Тут даже Кэролайн признала ее правоту, и вот очередной ленч было решено посвятить совещанию. Ровно в час мы заперли магазин и перешли через улицу к ресторану «Треви». Ренато, заметив таинственное выражение на наших лицах, тут же предложил столик в тихом углу. Похмелье у Гейл переросло в ненасытную жажду, но Ренато позаботился и об этом – водрузил перед ней на стол целый графин кьянти. Кэролайн пребывала в необычайно приподнятом настроении. Еще бы, ведь утром она получила приглашение от гонщика-итальянца провести уик-энд в Монте-Карло. Наверняка его разогрел полученный на гонках в Монако Гран-при, радостно объяснила она, налив себе изрядную порцию кьянти. Что до меня, то впереди предстоял ужин при свечах с Джошем. Я уже заранее договорилась с Магдаленой, что она сготовит сегодня для Рейчел свой знаменитый португальский текавай, доставлявший моей вечно голодной дочери куда больше удовольствия, чем любое из блюд, приготовленных мною.

Ни одна из нас не имела ни малейшего понятия о том, каковы должны быть расценки за услуги, а звонить в какое-либо брачное агентство и спрашивать об этом было бы глупо. Ну прежде всего нам надо ввести плату за регистрацию каждого очередного клиента. Не слишком высокую, чтоб не отпугивать сразу. Но достаточно высокую, чтобы оправдать основные предварительные расходы. У нас в списке значилось свыше восьмидесяти клиенток, и мы решили, что двести фунтов – сумма вполне приемлемая. К концу ленча, когда графин уже почти опустел, мы подняли ее до двухсот пятидесяти. Таков будет первый взнос за интервью с женой плюс более подробное выяснение специфических вкусов, пристрастий, слабостей, фантазий, хобби, сексуальных предпочтений, религиозных и политических воззрений мужа – словом, все до мельчайших подробностей и нюансов, вплоть до выяснения, какие носки и трусы он предпочитает. Эта сумма должна была также покрыть расходы на следующую стадию – составление списка потенциальных кандидаток и деликатные расспросы, чтобы узнать, готовы ли эти дамы пуститься в такую авантюру. И самое главное: расходы на организацию встреч с несколькими отобранными кандидатками, с тем чтобы жена могла назвать свою заместительницу. И наконец соответствующим образом обставленная встреча мужа с этой дамой.

Да за такой набор услуг двести пятьдесят фунтов – просто смешные деньги!

Затем встал вопрос: какова должна быть плата в случае успешного… мы никак не могли подобрать нужного слова.

– Обмена женами? – предложила я.

Нет, это звучало слишком избито и низменно. О такого рода штуках пишут в воскресных бульварных газетах.

Кэролайн считала, что «Обмен членами» будет лучше. Затем она предложила более утонченный вариант: «Трансплантация мужского органа». Я тупо смотрела на нее, Гейл отрицательно покачала головой.

– Нет-нет, дорогая, тут надо придумать что-то поприличнее.

– Ладно, – сказала я. – Может, просто «Пересадка органа»?

Гейл на секунду задумалась:

– Чуть лучше. Ты на верном пути. – Затем она вдруг громко захлопала в ладоши и окинула нас торжествующим взглядом.

– Есть, нашла! «Брачная перестройка» – вот как!.. «Брачная перестройка». Здесь нет неуважения к такому священному понятию, как брак, и вообще звучит солидно. – Гейл откинула со лба волосы и состроила серьезную мину. – И еще я усвоила в жизни одно простое и важное правило. Когда люди собираются совершить грех, они должны чувствовать, что Бог – на их стороне!

Итак, какую же плату должны мы взимать за успешную «брачную перестройку»?

Кэролайн тут же выдала цифру, которая пробила бы изрядную брешь в госбюджете. Мы с Гейл сразу же наложили на нее вето. Я предложила связать ее с доходами мужа. Однако, предвидя трудности, связанные с выяснением, мы сочли, что это не слишком практично. Разве найдется мужчина, который будет честно декларировать все свои доходы? А доступа к налоговым декларациям мы не имели, к тому же и ежу понятно, что все они липовые.

