— Не вздумайте пальнуть! — предостерег бойцов Жилин.
— Шо ж я, дурак? — фыркнул Соловейчик.
— А кто? — не смогла не съехидничать Яэль.
Бранкевич пнул антенницу ногой — проплыл «образ» стеклянного сапога. Щупы мгновенно убрались. Растение, отсвечивая темно-красным, стало запихивать себя обратно в щель.
— Наверху они вялые, — рассказывал Бранкевич оживленно, — в песок закапываются, хрен найдешь. А тут — вода, хоть залейся…
— Разрезвились, — проворчал Жилин, ставя лучевик на предохранитель. — Какая здесь глубина?
Гирин посмотрел себе под локоть, на перевернутую приборную доску.
— Сто пятьдесят.
— Может, мы не тут ищем?
— Да тут они где-то… Стоп!
Платформа дернулась и остановилась.
— Слышите? — Гирин замер в неудобной позе, подняв руку.
Яэль затаила дыхание и вслушалась — слабеньким эхом докатился не звук даже — звучок. Ритмичное звяканье. Гулкий стук мерными очередями. Металлический стрекот.
— Вообще-то, — сказал Бранкевич, — там модуль и должен быть. Техно.
— Техно, говоришь? — Жилин спрыгнул с платформы и полувидным жестом позвал за собой: — Пошли. Платформа пусть здесь останется.
Дальше туннель ветвился — от главного ствола отходили еще два таких же. «Направо пойдешь, — вспомнилось Яэли, — коня потеряешь…» Шестиногие роботы побежали по среднему туннелю. Но скоро прискакали обратно. Нырнули в левый и тоже вернулись. Оба прохода оказались завалены породой — глыбами пемзы, спрессованным пеплом, обломками пенотитановых бандажей. Было ясно, что без подрывников здесь не обошлось. Отряд свернул вправо. В туннеле было заметно суше и теплее. Свету тоже прибавилось, Обомшелые стены углубились, расширяя площадь для огромных — метров десять в обхвате — гофрированных труб, выходивших из пола и наподобие толстых колонн упиравшихся в потолок. На одних была выведена большая латинская «D», на других— жирная «Т». А впереди, за парой громадных ворот, раздвинутых почти до самых пазов, шумел и сиял огнями технологический модуль. Огромный кубический зал, куда спокойно могла вместиться пятиэтажка, был залит ярким голубоватым светом и переполнен движением и блеском. Шаровые манипуляторы перекладывали какие-то каркасы; киберы с завораживающей монотонностью повторяли несложные операции, что-то с чем-то соединяя, налепляя на остовы органическую обшивку, заталкивая на место разные блоки — работал У-конвейер. Зигзагом, окольцованный магнитной подвеской, перетекал сверкающий ручей металла, разбиваясь в селекторе на струйки — словно ртутное дерево прорастало сквозь путаницу конструкций. Лязг, погромыхивание, стрекот, щелканье, высокие свисты и низкие гулы метались средь решетчатых ферм и цельных столбов, рикошетом отражаясь от гладких серых стен, мячиками прыгая по зачехленным энергогенераторам. Над полукруглыми воротами было выведено огромными светящимися буквами: «Производственная Группа», а ниже коряво добавлено: «Посторонним вход воспрещен! Стреляем без предупреждения!»
— Едрить твою налево! — раздался в наушниках голос Гирина. — Обнаглели уже до крайней степени!
— Вон они! Вон! — шепотом завопила Яэль, указывая на штабель ящиков, из которых торчали ульмотроны — толстые гладкие цилиндры в полтора метра длиной.
— Быстро грузим! — распорядился Жилин и подхватил упаковку с ульмотроном.
Яэль кинулась тоже, примериваясь к ящику, но Гирин отстранил ее без особых церемоний.
— Как-нибудь без вас! — шаркнул он сапогом огромного размера.
— Макс! — вознегодовала Яэль.
— Яэль! — прикрикнул Жилин. — В нем почти центнер весу! Следи лучше за коридором!
— Есть… — вздохнула Яэль, переживая свою слабосильность.
Все мужчины в группе были огромны и крепки, они подхватывали тяжелые ящики, волокли их к платформе и бегом возвращались обратно. Пять ульмотронов. Десять. Пятнадцать. В наушниках у Яэль хрипло дышали, хекали с натугой, отдувались.
