Зло с небес

Вооруженные охранники уводили трех человек в наручниках, когда Томаз Изидро и Грегори Таунсенд подошли к Казье. Казье сбросил с лезвия мертвого профессора, отшвырнул к стене. Человек умер так быстро, что из ножевой раны почти не вытекло крови.

– Прости за это, Анри, – небрежно сказал Изидро, пнув труп ногой, так что маленькая струйка крови из раны закапала на одежду человека, а не на пол ангара. – Приди я сюда пораньше, я бы присмотрел за этими подонками получше, но я не могу быть в двух местах сразу.

– Ты можешь заступить на пост завтра к вечеру? – спросил Казье.

Таунсенд призадумался, потом сказал:

– Думаю, что да, Анри. Нам понадобятся “шортсы”, чтобы перевезти ребят и пожитки, но, я думаю, мы...

– Не думай, Таунсенд, – с угрозой сказал Казье. – Можете ли вы быть на месте завтра к вечеру?

– Я бы предпочел две ночи, чтобы расставить всех по местам, Анри, – сказал Таунсенд. – Но мой ответ – “да”. Я буду готов отправиться завтра вечером.

– Через две ночи этого человека хватятся, может, даже раньше. Мы должны отправиться завтра вечером, – сказал Казье, чисто вытерев лезвие и убирая нож в ножны. – Вы отправитесь, как только сможете загрузить “шортсы”. Я прослежу за погрузкой и подготовкой к полету.

– Ты позаботишься о плане полета, Анри? – спросил Таунсенд. – Не забывай о приказе федерального управления гражданской авиации № 7210.3. Нам нужно шестнадцать часов.

– Я помню, Тауни, помню, – сказал Казье, просчитывая все на несколько часов вперед.

Поскольку самолет ВВС № 1 был военным самолетом специальной воздушной миссии, полетное задание на рейс в Вашингтон могло быть введено в файл только через специальную систему телетайпа. К счастью, у них был доступ к подобному терминалу в международном аэропорту Пиза. 157-я группа по заправке самолетов, небольшое подразделение ВВС национальной гвардии Нью-Гемпшира, использовала эту систему для Атлантической танкерной временной оперативной авиагруппы, осуществлявшей заправку рейсов из Европы в Северную Америку, в том числе и самолета ВВС № 1. К тому же торговый порт Пиз, еще в бытность свою базой ВВС, был любимым местом привалов президента Джорджа Буша и его семьи, когда они отправлялись отдыхать, поэтому тут был установлен терминал. Организация Казье подкупила нескольких охранников аэропорта, чтобы те предупредили их о прибытии в аэропорт инспектора штата или страны, сообщали о местонахождении полицейских патрульных машин штата и добывали горючее, запчасти к самолетам и другие материалы.

Для полета их фальшивого ВВС № 1 надо было, чтобы один из диспетчеров ВВС национальной гвардии ввел в систему план военного рейса, который стартовал не в Портсмуте, штат Нью-Гемпшир, а в Манчестере, штат Нью-Гемпшир, месте, где состоятся широко разрекламированные дебаты между претендентами на президентское кресло в 1996 году, организованные лигой голосующих женщин. План полета с использованием позывных СВМ-2800 (СВМ означало специальную воздушную миссию, стандартные позывные для военных полетов, подобных этому; 2800 был хвостовой номер одного из двух самолетов ВВС № 1VC-25А в реестре) должен был быть введен в файл не ранее чем за шестнадцать часов до предполагаемого времени взлета, хотя точное время взлета не могло быть зафиксировано.