Снова пауза. И снова Гейл нашла выход:

– Послушайте! Тут только один вариант. Мы просто будем брать процент от суммы, указанной в контракте по разводу!

– Эврика! Вот истинно демократичное решение! Жены, которым по суду положены небольшие деньги, будут платить мало, тем же, кто отхватит солидный куш, придется раскошелиться.

Итак, оставалось лишь решить, какой именно процент. Я буквально наугад назвала цифру – два процента. Кэролайн презрительно фыркнула и заявила, что мы не благотворительная организация, и подняла цифру до пятидесяти процентов. Гейл считала, что надо брать десять. В конце концов мы сошлись на пяти.

На том и закончилось наше очередное совещание за ленчем.

Было уже два. Пора открывать магазин. Мы поднялись из-за стола и уплатили улыбающемуся Ренато по счету. Мужчины, сидевшие за другими столиками, проводили нас заинтересованными взглядами. Наверняка гадали, что так бурно обсуждали за ленчем и бутылкой кьянти три дамочки. Одна несколько диковатая с виду с взлохмаченными рыжими волосами, вторая – безупречно одетая блондинка и третья – я, темная ворона с глупой улыбкой на лице. О, если бы они могли угадать значение этой улыбки! Тогда бы поняли, что улыбаюсь я вовсе не им, как они полагали, но мысли о том, что жены одного-двух из них вскоре могут стать нашими клиентками.

– Послушайте, а вдруг все решат, что мы ненавидим мужчин? – встревоженно спросила я, шагая через площадь к лавке.

Похоже, на Гейл сегодня снизошло вдохновение. Она снисходительно улыбнулась:

– Но, дорогая, если ты являешься феминисткой, всегда найдутся люди, которые скажут, что ты ненавидишь мужчин.

Она была права. Интересно, подумала я, что заставило меня задать этот вопрос? И какого рода разуверения я ожидала услышать? Мне и в голову не приходило ненавидеть мужчин, даже таких, как банковский служащий, демонстрирующий свою эрекцию, или некий неотесанный и потный, опившийся пива тип, как-то ущипнувший меня в метро за задницу. Я весьма туманно представляла, что это значит – быть феминисткой, и где-то сквозь этот туман просвечивало подспудное беспокойство. Оно было связано с Ральфом и Джошем. Связано с моими чувствами к мужчине, с которым я жила, но больше не желала, и чувством к мужчине, с которым не жила, но жаждала каждой клеточкой своего тела. А возможно также с разными другими эмоциями и чувствами, справиться с которыми я была не в силах. Достаточно уже того, что жизнь моя была разодрана на две половинки, и одна состояла из покоя и пустоты, а вторая – из риска и счастья. Насколько было бы проще, если б я могла любить одного и ненавидеть другого! Но слова «ненависть» и «любовь» не вписывались в картину. Их заменили два других слова: «равнодушие» и «жажда». Ведь нельзя же ненавидеть мужчину, к которому ты равнодушна. С другой стороны, разве «жажда» и «любовь» – это одно и то же? Я не знала. А возможно, и не хотела знать. Я узнала лишь одно – что такое истинный голод по человеку. О, уж это-то я узнала в полной мере! При одной мысли о том, что предстоит провести вечер с Джошем, все тело охватывала дрожь. Даже посреди Пимлико-сквер. И я ощущала слабость в коленях и захватывающий восторг, и на лице помимо воли расплывалась улыбка.

– Чего это ты ухмыляешься? – сердито спросила Кэролайн. Она всегда сердилась, видя, что я счастлива. А затем вдруг набросилась на меня: – Что это значит: «Люди подумают, что мы ненавидим мужчин»? Ну, ясное дело, подумают, почему бы и нет? Мне нравится ненавидеть мужчин, это так сексуально! Вспышка ненависти, скандал, а потом постель, нет ничего лучше! Патрик в этом смысле безнадежен. Он не желает скандалить, а потому ни на что не годен в постели. – Она выдохлась и умолкла, затем, после паузы, мечтательно протянула: – Боже, прямо жду не дождусь этого уик-энда!

