Кот, который... (№10) - Кот, который разговаривал с привидениями

Когда вечером во вторник Квиллер подъехал к Динглбери, большая стоянка позади здания была заполнена, все дозволенные места парковки на бульваре были заняты, и некоторые недозволенные тоже. Войдя внутрь, он услышал почтительный гул голосов в примыкающих к главному залу комнатах. В вестибюле к нему быстро подошла, как всегда изящно одетая, Сьюзан Эксбридж.

– Деннис очарователен! – сказала она вполголоса, сдерживая свой обычный драматизм в словах и жестах. – Мне так жаль его. Он думает, что Айрис была бы жива, если бы он приехал на день раньше, но я как могла старалась снять этот камень с его души. Я повела его завтракать в ресторан «Типси», а потом мы немного проехались по округе. Ему так понравилось! Когда он увидел поместье Фитча – то самое, которое продаётся, – он сказал, что из большого дома можно сделать несколько тиров и продать их по отдельности, а жить можно во втором доме. Я не стала обсуждать это с ним но если он получит в наследство деньги Айрис, он сможет себе позволить купить владения Фитча, и мы запишем его в Театральный клуб. Он интересуется театром, и нам не помешал бы красивый мужчина на главные роли – я хочу сказать, на роли персонажей его возраста. Я сказала ему, что Мускаунти – прекрасное место для детей. Ну правда же, я просто не могу себе представить, что кому-нибудь может нравиться жить в Сент-Луисе, ты согласен?

– Тебе бы недвижимостью торговать, – сказал Квиллер.

– Может, я так и сделаю, если с антикварным магазином дела пойдут неважно. Как я буду с ним управляться без Айрис! У меня связи, но она знала, как делаются такие дела. «Эксбридж и Кобб»! Так хорошо звучало! Прямо как «Кросс и Блэквелл»5 или «Бауш и Лоум»6. Иди взгляни на неё. Она такая умиротворенная.

Сьюзан проводила Квиллера в Траурный зал, где маленькими группами собирались провожающие и говорили тихо, но оживленно. Одна стена была целиком убрана розовыми цветами, для разнообразия добавили несколько красных и белых цветков, и Айрис Кобб в своем розовом замшевом костюме мирно покоилась в обитом розовой материей гробу, а в руке у неё были сложенные очки с искусственными бриллиантами на оправе, как будто она только что сняла их, перед тем как немного вздремнуть.

– Розовый лак для ногтей – это твоя идея, Сьюзан? – спросил Квиллер. – Я никогда не видел, чтобы она красила ногти.

– Она говорила, что не может, потому что руки у неё всё время в воде, но ей больше не придется готовить, и я решила, что лак здесь будет очень кстати.

– Не обольщайся. В настоящий момент она благополучно стряпает для ангелов какой-нибудь деликатес из эфира.

– Адвокаты тебе звонили? – спросила Сьюзан.

– Нет. А зачем им мне звонить?

– В четверг утром огласят завещание. Меня и Ларри попросили присутствовать. Интересно, почему. Я начинаю волноваться;

– Может быть, Айрис оставила тебе кровать генерала Гранта, – сказал Квиллер.

Прибыла новая группа провожающих, и Сьюзан, извинившись, снова пошла в вестибюль их встречать. Квиллер отыскал ближайшего родственника покойной. Оказалось, он также хотел с ним поговорить.

– Вы прочли её письма? – спросил Деннис.

Квиллер печально кивнул:

– Её здоровье стремительно ухудшалось. Безумно жаль её.

– Я спросил доктора Галифакса, не могли ли эти звуки слышаться ей из-за того, что она принимала много лекарств. Он не сказал ни да ни нет, но я видел результаты анализов – она действительно себя запустила. Он сказал, что она панически боялась операции. Про это я знал. Мама не соглашалась делать операцию на глазах, хотя зрение у неё так упало, что она с трудом водила машину.

– Когда вы бы хотели посмотреть дом?

