Отряд медленно взбирался по усеянному камнями склону, среди редеющего леса, приближаясь к черному склону горы. Если оглянуться назад, то можно увидеть застывшие бело-зеленые волны, заполонившие маленькую долину. Высокие горные склоны, как забор, ограничивают ее со всех сторон, и только в одном месте была узкая щелка, через которую они сбежали сюда от Реки. Теперь, перебив, наверное, всех здешних рябчиков и набрав мерзлой ягоды, похожей на ежевику, люди отправились дальше. Все выше и выше, мимо отвесного склона, туда, где между крутыми боками двух гор есть проход наверх. Глубокий снег длинными языками петляет между торчащими вверх скалами, похожими на редкие гнилые зубы в челюсти огромного чудовища. Злой сильный ветер дует всегда в одном направлении, сверху вниз, грубо толкает в грудь человеку и лошади. "Зачем вы идете сюда?" - свистит он. "Здесь могу пролетать только я!"
      За перевалом снова лежала долина, такая же маленькая, как и первая. Еловый лес взбирался вверх по покатым склонам от тоненькой замерзшей речки, что сбегала с горы и пропадала в зеве пещеры. За ним - высоченный пик, проткнувший облака, такой огромный, что он казался столбом, одиноким перстом на фоне низкорослых сородичей. Справа и слева от него виднелись перевалы, с виду одинаково трудные и одинаково проходимые. Морг выбрал левый, и они снова тряслись в седлах, брели по пояс в снегу с лошадями в поводу, устраивали привалы среди гигантских валунов, дающих хоть какое-то укрытие от ветра. Потом поднимались и опять бороздили глубокие сугробы и скользили на обледенелых камнях.
      День проходил за днем - и каждый следующий походил на предыдущий. Густая пелена туч надежно закрывала солнце, снегопады следовали почти каждый день. Метели часто пытались сбить путешественников с толку, но Слепец всегда твердо знал, куда им следует идти. Он предугадывал появление ущелий: снег нависал над их смертельными зевами длинными козырьками, и ослепленный пургой человек мог зайти на него и понять, куда попал, слишком поздно. Он предупреждал о попадавшихся на пути расщелинах, заваленных рыхлым снегом - стоит свалиться туда и застрять, и никакая веревка не вытащит обратно.
      Они преодолели все, только несчастные кони слабели с каждым днем. Гевел и Кантор пытались найти у камней мох, как делал это Куги, но толи он здесь не рос, толи молодые воины не умели толком искать. Тем не менее, отряд двигался вперед.
      Вновь с неба летели голубые капли, после которых в кромешной мешанине туч оставались быстро затягивающиеся полыньи. Однажды лавина, сброшенная с вершины горы землетрясением, едва не накрыла путешественников, но их спас сосновый перелесок, принявший на себя основной удар.
      Край Мира был совсем рядом, в нескольких днях пути точно на север. С самых высоких перевалов можно было увидеть синее небо, выныривающее из облаков и смыкающееся с горами. Узенькая полоска с неправдоподобно ровным верхним краем, будто в том месте кто-то провел большущей кистью… На западе и востоке громоздились горы, и только на юге, в промежутках между двумя хребтами иногда проглядывала серая равнина. Впрочем, это мог быть туман, закравшийся в долину. Когда они дойдут до тех мест, то выяснят все наверняка.
      Едва восстановивши силы после сражения с Рекой, Слепец продолжил свои опыты, превращая в пальцы один крючок за другим. Сил и внимания это отнимало очень много, но трудная дорога по заснеженным горам не баловала событиями. Конь Слепца послушно шел за конем Морга; седок по-прежнему был накрепко привязан в седле. Он мог полностью уйти в себя, рождая человеческую плоть из бронзы. Пальцы получались тонкими, с бледной, почти прозрачной кожей, скрюченными, словно перенявшими эту форму у рождавшего их металла. Однако, это были настоящие пальцы! От каждой новой удачи Слепцу хотелось кричать и прыгать, рассказывать каждому члену его маленького отряда - но сил на это уже не оставалось. Лишь перед сном, в сугробе или каменной расселине он иногда хвастался о очередной победе над увечьем Приставале. Тот встречал новости равнодушно.
