Притяжение ночи. Книга 1. Шаг в пропасть

      Поначалу Сэм решил, что жена наконец-то поверила ему. Все, что он рассказывал ей о связи Алиссы с Максом, было правдой. Мэри-Лу могла сама проверить это, поговорив с местными сплетницами. И теперь она знала, что его отношения с Алиссой остались в далеком прошлом.
      Но Сэм понимал, что такой вариант маловероятен. Ну кто мог подтвердить его слова насчет Алиссы? Кто вообще осмелился бы даже просто упомянуть имя Алиссы?
      Никто. Кроме, конечно, чокнутого Донни, которому данную информацию могли передать инопланетяне, причем непосредственно в мозг через пломбы в зубах, например.
      Сэм грустно взглянул на коробку от видеокассеты «Спасти рядового Райана», лежавшую на журнальном столике. Мэри-Лу не могла взять этот фильм только потому, что ей вдруг самой захотелось посмотреть его. Она не любила ленты про войну. И вообще она предпочитала не смотреть картины, в которых отсутствовал слащавый счастливый конец.
      А ведь только на прошлой неделе Сэм мимолетом упомянул об этом фильме и добавил, что лично ему он очень понравился.
      Вот еще один пример ее самопожертвования. Сначала она смотрит кино про войну, потом уклоняется от ссоры, неизбежной при разговоре об Алиссе.
      Мэри-Лу старалась стать покладистой во всем, только чтобы Сэму было удобно жить с такой женой.
      Все это происходило отчасти и потому, что Мэри-Лу знала правду. Где-то в глубине души Сэм и сам осознавал, что, наверное, поступил неправильно, женившись на той, которую не просто не любил, но не мог даже сделать вид, что хоть чуточку любит.
 
      Чарли не спалось.
      Она отправилась в кровать сразу после ужина, а потому теперь, в половине пятого утра, бесцельно, как привидение, слонялась по дому, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Винса.
      Конечно, она могла достать пылесос и вычистить коврик в спальне, и муж при этом не проснулся бы. Он терял слух, хотя сам постоянно утверждал, что ничего подобного с ним не происходит. Чарли уставала повторять ему все по два раза.
      Но всякий раз, когда она начинала разговор о покупке слухового аппарата, Винс находил какую-нибудь причину, чтобы уйти из дома. Чаще всего он просто перебирался на задний двор, где принимался усердно возиться в саду.
      Может быть, он просто не хотел верить в то, что стареет? Сама Чарли над этим только посмеивалась. Приближался его восьмидесятилетний юбилей. Трудно делать вид, что старость тебя не коснулась, когда преодолеваешь рубеж в восемьдесят лет, а у Чарли это произошло уже три года назад.
      Но, несмотря на возраст, они оба были в отличном физическом состоянии и не могли пожаловаться на здоровье. За что Чарли не забывала каждый день благодарить Бога. Кроме того, здоровы были все их дети и внуки. Ну, разве что за исключением Донни. Чарли уже давно смирилась с тем, что вряд ли он вообще когда-нибудь поправится.
      Пути Господни неисповедимы, и по какой-то причине Господь решил, что Донни станет одним из его избранников.
      Может быть, таким образом он решил напомнить Чарли и Винсу, что без печали трудно оценить в полной мере радость.
      Сама же Чарли познала эту истину давным-давно. Причем, что называется, из первых рук.
      Она прекратила слоняться по дому, по их «новому» дому, который она делила с мужем последние двадцать пять лет, и остановилась возле портрета Винса, где он был сфотографирован в своей форме морского пехотинца. Она взяла снимок в руки, сняв с почетного места на каминной полке, и вгляделась в изображение. Винс снялся сразу же после того, как записался в морскую пехоту. На следующий день после событий в Перл-Харборе. На следующий день после того, как погиб Джеймс.
      На фотографии Винс усмехался, и казалось, что еще мгновение – и он весело расхохочется. Он выглядел крепким и здоровым, а в глазах у него плясали чертики.