Издалека донесся тихий гул — словно ядро катили по железу, и Яэль вскочила.
— Пурпуры! — крикнула она. — Глеб!
— Слышу! Макс! Гоша! Вы таскаете ульмотроны, мы вас прикрываем!
Под потолком загуляло эхо, и в круглой решетчатой сборке замелькала транспортная капсула. Она затормозила у вертикальной шахты и скользнула вниз. Мутно-прозрачная капсула вмещала четверых пурпуров в белой броне вершителей. Жилин быстро скомандовал:
— По соленоидам — огонь!
Прогремели удары из лучеметов. Баранки катушек разваливались, сыпя градом крупных синих искр, или сползали чулком по изломившейся шахте. Стена за ней покрылась пузырями. Фигуры в капсуле задергались, и тут шахта просыпалась на пол грудой раскаленных профилей. Капсула резко просела, скрежетнула и рухнула. Она раскололась, как банка с четырьмя консервированными патиссонами — распалась надвое, натрое, осыпалась блестками дробленого стекла. Пурпуров раскидало. Одного привалило упавшей штангой лифта, другой уже разгибался, вставая, но дезинтегратор он выронил, и Жилин одним импульсом поразил оружие. Лучемет расплескало лужицей вокруг керамического ствола — словно в жару обронили эскимо на палочке. Пурпур бросился было бежать, но «пауки», воинственно наскакивая, брызнули в него синими лучиками парализаторов. У человека в броне заплелись ноги, он ляпнулся на пол.
Но вот вторая двойка пурпуров быстро скумекала, что к чему. Залегла за изрезанными конструкциями шахты и открыла огонь «по всем азимутам» — двойка не различала нападавших, а переключить бопы на инфракрасный было недосуг. Или невдомек.
Плазменные заряды язвили стены, выплескивая пластолит, перебили магнитную ловушку, и жидкий металл хлынул на пол зеркальной струей. Плитки пола затрещали, лопаясь и заворачивая края.
— Яэль! — крикнул Жилин. — Прикрой меня!
Яэль открыла огонь, стреляя быстро, не целясь, в экономичном режиме. Колеблющиеся оранжевые струи прожигали титановые листы, жаля глаза слепящими вспышками, вязли в булькающей керамике, проливали стеклянный дождь, выли или гулко ухали, смотря какой длительности был импульс.
Жилин зашел пурпурам в тыл и двумя выстрелами подрезал решетчатый мостик, висевший метрах в пяти-шести над полом. Мостик обвалился, перекособочась, и придавил обоих пурпуров. Бандитам достаточно было встать на четвереньки, чтобы сбросить гудящий пролет, но на это движение ушло целых две секунды. Жилину их хватило. Длинным импульсом он намертво сплавил ножные сегменты обоих БК. Металлокерамика размягчилась от жара, вершители задергались, но Глеб хладнокровно прижал бронированные сапоги своим башмаком, чтобы шов не разошелся. В вязкой броне остался четкий след.
Подбежал Бранкевич, махнул в сторону туннеля и показал на пальцах «10» — идут, мол, десять боевичков, и с дурными намерениями. Жилин кивнул и спросил по внутрянке:
— Макс, все взяли?
— Двадцать два! — выдохнул Гирин.
— Все, отходим!
— Атака базы! — завыло под потолком. — Проникновение через блок «А»!
— Включить маскировку! — быстро сказал Жилин и вскочил. — Яэль, за мной!
— Есть!
Когда Соловейчик с Гириным задвигали тяжелые створки ворот, Яэль успела заметить в сужающейся щели большеголовые фигуры в боевых скафандрах. Максим наскоро заблокировал внутренние ворота и кинулся к внешним. Лева с Гошей уже дергали створку, но только втроем с Гириным удалось ее закатить.
— Тяжелая, ч-черт… — сказал Макс, отпыхиваясь. — Лева, бросай!
Соловейчик кивнул шлемом и трусцой побежал к повороту. Секундная пауза — и за воротами захлопали плазменные разрывы. Квадратные окошки вверху вскипали и сеялись шариками расплава.