      На второй неделе пути отряд подошел к новому длинному хребту, который рассекала глубокая трещина. По дну бежал бурный поток, сковать который льдом было не под силу самому лютому морозу. По берегам его валялись камни, росли чахлые, кривые сосны и редкие кусты колючего шиповника. Стены ущелья покрывали выступы, расположенные на разной высоте, и на самых высоких стояли маленькие группки мрачных кедров с толстыми, узловатыми ветвями. Неугомонный Гевел на первом же привале совершил рискованное восхождение на одну из таких ступеней и сбросил вниз множество прекрасных, смолистых поленьев для костра… Дно ущелья вскоре стало заметно опускаться, загибаясь при этом к западу, а стены резко разошлись по сторонам. Отряд медленно двигался по левому берегу шумной речушки, постепенно погружаясь в густой хвойный лес. Незаметно ущелье превратилось в долину, которую окружали пологие склоны, так же заросшие лесом. Впереди больше не было гор. Совсем рядом, внизу лежала равнина, до сих пор укрытая плотным снежным покровом. В синеватой туманной дымке у горизонта вставала гряда холмов, огромных сплющенных конусов… От них, даже на таком огромном расстоянии, веяло холодом: туда весна тоже не торопилась.
      Да, так оно и было. Судя по тому, сколько прошло дней с тех пор, как отряд покинул Северное Гнездо, весна уже наступила. Однако здесь, в этом суровом северном краю она не баловала людей теплыми солнечными лучами и звонкими ручьями. Наоборот, горная река, вдоль которой путешественники двигались несколько дней, постепенно раздалась вширь, успокоилась и спряталась под ледяным панцирем.
      Через две недели после того, как они вошли в ущелье, можно было считать, что горы преодолены. Удивительно, но ни одна из их лошадей до сих пор не пала, даже те, что ушибли ноги при спуске по террасам на той стороне Реки! Видно, почуяв, что дорога становится легче, лошади даже повеселели и иногда жеребец Слепца позволял себе заигрывать с кобылой Морина…
      По мере того, как маленький отряд преодолевал горы, Слепец побеждал сам себя. Новорожденные пальцы пока вели себя не намного лучше крючьев: они с трудом разгибались, не могли удержать ложку или почувствовать кончиками шероховатость древесного ствола. День за днем Слепец упорно тренировал вновь выращенные члены, возвращая жизнь в их чахлую плоть. И они начинали повиноваться.
      Кроме того, в один прекрасный день Слепец совершил еще одно превращение. Он изменил глаза, сделав хрустальные шары обычными человеческими глазными яблоками. Правда, в отличие от пальцев, он не мог оценить, насколько хорошо это у него получилось. Призвав Морина, как всегда, вечером, на привале, Слепец стал выпытывать у него, как выглядит теперь его лицо. Приставала, как обычно в последнее время, был мрачен и немногословен.
      – Лицо как лицо. Худое, черное, злобное - чисто разбойник лесной. Я бы тебя испугался - да сам такой, если не чище.
      – А глаза? Они изменились? - Слепец осторожно скользнул взглядом справа налево. Раньше он ни за что не мог устремить взор в сторону, если не поворачивал всей головы.
      – Хм… Да с виду вроде как всегда. Не, шевелятся! Точно, шевелятся. Не знаю, что уж лучше - когда они неподвижные были, или так…
      – А цвет? Какой у них цвет?
      – В темноте разве ж разберешь? Вроде бы они как были у тебя прозрачные, будто в глазницы воды налили, так такими и остались. Я ведь все равно не знаю, какими они раньше были!!
      – Карие, - тихо произнес Слепец. Кажется, вернуть себе прежний цвет радужин он не в силах, но стоит ли об этом печалиться? В тот раз он уснул с радостью в сердце.

