— Звучит это как совершеннейший бред — две души. Если верить тебе, то у меня и с одной не все в порядке. А что думает по этому поводу Галадон? Он может избавить меня от заклятия? Он ничего не ответил, когда я спросил.
— Он сказал мне, что это будет непросто. — Галадон сказал мне, что это просто невозможно, что изменения уже слишком серьезны. Попытки снять заклятие приведут к полному разрушению души Александра. И эти попытки могут привлечь внимание демонов, внимание, которого мы всячески избегаем. Галадон заявил, что его план, план, рассчитанный на меня, исключает всякий риск. И это был один из многих вопросов, по которым мы не смогли договориться. — Но этим займутся. Вас вылечат. Это возможно. Необходимо. Они увидят это.
— Проклятье! Уж не собираешься ли ты убедить их, что я и есть этот самый Воин с Двумя Душами? Это и есть этот твой дурацкий феднах?
— Я не знаю, что и думать. Я не могу думать. Сомневаюсь, что вообще хочу думать. — Я оттолкнул его руку, словно это уже не была рука, способная лишить меня жизни в любой миг. — Галадон думает совсем иначе, а переубедить старого упрямца было невозможно.
— Ладно, что бы ты там ни думал, эззариец, не впутывай в свои мысли меня. Я не собираюсь прикидываться, что поверил во весь этот бред. Я скорее поверю в воина с того ковра, что показала мне женщина. Того, с крыльями, который сражается с чудовищем одним только ножом и зеркалом. С келидцами я расправлюсь, как только смогу держать меч…
— Как все глупо, правда? — Я старался вытряхнуть все головы. — Не рассказывайте о том, что произошло, королеве, когда увидите ее утром. Ни слова о Галадоне и Катрин. Если кто-нибудь узнает, что я здесь и что я говорил с ними, их жизнь станет очень тяжелой. У нас очень суровые законы.
Александр помотал головой:
— А ты говоришь, что дерзийцы жестоки! Я не понимаю этого наказания. Не замечать человека. Как будто хорошей порки или повешения недостаточно.
— Представьте себя на моем месте, господин, и поясните, какая порка довольно хороша и как помогает повешение.
— Едва ли ты переубедишь меня.
— Вы должны понять. Эззарийцы всю жизнь проводят в сражениях с демонами. Они должны быть уверены в том, что все пути, по которым демон может подобраться к ним, перекрыты. Никакой испорченности. У нас сохранились истории о том, как демон добирался до охотящегося на него, пользуясь испорченностью последнего. Эти истории ужасны. Возможно, мы перегнули палку. Не исключено, что наши попытки защитить себя обвили нас и душат. Я не знаю.
Мы молча вышли из леса, приближаясь к невидимым барьерам, установленным на ночь Ткачихой. Хотя долина была скована морозом и укрыта снегами, в воздухе ощущалось приближение весны. Весенний запах был сильнее ночного холода. Он обещал тепло и зелень. Я глубоко вздохнул.
— Кто этот старик, Сейонн? Я не предполагал, что кто-нибудь может так смутить тебя.
Я засмеялся:
— Как вы не догадались? Это же мой ликай!
В тот самый момент, когда я произнес это слово, Александр споткнулся о скованный морозом корень. Он поскользнулся и поранил колено о камень.
— Проклятье! — воскликнул он, прижимая перчатку к кровоточащему колену.
Не знаю, было ли дело в его ране или в мысли о Дмитрии, или и в том, и в другом, но я с ужасом ощутил, как по моему телу разливается жар.
— Атос благословенный! — Александр прижимал кулаки к вискам. — Только не теперь. — Он, пошатываясь, встал на ноги и шумно втянул в себя воздух.
Я схватил его за руку и потянул за собой:
— Скорее. Идем обратно под деревья. — Наверное, в глубине души я надеялся, что лес ослабит действие заклятия, но оказалось, что я сделал только хуже. Его тело билось в конвульсиях, он кричал. Исходящие от него волны жара заставили меня отпустить его руку и отступить от него. Он согнулся пополам и упал на колени, издавая ужасные стоны. Контуры его тела колебались, он извивался самым немыслимым образом, пока, наконец, человеческие черты не начали исчезать.
