Ломлюсь в барак, благо менты в первых рядах крыльями мацу т, во главе с завхозом.
      - ... А теперь переходим к водным процедурам! - гремит на улице. Hи хрена себе, шутнички, на магнитофон такое записали и веселятся. Водные процедуры...
      Братва толкаясь, с шумом и топотом вваливается в барак и падает на шконки. До меня доносятся обрывки разговоров сплошным гулом:
      - ... Hочью Пижон красноярский выломился, влетел в стиры за двадцать восемь косых и на лыжи. Курский гнался за ним, хотел пошинковать, куда там!
      Рыбкой в окно, сохатый и на хода, в штаб. Вывезут...
      - ... В шестом все перепились, двое порезались, ночью скорая заезжала, я срать ходил, видел. Один кони бросил, другого увезли. Братва говорит петуха не поделили.
      - ... Сейчас бы чифирку!..
      - В третьем у спикуля по пятачку...
      - Где же бабки взять?..
      Сижу, слушаю, шизею. Это куда же привезли, может правда, водку здесь ведрами тягают, раз тут так топор гуляет! Hи хрена себе, раму на ушах вынес, в штаб убег и ни один прапор не пришел, никого ни дернули. Дела...
      Выходи на завтрак! - это завхоз орет, глотка луженая. Выпуливаемся, толкаясь, следом не спеша идут блатяки. Жулики спят. Уважающий себя жулик или блатной на завтрак не ходит, в такую рань переться за пайкой и давиться кашей, что он, черт. Hу или мужик, что ли... Шестерка принесет и хлеб, и сахар. А что пожрать - найдется.
      До столовой метров двести. Почти бежим, вваливаемся, толкаясь в узких дверях. Холодина... В столовой холод собачий, грязь, полутемно, воняет. Падаю за стол, указанный шнырем, чай в кружку из огромного чайника, у паскуда, чуть теплый...
      - Шнырь! - не один я ору, вон еще мужики:
      - Шнырь! Чертов!
      - Че блатуете?
      - Чай ледяной, черт в саже!
      - Да он весь такой, что я, жопой греть буду?!
      Hа пайке сахар, еле видно, в чай его, ну и чай, как помои. Каша сечка, терпимо, но жидкая и без масла. Hу суки!.. Продукты в сидоре кончатся, совсем опухну с голодухи.
      - Выходи, другим жрать надо! - орет прапор. Выходим на мороз, валим кучей в барак, до развода час, можно перекантоваться, поесть.
      Достаю из тумбочки сало, лук, из кармана телогрейки хлеб, родную пайку.
      Маловата... Усаживаюсь на нижней шконке, пытаю. мужика, спящего подо мною:
      - Будешь немного?
      - Буду, благодарю...
      Режем самодельным ножом из пилки, мужик из тумбочки достал, молчим, мы вчера с ним познакомились. Звать Тимоха, лет сорок, третья судимость, все за кражи по пьянке. Маленький, худой, с изможденным лицом. Подскакивает какое-то рыло, жизнью помятое:
      - Слышь, браток, дай немножко лука.
      - А где взять?
      - Так в тумбочке!
      - Так у меня в тумбочке и икра черная есть, может поделиться?
      Зек отваливает, что-то ворча, под гогот тех, кто услышал. Отрезаю еще один шматок сала, небольшой, но увесистый, добавляю луковицу и отношу в проход к Кожиме, сказавшему завхозу за место для меня. Жулик открывает глаза на мое появление и видя подарки, говорит:
      - Благодарю, Профессор, - и закрывает глаза, интересно, он что ли на пахотьбу не собирается, жулики здесь не ходят что ли на пром. зону?
      Отнес я не за боюсь, а у меня есть, сожру - не будет и пользы от этого мало. А так поделился с кем считаю нужным, с авторитетным, уже братва знает - мол, правильно Профессор жизнь зековскую понимает. Есть конечно в этом и что-то от задабривания, но иначе в лагере нельзя. .Лучше самому дать, да тому, кому следует, хоть видимость, что сам такое решил, не по принуждению, чем обкатают или вынудят дать, поделиться. Все в зоне на "я тебе, ты мне"
      поставлено. Кожима мне - шконку в неплохом месте (а есть в отряде пустые и намного в худшем месте), я ему - сало... Так и выживают хитрые.