*****

      Прошло еще некоторое время, за которое они немного отдалились от черных гор. Солнце садилось теперь почти точно справа от них: в вечных тучах появлялись разрывы и яркие желтые лучи, отражаясь от наста, били в глаза миллионами слепящих лучиков. Среди елей и пихт стали появляться березы и буки, похожая на ежевику ягода исчезла. Кони глодали мох на стволах деревьев и вырывали из-под снега жухлую прошлогоднюю траву… Глядя на их тощие бока и дрожащие ноги, не верилось, что они до сих пор в состоянии идти и тащить груз. Сколько еще мог продолжаться этот мучительный поход? День, два, неделю? Несмотря на обманчивые надежды, внушаемые близким потеплением и выходом на равнину, никто не обольщался. Если в самое ближайшее время они не выйдут к жилью, то могут остаться навсегда в этих лесах.
      Однако, в самый критический момент, за очередным поворотом реки, лес разошелся по сторонам. Недалеко изо льда торчали толстые опоры моста, составленные из нескольких стоящих рядом кедровых стволов. Настил был снят, вероятно, в преддверии будущего ледохода - чтобы не снесло. На пологих берегах теснились дома, возвышавшиеся над сугробами на надолбах. Ближе к опушке леса по левой стороне поднимался каменный утес, на который вела полузаметенная снегом дорога. На утесе дома стояли прямо на земле, все огромные, сложенные из толстых бревен. В их окружении высились стены маленькой крепостицы с каменной башней во внутреннем дворе. Еще дальше, за крепостью, смешанный лес покрывал склон одинокой горы с круглой макушкой. На ее вершине стояла сиротливая черная сосна, пережившая, видно, сильный пожар. Ветви ее, походившие на заломленные руки, тянулись к небу, словно вопрошая, за что оно послало кару на несчастное дерево…
      Из труб домов струились жидкие дымки, две или три человеческие фигуры брели по льду реки с ведрами в руках. Вот одна из них застыла на мгновение, а потом выронила ведро и бросилась бежать, спотыкаясь и застревая в сугробах. Морг, не смотря на изрядные годы имевший зоркие глаза, указал на бежавшего рукой.
      – Они тут чего-то боятся… Наверняка в крепость помчался.
      Слепец ничего не ответил ему. В полном молчании отряд достиг крайней, кривой улочки этого крошечного городка и по ней уже гораздо быстрее выбрался на главную, ведущую от моста на каменный утес. Громадные сугробы, казавшиеся в сером свете дня кучами соли, оставляли для проезда лишь узкую полосу. Совсем уже тоненькие тропки вели от нее в стороны, к утопавшим в снегу заборам, из-за которых за пришельцами мрачно наблюдали темные слюдяные окна. На крышах, там, где кончались снежные шапки, виднелись зеленые пятна медной кровли. Нигде не было видно ни души, только в окнах появлялись и снова исчезали бледные пятна лиц.
      У подножия утеса дорога расползалась небольшой площадью, посреди которой возвышался еле заметный в сугробах постамент - то ли место для казней, то ли трибуна для выступлений на городских собраниях. Стоило отряду подъехать к нему, как сверху по дороге спустились восемь всадников. Было видно, как за их спинами с резким скрипом закрываются ворота, обитые крест накрест стальными полосами. Лица "встречавших" выглядели далеко не дружелюбно. Все восемь всадников настороженно разглядывали пришельцев, сжимая тем временем рукояти мечей и топоров. Панцири и стальные пластины на кожаных доспехах укрывали их тела, конические верхушки шлемов, надетых поверх шерстяных шапок, тускло блестели.
      Один из восьмерых, пожилой человек с пустым левым рукавом, держался чуть впереди остальных.
      – Остановитесь, подлые южные псы! Сложите свое оружие и спешьтесь, тогда, быть может, проживете подольше, - голос безрукого глухо рокотал, словно он говорил в большую кадку. Морг с усмешкой повернулся к Слепцу:
      – Такие здесь, на правом берегу, законы гостеприимства?