      Да, снимок был сделан за несколько лет до их первой встречи, но на нем Винс сильно отличался от того парня с унылым лицом и впалыми щеками, который в январе 1944 года упал без сознания прямо у ног Шарлотты в приемной сенатора Говарда.
      Шарлотта тут же бросилась помогать ему, а миссис П. схватилась за телефон, собираясь немедленно вызвать «скорую помощь». Почти сразу же рядовой пришел в чувство и, встав на четвереньки, попросил не отправлять его в госпиталь.
      Только тогда Шарлотта выяснила, что он вовсе не останавливался в гостинице. Очевидно, ДаКоста ночевал в церкви. В те дни так поступали многие военнослужащие – те, кто не спал с ненасытной и неутомимой Салли.
      И Шарлотта решила поступить так, как считала единственно возможным. Она не придумала ничего лучше, как привезти рядового ДаКосту к себе домой.
      В первые ночи они с Эдной Флетчер по очереди дежурили у его кровати. Однако очень скоро пенициллин, прописанный доктором Барнсом, победил инфекцию (слава богу)! С тех пор молодой морской пехотинец стал чувствовать себя значительно лучше и спал уже не так беспокойно, как поначалу.
      В понедельник он поправился настолько, что Шарлотта смогла вернуться на работу.
      В тот день она впервые за несколько лет уже в пять часов вечера стояла одетая в пальто и готовая сорваться домой. Такое происходило только в те дни, когда Джеймс некоторое время оставался в Вашингтоне после их свадьбы. Тогда она не могла дождаться наступления вечера.
      Но сейчас она чувствовала, что делает что-то не так. Ей казалось, что она каким-то образом изменяет своему погибшему мужу. Когда она сошла с автобуса и несколько кварталов шла домой пешком, ей почему-то представлялось, что она предает память Джеймса.
      И когда она вошла в дом и повесила пальто на крючок, Шарлотта ощущала себя бодрой, но окончательно расстроенной.
      Мама Флетчер готовила на кухне ужин и пела. Именно пела!
      Шарлотта молча подошла к ней ближе и принялась помогать.
      – Ему гораздо лучше, – сообщила мама. – Он съел весь завтрак и днем тоже перекусил. А недавно попросил меня помочь ему побриться. – Она подмигнула Шарлотте. Подмигнула! – Это хороший знак, когда молодой человек начинает заботиться о своей внешности и хочет побриться.
      – Хорошо, – сухо произнесла молодая женщина. – Значит, он скоро выздоровеет и уедет от нас.
      – Нет нужды торопить его, – спокойно ответила мать, помешивая соус.
      – Значит, вам нравится, что в доме живет посторонний? – удивилась Шарлотта.
      – Да, – призналась Эдна и вытерла руки о передник. – Нравится. Он очень милый молодой человек, умница и прекрасно играет в карты. Должна заметить, что мне и в самом деле доставляет удовольствие каждый день видеть его и заботиться о нем.
      – Но это же не ваш сын! – в отчаянии воскликнула Шарлотта. Еще несколько дней назад она никогда бы не подумала, что станет так резко разговаривать со свекровью. – И не надо притворяться, будто это не так. Это глупо.
      Мама Флетчер тоже была вынуждена повысить голос.
      – Мой сын погиб. И если уж говорить о глупостях, то глупо было бы нам с тобой делать вид, что мы хоть как-то можем изменить это. Мы остались живы, а Джеймс погиб. И он не воскреснет, даже если мы будем продолжать относиться по-доброму к этому юноше.
      Шарлотта повернулась и вышла из кухни. Она уже поднималась вверх по лестнице, как вдруг поняла, что вряд ли выдержит сейчас одиночество в своей спальне. В той самой спальне, которую она когда-то делила с Джеймсом. Ей казалось, что с тех пор минула целая вечность.
      Винсент ДаКоста сидел как раз посреди ее кровати.
      Одетый в пижаму Джеймса.
      Шарлотта остановилась на месте как вкопанная.
      Он держал в руках книгу, но не читал ее. Он смотрел на вошедшую в комнату женщину, и в его глазах читалось смущение. Он словно молча извинялся за свое непрошеное вторжение в чужую жизнь.