Сразу же после того, как самозваный ВВС № 1 окажется в воздухе, диспетчер ВВС национальной гвардии передаст ОПОТ, или оповещание о тревоге, в специальный отдел, известный под названием АТМ-200, в центре контроля за воздушным движением при федеральном управлении гражданской авиации, запрашивая особый приоритет на этот рейс и сменив позывные СВМ-2800 на “Фокстрот Исполкома Один”, что означало, что член семьи президента или сотрудник Белого дома (но не сам президент, ибо это было бы слишком легко проверить) находится на борту. Этот ОПОТ будет передан АТМ-200 различным центрам по контролю за воздушным движением по всему маршруту полета, а также в центры командования операциями сектора ПВО, чтобы все знали, что в воздухе находится президентский приближенный. После этого предполагалось оглушить диспетчера, чтобы он потом мог заявить, будто над ним совершили насилие и аппаратура использовалась без его ведома. Разумеется, Казье позаботится о том, чтобы просто убрать его подальше от греха.

– Обо всех этих мелочах я позабочусь, – сказал Казье. – А теперь за дело. – Таунсенд и Изидро повернулись, чтобы уйти, но Казье остановил их, добавив: – И чтобы больше никаких промашек. Меры безопасности будут жесткими, и каждый должен следовать плану, иначе я посвящу последние дни своей земной жизни поискам и расправе с вами. Теперь идите.

ЧАСТЬ 5

МЭРИЛЕНД, КЭМП-СПРИНГС, БАЗА ВВС ЭНДРЮС,

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

Свое удостоверение военнослужащего США Томаз Изидро приготовил загодя. В нем говорилось, что он причастен к училищу иностранных языков министерства обороны, расположенному в военном городке в Монтеррее, штат Калифорния; при себе он имел несколько пропусков, в которых он именовался внештатным преподавателем фарси и наречия мандаринов, прикрепленным к 89-й авиабригаде, чтобы подготовить к предстоящему визиту президента некоторых членов экипажа. Однако проникнуть на военно-воздушную базу Эндрюс, где базировались авиалайнеры президента Соединенных Штатов, оказалось детской забавой, и ему не пришлось представлять ни одну из своих верительных грамот. Охрана у ворот при въезде с Вирджиния-авеню по-прежнему проверяла у всех удостоверения, но не было ни собак, ни обысков, ни расспросов. Улыбающаяся сучка из ВВС в своей голубой, как у игрушечного солдатика, форме, дурацком черном берете, белом пристежном воротничке и красивых блестящих сапожках быстро взглянула на удостоверение и махнула рукой, чтобы машина проезжала. Так четыре международных террориста с небывалой легкостью проникли на территорию главной военно-воздушной базы страны.

– Ни проверки машины, ни обыска, – заметил один из террористов, когда они уже были далеко за воротами. – Даже на твое удостоверение толком не посмотрели.

Изидро позаботился о том, чтобы его удостоверение не казалось слишком новым или безупречным с виду, однако столь откровенная небрежность и впрямь озадачила его. Неужели они больше не боятся Казье?

– За нами по-прежнему могут следить по мониторам, – предупредил Изидро, – так что смотрите в оба и держите ушки на макушке.

Нужды повторять это не было: соваться в логово врага, который тебя ищет, занятие не обычное, да и приятным делом назвать его было нельзя. Однако благодаря явно ущербным мерам безопасности у них сразу стало легче на душе, и они смогли сосредоточиться на предстоящих заданиях.

Следуя указателям, они проехали на север по Вирджиния-авеню примерно с полмили, до поля для гольфа базы... и, к своему удивлению, обнаружили, что оно открыто. Площадка была на замке много дней, поскольку армия разместила там целую батарею ракет “пэтриот”, задачей которой было защищать Капитолий, а также аэродромы Эндрюс, вашингтонский национальный и имени Далласа, равно как и другие важные объекты округа Колумбия от нападения с воздуха. Изидро свернул направо, на Саут-Уилинг-роуд, и они увидели прямо перед собой целую батарею ракет “пэтриот”. Она стояла не далее чем в тысяче футов от них, на Вайоминг-роуд. Стоянку ракет “пэтриот”, видневшуюся в конце левой взлетно-посадочной полосы тридцать шесть, сейчас сворачивали; последние девять лунок поля для гольфа все еще не использовались, но первые девять были открыты, и там уже расхаживали игроки – на расстоянии каких-нибудь одного-двух приличных ударов по мячу от пусковых установок.

