12

В тот вечер, когда Эллерт присоединился к членам своего круга в нижнем зале Башни Хали, они о чем-то возбужденно говорили друг с другом. Он поймал взгляд Ренаты, стоявшей в дальнем конце комнаты; ее лицо было бледным от ужаса.

— Что случилось? — спросил он у Барака, стоявшего ближе к нему.

— Война снова обрушилась на нас. Риденоу пошли в атаку с лучниками и огненными стрелами. Каждый работоспособный мужчина из рода Хастуров и Эйлардов призван на борьбу с огнем, бушующим в лесах, или на защиту замка. Вести пришли от передатчика в Нескье. Ариэлла находилась на приеме и услышала…

— Великие боги! — прошептал Эллерт.

Кассандра подошла ближе и встревоженно взглянула на него:

— Лорд Дамон-Рафаэль пошлет за тобой, муж мой? Ты должен идти на войну?

— Не знаю, — ответил он. — Я так долго жил в монастыре, что мой брат может счесть меня недостаточно образованным в вопросах военной стратегии.

Он замолчал. «Если один из нас должен уйти, то будет лучше, если я отправлюсь на войну. Если я не вернусь, то Кассандра освободится от брачных обязательств, и мы так или иначе выпутаемся из этого безнадежного положения».

Жена не смотрела на него. Ее глаза наполнились слезами, но Эллерт сохранял на лице холодную, бесстрастную маску дисциплинированного монаха.

— Почему ты не отдыхаешь, моя леди? — спросил он. — Рената сказала, что тебе нездоровится. Разве тебе не следует лежать в постели?

— Я услышала разговоры о войне и испугалась, — тихо ответила девушка, потянувшись к его руке. Но Эллерт мягко отстранился и повернулся к Корину.

— Думаю, тебе лучше остаться здесь, Эллерт, — сказал Хранитель. — Ты обладаешь силой, а поскольку началась война, нам наверняка прикажут готовить клингфайр. Мы и так уже почти потеряли Ренату…

— Разве это неизбежно?

Корин кивнул.

— Ее семья сохраняет нейтралитет. Ее отец уже послал гонца с предписанием, где ей предлагается вернуться домой под усиленной охраной. Он хочет, чтобы она немедленно покинула район боевых действий. Мне очень жаль терять такую хорошую Наблюдающую, — добавил он, — но надеюсь, что после соответствующей тренировки Кассандра не уступит ей в мастерстве. Наблюдение — не такая уж сложная работа, но Ариэлле лучше подходит роль техника. Как думаешь, Рената, у тебя достаточно времени, чтобы обучить Кассандру навыкам Наблюдающей до твоего отъезда?

— Постараюсь, — ответила Рената. — Я останусь здесь так долго, как только смогу. Я не хочу уезжать из Башни.

Она с отчаянием взглянула на Эллерта. Юноша вспомнил об утреннем разговоре с Наблюдающей.

— Мне будет жаль, если ты уедешь, — сказал он, взяв ее руки в свои.

— Я предпочла бы остаться здесь. Или быть мужчиной и иметь право выбора.

— Ах, Рената. Мужчины тоже не свободны, они не вольны избегнуть войн и невзгод. Меня, лорда Хастура, можно послать на бойню против моей воли, словно последнего из вассалов моего брата.

Несколько мгновений они стояли взявшись за руки, не заметив, что Кассандра, бросив на них полный горечи взгляд, вышла из зала. Потом Корин снова подошел к Ренате.

— Как нам будет не хватать тебя! Лорд Дамон-Рафаэль уже послал к нам гонцов для пополнения запасов клингфайра, а я изобрел новое оружие, и мне не терпится испытать его. — Он беззаботно уселся на подоконнике, болтая ногами, словно мальчишка, рассказывающий о новой игре. — Это устройство на основе матриксной ловушки, действующее на расстоянии и предназначенное для того, чтобы убивать определенного врага. Если, к примеру, мы прицелимся в лорда Риденоу, телохранители могут сколько угодно закрывать телами своего повелителя. Разумеется, нам нужно сделать условную модель его личности с помощью какого-нибудь клочка одежды или, еще лучше, с какой-нибудь драгоценности, которую он носит на теле. В крайнем случае, можно прозондировать пленника из числа его людей. Такое оружие не повредит никому другому; оно будет настроено на конкретную схему его разума, полетит к нему и убьет только его.

