В ванной комнате оказался еще один телефон, так что Джоан не потребовалось выбираться из теплой воды, чтобы ответить на звонок. Правда, она знала, кто ей звонит, потому что уже успела переговорить со своей начальницей Мирой, которая временно стала «укротительницей» Брук Брайант и теперь каждый вечер сообщала Джоан о том, как проходит программа путешествия по стране дочери президента.
      Сейчас Брук гостила в Хьюстоне, и ее визит протекал так, как и ожидалось (интересно, что бы это значило). Видимо, все-таки Джоан, как всегда, не сообщались некоторые подробности турне, что делало ее работу еще трудней.
      Мира сообщила, что в Сан-Диего они прибывают точно по расписанию.
      – Да, не забудь позаботиться о том, чтобы у Брук был персональный эскорт на званый ужин – тот самый, что адмирал устраивает в гостинице, – приказала она. – Найди ей кого-нибудь с впечатляющим «фруктовым салатом» на груди. Капитана, или командующего эскадрой, или…
      – Может быть, «морского котика»? – предложила Джоан.
      – Да! Отличная идея! Это даже еще лучше. И пусть он обязательно будет официальным героем недавних военных действий.
      – Мне кажется, они сейчас все герои, – высказала предположение Джоан.
      На этот раз она выждала три гудка и сняла трубку.
      – Алло?
      – Здравствуйте, Джоан. Это Майк. – Он помолчал секунду и добавил. – Малдун. – Как будто ей то и дело звонят самые разные Майки.
      Джоан втайне ждала этого звонка. Мужчина, который добился того, что стал «морским котиком», не будет спокойно лежать на боку, сознавая, что потерпел фиаско. Даже если провал заключается лишь в том, что лейтенант оказался недостаточно способным, чтобы сопровождать по территории базы представительницу Белого Дома, прибывшую сюда в связи с предстоящим визитом беспокойной дочери президента.
      – Ну что ж, Малдун. Давайте выслушаем вас, – начала Джоан. – Произнесите достойную речь, добавьте в нее эмоциональной энергии, может быть, имеет смысл даже пустить скупую мужскую слезу, и тогда я не буду утром звонить вашему командиру.
      Он рассмеялся с заметным облегчением. Неужели он действительно был настолько обеспокоен?
      – Благодарю вас.
      – Пока что меня благодарить не за что, Джуниор. Вам нужно пройти еще немало испытаний, чтобы достичь моей благосклонности. Вот тогда и скажете мне спасибо. – Она сунула ногу под кран, перекрывая воду. Ей хотелось услышать, как на этот раз Малдун отреагирует на ее очередное «Джуниор».
      Кажется, он даже не обратил на это внимания.
      – Простите, – заговорил Малдун. – Я вовсе не собирался вас сегодня пугать.
      – Ну-у-у, так не пойдет, – поморщилась Джоан. – В нас не чувствуется искренности. Попробуйте еще раз. Может быть, с дрожью в голосе получится лучше? Примерно так: «О, Джоан, пожалуйста, прошу вас, простите меня за то, что я сегодня был невероятным, неповторимым идиотом. Если вы меня не простите, я расплачусь прямо на месте, в вестибюле здания шестнадцатой команды».
      Малдун рассмеялся.
      – Я не могу этого вам сказать, потому что звоню сейчас из дома. Но мне действительно очень жаль, что все получилось так глупо. – По телефону его голос уже не казался таким молодым. – Вы были правы, абсолютно правы. Я просто хотел перед вами покрасоваться. Мне так хотелось произвести на вас благоприятное впечатление! И еще я хотел, чтобы… м-м-м…
      Джоан жаждала услышать от него те самые слова… Ей вспоминался его голос, звучавший в самое ухо. Мне вы кажетесь идеальной. Я это даже чувствую. В тот момент он тоже не казался ей молоденьким мальчиком.
      Малдун набрал в легкие побольше воздуха и произнес:
      – Дело в том, что я хотел…
      По тут Джоан поняла, что уже не желает слышать от него никаких сладких признаний. Даже напротив, сейчас ей было бы неприятно их услышать. Ни за что на свете она не согласилась бы завести тайный роман с двадцатипятилетним «морским котиком». Даже после того, как закончится ее работа на базе и она уйдет в официальный отпуск. Нет, на это она не согласна. Это было бы унизительно, да и сама она выглядела бы жалкой и смешной.