– Нет, ни фига себе... – не удержался Изидро, удивленный и обрадованный открывшейся взору картиной. – Пожалуй, нам следовало бы спрятать наши причиндалы в чертовы мешки для клюшек.

Они увидели, что все восемь пусковых установок “пэтриот” свернуты и готовы к переезду, а большая плоская антенная решетка еще поднята, но на ней и перед ней работали солдаты. Очевидно, никакой радиации от нее не исходило, иначе бы человек перед ней изжарился и превратился в хрустящую корочку, столько электромагнитной энергии исходило от этой штуковины. Передвижная электростанция все еще работала, а автомашина с пультом управления, судя по всему, была укомплектована обслуживающим персоналом, зато на самом полигоне, похоже, уже никого не было. Задачей Изидро было вывести его из строя.

– Ну, что будем делать? – спросил один из коммандос.

– Будем делать то, зачем нас сюда послали, просто все будет гораздо легче, – ответил Изидро. – Электростанция все еще работает, так что вполне возможно, что здесь просто проводится профилактический осмотр, а ракетные базы в Форт-Белвуаре и на аэродроме имени Даллеса, наверное, несут дежурство.

Две другие группы коммандос были посланы на ракетные базы в военном аэропорту Дэвисон в Форт-Белвуаре и в вашингтонском международном аэропорту имени Даллеса, но, если и те базы тоже не в состоянии боевой готовности, задача этих групп будет гораздо легче. Последняя проверка показала, что все еще действуют базы ракет “хок” на поле для гольфа в Восточно-Потомакском островном парке около университета Джорджа Вашингтона, на Поле для гольфа около больницы имени Уолтера Рида и на поле для гольфа Ист-Кэпитол-кантри-клаб. Были отправлены и другие группы, чтобы уничтожить и эти базы. Однако при базе ракет “пэтриот” на аэродроме Эндрюс находился Центр объединенного командования, или ЦОК, откуда осуществлялся контроль за всеми установками противовоздушных ракет “хок” и “эвенджер”.

Группа террористов свернула направо, на Висконсин-роуд, затем налево, выехала на Саут-Периметер-роуд и направилась к жилому кварталу и к восточной взлетно-посадочной полосе. На военно-воздушной базе Эндрюс было две параллельные полосы по две мили длиной, причем основная часть базы располагалась с западной стороны, а казармы обслуги и младшего командного состава находились на восточной. Площадка для разбега дежурных истребителей размещалась с южной стороны восточной взлетной полосы, где стояли два истребителя с приставленными к ним трапами, готовые взлететь в любую минуту; неподалеку стояли еще два истребителя, но, судя по всему, без вооружения. Как ни странно, охрану у въезда в жилой городок сняли. Террористы развернулись и поехали назад по Саут-Периметер-роуд, направляясь к основным постройкам базы. В небольшое озерцо к югу от западной полосы стекались многочисленные ручейки и ручьи, и все они вели к аэродрому. Проще всего подобраться к взлетно-посадочным полосам было именно оттуда.

Они покатили на север по Арнолд-авеню вдоль ряда ангаров на главной площадке базы. Были видны все до единого военные самолеты весьма важных персон – небольшие реактивные, огромные вертолеты и громадный белый самолет воздушного командного поста, модифицированный “боинг-747” Е-4, напоминающий президентский самолет ВВС № 1, но специально предназначенный для того, чтобы президент и военные руководители могли вести третью мировую войну с воздуха. Самого самолета № 1 они не увидели. Но им это было и не нужно, ведь они гнали свой.