Рената содрогнулась, и Эллерт машинально погладил ее руку.

— Готовить клингфайр — слишком трудное занятие, — пожаловалась Ариэлла. — Придумали бы какое-нибудь оружие получше! Сначала нам придется добывать из земли красную руду, потом атом за атомом отделять активное вещество и очищать при высокой температуре, а это опасно. Когда я последний раз работала с клингфайром, один из стеклянных сосудов взорвался; к счастью, я была в защитном костюме, и все же…

Она протянула руку и показала розовый, уже зарубцевавшийся шрам округлой формы и оставшееся углубление в плоти.

— Всего лишь крошечная частица, однако она проникла почти до кости, и ее пришлось вырезать с мясом.

Корин поднял руку девушки к своим губам и поцеловал ее.

— Ты носишь почетную отметину войны, пречиоза[18]. Немногие женщины имеют такие шрамы. Но я продолжаю свой рассказ. Недавно я изобрел сосуды для клингфайра, которым не страшно никакое тепло. Мы наложили на них связующее заклятье, так что они ни за что не разлетятся на куски. Даже если они треснут, связующее заклятье будет удерживать их форму.

— Как это получается? — спросила Мира.

— Все очень просто. — Корин улыбнулся. — С помощью матрикса ты устанавливаешь структуру вещества таким образом, что оно не может принять новую форму. Оно может потрескаться, содержимое может просочиться наружу, но не разлететься в стороны. Даже если сосуд разобьется, а это практически невозможно, его куски плавно опустятся на землю. К сожалению, мы еще не можем полностью контролировать гравитацию, но и это уже большое достижение. Когда работаешь с матриксом девятого уровня, как при очищении клингфайра, требуется минимум девять человек плюс техник, а еще лучше — другой Хранитель, удерживающий связующее заклятье на сосуде. Интересно, — добавил он, взглянув на Эллерта, — смог бы ты стать Хранителем после надлежащей тренировки?

— Я не имею подобных намерений, — сухо ответил юноша.

— Однако в этом случае тебе не нужно было бы отправляться на войну, — откровенно заметил Корин. — Если ты чувствуешь себя виноватым, то вспомни, что здесь ты можешь принести больше пользы, а у всех нас шрамы. Вот, посмотри, — он протянул руку, показав глубокие, давно зажившие ожоги, — я принял на себя отраженный удар матрикса, когда у техника дрогнула воля. Матрикс был словно живой раскаленный огонь. Я подумал, что он сожжет мне руки до костей, как клингфайр. А что касается страданий… что ж, нам приходится страдать, работая днем и ночью в кругах из девяти человек. И наши женщины страдают не меньше.

Ариэлла покраснела, когда мужчины, стоявшие вокруг, дружно рассмеялись. Все поняли намек: главным побочным эффектом работы с матриксом для мужчин были длительные периоды импотенции. Увидев застывшую улыбку на лице Эллерта, Корин захихикал:

— Возможно, нам всем не мешало бы стать монахами и научиться терпеть это наравне с холодом и голодом. Эллерт, расскажи нам о своем приключении. Я слышал, что по пути из Неварсина вас атаковали клингфайром, но ты сумел отклонить снаряд, так что он взорвался на некотором расстоянии.

