Аптекарь, его сестра и ее любовник

Скотт бросил салфетку и, громко топая, ушел из кухни. Через несколько секунд дверь его комнаты громко хлопнула, а потом из-за нее донесся грохот рок-н-ролла.

– Пойду поговорю с ним.

Уэс поймал Дору за руку, пока она поднималась из-за стола.

– Оставь его в покое. – Он заставил ее снова сесть. – Пусть похандрит. У него это пройдет.

– В последнее время он что-то слишком часто хандрит.

– Подростковый возраст. У всех подростков бывают перепады настроения.

– Но у Скотта никогда ничего подобного не было. Он в последнее время сам не свой. Что-то не так.

– Я съем свою порцию пирога прямо сейчас, спасибо, – с преувеличенной вежливостью объявил Уэс.

Она стала нарезать остывающий на буфетной стойке пирог, повернувшись к нему спиной.

– Он любит тебя, Уэс. Он старается тебе угодить, но ты вечно им недоволен. Он лучше среагирует на похвалу, чем на критику.

Уэс картинно застонал:

– Неужели мы не можем хоть один вечер провести без этих идиотских рассуждений в духе Опры?[18]

Дора поставила перед ним тарелку.

– Мороженого хочешь?

– Разве я когда-нибудь не хотел мороженого?

Дора выставила пластиковый контейнер на стол и выложила горку мороженого на кусок пирога.

– Так ты совсем оттолкнешь от себя Скотта. Ты этого хочешь?

– Чего я хочу, так это спокойно доесть свой десерт.

Когда она повернулась к нему, Уэс на миг с удивлением узнал в ней прежнюю Дору, студентку из колледжа. Он впервые увидел ее, пока она, вскинув сумку с ракеткой на плечо, покачивая бедрами, шла по студенческому городку в коротенькой теннисной юбочке и влажной от пота футболке после матча, который, как он потом узнал, она выиграла с разгромным счетом.

В тот день ее глаза вспыхнули гневом: она увидела, как он, сидя с приятелями на веранде общежития для спортсменов, бросил обертку от шоколадного батончика на ухоженную лужайку.

– Грязный тупой мужлан.

Она взглянула на него так, словно он нагадил в фонтанчик с питьевой водой, никак не меньше. Потом она подошла, подняла обертку и отнесла ее к ближайшей урне. И двинулась дальше, даже не обернувшись ни разу.

Его приятели, включая Датча Бертона, встретили и проводили ее свистом и улюлюканьем. Они особенно возбудились, начали отпускать сальности и двусмысленные предложения, когда она наклонилась за оберткой. Уэс посмотрел на нее в глубокой задумчивости. Конечно, ему понравились ее задорно вздернутые сиськи и крепкий задик, тут без вопросов. Но еще больше его завело ее презрительное отношение к нему как к тупой деревенщине.

В большинстве своем студентки падали в обморок, стоило ему только войти в комнату. Девчонки, как и парни, делали зарубки на столбиках кровати, и ночь, проведенная с лучшим спортсменом, котировалась очень высоко. В то время они с Датчем были звездами футбольной команды, Уэс был центрфорвардом, Датч – защитником-хавбеком. Девушки не отказывали им ни в чем, наоборот, частенько, они получали больше, чем просили. Переспать или получить упрощенную быструю процедуру было легко: настолько легко, что секс стал утрачивать свою привлекательность. Эта девушка привлекла его своим независимым духом.

И куда подевался Дорин дух теперь? Он практически испарился после свадьбы, хотя вот сейчас как-то неожиданно проявился.

– Неужели яблочный пирог для тебя важнее сына?

– Ради бога, Дора, я всего лишь хотел…

– Когда-нибудь ты оттолкнешь его окончательно. Он уйдет от нас, и мы его больше не увидим.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – разозлился Уэс. – Тебе делать нечего, вот что. Сидишь тут целыми днями, смотришь кретинские шоу по телевизору, где бабы перемывают косточки мужчинам, и все, о чем они говорят, все недостатки! – приписываешь мне. Потом ты выдумываешь все эти ужасы… В нашей семье никогда ничего подобного не будет! Мой папаша был строг со мной, но я я этого не умер! Со мной все в порядке.

