Карлистские войны - Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2

После долгих поисков и расспросов он, наконец, узнал, что укротитель переехал испанскую границу и отправился в город Сан-Себастьян. Туда от Байонны было два дня пути.

Нарцисс надеялся, что там он непременно найдет его. Но он так утомился за время своих странствий, а усталость буквально валила его с ног, что он вынужден был все же переночевать в Байонне и отправился дальше только на другое утро.

Накануне он слышал разговоры о том, что между Испанией и Францией ведутся переговоры, так как еще не заключен мирный договор. Но Нарцисс, не предполагая и не понимая последствий такого положения дел, не придавал этим толкам никакого значения.

Утром он вышел из Байонны. Чтобы не уклоняться от кратчайшей дороги на Сан-Себастьян, он все время держался морского берега, на котором находились оба города — французский и испанский.

С огромным упорством, ничего не подозревая, шел он, не останавливаясь, до позднего вечера. Не встретив по дороге никаких селений, Нарцисс решил не останавливаться и идти до самой ночи.

Сам того не подозревая, он перешел испанскую границу и оказался в другом государстве.

Местность была гористая. Ему приходилось карабкаться по крутым склонам гор, по отвесным скалам, выступавшим прямо в море.

Сосны и папоротник, покрывавшие их, сильно затрудняли ему путь. Наконец он выбрался на прямую дорогу, пробитую в горах, и пошел по ней, так как другой не было, хотя и не знал, куда она приведет его. По обе ее стороны росли огромные деревья. Местами, между ними, к самой дороге выдвигались скалы.

Мрачно, хмуро глядела ночь, но Нарцисс не чувствовал никакого страха. Во время путешествия он ни разу не встретился с разбойниками, бродягами. Он быстро шел, напевая песни.

Вдруг Нарцисс услышал стук лошадиных копыт, повернулся и увидел скакавших к нему всадников, которые что-то ему кричали на непонятном языке. Через минуту они окружили его.

Всадников было человек восемь. Один из них прицелился в Нарцисса из мушкета и опять крикнул что-то на непонятном языке.

Нарцисс догадался, что это пограничная стража, и знаками пытался объяснить им, что он простой путешественник, не имеющий при себе ничего запрещенного.

Солдаты, по-видимому, не понимали его. Начальник их кричал что-то о французах, остальные тоже кричали, перебивая друг друга. Кончилось тем, что Нарцисса привязали к лошади начальника и таким образом заставили бежать за собой.

Напрасно старался он просьбами и знаками растолковать им, что он не шпион и не бродяга… Солдаты ничего не хотели слушать и тащили его за собой.

Нарциссу пришлось бежать следом за лошадью, и тут он почувствовал, как сильно устал.

Куда его ведут испанцы, что хотят с ним сделать?

В первую минуту он очень испугался, но потом стал говорить себе, что опасности для него никакой не может быть, так как он перешел границу без всякого дурного намерения, его, разумеется, допросят и отпустят.

Только под утро показалось селение. Путники подъезжали к пограничной деревне.

Всадники переговорили между собой, рассуждая, по-видимому, о том, что им делать со своим пленником. Доехав до деревни, начальник караула сказал что-то остальным и указал на довольно неприглядную хижину, стоявшую поодаль от других.

Нарцисс понял, что он в плену.

Он испугался и еще раз попробовал объясниться, но все было напрасно. Солдаты тащили его к хижине.

Начальник караула отворил дверь своим ключом. Нарцисса втолкнули в полутемную комнату, заперли, а одного из солдат поставили у дверей стеречь этого подозрительного нарушителя границы.

Только здесь, очутившись в грязной, гадкой каморке, Нарцисс понял всю опасность своего положения.

Отчаяние овладело им. Неожиданно рушились его планы. Тут только он вспомнил разговоры в Байонне, на которые тогда не обращал внимания. Это были разговоры о том, что Франция далеко не в дружественных отношениях с Испанией.

Что же его ждет?