— Яэль, бегом! — крикнул Жилин. Двигаясь спиной вперед, он вскинул трофейный лазерник. Короткий взмах — и фиолетовый луч прожег в трубе «D» неровный круг. Гнутый лист дымящейся пластмассы упал, и в отверстие полез кусковой лед.
— Что ты стоишь?! — прокричал Глеб Яэли. — Бегом, я сказал!
Куски льда прорвало — поток тяжелой воды пополам с шугой ударился о пол, захлестал, давясь льдинками и прочищая дыру, закрутился мутными водоворотами, заревел, опорожняя целый сборник.
По колено в грязной пенистой жиже, Глеб с Яэлью добрались до брошенной платформы. Макс плюхнулся на пузо перед пультом и ударил ладонью по грибку пусковой кнопки. Платформа взяла с места, напоминая самоходный плот. Сзади заухали плазменные разряды, один хлопнул по осветительной панели на потолке и погасил ее.
— Ложись!
Яэль вжалась в пол вибрирующего кузова и скосила глаза. Из-за поворота, по пояс в воде, вышли трое в бронескафандрах. Слабеющий заряд провыл по-над платформой, и Яэль стукнулась шлемом о настил.
— Макс! — позвал Жилин.
— Ась?
— Доедем до паркинга — ушлем те платформы обратно! Включим на разгон! А то пока разгрузим… Остановить не остановим, но задержим.
— В принципе да!
— Яэль! Займешься этим, а мы будем таскать!
— Есть!
У входа в туннель платформа остановилась, и мужское большинство ухватилось за драгоценные ульмотроны. А Яэль кинулась к самоходной технике — включать и направлять. Платформы из тех, что на ходу, устремлялись в перспективу. Первая, вторая, третья… Они гулко завывали, железно погромыхивая на разбитых плитках пола, как на рельсах. В раздирающем вое первая платформа с шумом вломилась в тяжелую воду. Вторая с отвратительным скрежетом залезла на нее, третья врезалась во вторую — дыбом встал исковерканный настил, — и пошло-поехало… Рев встречного воздуха в обтекателях, грохот, визг рвущегося металлопласта…
— Классно! — оценил Черняк, отпыхиваясь. — А давайте своды обрушим?!
— Не здесь. — Жилин подхватил последний ульмотрон и сказал сдавленным голосом: — Наверх, быстро! Скибрам — прикрывать!
«Пауки», подпрыгивая, будто от нетерпения, подождали, пока их хозяева скроются на серпантине пандуса, и кинулись следом — по-рачьи, не спуская восьми глаз с туннеля.
— Эй, кто свободен! Подрежьте нижний пандус! У верха, у верха! Да!
Торопясь, Яэль прошлась лучом по металлическому полу, оставляя выплавленные вороночки и прожигая дырки. Фух! — вздохнул плазменный излучатель Бранкевича, и пандус, с визгом раздирая облицовку, грохнулся о пол. Через полминуты на него тяжко спланировал второй.
— Экономьте заряд!
Третий пандус упал ребром, отслоив титановое покрытие. Чиркая по стене, титан высекал синие искры. Четвертый ухнул вниз и переломился пополам.
— Хватит! Ходу! Маскировку не отключать!
«Однойка» с «двойкой» остались дежурить в верхнем коридоре, «тройка» и «четверка» приняли пост в кессоне. А «пятерке» и «шестерке» досталось внешнее наблюдение.
Ополченцы повскакивали на краулеры, и гусеницы завертелись с сумасшедшей скоростью. Поднимая тучу пыли, Жилин повел отряд к ближайшей шахте. Яэль ехала рядом с ним и угрюмо думала о том, что на Сырте пахнет войной. А запах у нее мерзейший… Мертвечиной несет от войны. Кровью, гарью и потом. Лекарствами, гноем, хлорелловой похлебкой… А чем пахнут слезы по убитым? Страх умирания? Усталость после третьей смены подряд? Боль от пыток?
Господи, как хорошо было! Работаешь, строишь, «организуешь эксплуатацию кибертехники по утвержденным нормативам» — и радуешься! И Антон с тобой, и друзья, и разговоры по вечерам… «Ладно, — подумала Яэль, — вы заказали музыку, поглядим теперь, как запляшете!»