      Разумеется, он слышал каждое слово Шарлотты и Эдны. Точно так же, как сама Шарлотта слышала все, что происходило у Салли в квартире наверху.
      – Как вы себя чувствуете, рядовой? – поинтересовалась Шарлотта, стараясь, чтобы ее голос звучал вежливо.
      На самом деле ей хотелось выскочить из комнаты и убежать куда-нибудь подальше. Она ненавидела себя за то, что успела заметить, насколько симпатичней стал ДаКоста, когда на его щеки вернулся розовый цвет, а сам он успел причесаться и побриться. Да, его можно было назвать красивым – теперь, когда из его темных глаз исчезла пелена постоянной боли и тревоги.
      – Намного лучше, – ответил он. – Спасибо вам. Я уеду отсюда рано утром, если вы, конечно, не возражаете…
      – А разве доктор сказал, что вы достаточно окрепли для того, чтобы путешествовать самостоятельно? – перебила его Шарлотта.
      – Нет, но мне кажется…
      – Когда доктор разрешит вам уехать, вот тогда и поговорим. При условии, конечно, что у вас есть дом, в который вы будете готовы переехать. Если нет, то пока что вы останетесь здесь, рядовой. И простите меня, если вдруг я сказала что-то такое, отчего показалась вам недостаточно гостеприимной.
      Он отрицательно помотал головой:
      – Что вы! Совсем нет, вот только…
      – Мой муж погиб. – Она уже говорила об этом, но как только произносила эти слова, то поражалась тому, что они звучали как в первый раз.
      – Я знаю. – Их взгляды встретились, и Шарлотта поняла: он действительно знает об этом. Он сам был серьезно ранен, сражаясь на этой проклятой войне. Он понимал, что означает смерть там, где каждый день рвутся бомбы, где тебя каждую секунду поджидает опасность. Где тебя может разнести в клочья или ты просто умрешь оттого, что истечешь кровью, продолжая сражаться до последней секунды. – Примите мои соболезнования. Миссис Флетчер, ваша свекровь, рассказала мне о том, что он погиб в Перл-Харборе. Мы потеряли там очень много ребят.
      Но Шарлотте сейчас не нужно было его сочувствие.
      – Какое глупое выражение, – сухо заметила она. – «Потеряли». Как будто мы какие-то ротозеи и не уследили за тем, куда они все делись.
      Он сразу же заметил, что она чем-то разозлена.
      – Мне кажется, что слово «потерянный» больше относится к выжившим, – тихо сказал ДаКоста. – Ведь это действительно страшная потеря. И ваша, и моя в том числе. – Он не спускал с нее глаз. – На Тараве мы потеряли более восьмидесяти процентов моего взвода, миссис Флетчер. Я лично уже никогда не буду прежним после всего того, что мне пришлось там увидеть.
      Шарлотте очень не хотелось, чтобы ДаКоста ей нравился. Он должен был бы оставаться для нее всего лишь раненым, анонимным рядовым, которому она помогала восстанавливать здоровье. И все.
      Но Винс ДаКоста перестал быть анонимным бойцом в тот день, когда Шарлотта принесла из дома лишний сэндвич, которым собиралась поделиться с ним в обед. Пока они разговаривали, он успел сообщить ей кое-что о себе. Он жил у моря, отец его ловил омаров, так что половину своего детства Винс провел в воде. Лучше, чем плавать, он мог только управлять лодкой.
      Винс не пошел учиться в колледж, но он был первым из семейства ДаКоста, кто окончил среднюю школу. Для бедной пролетарской семьи это было настоящей победой.
      По словам Винса выходило, что остальное образование он получил так же, как это вышло и у Авраама Линкольна. Он читал буквально все, что попадалось ему в руки.
      Включая, очевидно, и «Маленьких женщин» – книгу, которая лежала сейчас рядом с ним на кровати.
      Странный выбор. Особенно если учесть, что библиотека Джеймса состояла из более «мужских» книг. Сюда входили, например, рассказы Джека Лондона и полное собрание рассказов о Шерлоке Холмсе, причем все это легко было найти на полках.
