Первым нашёл его Коко – маленький, квадратный, похожий на коробку предмет в темном углу туннеля.
Накрутив поводок на руку, другой рукой он направил свет на непонятное приспособление. Потом подполз к нему на коленях и нашёл кнопку. Какое-то мгновение в туннеле стояла мертвая тишина, а потом… визг, от которого встали дыбом волосы… сердитое ворчание, переходящее в злобный рык… стоны умирающего… удары погребального колокола… стенания и постукивания привидений… и крики!
Коко пулей вылетел из туннеля, и Квиллер, с другим концом поводка в руке, растянулся на глиняном полу.
ДВАДЦАТЬ ОДИН
Когда Квиллер появился на пороге амбара с мешком розовых полотенец и орущим котом, Митч Огилви сложил ладони рупором и крикнул через двор:
– У вас телефон звонит!
Проведя два часа на четвереньках, со сгорбленной спиной, Квиллер поблагодарил Митча холодно. Но прошёл к себе достаточно быстро, и на другом конце провода ещё не положили трубку.
– А, ну наконец-то, Квилл, – сказала Кэрол Ланспик. – Я решила подождать до пятнадцати звонков, подумала, что в такой хороший день ты будешь на улице. Ты был на улице?
– Да, – сказал он, тяжело дыша.
– Я ходила в больницу, навещала Верону. Малышка, похоже, выкарабкается. А Верона беременна.
– Я не знал. Как она?
– Не очень. Хочет вернуться в родной город, чтобы Пупси поправлялась там. Ларри оплатит расходы и даст ей немного денег. Винс оставил её без гроша! Какая скотина!
– Его нашли?
– По-моему, нет. С Вероной сейчас разговаривает полиция, и Ларри попросил своего адвоката поприсутствовать.
– Жаль Верону.
– Мне тоже. Мы ведь так её толком и не знаем. Она такая тихая и застенчивая. Она пришла работать в нашу комиссию по уборке помещений и всё делала очень ответственно. Я почему звоню, Квилл, – она что-то хочет тебе рассказать. Говорит, это важно. Не мог бы ты сегодня вечером приехать в больницу? Завтра я повезу её в аэропорт.
– Приеду. Спасибо, что сказала.
– Между прочим, совет проголосовал за то, чтобы на должность смотрителя назначить Митча, – сказала Кэрол.
Следующей позвонила Полли Дункан.
– Они нашли его! – выпалила она безо всяких предисловий. – Где-то в Огайо. Свекровь моей помощницы услышала по радио и позвонила в библиотеку.
– Я подозреваю, что он виновен не только в убийстве наркомана.
– Что ты хочешь сказать?
– Мне хотелось бы забежать к тебе сегодня вечером и кое-что обсудить, – сказал Квиллер.
– Приходи обедать, а я состряпаю карри.
– Мм… спасибо, Полли, но у меня встреча в Пикаксе. Увидимся после восьми,
– Не бери десерт, – сказала она. – Будем есть тыквенный пирог с кофе.
По дороге в Пикакс Квиллера мучили угрызения совести: зря он не разрешил Пупси посмотреть на кошек; с его стороны это был чистый эгоизм. А теперь этого никогда не будет. Не иначе как потребность в искуплении вины заставила его пообедать в закусочной «Грозный пёс». Отведав водянистого супа, пересоленных голубцов и напитка, в котором с трудом угадывался кофе, он поехал в больницу.
Верону он нашёл в отдельной палате, она сидела на стуле и маленькими кусочками ела какую-то еду, принесенную ей на подносе.
– Извините, что прерываю ваш обед, – сказал он.
– Мне совсем не хочется есть, – сказала она, отодвигая в сторону поднос. – Его поймали? – Её мягкий голос потерял свою певучесть и звучал теперь печально и невыразительно.
– Да, где-то в Огайо.
– Я рада.
– Не грустите. Малышка поправится, и ваш глаз уже лучше выглядит. Синяк уже меньше заметен.
Она потрогала лицо.
– Я не стукнулась о дверь. Мы спорили, и он ударил меня.
– Когда это произошло?
– Когда он уезжал – в понедельник вечером.
– Вы сказали мне, что он уехал в понедельник в полдень.
– Это он мне велел так говорить. – Она отвернулась и стала смотреть в окно.
– Кэрол Ланспик сказала, что вы что-то хотели мне рассказать, миссис Бозвел.