– Что, если завтра после похорон? Мне любопытно, что…

Чей-то громкий голос у входа перебил Денниса, и он посмотрел в сторону вестибюля, да и не он один. Все повернулись в сторону вестибюля. Прибыли Бозвелы, и их проводили к гробу. Мужчина нёс на руках их маленького ребенка. Квиллер впервые заметил, что тот заметно хромает.

– Смотри, Пупси, – говорил он зычным голосом балаганного зазывалы. – Это та добрая тетя, которая угощала тебя печеньем. Теперь она будет жить на небе, а мы пришли сказать ей «до свидания».

– Скажи «до свидания, миссис Кобб», Пупси, – послышался мягкий голос её матери.

– До свидания, – сказала Пупси, по-детски помахав пальчиками.

– Айрис такая… красивая. Правда, Пупси?

– Почему она в ящике?

Для ребенка её возраста она очень хорошо выговаривает слова, подумал Квиллер.

Папа поставил дочку, обернулся и увидел, что Квиллер наблюдает за ними.

– Ну и народу тут сегодня. Вся стоянка забита, – сказал он. Его голос разносился по всему Траурному залу и смежным помещениям. – Самая большая панихида, на какой я когда-либо бывал! Только посмотрите на эти цветы! Очень её все любили! Не то чтобы она делала что-то такое особенное, но люди её любили. Вон сколько народу набежало.

Миссис Бозвел, крепко державшая дочь за руку, наклонилась к ней:

– Пупси, это тот добрый дядя, который живет в… музее. Скажи мистеру Квиллеру: «Привет!»

– Здрасьте! – сказала Пупси.

Квиллер посмотрел вниз на существо, фута на четыре ниже его ростом, трогательно беспомощное в своей короткой синей вельветовой курточке, шапочке и спустившихся белых чулочках. Наряд явно был сшит дома на скорую руку. Не успел он ответить чопорное «добрый день», как родители разглядели в толпе Ланспиков и обрушились на них, оставив его наедине с Пупси.

Она с удивлением посмотрела вверх на его усы и произнесла, ясно и отчетливо выговаривая:

– Что у тебя на лице?

– Нос, – сказал Квиллер. – У твоего папы разве нет носа?

– Есть.

– А у мамы? У неё есть нос?

– У всех есть нос, – высокомерно, как слабоумному, объяснила Пупси.

– Значит, если ты видишь нос, ты должна знать, что это нос.

Пупси не была обескуражена его неуловимой логикой.

– Где ты работаешь? – спросила она.

– Я не работаю. А где ты работаешь?

– Я ещё маленькая. У меня папа работает.

– А где он работает?

– В амбаре.

– А что он делает в амбаре?

Малышка пошевелила носком своего кукольного ботиночка.

– Я не знаю. Я не хожу в амбар.

– Почему?

– Я испачкаюсь.

– Такое бывает, – сказал Квиллер, оглядываясь вокруг в надежде на скорое спасение.

– В амбаре киски живут, – поведала Пупси.

– Если ты не ходишь в амбар, откуда ты знаешь, что там киски?

Этот оживленный диалог привлек восторженное внимание стоявших вокруг, и миссис Бозвел протолкалась к дочке и утащила её.

– Не надоедай мистеру Квиллеру, – мягко пожурила она девочку.

Он с облегчением вернулся в общество взрослых. Список тех, кто пришел отдать последний долг, представлял собой настоящий справочник «Кто есть кто в Пикаксе»: представители городских властей, богатые коллекционеры антиквариата, политики, выставляющие свои кандидатуры на выборах, и члены Исторического и Генеалогического обществ – двух самых влиятельных в Мускаунти организаций, хранителей его исторического наследия. Клуб «Старая гвардия», принимавший в свои ряды только людей преклонного возраста, с рождения живущих в городе, был представлен многочисленными почтенными сединами. Многие из их обладателей уже не могли обойтись без тростей, ходунков и инвалидных кресел. Квиллер с одобрением отметил, что Митч Огилви, молодой портье из отеля, весьма внимателен и предупредителен ко всем этим старикам, слушает их рассказы, поддерживает разговор.