— Мой господин, вы все осознаете! — закричал я, но лунный свет осветил его полные ужаса обезумевшие глаза, говорящие совсем о другом. Прошло всего несколько минут, и я уже стоял, глядя в глаза шенгару, который широко разевал пасть и яростно рычал от боли и злобы. Одна его лапа кровоточила. Зверь заходил вокруг меня, легко, мягко. Я поворачивался вместе с ним:
— Мой господин, слушайте мой голос. Пусть дверь останется открытой. Ваша боль утихнет.
Огромная кошка снова издала хриплый, леденящий душу рык, который был страшнее крика любого более крупного зверя. Я стоял совершенно неподвижно, позволяя зверю изучать мое тело, и продолжал говорить, но скоро заметил, что слова раздражают его. Тогда я умолк, уговаривая его уже мысленно. «Сохраняй спокойствие, Александр. Ты сильнее зверя. Это просто от боли. От неожиданности. Нечистое заклятие захлестнуло волнами света. Я должен был предвидеть. Прости меня».
Он не нападал. Помедлив немного, он прыгнул во тьму под деревьями. Я заметил только движение рыжего пятна и помолился, чтобы никого из эззарийцев не было сейчас в лесу. Ветер качнул верхушки деревьев, они на миг разошлись, и лунный свет едва не ослепил меня. Откуда-то издалека до меня донеслись смех и запах костра… о, дыхание Вердона… разумеется. Там полно народу. Это же первое полнолуние весны, рождение нового времени года. В эту ночь все выходят на улицу к кострам и до самого рассвета рассказывают друг другу истории и предания. Эта ночь — счастливейшая ночь для детей: им позволяют оставаться вместе со всеми до утра. Ночь чудесных сказок, братства и единения. Схватив сломанную еловую лапу, я поспешил в ту сторону, куда ушел Александр, не зная, смогу ли я бежать после шестнадцати лет неподвижности.
Было слышно, как он с шумом пробивается через кустарник впереди меня. Я перепрыгивал через поваленные деревья, подныривал под нависшие ветки, не обращая внимания на уже разодранную одежду. Внезапно я заметил между деревьями темное пятно, которое с легкостью преодолевало препятствия. Вскоре я ощутил запах дыма от костра и перестал следить за ним. Возможно, это был напрасный страх, но я был уверен, что слышу негромкое фырканье хищника, подбирающегося к костру с другой стороны. Я помчался к огню.
— Дикий зверь! — кричал я на бегу. — Шенгар! Берите детей и бегите в дом!
Я не остановился, не стал ничего объяснять вскочившим с земли взрослым, которые бросились уводить перепуганных детей. Я просто сунул в огонь принесенную с собой ветку, моля, чтобы она побыстрее занялась, и неотрывно глядя в темноту, где что-то шевелилось. Я отбросил еловую лапу, которая не хотела гореть, и взял оставленную около костра палку, которую кто-то использовал вместо кочерги. Слишком тонкая, она быстро погаснет, когда я побегу. Но не было времени ждать. Я помчался дальше, услышав за спиной чей-то неуверенный голос:
— Вердон, помоги. Сейонн?
Шенгар вышел на охоту. Он двигался по протоптанной дорожке. Бежать по ней было легко, но это означало, что он придет первым. Шенгары не были так быстры, как койоты, самые лучшие бегуны пустынь, или песчаные олени, их обычные жертвы. Но и Александр был быстр. Я уже чувствовал боль в боку, а в моих ушах звучали слова Галадона, которые он часто повторял в дни моей юности:
— Ты что, прилип к дорожке? Как, во имя Вердона, ты собираешься настигнуть демона, если у тебя каменные ноги?
