— Однако тут нечто большее.
— Да, — согласился я. — Бесспорно.
— Меня удивляет, что вы передали мне ее предложение.
— А я и не собирался, — сказал я. — Коти меня уговорила.
— Вам следовало знать.
Алира кивнула.
— Маролан утверждает, что догадается о том, что представляет собой меч, но Сетра Младшая его заполучала, и у него не хватило… ну, он решил с ней не спорить.
— Если он окажется у вас, — заметил я, — то и с вами он не станет спорить. Если вы только не отдадите ему меч.
— Вполне возможно, — задумчиво проговорила Алира, — что этот меч Великое Оружие, или нечто совсем другое, с самого начала пытался попасть ко мне в руки.
— Отвратительная мысль.
Она повернулась ко мне и нахмурилась, словно я заговорил на незнакомом языке, и продолжала свою мысль, пропустив мою реплику мимо ушей.
— Если так оно и есть, то мой отказ может повлечь за собой новые, еще большие несчастья.
— С другой стороны, — напомнил я, — Кайран Завоеватель обещал прийти за вами, если вы отдадите его меч.
— Да, — согласилась Алира. — И это, конечно, еще одно преимущество.
ГЛАВА 11. ЗАВТРАК С ШЕФ-ПОВАРОМ ВЛАДИМИРОМ
В глазах стоящих передо мной солдат появилось некоторое сомнение, то ли из-за того, что им не хотелось убивать безоружного человека с Востока, то ли, что более вероятно, Ори не имел права отдавать им приказы. Так или иначе, но они колебались; а вот Ори колебаться не стал. Он сделал шаг вперед, а когда его рука начала подниматься вверх, я позволил Разрушителю Чар скользнуть в мою ладонь. В следующее мгновение ко мне устремилось нечто черное и уродливое.
Здесь память снова начинает выкидывать свои штучки, поскольку я знаю, как быстро происходят такие вещи. Я не мог сделать холодное равнодушное наблюдение, которое — как я помню! — я сделал, и, конечно же, у меня не было времени упасть назад, вращая перед собой Разрушителем Чар. Ну не мог я услышать потрескивание воздуха и ощутить характерный запах, сопровождающий грозу, и одновременно планировать, что я скажу, если у меня появится шанс. Однако я помню все именно так, и если моя память не хочет слушаться доводов разума, что ж, я останусь с ней, и передо мной возникает запах, треск, мое падение, я даже ощущаю вес Разрушителя Чар в своей ладони, землю, на которую свалился, и даже маленький камешек, больно задевший мое плечо, когда я перевернулся и вскочил на ноги, ощущая, как онемела левая рука, а мой мозг продолжал работать, рассчитывая шансы и принимая решения. Мне даже удалось заговорить, спокойно и невозмутимо:
— Этого не следовало делать, Ори. Если ты предпримешь еще одну попытку, я тебя уничтожу. Я пришел сюда говорить, а не убивать, но, если потребуется, я прикончу тебя, даже если потом твои телохранители изрубят меня на куски. А теперь прекрати, давай поговорим.
Я перехватил его взгляд, и несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза — я даже перестал обращать внимание на двадцать драконлордов, которые легко могли со мной разобраться. Я ждал. Передо мной расстилались пологие зеленые холмы; за ними вздымалась скала, носящая имя Стена, под которой стоял плоский памятник Бариту, его «усыпальница»; а вокруг теснились Восточные горы. Казалось, они вместе со мной затаили дыхание.
Интересно, суждено ли мне здесь умереть? Тогда у меня должно было появиться предчувствие, но у меня их не бывает — во всяком случае, надежных. Когда я в первый раз оказался возле Восточных гор, никакого предчувствия у меня не возникло.
Тогда же я узнал, что день у их подножия — впрочем, сейчас я стоял в нескольких милях от того места — наступает внезапно. Помню, как обрадовался, что проснулся так рано, иначе я никогда не увидел бы красных и золотых отблесков на пике горы Дрифт, а еще высокий, почти прозрачный облачный покров, казавшийся частью гор, и расщепленный свет, превращающий лагерь в гигантское грибное поле, а реку — в пурпурную ленту.
Прошу меня простить; вы знаете, все стойкие солдаты — философы, а все философы — поэты. Ну на самом деле, мы, стойкие солдаты, обычно пьяницы и любители женщин, но философия помогает проводить время в промежутках между этими занятиями.