Там был и Арчи Райкер, крепко державший за руку нетвердо стоящую на ногах Аманду. Полли Дункан, стоявшая в другом конце зала в окружении членов библиотечного совета, через толпу обменялась с Квиллером взглядами. На людях они всегда вели себя сдержанно. Энергичный девяносточетырехлетний Гомер Тиббит пришел в обществе пожилой женщины с аккуратно уложенными волосами не по возрасту яркого каштанового оттенка.

– Что это там за старикан, который двигается, как робот? – спросил Райкер у Квиллера.

– Когда тебе будет столько же, сколько сейчас ему, тебя с постели только подъемным краном можно будет поднять, – сказал Квиллер. – Это Гомер Тиббит, бывший директор школы, девяносто четыре года. Всё ещё оказывает добровольную безвозмездную помощь музею.

– А эта восьмидесятипятилетняя женщина с волосами, как у тридцатилетней, – Рода Финни, – добавила Аманда. – Она уже много лет за ним бегает, ещё до того как его жена умерла. Она из тех Финни, которые живут в Локмастере, о них мы всё знаем. – Заявления Аманды всегда содержали в себе смесь слухов, игры воображения и правды в неизвестных пропорциях. – А этот старичок, с которым Гомер разговаривает, – это Адам Динглбери, старейший в трёх округах гробовщик. – Она говорила о хилом сгорбленном человечке с ходунком. – У него в памяти столько секретов, сколько у собаки закопанных костей. Держу пари, некоторые из них не дают ему жить спокойно. Посмотрите, как эти две старые перечницы наклонились друг к другу и хихикают, как идиоты! Точно говорю, Адам рассказывает неприличные анекдоты, и Гомер заставил свою подружку выключить слуховой аппарат.

Райкер потянул её за руку:

– Пойдем, Аманда, уже пора.

Квиллер лавировал по комнате до тех пор, пока не поймал взгляд Полли. Тогда он легонько, градуса на три, наклонил голову в сторону выхода. Она пожелала доброй ночи своим библиотекарям и последовала за ним.

В вестибюле Райкер сказал:

– Пойдём в «Старую мельницу»? Там открыто дольше, чем у «Стефани».

– Встретимся там, – сказал Квиллер. И они с Полли пошли каждый к своей машине.

Приехав на живописную мельницу, четвёрка попросила себе тихий столик, и их отвели в дальний угол с видом на водяное колесо. Компания была разношёрстная: наследник Клингеншоенов с непомерными усами; невозмутимый Арчи Райкер с редеющими волосами и с брюшком человека, всю жизнь проработавшего в редакции газеты; Полли Дункан, миловидная, с мягким голосом, начитанная, главный библиотекарь Публичной библиотеки Пикакса; Аманда Гудвинтер, потомок Гудвинтеров-Пьяниц, как называли её ветвь знаменитой фамилии. Полли имела фигуру почтенной матроны, любила простые серые костюмы, её седеющие волосы были причесаны явно старомодно, но она выглядела воплощением моды – особенно по сравнению с Амандой, на которой любой наряд казался поношенным, а волосы, словно нарочно, торчали в разные стороны. Тем не менее Райкеру, по каким-то противоестественным, непостижимым для Квиллера причинам, нравилось общество этой своеобразной дамы.

Аманда, как всегда, пила бурбон, Полли попросила сухого шерри, Райкеру захотелось виски, а Квиллер заказал тыквенный пирог и кофе.

– Квилл, – сказала Полли, – какой замечательный некролог ты написал об Айрис. В жизни она была такой скромной, так всегда старалась держаться в тени, что мы забывали обо всех её умениях и знаниях, о всех её замечательных качествах.

Аманда подняла бокал.

– Выпьем за святую Айрис Хаммокскую! – Проговорив это, она вздрогнула и метнула сердитый взгляд на Райкера, который пнул её ногой под столом.

Полли тоже подняла бокал, процитировав из «Гамлета»:

– Спи спокойным сном под ангельское пенье7.