Я очистил сознание и приказал крови как следует служить моим ногам и мои легким, и вскоре я уже видел его… и еще три костра под деревьями. Я заревел во всю мочь моих легких:
— Слушайте меня, эззарийцы! Шенгар! Все в укрытие! — Я добежал до костров и убедился, что они услышали меня, потом вернулся на дорожку. Куда теперь? Мне пришлось остановиться и успокоить дыхание. Я отчаянно желал, чтобы со мной была моя мелидда. Глупец! Ведь я не был беспомощным. У меня были чувства, которые можно использовать. Я быстро провел рукой перед глазами и переключил восприятие. Все, что мне было необходимо, — увидеть заклятие.
Когда я отнял ладонь от лица, весь лес состоял из тончайших серебряных нитей, словно богиня луны набросила на него сотканную ею сеть, чтобы посмотреть, что за дивные птицы попадутся в нее. Уже забылось, как прекрасны подобные узоры, мой взгляд мог уловить теперь лишь самую малость, словно я глядел на радугу через закопченное стекло. Но у меня не было времени сожалеть или любоваться. Впереди виднелось багрово-зеленое свечение заклятия демонов, оно уже скрывалось за холмом. Я помчался дальше.
Я слышал крики и бежал все быстрее. И вскоре был у костра под скалой, прислонившись к которой сидели несколько женщин и мужчин, они прижимали к себе детей. Шенгар припал к земле, он утробно рычал, косясь на горящий справа от него огонь. Но костер был слишком мал, он обошел его и подбирался все ближе к окаменевшим от страха людям.
— Стой! — Я шагнул между ним и людьми, размахивая своим жалким факелом. Теперь рядом с шенгаром было два огня. — Ты не хочешь этого делать. Слушай мой голос. Оставь в покое этих добрых людей. — Он рыкнул на меня, оскалив клыки, мышцы его напряглись, он был готов к прыжку. Дети за моей спиной завопили от ужаса. — Успокойте их, пусть они молчат, — бросил я через плечо. Я снова взмахнул горящей палкой, шенгар слегка подался назад. — Подумай, Сандер. Ты не хочешь этого. — Один из мужчин понял мою мысль. Он тоже взял палку и сунул ее в огонь. Александр рыкнул на него, и я испугался, что он перемахнет через костерок и убьет мужчину раньше, чем разгорится его факел. — Уйди отсюда. — Я снова махнул веткой у него перед носом. — Возьми себя в руки.
Зверь еще немного отступил, я шагнул на него, так мы и двигались, пока он не скрылся за деревьями. Я остановился на миг, чтобы дать отдых ногам, и заметил взгляд мужчины у костра. «Гарен», — подумал я. Это был сын мельника из моей родной деревни. Мой товарищ, который неизменно побеждал меня во всех соревнованиях. Он год пробыл Ловцом и вернулся домой, когда умер его отец, чтобы стать мельником. Это произошло дня за два до завоевания.
Он смотрел на меня, потом глаза его расширились и расфокусировались.
— Идемте, — обратился он к остальным. — Надо увести детей. — Я исчез из поля его зрения, словно мое тело стало вдруг прозрачным. Я развернулся и побежал за зверем, чувствуя, что к моим ногам снова привязаны тяжелые камни.
Следующая группа рассказчиков окружила себя кольцом из огня, то же самое было и у следующего костра, а вскоре я обнаружил, что возле костров никого нет. Наверное, новость распространилась. К тому моменту, когда я был уже уверен, что не смогу сделать больше ни шагу, услышал неподалеку от себя торжествующий рык. Ноги сами понесли меня туда, и пришлось ухватиться за дерево, чтобы остановиться, не оказавшись там, где я совсем не хотел быть. Александр поймал годовалого оленя и теперь радостно катался по снегу. Его морда была в крови, снег возле него тоже покрывали темные пятна.