– Я не миссис Бозвел. Меня зовут Верона Уитмор.
– Так мне больше нравится. Это звучит приятно и мелодично, как ваш голос, – сказал он.
Она смутилась и опустила голову.
– Мне так стыдно. Я убирала в музее к воскресенью и пошла к Айрис на кухню, когда вас не было, и взяла кулинарную книгу.
– Я знал, что это вы, – сказал Квиллер. – После того как вы послали мне мясной хлебец. Это был её рецепт.
– Винсу очень нравились её мясные хлебцы, И я пыталась порадовать его.
– Я удивился, что вы смогли прочитать её почерк.
– Это было нелегко, но я догадалась. Я хотела отнести её назад, но тут всё это случилось. – Она казалась такой хрупкой и голодной, что на неё жалко было смотреть.
– Может, вам поесть? Смотрите, какой аппетитный яблочный пудинг.
– Я не голодна.
– Как вы встретились с Винсом? – спросил Квиллер.
– Я работала в ресторане в Питсбурге, а он частенько туда захаживал. Мне было его жаль, потому что ему всё время было больно – у него нога, вы знаете, его ранили во Вьетнаме.
Квиллер презрительно фыркнул в усы.
– Мы подружились, – продолжала Верона, – и он пригласил меня приехать сюда провести отпуск. Он говорил, что я могу взять с собой Пупси. О деньгах он мне не сказал – тогда не сказал.
– О каких деньгах?
– Его мать была родом отсюда, и она рассказала ему, что под амбаром спрятаны какие-то деньги, но их надо будет откапывать. Его дед знал о них. Но копать было трудно, и он всегда боялся, что кто-то узнает, чем он занимается. Вот почему он убил человека, который ночевал в амбаре. – Верона закрыла лицо руками, и плечи её затряслись от рыданий.
Такой взрыв эмоций по поводу убийства какого-то бродяги заставил Квиллера спросить:
– Вы знали человека, которого он убил?
Она покачала головой, слезы продолжали течь у неё по щекам. Он положил ей на колени коробочку бумажных носовых платков и терпеливо ждал. Что он мог сказать? Возможно, её состояние было некой смесью горя и облегчения оттого, что они с Пупси свободны от Винса. Сцена была долгой и мучительной. Когда наконец ему удалось уговорить её продолжать, разговор не клеился; дрожащим голосом она выдавливала из себя отдельные слова и снова замолкала.
Он описал Полли эту душевную пытку, когда в восемь часов приехал к ней. Ворвавшись в дом, он произнёс:
– Я знал, что этот парень – мошенник! Он вовсе не специалист по печатным станкам, и о больной ноге он тоже лгал: Ларри сказал, что это полиомиелит, а Вероне – что это после Вьетнама. На самом деле это последствия мальчишеской проделки. И вот ещё что! Он, Ларри и Сьюзан – троюродные!
– Сядь, съешь пирога, – сказала Полли, – и начни сначала.
– Я только что был в больнице у Вероны, – объяснил он.
– Она что-нибудь знала об убийстве Уоффла?
– Только после того, как ей рассказала полиция, но она знала, что Бозвел делал в сарае. Он откапывал золотые монеты Эфраима!
– Как наивно! Где он услышал эту старую сказку?
– Его прадед работал у Эфраима по найму, и в семье эта история передавалась из поколения в поколение. Он поверил. Сменил имя, чтобы в городе его не связали с тем, первым Бозвортом. Составление каталога прессов служило только прикрытием. Оно благополучно сработало, когда он связался с Ларри и попросил разрешения провести здесь отпуск «с женой и ребёнком». Но он всё время боялся, что кто-нибудь разрушит его прикрытие. Поэтому, когда Брент Уоффл скрывался в конюшне, Бозвел, судя по всему, решил, что это ему угрожает, и убил его ломом,
– А как же твоя теория о контрабанде в упаковочных ящиках, Квилл? – ехидно спросила Полли.
– Это не то. Я шёл по ложному следу.
Квиллер находился в таком возбуждении, что не заметил ни что мороженый тыквенный пирог плохо разогрет, ни что Чудище сидит у него на коленях.
– В ту ночь, – продолжал он, – когда тело выкинули на дорогу, кошки слышали шум, и я тоже. Это был фургон Бозвела, он подъезжал к амбару с обратной стороны – забрать тело из конюшни. После чего он улизнул, проинструктировав Верону, что про него врать. И вдобавок он ударил её в глаз.