Мужчины кивнули и молча отпили по глотку. Райкер спросил:

– Как ты летом съездила в Англию, Полли? Ты сразила их своим знанием Шекспира?

Она мило улыбнулась:

– Какое там! Какой Шекспир! Я только и делала, что отвечала на их вопросы об американских фильмах.

– По крайней мере, – сказал Квиллер, – англичане знают, что Бард из Эйвона – драматург Елизаветинской эпохи, а не распространитель косметики «Эйвон».

– К нам идут важные шишки, – вполголоса проворчала Аманда, потому что приехала ещё одна четвёрка.

По пути к своему столику Ланспики, Деннис Гаф и Сьюзан Эксбридж не преминули остановиться поговорить с компанией, в которой сидел Квиллер, и Полли сказала им:

– В Динглбери всё было так красиво. Все цвета подобраны! Вплоть до розового лака для ногтей!

– Это скажите спасибо Сьюзан, – отозвалась Кэрол Ланспик.

– Я должна была догадаться! – сладким голосом проговорила Полли, и это могло бы прозвучать как комплимент изысканному вкусу Сьюзан, только Полли при этом слегка приподняла брови. Квиллер и Райкер обменялись понимающими взглядами. То, что Полли не жаловала Сьюзан, ни для кого не было секретом.

Когда вновь прибывшие ушли к своему столику, Райкер спросил:

– Верно, что Динглбери готовы хоронить бесплатно всех, кто перешагнёт за сто лет?

– Они могут себе это позволить, – проворчала Аманда. – Деньги гребут лопатой, только вот когда я пыталась получить с них за отделку помещения, уж я себе нервов попортила.

– Они рассчитывают дождаться и расплатиться с тобой своими услугами, – улыбнулся Квиллер.

– Фирмой владеет уже пятое поколение семьи Динглбери, – сказала Полли. – Дед Адама Динглбери был гробовщиком. У его отца был мебельный магазин и похоронное бюро. Сейчас дело ведёт Адам со своими сыновьями и внуками.

– Кто был этот кретин, который пришёл и всё взбаламутил? – спросила Аманда. – Шуму от него было, как от отбойного молотка.

– Ты имел большой успех у его дочки, Квиллер, – заметил Райкер. – Кто эти люди?

– Мои соседи. Тоже живут при музее. Он составляет каталог печатных станков для Исторического общества… Между прочим, Арчи, в некрологе, который я тебе передал, были указаны часы, когда посетители могут приходить в Траурный зал. Кто-то вместо этого написал «являться». Где-нибудь так, конечно, говорят, но в данном случае получится нелепый каламбур, которому не место в приличной газете. «Являются» боги.

– Или духи, – добавила Полли. – У Шекспира говорится о том, что стражникам является призрак отца Гамлета.

– Кстати, о призраках, – сказал Квиллер, – не ходят ли слухи, что в доме на ферме Гудвинтера живут привидения?

– Если и нет, то должны быть! – воинственно изрекла Аманда. – Представители трёх поколений умерли насильственной смертью, начиная со старого скряги Эфраима, и все они этого заслужили!

Её удивленные спутники попытались одернуть её:

– Аманда, ты говоришь о своих кровных родственниках.

– Это не моя ветвь. Мы ненормальные, а в их ветви зато все были богатые и подлые.

– Тише, Аманда. Люди на тебя смотрят.

– Пусть смотрят! – Она обвела взглядом соседние столики.

– Наш выпускающий редактор – прямой потомок Эфраима, но он не богатый и не подлый, – запротестовал Райкер. – Джуниор у нас бедный и хороший.

– Он ещё ребёнок, – проворчала Аманда. – Дайте только срок! Он ещё покажет себя таким же негодяем, как и все остальные.

Райкер решил мягко сменить тему. Подмигнув Квиллеру, он спросил:

– Есть ли за этим столом те, кто верит в привидения?

– Нет никаких привидений. Есть лишь галлюцинации, вызванные чрезмерным приемом лекарств, лихорадкой и другими физическими и умственными расстройствами, – сказал Квиллер.