Стало светать. В отверстие, проделанное в стене, ворвался дневной свет. Нарцисс мог рассмотреть свою тюрьму. Он был один. Груда полусгнившей соломы показывала, что тут часто томились заключенные. Единственную мебель составлял стол, привинченный к стене, и табурет. Пол был глиняный, сырой. Узенькая дверь была очень крепка, замок надежен, а с улицы, кроме того, ее охранял солдат, который мог видеть хижину со всех сторон.

Час проходил за часом. Нарцисс не мог дольше бороться с усталостью, лег и крепко заснул.

Его разбудили сильные толчки. Он открыл глаза и с удивлением оглянулся вокруг. Перед ним стояли два солдата, знаками показывавшие ему, чтобы он следовал за ними.

Нарцисс вскочил в надежде, что наступила пора его освобождения, но он ошибся. Солдаты взяли его и повели к стоявшему неподалеку большому зданию, где жил их офицер.

Пленника привели к нему на допрос.

Офицер сидел на диване в довольно комфортабельно убранной комнате, прихлебывая какое-то вкусное питье и поглаживая красивые усы.

Он молча окинул взглядом пленника. За столом возле него сидел начальник караула и держал перо наготове.

Введя Нарцисса в комнату, солдаты развязали его, а сами ушли. Испанский офицер перекинулся несколькими словами с начальником караула. Нарцисс не понял их.

— Как вас зовут? — обратился он к нему по-французски.

— Нарцисс, сударь.

— Это ваше имя, а фамилия?

— У меня ее нет.

Офицер обратился к секретарю и скороговоркой продиктовал ему несколько слов.

— Откуда вы идете? — продолжал свой допрос офицер.

— Из Байонны.

— Куда?

— В Сан-Себастьян.

— Разве вы не знаете, что нельзя переходить границу, не имея разрешения?

— Нет, я этого не знал.

— Почему вы переходили границу ночью?

— Мне необходимо было быть в городе, поэтому я поспешил к границе и совершенно не заметил, что уже перешел ее.

— Так, так, — недоверчиво сказал офицер, — ну, да это мы потом все узнаем, а прежде всего вы скажите нам, что вам нужно было в Сан-Себастьяне и почему вы пришли сюда без пропуска?

— Я уже давно путешествую, господин офицер. Мне нужно найти одного укротителя зверей, который уехал в Сан-Себастьян.

— Укротителя зверей… гм! Вы его, конечно, видели в Байонне, а?

— Нет, я опоздал, не застал его уже там.

— Что же вам от него было нужно?

Нарцисс помолчал немного. Ему был тяжел этот допрос, а тут еще надо было рассказать, что он ищет свою мать, это может сделать его показания неправдоподобными.

Он и так уже чувствовал, что навлек на себя подозрения, не имея при себе пропуска, не зная своей фамилии и перейдя границу ночью.

— Ну, будете вы говорить или нет? — спросил испанский офицер. — Что вам нужно от укротителя зверей?

— Я хотел узнать у него, где мне искать свою мать, — сказал Нарцисс.

— Вашу мать? Ну, час от часу не легче! Да он что, разве отец ваш?

— Нет, господин офицер. Много лет назад он увел меня от нее.

— О, так вам хочется запутать нас! Не трудитесь, любезный друг, подобными ответами мы не удовлетворимся. Вы или шпион, или бродяга, посланный своими на разведку.

— Клянусь, господин офицер, вы ошибаетесь! — воскликнул Нарцисс, — уверяю вас, я говорю правду.

— Вот и увидим, — очень спокойно ответил офицер, — нам уже не первого такого, как вы, приходится видеть здесь. Три недели просидите на хлебе и воде, станете сговорчивей, а через четыре — начнете признаваться!

— Господи, так вы в самом деле хотите арестовать меня?

— Вы уже арестованы! Я вас еще раз спрашиваю, будете говорить правду?

— Клянусь, я вам ничего не солгал.

Офицер опять сказал что-то по-испански секретарю, потом позвал двух солдат и отдал им какой-то приказ на испанском языке.