– Ты его любишь?

– Кого?

– Своего папашу.

Уэс яростно сунул в рот кусок пирога.

– Я его уважаю.

– Ты его боишься. Трясешься перед этим злобным старикашкой. В штаны готов наложить от страха.

Уэс бросил ложку на тарелку и встал так стремительно, что его стул грохнулся на пол. Несколько бесконечных секунд они смотрели друг на друга через стол. Потом он улыбнулся.

– Черт, Дора, я просто балдею, когда ты начинаешь ругаться.

Повернувшись к нему спиной, она отвернула краны в раковине. Уэс подошел к ней, протянул руки из-за ее спины и привернул краны.

– Посуда подождет. – Обхватив ее руками за бедра, он прижался к ней сзади. – А вот кое-что другое ждать не может. Из-за тебя у меня такой стояк…

– Засунь его куда-нибудь еще, Уэс.

Он презрительно хмыкнул и разжал руки.

– Что я всегда и делаю.

– Я знаю.

Она вновь включила воду.

* * *

Датч громко постучал в заднюю дверь дома Хеймеров. Через окно он видел, что в кухне горит свет, но она была пуста.

Притоптывая ногами от нетерпения и холода, он еще раз постучал, открыл дверь и крикнул:

– Уэс, это я, Датч.

Он вошел, внеся с собой порыв ледяного ветра, закрыл дверь, прошел через кухню и заглянул в гостиную.

– Уэс? – крикнул Датч в надежде перекричать раскаты рока, доносившиеся из задней части дома, вероятно, из комнаты Скотта.

Дверь, соединяющая кухню с гаражом, открылась у него за спиной. Датч повернулся и увидел входящего Уэса.

– Так ты все-таки пришел! – засмеялся Уэс, увидев Датча посреди своей кухни. – Я так и знал. Знал, что не устоишь, прибежишь посмотреть порнушку. Я заливал антифриз в машину Доры. На таком морозе… – Тут его улыбка померкла. – Что-то случилось?

– Лилли попала в аварию.

– О боже! Она пострадала?

– Нет, не думаю. Не знаю.

Обхватив Датча за плечи, Уэс провел его в гостиную и подтолкнул к дивану. Датч снял шапку и перчатки. От его башмаков на ковре натекла грязная лужица тающего льда, но ни один из них этого даже не заметил. Уэс налил четверть стакана виски «Джек Дэниэлс» и поставил стакан перед Датчем.

– Выпей, а потом расскажешь, что произошло.

Датч залпом проглотил виски, поморщился и с трудом перевел дух.

– Она оставила мне послание в голосовой почте. Я как раз говорил с родителями Миллисент Ганн и не мог ответить на звонок. Ну, словом, произошла какая-то авария, пока она спускалась с горы. Черт побери, когда я спускался, я же думал, что она едет следом за мной! Не надо мне было уезжать раньше ее. Дорога уже обледенела. Думаю, ее занесло, что-то в этом роде. Откуда мне знать? В общем, она сказала, что вернулась в коттедж и что Бен Тирни…

– Тирни? Это тот… – Уэс пальцами словно пробежался по клавиатуре.

– Да, тот самый. Писатель, искатель приключений или кто он там еще. Лилли сказала, что он пострадал.

– Они что, машинами столкнулись?

– Все, что она сказала, все, что я сумел разобрать. Связь по сотовому была ни к черту, понимаешь? В общем, я понял, что они в коттедже, что Тирни пострадал и что им нужна помощь.

– Что случилось? – спросила вошедшая в гостиную Дора. Она была в халате с высоким воротом и туго затянутым на талии кушаком. Выражением лица она всегда напоминала Датчу канатоходца, только что осознавшего, что он сделал неверный шаг.

Уэс вкратце обрисовал ей ситуацию.

– Лилли сказала тебе, что этот Тирни ранен? Ему плохо? – встревоженно спросила Дора.