– Но привидения являются людям на протяжении тысяч лет, – возразила Полли. – Почитайте Библию, Цицерона, Плутарха, Диккенса, Эдгара По!

– Когда дети у нас были маленькими, – сказал Райкер, – мы снимали на время отпуска домик в горах. Собаку, конечно, брали с собой. Это был здоровенный боксёр, ничего не боялся, но как только наступала ночь, он съёживался где-нибудь в углу и начинал скулить, как завзятый трусишка. Я никогда ничего подобного не видел! Потом мы узнали, что предыдущий жилец был убит каким-то бродягой.

– Я тоже могу рассказать историю, – вступила Полли. – Когда моя мать умерла, я путешествовала по Европе. Я даже не знала, что она больна, но однажды ночью я проснулась и увидела воочию, что она стоит возле моей кровати – в своём сером пальто с застежкой на двух серебряных пуговицах.

– Она что-нибудь сказала? – спросил Райкер.

– Нет, но я села на кровати и воскликнула: «Мама! Что ты здесь делаешь?» Она сразу исчезла. На следующее утро я узнала, что она умерла за несколько часов до того, как я увидела её образ.

– Это вид телепатии, вызванный крайним эмоциональным напряжением, – сказал Квиллер.

– Фигня! – подытожила милейшая Аманда.

На стоянке у «Старой мельницы» Квиллер и Полли тихонько пожелали друг другу спокойной ночи и после ласковых «Я позвоню тебе» и «До скорого» поехали по домам каждый в своей машине.

Ночь опять была тёмная. Луну скрывала пелена облаков. Но в отличие от той отчаянной гонки, когда он спешил к Айрис Кобб на её крик о помощи, Квиллер ехал медленно. Он думал о Полли Дункан и её мелодичном голосе, её образованности, её маленьких вспышках ревности и высокомерном презрении к Сьюзан Эксбридж. (Сьюзан причесывалась у «Дельфины», тратила деньги на одежду, ездила на шикарном автомобиле, носила настоящие драгоценности, жила в Индейской Деревне и состояла в совете директоров библиотеки, хотя не прочла ни одной книги, – всё это встречало неодобрение Полли.) И вот на тебе: Полли признаёт существование сверхъестественных явлений; он думал, что у неё больше здравого смысла.

Он видел свет на ферме Фагтри, в домике у Бозвелов работал телевизор, но двор музея был погружён в темноту. Надо обзавестись реле, чтобы с наступлением сумерек фонари включались автоматически. Он остановил машину и потянулся к бардачку за фонариком, но оказалось, он оставил его дома. Он включил фары, чтобы найти входную дверь, и в ту же минуту уловил в одном из окон неясное движение. Наверное, это коты сидели на подоконнике и высматривали, когда он появится, а потом спрыгнули вниз и пошли его встречать. Однако, когда он открыл дверь, показалась только Юм-Юм. Коко был где-то в комнатах, откуда слышался его певучий разговор с самим собой, изобилующий разнообразными «мр-р» и «йау».

Квиллер тихонько прошёл в глубь квартиры и увидел, что кот крутится на кухне и водит носом по полу, как ищейка, нюхает в разных местах, словно чувствуя, что где-то здесь уронили какую-то еду. Миссис Кобб, когда готовила, была довольно небрежна. Горсть муки часто пролетала мимо миски, от чересчур энергичного размешивания варево выплескивалось из кастрюли, падали капли с деревянной ложки, брызгал сок из помидоров. Но сейчас пол был чистым и свеженатёртым. Коко шёл по едва уловимым остаткам запаха, он явно выслеживал нечто известное ему одному и комментировал свои находки.

Переодевшись, Квиллер решил ещё раз попытаться прослушать запись «Отелло». Сиамцы уселись вместе с ним в гостиной, но при первых мощных аккордах вылетели из комнаты и всю сцену бури просидели в укрытии. В одном месте им показалось, что можно потихоньку вернуться, но тут зазвучали трубы, и коты снова исчезли.