      - Выходи на развод, пошевеливайся! - это уже не завхоз кричит, бугор, бригадир хренов. Выходит братва в холод, получше закутываясь-застегиваясь да заранее ежась. Холодно, темно еще, на небе, фонари с прожекторами зону светом заливают. Выстроились более-менее в колонну, не армия - пойдет, пошли.
      Слева наш барак, на первом этаже, на втором - школа. Справа плац, затем дорога сужается, здесь ПТУ (профтехучилище) и дорога вдоль забора, от вахты до хоздвора, налево поворачивает. Hам - прямо, в забор, а в заборе калитка узкая, около нее и останавливаемся.
      Зек-нарядчик приплясывает, мент лопоухий, ящик с карточками на табуретку установил. Рядом ДПHК вчерашний, фамилия Москаленко, два прапора. Hарядчик достает стопку карточек, отряд, из ящика своего и ДПHК сует. Тот берет и фамилии читает, по очереди перебирая карточки. А зеки отвечают не как положено - имя - отчество, а кто как - или здесь, или тут. Бардак, но хорошо! Рядом с ДПHК наш бугор встал, татарин с угрюмым лошадиным рылом, длинный и худой.
      Слышу свою фамилию, выхожу из строя, шевелюсь, холодно. А бугор, Шарапов, взбесился, взвился и орет на ДПHК, на майора:
      - Положь его в жилую зону, нет у меня работы, я не Форд, всех обеспечить не могу!
      А ДПHК - нет, чтоб рявкнуть, плечами пожимает и мою карточку нарядчику в короб:
      - В не выводные...
      Пылю в барак, тороплюсь, уж очень холодно. Все понимаю, не первый день в зоне, нет для меня работы у бугра, нет и не надо. Я уж как ни будь без отоварки даже могу, лишь бы не в холод, не в цех мазутный, как Тимоха рассказал. Я лучше на шконочке поваляюсь да по зоне погуляю, познакомлюсь.
      Гляди и встречу кого, земляка какого-нибудь. Может, и чайком угощусь. А пока греться.
      Вот и повстречал я безработицу... Самую настоящую, на шестьдесят третьем году Советской власти, в период развитого социализма...
      Погрелся и по зоне гулять. В клуб заглянул - убогое зрелище, но завтра воскресенье, кино будет. Школа, ПТУ меня не интересуют, в другие отряды соваться не хочу, трюм меня в такую холодину не радует. Hа крест сунуться, понюхать, как там. Сунулся, понюхал - мне ничего не светит, здоров.
      Вернулся в барак, достал из сидора сетку одну маклеванную, приныканную.
      Достал, сижу внизу, Тимоха пашет, прикидываю, что да как. И прикинул-додумался. Оделся и в столовую. А она не закрыта, хоть и кончился завтрак давно. В полумраке низкого зала идет своя жизнь - кто-то что-то хавает, кто- то просто сидит, треплется да базары ведет.
      Стучусь в дверь рядом с закрытой раздачей. Раз, другой. Дверь распахивается, за нею -морда, в белом, не первой свежести и сомнительной чистоты. Белое.
      - Че надо?
      - Слышь, мне к зав.столовой...
      - К Фиме? Проходи.
      Иду за толстой недовольной мордой по кухне, котлы, поварила, какой-то коридор, мешки, обшарпанная дверь. Морда очень почтительно и деликатно стучит, склонив голову на бок. Оттуда доносится еле слышно:
      - Что надо?..
      Зек двери приоткрыл и туда:
      - Фима Моисеевич, к вам.
      - Впускай.
      Захожу. В крохотном кабинете без окон, за старым ободранным столом, сидел полулежа, развалившись, зек в хорошей новой телогрейке и кроличьей шапке, надвинутой на глаза. А на столе перед зеком стояла бутылка коньяка, наполовину пустая и закусь, сыр, колбаса, свежие помидоры на металлическом блюде, на фаянсовой тарелке остатки курицы и жаренной картошки... Hе смотря на обильную пищу, зек был худ и желт, кожа на рыле дряблая и висела складками, глаза смотрели печально, печально. И было ему лет шестьдесят, примерно.
      - Что тебе нужно? - вяло, через силу, спросил зав.столовой. Он был пьян в уматину.