Датч отрицательно покачал головой и протянул свой пустой стакан. Уэс наполнил его. На этот раз Датч не стал пить залпом, он осторожно отхлебнул.

– Понятия не имею. Может, у него одна царапина, а может, он на грани смерти. По правде говоря, мне плевать. Я боюсь за Лилли. Я должен подняться туда. Сегодня же.

– Сегодня? – ужаснулась Дора.

Уэс бросил взгляд в окно гостиной.

– Это дрянь все еще сыплется, Датч. Хуже, чем раньше.

– Ты мне будешь рассказывать! Я же сюда приехал. Теперь уже все вокруг было покрыто льдом. Дождь лил, не переставая, температура продолжала снижаться.

– И как ты собираешься туда добраться, Датч? Ты не сможешь подняться туда по дороге. Даже от полноприводного внедорожника толку мало на сплошном льду.

– Знаю, – желчно огрызнулся Датч. – Я уже пытался.

– Совсем рехнулся?

– Да, рехнулся! Как услышал ее голос на автоответчике, начал действовать, не задумываясь. Сел в машину и поехал, но… – Он опрокинул в себя остатки виски. – Меня вынесло на обочину, еле руль удержал.

– Я сварю кофе. – Дора отступила в кухню.

– Ты же убиться мог! – воскликнул Уэс. – Как ты мог так сглупить?

Датч сорвался с дивана и начал ходить взад-вперед.

– А что я должен был делать, Уэс? Сидеть здесь и ковырять в заднице, пока лед не растает? А может, пройдет неделя. Я не могу просто сидеть и ждать. А вдруг Лилли тоже ранена? На нее это похоже – ничего мне не сказать.

– Ты встревожен, я понимаю. Но, по большому счету, ты ж за нее больше не в ответе.

Датч стремительно повернулся к нему, стиснув кулаки, готовый врезать своему старому другу. То, что сказал Уэс, было правдой, но эту правду он не желал слушать. И уж тем более он не желал слушать ее от Уэса. От Уэса, который превосходил его во всем. От Уэса, который никогда не знал горечи поражений, ни минуты не сомневался в себе. От Уэса, который держал все под контролем.

– Я шеф полиции. Даже если отбросить все остальное, я в ответе за Лилли хотя бы в силу своей должности.

Уэс обезоруживающе развел руками.

– Да ладно, ладно, успокойся. Набрасываешься на меня, а толку что?

Датч взял с подноса, принесенного Дорой, кружку кофе и отпил несколько глотков, столь необходимых ему после двух порций виски. Неразбавленное спиртное показалось ему райским нектаром. Аромат, вкус, тепло, разлившееся в животе, приятное, похожее на щекотку, возбуждение в крови… Господи, только теперь он понял, как ему не хватало выпивки. А ведь совсем недавно он без нее часа прожить не мог.

– Кэл Хокинс все еще держит права на грузовик с песком? – спросил он вслух.

– В прошлом году город продлил его договор, – ответил Уэс. – Но только потому, что этот никчемный сукин сын – хозяин драндулета.

– Я послал людей на его поиски. Сам поехал к нему домой. Там темно и заперто наглухо. По телефону никто не отвечает. Если он не работает, не посыпает дороги песком, то где же он?

– Я думаю, в баре, – пожал плечами Уэс. – Вот почему он так любит свою работу. Работы у него – от силы на пару дней в году. Все остальное время он может с чистой совестью накачиваться пойлом.

– Мы уже проверили бары.

– Где продают акцизную выпивку в бутылках с этикетками? – Уэс фыркнул и насмешливо поднял бровь. – Кэла в таком месте не найдешь. – Он вышел в прихожую, вынул из стенного шкафа парку, шапку и перчатки. – Ты сядешь за руль. Я покажу, куда ехать.

– Спасибо за кофе, Дора, – сказал Датч, поднимаясь.

– Прошу вас, будьте осторожны.

– Не жди нас, – вот и все, что сказал ей Уэс.

Они вышли из дома и попали в худший из зимних штормов всех последних лет. Уэс хлопнул Датча по спине.