Нарцисс подошел к офицеру.

— Будьте добры, отпустите меня! — сказал он умоляющим голосом, — я не шпион и не бродяга!

— Ага! Однако ожидание уже делает вас сговорчивее, ну, значит, вы очень скоро ответите на все наши вопросы, — сказал офицер, указывая ему на двери.

Солдаты отвели Нарцисса снова в тюрьму. Неизвестно, сколько ему придется здесь просидеть.

Очутившись взаперти, юноша стал в отчаянии ломать руки… Потом им овладела неукротимая ненависть к этим людям, которые без всякой причины взяли его под арест.

Но кто может ему помочь? Он попал в руки сильнейших, а на чьей стороне сила, на той и право, тем более, что Нарцисс не имел сильных покровителей.

Через несколько часов ему принесли воды и маисовый хлеб.

Проголодавшись, Нарцисс с радостью набросился на принесенную еду, потом принялся внимательно осматривать свою тюрьму. Отверстие, заменявшее окно, было довольно просторным, так что через него можно было бы пролезть, но оно находилось на одной стороне с дверью, перед которой туда и обратно ходил караульный с заряженным мушкетом.

Внимательно оглядев каждый уголок и перебрав в голове разные планы бегства, Нарцисс прилег, так как уже наступила ночь.

Ему приснился странный сон, который был для него как бы указанием свыше, что на другой день заставило его о многом поразмышлять.

Юноша видел во сне, что прорыл пол в тюрьме и нашел выход.

Когда он проснулся, был уже день. Караульный принес ему его скудный завтрак. Нарцисс вспомнил свой сон, и ему пришло в голову, что в самом деле можно попробовать уйти, разрыв ночью пол у задней стены.

Эта мысль затем не оставляла его. Надо было попытаться это сделать, иначе ему придется месяцы, а может быть и годы сидеть в этой тюрьме, заживо похороненным.

Надо было работать, разумеется, осторожно и живо, в одну ночь прорыть пол, уйти и так далеко оставить за собой преследователей, чтобы они не могли угнаться за ним.

Побег, конечно, учитывая силу и решительность Нарцисса, не мог представлять для него трудностей.

Часовой не отходил от его двери. Его сторожили очень тщательно.

Офицер больше не показывался, не считая нужным делать второй допрос и решать судьбу заключенного. Он, по-видимому, просто забыл о пленнике.

Нарцисс решил ему напомнить о себе бегством. Когда ночи стали длиннее и темнее, Нарцисс принялся за работу. Он был так убежден в успехе, что не задумывался о последствиях. Однажды, когда стемнело и ему принесли хлеб и воду, Нарцисс, посмотрев что делает караульный, принялся за работу. Солнце уже спряталось, на улице стало темнеть. Нарцисс стал рыть глиняный пол у задней стены. Работа оказалась тяжелой. Глина была твердой. Временами ему приходилось точить тупившуюся ножку скамейки, которую он заострил для рытья, но при этом надо было не шуметь, чтобы не вызвать подозрений у караульного.

Время шло. Надвигалась уже полночь, а вырытая яма все еще была не так велика, чтобы он мог пролезть в нее.

Вдруг ему послышался тихий голос. К часовому подошел другой солдат и тихонько стал с ним говорить, боясь, видимо, чтобы пленник не проснулся и не услышал разговора.

Нарцисс не понимал, о чем они говорят, но догадывался, что солдат зовет товарища куда-то пойти. Надеясь, что заключенный спит, они ушли. Видно, что-то важное должно было произойти, раз уж солдаты оставили хижину без надзора.

Нарцисс чуть не вскрикнул от радости, увидев, как они отошли от двери и скрылись в темноте.

Солдаты и не подозревали, что мальчик не спит. Теперь ему не надо было продолжать свою трудную работу. Подставив табуретку, он мог свободно выскочить из окна.

