– Я работаю на президента, – проинформировала Джоан младшего лейтенанта Малдуна, когда они остановились перед зданием, где размещалась шестнадцатая команда «морских котиков». – В Белом Доме. И у меня наверняка степень допуска выше, чем у вас.
      – Да, мэм, – без всякого выражения на лице кивнул Малдун.
      Вот! Опять это «мэм».
      При ближайшем рассмотрении выяснилось, что Джуниору больше двадцати лет. Возможно, двадцать один.
      – Я вовсе не в восторге от сложившейся ситуации.
      – Мне очень жаль, мэм.
      – Да, я вижу. Вы готовы разрыдаться.
      Он посмотрел на нее в упор:
      – Начальство не поощряет, если мы проявляем свои чувства на людях. Это разрушает облик солдата.
      Джоан рассмеялась. Что ж, у идеального мальчика потрясающее чувство юмора. Правда, при этом на его лице не заметно и тени улыбки.
      – Начнем экскурсию, мэм?
      – Да, конечно. Почему бы и нет, черт возьми?
      – Вы уже видели, где размещается командование специальными операциями и команда номер шестнадцать, – механическим, как у профессионального гида, голосом начал Малдун, когда они двинулись вперед. – Почему бы не начать с полигона, где проводятся тренировки по уничтожению противника под водой? Мы называем это местечко «дробилкой», и на то есть свои причины. Здесь проводятся самые сложные физические тренировки, и мы все через это проходим. Во всех вооруженных силах эта программа считается самой крутой. Из ста сорока человек, поступающих по отбору в «морские котики», большинство отсеивается в ходе программы. Многие просто не выдерживают и бросают тренировки. По окончании курса остается приблизительно процентов двадцать.
      Во время полета из Вашингтона Джоан ознакомилась с этой программой. Специальную брошюру где-то раздобыла для нее Мередит. В программу входила так называемая «адская неделя», когда в течение пяти дней кандидаты в «морские котики» подвергались тяжелейшим физическим нагрузкам. При этом на сон им оставалось буквально несколько часов. Джуниор вовсе не шутил, называя эту программу «крутой». Что ж, конечно, впечатляет, но…
      – Так вы и есть один из тех, кто выдержал до конца, да?
      У нее уже сложилось мнение, что «морскими котиками» могут стать только по-настоящему избранные. Самые крутые. Но пока что Джуниор, красивый и ладный внешне, не производил такого впечатления. Если Малдун и уловил оттенок сарказма в ее реплике, в мимолетном взгляде, брошенном на Джоан, это не отразилось.
      – Да, мэм.
      – Мои поздравления.
      – Это было давно. Но все равно спасибо, мэм.
      Мэм, мэм, мэм… Фр-р-р! Может, он без конца повторяет это нарочно, чтобы позлить ее?
      Они миновали ворота.
      – Так как значительная доля операций «морских котиков» связана с водой, большая часть тренировок проходит в океане или в этом бассейне.
      – Откуда вы сами? – перебила Джоан. Ей хотелось, чтобы между ними установились более неформальные отношения. Ей нужен был рядом живой человек, пусть даже у него бурчит в животе от съеденных бобов. Только не этот механически выдающий информацию военно-морской робот.
      – Огайо, Мэн и Флорида.
      – Это ответ на мой вопрос или мне предстоит самой выбирать?
      Улыбка. Правда, какая-то вымученная. Ну слава богу, хоть что-нибудь!
      – Это ответ на ваш вопрос.
      – Значит, ваш отец тоже был военным?
      – Нет, мэм. Он был профессором в колледже, – пояснил Джуниор. – Преподавал физику.
      – Вот оно как! Неудивительно, что вы сбежали и вступили в ВМС.
      И снова никакой реакции на ее попытку пошутить. Только легкая полуулыбка.
      Конечно, шуточка получилась не ахти, но все-таки. Джоан очень захотелось взять этого ребенка за руку и нащупать пульс. А может быть, он вовсе и не лукавил, когда говорил ей про запрет на эмоции? Может, все действительно так серьезно?