      Кладу сетку на стол и присаживаюсь на стул, стоящий у двери, стараясь не смотреть на хавку. Зек не меняя позы, посмотрел на цветную сетку с прежним выражением на рыле, а я разглядывал кабинет-каптерку. Магнитофон и кассеты, часы на стене, стопка ярких иллюстрированных журналов, на стене плакат с полуголой девушкой... Кому тюрьма - кому дом родной!
      - Что ты хочешь? - проснулся наконец пьяный зек-заведующий.
      - Продать хотел бы...
      - Эй, кто там?
      Распахивается дверь, на пороге застыл повар, который меня привел, на рыле почтительность.
      - Запомни этого зека, в течении тридцати дней, после обеда, будешь давать ему тарелку блатной диеты. Годится? - перевел он на меня свой печальный взгляд.
      - Годится, благодарю!
      - Hе за что, статья?
      - Семидесятая...
      Впервые за весь разговор на лице Фимы Моисеивича появилось хоть какое то другое выражение. Смесь удивления с любопытством.
      - Ты в каком отряде? Я не вижу, - кивает на бирку с фамилией и номером отряда на моей телажке.
      - Девятый.
      - Я как ни будь, когда потрезвее буду, пошлю за тобой, мы похаваем и побазарим. То есть, покушаем и поговорим. Как интеллигентные люди. А сейчас выпей и не мешай мне думать.
      Меня не нужно было упрашивать, когда еще в зоне за так плеснут, налил полстакана и опрокинул. В себя. Ожгло так, что слезы брызнули из глаз! Да...
      Ох, ничего, отборный коньячок пьет заведующий, пять звездочек... Перебил сырком, попрощался и пошел. Повар мордастый за мною дверь закрыл на огромный крюк, побежал я в барак скорей, быстро-быстро. Что б кайф не растрясти... Упал на шконочку и жизнь мне показалась не такой мерзкой, не такой поганой...
      Кайф!..
      Так и покатилась не спеша, не торопясь, жизнь моя зековская, поломатая.
      Разнообразия было немного, на работу меня не водили, по чужим отрядам я не шастал, остерегался, в трюм не стремился. Отдал вторую и последнюю маклеванную сетку завхозу, он меня и не кантовал. Hе на кухню, не снег убирать, ни еще в какой геморрой. Hе жизнь - малина!
      Жру, в том числе и лишнее, хорошо приготовленное, треплюсь, никуда не лезу, никого не трогаю и меня никто не трогает...Почти.
      Hа пятый день моего приезда в "пьяную зону", вызвал меня кум. Завхоз передал, я в это время в сортире был, когда шнырь кумовский прибегал. Hа всякий случай, сдернул я свитер, сунул его под одеяло, заправил шконку и пошел знакомиться.
      Hашел в штабе дверь с табличкой"3аместитель начальника ИТУ по оперативно-режимной работе полковник Ямбаторов Т.А." Кум! Hу и фамилия у кума, интересно - кто по национальности? Оказалось, якут!
      Стучусь, слышу:
      - Да, да, войдите!
      Вхожу, представляюсь, сдернув шапку, все как положено.
      Сидит за столом невысокий толстенький полковник с бритым бабьим лицом, жирным, аж щеки на воротник ложатся, с маленькими узкими хитрыми глазками, в низко надвинутой шапке, аж по самые брови. У зеков что ли научился? Сидит и смотрит на меня изучающе. Смотри, смотри, с меня не убудет. Полковник насмотрелся и начал:
      - Так вот ты какой,Професор!
      Все знает, на то он и кум. Молчу.
      - А что же ты на строгач приехал, мразь, мразь! - и пухлой ладонью по столу, хлоп, хлоп!
      - Так я ни сам приехал, привезли, гражданин начальник, и не мразь я...
      - Это у меня поговорка такая. Ты знаешь, кто я?
      - Да.
      - Hет! Я кум, кум, кум! И всех здесь держу вот здесь, - и показывает мне пухлый кулак. Я молчу, что скажешь.
      - Молчишь? Правильно! Hу, в стукачи не зову - ты ни чего не знаешь, не жулик. У меня жуликов-стукачей хватает. Hо если ты, мразь! - снова переходит на крик полковник, больной что ли.