Огромная радость овладела им, когда он увидел, что солдаты ушли совсем. Подождав с четверть часа, Нарцисс поставил табуретку к окошку, взобрался на нее, а затем, подтянувшись, выпрыгнул из окна. Тихонько соскочить на улицу для него ничего не значило.

Он был свободен!

Свежий ночной ветер дул ему в лицо. Нарцисс торопливо пошел к полю, в сторону от хижины, вокруг царила полная тишина.

Теперь нужно было выбраться на дорогу и спрятаться от солдат.

После этого урока молодой человек сделался опытнее и осторожнее. Ему не хотелось второй раз сидеть в заключении. Вскоре он вышел на дорогу и пошел под сенью деревьев, за которыми он беспрестанно прятался при малейшем шорохе.

Но солдаты, казалось, пошли другой дорогой.

Он был уверен в том, что солдаты его не найдут, однако утром они непременно могут догнать его.

Надо было скорей бежать дальше.

Под утро Нарцисс подошел к какому-то маленькому городку, но побоялся войти в него, думая о том, что лучше сделать круг, чем подвергнуться новой опасности.

Вскоре он очутился на дороге, которая, как ему сказал встретившийся старик, вела в Сан-Себастьян.

Нарцисс торжествовал. Теперь он шел, не чувствуя усталости, и к полудню увидел перед собой город, в котором надеялся найти укротителя зверей.

Ему и в голову не приходило, что там могут уже знать о его бегстве и караулить его. Он совершенно спокойно подошел к городским воротам, вошел вместе с другими путешественниками и отправился разыскивать укротителя зверей.

Спрашивать он не смел, боясь выдать, что он француз, — да его и не поняли бы.

Через некоторое время, подходя к гавани, Нарцисс увидел вдали большую толпу народа.

Он поспешил туда.

Это был балаган укротителя зверей, на всевозможных языках зазывавшего любопытных посмотреть на его представление.

Борода Джеймса Каттэрета очень поседела, а дела его, по всему было видно, шли гораздо лучше, чем прежде.

У него был большой балаган, повозка, стоявшая в глубине его, была гораздо больше и прочнее прежней.

Смешавшись с толпой, Нарцисс, за небольшую плату, вошел в зверинец. В одной клетке расхаживал славный лев, в другой — медведь, рядом был черный волк, и, наконец, рысь с белыми пятнами над глазами, налитыми кровью, грозно смотревшими на публику, теснившуюся у самых решеток клеток.

Нарцисс сел в первом ряду. Представление началось. Нарцисс с большим удовольствием рассматривал Джеймса Каттэрета и решил поговорить с ним после представления.

Но ему казалось, однако же, судя по наружности Джеймса Каттэрета, что его не так легко будет вовлечь в разговор. Впрочем, просьбами или угрозами, решил Нарцисс, он все-таки добьется того, что ему нужно.

Когда балаган заполнился людьми, Джеймс Каттэрет вышел с железным прутом и начал представление с львом. Зверь страшно рычал, когда укротитель щекотал его прутом, а медведь становился на задние лапы и так тряс решетку, что вся клетка дрожала.

Затем он подошел к волку и рыси, рассказывая публике, что рысь привезена из Африки, что она может напасть на людей. В Европе еще не было примера, чтобы рысь дрессировали, но укротитель сказал, что покажет, какой рысь может быть смирной, похожей на домашнюю кошку.

Все с большим интересом слушали его объяснения.

Обойдя клетки и отперев двери клетки с медведем, Джеймс вошел туда. Зверь встретил своего господина радостным ворчанием и получил от него кусок хлеба с медом. Укротитель заставил медведя танцевать, делать разные прыжки, показывать всевозможные фокусы.

Из клетки медведя он перешел к волку, робко поджавшему хвост, когда укротитель взмахнул над ним своим железным прутом.

Джеймс Каттэрет открыл маленькую дверцу в соседнюю клетку рыси. Животное видно не хотело оставить свой угол, в котором лежало, но как только в воздухе свистнул знакомый ему прут укротителя, решилось встать и, крадучись, с опущенной головой, перешло в клетку волка.