В тот день я получил поэтический наряд на уборку отхожих мест. Расча извиняющимся тоном объяснила, что у нее не хватает людей, поэтому пришлось тянуть жребий, и мое имя оказалось среди неудачников. Но сначала мне позволили позавтракать. Я отнесся к случившемуся философски.
Не стану описывать наряд по уборке отхожих мест, скажу лишь, что все оказалось совсем не так плохо, как я предполагал, — в основном пришлось просто копать землю. К тому же все остальные копали под руководством саперов, так что работать пришлось всем, мне лишь досталось нечто более неприятное. Мне даже удалось вызвать смех у своих товарищей по несчастью, когда я бросил кусок соленой кетны в свежую яму, а потом засыпал ее землей.
Но мне удалось узнать нечто действительно важное, о чем я начал размышлять во время марша, — именно тогда у меня появились первые прозрения: драконлорд, сидящий на корточках в отхожем месте, выглядит так же жалко, как и любой другой на его месте. И это знание я счастлив унести с собой.
Три дня мы стояли лагерем на берегу реки, и они оказались довольно приятными. Стояла отличная погода, работы у нас не было, мы много купались и отдыхали после изнурительного марша — но самое главное, никто не пытался нас убивать. Мы ждали, когда остальные дивизионы выйдут на исходные позиции для вторжения с трех сторон в сердце владений Форнии.
Естественно, Форния занимался тем, что перестраивал свои войска так, чтобы предотвратить наши будущие удары. До нас доходили слухи о засадах и схватках на флангах, Форния проводил разведку боем, чтобы выяснить надежность нашей обороны. Мелкие и малозначительные стычки — если не считать тех, кто был убит или ранен. Поскольку потери несли другие роты, мы не принимали участия в погребальных церемониях.
Большую часть времени мы сидели и болтали — или, если речь идет о Нэппере или обо мне, жаловались. Разговоры крутились вокруг одних и тех же предметов: секс и выпивка, второе место занимали рассуждения о наркотиках и еде. Впрочем, часто возникали философские споры. Однажды я сказал Вирт:
— Беда драконлордов состоит в том, что вы так равнодушно воспринимаете убийство.
Она приподняла бровь.
— Вот чего никак не ожидала услышать от джарега.
— Почему?
— Я думала, что некоторые твои коллеги имеют привычку убивать из чисто деловых соображений.
— Конечно, — согласился я. — Но только по одному человеку за раз.
— Слабое утешение для того, кого настигает смерть.
— Конечно, но для тех, кто живет по соседству, это имеет первостепенное значение.
— Может быть, все дело в том, что для Дома Дракона цели должны быть более значительными, поскольку и размах у него больше.
— Прошу меня простить?
— Мы сражаемся не за контроль над таким-то борделем, а над таким-то графством. Возможно, это ничуть не лучше, но вопрос крупнее, а значит, в дело вовлечены серьезные силы.
— И ты считаешь это достаточным оправданием?
— Во всяком случае, так принято считать. И меня такое положение вещей устраивает.
— Э… «принято считать»… Существуют какие-то теории?
— О, конечно. Касательно всех аспектов войны существует множество теорий.
— Понятно. И они полезны?
— Некоторые больше, другие меньше. Но те, что бесполезны, обычно весьма забавны.
— Честно говоря, мне и в голову не приходило, что слово «забавно» может иметь отношение к войне.
— Естественно, подобные идеи вызывают у тебя отвращение.
Я промолчал, а Вирт добавила:
— Приходилось ли тебе бывать в смертельной опасности? А потом вспоминать эти моменты как едва ли не лучшие в жизни? Разве ты не получал удовольствия, разрабатывая детальные планы, причем твое удовольствие никак не зависело от того, насколько важным или достойным оказывался окончательный результат? Разве ты не можешь испытывать радости от постановки и решения сложной задачи, когда кусочки головоломки складываются в единое целое, разные силы приходят в движение и все работает так, как хочешь ты?
И тут я, естественно, вспомнил об Известных Мне Убийствах.
— Да, — ответил я.
— Ну и?..
— Да, но…
Она кивнула.
— Продолжай.