Как раз когда торжествующий Отелло выходил к толпе с радостной вестью, зазвонил телефон. Квиллер пробормотал нечто неразборчивое по адресу звонившего, приглушил звук и пошёл к телефону, стоявшему в спальне.

– Наша контора весь день пыталась с вами связаться, Квилл, – сказал добродушный поверенный, который вёл юридические дела Фонда Клингеншоенов. – Как поверенные миссис Кобб, мы бы хотели, чтобы в четверг утром вы присутствовали при оглашении её завещания.

Квиллер с лёгким раздражением фыркнул в усы:

– У вас есть основания полагать, что мне стоит прийти?

– Я уверен, что вам это будет небезынтересно. Помимо имущества, завещанного семье, она хотела оставить память о себе своим друзьям. Приходите в четверг в одиннадцать часов утра ко мне в кабинет.

Квиллер без большого энтузиазма поблагодарил и вернулся к «Отелло». Он следил за ходом сюжета по английскому либретто и теперь потерял нужное место и не мог ничего понять. Он перемотал пленку и нажал на воспроизведение. Сиамцы снова разыграли свою нелепую пантомиму с поспешным бегством и незаметным возвращением, это становилось похоже на игру. На этот раз ему удалось прослушать вплоть до сцены, открывающей второе действие. Не успел злодей Яго начать своё полное ненависти Credo, как… опять зазвонил телефон. И снова Квиллер потащился в спальню.

– Мистер Квиллер, у вас свет горит, – сказал женский голос.

Он всё ещё был погружен в оперу и не сразу понял. Свет? Какой свет? Во дворе?

– Фары! – завопил он. – Спасибо. Кто это говорит?

– Кристи, с фермы Фагтри. У меня из окна наверху виден ваш двор.

Ещё раз поблагодарив её, он ринулся на улицу выключать фары. Яркий луч света стал бледно-жёлтым, и он понял, что сел аккумулятор. Так оно и было: мотор заводиться не захотел. Откинувшись на водительское сиденье, Квиллер подвёл итог. Гаражи здесь закрываются в девять часов. Сейчас уже больше полуночи. Похороны утром в десять тридцать. Костюм надо забирать в девять. Аккумулятор сел.

Оставалось только одно. Это было единственным возможным решением, каким бы неприятным оно ему ни казалось.

ШЕСТЬ

В среду рано утром Квиллер, сжав зубы и проглотив свою гордость, позвонил в домик, стоявший в начале улицы Чёрного Ручья. Надо выбрать правильный тон, решил он: не слишком дружелюбный – что вдруг так сразу? – не слишком извиняющийся, но чуть теплее, чем раньше; дать понять, что он попал в безвыходное положение, – так можно будет скрыть ощущение неловкости.

– Мистер Бозвел, – сказал он, – это Квиллер. У меня серьёзная проблема.

– Чем могу помочь? Я с большим удовольствием. Почту за честь, – прогремел голос, так что чуть не лопнули барабанные перепонки.

– Я вчера вечером позабыл выключить фары, и теперь моя машина не заводится. Вы не сможете мне помочь подзарядиться?

– Запросто. Сейчас заскочу.

– Жаль, что мне приходится беспокоить вас так рано, но в девять часов мне надо быть в Пикаксе… готовиться к похоронам.

– Нет проблем.

– Расходы я вам, конечно, возмещу.

– Даже и не думайте! Соседи для того и существуют – помогать друг другу. Буду в один момент.

Квиллер ненавидел эту слащавую сентиментальность и уповал на то, что от него всё-таки не потребуют услуга за услугу как-нибудь вечером посидеть с ребенком, пока они поедут смотреть кино в Пикакс.