      – Здесь у нас проходят занятия по преодолению непредвиденных ситуаций в воде, – продолжал Малдун, и Джоан сосредоточила внимание на бассейне, возле которого они очутились. – Проще говоря, здесь учатся не тонуть.
      – Боже мой! Что они делают?! – воскликнула ДаКоста, увидев, как одного из молодых парней, в плавках и со связанными за спиной руками, столкнули в воду на самом глубоком месте.
      Кстати, бассейн был полон таких же молодых людей. Некоторые из них стояли возле стенок, спокойно ожидая своей очереди быть связанными и брошенными в воду.
      – И это называется тренировкой? – ахнула Джоан. – К чему же здесь готовят? Как себя вести в случае захвата Земли злобными инопланетянами?
      На этот раз Джуниор продемонстрировал более человечную улыбку. Хотя, возможно, Джоан это только показалось.
      – «Морские котики» должны чувствовать себя под водой абсолютно спокойно и уверенно, – пояснил Малдун. – Этих бойцов учат, как вести себя под водой в… скажем, не совсем идеальных условиях.
      – Готова согласиться, что условия далеко не идеальные, – кивнула Джоан.
      Джуниор откашлялся:
      – Полностью это упражнение выглядит следующим образом. Нужно донырнуть до дна, оттолкнуться от него ногами, всплыть, вновь набрать воздуха и снова нырнуть.
      Это упражнение можно повторять часами, важно только не выбиваться из ритма. И, конечно же, не паниковать. Часами! Боже мой!
      – И вы тоже прошли через это?
      На этот раз Малдун смотрел на Джоан несколько долгих секунд, прежде чем ответить:
      – Я «морской котик», мэм. И, естественно, я прошел через все эти жернова, и даже более того. Мэм.
      Ну-ну. В его голосе даже послышались нотки раздражения. Промелькнула искорка жизни. Может быть, внутри этого идеального робота спрятан живой человек? Видимо, так оно и было. Джоан угадала. Хотя бы потому, что поняла: этот парень решил «замэмкать» ее насмерть.
      – Не могли бы вы вместо «мэм» называть меня просто Джоан или уж, на худой конец, мисс ДаКоста? Каждый раз, когда я слышу подобное обращение, меня так и тянет броситься в магазин и купить палочку для инвалидов.
      Джуниор не то чтобы рассмеялся, но на его лице заиграла более-менее настоящая улыбка.
      – Вы зря потратите деньги. Таково мое мнение. – Потом его улыбка погасла, и лейтенант уставился куда-то вдаль. – Что ж, пусть будет «мисс ДаКоста». Так уважительнее.
      А это еще что? «Морской котик», умеющий краснеть? И точно: румянец залил его шею и идеально выбритые щеки.
      Похоже, этот день обещал стать самым странным в ее жизни.
      По всей видимости, Джуниор хотел дать понять Джоан, что он далек от мысли об ухаживании. Или что он просто не хочет показаться несоответствующим своему положению. А может быть, он воспринял намек насчет палки как заигрывание с ее стороны? И не оценил ее жалкой попытки пошутить. А ведь ей хотелось, чтобы он немного расслабился и вел себя естественно. А вдруг ему стало известно от командира, что Джоан уже пробовала навязаться на ужин, и теперь он решил, что она переключила свое внимание на него? Но это возможно только в том случае, если Паолетти перехватил Джуниора и все ему рассказал… Нет, вряд ли… И все же… Боже мой!
      – Понятно. Значит, здесь учат быть непотопляемыми, – бодро произнесла Джоан, чувствуя, как сама начинает потихоньку заливаться краской. А вдруг он подумал, что она подумала… Черт побери! Ведь она старше его на добрый десяток лет! Не мог же он решить, что она собралась… Или мог?.. Неужели он пришел к выводу, что она – женский вариант контр-адмирала Таккера и бросается на все, что шевелится?
      Может быть, если она будет просто поддерживать разговор, то никто из них не испытает неловкости?
      – Боже мой! Вот что значит настоящий экстрим.
      – Это одно из самых легких упражнений, – возразил Малдун. – И поверьте, ничего особо экстремального в нем нет.