Теперь уже на лице Кэролайн сияла улыбка. Умудренная опытом Гейл окинула нас снисходительным взглядом. Мы перешли через улицу, и Кэролайн, повернув ключ в замке, стала яростно дергать дверь. По всему было видно, что мысленно она уже предавалась утехам со своим трехъяйцовым гонщиком.

Возможно, именно перспектива провести уик-энд в Монте-Карло в стиле «Формула-1» вдохновила ее на дальнейшие действия. Мы с Гейл уже смирились с мыслью, что пока не получим помещения по соседству, придется довольствоваться дальней частью торгового зала. Предстояло продержаться еще примерно с месяц, так, во. всяком случае, утверждал поверенный в делах. Ничего, как-нибудь обойдемся. Но Кэролайн, видимо, все еще мечтавшая о своем автогонщике, вдруг воскликнула: «Я вас всех поимею!» – и пулей вылетела из лавки.

Отсутствовала она примерно с полчаса. Около пяти вернулась – на лице ее застыло загадочное выражение. Не обращая внимания на трех покупательниц, ожидавших, когда ими займутся, направилась прямиком к телефону, полистала справочник «Желтые страницы» и набрала номер.

– Это «Пикфордс» 43? Прекрасно! Мне нужен большой фургон. Завтра к девяти утра, на Пимлико-сквер. – Она продиктовала номер соседского дома. – На имя?.. Аппингем. Ерунда! Я плачу золотой картой «Америкен-экспресс»! Да, и чтоб не смели опаздывать!

Она повесила трубку.

– Ну вот, все устроено, – сказала она. – Можно переезжать.

Я отошла от покупательницы, шарящей в одной из корзин в поисках шарфа.

– Это ты о чем?

– Мы можем переезжать, – повторила Кэролайн. – Прямо завтра!

А потом объяснила. Нет ничего проще. Оказывается, Кэролайн виделась с антикваром, положила глаз на его товар и купила все оптом.

– Хорошая мебель всегда пригодится, – философски заметила она.

Ключ от квартиры, который дал мне Джош, казался бесценным. Еще бы, ведь он открывал потайную дверцу в его жизнь! Как-то днем Джош сунул его за ворот моей блузки и сказал с улыбкой: «Смотри не теряй». Я так и хранила его на груди в предвкушении вечера, и мне казалось, что к коже прикасается не ключ, а рука Джоша.

Впрочем, я толком не понимала, радоваться ли тому обстоятельству, что у меня теперь есть ключи от потайной дверцы в жизнь Джоша, или нет. До сих пор я заходила к нему лишь по предварительной договоренности. И мне не приходилось сомневаться, подходящий ли выбран момент. Что, может, он занят. Что дома у него кто-то есть. Да и вообще, дома ли он? Теперь же, собравшись к нему, я задавала себе все эти вопросы. И поняла, что в руках у меня ключ не только от потайной дверцы, но и от потайной жизни Джоша.

И мне начало казаться, что я все время выбираю самый неподходящий момент для визита. С первого же раза, набравшись храбрости и отперев дверь в квартиру, я обнаружила, что вся она завалена женской одеждой. С торшера свисала майка, на журнальном столике валялась мини-юбка, а возле полуоткрытой двери в спальню – пара прозрачных кружевных трусиков. Явные свидетельства раздевания второпях. Я так и застыла. Затем вдруг услышала веселое мурлыканье – кто-то напевал в ванной. Черт с вами, подумала я. Мне надо узнать, и узнать немедленно!

Я приоткрыла дверь в ванную. И смутно разглядела в клубах пара очень хорошенькую темноволосую девушку. Она лежала в воде вытянувшись, пальцы ног играли с кранами, пальцы рук барабанили по краю. Увидев меня, барабанить она перестала, однако не сделала и попытки прикрыться.

– Привет! – сказала она, отжимая волосы. – Вы ведь Анжела, верно? Папа выскочил на минутку в бар купить выпивку. – Она хихикнула. – Вот разозлится, когда придет! Ведь я должна быть в школе!