      Но, может быть, Винс предполагал, что для Шарлотты станет ударом даже просто увидеть его в пижаме, некогда принадлежавшей мужу, и не хотел ее расстраивать еще сильнее.
      – Пора делать перевязку. – Она знала, что он ненавидит эти минуты. Винс покорно ложился на кровать и закрывал лицо руками, как будто от этого становился невидимым. И все время, пока она возилась с ним, ДаКоста не переставал краснеть.
      Конечно, поменять повязку она могла бы и после ужина. Просто Шарлотте очень хотелось, чтобы он снова превратился в пациента. Слишком трудно ей было общаться с ним как с мужчиной, как с человеком.
      Пристальный взгляд ДаКосты подсказал Шарлотте, что он догадался о ее мыслях. Но в его глазах она увидела только доброту, а не обиду и не обвинение.
      – Я чувствую себя достаточно хорошо и в состоянии сам менять повязки, – сообщил он.
      – По-моему, раньше вы тоже так считали, но дело кончилось тем, что вы занесли в рану инфекцию, – напомнила женщина.
      – Но я считал, что уже почти вылечился, – начал оправдываться Винс. – Так оно и было. Только вот… В общем, вы правы. Мне нужно было более внимательно относиться к себе. Обещаю, что больше никогда не повторю подобную ошибку.
      – В последний раз вы давали обещание, что, если мы оставим вас здесь и не отправим в госпиталь, вы позволите нам менять повязки каждый день, – упрямо продолжала Шарлотта.
      – Миссис Флетчер, – вздохнул Винс. – Я действительно чувствую себя намного лучше, и все начинает возвращаться на свои места. – Он продолжал смотреть ей прямо в глаза, хотя на его щеках начала проступать предательская краска.
      Отлично. Шарлотта почувствовала, что еще немного, и она покраснеет сама. Она уже собиралась закончить разговор, но в этот самый момент домой вернулась Салли. Ее возвращение сопровождалось шумом и грохотом.
      Хотя ее гостиная располагалась не прямо над головами Винса и Шарлотты, молодым людям было хорошо слышно, как Салли топает ногами, словно исполняет фламенко, явно вознамерившись проломить пол.
      Салли включила радио, но диктор, как ни старался, не смог заглушить ее и ее гостя. Хозяйка квартиры говорила тоненьким голосом и все время смеялась, ее визитер что-то хрипел в ответ.
      Шарлотта посмотрела на часы и охнула про себя. Еще не было шести, а Салли уже успела кого-то привести.
      Шаги наверху не прекращались, смех становился громче. Теперь Салли и ее ухажер оказались в спальне. Судя по звукам, они устроили какую-то дикую возню вокруг кровати. Салли убегала, мужчина пытался ее догнать.
      Но вот послышалось счастливое хихиканье, и пружины кровати дружно скрипнули.
      Кто бы ни был этот незнакомец, он ее поймал.
      Обычно в этом месте на пару минут наверху наступала тишина: Салли и ее ухажер раздевались. Но на этот раз мужчина, казалось, очень торопился, потому что уже через пять секунд пружины принялись ритмично поскрипывать.
      Не приходилось сомневаться, чем эти двое занимаются там, в спальне.
      Смех Салли сменился сладкими стонами.
      Бедняга Винсент растерялся не меньше Шарлотты. Наверное, даже больше, если такое вообще возможно было представить.
      Шарлотта бросилась было к двери:
      – Я пойду посмотрю, как там ужин, – но тут же застыла на месте. Наверное, было бы неправильно вот так бросать его слушать, как совокупляется соседка. Нужно было просто проигнорировать эти звуки, ведь в отличие от Шарлотты Винс не мог уйти из комнаты. Нужно было что-то делать или говорить. И Шарлотта сказала: – Простите меня за то, что вы вынуждены все это слушать…
      Он уже взялся за книгу, но тут же снова закрыл ее, придерживая пальцам то место, где остановился:
      – Ну, вы не виноваты, что в этом доме такие тонкие полы и стены. А этот солдат, наверное, в отпуске. Или у него просто увольнительная.