      Остальные напряженно, исподлобья разглядывали враждебно настроенных местных жителей, а Гевел и Кантор тоже схватились за мечи. Слепец легко спрыгнул с коня и бросил поводья Моргу. Пройдя вперед и остановившись только у самого коня однорукого, он подбоченился и улыбнулся.
      – Не спеши поносить нас, старик, и бойся угрожать нам! Я не хочу ссориться с вами, поэтому должен перво-наперво объяснить, что пришли мы вовсе не с юга, а с противоположной стороны.
      Однорукий свел вместе седые брови и поднялся на стременах.
      – Лжешь, собака!! - заревел он, вытягивая вперед оставшуюся руку и потрясая кулаком. - Нет на севере таких поселений, откуда могли прийти пять вооруженных мужчин на конях, да еще в таких странных одеждах!
      – Что ж тебе не нравится? Красный цвет курток этих доблестных воинов или синий моей?
      – Ни ты, ни они! Мужчины не одеваются в петушиные цвета, оставляя эти забавы для глупых баб. Только гнусные псы, живущие на юге, носят такое платье.
      – Судя по тону, с которым ты говоришь, теплого приема нам ждать не стоит, даже если мы разоружимся, так? Но мы не будем сдаваться под ваши пытки, хотя и драться тоже не желаем. Можешь не верить, однако мы действительно идем с севера. Из далеких гор, много дней подряд среди снегов и камней… Нам нужен отдых, свежая пища - и все.
      – И ты думаешь, что я поверю тебе, проклятый лазутчик Кутлаха? Думаешь, вот эта рука даст тебе кусок хлеба и застелит постель?
      – Да уж вижу, что этого ты делать не собираешься, - вздохнул Слепец. - Послушай, ты обвиняешь нас беспочвенно и бездоказательно. Если мы уйдем ни с чем, то можем умереть в лесу от голода и усталости!
      – Нет, вы умрете раньше! - зловеще пообещал однорукий и сделал своим воинам знак приблизиться. - Вам придется расплатиться с лихвой за битву при Габри и смерть нашего герцога… А также за мою руку!
      Яростно оскалившись, злой старик выхватил меч и двинул лошадь на Слепца. Тот поспешно отскочил назад и приготовился бежать.
      – О чем ты говоришь? - удивился он, тем не менее. - Какие битвы могут быть здесь, в этом дремучем краю? Неужели кто-то решил захватить себе ваши ободранные елки?
      С рычанием однорукий снова подался вперед, но короткий окрик "Стой!" заставил его осадить коня. Морг спокойно целил из лука в разбушевавшегося старика, и остальные были готовы вступить в битву.
      – Если не хочешь стать еще и одноглазым, то не двигайся! - посоветовал Слепец и с достоинством выбрался с обочины, из сугроба, в который загнал его воинственный старикан. Другие северяне со злобными воплями стали размахивать мечами и топорами, призывая врагов сразиться с ними, как мужчины с мужчинами. Очевидно, в спешке или по глупости они не захватили с собой луков. Однако, стрелки могли выйти на стены - расстояние до них было не очень большое. Хороший лучник способен запросто попасть в цель, а на Слепце, как и на других, не было даже шлема…
      – Стреляй!! - взвыл между тем однорукий, снова замахиваясь для удара. В голосе его сквозило отчаяние и горечь, причем такие, что Слепцу даже стало жаль его.
      – Да подожди ты!! - закричал он, выставляя вверх руки, словно собираясь повелевать ветром и молниями. Это зрелище внезапно заставило старика застыть. - Найди в себе хоть каплю разума и выслушай меня, а не свою ненависть!! Если б мы были лазутчиками, неужели стали бы мы выезжать вот так, открыто, к вашим стенам? Неужели стали бы мы разговаривать и убеждать? Нет. Наши стрелы уже торчали бы из всех вас. Однако я до сих пор хочу решить дело миром. Вбей все это в свои старые мозги, или для них такие размышления слишком сложны? Закрой рот, опусти меч и поведай нам лучше, что за война пришла в ваши места? Кому пришла в голову идея увязнуть в олгмонских лесах?
      Тяжело дышащий старик наконец опустил свою единственную руку и посмотрел на Слепца уже с испугом.