– Не тушуйся, парень. Вызволим мы твою красотку.

* * *

Окно комнаты Скотта выходило на задний двор. Он видел, как его старик и Датч Бертон, скользя, как на катке, добрались до черного «Бронко» с белой полосой на крыше.

Датч не заглушил мотор, и выхлоп белым облачком курился позади огромного внедорожника. Пока они задом выезжали со двора, колеса то и дело буксовали, не находя сцепления с дорогой.

Скотт все еще глядел вслед удаляющимся габаритным огням, когда Дора постучала в дверь его комнаты.

– Скотт?

– Входи. – Он понизил громкость стереосистемы.

– Хочешь пирога?

– А можно мне оставить его на завтрак? Я переел мяса. Я видел, как папа уехал с мистером Бертоном.

Она рассказала ему о случившемся.

– Как я поняла, Лилли не спустилась в город вовремя и застряла наверху. Но у нее хоть была причина, а вот что этот мистер Тирни делал сегодня в горах, хоть убей, не понимаю.

– Он же турист-профессионал.

– Тем более. Уж ему ли не знать, что, когда надвигается буря, в горах делать нечего?

Скотт тоже над этим задумывался. Он сам любил лазить по горам и не раз читал статьи Тирни о местных маршрутах. Он с детства ходил в походы по горным лесам, разбивал палатки сперва в отряде бойскаутов, а потом и в одиночку. Но, хотя Скотт излазил пик Клири вдоль и поперек, он прекрасно знал, что даже в погожий день можно наткнуться на опасный участок. И он уж точно не хотел бы оказаться на горе в этот день, когда разразилась ледяная буря.

– Даже если они найдут Кэла Хокинса, вряд ли кто-нибудь сумеет подняться по шоссе сегодня вечером, – заметил он.

– Вот и я так думаю. Но разве станут они меня слушать. Если есть на свете упрямец хуже твоего отца, так это Датч Бертон. Принести тебе чего-нибудь? Может, чашку горячего шоколада?

– Спасибо, мам. Ничего не нужно. Я посижу еще над этими анкетами. Я же обещал отцу. А потом лягу.

– Ладно, спокойной ночи. Спи крепко.

– Не забудь все запереть и включить сигнализацию на ночь, – сказал Скотт, когда она повернулась, чтобы уходить.

Дора улыбнулась ему.

– Не забуду. Твой отец каждый день мне напоминает, что двери и окна надо держать закрытыми, особенно с тех пор, как Миллисент пропала. Но я не боюсь, что к нам кто-то вломится.

«С какой стати тебе бояться?» – подумал Скотт. Он знал, что в ящике тумбочки возле ее кровати лежит заряженный револьвер. Ему не полагалось об этом знать, но он знал. Он обнаружил револьвер, когда учился в шестом классе и забрался в спальню родителей в поисках презервативов: хотел стянуть парочку, чтобы произвести впечатление на школьных товарищей. Презервативов он не нашел: оказалось, что родители пользуются спермицидной смазкой. Но вот револьвер, лежавший в ящике рядом с тюбиком смазки, произвел впечатление на него самого.

– Не верю я, что Миллисент и остальных захватили силой, – продолжала Дора. – Кем бы ни был этот похититель, женщины, похоже, его знали или хотя бы узнавали и считали безобидным. Судя по всему, они по собственной воле составляли ему компанию.

– Все равно будь осторожна, мама. Она послала ему воздушный поцелуй.

– Обещаю.

Как только дверь за ней закрылась, Скотт врубил аудиосистему на полную громкость и настроил таймер на автоматическое отключение через двадцать минут, после чего натянул на себя теплую одежду для своей тайной вылазки.

Окно его спальни открылось совершенно беззвучно: Скотт не забывал смазывать петли. В мгновение ока он оказался снаружи и осторожно закрыл за собой окно. Он не хотел, чтобы мать почувствовала холодный сквозняк и отправилась выяснять, откуда он взялся.

На ледяном ветру у него заслезились глаза и потекло из носа. Он съежился под ледяным дождем, сунул руки в перчатках глубоко в карманы и, держась неосвещенной стороны двора, двинулся в путь.