      – Ну… по крайней мере, свежего наблюдателя это впечатляет, – заметила Джоан. Хватит смущаться. Надо просто разговаривать с этим большим ребенком. – Одной из моих задач является осмотр территории с точки зрения проведения фотосъемок во время визита дочери президента. Белый Дом и командование ВМС хотят использовать это посещение базы для хорошей пиар-компании. Одна удачная фотография заменит тысячу слов, особенно если будет помещена на первой странице «Ю-эс-эй тудэй». А как вы отнесетесь к такому предложению? Давайте свяжем Брук Брайант, столкнем ее в бассейн к этим парням и позволим фоторепортерам ее поснимать.
      Смех. Ну наконец-то. Конечно, не гомерический хохот, а просто хихиканье, но это уже ощутимый прогресс. Оказывается, у младшего лейтенанта Малдуна на щеках прелестные ямочки, храни его Господь. Он снова встретился с ней взглядом:
      – Мы?
      – А разве вы не хотите, чтобы в статье упоминалось и ваше имя?
      – Нет уж, благодарю вас. – И лейтенант рассмеялся снова. – Я назначен сопровождать вас, и пусть все остается в рамках полученных мной распоряжений. По крайней мере в том, что касается интересов Белого Дома.
      Если бы это произнес кто-то другой, но услышать подобное от Джуниора!..
      – А сколько лет вы уже служите в ВМС? – осторожно поинтересовалась Джоан, моля Бога, чтобы он снова не превратился в гида-робота. Нужно показывать людям, что они вам очень интересны, располагать их к себе, по возможности поддерживать контакт «глаза в глаза», не забывая при этом про жестикуляцию и телодвижения; Нужно оставаться полностью открытой и дружелюбной. Но без малейшего намека на сексуальность. Грань здесь очень тонкая, но Джоан была достаточно опытна, чтобы не переступить ее. Ее способность быть «своим парнем» всегда считалась одной из сильных сторон ДаКосты.
      Господи! Сейчас Джоан надеялась на то, что ее замечание насчет палки не было воспринято Джуниором как попытка пофлиртовать. Меньше всего ей хотелось сейчас заводить с ним роман.
      – Я вступил в ВМС еще во время учебы в колледже, – начал Малдун, немного расслабившись. – Итого получается восемь лет, из которых четыре – в «морских котиках».
      Джоан быстро произвела в голове несложные математические вычисления:
      – И сколько же вам исполнилось на данный момент? Двадцать четыре?
      – Двадцать шесть, – поправил ее лейтенант.
      Отлично. Значит, разница в возрасте между ними не так уж и велика. Если соблюдать политкорректность, то она вовсе не старше его, а просто обладает большим жизненным опытом. К тому же Джуниор уже преодолел двадцатипятилетний рубеж, который считается табу у большинства женщин за тридцать.
      – Ну, почти двадцать шесть, – поправился Малдун с таким видом, будто Господь сейчас покарает его молнией за нечаянную ложь. Что же за человек этот Малдун?
      Джоан рассмеялась. Над ним и над собой. Да и какая, в конце концов, разница, сколько ему лет? Она же не на свидании. Да и не нужны ей здесь никакие неприятности.
      – Было время, я тоже постоянно округляла свой возраст, – призналась она. – Удивительно, как некоторые люди бывают щепетильны в этом плане, да? Но, с другой стороны, тут есть и некоторые преимущества, особенно для женщин. Кто-то говорил мне, что, например, там, где работаю я, женщине всегда хочется оставаться в возрасте тридцати пяти лет. И не слишком старая, но и не юная. И знаете, что я ответила, когда услышала это?
      – Нет. Что же?
      – Я сказала: плюньте вы на эту чепуху. В сорок лет я все равно буду входить в приоритетный список. В пятьдесят, дорогуша, я, может быть, стану старше, но не старее. Что же касается вас, то вы в этом возрасте даже не сможете выступить моим нанимателем. А уж в семьдесят – просто берегитесь!
      Он улыбнулся, и на этот раз улыбка получилась открытой и душевной. Она даже коснулась его холодных глаз. Умница, Малдун! Молодец! Всегда надо оставаться человеком.