Оба зверя рычали, скалили друг на друга зубы. Но призыв укротителя заставил их притихнуть и разойтись по углам. Публика, затаив дыхание, наблюдала за зрелищем.

Все понимали, какой опасности подвергался укротитель, когда он ударял зверей прутом, гоняя их по клетке. Волк казался податливее. По приказанию хозяина он прикидывался мертвым и не шевелился даже тогда, когда рысь бросалась на него и таскала по клетке, потом послушно, как собака, прыгал через прут, а Джеймс вкладывал ему в пасть лакомства и благодарил.

Наступила очередь рыси. Укротитель сказал, что ее шерсть может служить отличной подушкой, и приказал животному лечь. Потом сам лег и хотел положить на нее голову, но в эту самую минуту рысь вдруг вскочила и бросилась ему на грудь. Волк, увидя это, тоже начал скалить зубы, видимо, собираясь кинуться на беспомощного хозяина.

Безмолвный ужас овладел всеми. Рассвирепевшее животное держало Каттэрета лапами за грудь, готовясь растерзать его при малейшем движении.

Публика громко вскрикнула.

— Он погиб, она перегрызет ему горло, — раздавалось в толпе.

Нарцисс видел страшную опасность. Никто не бросился на помощь, ужас парализовал всех. Нарцисс заметил лежавший у самой решетки прут, просунул руку в клетку, схватил и ударил рысь. Рысь в бешенстве схватила прут зубами. При втором ударе она вскочила и с невыразимой яростью кинулась на решетку клетки.

Между тем, Джеймс Каттэрет вскочил и тоже из всех сил ударил рысь прутом, который держал в руках. Животное упало, завыв от боли и страха, но сразу же, вскочив, кинулось в клетку. Укротитель еще раз ударил разъяренное животное, когда оно шмыгнуло в отворенную маленькую дверцу, и запер клетку. Волк отполз в угол.

Все громко приветствовали юношу, спасшего укротителя от смерти. И сам Джеймс Каттэрет поклоном поблагодарил Нарцисса.

Представление было окончено.

Толпа вышла из балагана, громко рассуждая о случившемся, но Нарцисс остался, чтобы переговорить с Джеймсом. Судьба предоставила случай оказать услугу этому человеку.

Когда публика разошлась, Джеймс Каттэрет вошел к себе в балаган покормить зверей. Увидев молодого человека, он подошел к нему.

— Благодарю вас, — сказал он по-французски, — вы мне отлично помогли, без вас я бы пропал. Я еще разделаюсь с коварной бестией!

— Хотите отплатить мне услугой за услугу? — спросил Нарцисс.

— Разумеется, с удовольствием! Вы француз, я вижу, требуйте чего угодно! Хотите денег?

— Нет, мне нужно узнать некоторые обстоятельства.

— Говорите, я готов служить вам!

— Вы, верно, помните пожар, случившийся много лет тому назад во французском городке Бове, в гостинице, где вы тогда были.

Джеймс Каттэрет вопросительно посмотрел на юношу.

— Как же, отлично помню! Мне тогда удалось выскочить со своими зверями.

— Разумеется, вы должны помнить и еще одно обстоятельство: вы возили с собой в то время мальчика.

— И это помню. Бедный ребенок, вероятно, сгорел. Я не мог ему помочь в общей суматохе.

— Вы не знаете, кто были его отец и мать?

— Да скажите, наконец, зачем вам это надо знать?

— Вы обещали быть готовым на любую услугу для меня. Исполните же это, скажите, кто мои отец и мать, от которых вы меня тогда увели?

Джеймс Каттэрет побледнел.

— Как… так это вы… тот мальчик? — растерянно спросил он.

— Не бойтесь, я не привлеку вас к ответственности, вы должны только помочь мне отыскать мою семью и, надеюсь, сделаете это.

— Вы тот мальчик… Так вас тогда спасли?