Скотту – особенно после очередных нотаций старика по поводу того, что вот, дескать, он отлынивает от тренировок, хотя на самом деле он жилы рвал, стараясь выполнить все в точности, – просто необходимо было улизнуть из дома.

Разумеется, что бы он ни делал, его старику все было мало. Любая голубая лента была недостаточно голубой, любой серебряный кубок – недостаточно блестящим для сына Уэса Хеймера. Получи он золотую медаль на Олимпиаде, старик остался бы недоволен и спросил бы, почему не две.

Увидев приближающиеся фары, Скотт нырнул за живую изгородь и выждал, пока машина не проедет. Вдруг это «Бронко» Датча Бертона возвращается? Машина ползла с черепашьей скоростью, не больше десяти миль в час, Скотт успел закоченеть, прежде чем она поравнялась с ним. Но его опасения оказались напрасными: это был не «Бронко» шефа полиции. Скотт снова двинулся вперед, подняв воротник и низко надвинув вязаную шапку, чтобы его ненароком не узнал кто-нибудь, наблюдающий за бурей из окна.

Люди в этом городе обожали сплетничать. Если бы кто-то заметил его на улице и узнал, а потом стукнул старику, у него была бы чертова уйма неприятностей. А если бы он вдруг поскользнулся, упал и что-нибудь себе сломал? Старика хватил бы удар, как пить дать. Но сначала старик убил бы его, Скотта.

Погрузившись в эти мысли, Скотт как будто навлек на себя беду: поскользнулся на обледенелом тротуаре и грохнулся. Ноги разъехались в стороны, он не удержался и весьма ощутимо приземлился на копчик. Ощущение было такое, будто позвоночник вошел прямо в черепную коробку.

Скотт несколько секунд не двигался, пытаясь прийти в себя, прежде чем смог подняться. Наверняка его попытки встать на ноги на скользкой поверхности со стороны выглядели комично, но в конце концов ему это удалось. Он, хромая, доплелся до ближайшего забора и привалился к нему.

– Господи, – прошептал Скотт, воображая, что сделал бы с ним старик, если бы он притащился домой с раздробленной лодыжкой или сломанной берцовой костью.

«Видишь ли, папа, вот как было дело. Я тайком удрал из дома. Шел по улице, поскользнулся на льду и упал. Слышал бы ты, с каким звуком сломалась эта кость! Как будто стукнулись друг о друга брусья два на четыре дюйма». Так, тут надо изобразить тяжкий вздох. «Похоже, мне все-таки не светит приглашение в „Алый рассвет“ Алабамы. Придется им выигрывать чемпионат по американскому футболу без меня».

Двигаясь вперед по тротуару, держась ближе к забору, он с содроганием представил себе, каким бы образом эта роковая случайность отразилась на всей его жизни. Это была бы вторая Хиросима. Ему пришлось бы расплачиваться за нее вплоть до дня собственных похорон, и даже тогда его старик кричал бы, склонившись над его открытым гробом: «Какого черта, Скотт? О чем ты только думал, мать твою?!» Даже если бы пришел конец его великим амбициям насчет Скотта, Уэс Хеймер не перестал бы шпынять и пилить сына.

Скотт оглянулся на участок наледи, где он поскользнулся. Черт возьми, все могло кончиться еще хуже. Ему крупно повезло, что он не сломал себе шею.

А может, не повезло?

Эта мысль без всякого предупреждения вылетела из подсознания Скотта и заставила его замереть на ходу. «И откуда взялась эта крамольная мысль?» – удивился Скотт.

Такая мысль сама по себе могла поразить, как молния. Последнее время он делал кое-какие вещи, которые любой моральный устав или религия сочли бы достойными вечного проклятия. Но до этой минуты он не опасался геенны огненной и ужаснулся только сейчас, когда в его голову закралась эта предательская мысль. Но ведь за мысли не сулят? И кто может узнать?

Прошло несколько минут, прежде чем Скотт продолжил свой путь. С предельной осторожностью.