      – Ее муж погиб на войне.
      Он помолчал всего лишь секунду и продолжал:
      – Наверное, каждый человек по-своему справляется со своим личным горем.
      – Ну, она справляется с ним бесконечно долго, – горько усмехнулась Шарлотта. – Практически каждую ночь. Иногда это становится невыносимо. Поверьте мне, ночи тоже бывают бесконечными.
      – Я провел одну ночь в окружении врагов, – вспомнил Винс. – Мы закопались в песок прямо на берегу моря. Я и еще один парень, у которого ногу… ну, в общем, его сильно ранило. И я всю ночь вынужден был слушать, как он плачет и зовет свою мать.
      Шарлотта не шевелилась и молчала.
      – Вот это была действительно бесконечная ночь, – кивнул ДаКоста, а в это время наверху раздался довольный стон Салли и шум затих.
      – Простите, – через силу проговорила молодая женщина и опрометью выскочила из комнаты.

Глава восьмая

      – Согласно слухам, ваше колено было сильно повреждено, и это вовсе не пустяки, как вы предпочли мне все представить. Вы разбили себе коленную чашечку, – с места в карьер начала Джоан, когда к ней приблизился Майк Малдун.
      Сегодня он снова предстал перед ней в форме. Она не могла быть белее, чем у других «морских котиков», но почему-то на нем буквально сияла белизной.
      На мгновение ей показалось, что сейчас он повернется и уйдет прочь на стоянку возле ресторана, где оставил свой пикап. Но вместо этого он только улыбнулся. Улыбка получилась какой-то неестественной и вымученной.
      – У нас тут постоянно ходят какие-то слухи, – заметил Малдун, – но вы не должны целиком и полностью полагаться на них. Принимайте их с долей иронии, что ли.
      – Значит, вас не ранили в колено в Афганистане, – пояснила свою мысль Джоан.
      – Я не намерен комментировать ваше заявление.
      Джоан устало закатила глаза вверх. Вот опять!
      – Но я ведь не журналистка!
      – Я не вправе говорить о том, где я мог быть, а где нет, что мог там делать, а что нет, – возразил Майк. – Джоан, неужели мы не можем обойтись без ссор и споров? Я очень рассчитывал на спокойный обед. В противном случае у меня от плохого настроения может развиться несварение желудка.
      Джоан нервничала, а когда она нервничала, то начинала нападать на собеседника, зачастую помимо своего желания.
      Ситуация складывалась дикая. Прошлым вечером она специально произнесла по телефону впечатляющую речь о младшем брате, и Малдун, похоже, принял ее целиком и полностью. Но, увидев этого «морского котика» в его сияющей форме, Джоан не могла устоять перед таким великолепием. Еще чуть-чуть, и она забудет свое собственное имя. Не говоря уже о сожалении, которое могло возникнуть у нее недели через две, когда он осознает, что в ее биографии появился еще один эпизод, который ей придется тщательно скрывать от всех остальных. Так сказать, еще один персональный скелет в шкафчике. Джоан надеялась сделать блистательную карьеру, но там, где она вращалась, такие «скелеты» в большинстве случаев очень скоро становились достоянием общественности.
      Джоан прокашлялась.
      – Мне кажется, товарищи по команде очень любят вас. Это, по крайней мере, мне разрешено сказать?
      Малдун покачал головой:
      – Определенно нет. Они могут восхищаться мною или уважать меня, но любить? Мы практически не пользуемся этим словом. Оно не в ходу у «морских котиков». Или, точнее, употребляется не в отношении товарищей по команде, за что вам, конечно, отдельное спасибо.
      Она рассмеялась. Он улыбнулся, и на этот раз улыбка была искренней.
      – Мне действительно очень жаль, что вчера все так вышло, – добавил Майк, открывая перед Джоан дверь ресторана. – И я должен поблагодарить вас еще и за то, что вы не отказали мне и согласились принять приглашение на обед.