Глава 32
ПОЯС АСТЕРОИДОВ, МОАНА
Эдик спал без одеяла — в каюте было тепло. А сбоку его грела Настя, голенькая и гладенькая. Удоволенная. Иногда ее тихое, ровное дыхание сбивалось от незримого усилия — снилось что-то… А от него сон бежал. Эдик счастливо вздохнул, припоминая первые, вздрагивающие касания девичьих ладоней. В обоих любовниках было так мало веса, что Настя легко поднимала Эдика и крутила им, как хотела…
Настя повернулась и задышала, то опаляя его шею выдохом, то холодя на вдохе. Эдик снова вздохнул, опасливо и замедленно — пусть Настечка поспит…
Вчера был банный день, каждому нагрели по ведру воды. Это был праздник. Может показаться странным — ну что такое девять или десять литров горячей воды? А вы помойтесь неделю из стакана с тепленькой аш-два-о, узнаете…
Что сегодня нужно сделать? Закончить с башенкой пеленгатора. Ну, это Виталя и сам сможет. Там осталось— всего ничего… Почему-то стало падать давление воздуха— видать, где-то утечка. Ну, это мы поручим Ваське — он по СЖО спец… Секции с хлореллой — вот чем надо заняться. Что-то там не наладится никак. Может, водорослям холодно? Скорее голодно… Лед тут как на Луне: вода плюс аммиак плюс углекислый газ плюс метан. А фосфор где брать? Надо подумать… «В общем-то, — пришла неожиданная мысль, — это даже хорошо. Не ломаешь голову, чем занять людей, чтобы не перессорились от скуки, чтобы остались людьми. Они и так заняты делом — все, с утра до вечера, и, кажется, зело этим довольны, даже неработающие…»
Настя зашевелилась, открыла глаза, улыбнулась. И снова смежила веки.
— Привет, — пробормотала она сонно.
— Привет…
Девушка потянулась, прижимаясь к Иволгину, и вытеснила из его сознания и Моану, и Землю, и галактику Млечный Путь…
Утром по БВ Эдик поднялся приятно утомленным. Всю бы жизнь такую усталь… Настя ускакала к подружкам. А он побрился (отточенным ножом — полковник научил. Противоволосяная паста кончилась еще позавчера) и занял очередь в столовую. Перед Эдиком стоял Костя Ружский, костлявый студент-физик.
— Кто крайний?
Подошел Пракеш, энергетик и межпространственник-аматер, встал за Эдиком и завел с Ружским высоконаучную дискуссию на тему многомерности миров. Эдик понимал с пятого на десятое.
— Если рассматривать явление класса «канал» с точки зрения теории взаимопроникающих пространств, — у Ружского в голосе появились нотки азартного лектора, — то оно должно сопровождаться локальным возмущением совмещенных полей, однако даже фактор типа «волна» не фиксировался!
— Должно, — соглашался Пракеш и тут же оспаривал аргумент оппонента: — А если там действовал не принцип линейного вектора?! А резонанс явления типа «прокол» в пространстве «бета»?
Ружский не успел достойно разгромить язвительного дилетанта — подошла его очередь. И Ксеня Селиверстова выдала физику его завтрак — судок с супом хлорелловым, картонную тарелочку с котлетой квазибиологической и «грушу» с витаминизированной водой «четырехмиллиардолетней выдержки», Ксеня поставила такой же набор перед Эдиком и, выглядывая из раздаточного окна, спросила:
— Может, чего-то не хватает?
— Десерта, — ухмыльнулся Эдик и забрал свой завтрак. Вот, подумал он, тоже тема для размышлений — Ксения. Эта сексуальная студенточка училась в Лунном универе на сервис-инженера, а на лайнере проходила практику. Главное, она была настоящей красавицей — красивее его Настечки, — но влекло его не к Ксении. Настечка… Надо быть очень сильным и очень уверенным в себе человеком, чтобы Селиверстову называть Ксенечкой. И вообще — быть с ней. Говорят, Ксения целый год танцевала в балете «Лидо» или в «Крейзи хорз». Охотно верится — Ксения из тех супердив, коих видишь на обложках модных журналов. Так что же, он жалеет? Хм. Сложность… Если честно, если душу наизнанку, то Ксения вызывает у него желание. А что тут такого? Надо быть бесполым, как Локи, чтобы не хотеть ее… Но если он женится, то на Настечке. Согласна ли она? Ну, об этом надо спросить саму Настечку… Спросить? Эдик вздохнул. Он не понимал, почему Настечка с ним. Версию о ее влюбленности он гнал от себя, не верил, что такой девушке, как Анастасия, может понравиться простой инспектор СОП — принцессы идут замуж за пастухов только в сказках, наяву же они составляют пары с их высочествами… Но вообще-то кто их знает, этих принцесс?..