И я вдруг сообразил, что Вирт получает удовольствие от нашего разговора. И почти сразу же я понял, что мне он также интересен. Что бы это значило?
Я задумался; Вирт терпеливо ждала.
— Ну, может, быть, дело в цифрах, — заметил я. — Получается, что чем важнее повод, тем больше жизней должно быть потеряно. Ты согласна?
— «Должно» и «важный» — скользкие слова.
— Ты совершенно права относительно опасности. Да, действительно, хотя я и стараюсь избежать таких ситуаций, мне хорошо известно, что чувствуешь потом…
— Полноту и остроту жизни? — спросила Вирт.
— Да, именно. Но речь идет обо мне или о том парне, который пошел воевать добровольно. А как насчет тех, кого в армию призвали против их желания?
— Они теклы.
— Верно, — согласился я. — Вернемся к «должно» и «важно»…
Вирт неожиданно рассмеялась:
— Из тебя получился бы хороший тактик. Не знаю насчет стратега, но тактик определенно.
— Пожалуй, я бы не хотел знать почему, — заявил я.
— Ладно. Вернемся к «должно» и «важно». Речь идет о моральных аспектах, так?
— А разве нет?
— В соответствии с традициями они считаются слишком важными, чтобы позволить рядовым солдатам принимать решения.
— Традиция. Ты веришь в традиции?
— Конечно, нет. Во всяком случае, человек не может не думать о том, почему и зачем он сражается. Никакого вреда, пока ты не начинаешь размышлять об этом в тот момент, когда кто-то хочет всадить в тебя шпагу.
— Хорошо, теперь давай перейдем к конкретным примерам, — предложил я. — Форния рвется к власти… — Я хотел сказаты «как и всякий дракон», но вовремя остановился. — Как и Маролан. Их владения расположены рядом, и Маролан хочет иметь гарантии, что Форния не будет ему угрожать, и, естественно, Форния не желает, чтобы враг вторгался на его территорию, поэтому они изобрели повод для оскорбления, после чего несколько десятков тысяч человек принялись убивать друг друга. И как это соотносится с «должно» и «важно»?
— Но ты сам оказался здесь по тем же самым причинам, верно? Форния оскорбил тебя, и ты намерен убить совершенно незнакомых тебе людей.
— Я лишь один человек. Я не имею под своим командованием армию, которая убивает по моему приказу.
— Ты считаешь, что Маролану следовало вызвать Форнию на дуэль?
— Нет, я считаю, что Маролану следовало его убить.
— Как? При помощи наемного убийцы?
— Почему бы и нет? Любого можно прикончить таким способом.
— Да, я слышала, — сухо сказала Вирт. Я ожидал, что она пустится в рассуждения о том, как ужасны подобные вещи и что лучше убивать врага в честном бою, а я бы ответил ей тирадой, в которой сравнил бы смерть одного человека с гибелью сотен или тысяч, но она сказала: — И что произошло бы, если бы Маролан добился своего? Неужели ты думаешь, что у Форнии нет друзей, нет семьи, которые не попытались бы отомстить?
— Если бы никто не узнал…
— Так вот как вы работаете, мой дорогой джарег? Разве, когда убивают кого-то в вашем Доме, никто не знает, кому эта смерть выгодна?
Тут у меня не нашлось достойного ответа. Вирт права. Джареги обычно стараются дать понять, кто убил данного человека; тогда другие получают предупреждение и в следующий раз крепко подумают, прежде чем рисковать.
— Ладно, — вздохнул я. — Принимаю твой довод. Убийство в подобной ситуации не принесет желаемого результата.
— И что же делать?
Я усмехнулся.
— Всегда остается возможность переговоров.
— Безусловно, пока есть угроза войны, можно вести переговоры, — заявила Вирт.
— Я пошутил.
— Знаю. А я говорю серьезно.
— Из тебя получился бы хороший джарег. Ты бы классно собирала долги.
На лице Вирт промелькнуло беспокойство, но потом она улыбнулась и сказала:
— Неплохо подмечено.
— Кто это? — спросил я, бросив вопросительный взгляд в сторону незнакомого драконлорда.
— Где? А, Дортмонд. Не знаю точно, к какой линии он принадлежит. Служит в роте больше двухсот лет. И знает, как нужно организовать свою жизнь во время кампании.