Полли предложила ему ещё пирога, но он отказался.
– Одного кусочка достаточно, но кофе я ещё выпью. – Сделав несколько глотков, он продолжил: – В поисках своей добычи Бозвел пользовался дрелью, и от вибрации в люстре отходил контакт. Думаю, штукатурка на стене в подвале тоже потрескалась из-за неё. Именно там Айрис впервые услышала стуки. Он долбил штукатурку молотком и зубилом… Ты готова к самому худшему?
– А что ещё?
– Много чего, но я помучился, вытягивая всё из Вероны. У неё была истерика, я подумал, что её беспокоит состояние Пупси. На самом деле её терзает смерть Айрис. Я потихоньку принёс в больницу диктофон. Хочешь послушать мой разговор с Вероной?
– По-моему, это не очень прилично, – запротестовала Полли. – Это же частная беседа.
– А если бы я её дословно повторил, было бы более прилично?
– Ну… если так…
Неровная речь Вероны перемежалась шмыганиями и всхлипываниями, но первым на кассете был записан голос Квиллера, и он скривился, когда услышал, что повторяет пошловатую фразу Бозвела.
– Бог мой! Неужели я это сказал?
– Не бойтесь говорить со мной о своем горе. Соседи для того и существуют,
– Мне ужасно об этом думать. Когда Айрис умерла, я тоже хотела умереть.
– Она была прекрасная женщина. Все её любили.
– Она была так добра ко мне и к Пупси. Никто больше…
(Долгая пауза.)
– Вы знали, что у неё плохое сердце?
– Она никогда не говорила о себе, но я знала, что её что-то беспокоит.
– Она говорила вам о таинственных звуках в доме?
– Да. И когда я сказала Винсу, он занервничал. Он сказал, что она слишком любопытна. Он стучал и сверлил, а она слышала и думала, что это привидения или что-нибудь ещё такое. (Приглушенные рыдания.)
– Что же он решил?
– Он пытался придумать способ выманить её из дома, но она любила музей и любила свою кухню. Она вечно готовила, пекла что-нибудь.
(Долгая пауза.)
– Продолжайте, продолжайте.
– Однажды он пришёл домой с кассетой, какие продают на Хеллоуин, – таинственные звуки, ну вы знаете. Он сказал, что у него есть идея. Он сказал, что она глупая женщина и что он может хорошенько напугать её, она бросит работу, и тогда мы сможем жить в квартире смотрителя, а он сможет копать везде, где захочет.
– Его идея помогла?
– Она очень встревожилась, но не уехала. Винс всё время говорил об этом. Он был как сумасшедший, а когда он впадал в такое раздражение, нога у него болела сильнее.
– Вы помните ту ночь, когда умерла Айрис Кобб?
(Громкий плач.)
– Я эту ночь никогда не забуду! До самой моей смерти!
– Что тогда произошло?
(Всхлипывания.)
– Он дал мне простыню с двумя дырками. (Рыдания.) Он сказал мне надеть простыню… и встать перед её окном… а он поставит кассету со звуками. Я не хотела, но он сказал…
(Долгая пауза.)
– Что он сказал?
– Он угрожал, и я испугалась за Пупси и сделала, как он велел. (Мучительные рыдания.) Я не знала, что он собирается сделать!.. Господи, прости меня!.. Я не знала, что он собирается задушить Айрис этой подушкой! (Истерические всхлипывания.)
Квиллер выключил пленку.
– Она так плакала, – сказал он Полли, – что у неё чуть было не начались судороги. Вошла сиделка и дала ей что-то выпить и сказала, что мне лучше уйти. Я так и сделал, но не стал совсем уходить, а подождал в комнате для посетителей и через некоторое время вернулся. Я поблагодарил её и сказал, что она хорошая женщина и что ей надо поехать на юг и начать новую жизнь. Я держал её за руки, и она почти улыбалась. Потом я спросил её: почему в квартире Айрис было темно? Этот вопрос не давал мне покоя с тех пор, как я нашёл на кухне её тело.
– Верона ответила?
– Она сказала, что это она вошла и выключила свет и микроволновую печку. Гомер Тиббит внушил волонтерам, занимающимся уборкой, что они всегда должны всё выключать, чтобы не было пожара.