      – Мне кажется, я простила вас еще вчера вечером, – заметила Джоан и сняла солнцезащитные очки, чтобы глаза быстрей привыкли к освещению в зале. – Ну, раз уж вы до сих пор так раскаиваетесь, то можете снискать мое расположение хотя бы рассказом о том, где команда номер шестнадцать провела всю ночь и все утро. На тренировках, могу поспорить. А вот на каких именно?
      – Джоан, поймите, существуют некоторые вещи, о которых я не могу вам рассказать, и при этом совершенно не важно, раскаиваюсь ли я в своем вчерашнем поведении или нет. И вам это отлично известно. Не притворяйтесь, будто вы не знали этого раньше. Я не могу ответить вам на вопросы о прошлых, настоящих и будущих операциях. – Джоан открыла было рот, но Майк жестом остановил ее. – Да-да. Вы сейчас снова заговорите о своей благонадежности и будете до посинения убеждать меня в том, что у вас имеется доступ к любым государственным секретам. Вы даже можете сейчас сделать мне неприличное предложение и пообещать за мою откровенность сумасшедший секс. Сказать, например, что мы будем кувыркаться в постели до полного изнеможения, если я приоткрою для вас завесу тайны. Но это вам не поможет. Вы можете даже пообещать мне выйти за меня замуж и прожить со мной следующие пятьдесят лет, и все равно я не могу и не буду отвечать на ваши вопросы, связанные с нашими операциями. – Он обратился к подоспевшей им официантке. – Столик на двоих, пожалуйста. Если можно, возле окна.
      Та оживилась, улыбнулась Малдуну, так что на ее щеках появились очаровательные ямочки, и довольно долго смотрела на лейтенанта. Чтобы оценить Джоан, ей потребовалась лишь доля секунды.
      – Одну секундочку, лейтенант, – наконец вымолвила она и исчезла где-то в глубине ресторана.
      Малдун снова повернулся к Джоан.
      Только ни слова не говори ему о сумасшедшем сексе. И не вздумай комментировать эту шутку. Нужно проигнорировать его выходку, так же как и презрительный взгляд этой сучки официантки. Не клюй на такую дешевую приманку, Джоан! Не смей! Он проверяет тебя, но ты сильная, ты справишься.
      – О'кей, – кивнула она.
      Ее уступка, видимо, застала Майкла врасплох. Он застыл на месте, и на него сейчас было смешно смотреть.
      – О'кей? Только и всего? О'кей? – изумился лейтенант.
      – А вас, что же, не устраивает то, что я с вами согласилась? – в свою очередь удивилась ДаКоста. – По-моему, это вы волновались за свое пищеварение и решили лишний раз не нервничать.
      – Да, но…
      – Если я вдруг задам вам вопрос, на который вы по какой-то причине не хотите мне отвечать, просто скажите мне: «Пас». Договорились? Так будет проще. А то мне придется каждый раз думать о том, можно мне задавать тот или иной вопрос или нельзя. Такая процедура вас устроит? Я буду спрашивать обо всем том, что меня интересует, а вы станете моим, так сказать, цензором, что ли.
      Он смотрел на Джоан, как будто вознамерился проникнуть ей в мозг и выяснить, что же она задумала на самом деле.
      – Лейтенант Малдун! Какая приятная встреча!
      Джоан обернулась и увидела перед собой настоящее совершенство, протягивающее Майку Малдуну руку с идеальным маникюром. Изящное и голубоглазое, с золотистыми волосами, уложенными в изысканную прическу, и фигурой Памелы Андерсон. Совершенство было облачено в костюм от Армани и держало в руке сумочку под цвет модных туфелек.
      При ближайшем рассмотрении дама оказалась не столь юной, ей было уже за сорок, но даже в таком возрасте она могла бы запросто показаться на пляже в бикини, что делало ее еще более замечательной личностью.
      Малдун пожал даме руку и тут же превратился в своего в высшей степени вежливого двойника, от которого, правда, ничего хорошего ждать не приходилось:
      – Добрый день, миссис Таккер. Как поживаете, мэм?