      Конечно, сама идея романтических отношений ей бы, разумеется, понравились, но с каким смущением она вспоминала бы потом об этом несерьезном флирте? После того как она уедет отсюда, ей было бы даже стыдно думать об этом. Особенно если представить, что этот юноша специально прикреплен к ней с тем, чтобы не давать ей скучать. Она так никогда бы и не поняла, что это было – настоящее увлечение или только часть его задания.
      Да и никто бы не разобрался, насколько искренне вел себя «морской котик».
      Поэтому Джоан не стала ждать, когда Малдун наконец «разродится» объяснением, и заговорила сама:
      – А знаете, я ведь уже успела проанализировать свое сегодняшнее поведение. Вам еще интересно, почему я так резко сорвалась и уехала? Я ведь не стала бы слишком переживать, если бы вы мне просто не понравились. То есть если бы я не смогла оценить вашу дружбу, – тут же пояснила она. – Я вовсе не лгала, когда сказала вам, что вы для меня являетесь кем-то вроде несуществующего младшего брата. Вы отличный малыш, Майк, – добавила она, сделав особое ударение на слове «малыш», чтобы до него дошел весь смысл ее речи. – И я, конечно, очень хочу, чтобы мы с вами остались друзьями.
      Малдун молчал. Джоан закрыла глаза и молила Бога, чтобы лейтенант не развивал эту тему. А вдруг она ошиблась и неправильно поняла его, когда висела на грузовой сети? Хотя самой ей до сих пор казалось, что он пытался ухаживать за ней. И это даже несмотря на то, что сам он данный факт отрицал. Он не мог выразиться ясней, даже если бы использовал семафорные флажки.
      Но, Господи, сделай так, чтобы она ошиблась.
      Наконец лейтенант заговорил:
      – Тогда вы согласитесь встретиться со мной завтра, чтобы вместе пообедать? Я буду занят ровно до половины двенадцатого, но что вы скажете, если мы увидимся в полдень? Я буду ждать вас в «Беллитани». Это итальянский ресторан на воде. Он находится здесь же, в Коронадо.
      Что ж, обед – это здорово придумано. Обед – самое неромантическое мероприятие из всех проводимых в ресторане. Джоан посильней включила горячую воду, чтобы скрыть разочарование.
      Что ж, все складывается как нельзя лучше. И время подходящее. Какая-то часть Джоан была расстроена. Именно та часть, которая в свое время расстроилась, когда, во время экскурсии на Ниагарский водопад Джоан не поддалась желанию перескочить через ограду и прыгнуть вниз, в бурлящий поток падающей вспененной воды.
      – Отлично, – сказала она в трубку. – Увидимся завтра.
      – Отлично, – эхом отозвался Малдун. – Да. И вот что еще, Джоан…
      – Что такое?
      – Если вы еще раз назовете меня Джуниором, я пожалуюсь маме.
 
      – Только что звонила Джоан из Коронадо, – сообщил Винс, остановившись у двери в спальню.
      Чарли уже спала, свернувшись на широкой кровати в окружении старых писем, перевязанных тоненькой ленточкой, и стопочки блокнотов в матерчатых переплетах.
      Письма от Джеймса.
      И ее собственные дневники.
      Первый раз он увидел блокнот с розами на обложке очень давно, десятилетия назад, когда Шарлотта поспешно убирала из спальни свои вещи и расчищала место для Винса.
      Это случилось после того, как он буквально спикировал на персидский ковер, покрывавший пол в приемной сенатора Говарда. Столь неприятный инцидент произошел на четвертый день ожидания пятиминутной аудиенции, на которую у сенатора так и не нашлось времени.
      Винс пытался протестовать, но Шарлотта настояла на своем. Она вызвала такси и привезла его к себе домой. Впрочем, он и не мог сопротивляться, поскольку его трясло от лихорадки и он почти потерял способность передвигаться самостоятельно. Винс ни за что не соглашался отправиться в госпиталь, хотя ему было так же неудобно заставлять девушку съезжать из собственной спальни, чтобы освободить для него место.