      – Кто ты, бесстрашный незнакомец? - спросил он, тихо и по-прежнему глухо. - Твои глаза пронзают меня насквозь, как самый сильный зимний ветер. Будто две ледышки у тебя в черепе. Но… ты не можешь быть нашим другом, или даже человеком, стоящим в стороне от нашей войны. У Олгмона больше нет друзей, кроме, разве что, осажденного Скалгера. Может быть, ты послан оттуда?
      – Что? - Слепцу снова пришлось удивляться. Он разом забыл обо всех опасностях, о недружелюбии олгмонцев и прежней недоверчивости однорукого. - Ты, наверное, пьян, старик? Скалгер - осажден? Могучий город со всеми его чудесами и многочисленным населением - в осаде? Кому под силу такое?
      – Хочешь заговорить мне зубы? - обиделся старик. - Называешь меня пьяницей? Будь ты проклят, если издеваешься! Как ты можешь не знать обо всем этом? Ты что, провел весь последний год в спячке, что не знаешь ничего о потрясших мир событиях?
      – Представь себе, так оно и есть. Может быть, мы с моими друзьями очень долгое время жили в горах, в одной из тамошних маленьких прекрасных долин? Ты не веришь?
      – Я стар, но еще не выжил из ума, - снова нахмурился однорукий. Играя желваками на сизой щеке, он некоторое время смотрел на снег под копытами своего коня. Остальные олгмонские воины, недоумевая, перебрасывались короткими фразами, которые Слепец не мог расслышать.
      – Хорошо, я расскажу тебе, что случилось с нами, как будто ты не знаешь этого сам. Слушай, и приди в ужас, ибо мир наш катится в пропасть. Мы все, - старик широким жестом обвел рукой вокруг себя. - Уже мертвы, хотя на самом деле еще движемся, дышим, говорим. Смертельный враг неотвратимо приближается к нам с юга. Он хочет, чтобы мы покорились - или умерли. Сам понимаешь, северный народ не сдается на милость победителей, пусть даже они стократно сильнее его… Значит, скоро придет наше время отправиться к Смотрящим Извне и проливать слезы на небе, глядя, как враги заполоняют наши славные леса.
      Они пришли к нам с далекого юга, дальше, чем Хагмон. Из огромной страны под названием Накрия, в которой даже я никогда не был. Их войска неисчислимы, а жадность и жестокость не знают границ. Военачальник по имени Кутлах подступил к Габри, городу на юге нашего королевства, и потребовал сдаться под владычество какого-то южного тирана. Я не помню его тарабарского имени… Но наш король Мажион был настоящим мужчиной. Он быстро привел под Габри свою армию, составленную из лучших воинов Олгмона… Да, лучших. Наш герцог отправился туда с сотней солдат, и я был с ними. Увы! Олгмонская армия была такой же маленькой, как вся наша страна. Три тысячи воинов, а врагов - в шесть раз больше. Мы бились, как поднятые из берлоги медведи, мечи наши затупились и покрылись кровью от острия до рукояти, но силы были слишком неравны. Герцог погиб у меня на глазах, поднятый на копья. Самому мне отсекли руку, и только сын, оказавшийся рядом, спас мне жизнь. Остатки нашей армии бежали в леса… Король погиб, город пал, страна с ужасом стала ждать, когда враг захватит остальные ее пределы. И вот, через пять месяцев после той битвы, войска Кутлаха идут на нас. Мы даже не знаем, остался ли в Олгмоне свободным еще какой-то город? Теперь это неважно. Сын герцога, собрав всех, кто способен держать оружие - кроме вот этих семерых - выступил навстречу врагу. Он надеялся устроить засаду и отбить нападение… Ах, я уже не надеюсь на его победу. Скорее всего, наших воинов сейчас безжалостно убивают свирепые солдаты Кутлаха.
      Слепец, слушавший повествование старика с опущенной головой, расправил плечи и взглянул на рассказчика. Казалось, внутри его прозрачных глаз горел холодный голубой огонь.