Поев, он собрался поискать Настю, но Кленин окликнул его из кессона:
— А ты чего не собираешься?
— Куда? — удивился Эдик.
— Здрассте! Сегодня наша очередь!
— А-а… Я и забыл!
Это все Настя виновата, улыбнулся Эдик. Заморочила голову… Вчера Васька лед таскал с Сароняном и этим… сайгонцем. А после них они должны идти — с Клениным и Моховым. Профессор Мохов, с волосами, как из олова, уже в вакуум-скафандре, помахал капитану силикетовой перчаткой.
— Я щас!
Эдик быстро упаковался в свой боевой скафандр — привычный, «растоптанный», как старые шлепанцы. Настя выглянула из Ксенькиной каюты и помахала ему. Эдик изобразил что-то вроде воздушного поцелуя.
Профессор и карго уже ждали его в кессоне. Эдик задвинул за собой внутренний люк — замигала красная лампочка.
— Покрепче прихлопни! — посоветовал Кленин.
Эдик приоткрыл и с силой закатил крышку люка. Чмокнула блокировка, и лампочка погасла. Кленин откатил внешний. Пыльцой замерцали на свету кристаллики смерзшегося воздуха, и Солнце резко очертило тени на борту. Близился моанский полдень.
Эдик подхватил ручной лазер и вышел первым. Кленин с профессором поволокли сани из титанового листа.
Тропу уже порядком натоптали. Видно было, как дорожка — серая на черном — заворачивала за кратер, утыканная, как трасса слалома, тонкими вешками. На куполовидной горке Свартбаккен (как ее окрестила Хильдур Йенсен) трое в скафандрах поклонялись башенке пеленгатора. «Черную горку» признали самой удобной возвышенностью в Плоской долине (Васино авторство). Передатчик так и не собрали — не из чего было. По-всякому мудрили, но разобрать гель-кристаллический проц или нейтринный чипсет на запчасти — это примерно то же самое, что побрить тупым кухонным ножом реснички на инфузории-туфельке… Ну, хоть пеленгатор будет.
— А ты фидер подключил, балда? — слышалось в наушниках.
— Сам балда… А это что, по-твоему?! Мой… этот самый?
— А похож! Такой же серебристый, кольчатый…
— Допросишься… Ты тесты прогнал?!
Водовозы ушли в тень кратера, и голоса затихли.
— Слышь, кэп, — негромко позвал Кленин.
— М-м?
— А мы вообще сколько сможем продержаться?
Эдик помолчал.
— Теоретически… — затянул он. — Пока не иссякнет ресурс реактора. А…
— Это сколько? — перебил Кленин. — Ну, примерно?
— Полгода, — ответил за Эдика Мохов, — плюс-минус месяц.
— Да, — сказал Эдик, — а практически…
— Можешь не продолжать.
Они вышли к «прииску». Лед был только сверху, мутный и пузырчатый, ниже шел слежавшийся снег, похожий на кометный — такой же грязный и вонючий (если, не дай бог, внесешь на корабль). Кленин и Мохов взяли лопаты и перебросали реголит с пласта, очистив квадрат со стороной в четыре шага. Эдик, медленно водя лазером, подрезал блок снизу, потом прошелся сверху, подколол края. Кленин вставил лопату в щель, нажал и отвалил от пласта добрый кубометр монолитного снега. Свет искрился на глыбе, как будто она была из мрамора. Профессор уложил толстый брус на сани.
Солнце проходило зенит и высвечивало все складки на Красном кряже. Эдик зажмурился от солнечного блеска, и БК заботливо включил фильтр.
— Подмогни! — прокряхтел Кленин, шатая огромную глыбу льда. Веса в ней было — чуть, но масса развивала ту же инерцию, что и на Земле или Марсе.
— Щас, щас… — заторопился Эдик. — Подрежу…
— Как п-приваренная!