Они свернули направо на Третью улицу и попытались поехать на север по Игл-роуд, улице, которая проходила прямо перед более новыми ангарами, однако из-за заторов впереди были вынуждены снова вернуться на Арнолд-авеню, и это подсказало им, что в ангарах за тем отрезком Игл-роуд находятся какие-то по-настоящему ценные объекты. Однако никаких патрулей по-прежнему нигде не было, только заторы на дорогах. От двух ангаров, мимо которых им удалось проехать по Игл-роуд, ясно была видна дежурная взлетно-посадочная полоса в другом конце летного поля, а в бинокль они даже смогли разглядеть на юго-западе поднятую антенну установки “пэтриот”, направленную на запад, в сторону столицы.

– Давайте воспользуемся дистанционным управлением и поработаем прямо отсюда. Зачем рисковать без нужды? – предложил Изидро. – Для максимальной эффективности используем радиодетонаторы с малым радиусом действия, а на случай, если потребуется наше непосредственное вмешательство, сами расположимся в радиусе дальности полета ракеты.

– На расстоянии нам вряд ли удастся уничтожить обслугу ракет “пэтриот”, – сказал один из террористов. Он указал на красно-белое блочное здание в конце полосы. – Передатчик системы приземления по приборам. Может помешать нашему радиосигналу, а то и взорвать детонатор, как только мина будет подсоединена.

– Прекрасно, тогда сделаем все сами. Меня это вполне устраивает, – сказал Изидро. – Все равно никакой охраны нет, как будто разгуливаешь по парку. Если только тут нет никакой ловушки, это будет самая легкая работа из всех, что нам когда-либо приходилось выполнять.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ АТЛАНТИК-СИТИ,

ПОЗЖЕ В ТОТ ВЕЧЕР

– Готов, готов... Третий может лететь.

– Третий, – отозвался подполковник Эл Винсенти, легко выжав рычаг управления и прибавив скорость. Он летел на третьем истребителе “фэлкон” F-16 с радиокомпасом в звене из пяти самолетов, проходя над зданием штаба базы около противовоздушной реактивной пусковой установки в аэропорту Атлантик-Сити. С земли этот V-образный строй по-прежнему казался целым, однако в нем зияла большая прореха между ведущим и самолетом номер пять справа от ведущего – построение с “пропавшим”, означающее, что один из товарищей погиб при исполнении служебного долга. Винсенти, как главному представителю летчиков-истребителей при комитете по борьбе с терроризмом, созданном в связи с чрезвычайным положением благодаря выходкам Казье, оказали честь и разрешили полететь на месте “пропавшего” в прощальном полете 177-й группы истребителей, посвященном памяти Тома Хамфри, который погиб, когда разбился его F-16.

Винсенти поднялся на высоту до двух тысяч футов, включил свой импульсный ответчик, чтобы наземная служба обеспечения полета могла поймать его на радаре, затем сверился с контрольным пунктом подхода к зоне аэродрома:

– Подход к зоне аэродрома Атлантик-Сити, “Дьявол ноль три” над международным аэропортом Атлантик-Сити.

– “Дьявол ноль три”, радарный контакт, поднимитесь до пяти тысяч, будьте готовы продержаться двадцать минут на перекрестке НААДА, чтобы пропустить прибывающие и отправляющиеся самолеты.

Эта задержка имела смысл – по сути, он ее ожидал. Контрольная служба полетов закрыла все прилеты и вылеты из международного аэропорта Атлантик-Сити на тридцать минут, чтобы национальные гвардейцы-летчики из Нью-Джерси могли совершить этот мемориальный полет, так что по справедливости всем гражданским самолетам следовало дать улететь.

– Вас понял, А-Сити, – радировал в ответ Винсенти. – “Дьявол ноль три” отключается от полета по приборам, просит разрешения лететь по радару, назначение – международный аэропорт Атлантик-Сити по кольцевому маршруту Белтуэй, с залетом как можно дальше.

– Вас понял, “ноль три”, оставайтесь в этой системе опознавания и на этой частоте, придерживайтесь правил визуального полета на маршруте Белтуэй, ваша просьба о залете за пределы учтена.

– “Ноль три”, вас понял.

