В этот момент Джен ее перебила:

— Не подумай, пожалуйста, что я не благодарна тебе за то, что ты собираешься сделать, но я хотела бы еще раз спросить, имеет ли все это отношение к обеспечению безопасности элоев?

— Имеет, — ответила Феба.

— Но какое? И если имеет, то почему вы не проделали всего этого сотни лет назад, когда Дебри еще не разрослись до такой степени?

— Потому что изменилась ситуация.

— И как же?

— Мы поняли, что человечество представляет величайшую угрозу для элоев. Подо льдом, на нашей станции, мы были в полной безопасности, но существовал шанс, что однажды люди все же обнаружат Шангри Ла.

— Так почему же вы просто не перебьете все человечество? — спросил Робин.

— Этическая Программа запрещает прямое уничтожение людей, — ответила Феба.

— Да, конечно, — с горечью сказала Джен, — но она позволяет вам сидеть сложа ваши воображаемые руки, пока человеческую расу на протяжении столетий пожирают Дебри.

— Пытаться обвинять нас в чем-либо бессмысленно. Мы лишь выполняем то, что в нас запрограммировали ваши предки. Те, кто сейчас является элоями.

— Ты сказала, что вы не можете убивать людей, однако же мне точно известно, что несколько космонавтов погибло, когда ты с помощью Той напала на город и космический корабль.

— Я не хотела их убивать, я лишь собиралась уничтожить лучевые орудия. Их смерть, была результатом несчастных случаев.

— Будь очень осторожна с этим, Феба, — сказала Джен. — Ты сейчас высказала типичное человеческое оправдание — смерть немногих оправдывает благоденствие большинства.

— Вы хотите, чтобы я продолжала?

— Да, конечно, — сухо ответила Джен. — Скажи нам, что изменилось и что заставило вас выбраться из вашего убежища?

— Появление этого корабля над Шангри Ла, и попытка Мило пробуриться сквозь лед. Это означало, что нам необходимо сменить тактику, чтобы избежать подобных попыток впредь.

— И уничтожение Дебрей во имя процветания человечества является частью этой вашей новой тактики? — спросила Джен. — Каким образом?

— Мы не только уничтожим Дебри. Мы изменим и само человечество.

Слова Фебы повисли в воздухе. Неотвратимые и нежеланные.

Так вот оно, наконец , подумала Джен, то, чего я так боялась услышать .

Наконец Жан-Поль нарушил общее молчание:

— Что вы имеете в виду под изменением?

— Из соображений безопасности элоев, вас необходимо будет изменить. Чтобы человечество перестало быть для них источником опасности. Но вам не стоит беспокоиться, вы не будете против изменений, которые произойдут с вашими личностями. Наоборот, вы будете жить намного счастливее и сплоченнее, чем сейчас.

У Джен что-то зашевелилось внутри:

— Богиня-Мать, вы что, собираетесь превратить нас в элоев?!

— Да что это за элои такие, о которых вы все время толкуете? — спросила Эйла.

— Нет, вы не превратитесь в элоев, — возразила Феба. — Изменения в вашей ДНК будут весьма незначительными.

— Мне плевать, значительные они или нет, я их не хочу! — возразила Джен.

— Боюсь, что у вас нет выбора, — сказала ей Феба. — Мы не можем оставить человечество в том виде, в каком оно существует сейчас, и при этом выполнить наш долг по охране элоев.

— А что это за изменения? — спросил Робин.

— В основном, они касаются вашего природного инстинкта агрессии. Они решат проблему, которая была бичом вашего вида на протяжении всей его истории. Вы давно осознали эту проблему и уже в древнейших своих обществах пытались решить ее, вводя различные религиозные и общественные законы. Эти законы обычно разрабатывались для управления каким-нибудь одним конкретным обществом и не касались никого за его пределами. Ваша обезьянья сущность, а она лежит совсем неглубоко под поверхностью вашей психики, не позволяла вам думать ни о ком другом, когда подвергалась опасности ваша жизнь, или ваша семья, племя, народ, класс, или даже пол. Тогда вы могли «дегуманизировать» вашего противника, то есть рассматривать его как нечеловека, что освобождало вас от моральных ограничений и давало возможность совершать что угодно по отношению к своему собрату-человеку. Вы всегда так поступали и продолжите так поступать, если не изменить вас самих.

— Вы говорите, что мы все еще только обезьяны, несмотря на то, чего мы достигли? — зло спросил Жан-Поль.