Я с трудом выдавила:

– Привет, Джессика, – и вышла в гостиную.

В ванной снова запели. А вскоре появился и Джош.

Пару дней спустя я сделала еще одну попытку. На сей раз дверь в квартиру была нараспашку, а у окна стояла очень холеная и накрашенная женщина в твидовом костюме с большим блокнотом в руке. Звуки, доносившиеся из соседней комнаты, подсказывали, что Джош дома и все еще работает. Я слабо улыбнулась и собралась было присесть на диван с журналом, но тут холеная дама рявкнула:

– Раздевайтесь, и побыстрее! Вы опоздали!

G этими словами она открыла большой чемодан, достала розовую ночную рубашку и швырнула ее мне.

– Надевайте! – приказала она. А потом попристальнее всмотрелась в меня. – А вы, я гляжу, немного староваты! И слишком большая грудь. Впрочем, это не мое дело.

Я было разозлилась. Но затем вспомнила Мэрилин Монро и швырнула рубашку обратно.

– Уберите, – милым голоском пропела я. – Когда я ложусь в постель, на мне лишь «Шанель № 5», больше ничего.

Джош рассыпался в извинениях – съемка ночного белья для рекламы заняла у него больше времени, чем ожидалось. Потом познакомил меня с холеной дамой. В это время в гостиную вошла бестелесная модель в точно такой же розовой ночной рубашке.

После этого я едва не вернула ему ключ.

В третий раз события приняли не столь драматичный оборот. По крайней мере входная дверь была закрыта и никакой холеной дамы в квартире не оказалось. Зато я лицом к лицу столкнулась с агентшей Джоша, Стеллой Нил. Она стояла возле журнального столика с толстой пачкой фотоснимков под мышкой и улыбкой собственницы на губах. У этой женщины, тут же вспомнила я, был не один, а целых два романа с Джошем! Я также вспомнила, что сильно нагрубила ей во время первой нашей встречи.

А Джош был занят работой в соседней комнате. Я слышала его голос, дающий наставления очередной модели:

– Голову немного набок. Так!.. Глаза закрыть, а потом резко, сразу открыть!.. Вот так!

Мне хотелось знать, хороша ли девица. Хотелось знать, в чем она. Уж не голая ли, случайно?.. Но я не видела. А Стелла все улыбалась. Мне хотелось полюбить ее, тогда бы эти два романа казались менее значительными.

– Контактные линзы, – громким шепотом произнесла она.

На секунду я растерялась. Затем сообразила, что Джош, должно быть, снимает рекламу контактных линз. Что ж, уже хорошо, тогда девушка вряд ли голая.

Я ответила Стелле улыбкой. Необыкновенно элегантная женщина лет под сорок. Уже профессиональным глазом я оценила ее наряд, прикидывая, так ли хорошо смотрелся бы он на мне.

Она взглянула на часы.

– Он скоро освободится, – сказала она. – И поступит в полное ваше распоряжение.

Была в ее тоне некая фамильярность, заставившая меня залиться краской. Неужели они с Джошем говорили обо мне? И что, интересно, он сказал? Мне хотелось смутить ее. Ну, например, спросить, как она находит Джоша в постели. Или почему они расстались? Почему уже дважды расстались? Но я не смогла. Вместо этого мы просто стояли рядом, не сводя глаз с полуотворенной двери в спальню и слушая, как Джош губит свой великий талант, занимаясь столь пошлым и скучным делом, как реклама контактных линз.

– Знаете, почему он берет эту работу? – не поворачивая головы, тихо спросила Стелла.

– Из-за денег? – предположила я.

Она улыбнулась. И на сей раз посмотрела на меня. У Нее были очень красивые глаза. Как, должно быть, часто заглядывал в них Джош, черт бы его побрал!

Она покачала головой:

– Из-за вас.