      – Никогда не вступайте в игру по чужим правилам. – Джоан с удовлетворением отметила, что Джуниор внимательно прислушивается к ее словам. – Ну, валяй, Кузнечик. Отправляемся на официальную экскурсию, а потом сразимся насмерть относительно тех мест, куда вам строго-настрого запретили меня пускать.
 
      Сегодня она ушла с работы раньше. Это еще почему?
      Хусаам Абдул-Фатах твердо уяснил для себя одно. Жизнь Мэри-Лу Старретт проходила как по расписанию, в котором сама женщина играла роль послушного заводного механизма.
      Три раза в неделю она утром завозила ребенка в дневной детский центр, а затем отправлялась на своей развалюхе в Коронадо, на военно-морскую базу. Она спокойно проезжала мимо охраны у ворот, потом по главной дороге до кафе «Макдоналдс», где парковала машину в тени здания. Она заступала на четырехчасовую смену, но приезжала всегда немного раньше, минут за двадцать или даже за тридцать. Это время уходило на чашечку кофе и чтение очередной книги, прихваченной в городской библиотеке.
      За пять минут до начала смены она поднималась из-за столика, выходила к машине и бросала книгу на переднее сиденье. Затем посещала дамскую комнату и уже потом приступала к работе, неизменно вооружась фальшивой улыбкой, которой обладает любая королева красоты, и дежурной фразой: «Что будете заказывать?»
      Правда, уже через полчаса работы улыбка начинала таять, а к окончанию смены губы Мэри-Лу неизменно сжимались в тонкую прямую линию.
      После работы женщина снова садилась в машину и возвращалась в Сан-Диего, по пути забирая ребенка из детского центра.
      С этого момента жизнь Мэри-Лу превращалась в какое-то безумие. Через день или два дня она ходила в библиотеку, везя при этом ребенка в коляске. Миссис Старретт буквально глотала книги, набирая их целыми охапками. Она читала все подряд, как ненормальная. Раз или два в неделю по дороге домой она заходила в продовольственный магазин, после чего возвращалась в свой маленький домик, где жила вместе с мужем. Кстати, он очень часто не приходил домой ночевать.
      Ребенок, скорее всего, днем спал строго с половины третьего до половины четвертого, потому что в это время Мэри-Лу всегда оставалась дома с дочерью. Иногда она выходила в сад с книгой и каким-то радиопередающим устройством. Наверное, оно позволяло ей слышать, что происходит в доме и как спит ребенок. Кроме того, раз или два в неделю она наносила визит в соседний домик, где обитал какой-то затворник, притом тяжелобольной.
      Но там Мэри-Лу долго не задерживалась.
      Вечера у женщины были так же расписаны по минутам, как и дни. Ей приходилось присутствовать на собраниях анонимных алкоголиков, которые проводились каждый рабочий день в разных церквях города. До последнего момента она ждала возвращения мужа с работы. Иногда он приходил рано, до того, как ей нужно было выезжать из дома. Случалось, что она заранее договаривалась с приходящей няней и оставляла ребенка с ней. Но бывало, что, не имея другого выхода, она забирала девочку с собой. В такие дни она просто сажала малышку в машину и с обреченным видом рассерженной жены уезжала на собрание.
      Муж практически не общался со своей супругой. Он либо пропадал на работе, либо тупо пялился в телевизор, пока не наступало время идти спать.
      Для Хусаама Мэри-Лу оказалась настоящей находкой. Более легкой добычи и пожелать было нельзя.
      Едва прибыв в Сан-Диего, он начал слоняться по местным барам и ресторанам. Одним словом, стал часто бывать в тех местах, где собирались люди с военно-морской базы. Там, где они выпивали и сплетничали.
      «Морские котики» оказались народом неразговорчивым и достаточно скрытным, но зато они сами были темой для всевозможных пересудов. Причем самые разнообразные слухи ходили не только о них самих, но и об их подружках, невестах и женах.
      Вот почему Хусаам узнал о «котиках» много интересного. Правда, большей частью это были лишь пустые россказни, но долю истины откопать в них все же представлялось возможным.
      Итак.
      Мэг Нильсон встречалась со своим новым мужем, официально продолжая оставаться в браке с первым. Скорее всего, в это можно было поверить.