Теперь появилось гораздо больше ограничений, чем тогда, когда Винсенти летал на F-4E из аэропорта Атлантик-Сити (миллион лет назад), но и сейчас полетать не так уж плохо, подумал он, по крайней мере в сумерках, особенно если включены огни. Он знал, что внешняя иллюминация большинства исторических зданий и памятников в Вашингтоне на время чрезвычайного положения, вызванного действиями группы террористов Казье, была отключена; не было сделано никаких заявлений, однако ходили слухи, будто президент собирался распорядиться, чтобы в Национальном парке это ограничение отменили. Винсенти повезло уже в том, что он вообще летел, не говоря уже о том, что он совершал мемориальный полет в составе соединения национальной противовоздушной обороны. Мало кто хочет летать в строе с “пропавшим”, все считают, что лететь близким строем в память о товарище-пилоте, который... ну, совершил ошибку, – значит, искушать судьбу. Разбиться и сгореть в бою – это одно дело, а возбудиться и случайно сбить неопознанный гражданский самолет, а потом кончить жизнь самоубийством – совсем другое, и это не так-то просто. Все жалели Хамфри и его семью, но ни один из сослуживцев не хотел, чтобы и с ним, не дай бог, произошло то же самое. Так уж устроены летчики-истребители.

Разумеется, то, что Хамфри сбил “лирджет”, а потом и сам разбился, никто не назвал самоубийством или сумасшествием, во всяком случае в ВВС или в Белом доме. Прикрываясь фразой: “Ведется расследование, пока я никак не могу это прокомментировать”, Хардкасл и Винсенти растолковали прессе, какую ошибку совершила телевизионная группа, нарушив закон, только не сказали, что те заслуживали расстрела. Несколько завуалированных намеков на отказ механического или электронного оборудования на борту F-16 из-за постоянных полетов во время чрезвычайного положения, другие намеки на неправильную “переключаемость” вперемежку с прочими комментариями вроде “а если бы это оказался Казье, международный аэропорт Атлантик-Сити был бы сейчас дымящейся ямой” сделали свое дело. С прессой нужно было работать умеючи. Больше чем другие военные, Хардкасл, в прошлом командир одной из самых непоследовательных военизированных организаций в американской истории – Хаммерхед, понимал, что важно не сообщать прессе факты, а отмеривать информацию по крохам, давая репортерам возможность делать собственные выводы, но так, чтобы потом как бы случайно оказалось, что они совпадают с вашими. Это не всегда срабатывало, но способ был весьма действенным.

Хамфри оказался жертвой обстоятельств. Да, он чокнулся. На военных реактивных самолетах не было магнитофонов для записи голосов из кабины или полетных данных, так что до самого последнего сообщения с борта оставалось лишь гадать, что случилось. Хардкасл нередко прибегал к обычным дурачествам, чтобы объяснить отказы в работе дорогостоящего военного оборудования. Во время перехвата Хамфри задумал заснять “лирджет” своей пистолетной камерой. Он увидел, как поток света попал на заслонку над кабиной его ведущего, увидел, что тот на мгновение потерял управление машиной, решил, что это нападение, и выпустил ракету. При чрезвычайном положении подобная реакция была вполне понятна. Разумеется, объяснял Хардкасл, смерть членов телегруппы “Шепоток” достойна сожаления, но ее, вероятно, можно было бы избежать, если бы команда с телевидения и экипаж “лирджета” следовали закону и не лезли в поисках сенсаций куда не следует. Казалось, хоть раз вина будет возложена на того, на кого следует.