      Таккер, Таккер… Джоан уже где-то слышала эту фамилию. Она не стала бы отрицать и то, с каким садистским наслаждением выслушала сейчас в адрес красотки неизменное «мэм» со стороны юного Малдуна.
      – Называй меня Лорел, пожалуйста, и все будет отлично. Ларри уехал по делам в Вашингтон, ну а мне всегда приятно несколько дней отдохнуть без него. – Голос женщины оказался таким же красивым, как и все остальное. Мелодичный и бархатный, как у Джинни Барбары Эден из «Благодарю вас, хозяин». – Надеюсь, вы помните мою дочь Линдси?
      За Лорел пряталась тощая веснушчатая девочка-подросток с короткими каштановыми кудряшками. Бедняжка страдала отвратительной привычкой постоянно грызть ногти.
      Малдун кивнул:
      – Конечно помню.
      Несчастная Линдси! Джоан представила себе, как нелегко придется в жизни этой малышке, имея рядом мать-совершенство. А вы еще говорите о трудном детстве! Ну как тут не сравнивать мать и дочь, делая выводы далеко не в пользу дочери?! Наверное, Линдси уже успела устать от бесконечных взглядов и перешептываний у себя за спиной.
      Но при всем этом бедная Линдси по причине своей молодости еще не знала, что лучшие мужчины (те самые, с которыми стоило иметь дело, а некоторых даже оставить при себе) не желали иметь с Совершенством ничего общего.
      Малдун, продолжавший безупречно играть роль «котика»-робота, повернулся к Джоан, при этом сверхвежливая улыбка не сходила с его губ:
      – Позвольте представить вам Джоан ДаКосту. Она работает в Белом Доме и прибыла к нам на пару недель.
      Джоан вдруг ощутила тепло его ладони. Он действительно обхватил ее за талию, словно она пришла к нему на любовное свидание. Как будто обеденное время предполагало начало романтических отношений!
      Джоан наконец вспомнила того самого омерзительного адмирала Таккера, за которым была замужем эта леди Совершенство. Правда, рукопожатие у нее оказалось как у дохлой лягушки.
      – Приятно познакомиться, Джоан. А меня зовут Лорел.
      – Очень рада видеть вас обеих, – улыбнулась ДаКоста. Линдси не собиралась протягивать ей руку, поскольку с остервенением грызла очередную заусеницу.
      – Лейтенант, ваш столик готов, – сообщила подоспевшая сучка-официантка, держа в руке два экземпляра меню.
      – Я прошу извинить нас, – отчеканил Малдун. – Миссис Таккер. Линдси.
      Он повел Джоан к столику, обнимая ее за талию, и убрал руку только тогда, когда отодвигал стул для своей спутницы.
      Джоан спокойно ждала, когда он устроится за столиком и официантка вручит им по меню. К этому времени ее воображение успело преодолеть все возможные границы.
      – Только не вздумайте сообщить мне, – начала она, подавшись вперед, чтобы можно было говорить негромко, – что между вами и Лорел существуют некие отношения. – Произнося ее имя, она пыталась имитировать голос самой Лорел.
      Он рассмеялся, и тут же «котик»-робот куда-то исчез, а на его место вернулся Майк Малдун.
      – А почему нет? Она горячая штучка! Вы так не считаете?