— Вот только ему приходится таскать свое имущество на собственных плечах.
— Он достаточно крепкий. Кроме того, ходят слухи, что он дает взятки и пристраивает свои пожитки в фургонах.
Драконлорд, о котором мы говорили, расположился через две палатки от нас. Он и в самом деле был крупным человеком средних лет с длинными волосами и привлекательным лицом (для дракона). Он надвинул шапку на самые глаза и сидел перед своей палаткой на кресле из парусины и дерева с удобной спинкой. Его ноги покоились на маленькой подставке, рядом столик с бутылкой вина; в одной руке Дортмонд держал бокал, а в другой большую черную трубку. Некоторое время я наблюдал за ним. Настоящий солдат, старающийся извлечь максимальные удобства из лагерной жизни.
— Тебе бы следовало заглянуть внутрь его палатки, — заметила Вирт.
— Да?
— Двуспальная койка с удобным матрасом, подушки, сетка от мух. Он даже не поленился раскрасить сетку — на ней изображен фонтан и воющий волк.
— Сколько же ему приходится таскать на спине!
— Койка очень удобная.
— Но как… впрочем, не имеет значения.
Вирт не стала отвечать на вопрос, который я почти задал, и лишь молча наблюдала за Дортмондом. Наверное, он собирался всю жизнь прослужить рядовым солдатом. Ну, в лучшем случае получить чин капрала. Он производил впечатление человека, довольного своей судьбой. Очевидно, Вирт размышляла о том же.
— Знаешь, жизнь солдата далеко не худший жребий, — наконец заметила она.
— Бесспорно, — согласился я. — Однако ты никогда этим не удовлетворишься.
— Я? Конечно. Если меня и убьют во время сражения, то только ради получения следующего звания.
— А как насчет Нэппера?
— Знаешь, он доволен своей жизнью, как и Дортмонд.
— А что скажешь о ней? — поинтересовался я, указывая в сторону стройной леди, которая подошла к Дортмонду. — У нее такой вид, я даже не знаю, как сказать. Умиротворенный. Симпатичный. Дружелюбный. Что-то в таком роде.
— Ниира э'Лайна. Ты прав. Очень милая девушка. Она всегда мирит спорщиков и драчунов.
— А теперь ты скажешь, что во время сражения она превращается в берсерка? Ярость дракона, плюется, убивает голыми руками?
— Совершенно верно.
— Она действительно такая?
— Да.
— Мне никогда не понять драконов, — вздохнул я.
После вечерней трапезы — если ее можно так назвать — меня вновь позвали в капитанскую палатку. И снова мне показалось, что капитан нервничает, и вновь в палатке меня ждал Маролан.
— Ну, Влад, — сказал Маролан. — Ты готов нанести новый удар за свободу?
— Ах вот чем мы занимаемся?
— Нет, но это звучит лучше, чем помогать богатому и могущественному аристократу сохранить его богатство и могущество.
— Вы слушали мои разговоры?
— Нет, а почему ты спрашиваешь?
— Не имеет значения. Что я должен сделать?
— Форния любит посылать своих солдат в сражение на полный желудок. Значит…
— Негодяй, — не удержался я.
— … нам будет на руку, если это окажется невозможным.
— Представляю себе. Так вы полагаете, они намерены атаковать?
— Весьма вероятно. Они подвели несколько отрядов, а наши части продолжают прибывать. Чем дольше они ждут, тем сильнее мы становимся. Бригада Милла появится завтра утром между восьмым и девятым часом; если они окажутся здесь до того, как начнется сражение, у нас появится возможность для превосходной контратаки.
Я кивнул и не стал сообщать свое мнение относительно «превосходной» контратаки.
— Хорошо. Я помешаю им спокойно позавтракать. У вас есть какие-нибудь определенные пожелания?
Как и следовало ожидать, они у Маролана были. Я рассмеялся, хотя солдатам противника наша шутка вряд ли показалась бы смешной.
— У них, наверное, испортится настроение, — предположил я.
— Весьма возможно. Без сомнения, офицеры свалят все на нас и произнесут зажигательные речи. В их рядах начнется беспорядок, который задержит выступление. И, конечно, их мораль едва ли поднимется, когда они поймут, что мы можем беспрепятственно проникать в их лагерь в любое время.