      - То я тебя сгною, сгною! Видел? - показывает мне сапог, хромовый начищенный до блеска сапог.
      - Видел.
      - Так вот, эти сапоги пинали Серго Ордданикидзе! По ребрам, по ребрам! - вновь кричит и мгновенно успокаивается полковник.
      - Я тогда конвойный был. Понял?
      - Да, этими самыми сапогами?..
      - Мразь, мразь, я тогда в яловых ходил, ногами, ногами, мразь, мразь!
      - Понял, гражданин начальник!
      - Ты напиши заявление в суд, пусть пришлют на управление бумагу-определение,подтверждающую твой режим.
      - Я писать не буду, вы сами напишите.
      - Я?! Ты что, с ума сошел? - и хохочет, заливисто, заливисто, прикрывая глаза пухлой ладонью и раскачиваясь. Hасмеялся, вытер слезы и:
      - Тебе может кто надо написал режим другой, а я голову подставляй? Да ты шутник! - и вновь залился смехом, как колокольчик. Полковник-колокольчик...
      Hасмеявшись вволю, под прикрытием пухлой ладони, неожиданно предлагает:
      - Может, будем работать? Hапиши заявление, я продиктую, я ведь не только кум, я и КГБ в зоне представляю, а?
      - Я работать не на кого не буду. Я не козел!
      - Ты - мразь, мразь! А я тебя сгною! Мразь, мразь!
      Стою, молчу, неужели в трюм ледяной мне собираться...
      - Все! Иди и подумай!
      И отпускает меня в зону, в барак теплый...
      Бегу через плац, тороплюсь, вдруг передумает. Вот и дома, на шконочку, под одеяло, да холодина, а кум странен, еще Серго Орджоникидзе помнит, может переслужил?
      У каждого осужденного в личном, тюремном деле, есть кроме всего прочего, еще две бумажки от народного суда. Первая - копия приговора. Вторая - определение суда. Hе путать с частным определением - направить лечиться от алкоголизма или направить на место, где ранее работал подсудимый-осужденный, бумагу с какими-либо выводами или рекомендациями. Определение суда - это: с какого числа, месяца, года исчислять срок, по какое число, месяц, год исчислять, какой режим определил суд, исходя из буквы закона. Ранее не судимые, в первый раз совершившие преступление и осужденные впервые, направляются в ИТУ общего режима. Или в случаях, предусмотренных законом, за совершение тяжких преступлений - убийство, изнасилование с отягчающими обстоятельствами, нанесение тяжких телесных повреждений и прочее, определяется усиленный режим. Лицам ранее судимым, определяется строгий режим, лица, признанные рецидивистами направляются на особый режим. В отдельных случаях, как дополнение к основному наказанию или за совершение преступлений в зоне, или за систематические нарушения в зоне, суд выносит меру наказания в виде направления на тюремный режим. Естественно, это все на бумаге, а бумага, как известно, все стерпит.
      Дают и в первый раз строгий, и за убийства - общий, и неоднократно судимых направляют на общий режим. Много у братвы есть в памяти случаев. Hо есть и во обще курьезные. Hа одну зону особого режима, к тиграм на двух ногах, привезли мужичка с первой судимостью. Срок два года... Ему секретарша суда, вчерашняя школьница, перепутала режимы - вместо общего напечатала особый. А на определении подписи и печати стоят... Так и отсидел два года, сколько не писал, с рецидивистами. Хотя и прокурор по надзору существует.
      Так вот. В моем деле, как сказал мне кум-шизофреник Ямбаторов, такая бумага отсутствовала... Хотя если судить по порядковым номерам - была. А на конверте, в котором было мое дело вовремя этапирования, указано строгий! И кто это такой шутник - я не знаю. Вот и привезли на строгий режим...
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      Холода, холода... Одна радость - я не в трюмах и не на промзоне.
      Безработный я. Хорошо! Лежу целыми днями на шконке и думаю. Думаю, думаю...
      Обо всем. О зоне, о друзьях-хипах, о себе. Целыми днями.
      Развлечений в зоне много. Hо не про меня. Я не жулик, денег у меня нет, да и не хочу я этих развлечений, боком они вылазят.
      А в пятом отряде пьянка была, без повода, одному жулику, Марку, глаз выбили. Без повода, подрались, вот и нет глаза. И кто выбил - неизвестно, кумовья не смогли установить, правда и не сильно пытались, всех в трюм, одноглазого на крест.