— Никто не знает, откуда я и кто я! Мне удалось только узнать, что моя мать была нищей, и что вы увезли меня от нее. Судьба ко мне благоволила и не дала погибнуть в пламени. Я был спасен одним мушкетером, который вытащил меня ночью из огня и не дал погибнуть. Я чуть не умер от ожогов, болел несколько лет, но с тех пор ничего не могу вспомнить. Несколько лет я хожу по Франции, разыскивая вас, чтобы расспросить, кто же были мои отец и мать, и, наконец, нашел вас.

— Я не могу ничего вам сказать. Я охотно готов помочь вам напасть на след вашей матери. В то время я жил в Париже, на Ночлежном дворе, близ Сены. Там я и увидел вас с матерью, но не знал, как ее зовут, кто был вашим отцом я не знаю. Вы любили играть с моей маленькой лошадкой. Увидев, что ваша бедная мать не сможет прокормить вас, а мне вы можете принести большую выгоду, я украл вас и тайком взял с собой в Бове. Больше я ничего не знаю.

— На Ночлежном острове! Может быть, мне удастся узнать там что-нибудь, — сказал Нарцисс.

На улице перед балаганом послышался шум и голоса.

— Я жил у хозяина гостиницы «Белая Голубка», — продолжал Джеймс Каттэрет, подходя к занавеске, отделявшей переднюю часть балагана, чтобы узнать, в чем там дело. — Ваша мать была знакома с дочерью хозяина. Но что это такое, зачем сюда идут солдаты пограничной стражи?

Нарцисс очень испугался. Он сразу же понял, что они ищут его.

— Ах, боже мой! — сказал он. — Я пропал, если солдаты найдут меня здесь. Они считают, что я шпион или бродяга, а между тем я хотел только найти вас и расспросить обо всем, что меня интересует. Помогите мне, а то они меня арестуют.

— Не беспокойтесь, — ответил Джеймс Каттэрет, — пойдемте скорее.

Он подошел к клеткам и поднял половину, под ней было пустое пространство, половину закрывали колеса повозки. Он пролез туда, согнувшись. Нарцисс за ним.

— Отсюда вы свободно уйдете, пока солдаты будут искать вас в балагане, — сказал Джеймс Каттэрет.

— Благодарю вас, — сказал Нарцисс.

Укротитель торопливо вернулся в балаган, вслед за тем молодой человек услышал голоса своих преследователей.

Пробираясь таким образом, он, наконец, достиг выхода и, убедившись в отсутствии своих врагов, отправился в путь. Вскоре он благополучно достиг гавани. При виде кораблей Нарцисс решил, что попросит какого-нибудь капитана взять его на свое судно в качестве матроса, чтобы бежать из гавани.

Нарцисс живо привел свой план в исполнение и вскоре получил место на корабле, уходившем в Лондон.

Однако, он понимал, что опасность еще не миновала, так как солдаты могут начать обыскивать и гавань.

Если они найдут его, — он пропал!

XIII. АННА АВСТРИЙСКАЯ ОСТАВЛЯЕТ ДВОР

Незадолго до своей смерти Мазарини осуществил все, что задумал и что считал необходимым и полезным для французского трона.

Последним его делом был Пиренейский мир с Испанией, заключенный с большим торжеством и церемониями кардиналом и испанским министром доном Луисом де Гаро 7 ноября 1639 года. В то время блеск и роскошь отличали парижский двор. Благодаря заключенному миру Франция приобретала на севере Артур, многие области во Фландрии и Люксембурге, но в общем Мазарини просчитался, думая сделать выгодными эти приобретения.

9 июня 1660 года состоялось пышное празднество. Молодой король, с ранних лет проявлявший склонность к женщинам и роскошным пирам, но далеко не преуспев в образовании и не подававший больших надежд, послушался кардинала и пожертвовал хорошенькой Олимпией Манчини. Двор сразу же отпраздновал свадьбу с непривлекательной Марией-Терезией, дочерью Филиппа IV Испанского. При блестящем французском дворе она играла самую незаметную роль, потому что была лишена не только красоты и всякой миловидности, но даже не отличалась умом и нравственными достоинствами.