Эллерт восстановил как мог полузабытое происшествие. Хранитель кивнул с серьезным видом:

— Я думал о таком снаряде, собираясь сделать его чрезвычайно хрупким и наполнить либо клингфайром, либо обычной горючей смесью. У меня есть устройство, которое может поджечь целый лес, так что противнику придется бросить войска на борьбу с огнем. А еще у меня есть оружие, похожее на серьги, которые делают наши ремесленники. По нему можно бить хоть кузнечным молотом, и оно не взорвется. Его также нельзя взорвать на расстоянии, как ты сделал с клингфайром, нацеленным на твоего отца. Ничто, ничто не взорвет его, кроме детонирующих мыслей того, кто владеет секретом. Я не жалею, что перемирие нарушено. Нужно же где-то испытать новое оружие!

— Лучше бы оно навсегда осталось неиспытанным, — с невольной дрожью пробормотал Эллерт.

— Слышу речи монаха, — весело сказал Барак. — Через пару лет ты избавишься от этой чепухи, друг мой. Эти узурпаторы из Риденоу, хлынувшие в наш Домен, многочисленны и плодовиты. У некоторых отцов по шесть-семь сыновей, и все как на подбор задиристые и жадные до новых земель. Из семерых сыновей моего отца двое умерли в младенчестве, а еще один — от пороговой болезни в ранней юности. Однако, сдается мне, иметь много сыновей еще хуже. Либо тебе приходится делить поместье, чтобы дать каждому хоть малую толику, либо младшие отпрыски уходят покорять огнем и мечом чужие земли, как эти Риденоу.

Корин улыбнулся, но в улыбке не было веселья.

— Верно, — согласился он. — Один сын так необходим, что родители готовы пойти на все, лишь бы он выжил. Но если выживают двое, то это уже многовато. Я был младшим сыном, и мой брат весьма доволен моим положением Хранителя — по его мнению, я всего лишь жалкий технарь, не принимающий участия в великих событиях нашего времени. Твой брат более благосклонен к тебе, Эллерт. По крайней мере, он разрешил тебе вступить в брак.

— Да, — согласился Хастур. — Но я поклялся поддержать его право на престол, если что-нибудь произойдет с королем Регисом, да будет долгим его царствование!

— Его царствование было уже слишком долгим, — заметил Хранитель из другого круга, присоединившийся к беседе. — Но я не ожидаю ничего хорошего от того времени, когда твой брат и принц Феликс начнут бороться за трон. Война с Риденоу сама по себе уже достаточное зло, но война между братьями в Домене Хастуров будет гораздо худшим злом.

— Я слышал, что принц Феликс — эммаска, — бросил Барак. — Не думаю, что он будет бороться за корону. Яйцу камня не одолеть!

— Что ж, пока жив старый король, он в безопасности, — задумчиво произнес Корин. — Но впоследствии его разоблачение — лишь вопрос времени. Интересно, кого они подкупили, чтобы объявить Феликса наследником? Не исключено, Эллерт, что тебе привалило изрядное счастье: ведь твой брат настолько нуждается в твоей поддержке, что нашел тебе жену, причем умную и очаровательную.

— Кажется, я совсем недавно видел ее, — сказал другой Хранитель. — Но теперь она ушла.

Эллерт огляделся по сторонам, охваченный недобрым предчувствием. Группа молодых женщин из Башни танцевала в дальнем конце большого зала; ему казалось, что Кассандра находится среди них. Юноша снова увидел ее мертвой в своих объятиях, но отделался от этого образа, как от иллюзии, рожденной страхом и тревогой.

— Возможно, она поднялась к себе. Рената просила ее оставаться в постели, и я удивился, когда она спустилась к нам сегодня вечером.

— Но в комнате ее нет, — заметила Рената, подойдя к ним. — Куда она могла уйти, Эллерт? Я зашла спросить, не хочет ли она приступить к обучению, но похоже, ее вообще нет в Башне.

— Милосердная Аварра! — Внезапно калейдоскопические образы будущего снова нахлынули на Эллерта, и он понял, куда ушла Кассандра. Без единого слова повернулся спиной к мужчинам и побежал по коридорам к силовому полю, прикрывавшему вход в Башню Хали.

Огромное пурпурное солнце висело, словно живой огонь, над дальними холмами, окутывая озеро призрачным пламенем.