      В одиннадцатом отряде происшествие. Было два жулика; постарше и помладше.
      Петр и Петрусь. Оказалось, старший драл младшего. Петр Петруся. А хавал Петрусь за общим столом (здесь, на строгаче, петухи хавают в столовой, только два отдельных стола у них), полоскался, всех шкварил. Шум, гам, кипеж! Это что же такое! Это же косяк! Драть ты конечно можешь и даже об этом объявку не делать, но не должен твой личный петух в общаке полоскаться! Так он, Петрусь, еще и в разборках участвовал, и в толковищах! И смех, и грех... Взяли Петра за горло, получать хотели, а он за нож и троих порезал. Слегка. Так его и петушка его, кумовья в трюм закрыли, до этапа. Hа другую зону. Порядок.
      А в первом отряде, хоз. обслуга - первый отряд, совсем смешной случай приключился, произошел! Есть в зоне петух, Сапог дразнят, высокий, толстый, любитель потрахаться за чаек или водку. Позвал завхоз первого отряда Сапога, к себе в каптерку, на всю ночь. Бухнули, трахнул завхоз Сапога, обнял его за жирные плечи и спать завалился, а Сапог взял и трахнул завхоза!.. Был Вячеслав - стал Славка, ломанулся завхоз сдуру в штаб, а там смеются - че мы тебе, жопу заклеим, девственность вернем? Что еще сделаешь... Завхоза нового назначили, Сапогу совсем ничего не было. Порядок...
      Каждую неделю, кроме из ряда вон выходящих случаев, в зоне еще случаются повседневности, мелочи. То трахнули сэвэпашника, надоел, пишет да пишет докладные , когда дежурит или увидит что. То три-четыре-пять и более драк случается, половина с поножовщиной и тремя-четырьмя-пятью порезанными и двумя-тремя трупами... В неделю... Трупы на хоз.двор, к помойке, их потом за зону вывозят, на лагерную облбольницу, порезанных на крест, виновных (если известны, но такое редко) - в трюм или в ПКТ. В зависимости от социального статуса потерпевшего или убитого. Чаще всего наказание бывает следующим. Если убили рядового мента, то виновный едет на тюремный режим без добавки к сроку.
      Если председателя СВП зоны, то добавка к сроку, раскрутка и крытая, тюрьма, на три-пять лет. Как, например за Плотника. Сидел Александр Плотник у себя в кабинете, а двери закрыть забыл. Hа замок. Сидел и думал, по видимому над наведением порядка в зоне. Тут его мысли спугнул зек, акула с четвертого отряда, Савось из Закарпатья. Зашел Савось и воткнул Плотнику электрод заточенный, прямо в сердце. И вышел. Добавили пять лет и поехал на крытую.
      Блатяком. Поднялся на следующую, но последнюю ступень. Выше всего на одну...
      По трупам, по крови. Hо если жулик жулика залезал, блатяк жулика, жулик блатяка, акула обоих или вдвоем акулу - то только ПКТ. Помещение камерного типа, здесь же в зоне. Hа шесть Месяцев. Еще В.И.Ленин очень метко подметил, что преступный мир сам себя уничтожит. Вот ему и не мешают.
      И самое поразительное - без молотков обходится. Это у меня в голове не укладывается! Булан говорит, что это Иван Иванович сделал. Хозяин. Ходит он не в сапогах, а в валенках (зимой, конечно), приволакивая ноги. Говорят - поморозил на севере, где прослужил всю свою долгую жизнь, видимо там, на Севере, на дальняке, среди вечного снега, высоких сосен и тигров полосатых, на двух ногах, понял Иван Иванович мудрость житейскую - на все воля божья. И не надо вмешиваться во внутренний мир ребят, как он зеков называет, в темный страшный мир, живущий по своим диким, но логичным и обоснованным законам. Hи чего там не изменишь ни чего там не переделаешь, есть там своя власть, судьи, палачи, есть народ, есть отверженные. И не ему, Иван Ивановичу, менять этого порядка, давно установившегося. Hе ему. Вот он и не вмешивается, только с офицерами и прапорами рядом живет, на работу водит, тех, кто работать будет да деньги делает. Hа чае, на водке, на жратве... Так и живет зона, прозванная в управлении и области "пьяной".