      – Это там? - сурово спросил Слепец, указывая на мост и едва видимую дорогу, исчезающую в лесу. Однорукий не слышал его. Уставившись вдаль, он беззвучно плакал. Тогда Слепец, развернувшись, бегом достиг своего коня и запрыгнул в седло.
      – Скорее! - воскликнул он, обращаясь к своим спутникам. - Где-то недалеко отсюда идет битва. Олгмонцы сражаются с неведомым войском, пришедшим с далекого юга… Без сомнения, оно послано сюда Клозергом. Мы должны вступить в битву и помочь здешнему герцогу!
      – Чего? - опешил Приставала. - Вступить в битву? Вот так сразу, не поевши?
      – Оставайся здесь, - криво ухмыльнулся Слепец. - Может быть, вон тот добрый старичок без руки сжалится над тобой и даст покушать.
      Морин бросил быстрый взгляд на мрачное лицо однорукого, вытиравшего слезы рукавом.
      – Да нет, я уж лучше в битву. Эхма, раззудись плечо! Только я, чур, вас сзади прикрою…
      Но никто уже не слушал его болтовни. Слепец заставил измученного коня мчаться из последних сил, искреннее надеясь, что далеко скакать ему не придется. Остальные, один за другим, двинулись за ним, а оставшиеся за спиной олгмонцы растерянно наблюдали за отъездом странного отряда. Однорукий старик смотрел на это безучастно - судя по скорбному выражению лица, он снова погрузился в мысли о скорой смерти своего гордого народа.
      Миновав реку по гати из вмороженных в лед бревен, что лежали рядом с мостом, отряд углубился в лес. Дорога, такая же узкая, как и улица городка, вела на юго-запад по прямой просеке. Лошади хрипели, роняя клочья пены, пригибали головы к земле и спотыкались. Нет, не дотянут! Лес по сторонам от дороги был густ и чрезвычайно мрачен. Несмотря на то, что на дворе стоял полдень, в глубине бора царила зловещая темнота. Прямые стволы сосен, росших в шаге одна от другой, устремлялись на высоту четырех человеческих ростов. Лишь на самом верху у них росли плотные кроны, остальные ветви давно погибли от недостатка солнца. В мешанину лап плотно набился снег, и теперь весь лес был словно накрыт крышей, наглухо загородившей землю от скудного дневного света. Внизу, у сосновых корней, не росли кусты, только редкие скелеты сухих папоротников торчали из сугробов. Ветер не забирался туда: среди стволов расползалась угрожающая тишина, казавшаяся еще более грозной на фоне слабых звуков копыт, бьющих по утоптанному снегу на поверхности дороги.
      Но тишина длилась недолго. Через полтора часа скачки, когда ноги коней уже стали разъезжаться, а сами они жалобным ржанием пытались заставить всадников сжалиться над ними, по просеке навстречу отряду прилетели далекие звуки боя.
      С неба падали частые, крупные снежинки, медленно танцующие в воздухе. Ветра не было, и они выписывали сложные па, кружась друг вокруг друга… Впереди ждал крутой поворот: издалека казалось, что просека кончается тупиком, упираясь в строй темно-желтых стволов. Очевидно, прямо за поворотом и шло сражение. Слепец остановил задыхающегося коня и спрыгнул вниз.
      – Ты куда? - завопил Приставала. - Что ты собираешься делать? В одиночку победить армию?
      – Нет, всего лишь помочь это сделать олгмонцам, - возразил Слепец. Оглядевшись, он скинул свою меховую куртку и поправил на поясе ножны. - Если есть шанс уберечь их от разгрома, я должен попытаться это сделать. Еще раз говорю: нет сомнений, что армии, пришедшие с юга посланы Клозергом. По словам того старика они захватили уже почти все Правобережье, так что союзников у нас осталось очень мало. Нужно их беречь.
      – Посмотрел бы на свою рожу! - в отчаянии воскликнул Морин. - Ты вообще еле стоишь на ногах, а вспомни, сколько сил отняла у тебя прошлая схватка? Ведь ты сейчас собираешься не махать мечом, а снова призвать на помощь колдовство?