«Кассандра видела меня вместе с Ренатой. Я не прикоснулся к ее руке, хотя она плакала, однако поцеловал Ренату у нее на глазах. Это был дружеский жест, каким утешают сестру, — ведь я могу прикасаться к Ренате, не чувствуя любви и вины перед нею. Но Кассандра все видела и не понимала…»

Эллерт звал жену, но вокруг слышался лишь тихий шелест облачных волн. Он сбросил плащ и пустился бегом. У самой кромки берега увидел две маленькие сандалии с высокими каблуками — не сброшенные в спешке, но заботливо поставленные рядом, словно девушка стояла здесь в глубоком раздумье. Эллерт скинул сапоги и нырнул в озеро.

Странные облачные воды обволокли его — тусклые, слабо мерцающие. Он вдохнул туман, явственно ощущая прилив сил, странную восторженность, которая всегда приходила на первых порах. Юноша мог видеть довольно отчетливо, как сквозь тонкую утреннюю дымку. Сияющие существа — рыбы или птицы? — скользили мимо. Их тела, светящиеся оранжевым или зеленоватым, напоминали разноцветные огни, вспыхивавшие за сомкнутыми веками, когда ему давали дозу кириана, снадобья, раскрывавшего сознание.

Эллерт почувствовал, как ноги мягко погружаются в поросшее водорослями дно озера, и побежал вперед.

Да, кто-то уже прошел этим путем. Рыбы-птицы сбивались в стайки, дрейфуя в облачной среде. Постепенно Эллерт замедлил бег: тяжелый газ облачного озера начинал угнетать его.

— Кассандра! — в отчаянии крикнул он, но туман, наполнявший озеро, имел свойство глушить все звуки. Здесь было тихо, как на дне очень глубокого колодца. Тишина окружала и обволакивала. Даже в Неварсине Эллерт не знал подобного безмолвия.

Рыбы-птицы бесшумно проплывали мимо него. Их люминесцентные тела мельтешили перед ним, даже когда юноша закрывал глаза. Эллерт ощущал легкость и приподнятость во всем теле. Сильно кружилась голова. Он заставил себя дышать, вспомнив, что здесь, в странном газовом облаке, не хватает неведомого элемента, включавшего в мозгу дыхательный рефлекс. Приходилось дышать усилием воли; легкие отказывались автоматически качать воздух.

— Кассандра!

Слабый, отдаленный, почти ребячливо-обидчивый мысленный отклик — «уходи…» — и снова тишина.

«Дыши!» Эллерт начал уставать. Водоросли здесь росли гуще, стебли стали толще, и ему приходилось пробиваться через них. «Дыши! Вдох и выдох, не забывай о дыхании…» Длинная, скользкая водоросль оплела колено. Он был вынужден остановиться и избавиться от нее. «Дыши!» Заставлял себя бороться, не обращая внимания на разноцветных рыб-птиц, мелькавших вокруг него стремительными мазками, словно нанесенными кистью безумного художника. Его ларан снова вышел из-под контроля, как случалось всегда, когда он был истощен или обеспокоен. Юноша увидел себя погружающимся ниже и ниже в облаках газа и ила, веселого и довольного, задыхающегося в блаженном неведении… «Дыши!» Эллерт с усилием вдохнул в себя очередную порцию сырого тумана, напомнив себе, что не может утонуть. Единственная опасность заключалась в забытьи. Может быть, Кассандра уже достигла этой стадии? Может быть, она уже умирает где-то здесь, на дне озера?

«Она хотела умереть, и я в этом виноват… Дыши! Не думай ни о чем, помни только о дыхании».

Он видел себя выносящим Кассандру из озера, неподвижную и безжизненную. Ее длинные волосы, влажно поблескивая, струились по его рукам. Видел себя склонившимся над женой, среди колышущихся водорослей на дне озера, погружающегося вместе с ней в смертном объятии… Нет больше ларана, нет страха, нет семейного проклятия.