Мазарини, к большому огорчению королевы-матери, Анны Австрийской, хворал, сильно страдая в последнее время. В 1661 году он стал чувствовать приближение смерти.

До тех пор Людовик XIV охотно следовал его советам и позволял ему руководить собой, но тут смерть явилась к нему как раз кстати, потому что король уже начинал тяготиться его опекой.

Мазарини оставил большое состояние, множество драгоценных книг, дорогих произведений искусства, пышные дворцы и сады. В последние годы жизни он был статным мужчиной с кудрявыми черными волосами и высоким лбом, с той мягкостью выражения в лице, которое замечают у образованных итальянцев, с манерами и невозмутимостью действующей на окружающих. Он придавал большое значение своей наружности и уделял этому много внимания.

Успех, как считали многие, всегда сопутствовал Мазарини: он жил и умер, окруженный богатством и почестями.

Племянница его Олимпия, впоследствии вышедшая за графа де Суассон, из рода савойских Кариньянов, была матерью принца Евгения. Она долго пользовалась большой милостью короля, но потом впала в немилость и уехала жить в Брюссель.

Людовик сдержал данное кардиналу обещание.

Незадолго до смерти Мазарини, он закрепил за ним и узаконил его громадное состояние в двести миллионов ливров, нажитое скряжничеством и взятками.

Большая часть этого состояния досталась маркизу де ла Мальэрэ, женившемуся на Гортензии Манчини и получившему герцогский титул.

В последние дни жизни Мазарини Людовик энергично взялся за управление государством.

При нем королевская власть достигла апогея своего могущества. Вся общественная жизнь сосредоточилась при дворе и вокруг короля.

Из его подданных только те имели какое-нибудь значение, кто пользовался его милостью. Вследствие этого главной целью короля сделалось удовлетворение своего эгоизма, своей гордости и деспотизма. А подданные старались лестью и раболепием добиваться его милостей, которые одни только могли дать им счастье и положение. Все они, как будто, отказались от мысли быть чем-нибудь для самих себя, а были чем-то только для короля, то есть, отблеском его. Каждый знак его внимания делал их счастливыми, малейшее невнимание — несчастными.

Благодаря этому королевский трон вскоре окружили все признаки развращенного двора: бесхарактерность, клевета, зависть и постепенно преградили путь добродетели, честности и добросовестности. Чтобы составить наиболее полное представление о различных сторонах долгого и блестящего правления Людовика XIV, надо обратить внимание на четыре главные черты его характера: властолюбие, тщеславие, страсть к роскоши и, как ни странно, ханжество.

Жажда власти побудила его втянуть Европу в четыре кровавые войны. Из тщеславия он перенес свою резиденцию в Версаль. В то же время его страсть к роскоши сделали Францию образцом художественного вкуса в искусстве, литературе, законодательницей моды в образе жизни. Ханжество же, иногда прорывавшееся в его достаточно безнравственной жизни, делало его характер просто нестерпимым.

Впрочем, всеми действиями этого властолюбивого монарха руководило стремление к непосредственному личному участию в делах управления страной. Это проявилось уже в том, что после смерти Мазарини он не хотел больше назначать министра-премьера, а стал принимать доклады разных министров, а решения по всем вопросам принимал единолично.

Обер-интендант Фуке, который при Мазарини почти неограниченно управлял всей финансовой деятельностью, умело брал у финансистов кредиты для государства, но при этом так нажился, что смог окружить себя большей роскошью, чем сам король, был внезапно арестован по приказу Людовика, когда возвращался от него к себе домой.

Вскоре Фуке был приговорен судом к изгнанию, а король еще ужесточил приговор, сделав его пожизненным узником одной из отдаленных крепостей.