— Именно для этого я и присоседился к армии, — заявил я. — Где они сейчас находятся?
— Ниже по течению, в полумиле отсюда.
— Совсем рядом с берегом?
— Да. По той же причине, что и мы.
— Вы знаете, мы можем этим воспользоваться. Можно испортить питьевую воду…
— Не следует забывать о традициях, Влад; мы так не поступаем. Официально.
— Официально?
— Ну, никто не отдает приказов. Однако я множество раз слышал, что части, находящиеся выше по течению, устраивают своим противникам разные неприятности.
— Надеюсь, вы мне о них расскажете.
— В другой раз.
— Хорошо. В любом случае задача заметно упрощается из-за близости их лагеря к реке. Сколько их там?
— Больше, чем нас, — ответил Маролан. — Но у нас очень хорошие оборонительные сооружения. А зачем тебе?
— Мне же нужно понимать, с кем я буду иметь дело, не так ли?
— О да. — Он что-то посчитал. — По всей видимости, больше одного фургона, скорее, даже двух, но меньше шести.
— Ага. Точная наука.
— Плюс то, что они успели достать из фургонов.
— Ясно.
— Вряд ли они успеют выгрузить много; противник не знает, когда именно им предстоит выступить. Конечно, твоя цель будет находиться ближе к тыловой части лагеря.
— Хорошо, — сказал я и прикинул, как лучше все проделать; довольно трудная задача — ведь у меня не имелось полной информации о противнике. — Мне бы не помешала помощь.
— Сколько нужно людей? — вмешался капитан.
— Двоих хватит. Чтобы проделать все быстрее.
— Я не хочу терять хороших солдат.
— Рад слышать. Сомневаюсь, что они захотят потеряться. Я — не хочу.
Он собрался что-то ответить, посмотрел на Маролана, откашлялся и сказал:
— Может быть, лучше привлечь твоих соседей по палатке, чтобы было поменьше слухов.
— Они подойдут.
— Кто твой капрал?
— Расча.
— Очень хорошо, я с ней поговорю.
— Мы выступим в полночь.
Он кивнул.
— Будет весело, босс , — заявил Лойош.
— Конечно, Лойош. Может быть, ты даже получишь повышение.
Я вернулся в свою палатку и вытащил из ранца плащ. Вирт и Нэппер сидели возле костра и точили оружие. Элбурр остался в палатке, он решил поспать. Открыв один глаз, Элбурр поинтересовался:
— Ты не собираешься поспать, как любой разумный человек?
— Разумный человек здесь бы никогда не оказался.
Уголок его рта дрогнул, и Элбурр вернулся к прерванному занятию. Я вышел из палатки и присел рядом с остальными.
— Приятный вечер, — заметила Вирт.
Она была права. Я просто не заметил. Вообще, я теперь обращал внимание на погоду, только если она портилась. Однако Нэппер проворчал:
— Просто Вирт хочет сказать, что сегодня ночью ей нужно стоять в карауле.
— А тебе? — поинтересовался я.
— Нет. Моя очередь завтра.
— Завтра мы будем в другом месте, — возразила Вирт. — Или выше по реке, или ниже.
— Однако никто не отменит ночной караул. Только вот погода может испортиться.
— Точно.
Затем я проверил разные штуки в своем плаще, уточнил время и понял, что придется ждать еще несколько часов, поэтому достал нож и принялся его точить.
Вскоре пришла Расча. Она бросила на меня странный взгляд и пожевала губами, словно не знала, с чего начать.
— Элбурр, Вирт! — наконец позвала она.
— Ты же знаешь, — отозвалась Вирт, — я здесь.
Элбурр высунулся из палатки и спросил:
— Что?
— На сегодняшнюю ночь вы оба поступаете в распоряжение Талтоша.
Я почувствовал, что на меня все смотрят, поэтому внимательно изучал нашу палатку — чтобы проверить, прямо ли она поставлена.
— В чем дело? — спросила Вирт.
— Он все объяснит, — недовольно ответила Расча и быстро ушла.
Оба вопросительно посмотрели на меня. Нэппер тоже. Палатка стояла ровно.
— Ничего особенного. Меня попросили приготовить завтрак.
Нэппер состроил гримасу.
— Ты что-то недоговариваешь, — заявила Вирт.
— Ну да. Я объясню позже.