Однако, будучи в Атлантик-Сити, а не в Вашингтоне, Винсенти на самом деле всего лишь пытался оттянуть неизбежное – пристрастный допрос, который в этот самый момент учиняла Хардкаслу и Харли в Вашингтоне судья Лэйни Уилкс. Следующим на очереди был Винсенти. Эти длящиеся с утра и до поздней ночи заседания были на девять десятых возмездием и карой и лишь на одну десятую желанием получить сведения. Уилкс утверждала, что имеются горы информации, способные убедить кого угодно, в том числе и президента Соединенных Штатов, что мотоциклист, убитый экипажем V-22, и был Анри Казье. Видеозапись одного из двух мотоциклистов, которым удалось бежать, сделанная с третьего V-22, была неубедительной. Изображение получилось расплывчатое, пытаться опознать по нему человека не имело смысла. Однако, по мнению Винсенти, любой из двух удравших мог быть Анри Казье. Уилкс и другие чиновники министерства юстиции не соглашались с этим утверждением. Для Эла Винсенти все это было не более чем умные догадки и рассуждения – и, разумеется, политика. Чем дольше в воздухе чрезвычайное положение, тем больше нервничала общественность. А президенту нужно было как можно скорее покончить с этим чрезвычайным положением.

Винсенти восхищался тем, сколь мужественно Харли противостояла Уилкс и остальным сотрудникам ФБР. Она определенно была тем человеком, с которым ему хотелось бы познакомиться поближе. Он по-прежнему не знал наверняка, в каких отношениях она была в бывшим вице-президентом Кевином Мартиндейлом, однако, когда речь заходила об ухаживании за женщинами, Винсенти предпочитал не тушеваться и не отступать. Он был готов заменить Мартиндейла в любой день недели. Шутки шутками, но ему страшно хотелось, чтобы Харли по крайней мере хоть чуточку возгордилась, узнав, что организация Казье разгромлена, источники его финансирования перекрыты, а сами деньги изъяты, что с каждым часом к его заднице подбираются все ближе и ближе. Винсенти надеялся, что Казье снова спрячется под тем камнем, из-под которого выполз, а Харли не верила, что это когда-нибудь произойдет. Однако полиция США и ФБР уже, что называется, наступали членам организации Казье на пятки, так что, если Казье и не было среди тех, чьи изрешеченные пулями тела она вытащила из особняка в Нью-Джерси, все равно можно было считать, что он попался.

МЭРИЛЕНД, АЭРОПОРТ КЕМБРИДЖ-ДОРЧЕСТЕР,

ТОГДА ЖЕ

Этот небольшой аэропорт на берегу залива Чоптэнк в юго-восточном Мэриленде облюбовали рыболовы со всего северо-востока США, но вечером он был таким же темным и тихим, как и окружающая его сельская местность. Военно-морская и военно-воздушная базы на Пэтьюксент-ривер находились всего в тридцати милях к юго-западу, где флот Соединенных Штатов готовит всех своих летчиков-испытателей и проводит испытания новых и несерийных самолетов. Это был своего рода военно-морской эквивалент базы ВВС Эдвардс, и поэтому местность к югу от этого небольшого аэропорта была нередко заполнена самолетами морской авиации, проводящими учебные воздушные бои, выполняющими фигуры высшего пилотажа или необычные воздушные маневры. Однако не позднее чем в начале десятого вечера самолеты морской авиации разлетались по своим базам. Никто не смел нарушать покой маленького мирного курорта в Чесапикском заливе в летнее время, если только у вас не было мощных политических или финансовых рычагов...

...или если вы не были международным террористом, которому все нипочем.

Внутри ангара, снятого для этой цели, Грегори Таунсенд проверил крепеж устройств под крыльями одномоторного самолета “сессна-172”. Под каждое крыло, у ноги шасси, он прикрепил по канистре с топливовоздушной взрывчаткой “БЛЮ-93”. Это было простое приспособление с двумя проушинами, соединенное с пиропатроном, небольшие заряды которого должны были вышибить проушины из креплений и сбросить бомбы. Заряды были крупнее, чем нужно, и от них, вероятно, останутся дыры в тонком алюминиевом крыле “сессны”, но это не имело особого значения, только бы бомбы летели без помех. Когда бомбы оторвутся от крыльев, обычный кабель выдернет из канистр прикрепляющий штырь, и три секунды спустя канистры разбрызгают взрывчатый пар, а еще через две секунды по три бомбочки размером с бейсбольный мяч в хвостовом конусе каждой канистры взорвутся в центре парового облака и раздастся взрыв, эквивалентный взрыву десяти тысяч фунтов тротила. От взрыва топливовоздушной смеси сгорит все в радиусе тысячи футов, а в радиусе полумили разрушатся или получат повреждения чуть ли не все постройки и сооружения.