— Лопату сломаешь!
— Да сейчас… Пошла! Хватай снизу!
— Щас, перехвачусь…
— Ровнее ставь… Во!
Еще час работы — и на санях вырос целый штабель ледяных брусьев.
— Хватит, — решил Эдик, — а то не утащим.
Повесив лазер на спину, он впрягся, подождал «пристяжных», и под натужное кленинское «Вот мчится тройка удалая…» волокуша стронулась с места.
У пеленгатора на Свартбаккен уже никого не было видно, а на верху башенки разгорался и затухал гранатовый маячок. «Пошел пеленг!»
Тщательно сметя снег с ребристых подошв, Кленин откинул заслонку рядом с люком и «позвонил».
— Все спокойней будет, — сказал он, кивая шлемом на пеленгатор. — Не с Марса, так с Цереры-Главной… прилетят. Сигнал слабый, конечно…
— Но лучше, чем вообще ничего! — заступился профессор.
— Нуда… Да что они там, заснули, что ли?! — Кленин стал давить кнопку, ожидая, когда дрогнет борт и люк откроется, выпуская клуб ледяных кристалликов, но так и не дождался. Эдик ощутил подступающий страх.
— Тут что-то не то… — озабоченно произнес Мохов. — А ну, давай через грузовой!
Они сдвинули широкую пластметалловую штору, покрывающую люк третьей грузовой камеры, и вошли.
— Тут где-то аварийный вход должен быть… — сказал профессор, заглядывая меж пустых стеллажей. — Идите сюда!
Эдик одним прыжком оказался в закутке за разобранными сектейнерами. Мохов возился около маленького круглого люка.
— А ну-ка, вы попробуйте. Наверное, прикипел в вакууме…
Эдик взялся за штурвальчик и напряг мышцы. Кажется, пошло… Пошло! Раскрутив штурвал, он открыл залипшую дверцу и протиснулся в крошечный кессон. А уж как они умудрились залезть туда втроем — история умалчивает.
Страшась встречи с бедой, но и торопя события, Эдик открыл внутренний люк и пропихнулся в коридор. Это должно было быть коридором. Стояла полутьма, слабые пятна света пробивались сквозь колеблемую завесу, черной тучей заволокшую и пол, и потолок, и стены. Походя на дым, она не была дымом — уж слишком плотными, ощутимо весомыми казались завихрения тучи. Она шевелилась как живая, перетекала снизу вверх и сверху вниз косматыми роями, по ним сновали синие иголочки разрядов, словно пытаясь сшить разрывы. Туча вспухала и опадала, бугрилась и дырявилась, открывая засиженные стены. И все это в полной тишине, будто за толстым стеклом.
— Межзвездный планктон… — бормотал Мохов. — Вакуумные организмы… Да они же сожрали весь воздух!
Профессор ринулся к ближайшей каюте, затарабанил по двери — ответный стук отдался в ладонь. Мохов даже придержал створку, испугавшись, что ее откроют.
— Живые! — облегченно сказал он.
Кленин с чувством выматерился.
— Это небелковая жизнь, — говорил профессор, проталкиваясь сквозь живую тучу. — Мы исследовали скопления спор возле колец Сатурна… Их туда солнечным ветром относит…
— Короче, Склифософский, — оборвал его Кленин, — скажи лучше, чем эту дрянь вывести?
— Водой! — с готовностью ответил Мохов. — Вода для этих неорганических существ — чистый яд.
— На камбуз! — скомандовал Эдик.
От кастрюль и ковшиков отказались сразу — в безвоздушье вода моментально выкипит и толку не будет. Кардинальных решений, то есть быстрых и эффективных, было два — парогенератор и опрыскиватели, которыми пользовались в оранжерее. Эдик порадовался, что не оставил их, а притащил в обитаемые отсеки, памятуя, что в хозяйстве все пригодится. Пригодилось!
Мохова оставили на камбузе мастерить электрокотел, а капитан с карго-мастером вооружились оранжерейными влагораспылителями и двинулись в бой. Закачав из крана «холодный кипяток», они опробовали свое оружие. Водяная пыль разила межзвездный планктон наповал, прорежая его и сея тончайшую коричневую пыль. Туча заволновалась, завертелась черной метелью, то сбиваясь в кучные скопления, то просыпаясь сажей.