Я почувствовала, что снова краснею. Пыталась понять, что она имела в виду. Затем решила, что вариант только один: Джош отказывается от поездок, чтобы быть со мной. И я с благодарностью взглянула на Стеллу. Не знаю, почему я испытывала к ней благодарность, точно она – мой ангел-хранитель, точно это она подарила мне Джоша вместе с благословением. Передала его из рук в руки. И в этот момент он появился. Мне хотелось броситься к нему и обнять. Но рядом находилась Стелла, а в соседней комнате – фотомодель. Оставалось набраться терпения и ждать, пока обе они не уберутся к чертовой матери. Я взглянула на шрам на шее Джоша и испытала безудержное желание поцеловать его. Или просто коснуться пальцем.

Джош подал модели пальто и проводил до лестничной площадки.

– А он вас еще не фотографировал? – спросила Стелла.

Я покачала головой.

– Говорил, что хочет включить мои снимки в какую-то книгу, – ответила я.

Стелла насмешливо улыбнулась.

– И вы поверили? – Она покосилась на дверь. Джош все еще разговаривал с девушкой на площадке. – Но, дорогая, если бы намечалась книга, я была бы в курсе.

– Наверное… – слабым голосом пробормотала я, смутившись еще больше. – Ведь вы – его агент.

Стелла окинула меня снисходительным взглядом.

– Просто я очень хорошо знаю Джоша, – добавила она.

Мне захотелось узнать все, что он говорил ей обо мне.

Хотела знать, что она ему сказала. Я даже хотела спросить ее, как жить дальше и что делать. Но не получилось. Вернулся Джош, а несколько минут спустя Стелла ушла. Джош поцеловал меня. Как много вопросов хотелось мне ему задать, но я так и не решилась.

Почему эта женщина привела меня в такое смятение? Мысль о том, что я влюбилась в Джоша по-настоящему, просто пугала. Нет, это совершенно ни к чему! Я вступила в двойную жизнь, думая, что буду делить себя между ними поровну… одна половинка – Джошу, другая – Ральфу. Но внезапно равновесие было нарушено. Меня просто потрясло известие о том, что Джош отказался от работы за границей только для того, чтоб быть со мной. За подобную жертву мне никогда не расплатиться. Я замужем. У меня дочь. А сколько все это еще продлится? Рано или поздно я надоем ему, это несомненно. Скоро, очень скоро он найдет себе другую женщину, станет коротать с ней часы, а может, и долгие ночи. Ну сколько это может еще продлиться?..

Я возвращалась домой в полном смятении чувств. Землю в парке устилали сырые опавшие листья, отливавшие золотом в свете фонарей. Окна в доме у Кэролайн были освещены – должно быть, вернулась после затянувшегося уик-энда с автогонщиком. С какой легкостью решает она эти проблемы, невзирая на свой склочный характер и вспыльчивость! У нее в отличие от меня прекрасно развито чувство самосохранения. А может, она просто более честная, по крайней мере сама с собой. Я играла в игру, заранее зная, что обречена проиграть. Вернее, мне хотелось, чтоб это было всего лишь игрой, ведь тогда в любой момент можно из нее выйти. Сложить шахматную доску, убрать фигуры в коробочку. И прощай, Джош!

Но это было совсем другое…

Я отворила дверь. Рейчел подняла на меня глаза и улыбнулась.

– Папа звонил. Сказал, что зарезервировал номер в Брайтоне. – Она откинула со лба длинные темные пряди и с любопытством спросила: – А зачем тебе ехать в Брайтон, мам?

– У папы премьера, – ответила я и тут же спохватилась. В голосе отсутствовал всякий энтузиазм.

Через несколько дней у Ральфа премьера, и я должна быть с ним. Сначала спектакль, затем поздний обед, ночь в гостиничном номере в Брайтоне… Я даже испугалась своего нежелания разделить с Ральфом это торжество.

– Папа станет знаменитым, да, мам? – спросила Рейчел.

– Вполне возможно, дорогая.

– Ура! – воскликнула она.

К одиннадцати утра мебель Кэролайн погрузили в фургон. Перед этим на протяжении двух часов мы с Гейл завороженно следили за тем, как это происходит. Ни одна из нас не осмелилась спросить, сколько заплатила Кэролайн за все это добро. Зная Кэролайн, можно было бы предположить, что она бешено торговалась из-за каждого предмета. Но все равно, видя, какие необычные и изысканные резные вещи грузят в фургон, мы пришли к выводу, что она, должно быть, рассталась с целым состоянием.