Рыбы-птицы возбужденно сновали вокруг. Невдалеке справа он заметил голубое пятно — цвет, еще не встречавшийся ему на дне. Может быть, длинный рукав платья Кассандры? «Дыши!» Эллерт склонился над своей женой. Она лежала на боку с открытыми глазами. Губы изогнулись в блаженной улыбке, но она не могла его видеть. С содроганием сердца юноша поднял ее на руки. Тело Кассандры безвольно обмякло, окруженное колышущимися прядями водорослей.

«Дыши! Вдыхай ей в рот. Это восстановит процесс дыхания…»

Эллерт крепко обнял ее и прижался губами к ее губам, вдувая воздух ей в легкие. Словно отзываясь на условный рефлекс, Кассандра сделала глубокий вдох и снова замерла.

Эллерт понес девушку, бесшумно ступая по дну озера в тусклом свете, розовевшем от рассеянных закатных лучей. Внезапно им овладел ужас: «Если стемнеет, я не смогу найти дорогу к берегу. Мы умрем вместе». Он снова склонился над Кассандрой, делая ей искусственное дыхание, и снова почувствовал, как она задышала. Но он не знал, как долго она сможет продержаться, даже с помощью кислорода, попадавшего в ее легкие через каждые два-три шага. Сердце Эллерта бешено стучало в груди. Если бы только она могла дышать… если бы только ему удалось поднять ее туда, где она вспомнит, как дышать…

Последние несколько метров превратились в сплошной кошмар. Кассандра весила немного, но Эллерт тоже был отнюдь не крупным. Когда туман начал редеть, юноша потащил ее за собой, придерживая под мышки и наклоняясь через каждые два-три шага, чтобы сделать искусственное дыхание. Наконец его голова вынырнула на поверхность, и он конвульсивно задышал, а затем поднял голову Кассандры над облачной дымкой. Эллерт уже не помнил, как добрел до берега и рухнул на траву рядом с женой. Потом лежал возле нее и дышал ей в рот, нажимая на грудную клетку, пока ее тело не содрогнулось. Грудь девушки ритмично задвигалась. Кассандра по-прежнему оставалась без сознания, но через некоторое время, в уже сгустившихся сумерках, юноша ощутил прикосновение ее мысли. Слабый шепот был едва различим:

— Эллерт? Это ты?

— Я здесь, любимая.

— Мне так холодно…

Эллерт подхватил плащ, валявшийся на берегу, плотно закутал Кассандру и прижал ее к себе, бормоча бессвязные утешения.

— Пречиоза… бредива… Моя возлюбленная, мое сокровище… Почему? Зачем? Я думал, что навеки потерял тебя. Почему ты решила покинуть меня?

— Покинуть? Нет. Но в озере было так мирно и спокойно! Мне хотелось остаться там навсегда, чтобы больше никого не бояться, никогда не плакать… Мне показалось, что ты зовешь меня, но мне не хотелось отвечать. Я прилегла отдохнуть, но так устала, что не могла подняться. Я не могла дышать и испугалась… А потом пришел ты, но я знала, что ты не любишь меня.

— Не люблю тебя? Кассандра…

Эллерт понял, что не может говорить. Он прижал ее к себе и поцеловал в холодные губы.

Вскоре он встал, снова поднял ее на руки и отнес в Башню. Работники матриксных кругов с изумлением смотрели на него, но что-то в глазах Эллерта удерживало их от расспросов. Он чувствовал на себе взгляд Ренаты, ощущал любопытство и ужас окружающих. На мгновение, не прилагая к этому сознательных усилий, увидел себя их глазами — мокрым, растрепанным, без сапог. Длинные волосы Кассандры слиплись от воды, в них запутались водоросли.

Заметив мрачную сосредоточенность на лице Хастура, люди расступались, пока он шел по коридору и поднимался вверх по длинной лестнице — не в ту комнату, где спала Кассандра с тех пор, как они приехали сюда, но в собственную, на одном из нижних этажей Башни.