      Тери и Стэн Волчонок выстроили у себя на заднем дворе что-то вроде бани, и теперь всем, кто приходил к ним в гости, нужно было раздеваться прямо на участке. А вот это, по мнению Хусаама, было откровенным враньем.
      Мэри-Лу Старретт всегда была ярой поклонницей «морских котиков» и нарочно забеременела, чтобы заставить Сэма жениться на себе. Что ж, не исключено.
      Марк Дженкинс встречался с воспитательницей из детского сада в Эскондидо, вживившей себе в грудь имплантаты. Доподлинно об этом факте могло быть известно только Дженкинсу и его подружке.
      Майк Малдун отличается невероятной красотой и покладистым нравом, так что, скорее всего, может быть причислен к разряду голубых. Процент вероятности мал, наверняка о нем отзывались так исключительно из-за банальной зависти.
      Брат Джея Лопеса в свое время умер из-за передозировки героина, и Джей с тех пор дал обет безбрачия, а Космо Рихтера якобы завербовали в «морские котики», когда он сидел в тюрьме на острове Райкерс в камере уголовников, получивших пожизненное заключение.
      И так далее, и тому подобное.
      Самая последняя, но далеко не самая скучная сплетня гласила: лейтенант-коммандер шестнадцатой команды «морских котиков» Том Паолетти неожиданно потерял всякий интерес к своей подружке, доктору Келли Эштон. Он то и дело откладывает свадьбу. Поговаривали, что влюбленная парочка постоянно спорит о чем-то и нередко дело заканчивается самой откровенной дракой: Не проходит и дня, чтобы Келли не заехала на базу проведать своего дружка, посмотреть, чем он тут занимается, и отвесить ему пару-другую «добрых» слов.
      Для задания Хусаама такая ситуация могла бы считаться идеальной, и поначалу он действительно выбрал своей целью Келли Эштон. На то был целый ряд причин. Но сплетни следовало проверить, и вот тут-то выяснилось, что они совершенно не соответствовали истине.
      Ему пришлось следить за ней чуть более суток, после чего она встретилась с Паолетти за ужином в шикарном ресторане Коронадо. Прошло всего несколько минут после начала свидания, как девушка выскользнула из-за стола.
      Хусаам продолжал наблюдать за парочкой, потому что Паолетти тотчас последовал за Келли прямо в туалетную комнату.
      Хусаам и сам прошел мимо туалета, по возможности поближе к запертой двери. Звуки, доносившиеся изнутри, вовсе не свидетельствовали о том, что влюбленные ссорятся. Скорее наоборот…
      После этого Хусаам провел собственное расследование и выяснил, что свадьбу откладывала сама Келли. Она не спешила связывать себя узами брака, относительно этого события в груди ее лежала, как говорится, холодная лягушка. Но это, пожалуй, было единственным ледяным местом на ее теле. Все стальное кипело и бурлило.
      Хусаам с сожалением вычеркнул Келли из списка возможных кандидатов и стал пристальней приглядываться к Мэри-Лу Старретт.
      Та продолжала жить своей жизнью, скучной и до боли предсказуемой. На что он сам, правда, вовсе не мог пожаловаться, поскольку ежедневное расписание Мэри-Лу значительно облегчало его задачу. А если еще принять во внимание сломанный замок багажника ее автомобиля.
      Но именно сейчас его внимание привлекло нечто совсем необычное.
      Часы показывали один час и тридцать семь минут. До конца смены оставалось целых двадцать три минуты, а Мэри-Лу уже сидела в машине, готовая выехать с базы.
      Здесь, возле кафе, Хусаам оказался так рано по чистой случайности. Обычно он появлялся у «Макдоналдса» ровно в два.
      Мэри-Лу, разумеется, выберет длинный путь до материка, чтобы не платить дорожные сборы. Хусаам давно выяснил для себя эту привычку миссис Старретт.
      Сам он отправится другим путем, а потому прибудет в Сан-Диего раньше нее.
      Потому что именно сегодня, после долгой подготовки, он должен был наконец-то вступить в контакт со своей жертвой.