      – Наша свободная комната очень маленькая, – пояснила она, помогая Винсу подняться на крыльцо небольшого дома, в котором жило две или три семьи, не больше, хотя по внешнему виду строения он не мог определить, сколько именно людей в нем обитало. И хотя само здание нуждалось в покраске, внутри домик оказался уютным и ухоженным. – Мы вряд ли сможем присматривать за вами в той комнате, потому что там, кроме кровати, ничего не помещается.
      Позже он увидел эту свободную комнату. В ней действительно могла уместиться разве что детская кроватка. Джеймс и Шарлотта так и не воспользовались этой комнатой, наивно полагая, что впереди у них уйма времени и они еще успеют завести детей.
      – Мама! – крикнула Шарлотта, умудрившись протащить Винса во входную дверь. Он поднял глаза и увидел в окне золотую звезду. Значит, в этом доме жила женщина, потерявшая на войне сына. – Эдна! Мне нужна ваша помощь!
      Из кухни вышла женщина, вытирая руки полотенцем.
      – Господи! – вскрикнула она и рванулась к ним.
      – Мне нужно только выспаться, – пробормотал Винс, пока Шарлотта и ее свекровь наполовину тащили, наполовину подталкивали его по лестнице на второй этаж. – Я не хочу доставлять вам неудобств. Прошу вас, ничего не надо делать. Вы и так были слишком добры, когда привезли меня к себе.
      – Он наотрез отказался ложиться в госпиталь, – пояснила Шарлотта свекрови. – Я не знала, как ему еще можно помочь.
      – Он же совсем еще ребенок, – грустно констатировала мама Флетчер. Это была крупная женщина с седыми волосами и громким голосом, отчего Винсу сразу вспомнились монахини в его школе.
      – Мне двадцать один год, – не удержался он. – Я достаточно взрослый, чтобы…
      – Чтобы отправиться на войну и стать ее жертвой, – строго произнесла Шарлотта, заканчивая фразу. – Как, впрочем, и большинство молодых людей в Америке. Вот сюда, мама. В мою комнату.
      Их было двое, а он один, поэтому они осторожно, но решительно повлекли его в спальню Шарлотты и уложили на ее кровать.
      О боже! От простыней исходил ее аромат! Ему захотелось тотчас закрыть глаза и заснуть навсегда. И чтобы приятный запах духов Шарлотты Флетчер навевал ему сладкие сны.
      – Одежду с него тоже надо снять, – отчетливо произнесла мама Флетчер. С таким голосом она могла бы выступать на сцене, но сейчас смысл ее слов с трудом проникал в его раскалывающуюся от боли голову. – Куда вас ранило, молодой человек?
      Поврежденной оказалась правая нога, вернее, бедро, а еще точнее, область, прилегающая к самому интимному месту. По этой причине солдат, разумеется, не собирался позволять женщинам осматривать повязку, не говоря уже о самой ране.
      – Мне нужно только выспаться, – повторил он, и комната тут же поплыла у него перед глазами. Лица обеих женщин, молодое – Шарлотты и второе, пожилое, оба такие озабоченные, завертелись и куда-то исчезли.
      Винс очнулся совершенно голый, как будто только что родился, но мозг его работал на удивление ясно. Он увидел, что тело его частично накрыто простыней. Но, боже, именно «частично»!
      Мама Флетчер протирала ему лоб прохладным влажным полотенцем, а Шарлотта… вот черт! Шарлотта перебинтовывала ему бедро. Боже, какая боль! Но хуже было не это. Смущение, которое испытал Винс, не поддавалось никакому описанию.
      – Необходимо вызвать врача, – сказала Шарлотта. – Ему нужен пенициллин.
      – Я позову доктора Барнса, – ответила мама Флетчер и сразу же вышла из комнаты. Он остался наедине с женщиной своей мечты, которой только что пришлось отодвинуть в сторону его яички, чтобы как следует перевязать раненую ногу.
      – Не надо, – слабым голосом произнес Винс. – Не надо никаких врачей.
      Шарлотта вздрогнула и посмотрела на него. Глаза у нее были ярко-голубые.
      – Значит, вы проснулись…
      – Я не хочу в госпиталь. Они меня сразу же увезут из Вашингтона. Мне… мне нужно одеться. Где моя одежда? – Он попытался отодвинуться, в то же время, стараясь оставаться под простыней. Затем Винс сделал усилие, намереваясь сесть, но она осторожно прижала его плечи к кровати, не давая двигаться.