– Да тут, черт возьми, настоящий музей! – пробормотала Гейл, провожая глазами совершенно фантастический резной венецианский трон. – Усевшись на него, Патрик будет воображать себя дожем!

Я вспомнила фермерские стулья, стоявшие у нас на кухне – каждый обошелся мне в пятерку на распродаже в Клэпхеме, – и усомнилась, что теперь когда-нибудь смогу пригласить Кэролайн к нам в дом.

Мне также было страшно любопытно, что она собирается делать со всем этим добром. Следом за венецианским троном в фургон запихнули нечто напоминавшее средневековое орудие пытки. На деле выяснилось, что то гладилка для брюк викторианской эпохи. Затем на свет Божий вынесли гарнитур – по словам Кэролайн, стулья XVIII века в китайском стиле. Они казались такими хрупкими. Достаточно одной бурной вечеринки в стиле Кэролайн, и они превратятся в груду щепок. Затем появился швейный столик из атласного дерева. При виде его я улыбнулась: зачем это Кэролайн швейный столик, если она за всю свою жизнь и пуговицы не пришила.

Наконец фургон отъехал, а мы въехали. У нас появилось свободное пространство. Целое море свободного пространства. Сперва мы предполагали проделать в стене дверь и соединить таким образом оба помещения, но затем решили не делать этого. Из экономических соображений, а также по соображениям конфиденциальности. Ведь в конце концов совсем нетрудно дойти до двери в соседний дом. А заинтересованным в особой конспирации клиенткам можно пользоваться дверью, выходящей на задний двор. Мы поставили там параллельный телефон, этим и ограничились. Мы также решили сохранить обои антиквара – сплошь в красных птичках. Гейл сочла, что они выглядят аристократично. Она также попросила Рика вывести масляной краской название нашей фирмы на вывеске под именем антиквара. Мы едва отговорили Рика изобразить соответствующую случаю картинку, типа той, что украшала вход в «Прикид». Я мотивировала это тем, что порой просто невыносимо видеть свое собственное изображение, занятое расстегиванием молнии на платье. И просто не перенесла бы второго портрета, где, по задумке Рика, должна была бы предстать эдакой обнаженной сиреной, мелькающей среди волн и призывно машущей ручкой. Лучшей рекламы, по его понятиям, для нашего заведения не придумать.

– Я здорово нарисую! Вот увидите! – убеждал он. Гейл с угрожающим видом накинулась на своего муженька:

– О Господи, Рик! Здесь, черт возьми, не агентство по вызову девочек на дом! У нас респектабельная фирма, а не публичный дом!

Рик разозлился и начал ворчать. Мы допускаем серьезную ошибку, сказал он. Мы не используем свой потенциал. Мы могли бы зарабатывать горы денег, а у нас на уме одно – как бы сохранить респектабельность. Так бизнес не делается. У него есть еще одна совершенно замечательная идея. Хотите послушать? Я подумала «нет», но сказала «да». Мне не хотелось обижать Рика. Стоя на стремянке, он окинул нас торжествующим взглядом и откашлялся:

– Стало быть, к вам будут приходить знатные клиенты. Так или нет?

– Да, Рик.

– Разные важные шишки. Не какие-нибудь там шлюхи и оторвы. Кинозвезды… Рок-звезды. Епископы. Знаменитости! Словом, личности, так или нет?

– Да, Рик.

– И все они знатные трахальщики, верно?

– Ну, некоторые – да, Рик, безусловно. Правда, не слишком уверена насчет епископов.

– Короче говоря, не какая-то шваль, и этим все сказано! Но ведь и им охота маленько расслабиться, верно? Как и всем остальным нормальным людям. Показать, на что они способны, согласны?

– Ну, возможно, да, Рик.

– И они хотят, чтоб и все остальные узнали, какие они в этом смысле гиганты. Так или нет?