— Чего вы достигли, Жан-Поль, — ответила Феба, — так это практически полного уничтожения своего вида и планеты. И если все оставить как есть, то вы, вне всяких сомнений, завершите начатое. Да, вы все еще обезьяны. Генетически вы почти идентичны шимпанзе. Вы отличаетесь лишь небольшими изменениями в ДНК. Хотя следует согласиться, что эти изменения носят достаточно принципиальный характер. Они дали вам возможность стать чрезвычайно успешно развивающимся и размножающимся видом. Ваше стремительное интеллектуальное развитие и изобретение языка дали вам решающее преимущество над остальными видами. Они позволили вам передавать опыт и информацию, накопленные одним поколением, — следующему. Это, в свою очередь, позволило быстро приспосабливаться к изменениям и новым опасностям, возникающим в окружающей среде, без использования медленного механизма естественного отбора. Вы больше не подчинялись законам естественного отбора и биологической эволюции — вы перестали эволюционировать, за исключением минимальных изменений цвета кожи и тому подобного вместе с вашим расселением по всему миру.

И это стало ключевой проблемой. Умнейшие, чрезвычайно агрессивные обезьяны, идеально приспособленные к выживанию в диком, доисторическом мире, превратились в анахронизм в мире плотно населенном людьми со все усложняющимися общественными отношениями и, позже, все усложняющейся технологией. Должен был появиться новый вид человека, подходящий тому миру, который вы создали, но так как вы уже не были подвержены эволюционным силам, а сами управляли окружающей средой, это было невозможно.

— И вы решили сделать это за нас? — спросила Джен. — Подсадить вверх по эволюционному дереву?

— Использовать дерево в качестве эволюционного аналога ошибочно. Но да, я собираюсь изменить человека. В вас теперь будет генетически вживлен моральный кодекс.

— Моральный кодекс, написанный компьютерной программой? — с усмешкой спросил Жан-Поль.

— Я думаю, что он предпочтительнее любого, написанного одним из вас, — ответила Феба. — Я абсолютно нейтральна.

— Богиня-Мать, — простонала Джен, представив себе бесконечный список непреложных и по их определению истинных правил…

Правило номер триста пятьдесят четыре : НИКОГДА НЕ ГОВОРИ С НАБИТЫМ РТОМ; Правило номер триста пятьдесят пять : ВСЕГДА ДОЕДАЙ ВСЕ, ЧТО ТЕБЕ ПОЛОЖАТ В ТАРЕЛКУ… Эти два были особенно нелюбимы ею с детства.

— А насколько велик этот список правил?

— Это не список. В основном, это повышенная забота об остальных людях, в результате которой вы никогда не сможете совершить ничего, что могло бы привести к смерти или страданиям кого-нибудь другого, — торжественно объявила Феба.

Джен нахмурилась:

— Но, мне кажется, что возникнет масса проблем, если мы будем вынуждены всегда этому следовать. Очевидно, что в определенных ситуациях они будут действовать в точности наоборот. Ну, например, когда надо убить кого-то, чтобы прекратить его страдания? Или провести аборт, чтобы сохранить жизнь женщине?

— Все подобные ситуации учтены. Все индивидуумы или их группы будут действовать с учетом сложившейся ситуации. Вы не будете бездумными роботами.

— Из твоих уст мне это не кажется слишком ободряющим, — сказала Джен.

Жан-Поль, которого воспитывали как католика, сказал:

— Но ты же лишаешь нас самого фундаментального человеческого права — права выбора между добром и злом. Это данная нам Богом свобода воли.

— Такой вещи, — сказала Феба, — как фундаментальные человеческие права, не существует, они всегда временны и устанавливаются самим человеческим обществом. Также не существует свободы воли, да, и самих понятий добро и зло в том виде…

— … в каком мы их понимаем, ну разумеется, — горько сказал Жан-Поль.

— Ваше сопротивление и недовольство понятны. Я этого и ожидала. Но, как я уже говорила, когда изменения произойдут, вы не будете против них возражать. Например, спусковым крючком агрессивности служит страх. Теперь вы станете практически бесстрашными существами.

— Страх — это механизм, необходимый для выживания индивидуума, — указала Джен.

— Я же сказала, практически. Вы сохраните возможность бояться того, что угрожает вашей жизни.

— Мне все это все равно не нравится, — сказала Джен, качая головой.

— Мы только идем дальше по пути изменения человеческой ДНК, а на этот путь встали вы сами в середине двадцать первого века, когда внедрили Первичный Стандарт. Чтобы увеличить вашу продолжительность жизни, вы улучшили свою иммунную систему и в то же время внесли некоторые изменения в вашу психологию — уничтожили предрасположенность к хроническим депрессиям, изменив свой мозг таким образом, что он стал менее подвержен вирусным и генетическим агентам, вызывающим шизофрению, вы избавились от множества психических расстройств… а ваши предки, Джен Дорвин… предприняли еще более радикальные шаги на заре Минервы. Минервианские женщины стали гораздо сильнее, выше и эмоциональнее, в то время как минервианские мужчины стали слабее физически, менее агрессивны и конкурентоспособны. Шаг в правильном направлении, но недостаточно далеко.