— Насколько позже? — спросил Элбурр. — Я смогу поспать?
— Считай, что речь идет о патрулировании. Вроде того.
Все трое переглянулись.
— Ладно, — решительно сказала Вирт. — Когда ты нам все объяснишь?
— В полночь мы отправимся на прогулку. Пройдем мимо наших патрулей. И тогда я все объясню.
— Ага, — проворчал Элбурр, — приключение. — Он не выглядел довольным.
— Не знаю, насколько хорошо я умею быть незаметной, — с сомнением сказала Вирт.
— Тебе вовсе не обязательно двигаться бесшумно или быть невидимой. Главное, чтобы никто не подумал, что ты пытаешься тайком куда-то пробраться.
— Не поняла?
— Когда мы окажемся там, куда направляемся…
— Ой, мне нравится.
— … ты где-нибудь спрячешься, но главное — идти совершенно спокойно. Главное не красться, не ползти и не пытаться ходить бесшумно. Это сделаю я. Кроме того, вам придется оставить шпаги в лагере.
— И почему нам так повезло? — осведомилась Вирт. Я пожал плечами:
— Вы имели счастье оказаться в одной палатке со мной. Так что вам придется не только слушать мой храп, но и быть убитыми вместе со мной.
Нэппер откашлялся и, прищурившись, посмотрел на меня.
— Конечно, — кивнул я, — ты можешь пойти с нами.
Он кивнул в ответ.
Вскоре после наступления полуночи мы покинули лагерь. Когда прошли мимо наших караулов, я шепотом обрисовал план. Потом жестом предложил моим товарищам следовать за мной, прежде чем они успели начать задавать вопросы, на которые я не хотел отвечать, и, что еще важнее, не начали размышлять о предстоящей миссии. Ни к чему хорошему это бы не привело.
Лойош заметил вражеские патрули и провел нас мимо них. Сомневаюсь, что кто-то из нашего отряда сообразил, что делает Лойош; они просто следовали за мной. Так лучше всего. После того как мы миновали линию пикетов, нам с Лойошом предстояло найти палатку повара. Я оставил своих спутников ждать в укромном месте, а сам отправился на поиски. Фургоны с припасами оказались рядом со столами, что имело плюсы и минусы с точки зрения реализации моего плана. Палатка повара находилась менее чем в тридцати ярдах от реки, это меня вполне устраивало.
— Ну? Они охраняются?
— Четверо часовых, босс. Перемещаются вокруг фургонов и палатки. Устроить тот же фокус, что в прошлый раз? Я тогда хорошо повеселился.
— Нет. Слишком велика вероятность, что они догадаются, в чем дело. И я бы не стал рассчитывать на веселье.
— Что тогда?
— Будем ждать.
— Умно, босс. Как ты думаешь, если бы у меня были большие пальцы, я бы сумел придумать такой замечательный план?
— Заткнись, Лойош.
Я вернулся к своим соратникам и в мерцающем свете вражеских костров показал, что нужно еще немного подождать. Мне не удалось разглядеть выражения их лиц. Чему я только порадовался.
Было довольно холодно, но они привыкли ждать, да и я умел это делать. Через два часа часовые сменились, до следующей смены оставалось достаточно времени. Я успел разобраться в том, как они перемещаются. Кроме того, я убедился, что никто их не проверяет.
— Если бы это была твоя собственная операция, босс, ты бы все узнал заранее.
— Если бы это была моя операция, Лойош, я бы нанял кого-нибудь другого.
Я знаком показал своим соратникам, что им следует оставаться на прежнем месте, а сам подошел поближе к часовым. Вытащил из-под плаща дротик, дождался, пока один из часовых повернется ко мне спиной, и метнул в него дротик. Он выругался.
— Что такое? — спросил кто-то.
— Меня кто-то укусил.
— Ночью пчелы спят.
— Ты меня утешила.
— Я просто хотела сказать…
— Пойду-ка я к лекарю; что-то мне стало нехорошо.
— У тебя есть аллергия?
— До сих пор не было. Что здесь так кусается?