– Не знаю, Рик. Может быть.

– Вот именно! Идея вот в чем. Мы поможем им.

– Интересно, каким же образом?

Тут Рик опустил малярную кисть и стал страшно серьезен:

– А очень просто. Слушайте! Все эти шишки жутко много о себе мнят, верно? И всю дорогу занимаются саморекламой. Но только до всего руки у них не доходят, верно? Просто времени не хватает. Так вот. Мы должны убедить их сделать гипсовые слепки с членов во время эрекции. И будем распродавать эти хреновины в качестве сувениров. Ограниченное количество копий. Ну и с автографом, разумеется. Да они будут расходиться, как горячие пирожки, точно вам говорю! Откроем побочное предприятие, назовем его «Прикол». Ну, как вам идейка, а?

В комнате воцарилось недоуменное молчание. Его нарушила Гейл:

– О Господи, Рик! Ну сколько раз я тебе говорила, держись своей специальности! Ты магазинный вор! Вот и не лезь куда не следует!

Весь день я нервно поглядывала в окно – опасаясь, как бы вывеска, которую рисовал Рик, не превратилась в графическое воплощение его замечательной идеи. Но он хоть и надулся, как мышь на крупу, не отступил от намеченного наброска.

К счастью, Рик не отличался злопамятностью и, расставшись с блестящей идеей, проявил себя изобретательным и совершенно незаменимым советчиком по разным другим вопросам. У нас были уже десятки досье на разных женщин, настал черед второй стадии исследований – провести расширенные собеседования с женами и как можно больше узнать о мужьях, с которыми они собираются расстаться. Для чего требовалась куда более организованная и сложная система учета и регистрации данных, а не какие-то обрывки записей, рассованные по папкам.

Мы тупо переглядывались, не зная, с чего начать. Но Рик, уже поднаторевший в добывании разного рода оборудования для нашего офиса, быстро нашел выход:

– Вам нужно обзавестись компьютерами, милые мои!

И разумеется, он был прав. Компьютер! Именно его нам недоставало! Тут я немного приуныла. Кто же будет работать на этой штуковине? Единственное, что я четко знала о компьютерах, так это то, что они, как никакой другой прибор, позволяли провести грань между поколениями. К примеру, моя девятилетняя дочь Рейчел управлялась с ними в школе, по ее словам, как нечего делать. В то время как я, взрослая, почти двадцатидевятилетняя женщина, оказавшись перед компьютером, чувствовала себя так, словно сижу за приборной доской какого-нибудь «Конкорда». И я содрогнулась при мысли о том, что браки и разводы десятков людей станут жертвами моей компьютерной безграмотности.

Кэролайн не разделяла моих страхов. Скорее из невежества, а не потому, что знала больше моего. Все, что ей известно о компьютерах, томно объяснила она, так это то, что у них имеется какое-то «программное обеспечение». Но уже одно это выражение наводит на нее глубокую тоску. Ее прямо тошнит от него, как от Патрика. Так что и ее можно было с тем же успехом вычеркнуть.

Гейл оказалась более осведомленной. Кое-что, по ее словам, она в компьютерах понимала. Но не следует забывать о ее ирландском происхождении – ирландцы никогда не отличались выдающимися способностями в том, что касалось работы с высокими технологиями. И мы можем пожалеть, если засадим ее за компьютер, предупредила она. Ведь некрасиво получится, верно, если какая-нибудь солидная дама из какого-нибудь центрального графства Англии внесет солидную плату за то, чтоб избавиться от мужа. А потом вдруг выяснится, что компьютер подобрал ему заядлую лесбиянку.

Но не успели мы подвергнуть сомнению это последнее ее утверждение, как Гейл нашла выход. У нее есть племянник, молодой человек, настоящий компьютерный гений. Всего двадцать. Нет, нигде специально не учился, но разбирается – дай Бог каждому! Более того, как раз сейчас сидит без работы. Так что его вполне можно нанять за небольшую плату, он будет только рад лишний раз попрактиковаться. Кроме того, нам втроем просто не справиться – и дела в магазине надо вести, и агентством заниматься, а тут еще компьютер. Да мы просто надорвемся, и нашему бизнесу придет конец!