Когда канистры были как следует прикреплены и проверены, Таунсенд и двое его помощников набросили на крылья просмоленную парусину, чтобы канистр не было видно, и, используя взятый напрокат грузовичок и нейлоновый буксирный трос, оттащили самолет к югу вниз по пандусу и вывели его по параллельной рулежной дорожке на стартовую площадку в конце взлетно-посадочной полосы тридцать четыре. В аэропорту Кембридж-Дорчестер стояло много самолетов, однако прикрепленного к базе оператора, который бы их обслуживал, не было, так что частные машины, буксирующие самолеты, представляли собой самое обычное зрелище. У ресторана “Рануэй” близ небольшого здания аэропорта толкались несколько зевак – обычная публика, которая околачивается в аэропортах днем и ночью, но когда они увидели самолет с наброшенной на крылья парусиной, то решили, что его ремонтируют, и больше почти никто не удостоил его взглядом: зрители приходили посмотреть, как самолеты взлетают и садятся, а не как прогревают двигатели или опустошают и чистят бензобаки. К тому времени, когда Таунсенд и его боевики добрались до площадки для разбега, огни и зрители остались далеко позади.

Таунсенд вывел “сессну” на взлетно-посадочную полосу тридцать четыре, затем взобрался в кабину и запустил двигатель. Его бойцы тем временем поставили грузовик в хвост самолета, привязали трос к задней скобе, а другой конец – к заднему бамперу грузовика и натянули нейлоновый трос, чтобы он удерживал самолет на месте.

Стоявшему в кабине прибору глобальной спутниковой системы поиска понадобилось всего пятнадцать секунд, чтобы для точности наведения подключиться к достаточному количеству спутников. Он проверил аэронавигационные данные в приборе. План полета включал всего три точки – первоначальная точка взлета примерно в двух милях от отправного конца полосы, место выравнивания самолета над Чесапикским заливом и место назначения: 38-53.917 северной широты и 77-27.312 западной долготы, на высоте примерно две-надцат футов над уровнем моря, то есть географические координаты Овального кабинета в Белом доме в Вашингтоне, округ Колумбия, запрограммированные с возможной погрешностью плюс-минус шесть футов. Убедившись, что блок ГССП обменивается информацией с автопилотом “сессны”, Таунсенд задействовал систему. ГССП тут же ввел в систему первоначальную высоту в тысячу футов и первоначальное вертикальное ускорение в триста футов в минуту. Горизонтальные стабилизаторы “сессны” слегка повернули закрылки вниз, готовые выполнить команды автопилота. Затем Таунсенд вышел из кабины и знаком велел своим бойцам приготовиться к запуску. Он уже начал выжимать рычаг управления, чтобы включить тягу на взлет, и...

Единственный приемник ОВЧ “сессны” вдруг ожил – Таунсенд даже не подозревал, что тот включен:

– Кембридж-ЮНИКОМ, Кембридж-ЮНИКОМ, “Сенека-43-дубль Поппа”, в десяти милях к северо-востоку от аэродрома, прошу информацию о посадке, пожалуйста, перехожу на прием.

Таунсенд и опомниться не успел, как кто-то в аэропорту радировал в ответ:

. – “Сенека-43 Поппа”, Кембридж-ЮНИКОМ, посадочная полоса три-четыре, ветер в пять часов три-один-ноль, высотомер два-девять-десять-восемь, никакого движения не замечено. Сейчас аэропорт закрыт, парковка доступна, но нет ни горючего, ни обслуживания. Прием.

– Вот срань! – выругался Таунсенд, вернув рычаг управления в нейтральное положение, чтобы решить, как быть. – Какого черта он тут делает?