 
      Винсент ДаКоста испытывал жуткую ревность к человеку, который умер более шестидесяти лет назад.
      Его звали Джеймс Флетчер.
      Винс в уме называл его «Джим» или «Джимми», хотя Чарли, когда вспоминала его, говорила только «Джеймс». Правда, чаще Винс, думая о нем, употреблял более крепкое выражение, а именно «сукин сын». Как, например, сейчас. Хотя, разумеется, при этом он понимал, что по отношению к Джеймсу такой эпитет был по меньшей мере нечестным.
      «Сукин сын» погиб 7 декабря 1941 года. Этот день, как известно, пользовался дурной славой в течение последних шестидесяти с небольшим лет. А тот знаменитый «сукин сын» после своей смерти оставил красавицу жену, которая сильно любила его.
      Прожив на этом свете почти восемьдесят лет, Винс понимал, что абсолютно уверенным может быть только в некоторых вещах. Но одно он знал наверняка. Если бы он сам очутился в тот роковой день в Перл-Харборе и его смертельно ранило шрапнелью от японской бомбы, он бы бился до последней капли крови, но сделал бы невозможное и ни за что не покинул бы мир, в котором жила очаровательная Чарли Флетчер.
      Сейчас она сидела на простеньком стуле в телестудии, декорированной под обычную гостиную. Пожилая женщина сдвинула колени, при этом ее спина оставалась исключительно прямой все время съемок. Примерно также она сидела на своем рабочем месте секретаря в приемной сенатора в Вашингтоне в тот самый день, когда ее впервые увидел Винс.
      И еще Винс твердо знал все эти годы (пятьдесят из которых прожил в браке с очаровательной Чарли), что, по правде говоря, он – черт возьми! – не имел никакого права ревновать ее к Джиму Флетчеру.
      Флетчеру она принадлежала всего один год.
      Винсу же – всю жизнь.
      – Он был и вправду замечательным человеком, – объясняла Чарли молодому телеведущему Тиму Брэдли. Съемки на историческом телеканале шли полным ходом.
      Приближался декабрь, а значит, и очередная годовщина нападения Японии на американский тихоокеанский флот. А так как настоящие герои Перл-Харбора с каждым годом испытывали все больше трудностей с тем, чтобы самостоятельно приезжать в студию и рассказывать о своих впечатлениях, Брэдли посчитал, что можно будет пригласить и тех людей, кто лично знал героев того рокового дня.
      А уж лейтенант Джеймс Т. Флетчер, получивший медаль за доблесть, разумеется, был одним из таких героев. И оспаривать этот факт никто не собирался.
      Джеймс бесстрашно бросился на адмирала и закрыл его своим телом, спасая таким образом жизнь офицера. Джеймс принял на себя всю шрапнель, которая могла бы запросто разорвать командира. И когда подоспевшие медики хотели оказать Джеймсу помощь, он гордо отказался отправиться в госпиталь и сам лично повел этих людей – неопытных и нетренированных – к зенитному орудию. Под руководством Флетчера они смогли воспользоваться пушкой и довольно удачно вели из нее стрельбу. Им даже удалось уничтожить несколько вражеских самолетов. Во всяком случае, достаточное их количество, чтобы тем самым спасти множество жизней американцев.
      Правда, за это пришлось заплатить дорогой ценой.
      Винс наблюдал за мониторами и за Чарли, пока она серьезно, как и полагается при рассказе о таких событиях, вела беседу с Тимом Брэдли.
      – Он пожертвовал собой, и это вдохновило других на подвиги. Такие жертвы были нередки среди молодых людей, которые в те годы сражались и умирали за нашу страну. – Чарли улыбнулась так же печально, как она улыбалась в первые дни их знакомства, и у Винса защемило сердце. – Конечно, сама я в те дни никакого вдохновения не ощущала. Я пребывала в отчаянии. Ведь я любила его, а он погиб.
      – Что вы подумали и почувствовали в тот момент, когда узнали, что ваш муж был посмертно награжден медалью за доблесть? – поинтересовался Брэдли.