Разумеется, она была права. И я почувствовала страшное облегчение, а Гейл, не откладывая дела в долгий ящик, пошла звонить своему племяннику.

Следующие несколько дней напоминали отсчет времени перед запуском космической ракеты. Торговля в магазине шла своим чередом, как и прежде, но в соседнем помещении наблюдался подъем деловой активности. Рик приволок новенький компьютер «Макинтош», извиняясь за то, что он обошелся ему в полцены. По его словам, он понимал, что тем самым подвел нас, но суть в том, что его, в свою очередь, подвел какой-то другой источник, такое порой случается. Вся проблема в том, что мы дали ему слишком мало времени. Но подобное никогда не повторится, клятвенно заверил он нас.

А на следующее утро Гейл представила нам племянника. Высоченный молодой человек, еще более типичный ирландец, чем Гейл. И с такими же, как у нее, огненно-рыжими волосами, только более длинными – они спадали на плечи буйной гривой, и, о Господи, до чего же он был красив! В голосе Гейл звучала сдержанная гордость:

– Вот, знакомьтесь, это Имонн. Славный парень, хоть и выглядит как бродяжка.

И вовсе он не выглядел как бродяжка. Он выглядел сногсшибательно.

Имонн пожал руку каждой из нас с плохо скрываемым высокомерием молодого человека, знающего, что рука, которую он пожимает, будет дрожать. У меня, во всяком случае, дрожала. Я почувствовала себя старой. А глаза его, казалось, вобрали и оценили все – мой возраст, фигуру, мои мысли.

Кэролайн в его присутствии сперва совершенно поглупела, затем начала хамить:

– Нет, Анжела, ты еще слишком молода, чтоб баловаться с такими хорошенькими мальчиками. Вот я – совсем другое дело… Скажи, Гейл, а он девственник?

– Девственников в моей семье не бывает! – усмехнулась Гейл.

Но в это время в магазин начали входить покупатели, и Кэролайн пришлось отложить заигрывания до более удобного момента. Но я заметила, как она, пользуясь любым перерывом в работе, шныряет в соседнее помещение, демонстрируя самый неподдельный интерес к новому компьютеру, и носит туда одну чашку кофе за другой.

– А где живет Имонн? – небрежно осведомилась она уже перед закрытием.

Гейл ответила, что племянник снимает комнату где-то в Бэлхеме. Кэролайн брезгливо поморщилась.

– Не очень-то удобно, – заметила она. – Передай ему, У нас в доме полно свободных комнат, если его, конечно, интересует…

– Интересует – что? – с улыбкой спросила я.

Но Кэролайн притворилась, что не слышит.

Гейл не соврала: мастерское владение компьютером у Имонна оказалось столь же впечатляющим, как и вид его самого, восседающего перед этой умной машиной. В течение нескольких первых дней мы работали посменно – две занимались магазином, третья же сидела с Имонном, помогая разбирать записи по клиентуре. Затем мы оставили его в покое, если не считать бесконечных визитов Кэролайн с чашкой кофе.

– Знаете, а я пригласила его на уик-энд, – как-то объявила она после очередного визита. – Бедняжка, как ему, должно быть, скучно все время торчать одному в этом Бэлхеме.

Гейл подмигнула мне.

– Не думаю, что Имонн так уж часто торчит в одиночестве, – заметила она.

Словно в подтверждение ее слов Имонн вскоре вошел в магазин. Как раз в этот момент Гейл занималась с какой-то моделью, та принесла на продажу платье от Ланвен. Девушка смотрела угрюмо. Но внезапно глаза ее оживились, губки увлажнились, и, подняв хорошенькую ручку, она кокетливо взбила темные волосы. Она дергалась точно муха, попавшая на липучку. Кэролайн грозно сверкнула глазами. Но Имонн умудрился усугубить положение. Окинул девушку небрежным взглядом, точно хотел сказать: «О'кей, куколка, только сперва тебе придется занять очередь!»