      – Господи, Майкл, как вы можете! – Она отложила меню на столик, даже не взглянув на него. – Неужели вы…
      Она не смогла договорить фразу и только смотрела на него глазами, полными нежелания верить в предполагаемое. В эту минуту официант принес им хлеб и наполнил водой их бокалы. Когда он наконец ушел, Джоан еще ближе придвинулась к Майку и заговорила на этот раз почти шепотом:
      – Может быть, вы хотели заставить ее поревновать или еще что-то в этом роде? Что это было? Ну, когда вы обняли меня за талию и все такое…
      – Поревновать? Bay! Нет, конечно, – засмеялся Малдун. – Я только… Даже сам не знаю. Я ее немножко побаиваюсь. Почему-то она оказывается возле меня всякий раз, когда я, так сказать, выхожу в свет. Может быть, она специально меня высматривает? Или же… ну, не знаю, не исключено, конечно, что у меня просто разыгралось воображение. Но мне почему-то кажется, что это она решила, будто у меня с кем-то сложились романтические отношения…
      – Как будто это остановило бы ее! Мне даже почудилось, что у нее сейчас слюни потекут, так она вас пожирала глазами. То есть позабыты все правила приличия. Она ведь даже не пыталась скрыть свои чувства! Свежайшие новости: Ларри уехал в Вашингтон на несколько дней. Почему бы тебе не навестить меня, морячок? И кто еще будет говорить о благопристойном поведении! Кстати, все это творится прямо на глазах у дочери. Вот ведь дерьмо! И никаких «может быть» даже не предполагается. Все ясно как божий день. Она просто мечтает завладеть вашей задницей.
      Малдун печально улыбнулся:
      – Может быть, вы правы.
      – Опять это ваше любимое «может быть»! – Джоан уже и не помнила, когда в последний раз ей приходилось столько смеяться. – Ну, смелей же!
      – Я почти уверен в том, что она просто заигрывает со мной. Ну, вы же знаете, как женщины любят безобидный флирт.
      – Наивный ребенок! Да она смотрела на вас так, как будто вы ее любимый десерт, а сегодня объявили запрет на диеты по всей стране.
      Малдун посмотрел в ту сторону, где за столиком устроились Лорел с дочерью и еще одной дамой, которая, если судить по пышной (очень пышной!) прическе, каким-то непостижимым образом прибыла сюда из прошлого века, – видимо, у нее в ванной комнате вместо зеркала находился временной портал, уносящий прямиком в 1983 год.
      – Даже не знаю, – покачал головой Майк. – А вот ее муж очень любит заигрывать с женщинами. Мне кажется, что где-то в ее подсознании ей, может быть, даже хочется переспать с «морским котиком». Ну хотя бы для того, чтобы отомстить ему за то, что он изменяет ей. В частности, потому, что он не очень любит спецоперации и уж совсем не является, так сказать, фанатом команды номер шестнадцать. Кое-кто из моих товарищей хотел бы, чтобы я подыграл миссис Таккер, чтобы посмотреть, что она станет делать, если я уступлю ей и поддамся на ее намеки. Но я, конечно, не могу пойти на это. Она ведь замужняя женщина. А я никогда не имел дела с замужними. Даже в том случае, если они – действительно горячие штучки!
      Ах вот что его сдерживает! Она замужем!
      – Но она ведь… э-э-э… как бы лучше выразиться… – Джоан так и не сумела подыскать подходящее слово.
      – Старая? – подсказал Малдун.
      – Да, – кивнула ДаКоста. – Именно так. Она ведь, если говорить о возрасте, годится вам в матери.
      – Ну, моя мама родила меня очень поздно. Ей совсем недавно исполнилось семьдесят, поэтому…
      – Я имела в виду не буквально это. Но с подсчетами у вас все в порядке, мистер Эйнштейн. Я имела в виду теоретически. Миссис Таккер старше вас лет на пятнадцать или даже двадцать. Как это дико!
      – Почему же?
      Он был удивлен, и вопрос его прозвучал довольно искренне.
      – Потому что так оно и есть, – спокойно ответила Джоан.
      – Ничего подобного, – так же хладнокровно возразил Майк. – Вот, например, Сьюзен Сарандон почти на тридцать лет меня старше. Ну и что? Я годами мечтал о ней. И до сих пор мечтаю. Ей уже за пятьдесят, а я все тоскую, и у меня сердце замирает, когда я вижу ее на экране. Я бы с удовольствием завалил ее в койку хоть сейчас. О, простите, это очень грубо! Простите.
      – Еще как грубо, пошляк вы этакий! Но теперь мне ужас как хочется увидеть, где под вашей сияющей внешностью скрывается нормальный мужчина, сделанный из плоти и крови.
      – Ну, насчет «нормального» я бы на вашем месте торопиться не стал, – рассмеялся Малдун.