      – Первый муж, – недовольно пробормотал Винс себе под нос, невольно поправляя телеведущего. Что он, совсем обалдел, что ли? Да и дико как-то было слушать Чарли, вспоминающую Флетчера. За все время их долгой совместной жизни никто из них о нем не заговаривал.
      Но, возможно, они были не правы. Наверное, этот парень все же был достоин того, чтобы о нем вспоминали.
      Во всяком случае, когда им позвонил продюсер и предложил поучаствовать в передаче, Чарли тут же согласилась, и притом с большой радостью.
      Она сказала, что любила его, а он погиб.
      На видеомониторе было видно, как она скрестила ноги. В восемьдесят три года у Чарли все еще были удивительно красивые ноги. Да и выглядела она сейчас просто замечательно, словно каждый день снималась для телевидения. Настоящая кинозвезда, не иначе. Впрочем Винсент всегда считал свою жену потрясающе эффект ной женщиной. Такой она оставалась и по сей день.
      – Что я подумала? Какое ужасное слово – посмертно!
      – А когда вы услышали о его геройском поступке в Перл-Харборе?..
      – Я подумала: «Ну зачем ты это сделал? Джеймс, задница ты этакая!!»
      Брэдли нервно рассмеялся, а Чарли недовольно поморщилась:
      – Простите, – тут же извинилась она. – Наверное, на телевидении такие слова произносить нельзя, да? Но вы же сами меня спросили.
      – Все в порядке, – кивнул Брэдли. – Все хорошо.
      – Когда он погиб, мне было всего двадцать два года, – продолжала Чарли. – Я не читала никаких статей и не слушала передач о подвигах наших бойцов. Все это произошло потом, через много лет. Я тогда была бы не в состоянии слушать подробности его гибели. Моя свекровь – его мать – как-то сумела прочитать статью о том дне. Это она рассказала мне о подвиге Джеймса.
      Пожилая женщина грустно усмехнулась, и ее глаза затуманились, словно она снова вспомнила те далекие дни.
      Винс тоже погрузился в воспоминания. Он снова представил себе ту измученную печальную девушку, какой в то время была Чарли, когда он буквально ворвался к ее жизнь и жизнь Эдны Флетчер. Со дня смерти Джима прошло почти два года, а Чарли никак не могла прийти в себя.
      – Когда впервые сообщили о событиях в Перл-Харборе, я сразу же предложила Эдне приехать ко мне в Вашингтон. Мы обе знали, что Джеймс служил на Гавайях, что нападение было ужасным и что при атаке японцев погибло много наших ребят. Но больше нам ничего не было известно. Вот поэтому я ей позвонила и попросила приехать ко мне. Мне казалось, что я сумею хоть немного успокоить ее, если нам сообщат трагическую весть, но на деле получилось так, что это она утешала меня. Вы можете себе представить, что чувствует мать, когда получает телеграмму о том, что ее единственный ребенок погиб?
      – Нет, мэм.
      – Но она сумела пережить это. Мы вдвоем пережили этот кошмар. Многим матерям и женам пришлось испытать нечто подобное после событий седьмого декабря. И вот его матери дали за убитого сына золотую звезду, а я в двадцать два года стала вдовой. Вскоре после этого нам действительно вручили медаль Джеймса. Но это нас совсем не утешило. Зато теперь, после этой передачи, я уверена в том, что Джеймса все будут знать и чтить как героя. Именно так и должно было быть всегда. Кроме того, я надеюсь и на то, что его будут помнить и любить как мужа и сына. Именно таким буду помнить его я сама.
      – Благодарю вас, миссис Флетчер, за то, что вы согласились участвовать в нашей программе, – сказал напоследок Брэдли.
      Миссис Флетчер.
      Именно так называл ее и сам Винс в первые недели их знакомства, после того как встретил ее в приемной сенатора.
      – Сенатор у себя, миссис Флетчер?
      – Да, рядовой ДаКоста, но боюсь…
      – Для вас просто Винс.
      – …сегодня он будет занят до конца рабочего дня.
      – Ничего, я подожду.
      Она была вежлива, но непреклонна.
      – Он не сможет принять вас сегодня.
      – Я подожду. Может быть, у него выдастся свободная минутка.
      – Рядовой…
      – Меня зовут Винс.