Он запер за собой дверь. Опустившись на колени перед Кассандрой, снял с нее мокрую одежду и завернул ее в свои теплые одеяла. Девушка оставалась холодной и неподвижной как смерть. Ее лицо смутным пятном белело на подушке, мокрые спутанные волосы безжизненно свисали вниз.

— Нет, — прошептала Кассандра. — Ты собирался уехать из Башни и даже ничего не сказал мне. Я подумала, что будет лучше умереть, чем остаться здесь, где все остальные смеются надо мной. Они знают, что я замужем, но не стала женщиной. Они знают, что ты не любишь и не хочешь меня.

— Не люблю тебя? — спросил Эллерт. — Я люблю тебя так же, как мой благословенный предок любил дочь Робардина на берегах Хали много веков назад. Не хочу тебя, Кассандра? — Он прижал ее к себе, покрывая поцелуями и чувствуя, что эти поцелуи вдыхают в нее жизнь так же, как дыхание его легких в туманных глубинах озера. Юноша уже почти не думал, почти не помнил о клятве, которую они дали друг другу. Лишь одна последняя, отчаянная мысль промелькнула в его сознании, прежде чем он откинул одеяла: «Я не смогу оставить ее. Только не сейчас! Милосердная Аварра, смилуйся над нами!»

13

Эллерт сидел рядом со спящей Кассандрой, глядя на ее лицо. Физически она выглядела почти так же, как в тот момент, когда он нашел ее в озере. Даже теперь нельзя было утверждать с уверенностью, пыталась ли девушка покончить жизнь самоубийством или ее поступок был вызван глубоким отчаянием, болезнью и упадком сил. Но в последующие дни Эллерт почти не оставлял ее одну. Он был так близок к тому, чтобы потерять ее!

Остальные обитатели Башни предоставили супругов самим себе. Хастур понял, что они узнали об их близости, но не придали этому значения.

Он должен принять решение, как только Кассандра сможет встать с постели. Покинуть ли ему Башню и взять жену с собой, отослать ее в безопасное место (ибо здесь делали оружие и Башня могла подвергнуться нападению), или ему надо уехать и оставить здесь для тренировки ларана, так необходимой для нее?

Однако его собственный ларан снова и снова рисовал картины поездки на север вместе с Ренатой. Отсутствие Кассандры в этих видениях пугало Эллерта. Что с ней случится?

Хастур видел незнакомые знамена над головой, войну, лязг мечей, взрывы странного оружия, огонь и смерть. «Может быть, так будет лучше для нас обоих…»

Он обнаружил, что больше не может поддерживать духовную дисциплину и оставаться невозмутимым, как его учили в Неварсине. Кассандра постоянно присутствовала в его мыслях и эмоциях.

Он нарушил клятву.

«После семи лет в Неварсине я все еще слаб, все еще движим чувствами, а не разумом. Я взял ее без раздумий, как если бы она была одной из девушек для развлечения у старого дома Мариуса…»

Эллерт услышал слабый стук в дверь, но еще раньше, чем звук достиг его слуха, понял: время пришло. Наклонившись, поцеловал спящую женщину, затем подошел к двери и распахнул ее так быстро, что Ариэлла удивленно заморгала.

— Эллерт, — прошептала она. — Твой брат, лорд Элхалин, в приемном зале и хочет поговорить с тобой. Я останусь с твоей женой.

Эллерт спустился в приемный зал — единственное помещение Башни, куда допускались посторонние. Дамон-Рафаэль стоял там; за его спиной неподвижно и безмолвно возвышался телохранитель.

— Ты оказал нам честь своим приездом, брат. Чем могу служить тебе?

— Полагаю, ты слышал о нарушении перемирия?

— Неужели ты пришел призвать меня к оружию?

— Неужели ты думаешь, что я сам бы явился сюда ради этого? — с презрительным смехом отозвался Дамон-Рафаэль. — Нет, здесь от тебя больше проку. После стольких лет, проведенных тобою в посте да молитвах, мне что-то не верится в твои боевые навыки… да и в остальные мужские способности. Нет, брат, у меня есть для тебя другое поручение.