Глава 9

Как только Тирни напомнил ей, что теперь она не замужем, Лилли отбросила плед и вскочила с дивана. Он вполне мог попытаться удержать ее рядом с собой, но травмы не позволяли ему двигаться быстро. Он сумел лишь, покачиваясь, подняться на ноги.

– Лилли, послушай…

– Нет, это ты послушай меня, Тирни. – Хотя он не прикоснулся к ней, Лилли выставила вперед руку, пресекая любую попытку. – Ситуация и без того тревожная, так что не стоит…

– Тревожная? Ты встревожена? Ты не считаешь, что со мной ты в безопасности?

– В безопасности? Да, конечно. Кто сказал хоть слово о безопасности? Просто дело в том…

– В чем?

Вопрос повис в воздухе.

– Нам нельзя углубляться в личные отношения. Я считаю, что этого следует всячески избегать, пока мы здесь. Давай оставим все личное в покое и сосредоточимся на практических делах.

Тирни, казалось, готов был спорить, но она добавила «пожалуйста», и это смягчило резкость ее тона.

– Ладно, давай вернемся к практическим делам, – неохотно согласился Тирни. – Могу предложить одно сугубо практическое дело.

– Какое, например?

– Обыск.

Тирни предложил обыскать комнаты в надежде обнаружить что-нибудь, забытое раньше, когда она вывозила вещи из коттеджа. Сам он решил начать с кухни и, отвернувшись от нее, заковылял туда.

– Тирни? Он вернулся.

– Ты с ними потом встречался? – спросила Лилли, не давая себе времени передумать или потерять решимость.

– С кем? – удивленно спросил он.

– С девушками из колледжа. Ну, с теми, из джипа. Ты еще сказал, что от таких только и жди беды. Когда я отклонила твое предложение встретиться и выпить вместе, ты поехал за ними?

Он смерил ее долгим взглядом, повернулся и направился в кухню.

– Проверь, может, что-нибудь полезнее найдешь в спальне или в ванной.

В спальне обнаружились только три заколки-невидимки, застрявшие в щели одного из ящиков комода. Она принесла их Тирни.

– Вот и все. Были еще два дохлых таракана под кроватью. Я не стала их трогать.

– Они могут нам понадобиться. Как-никак протеины. – Тирни почти не шутил. Сам он обнаружил две свечки. Искривленные, они тем не менее могли оказаться незаменимыми, если вдруг отключат электричество. – Они были в ящике буфета. Закатились к задней стенке.

Он тяжело привалился к буфетной стойке. Его глаза были закрыты.

– Тебе бы лучше прилечь, – сказала Лилли.

– Нет, я в порядке, – пробормотал Тирни, открывая глаза.

– По-моему, ты сейчас перевернешься килем вверх.

– Просто еще один приступ головокружения. – Оттолкнувшись от стойки, он подошел к окну и отодвинул занавеску. – Я тут подумал…

Лилли ждала, пока он выскажет свою мысль. У нее было скверное предчувствие.

– Если вслед за этим дождем пойдет настоящий снег, – а на такой высоте этого следует ожидать, – наша ситуация станет почти безнадежной. Меня беспокоит пропан. Если он весь выгорит, нам понадобится топливо. – Тирни повернулся к ней лицом. – Сейчас еще ничего, потом будет хуже. Я пойду в сарай и принесу дров. Сколько смогу.

Лилли взглянула на окно, потом перевела взгляд на Тирни.

– Ты не можешь туда идти! Ты едва на ногах держишься! У тебя сотрясение мозга, в конце концов!

– Вряд ли это будет иметь значение, если мы тут замерзнем насмерть.

– Забудь об этом. Ты не можешь идти. Я тебя не пущу. Он улыбнулся ее горячности.

– Я не спрашиваю у тебя разрешения, Лилли.

– Я сама пойду.

Но ей стало страшно при одной только мысли о том, что придется покинуть безопасный и сравнительно теплый коттедж.

Тирни смерил ее критическим взглядом.