Он так и не получил ответа, потому что женщина, с которой он разговаривал, уже ничего не могла сказать. Она потеряла сознание или умерла — удар по голове рукоятью кинжала иногда убивает, даже если у вас и нет таких намерений. Превратности войны и все такое. Потом мужчина пошатнулся и упал, а я воткнул дротик в женщину, чтобы иметь гарантии — яд ее не убьет, но лучше ей не станет. В любом случае ни один не проснется в ближайшее время. Я надеялся, что они остались живы: не люблю лишать жизни людей, за смерть которых мне не платят. При проведении операций для джарегов таких вопросов не возникает. Там все делается чище.
Впрочем, вам не нужны подробности; я позаботился о двух оставшихся часовых — ни одного из них не убил, хотя последнего пришлось ударить достаточно сильно…
Пропустим детали. Я вернулся к своим спутникам и знаком показал, чтобы они следовали за мной.
Теперь осталось принять последнее решение: откуда начинать — от воды или к воде? Первый путь был быстрее, второй — безопаснее. Я выбрал быстроту. Я не сомневался, что сумею раствориться в темноте, если нас заметят, но не рассчитывал, что на это способны мои спутники. Когда они подошли ко мне, я прошептал:
— Если услышите, что кто-то поднял тревогу, бросайте все, бегите к реке и плывите вниз по течению, ясно? Не забудьте избавиться от сапог.
Они кивнули. Могу спорить, что подобная перспектива их не слишком вдохновила. Мы вошли в столовую палатку и сделали свое дело, потребовалось всего несколько минут. Лойош тем временем по запаху определил фургоны, которые нас интересовали.
— Всего их три, босс.
— Хорошая работа.
Я первым вышел из палатки и огляделся, несмотря на заверения Лойоша, что все спокойно, а потом повел свой маленький отряд к фургонам и показал им те, которые нам требовались. Здесь было немного светлее, и я заметил, что они не понимают, как мне это удалось узнать. Я решил не рассказывать.
Мы полили фургоны керосином. Теперь следовало действовать быстрее, потому что до сих пор наше появление могло и не вызвать любопытства — мало ли зачем солдаты гуляют по лагерю ночью? Однако запах керосина распространяется быстро…
У нас ушло не больше минуты на то, чтобы полить фургоны, а потом я знаком показал, что пора отходить к своему лагерю. Вирт вопросительно посмотрела на меня, очевидно, ей хотелось спросить, как мы подожжем фургоны. Но я только улыбнулся в ответ и повел их обратно.
Мы благополучно миновали линию пикетов, и тут Вирт не утерпела и спросила:
— Ну и как ты собираешься поджечь фургоны?
— Право, не знаю. — Я поднял палку, связался с Имперской Державой и поджег ее. — Что-нибудь придумаю, — сказал я и протянул зажженную палку Лойошу, который тут же умчался в ночь.
Некоторое время они удивленно смотрели на меня; никто из них не подозревал, что Лойош настолько разумен. Ради развлечения я провел их мимо наших пикетов.
Когда мы вернулись в лагерь, они принялись безудержно хохотать, как я и предполагал, причем Нэппер производил жутковатое впечатление. Если учесть, что они пытались не шуметь, зрелище получилось весьма уморительное.
Наконец они успокоились, и Элбурр прошептал:
— Надеюсь, они любят тосты, — и все снова принялись хихикать, зажимая руками рты, отчего смеяться хотелось еще больше.
Я вдруг понял, что веселюсь вместе с ними, пока нас не поставили в известность, что если мы немедленно не заткнемся, то на нас подадут рапорт. Нэппер, из глаз которого неудержимо текли слезы, пытался прошептать что-то, но у него ничего не получалось, и он хохотал все неудержимее.
Однако Вирт вовсе не хотелось, чтобы на нее написали рапорт, поэтому она жестом показала, чтобы мы следовали за ней. Она побежала к реке, чуть в сторону от лагеря. Довольно быстро я понял, чего она добивается. Трудно бежать и смеяться одновременно. Через несколько минут мы успокоились, и Вирт отвела нас обратно к палаткам.
Мне удалось уснуть почти сразу. Полагаю, что мои соратники тоже крепко спали той ночью. Только за завтраком мы вспомнили о ночном приключении, когда каждый из нас взглянул на свою галету.
— Да, — сказал Нэппер. — Сегодня они гораздо вкуснее, чем вчера, как вы считаете?
Что бы ни произошло в следующие несколько часов, комплимент от Нэппера — это уже моральная победа.