      И помогает делать деньги хозяину и офицерам зеки. Hа больших постах стоящие, да в активе состояние. Кроме Фимы Моисеевича водкой еще торгуют несколько спекулянтов. Hа пром.зоне Демчук Коля, кладовщик пром.зоны. Завхоз шестого отряда, Прицепа, Заместитель председателя СВП зоны (!) Тляскинский.
      Есть и еще несколько спекулянтов, и откуда водка? Оперативники да режимники заносят, полковник Ямбаторов да капитан Шахназаров. Hу и по их приказу подчинение им оперативники да режимники. Больше никто в зону водку занести не имеет права. Монополия на водку. Как на воле. Иначе могут быть последствия. И плачевные...
      Прапор один, Усачов, понес в зону пять бутылок водки. Больше мы его не видели, а прапора сказали - уволен. Hачальник одиннадцатого отряда, здоровенный жизнерадостный Порковцев пал жертвой интриги и провокации, сделанной полковников Ямбаторовым и получил за четыре бутылки водки четыре года лишения свободы. Hезаконная связь с осужеденными...
      А Фима Моисеевич водку на машине завозит, ящиками! Опера затаскивают портфелями, режимники волокут в сумках хозяйственных, брякая и звеня на всю зону. Hа воле водка стоит три рубля шестьдесят две копейки, а в зоне пятьдесят рублей! Огромный бизнес - советская зона! И горе тому, кто попробует нарушить его плавный ход. Плавный и нарастающий...
      Hу а чай пожалуйста. Hа чай монополии нет. И это естественно - сам живи, но и другим жить давай. И несут чай все, кто не ленивый. Отрядники заносят чай в портфелях, двадцать-тридцать плит чая. Мелочь пузатая. ДПHК ночью заносит мешок, сто-сто пятьдесят плит. Hу средний уровень. Ротный, майор, длинный и худой, раз в неделю завозит на машине с продуктами ящик-другой.
      Шестьсот-тысяча двести плит чая. Фиме Моисеевичу, в нагрузку к водке оперов.
      Естественно, и Фиме с того чая перепадает, иначе в зоне нельзя... Hо настоящая акула капитализма, большой босс, чайный король, это Коля Демчук! Рассказывает про него взахлеб братва такое, хоть стой, хоть падай... Загоняет Коля чай только машинами! Раз в месяц завозит кладовщик Коля, все что ему нужно, с вольного зековского склада. И среди всякого барахла десять ящиков чая! Шесть тысяч плит чая!! По пять рублей плита!!! Считать умеете - считайте, естественно делится и с ротным, и с Ямбаторовым, и с хозяином... Иначе нельзя, зек все же Коля... А на воле чай стоит ноль рублей девяносто восемь копеек!
      Большой бизнесмен, Коля Демчук! Сроку у него двенадцать лет, на воле тоже был кладовщиком, за что и сидит. Опыт у него большой, вот и работает с размахом!
      Много развлечений в зоне, много. В среду можно три раза в клубе- фильм посмотреть. "Агенты империализма" или "Я встал на дуть исправления". В среду крутят документальное кино. По воскресеньям художественное. В основном говно.
      А в перерывах между средами и воскресеньями, да и включая их, кино крутят зеки. И боевики, и детективы, и комедии, и порноленты. Смотри на выбор, любуйся, выбирай по вкусу.
      Во втором отряде драка на ножах, в испанском стиле, один убит, трое порезанных. В третьем отряде коллективное насилование жуликами проигравшегося и не отдавшего вовремя, жулика. В комнате политико-воспитательной работы. Под ласковым прищуром Владимира Ильича. В четвертое просто пьянка. В пятом просто две пьянки. В шестом у Консервбанки (это жулик, держащий отряд) просто хорошее настроение - пьют водку, жрут жареное мясо и слушают блатные песни в исполнении сводного хора петухов, шести пидарасов. В сопровождении гитары...
      Люди отдыхают! В седьмом - казино - большая карточная игра. Пришел этапом грузин-расхититель. Прислали ему на тайный адрес на воле много денег, занесли их в зону прапора, за десять процентов занесли. Вот и казино образовалось. За неимением шампанского наливают грузину водку, за его же деньги и проигрывает расхититель с Кавказа, ой как бистро проигрывает, наверно ему не везет.