– У тебя сил не хватит принести, сколько нам нужно. У меня тоже сил немного, но уж побольше, чем у тебя. Да и сапоги у тебя мокрые, можешь пальцы отморозить. Придется мне идти, как ни крути.

Они проспорили еще минут пять, и все это время, несмотря на все ее доводы, он готовился к выходу.

– В сарае есть еще что-нибудь полезное? Санки, например? Что-нибудь, на чем можно подтащить дрова?

Лилли перебрала в уме содержимое сарая и покачала головой.

– К сожалению, мы с Датчем давно уже забрали все, кроме нескольких самых простых инструментов. Как войдешь, справа от себя увидишь большой деревянный сундук. Мы его использовали для хранения инструментов. Может, найдешь что-нибудь полезное. Там есть топор, это я точно знаю. Настоящий колун, не то что топорик на крыльце. Ты же говорил, что дрова надо расколоть. Захвати топор, если сможешь.

– Значит, я спускаюсь с крыльца и поворачиваю вон туда, верно? – Тирни показал рукой общее направление.

– Верно.

– Есть что-нибудь по дороге, чего мне следует опасаться? Ну, например, пень, яма, валун? Лилли задумалась.

– Нет, по-моему, ничего такого нет. Дорога ровная. Но как только ты пересечешь прогалину и углубишься в лес…

– Знаю, – ответил он мрачно. – Будет гораздо тяжелее.

– Как ты там что-нибудь разглядишь?

Тирни извлек из кармана куртки миниатюрный фонарик. Лилли сочла его ненадежным.

– А вдруг батарейка сядет? Ты можешь заблудиться.

– У меня есть шестое чувство, я умею ориентироваться. Если я сумею туда добраться, значит, сумею и вернуться. Но если свет в доме погаснет, пока меня нет… Я жду этого с минуты на минуту. Обледенение проводов – штука скверная, – пояснил Тирни. Лилли согласно кивнула. – Ну, словом, если свет в доме погаснет, зажги одну из свечей и поставь ее на подоконник.

– У меня нет спичек.

Он вытащил коробок из другого кармана и протянул ей.

– Держи спички и свечи под рукой, чтоб не шарить в темноте, когда они тебе понадобятся.

Ее вдруг с новой силой поразило все безумие затеи с дровами.

– Тирни, прошу тебя, не ходи. Мы можем сломать мебель и пустить ее на растопку. Полки, кофейный столик, дверцы шкафов. Нас спасут раньше, чем топливо кончится. Пропана может оказаться больше, чем мы думаем.

– Я не хочу полагаться на случай. И нет смысла крушить мебель без крайней необходимости. Со мной все будет в порядке. Я бывал и не в таких переделках.

– Под ледяным дождем?

Вместо ответа он взял свою вязаную шапочку. И тут же гримаса исказила его красивое лицо.

– Она вся задубела от крови. Можно мне одолжить твой плед?

Лилли помогла ему соорудить из пледа накидку с капюшоном, но, когда он двинулся к двери, все-таки пустила в ход последний аргумент:

– Человеку с сотрясением мозга нагрузки противопоказаны. Ты можешь потерять сознание, твое шестое чувство может отказать, ты можешь заблудиться и сорваться с утеса или замерзнуть насмерть.

– Мы, идущие на смерть… – продекламировал он замогильным голосом и отсалютовал ей.

– Не шути так!

– Да я и не думал шутить. – Тирни обмотал нижнюю половину лица шарфом и взялся за дверную ручку, но помедлил, повернулся к Лилли и стянул шарф со рта. – Если я не сумею вернуться, знаешь, о чем я больше всего буду жалеть? Что так и не поцеловал тебя.

В его глазах словно запрыгали озорные искорки. Его дерзкий взгляд приковал ее к месту. А Тирни как ни в чем не бывало снова натянул шарф на подбородок. Когда он открыл дверь, порыв ледяного воздуха ударил ее по лицу, как пощечина. Тирни переступил через порог наружу и плотно закрыл за собой дверь.