– Просто мурашки по коже! – сказала Полли. – Страшная история – и странная!
– Хочешь услышать кое-что действительно странное? – спросил Квиллер. – Когда я первый раз взял Коко в музей, он сразу пошёл к одной подушке в разделе текстиля. Тогда я этого не знал, но эту подушку забрали с экспозиции без разрешения, а потом вернули… И это не всё. Когда он прошлой ночью побежал в амбар, он нашёл там новорождённых котят, которые лежали на грязной белой простыне с прожженными в ней дырками. Очевидно, после того как ею напугали Айрис, Бозвел засунул эту простыню между ящиками. Шёл дождь, а простыню волочили по мокрой земле; края были выпачканы в грязи… И ещё один невероятный факт, Полли! Два раза, ровно два раза Коко сбрасывал с полки роман, в котором главного героя душат подушкой!
Когда Квиллер вернулся на ферму, распушившие хвосты сиамцы встретили его жалобным мяуканьем. В квартире было холодно.
– Что, обогреватель не работает? – спросил он. – Или тут разгуливает тень Эфраима? – Он развёл в камине в гостиной огонь, влез в свой старый клетчатый халат, опустился в кресло и начал размышлять.
Он не стал рассказывать Полли об истории Адама Динглбери и о найденных им документах, эту историю подтверждающих. Бумаги вернулись в двойное дно старой конторки Динглбери, где эта тайна будет надёжно храниться ещё несколько десятилетий. Мускаунти мог продолжать верить, что Эфраим умер – при тех или иных обстоятельствах – 30 октября 1904 года, и Благородные Сыновья Петли могли продолжать свои забавы. Квиллер подозревал, что Благородные Сыновья, в количестве тридцати двух, с фонариками на касках, каждый год 13 мая разыгрывали шествие призраков через холм Гудвинтера.
В синем бархатном кресле сиамцы предавались взаимным ухаживаниям. Выбрали ли они это кресло потому, что оно было любимым креслом миссис Кобб, или потому, что они знали, что цвет обивки подчёркивает синеву их глаз? Квиллер наблюдал за ними – красивые создания, гордые и таинственные.
Он обратился к Коко:
– Когда ты сидел в кухне на окне и таращился во двор, знал ли ты, что там происходят тёмные дела?
Коко, сосредоточенно вылизывавший своим стремительным язычком вокруг левого уха Юм-Юм, оставил его вопрос без внимания. Почему, спросил себя Квиллер, коты либо до надоедливости внимательны, либо раздражающе безразличны?
– Когда ты проделывал туннели под ковриками, – упорствовал он, – ты пытался мне что-то сказать? Или просто развлекался?
Коко перешёл на белоснежное горлышко Юм-Юм, и она в блаженстве подняла головку. Квиллер вспомнил, что раньше Коко считал, будто за умывание должна отвечать женщина. Времена меняются.
– А все эти твои ворчания и бормотания? – вопрошал он. – Ты разговаривал сам с собой или вёл беседу с кем-то невидимым?
Коты улеглись, с удовлетворением подсунув под себя лапы и забыв абсолютно обо всём.
Квиллер, размышляя, сидел в своём кресле и не смотрел на синее кресло с подголовником, стоящее напротив, и вдруг почти ощутил присутствие Айрис Кобб. В тот момент, точнёхонько, поднялись два коричневых носа, зашевелились четыре коричневых уха, задергались чувствительные усы. Что-то должно было произойти. Собравшись с духом, Квиллер приготовился узреть розовое видение, держащее в руках пирожки. Через десять секунд зазвонил телефон.
Квиллер взял трубку в спальне:
– Алло?.. Конечно, я вас помню! Как дела в Центре?,. Не знаю. Какие будут предложения?.. Квартира на крыше, вы сказали? Звучит заманчиво, но мне надо будет обсудить это с шефом. Как мне с вами связаться?..
Он вернулся в гостиную и обратился к синему креслу с подголовником:
– Ну, ребята, как вам понравится идея провести зиму не в Снежном поясе, а в Поясе преступности?
В кресле было пусто. Они почувствовали новую перемену адреса. Квиллер машинально поднял глаза на пенсильванский шифоньер. Там тоже было пусто. Но он заметил горб под ковриком у камина и ещё один горб под ковриком у дивана. Оба горба были красноречиво неподвижны.