Эдик с Клениным прошли пол-отсека, заправились водой и снова окунулись в угольную муть.
— А ну-ка, мне дайте!
Мохов, держа в руках парящий агрегат, помесь пылесоса с чаеваркой, открыл вентиль. Тугой белый пар забил, перемешиваясь с черными клубами, в бурый туман. Посыпалась коричневая пыль, слипаясь в комки и тут же сублимируясь. Сапоги скользили по бурой парящей жижице.
Минул еще час, прежде чем «биозачистка» перешла во влажную уборку. Эдик, Мохов и Кленин, все еще в скафандрах, соскребали коричневую грязь. Подтирали влажной, стремительно сохнувшей тряпкой, сносили дохлый вакуумпланктон в герметичный контейнер для образцов, обильно потели, сильно пыхтели, крепко ругались. И беспрерывно тревожились — все ли укрылись в каютах? Хватило ли кислорода в аварийных комплектах? Неизвестность мучила. Эдику хотелось постучать в Ксенину каюту, но как убедиться, что тебе ответила именно Настя?
Полуживые от усталости «водовозы» разогнулись у кессона. Коридорный отсек сиял.
— Откры… вайте… воздух… — сказал Мохов, отпыхиваясь. — А я… пока… вынесу это…
Эдик помог ему занести нетяжелый, но громоздкий контейнер с «этим» в кессон, закрыл за профессором дверь и поскакал за Клениным. Карго-мастер уже запустил циркуляционную систему — на ситечках климатизаторов затрепетали наклеенные полоски пленки. Эдик подключил оба регенератора и открыл подачу кислорода. Давление стало подниматься — ноль и один, ноль и две, ноль и три… С ума сойти, до чего же медленно! С превеликим трудом стреножив свое нетерпение, Эдик подошел к дверям каюты, где жили Ксения и его Настя. Ноль и шесть, ноль и семь… Он раскрыл бронекостюм и выбрался из него. Потному телу стало зябко. Ноль и восемь, ноль и девять… Можно. Перестав дышать, Эдик постучал.
— Настя! — Голос его сорвался. — Ты здесь?! Ксень, Настя у тебя?!
Двери зашипели, уравнивая давление, и разъехались. Через комингс перепрыгнула Настя. Она ревела, срывая с себя мягкую кислородную маску. Эдик схватил девушку и крепко обнял, отрывая от пола. Настя поджала ноги. Она всхлипывала, судорожно вздыхала и терлась носом о его плечо с погоном инспектора СОП.
Какая эта жизнь странная, думал Эдик. Две недели назад он даже не подозревал о существовании Анастасии Селезневой, сервис-инженерини с БОП. А теперь она ему стала родной… И это ощущение сильнее всякого биологического родства, прочнее его, ибо происходит от любви, а не силою невольного сожития.
Щелкали фиксаторы дверей. Голос к голосу прибавлял нервической радости и шуму, который есть выражение жизни.
— Ленка, выходи! Все кончилось!
— Слава богу! Я так боялась!
— Мари! Мари!
— Капитан! Что бы мы без вас делали! Ума не приложу!
— Мари… Мари…
— Какой-то кошмар, честное слово!
— Жизнь дается дважды, это точно!
— Трижды, Вальтер, трижды!
— Мари, я уже бояться начал…
Запел сигнал.
— Я открою! — заспешил Кленин.
Эдик кивнул и поцеловал пушистые Настины волосы. Они пахли по-детски, мылом «Земляничным»… Внезапно шум стих. Эдик обернулся. В дверях стоял рослый, сухощавый человек с твердостью в лице и резко-синими глазами. Из-под шейного выреза скафандра проглядывала черная форма евразийского космофлота, с серебром на погонах, нашивках и магнитных застежках. Из-за плеча офицера КФ светился Мохов. Кленин почему-то стоял навытяжку, по стойке «смирно».
— За нами… — выдохнул Мохов, набрал воздуху и договорил: — Прилетели!
— Флагман Славин, — представился офицер в черном. — Честь имею.