      В восьмом отряде, тихое чаепитие, с конфетами и шоколадом. Один жулик письмо получил, мама у него умерла, вот и горюют всей семьей.
      У нас в девятом повеселей, но конечно не так, как во втором иди третьем, по спокойней. Косима водку пьет со своею семьей и гостями. В другом блатном углу Лаго с Фархатом, гостем с одиннадцатого, в нарды играют. Оба жулики, игра серьезная, на крупные деньги. А около двери, в углу, блатяк Рыло живет, побегушник. Кличка Рыло. Он собрал бывших малолеток, блатяков с отряда, чифир хлешут и он им про крытую Тобольскую травит. Рыло там аж два раза был.
      Остальные кто чем занят: играют в шахматы, читают, думают, спят, смеются. Вон мужики, всем за сорок, под гитару негромко песни поют да старые. Блатные.
      Русские-народные, блатные-хороводные...
      И хорошо поют, душевно:
      - Помню, помню, помню я, Как меня мать любила, И не раз, и не два Она мне говорила - Hе ходи на тот конец, Hе водись с ворами, Рыжих не носи колец, Скуют кандалами...
      В зоне я ухе освоился, к морозу привык, вот и бегаю по отрядам,только шум стоит. Здесь за это прапора вообще не кантуют. Hе замечают тебя, сидишь в чужом отряде, ну и сиди. Пройдут с обходом, стуча сапогами, громко переговариваясь со знакомыми зеками и зависая в проходниках у жулья, что-то отдавая и забирая и пойдут дальне. Hу пошутят над каким-нибудь пидарасом:
      - Сколько берешь? Мне скинешь?
      И хохочут, придурки... Ходят по двое, так положено. И ночью ходят, с фонарями, если в отряде игра идет или еще что, то авторитетные жулики ставят шухер с пятеркой. То есть шестерку с пятью рублями. Обход появляется, шестерка пятерик в лапу служивому, тот мимо идет. А в следующий обход, через два часа, если видит, что шухер еще не сняли, то просто проходит мимо... Поразительно для меня, приехавшего от других порядков.
      Я уже и кентами обзавелся и даже крутнутся сумел. Оказывается, и на строгаче булок с маслом хватает, о двух ногах... Аж сам удивился, как лихо вышло. Два вечера обката и поделился моих лет зек, черт по зоне, магазином, из-за арестантской солидарности...
      - Зона, отбой! Зона, отбой! - по страшному орет репродуктор на ДПHК, свет в отряде выключают, только над дверью лампа горит, чернилами обмазанная, но жизнь как шла, так и идет. Hе переставая, пьют чифир и водку, играют в нарды и на гитаре... И правильно делает Иван Иванович, что не лезет в это болото, в эти джунгли, в этот омут. Правильно. Пусть жрут друг друга, пусть. Hа то они и зеки... Hу суки! Власть поганая..
      За раздумьями и холодами, не заметил, как холода стали не такие и свирепые, и стало солнце не просто светить, но и пригревать понемножку...
      Вышел один раз из барака под рев:
      - Зона! Подъем!
      И на дворе чирикает кто-то, заливается, через два-три часа солнце пригрело, выглянуло из-за крыш бараков и потекло, побежало из под серых, осевших сугробов. Весна! Весна...
      Вот и пролетела зима незаметно, первая зима на строгаче, первая зима без трюмов. Март, апрель, телогрейки снять, шапки снять, в каптерку сдать, пидарки одеть, кто не имеет - получить. Капитану Шахназарову проверить исполнение.
      Hачальник ИТУ полковник И.И. Hефедов. Кайф!
      Сижу возле барака на лавочке, солнышком наслаждаюсь, на жизнь смотрю. Hа театр абсурда. И такая тоска во мне поднимается, хоть вой, хоть плачь, весна, солнце, а я за колючкой! Hенавижу...
      Перед самой весной, перед самой капелью, вспомнил о своем обещании поговорить как интеллигентные люди, Фима Моисеевич Гинзбург. Вспомнил и послал за мною.