      – Вашу форму нужно постирать, – строго сообщила Шарлота. – Вы что же, спали в ней, что ли?
      Она угадала.
      – У вас сильный жар, вы весь горите. Она провела ладонями по его лбу и щекам. Они оказались такими прохладными и приятными, что ему захотелось закрыть глаза и снова погрузиться в сон. Но на этот раз ничего не получилось.
      – Мне никак нельзя в госпиталь, я должен обязательно поговорить с сенатором Говардом. – Винс сосредоточил свой взгляд на ее голубых глазах. Несмотря на всю строгость поведения и полную, как ему казалось, неспособность улыбаться, Шарлотта была самой доброй во всей приемной сенатора. Он провел там несколько дней, и она одна каждое утро приветствовала его, называя «рядовой ДаКоста». Хотя она не обращалась к нему по имени, но все же несколько раз поговорила с ним. А однажды даже поделилась обедом, хотя у него не было никакого аппетита. Его мучила лихорадка, и Винсу было, конечно же, не до еды.
      Он протянул ладонь к ее руке.
      – Пообещайте, что вы не отвезете меня в госпиталь, – взмолился он.
      – Хорошо, но только при условии, что вы будете спокойно лежать в кровати. И позволять мне и маме ухаживать за вами и делать для вас все, что потребуется и что мы посчитаем нужным. Между прочим, вашу рану надо перевязывать каждый день.
      Господи, как это ужасно! Если он останется здесь, то каждый день… Он закрыл глаза.
      – Я не могу позволить вам… делать это. Вы… зря рассчитывали на мое беспрекословное повиновение, когда везли меня сюда.
      – В последние дни я вообще перестала рассчитывать на что бы то ни было, рядовой. Идет война, и поэтому не стоит строить никаких серьезных планов на будущее. – Она снова переключила внимание на его ногу. – Должно быть, вас мучает сильная боль. Рана затянулась, но она определенно инфицирована. Я постараюсь все сделать очень быстро.
      Острая боль, казалось, пронзила его насквозь.
      – Когда это случилось? – спросила Шарлотта. – Где вас ранило?
      – На Тараве, – простонал Винс. Она пыталась хоть как-то отвлечь его, и он покорно ответил на ее вопрос. Пусть думает, что ему стало от этого легче. – Острова Гилберт. Южная часть Тихого океана.
      – Я знаю, – мрачно произнесла Шарлотта. – Японские укрепления оказались надежней, чем мы предполагали. Там погибло очень много наших солдат. Наверное, вам пришлось пережить ужасные дни.
      Винс издал какие-то нечленораздельные звуки, что должно было означать полное согласие.
      – Слава богу, что вы вернулись домой. Наверное, ваша мама так обрадовалась! Кстати, нужно обязательно позвонить вашей семье. Я уверена, что ваши родные очень волнуются о вас.
      – Мама умерла… когда мне было девять лет, – с трудом проговорил Винс.
      – Я не знала, простите…
      – У меня есть отец и сестра, я послал им открытку… пару дней назад. У нас там нет телефона. О господи! Боже!..
      – Ой, простите, я нечаянно, – дрожащим голосом извинилась Шарлотта, но тут же снова взяла себя в руки и заговорила уже более спокойно. – Туг, в одном месте бинт присох, но я с ним справилась. Самое страшное уже позади. Я вам обещаю, что больше так больно уже не будет.
      Он не сдержался и заплакал. Боже, какой же он все-таки большой ребенок! Винс хотел вытереть слезы ладонью, но они, проклятые, продолжали струиться из глаз. Острая боль прошла, но осталась тошнота, волнами подступавшая к самому горлу.
      Шарлотта сделала вид, что не замечает его слез. А еще она притворялась, будто нет ничего особенного в том, что сейчас ее пальцы находятся всего в нескольких дюймах от его «фамильных драгоценностей». Она то и дело поправляла простыню, чтобы хоть частично прикрыть его пах, но Винс понимал, что этот делалось скорее для него, а не для нее.
      Боже мой, как же все это ужасно! Но на этом кошмар не закончился. Положение ухудшалось с каждой секундой.