Вытерпев, хотя и не без труда, поток дружеских излияний Бозвела, Квиллер искренне, но не слишком бурно поблагодарил его. По дороге в Пикакс он подумал, что не помешало бы что-нибудь подарить Бозвелу, раз уж он отказался от денег. Бутылку вина? Коробку конфет? Цветок в горшке? Мягкую игрушку для Пупси? Игрушку он сразу отверг: это будет слишком по-свойски, это неправильно поймут, и Пупси начнёт слоняться вокруг, задавать вопросы, захочет погладить «кисок». Ещё чего доброго станет называть его «дядя Квилл».

Проезжая ферму Фагтри, он вспомнил, что неплохо было бы отблагодарить и Кристи Уоффл. Конфеты? Цветок в горшке? Бутылку вина? Он даже не видел эту женщину. Судя по голосу, она молода и энергична. Наверняка у неё есть дети, но сколько им лет? Есть ли у неё муж? Если есть, то почему он не подстригает траву? Вряд ли они богаты. Перед домом уже стоял неизменный пикап, подготовленный к похоронам. Когда Квиллер приехал к Скотту, он все ещё пребывал в затруднении. Корзину фруктов? Мороженую индейку? Бутылку вина?

Квиллер забрал свой тёмно-синий костюм и помчался к себе в квартиру над гаражом. Через Пикакскую площадь к Старой Каменной Церкви уже стекался народ. Движение шло в обход, машины, участвовавшие в похоронной процессии, уже выстраивались по четыре в ряд, а парк был забит зеваками. Поспешно одеваясь, он нашёл чёрные ботинки, белую рубашку и тёмные носки, но все галстуки у него были с красными полосками, или в красную клетку, или просто красные, значит, нужно мчаться обратно к Скотту за подходящим галстуком.

Когда наконец он пришёл в церковь, одетый как положено, он увидел на посту три поколения гробовщиков Динглбери: старый Адам стоял в притворе, прислонившись к стене, его сыновья умело и незаметно отдавали последние мелкие распоряжения, а внуки выстраивали процессию. В церкви величественными аккордами вздыхал орган, на скамьях не осталось свободного места, перед алтарем были сложены розовые цветы, а в розовом гробу, лежала Айрис Кобб в своём розовом замшевом костюме. Наверное, именно так она бы и хотела прощаться с Пикаксом. Внешне всегда скромная, она болезненно ценила внимание и одобрение людей. Квиллер порадовался за свою бывшую квартирную хозяйку, свою бывшую экономку, верного друга, готового всегда прийти на помощь, – за ту, что снискала у всех такое уважение.

После похорон в отдельном кабинете ресторана «У Стефани» состоялся скромный ланч. Разговор шёл в минорном ключе – гости старались говорить только то, что положено в таких случаях, роняли какие-то слова утешения, вежливо и печально выражали свои сожаления и погружались в ностальгические воспоминания.

Первым сменил ход беседы Деннис Гаф. Он сказал:

– Я познакомился здесь с очень хорошими людьми. Неудивительно, что моя мать была так счастлива, живя в этом городе! Я, пожалуй, не прочь переселиться в Мускаунти.

– Айрис бы этому невероятно обрадовалась, – сказала Сьюзан Эксбридж.

– Не знаю только, как Шерил отнесётся к такой идее. Это так далеко. Как тут со школой?

– Благодаря Фонду К. мы смогли расширить помещение, пересмотреть программу и нанять ещё нескольких учителей, – ответила Кэрол Ланспик.

– Фонду К.?

– Так мы между собой называем Мемориальный фонд Клингеншоенов.

Ларри Ланспик добавил:

– В округе есть несколько строительных компаний, занимающихся промышленным строительством, но нам нужна организация, которая бы строила жилые дома. Думаю, вам стоит над этим подумать.

После завтрака, когда Квиллер и Деннис ехали в Норд-Миддл-Хаммок, молодой человек спросил:

– Чем занимается Фонд Клингеншоенов?

– Он распоряжается состоянием Клингеншоенов, делает инвестиции и пускает доходы на нужды города – на дотации, стипендии, ссуды под небольшой процент и так далее.

– Если я начну здесь дело, я смогу получить ссуду?

– Не сомневаюсь, если вы обратитесь в Фонд и представите обоснования.

