до Пимлико-сквер. Владелец помещения уже ждет. Кэролайн подняла воротник мехового манто до самых ушей и уверенно вышла на улицу первой, словно точно знала, что надо делать и куда идти. Белый шпиль собора в Пимлико посверкивал в тусклом зимнем свете. Мы прошли мимо дома с мемориальной доской, свидетельствовавшей о том, что именно здесь в 1764 году Моцарт сочинил свою первую симфонию в возрасте восьми лет! Но Кэролайн не заметила ее, она глядела совсем в другую сторону, на огромный и нарядный продуктовый магазин.

– Там продаются чудесные белые трюфели! – объявила она таким тоном, словно я только и делала, что ездила туда за белыми трюфелями.

Затем внимание ее привлекла другая витрина. «Модельная одежда напрокат», – значилось на вывеске. А чуть выше красовалось название: «На одну ночь».

Кэролайн рассмеялась.

– Я всегда хотела только этого! – бросила она через плечо. – А вы, мистер Энструтер? – Она немного замедлила шаг, давая нам догнать ее, а мистер Энструтер зашелся в приступе кашля. – Что ж, Анжела, – не унималась она, – пожалуй, это не слишком подходящее название для твоего заведения. Жаль, не правда ли, мистер Энструтер?

Я поняла, что ротвейлер мой, как говорится, разошелся.

Владелец оказался маленьким, хитроватым на вид мужчиной с несколькими смазанными бриолином волосенками, уложенными в кружок на лысой голове и кокетливо спадавшими на лоб. Энструтер представил его как мистера Хабена. Я видела, как Кэролайн оценивающе оглядывает его – в эти секунды она напоминала Фатву, примеривающуюся, стоит ли напасть на пробегавшего мимо спаниеля. В помещении было пусто и серо. Но оно показалось мне подходящим. Мысленно я уже видела, как его заполняют длинные ряды вешалок с платьями и костюмами – точь-в-точь как у Абигайль; видела, как входят в дверь изумительные бестелесные создания. Я уже знала, как назову свой магазин. «Прикид». Мне уже казалось, что я здесь хозяйка и что Гейл носится по помещению, неутомимо болтая, уверенная, деловитая, смеющаяся, рыжие волосы развеваются по ветру. Я даже слышала ее голос: «Все прекрасно, Анжела, моя дорогая! Дела идут полным ходом!» Я просто не могла дождаться, когда увижу это наяву. Все будет замечательно.

Тем временем Кэролайн провела пальцем по подоконнику.

– А помещение, похоже, давно пустует, верно, мистер Хабен? – тихо заметила она. – Должно быть, не просто сдать в период всеобщего спада деловой активности?

Хабен возмущенно фыркнул и довольно запальчиво принялся объяснять, что помещение пустует только потому, что следовало произвести «кое-какие усовершенствования». С тем чтобы привести его, что называется, в надлежащее состояние.

Кэролайн окинула его ироническим взглядом.

– Тогда, конечно, понятно, откуда эти граффити, – заметила она ровным тоном и смахнула пальчиком пыль с надписи, выцарапанной на подоконнике: «Пошли вы нах..!»

Энструтер снова зашелся в кашле.

Взгляд Кэролайн продолжал препарировать помещение. Затем она отошла – как бы для того, чтоб обозреть все сразу, и одновременно сильно топнула каблуком по паркетине. Паркетина отлетела. Кэролайн и бровью не повела.

– Ну, это вы, разумеется, отремонтируете, – заметила она, даже не глядя на владельца.

Только сапожки от Гуччи, подумала я, способны произвести столь разрушительное действие. Повисла неловкая пауза.

– Да, вообще-то тут можно все очень мило устроить, – снисходительно бросила Кэролайн, – приведя в надлежащее состояние. Может, зайдем, когда ремонт будет закончен, как, Анжела? Скажем, через месяц или около того… – Она обернулась к Хабену, на ее лице застыло невозмутимое выражение. – Есть и другой вариант. Мы займемся этим сами. Так будет и дешевле, и быстрее. Обойдется не больше чем в сотен пять-шесть. А потому есть смысл уступить в цене.