С праздника Эдику удалось сбежать. Конечно же, сначала он станцевал с Настей и не смог отказать Ксении, а уж потом, когда проводил обеих девушек и посадил на борт продовольственного танкера, присланного с Цереры-Главной, улизнул. Было много слез, и поцелуев, и клятв, и просьб… Трудно ему пришлось. Настя не хотела улетать без него, а он не мог улететь, потому что… Потому что это будет выглядеть дезертирством. Он решил выжить? Было такое. И он выжил. Пришла пора готовить абордажные крючья, точить палаши и разжигать фитили… Робинзонада кончилась, начиналась война. Пусть только она будет недолгой… А флагман дает «добро».
Утомившись от шума и гама, Эдик со Славиным удалились в каюту. Флагман смаковал желтое европеанское из НЗ, а Эдик, перепивший с непривычки, глядел на обзорный экран. Всю неделю он не включал визор, не хотел, чтобы нагоняла тоску Плоская долина, а теперь вот включил. Долина более не угнетала пустотой и безжизненной неизменностью. Загораживая Внешний кратер, растопыривал кольцо опор бот с Цереры. По его блестящему трапу медленно всходили круизники «Соляриса» — пятнадцать человек, по количеству мест. Остальные справляли праздник за переборкой. Переборка гудела.
И танкер, и кратер отражались в огромном полированном шаре «Хазри». Космический крейсер замыкал юроватую Плоскую долину, лишая ее пустырности.
— В космосе я чувствую себя как мой древний предок на море, — шевельнулся маленький жесткий рот Славина. — Ему, чтобы добраться из Константинополя в Новгород, требовались недели и недели пути. С тех пор Земля будто сдулась. Как воздушный шарик после праздников. Так теперь космический рейс длится неделями… Сидишь в каюте и терпишь, терпишь эту чертову необъятность. Летим поза… нет, два дня назад, а с Фобоса передают, что Локи захватил Сырт. Через шесть часов — я уже спать лег — доходит приказ из Совбеза: «Вам поручается…» Короче, заложников освободить, террористов изловить, изолировать и ждать дальнейших указаний. «Есть», — передаю и переворачиваюсь на другой бок. Нам еще лететь и лететь… А вчера скачали пакет новостей с Марса— ого! Какой-то собкор ВВ шпарит «клером» — на «Большом Сырте» собрано ополчение, командир — Жилин. Всего их там сорок человек, а уже успели три бота пурпуров сбить, а паскудного Тхакура твоего спалили вместе с танком высшей защиты!
— М-молодцы! — сказал Эдик с воодушевлением, ударился с размаху локтем и сморщился от боли в «электрической» косточке.
— Это точно… Сейчас дождемся только автозаправщика и сразу стартуем. Пойдем на тройном ускорении…
— Надо весь флот вызывать! — развоевался Эдик. — И пр-рямой наводкой!
Славин покачал головой.
— Какой флот? — спросил он. — У меня под командованием вот этот крейсер и еще два эсминца. И все! И это на всю Систему! Вон у Евроамерики пара крейсеров — «Терра» и «Гея» плюс суперкрейсер класса «Джон Браун». И у Австралазии два крейсерка — «Янцзы» и «Эдокко». Одни мы как бедные родственники! И это после «Востока», после «Ареса» и «Хиуса»! Дурость какая-то — выбьемся в лидеры и ждем чего-то, отстаем и опять вдогонку бросаемся…
Чувствовалось, что эта тема для Славина была весьма болезненной.
— Подождите, подождите… — растерялся Эдик. — Это что же получается — в космосе, что ли, мы самые слабые?
— Что ли, — кивнул флагман. — А вы думаете, почему на меня опять «бочку покатили»? Именно поэтому — что не хочу «космической Бизерты»! Хожу, хожу, убеждаю, убеждаю! Нельзя так относиться! Флот — единственная защита не то что Евразии — Земли! Планеты! А они мне хором: «Да здравствует мир во всем мире!»
— Политики… — вздохнул Эдик. — Теперь они заткнутся еще лет на десять. Космические пираты — это вам не что-нибудь…
Флагман фыркнул.
— Скажут, что мы все сами же и организовали. Вот увидите! — Славин поднялся и посмотрел на часы. — Ладно… Пойдемте сменим вахтенных — пусть тоже потанцуют, а то скоро все девушки разлетятся! Заодно познакомитесь с экипажем. Я вас поселю в третьем жилом отсеке, там есть лишняя койка…