Эллерту пришлось призвать на помощь всю выдержку, чтобы стерпеть неприкрытый сарказм, звучавший в словах брата, и спокойно повторить, что он готов служить своему верховному лорду.

— Тебе приходилось жить за Кадарином. Ты когда-нибудь бывал в землях Алдарана, возле Каэр-Донна?

— Нет, только в Ардаисе и Неварсине.

— Тем не менее ты должен знать, что клан Алдаранов становится слишком могущественным. Они владеют замком Алдаран у Каэр-Донна, а также Сэйн-Скарпом и Скатфеллом. Недавно они заключили союз со всеми своими соседями — с Ардаисом, Дарриэлом и Сторном. Они из рода Хастуров, но лорд Алдаран не приехал на мое вступление в права лорда Элхалина. Более того, он уже много лет не посещает праздник середины лета в Тендаре. Теперь, когда снова разразилась война, он похож на огромного ястреба в своем горном гнезде, готового обрушиться на Нижние Земли, если мы потеряем много сил и не сможем противостоять ему. Если все, кто находится в союзе с Алдараном, ударят по нам одновременно, сама Тендара не устоит. Я могу предвидеть день, когда все Домены от Далерета до Холмов Килгард подпадут под владычество Алдарана.

— Я не знал, что ты обладаешь даром предвидения, брат, — заметил Эллерт.

Дамон-Рафаэль покачал головой:

— Для этого не требуется большой одаренности, да, пожалуй, и большого ума. Когда родичи враждуют, в брешь между ними вступают враги. Я пытаюсь договориться о новом перемирии, но это не так-то просто. Наши почтовые птицы днем и ночью летают с секретными депешами. Кроме того, одна из моих лерони работает на приеме и передаче посланий, но, разумеется, ей мы не можем доверить ничего секретного: то, что известно одному, становится известно всем, кто находится на связи. Вот теперь, брат, мы подошли к той услуге, о которой я хочу тебя попросить.

— Я слушаю, — сказал Эллерт.

— Много времени прошло с тех пор, как замок Хастур посылал дипломатическую миссию в Алдаран. Однако мы нуждаемся в более тесных связях. Сторны владеют землями к западу от Каэр-Донна, прилегающими к Серраису. Возможно, они сочтут выгодным для себя присоединиться к Риденоу. Тогда все кланы в пределах Хеллеров окажутся втянутыми в эту войну. Как думаешь, ты сможешь убедить лорда Алдарана сохранять нейтралитет и удерживать своих союзников от поспешных действий? Не думаю, что он захочет воевать на нашей стороне, но он может воздержаться от какого-либо участия в распрях. Ты приобрел неварсинские навыки и хорошо знаешь язык Хеллеров. Ну как, Эллерт, ты поедешь туда?

Эллерт внимательно изучал лицо брата. Задание казалось ему слишком простым. Неужели Дамон-Рафаэль задумал какое-то предательство или просто хочет убрать его с дороги, чтобы подданным Элхалина не пришлось делить свою преданность между двумя братьями?

— Я в твоем распоряжении, Дамон-Рафаэль, — ответил он. — Но я не искушен в дипломатии.

— Ты повезешь от меня письма, — сказал Дамон-Рафаэль. — Ты будешь писать секретные депеши и отсылать их ко мне с почтовыми птицами. Конечно, ты будешь сочинять и открытые послания, содержание которых станет известно соглядатаям с обеих сторон. Самые секретные донесения будешь посылать под матриксной печатью, которую не сможет открыть никто, кроме меня. Полагаю, тебе под силу сотворить печать, заговоренную таким образом, что если послание попадется на глаза постороннему, оно немедленно исчезнет?

— Это достаточно просто, — подтвердил Эллерт. Теперь он понял. На свете было совсем немного людей, которым Дамон-Рафаэль мог бы добровольно вручить рисунок своего сознания, чтобы настроить матриксную печать. Попав в руки убийц, такая печать становилась бесценным оружием, подобным устройству, о котором рассказывал Корин.