Не дожидаясь ответа от Хабена, она заявила, что хочет осмотреть подвал и черный ход. Спустившись туда, я продолжила свои мечты наяву, мужчины же заняли выжидательные позиции наверху, у лестницы.

Ждать им пришлось недолго. Кэролайн поднялась, держа в одной руке дохлую мышь, а в другой – использованный презерватив. Без долгих слов она протянула им оба эти предмета. Хабену – мышь, презерватив – Энструтеру.

– Там выбито стекло, сломан замок, – объявила она, отряхивая руки. – Заходят разные типы с улицы, кто попало. Убеждена, кто угодно, только не санитарная служба. Или вы о такой никогда не слышали, а, мистер Хабен?

Энструтер принялся что-то бормотать. Кэролайн положила мне руку на плечо и подтолкнула к выходу:

– Идем, дорогая. Не место, а мусорная свалка. Может, найдем что-нибудь поприличнее. Кстати, ты не забыла, что у нас назначена еще одна встреча в Челси? – Взглянув последний раз на владельца, она добавила: – Полагаю, если сбросить кусков двадцать, цена будет в самый раз. С другой стороны, все равно дороговато… Ведь срок аренды совсем маленький.

И она зашагала к двери. Мужчины последовали за нами. На улице начался дождь. Капли его блестели на лысине Хабена. Он шустро семенил следом, бормоча нечто на тему о том, что может и сбросить тысяч десять.

Кэролайн, похоже, вовсе не слыша, продолжала решительно вышагивать по тротуару. Мы прошли мимо заведения под вывеской «На одну ночь».

Она подняла глаза.

– Теперь мы знаем, где они ее проводят, верно, мистер Энструтер? – со смехом заметила она. – А трофей-то все еще при вас?

Мистер Энструтер раскашлялся уже не на шутку. К тому же он, похоже, забыл, что до сих пор держит в руке презерватив, и, спохватившись, бросил его в урну. Я заметила, что Хабен уже успел избавиться от мыши. Но вид у него был самый несчастный.

Кэролайн подхватила меня под руку, и мы продолжали бодро шагать вперед. За нашей спиной владелец и агент обменивались несколькими торопливыми фразами. Затем Энструтер прибавил шагу, догнал нас и заявил, что мистер Хабен согласен сбросить еще пять тысяч, если мы подпишем договор в течение двух недель.

Кэролайн или не слышала, или делала вид, что не слышит. Она снова вернулась к вопросу о белых трюфелях, которые, оказывается, сейчас как раз пошли. И надо бы купить, потому как через несколько недель будет поздно. Затем, словно вспомнив что-то, она вдруг резко обернулась. Голос сдержанный и полон ангельского очарования:

– Так, значит, договорились, мистер Хабен? Уступаете двадцать тысяч, а мы, в свою очередь, обязуемся не сообщать ничего санитарной службе, идет? Не стоит откладывать дела в долгий ящик, и потом, к чему вам неприятности? Слишком утомительно разбираться со всеми этими службами, да и дорого обойдется… – Она крепко пожала руки обоим мужчинам, затем отвернулась и взглянула на часы. – Мы уже опаздываем, Анжела!

И мы под проливным дождем двинулись к машине Кэролайн. Мне не хватало духу оглядеться. Было немного стыдно – ведь я ни разу не произнесла ни слова. Но разве по плечу мне было устроить столь грандиозное представление?..

Тем временем Кэролайн рассуждала о ленче.

– У нас еще одна встреча в Челси, помнишь? – со смехом добавила она.

Откуда-то издалека донесся голос мистера Хабена:

– Да такая кого хошь задолбает!

Думаю, он нарочно сказал это громко, чтобы мы услышали. Кэролайн полуобернулась:

– В вашем случае, мистер Хабен, это не имеет значения. Вы не представляете для меня интереса, во всяком случае, в этом смысле, – добавила она с торжествующей улыбкой. – Выходим на связь завтра, мистер Энструтер!

Потом она обернулась ко мне.

– Мне очень понравилось помещение, Анжела, – тихо заметила она. – А тебе?