      – Простите. – Он снова попытался сесть в кровати. – Простите, но, похоже, меня сейчас стошнит.
      Она была готова и к этому. Через секунду перед ним возник тазик. Шарлотта наклонила его вперед, поддерживая сильной рукой, и небольшая порция еды, которую он осилил в обед, тут же вышла наружу.
      – Простите, – задыхаясь, снова повторил Винс.
      – Все в порядке, – успокоила его женщина, протирая ему лоб влажным полотенцем. – И перестаньте постоянно извиняться, рядовой. Вы серьезно больны. Но вы же не специально заболели. Хотя попозже напомните мне, чтобы я хорошенько отругала вас за такое легкомысленное отношение к собственному здоровью. Последнюю неделю вы обращались с собой непростительно жестоко.
      Теперь, когда желудок освободился, Винс почувствовал некоторое облегчение. Правда, ненадолго, потому что почти сразу же с новой силой заболела голова. В висках застучало, и Винс вновь обессилено опустил голову на подушки, пропитанные ароматом сладких духов Шарлотты. В ту же минуту в комнату ворвалась возбужденная Эдна.
      – Доктор уже спешит к нам. Мне пришлось сначала звонить Вендтам, потом Фишерам, но я его все же разыскала. Очень скоро он будет здесь. – Она прихватила с собой тазик и исчезла, а Шарлотта снова положила на лоб больного влажное полотенце.
      Он попытался открыть глаза, чтобы видеть свою спасительницу.
      – Прошу вас…
      – Никаких госпиталей, – кивнула она. – Я все помню. Но если к завтрашнему дню область воспаления не начнет уменьшаться, я аннулирую нашу сделку. – Она приложила палец к его губам. – И не спорьте со мной. Не тратьте понапрасну силы. Я не знаю, какие цели вы проследуете, но хотя верю, что благородные, я не собираюсь помогать вам, если вы умышленно будете содействовать гибели еще одного солдата. За последнее время мы понесли большие потери, и я не дам вам просто так умереть.
      Господи, она неподражаема!
      И тогда он понял, что никогда не расскажет ей о Тараве. Она уже и без того достаточно настрадалась за время войны. Услышать правду ей было бы очень тяжело.
      Нет, надо придумать что-то другое, чтобы заручиться ее помощью и все же добиться аудиенции у сенатора.
      А пока он находится здесь…
      – Выходите за меня замуж, – прошептал Винс.
      Она одарила его тем самым измученным взглядом, к которому он уже начал привыкать.
      – Не будьте идиотом.
      В комнату вошла мама Флетчер и объявила:
      – Доктор пришел.
      Шарлотта пригладила ему волосы, убрав их со лба.
      – Я останусь здесь и обещаю держать вас за руку все время, пока врач будет осматривать вашу ногу, – сказала она.
      Потом она повернулась к двери, чтобы поздороваться с доктором.
      Однако она не ответила «нет» на его предложение. И он счел это добрым знаком.
 
      Мэри-Лу уставилась на полки с кассетами в отделе «Видео» местной библиотеки. Жаль, что тут не было раздела, называвшегося примерно так: «Кинофильмы, которые гарантированно отвлекут вас, пока ваш муж ходит налево».
      Хейли в это время сидела в прогулочной коляске. Она дергала ножками, смеялась и сосала уголок обложки книги, которую Мэри-Лу купила ей еще на прошлой неделе. Девочка хорошо выспалась у миссис Устенски и должна была вести себя тихо во время собрания Общества анонимных алкоголиков в католической церкви. Тем более что у Мэри-Лу имелась для малышки бутылочка с фруктовым соком.
      Наконец Мэри-Лу остановила взгляд на ленте «Спасти рядового Райана». Ей так и не удалось посмотреть этот фильм. Правда, она не слишком любила батальные сюжеты о Первой мировой войне, Второй мировой или про что там было это кино. Но буквально несколько дней назад она сама слышала, как Сэм нахваливал фильм в разговоре со своим другом Нильсом. Может быть, если она посмотрит это кино, а потом они поговорят о нем с мужем, он задумается и поймет, как она хочет, чтобы у них началась нормальная семейная жизнь? Может быть, до него дойдет, что для этого она готова пойти на очень многое?..