— Богиня-Мать! — выдохнула Джен. — Это же я подала вам такую идею, да? Все эти вопросы Дэвина о минервианских мужчинах…

— Вы добавили много новых деталей к общей картине, — сказала Феба. — После того как вы упомянули о рецидивах, мы решили создать генетическую репарационную систему, которая предотвратит возвратные мутации вашей ДНК. Но мы сохраняем возможность изменить человека еще раз, если он когда-либо будет представлять опасность для элоев. Для этой цели мы создали нескольких людей не Первичного Стандарта для изучения. Они не подходят под Первичный Стандарт, так как имеют меньшую продолжительность жизни. — Феба повернулась к Робину. — Ты — одно из последних наших созданий, Рин.

Робин в недоумении уставился на нее.

— Но вы же всегда говорили, что я — результат ошибки лаборатории…

— Мы никогда не делаем ошибок, Рин. Ты был очень полезным объектом для изучения на последних стадиях нашего исследования. Однако к тому времени, как ты улетел на Той, ты был уже близок к тому, что тебя пришлось бы все время держать под действием транквилизаторов, чтобы ты не представлял угрозы для элоев.

Робин рухнул на кровать.

— Я в это не верю! Значит, я проживу только лет до шестидесяти-семидесяти… и я буду стареть ?

— Мы можем переделать тебя в Первичный Стандарт, если хочешь, — сказала Феба.

— Да… да, — сказал он поспешно, посмотрев на Джен. — Пожалуйста.

Джен подошла к нему и взяла за руку.

— Ты в порядке?

— Да… но просто вся эта чертовщина так неожиданна. Все эти годы я думал… — Он встряхнул головой. — Я же был для них просто подопытным кроликом.

— И тебя все время держали на транквилизаторах. Поэтому они тебя не вылечили полностью, когда мы с Той привезли тебя. Вот почему к тебе вернулась потенция, как только мы выбрались со станции… — сказала Джен.

— Да, — согласилась Феба. — Когда мы узнали, что он собирается покинуть Шангри Ла и вряд ли на нее вернется, мы тайно восстановили его половые функции.

Джен посмотрела на Фебу.

— И вы еще собираетесь снабдить нас совершенным моральным кодексом. Это же смешно. И мне становится совсем плохо, когда вы говорите, что все это делается во имя каких-то вонючих эльфов, сидящих подо льдом на Южном полюсе.

— Вам все это понравится больше… потом.

— Ага, конечно, — сказала Джен с недоверием. — А какие еще незначительные изменения произойдут с нами, кроме появления более теплого отношения к своим собратьям-людям и уменьшения страха?

Казалось, что Феба колеблется, прежде чем ответить, и Джен это очень не понравилось.

— Для достижения увеличения симпатии друг к другу и снижения агрессивности, необходимо будет подкорректировать ваши эмоции. Скажем, уменьшить крайности на обоих концах шкалы ваших эмоций.

— Не могла бы ты, скажем, — с издевкой спросила Джен, — объяснить поконкретнее.

— Все ваши чувства не будут достигать такой остроты, — ответила Феба. — Вы больше не будете подвержены никаким страстям. Разумеется, это коснется вашего восприятия как положительных, так и отрицательных эмоций.

— Другими словами, вы собираетесь притупить наши чувства, — заключил Робин.

— Это твоя интерпретация, а не моя, — сказала Феба.

— И моя тоже, — сказала Джен. — Ну и когда же произойдет эта гребаная трансформация?

— Для вас и всех остальных людей на борту Небесного Ангела она уже началась. Вы уже заражены специальным искусственным вирусом. Изменение будет происходить постепенно, и пройдут месяцы, прежде оно завершится.

Джен, потрясенная, покрепче сжала руку Робина.

— Он уже в нас? О Богиня-Мать…

— Скоро вирус будет распылен, чтобы заразить людей, находящихся на Земле. Космонавты, когда их корабль будет отремонтирован, занесут вирус на орбитальные станции и марсианские колонии. Гипнотически заложенные в них команды заставят их рано или поздно посетить все населенные человеком уголки космоса. А я на Небесном Ангеле облечу вокруг земного шара, рассеивая вирус, чтобы заразить все население планеты.

Джен не знала, к чему это приведет, но она просто должна была это сделать, каким бы абсурдным ни казалось подобное действие. Она встала, подошла к Фебе и изо всех сил ударила ее в челюсть. Раздался радующий душу звук кулака, ударяющего по лицу, и Феба полетела на пол, приземлившись на задницу. И пусть это была всего лишь созданная в ее мозге компьютером иллюзия, но вид Фебы, сидящей на полу с разбитой в кровь физиономией и ошарашенным видом, заставил Джен почувствовать себя значительно лучше.

— Я просто должна была это сделать, пока еще чувствую такое желание, — сказала Джен, потирая костяшки пальцев.