      – Точно. Отдыхать буду в могиле… А ты со мной не ходи.
      – Это почему? Думаешь, я такой трус?
      – Нет, я знаю твою смелость, ибо видел ее проявления, Морин. Но здесь четверо из нас с детства учились воевать, а один - ты - нет. Кроме того, я не хочу после сражения тащиться пешком - вдруг лошади обидятся на нас и сбегут? Или из лесу выйдут волки? Ты будешь их сторожить.
      – Сам бы послушал, какие глупости рождают твои лживые уста!! - снова воскликнул Морин, однако в голосе его послышалось тщательно скрываемое облегчение.
      Пешим ходом Слепец, Морг, Гевел и Кантор достигли поворота и углубились в лес, чтобы наблюдать за битвой никем незамеченными. Действительно, сражение кипело недалеко от этого места. В белой круговерти, в которой к снегопаду прибавлялась поднятая сотнями ног снежная пыль, мелькали редкие тускло поблескивающие панцири, темные кожаные куртки и иногда - странные светло-желтые одежды. Гул, слагавшийся из множества криков - победных, горестных, предсмертных мешался со звоном мечей и треском разрубаемых в щепы щитов.
      Не выходя из-за прикрытия длинных и тонких сосновых столов, маленький отряд продвигался к месту сечи ближе и ближе. Сначала они миновали стоявшую чуть поодаль группу военачальников-олгмонцев на конях. Рядом стоял крошечный резерв из пары десятков воинов в панцирях. Встревожено переговариваясь, всадники то и дело показывали руками в глубь леса, кто направо, а кто налево. Слепец сразу насторожился, и не зря. Впереди, прячась за деревьями, располагалась засада: люди в косматых полушубках и лисьих шапках с хвостами, сжимая луки, охраняли фланги. К счастью, они не оглядывались, так как ждали противника только спереди. Зоркие глаза Слепца разглядели еще дальше не менее сотни темных пятен на снегу, между желтыми стволами. Трупы наступавших… Коротким взмахом руки он велел своим людям уходить дальше влево. Для того, чтобы обогнуть засаду и выйти в тыл атакующей армии, нужно было сделать изрядный крюк. Как бы не опоздать, пробираясь по лесным сугробам… Однако, не стоит идти напрямую и пытаться объясниться с нервными олгмонцами - уж если в городе старик готов был броситься на Слепца с мечом, то здесь и раздумывать не станут, сразу истыкают стрелами. Лучники они, судя по всему, отменные. Придется поторопиться.
      На обход Слепец потратил больше получаса. Он уже сильно сдал, так что боялся, как бы не упасть прямо здесь, в чаще. Кантор и Морг пытались подхватить его под локти, но он яростно отогнал их прочь. Вглубь леса долетали только глухие отзвуки сражения, которое то затихало, то возобновлялось с прежней силой. Казалось, звон оружия и крики умирающих приходят из невообразимой дали, нисколько не нарушая, даже наоборот, подчеркивая тишину. Легкий ветер шумел высоко в сосновых ветвях, роняя с них вниз маленькие серебристые облачка… Наконец, когда Слепец повернул к дороге, до него донесся мощный, дикий вой, чем-то похожий одновременно на боевой клич и рев стада разозленных быков.
      У самой просеки дорогу преграждал густой ельник - совсем узкая полоса, состоящая из молодых деревьев, выросших тут, очевидно, уже после того, как люди вырубили проход. Пришлось идти напролом сквозь мешанину колючих лап, щедро усыпанных снегом, который так и норовил залезть за шиворот, облеплял лицо. Морг и его молодые товарищи сняли меховые шапки и одели вместо них кольчужные капоры, концы которых спускались далеко вниз, прикрывая грудь, плечи и спину. В руках они сжимали небольшие тугие луки. Слепец лука не имел, поэтому он обнажил голубое лезвие своего меча.