За последние несколько дней, пока его люди следили за оживленной работой в аэропорту, после девяти вечера не было ни одного взлета и ни одной посадки, ни единой. Под угрозу была поставлена вся их миссия, а он еще даже не запустил самолет!

Будто в ответ на свой вопрос Таунсенд услышал:

– Эд, Эд, это Пол, – ответил пилот “Сенеки”. – Да, это всего лишь я. На этот раз я заправился на мысе Мей. По сравнению с прошлой неделей бензин у них подешевел на тринадцать центов. Я уже и пообедал в Уайлдвуде, потому-то и опаздываю. Надеюсь, ассоциация домовладельцев не доставит мне особых неприятностей. Я уж постараюсь, чтобы шума было как можно меньше.

Таунсенд схватил микрофон и радировал, стараясь по возможности скрыть свой британский выговор:

– Контроль движения в зоне аэропорта Кембридж, я “сессна-125-Браво”. Я провожу небольшую проверку двигателя и тормозов в конце полосы тридцать четыре. Через пять минут закончу.

– Послушайте, “сессна-125-Б”, вы что, прогреваете там двигатели? – спросил дежурный на земле. – Вы же знаете, что нельзя гонять двигатели после восьми вечера. Постановление округа.

– Это очень важно, – ответил Таунсенд. – Через минуту я закончу.

– Вы тот, который отбуксировался туда с парусиной на крыльях? – спросил дежурный. – Ассоциация домовладельцев слушает нас на ЮНИКОМе. Они могут позвонить шерифу и пожаловаться. На вашем месте я бы шел спать. И смотрите, не сливайте бензин из баков, округ от этого с ума сходит.

– Поцелуй меня в задницу, – сказал Таунсенд.

Он выключил микрофон, снова выжал рычаг и надежно его закрепил, закрыл боковую дверь кабинки пилота и сделал знак помощнику, чтобы тот убрал парусину с правого крыла...

...и, конечно же, когда сам Таунсенд снял парусину с левого крыла и вернулся к грузовичку, у здания аэропорта замигали красно-синие огоньки – патрульная машина шерифа. К тому времени и двухмоторный “Сенека” тоже уже шел на посадку, ему оставалось две-три минуты. Когда солдаты изготовили к бою свои спрятанные автоматы, Таунсенд отпустил зажим на хвосте “сессны” и самолет понесся по взлетной полосе.

Казалось, “сессна” так и не взлетит. Набирая скорость, она как-то припадала на левое колесо, но легко и быстро неслась по левой стороне полосы, чересчур близко к огням по краю, а оконцовка левого крыла опустилась так низко, что Таунсенд подумал: сейчас самолет перевернется и пойдет кувыркаться. Но в тот миг, когда он решил, что он вот-вот зацепится крылом за грунт, “сессна” взлетела в ночное небо, а крылья выровнялись, пока она грациозно набирала высоту, идя своим курсом. Координаты плана полета ГССП, должно быть, слегка нарушились, и самолет тут же попытался откорректироваться. К счастью, во время разбега он не успел съехать с полосы.

Создавалось впечатление, что патрульная машина норовит поехать по какой-нибудь рулежной дорожке и, возможно, перекрыть ее. Машина направила свой прожектор на самолет, словно шериф пытался разобрать регистрационный номер.

– Он увидит эти канистры со взрывчаткой под крыльями, мистер Таунсенд, – напомнил ему один из солдат.

– Ну, а мы отвлечем мысли этого служаки на что-нибудь другое, – предложил Таунсенд.

Он указал на “Сенеку”, который делал последний круг, заходя на посадку. Когда патрульная машина подала назад, собираясь снова выехать на главную рулежную дорожку, второй боевик укрылся за грузовичком, чтобы его не было видно. Как только “Сенека” приземлился на посадочный конец полосы, опустив закрылки и почти заглушив двигатели, бандит открыл огонь. Он выпустил по самолету всю обойму – тридцать два патрона, вновь зарядил автомат и опять принялся палить.