«Выходит, я оказался одним из двух или трех человек, которым Дамон-Рафаэль может доверить такую власть над собой, ведь я поклялся защищать его и его сыновей».

— Ты получишь прикрытие для своей миссии, — продолжал лорд Элхалин. — Нам удалось перехватить посланца из Алдарана; мы опасались, что он был направлен с предложениями к Риденоу. Но когда моя лерони прозондировала его во сне, выяснилось, что он был направлен к нам с личным поручением от лорда Микела. Я не знаю подробностей, но это не имеет никакого отношения к войне. Его память была очищена матриксом, и когда посланец приедет сюда для разговора с твоим Хранителем — а это, я полагаю, произойдет очень скоро, — он не будет помнить о том, что его перехватили и прозондировали. Я договорился с Корином. Ты будешь официальным начальником эскорта под мирным флагом, который препроводит посланца Алдарана на север, до Кадарина. Никто не заметит, если ты решишь продолжить поездку и отправишься с ним в Алдаран. Это тебя устраивает?

«А какой у меня есть выбор? Я уже много дней знаю, что поеду на север; я не знал лишь, что конечным пунктом будет замок Алдаран. И какое отношение к этому имеет Рената?»

— Вижу, что ты все продумал, — сказал он вслух.

— С заходом солнца мой оруженосец приедет сюда и вручит тебе документы, удостоверяющие твою личность в качестве моего посланника, а также инструкции по пересылке сообщений и почтовые коды. — Дамон-Рафаэль встал. — Если хочешь, я нанесу твоей леди визит вежливости. Это будет принято за обычный семейный визит, без какой-либо секретной цели.

— Благодарю тебя, — сказал Эллерт. — Но Кассандра чувствует себя неважно и лежит в постели. Я передам ей твои наилучшие пожелания.

— Прекрасно. — Дамон-Рафаэль усмехнулся. — Хотя, полагаю, поскольку ты решил жить с ней в Башне, вас вряд ли можно поздравить. Не думаю, что она уже носит твоего ребенка.

«Еще нет, а может быть, и никогда…» Эллерт чувствовал себя опустошенным.

— Нет, нам еще не выпало такой удачи, — ответил он.

Дамон-Рафаэль никак не мог узнать о реальных отношениях. Он не знал ни о клятве, которую они дали друг другу, ни об обстоятельствах, при которых она была нарушена. Просто наугад поворачивал нож в ране. Не стоило тратить время и силы на его злорадство, но Эллерт все же рассердился.

Однако он был обязан повиноваться своему брату как верховному лорду Элхалина, а в речах Дамона-Рафаэля звучал здравый смысл. Если северяне из Хеллеров решат вступить в войну, произойдет настоящая катастрофа.

«Мне нужно радоваться, что боги предоставили мне достойный способ послужить своему роду в этой войне, — подумал юноша. — Если мне удастся убедить Алдарана сохранять нейтралитет, я помогу Хастурам и всем их вассалам».

Дамон-Рафаэль собрался уходить.

— Благодарю тебя, брат, за то, что ты доверил мне столь важную миссию, — сказал Эллерт. Голос звучал так искренне, что Дамон-Рафаэль в немом изумлении посмотрел на него. Когда он обнял Эллерта на прощание, в его жесте ощущалась теплота. Эллерт знал, что они никогда не станут друзьями, но в этот момент братья были ближе друг к другу, чем когда-либо раньше.

Позже тем же вечером Эллерта снова вызвали в приемный зал — видимо, для встречи с посланцем Дамона-Рафаэля, явившимся с секретными кодами и депешами.

Корин встретил его перед дверью.

— Эллерт, ты говоришь на языке Хеллеров? — спросил он.

Тот кивнул. Интересно, сделал ли его брат Корина своим доверенным лицом, и если да, то почему?

— Микел из Алдарана прислал нам гонца, — сказал Хранитель. — Но этот юноша не слишком хорошо владеет нашим языком. Может быть, ты поговоришь с ним на его собственном наречии?