Будучи умным и влиятельным человеком, он покровительствовал поэтам и художникам, выписывал из дальних стран экзотические растения для своих роскошных вилл и прекрасных садов. Он сделал дворянство и сановников своими вечными должниками, постоянно ссужая их деньгами. Главным поводом к такой мере относительно Фуке было именно то, что последний затмил блеском своей обстановки пышность двора Людовика, задевая тем самым гордость короля.

После Фуке врагом его был Кольбер, простой, в высшей степени трудолюбивый человек, так умно управлявший финансами в государстве, что не только добывал деньги для войн, стоивших огромных сумм, но и для блестящих празднеств, и для подкупа иностранных министров, не прибегая ни к каким насильственным мерам. Благодаря его деятельности промышленность Франции развивалась быстрыми темпами.

Вернемся, однако же, снова к прежним дням жизни Мазарини.

В феврале 1661 года кардинал переселился в Венсенский замок, чтобы там спокойно доживать свой век.

Он чувствовал приближение смерти и хотел провести последние дни в мире и спокойствии. Кроме того, его сильно мучила водянка.

Анна Австрийская не отходила от него, верно исполняла свою обязанность супруги, ухаживая за ним. Она с глубокой грустью думала о приближающейся минуте разлуки.

Королева-мать, хотя и была уже преклонных лет, но все еще не утратила былой красоты.

Мазарини чувствовал ее любовь и доброту и от души был благодарен этой женщине за все, что она для него сделала и которая была его тайной женой.

Он терпеливо, без жалоб и стонов переносил страдания — близость и любовь Анны Австрийской смягчали их.

В первых числах марта кардинал почувствовал, что смерть приближается. Как только Анна Австрийская вошла к нему, он отослал камердинеров и остался с ней наедине, чтобы проститься без свидетелей.

— Все мои дела устроены, — начал он слабым, голосом, — я вынужден покинуть этот мир, предоставляя другим неблагодарное дело управления государством, которое так долго нес на своих плечах! Если бы ты не награждала меня столь щедро своей привязанностью, то моя жизнь не имела бы для меня смысла.

— Я старалась облегчить тебе тяжесть твоих обязанностей и украсить твою жизнь, полную забот, дорогой друг! Мне всегда было приятно сознавать, что я являюсь для тебя наградой за твои труды.

— Твоя доброта, любовь и забота всегда были единственными светлыми лучами моей жизни. Меня упрекают, что я нажил богатства, ах, Анна! Разве они вечны? Нет, нет, одна только твоя самоотверженная дружба была моим наслаждением в жизни. Я умираю, прими мою душевную благодарность за все, что ты сделала для меня! Я не заслужил такой любви, я не был достоин тебя, но ты не хотела ни благодарностей, ни восхищения тобой, ты хотела только сделать меня счастливейшим человеком, да благословит тебя Бог, благороднейшая женщина! Ты так возвышенна, что даже теперь, в мой последний час, я готов упасть к твоим ногам и сказать тебе, как я люблю и уважаю тебя, как преклоняюсь перед твоей добротой и величием твоей души.

— Ты слишком сильно хвалишь меня, друг мой. Я только исполняла веление моего сердца. Неужели мне придется расстаться с тобой, остаться одной в этой несовершенной жизни, в которой так мало истинных радостей, так много борьбы и лишений! Меня называют королевой, мне завидуют… ах, если бы люди знали, что часто прячется под порфирой, что нам приходится скрывать за улыбкой, тогда они перестали бы мне завидовать.

— Я знаю горе твоего благородного сердца, Анна. Мне пришлось узнать все твои тайны. У тебя болит сердце по тому бедняжке, которому суждено провести всю свою жизнь в заключении на далеком острове! Но не ты в этом виновата! Ты не властна приказывать судьбе, которая заставила тебя нести эту тяжелую ношу уже только потому, что у тебя сильная душа. Ты правду говоришь — ты беднее и несчастнее каждой твоей подданной, имеющей своих детей, каждая женщина может любоваться всеми своими детьми и всем им отдает свою нежность и любовь. Но и ты найдешь покой и мир, когда-нибудь, Анна!