Бросившись к окну, Лилли отдернула занавеску, чтобы свет из окна освещал ему дорогу. Он обернулся и показал ей большой палец в знак благодарности. Лилли перешла к другому окну, отдернула занавеску и там, а потом стала следить за Тирни сквозь обледенелое стекло. Он осторожно ставил одну ногу впереди другой и при каждом шаге проверял, имеется ли под ногой твердая опора, прежде чем перенести на нее вес.

Освещенные окна бросали квадраты света на пространство перед домом, но вскоре Тирни пересек это пространство и вошел в полосу тени. Лилли нетерпеливо стерла туманный осадок, образовавшийся на стекле от ее дыхания и разглядела слабый лучик фонарика, беспорядочно пляшущий в струях ледяного дождя. А вскоре и он пропал из вида.

* * *

Они нашли Кэла Хокинса там, где и предполагал Уэс.

Это было в лесу, где грунтовая дорога упиралась в отвесную стену двухсотфутовой высоты. Вот под этой стеной и ютилось одноэтажное строение без окон, похожее на коробку из-под печенья.

В середине плоского фасада имелась исцарапанная железная дверь. Освещение давала голая электрическая лампочка, ввернутая в патрон над дверью. Перед сооружением стояли три пикапа. Судя по толщине наледи на ветровых стеклах, они стояли здесь довольно давно.

Датчу пришлось несладко, пока он скользил в своем «Бронко» по двухмильному отрезку темной, узкой, опасной дороги, поэтому он вошел вслед за Уэсом внутрь в самом свирепом настроении. В тускло освещенном помещении было крепко накурено, в воздухе висел табачный дым, пахло сивухой. Им пришлось переступать через лужицы табачной жижи на полу, пока они пробирались к доске из прессованных стружек, которая служила стойкой бара.

– Кэл Хокинс, – лаконично бросил Датч.

Бармен кивком указал в угол. Хокинс сидел, вернее, полулежал за одним из шатких столиков. Его голова упала на стол, руки безжизненно висели вдоль тела. Он храпел.

– И вот так уже битый час, – признался бармен. – А на что он вам?

– Что он пил? – уточнил Датч, оставляя вопрос без ответа.

– Они с собой принесли.

Бармен ткнул большим пальцем в направлении второго занятого столика, за которым восседала троица угрюмых бородатых мужчин. Они играли в карты под укрепленной на стене головой оскаленного черного медведя.

– Самый высокий показатель умственных способностей у медведя, – шепнул Уэс Датчу. – Надеюсь, оружие у тебя не для мебели. У них-то точно для дела, можешь мне поверить.

Датч уже заметил дробовики, прислоненные к каждому из стульев.

– Прикрой меня.

Он подошел к столу, за которым храпел, отсыпаясь, Хокинс. Из его разинутого рта на стол натекла лужица слюны. Датч размахнулся ногой и буквально вышиб из-под него стул. Приземление оказалось жестким.

– Какого черта? – заорал Хокинс. Он поднялся с пола, стиснув кулаки, но попятился и заморгал, заметив поблескивающий полицейский жетон. – Привет, Датч. Я в детстве смотрел, как ты играешь в футбол.

– Бросил бы я твою дерьмовую задницу в камеру, – прорычал Датч, – но раз ты настолько трезв, чтобы делать глупости, значит, и работать сможешь. Ты мне нужен.

Хокинс утер слюну с подбородка тыльной стороной ладони.

– Зачем?

– А ты как думаешь? – Датч придвинулся к самому его лицу, но тут же отшатнулся, не выдержав неописуемого запаха перегара. – У тебя контракт с городом на содержание дорог, значит, посыпать песком дороги – твоя работа, так? А теперь у меня для тебя новость: у нас сейчас как раз гололед, если ты еще не в курсе. А ты где ошиваешься? В какой-то зачуханной дыре, пьяный в дупель. Я полдня потерял, разыскивая тебя, а у меня, поверь, полминуты свободной нет.

Он сорвал со спинки стула куртку Хокинса и швырнул ему. Хокинсу удалось поймать куртку, и Датч с облегчением отметил, что рефлексы у него не полностью отключились.