– Мама говорила мне, что всё состояние Клингеншоенов принадлежит вам.

– Я получил его в наследство, но слишком большие деньги – тяжёлая обуза, – пояснил Квиллер. – И я решил проблему, передав всё Фонду. Пусть теперь у них голова болит.

– Это очень щедро.

– Не щедро. Просто ловкий способ избавиться от проблем. У меня есть всё, что мне нужно. Я был вполне доволен, когда имел два чемодана вещей и снимал меблированную комнату. Мне и сейчас не много надо.

Когда они проезжали мимо огороженного поля, Квиллер сказал:

– Когда-то давно здесь проезжал один человек, и вдруг из кустов поднялась стая чёрных дроздов и испугала лошадь. Она сбросила седока, он упал и разбился насмерть. В определённое время года чёрные дрозды начинают партизанскую войну против людей.

– Кто был этот человек?

– Самсон Гудвинтер. Это случилось более семидесяти пяти лет назад, но здесь об этом говорят так, как будто прошло не больше недели.

– Мама в письмах рассказывала, что все Гудвинтеры погибали насильственной смертью.

– Я расскажу вам, что из себя представляет семья Гудвинтеров, – сказал Квиллер. – В последнем телефонном справочнике Пикакса их сорок девять, все они потомки четырёх братьев. Есть всеми уважаемые Гудвинтеры, такие, как доктор Галифакс, есть эксцентричные Гудвинтеры, такие, как Аманда, приятельница Арчи Райкера. Ещё в одной ветви этой семьи были одни неудачники, так, по крайней мере, казалось. Но те несчастные Гудвинтеры, о которых говорила ваша мать, – все они происходят от старшего брата, Эфраима. Он принёс несчастье всем своим потомкам.

– Как это получилось?

– Он был жадным. Владел шахтой Гудвинтер, местной газетой и несколькими банками в округе, но пожалел денег, чтобы обеспечить безопасность работы на шахте. В результате произошёл взрыв и погибли тридцать два шахтера.

– Давно это было?

– В тысяча девятьсот четвёртом году. И его люто возненавидели. Для тридцати с лишним семей и их родственников он был дьяволом во плоти. Он попытался загладить вину, внёс пожертвования в пользу Публичной библиотеки, но семьи погибших так и не простили его. Камни ему в окна бросали, пытались сжечь амбар. Его сыновья и наёмный работник ночью по очереди дежурили с дробовиками.

– Как он выглядел, вы знаете?

В музее есть его портрет – мрачного вида злодей с бакенбардами, впалые щеки, недовольный рот. – Они ехали по холмистой местности, называвшейся Хаммокс – Холмы. – За тем поворотом, – показал Квиллер, – вы увидите на холме причудливое дерево. Его называют Деревом повешенных. Тридцатого октября тысяча девятьсот четвертого года там нашли в петле Эфраима Гудвинтера.

– Что же там произошло?

– Его семья утверждала, что он покончил с собой, но по городу ходили слухи, что его линчевали.

– А были доказательства того или другого?

– Как вам сказать… Семья предъявила записку, которую он написал перед смертью, – сказал Квиллер, – поэтому не проводилось никакого расследования и не выдвигали никаких обвинений. Но если история с линчеванием верна, то тогда любопытно, что линчевателей никто так и не выдал и никто не признался на смертном одре. Сегодня существует братство Благородных Сыновей Петли. Полагают, что это прямые потомки линчевателей.

– Чем же они занимаются? Вы когда-нибудь встречались с кем-нибудь из них?

– Никому не известно, кто принадлежит к братству; не знают даже их жены. Одним из Благородных Сыновей может оказаться мэр Пикакса. Или молодые Динглбери. Или Ларри Ланспик. Это тайна, которую передают от отца к сыну на протяжении уже трёх или четырёх поколений, а в Мускаунти, уж поверьте мне, сохранить тайну нелегко. Тут такая система передачи сплетен, что спутниковая связь кажется пони-экспрессом8. Конечно, они называют это не сплетнями, а обменом информацией.