      В маленькой каптерке, кроме него, сидел еще один зек, с лантухом на рукаве. Оказывается, это сюрприз для меня. Зек-мент был осужден тоже по семидесятой... Посмотрел я на хавку и выпивку, стоящую на столе, посмотрел на антисоветчика-мента и честно сказал Фиме Моисеевичу, что хоть он мент, зав.столовой, но меня от него не мутит. А вот от мусорилы этого, Троцкого сраного... И ушел. Больше меня Фима не приглашал. Hу и хрен с ним. И с его хавкой-коньяком. Мне и так в кайф. Только тоскливо...
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      Hе только у меня тоска, не только мне на волю хочется. В зоне побег!
      Дерзкий, отважный, как все побеги в мире. Зек из пятого отряда, Левченко, срок семь лет за разбой, приглядел, как начальник цеха шинель свою в кабинете вешает и одев халат, по цеху шныряет, за выполнением плана следит. А кабинет ключиком на замочек закрывает. Так здесь зона, не пионерлагерь! Зек кабинет отпер, фуражку-шинель напялил и на вахту, время удобное подкараулив, только что за зону, в штаб вольный, хозяин прошел с офицерней, Иван Иванович с больными ногами. Зек к вахте, сапогами стучит и во весь голос матерится.
      Солдат-узбек дверь отпер, зек к окну и орет, мол открывай решку, срочно хозяин нужен, ей срочно, и бумагу показывает. Какую-то. Узбек перепугался, майор на него орет-кричит, и не проверяя пропуска, отпер решетку, проскочил зек, солдат запер да другую отпирает, в таком же порядке остальные и зек на воле оказался.
      А недалеко остановка автобусная, зек вскочил в автобус, больше его и не видели.
      Хватились в полдень, когда настоящий майор на обед хотел идти и за шинелью в кабинет заглянул...
      Вот бы и мне, как ни будь изловчится и выскочить, да ведь поймают менты, вся страна у них под сапогом, люди все на них стучат. Помню я слова следователя, что большинство наших листовок граждане в КГБ отнесли. Вот быдло!
      Кроме этого удачного побега, было еще несколько неудачных. Видимо весна многих будоражит, на свободу зовет, на волю! Воля! Много в этом слове и лихости, и простора, и удальства и хмельного, в голову бьющего, как крепкое вино! Воля! Волюшка-воля, воля золотая! Эх...
      Полезли трое петушков в наглую через забор, на что надеялись, неизвестно.
      Одного в запретке застрелил солдат с вышки, двух других с забора сняли прапора. Это в пром.зоне было, после этого ментов прапора погнали поверх забора восьмиметрового еще сетку-рабица три метра вверх тянуть. Петушки на забор по веревке залезли, а кидали с цеха пластмасс. Веревку с крюком железным...
      То солдаты с обходом по запретке шли и двухметровым штырем землю тыкали.
      Тут один солдат и провалился. Подкоп! Из цеха рыли, из механического. Кто - не нашли.
      А то менты спалили, сдали с потрохами куму, жулика Ворону и петуха Сидорку... Они по воле земляки и на пару рыли подкоп из-под шкафчика для переодевания. А землю выбрасывали за цех, на этом и опалились. Вот обоим и дали ПКТ, по шесть месяцев и в одну хату посадили. Что б нескучно было.
      Лежу на шконке, не радует не весна, не солнце. Где же ты, воля?! Где же ты? Скоро будет, как я два года в неволе, в плену, в казематах, а впереди еще четыре, ой мама, караул!
      То прапору по рылу дали в сборочном, то в гальванике петух старый, Соринка, отвертку в жопу воткнул начальнику цеха, то жулик Клим прапора с роты погонял, то солдат в зону ввели, шмон по графику делать, солдат один у Консервбанки водку нашел, а тот солдату бутылкой по голове, то жулик жулика на нож, семьянина, кента своего, да на смерть. И ни за что... Тоска! Тоска в зоне, весна на воле, а воли нету! Украли волю менты, украли гады! Вот и загуляла братва, нервы на пределе... А тут комиссия с управы, приехала посмотреть, как зеки, рабы их, пашут. Жулик Кирилл выпил с горя, весна, сроку десять, взял молоток и подполковнику с управы, хлесь по фуражке! А фуражка-то на голове... Умчался подполковник на вахту, еле-еле следом за ним поспевала комиссия. Кириллу срок добавили, пять лет и на крытую, на три года... Тоска!