      Еще находясь в глубине ельника, не видя глазами дороги, Слепец ощутил присутствие многих сотен разумов. Они привиделись ему такими, какими он привык их воспринимать во время своей слепоты: ярко-красные и темно-бордовые пятна, имеющие контуры человеческих тел, более яркие вверху и темные снизу. Эти светили яростью и злобой; другие, бледных оттенков желтого, зеленого и голубого, были рождены страхом, болью и безнадежностью. Пятна соприкасались друг с другом, вспыхивали ярче и тускнели, меняли цвет, падали и таяли… Кроме того, Слепец чувствовал, как волны чужих чувств поочередно накатывают на него, будто порывы сильного ветра. Он мог понимать, что значит каждая волна. То же самое, что и цвет - ярость, боль, жажда крови, отчаяние, мольба о пощаде, страх. Крики, хрипение, боевые кличи, команды, звон металла и свист пролетающих стрел, а также жуткий глухой стук рассекающих живую плоть мечей и топоров… Все ближе и ближе.
      – Довольно! - воскликнул Слепец, вытянув в сторону невооруженную руку и останавливая воинов. - Мы не станем высовываться, а нанесем удар отсюда.
      – Волшебство? - неодобрительно покачал головой Морг.
      – Да, - ответил Слепец. - А ты хотел победить с помощью лука и меча? Врагов там сотни, а может, тысячи. Даже если, пользуясь внезапностью и неразберихой, ты прикончишь пару десятков, это ничего не решит.
      – Ты говоришь не как полководец, - возразил Морг. - Я никогда не лез к тебе с советами, но сейчас не поход через горы и не схватка с Рекой. Идет сражение между двумя армиями, а уж в этом я толк знаю! Будь я на месте того герцога, что глупо губит своих людей на просеке, я выиграл бы битву без всякого волшебства. Их лучники стоят в чаще и отбивают атаки с флангов. Я бы послал их вперед, бить из леса столпившихся на просеке солдат. Почаще менять позиции, создавать впечатление присутствия среди сосен множества стрелков! Если там воины в тяжелых доспехах, им никогда не приблизиться к легким лучникам на расстояние удара. Рано или поздно они испугались бы и побежали.
      – Возможно, ты и прав, - пожал плечами Слепец. - Даже скорее всего прав. Но мы явились слишком поздно, чтобы давать такие полезные советы, а осуществить подобный план вчетвером явно не сможем. Поэтому мы применим волшебство, чего бы это мне ни стоило. Беда только в том, что я пока не могу понять, как отделить врагов от друзей? Там ужасная неразбериха.
      – Как всегда в битве, - важно заметил Кантор. Гевел кивнул, соглашаясь с ним, а Морг усмехнулся в седые усы.
      Слепец постарался сосредоточиться на своем "внутреннем зрении", для чего поспешно закрыл глаза. Сжав Талисман Воды, он почувствовал, как волны тепла поплыли от него в разные стороны. Они были так осязаемы, что пошевелили волосы, свисавшие на лоб. Все тело быстро наполнилось силой и мощью, такой знакомой, такой прекрасной! Снег, лежавший на земле и на лапах елок, сорвался со своего места и начал кружить в медленном хороводе. Слепец был окружен снежным смерчем, начавшимся у его ног и постепенно разраставшимся, расползавшимся по сторонам. Воины прикрыли лица руками, когда ленивая метель принялась трепать их одежды, но вскоре круговерть ушла. Четверо людей стояли посреди затишья, а вокруг поднимались высокие стены, состоявшие из летящего по кругу снега. Они словно бы спрятались внутри странной башни, которая росла и наливалась чудовищной мощью. Воздух наполнял тяжелый гул, как будто бы ветер дул разом в десятке широких труб. На некоторое время рост снежной башни прекратился, и она нерешительно задрожала в воздухе. Ветви елей непрерывно тряслись - казалось, они решили станцевать здесь какой-то загадочный танец, или же просто силились вырвать корни из земли и бежать прочь.
      – Я все понял, - прошептал вдруг Слепец. Все это время он не переставал оглядывать поле битвы своим внутренним оком, пытаясь понять, как же отличить друзей от врагов?