Я медленно опустился и сел под дерево. Грудь моя горела. Ноги гудели. Если бы шенгар вдруг решил, что презренный раб вкуснее оленя, я не двинулся бы ни на шаг, чтобы спасти свою жизнь. Уверенность Галадона в том, что я смогу восстановить свою физическую силу и выносливость поле нескольких недель правильной пищи и упражнений, казалась мне чуть менее смешной, чем его же уверенность, что пять дней работы со мной Смотрителя восстановят другую мою силу.
Я завернулся в разодранный плащ и отбросил ненужную больше палку. И пока глядел, как шенгар утоляет голод, мысленно прошел весь тот путь, что мы только что проделали с ним. Нет, невозможно. Я не смогу найти дорогу обратно в селение.
Крики с той стороны, откуда мы пришли, прогнали дремоту. Шенгар все еще грыз кость, не выказывая ни малейшего желания принимать очертания принца. Но это произойдет. И если все пойдет как раньше, то произойдет довольно скоро. Он тоже услышал крики и прижал уши. Я натянул капюшон и встал, разминая затекшие ноги.
— Сюда! Ищите следы!
Шенгар уронил кость и издал утробный звук. Отрывать хищника от еды не самая удачная мысль. Я начал спускаться с холма, на котором ужинал шенгар, надеясь перехватить охотников внизу. Я не ожидал, что они станут подниматься вверх.
— Туда! — закричал один из всадников. — Схватите его. — Это была женщина.
— Останьтесь кто-нибудь здесь, чтобы он не мог уйти, — отозвался мужчина.
— Подождите! — бросил я им вслед. Паника притупила мои ощущения, я не заметил, что их голоса поразили меня в самое сердце.
— Не надо! — Я бежал к ним, видя, что один из них уже готов запустить копье в припавшую к земле большую кошку. — Это человек! — изо всех сил вопил я, боясь, что они не услышат меня. Я схватился за стремя ближайшего ко мне всадника: — Вы не можете убить его. Это заклятие.
— Человек? — Это была женщина. — О Валдис, это же наш гость!
— Я попал! — воскликнул всадник, а зверь закричал от боли. — Прикончи его мечом, Даффид.
Я побежал к шенгару, который растянулся в луже крови, копье торчало из его бока. Я не знал, чьей крови здесь больше — шенгара или его добычи.
— Мой господин, вы слышите меня? — Я прижал пальцы к его груди, он слабо вздохнул и попытался сбросить их. Этот жест сказал мне то, что я хотел узнать. — Мы позаботимся о вас, — заговорил я. — Дерзийский воин не умирает от одного удара копьем, разве не так?
Всадники спешились за моей спиной и подошли.
— Он жив? — спросила женщина.
— Да, но тяжело ранен. Он истекает кровью. Здесь есть лекарь, который может ему помочь?
— Никто не умеет лечить шенгаров.
— Он изменится… скоро. — Воздух вдруг стал горячим, и шенгар зарычал… потом застонал… контуры его тела пошли волнами. Вот появились два образа, зверь и человек снова сражались друг с другом. Александр стонал от боли и тоски, а люди рядом со мной окаменели от изумления и страха. Я не обращал на них внимания.
— Скоро, уже скоро, мой господин. — Я отошел подальше, чтобы не коснуться его, пока превращение не завершится. — Слушайте мой голос. Мы поможем вам, как только превращение завершится.
На какой-то миг мне показалось, что он мертв. Он лежал такой беспомощный на испачканном кровью снегу. Я снял с себя плащ и рубаху. Надеясь, что хуже уже не будет, выдернул копье и зажал рану в его животе скомканной рубахой. Потом обвязал рубаху ремнем и завернул его в мой плащ, стерев краем материи кровь с лица.
— Принцу нужен врач. Если бы вы могли отвезти его на лошади…
Но они молчали, я вдруг понял, что сделал. На мне остались только туника и штаны. Крест в круге на моем плече поразил их. Они увидели, что я эззариец, они поняли, чем я стал. Наверное, они, как и Гарен, могут знать мое имя.
— Я лишь прошу вас позаботиться о нем, как заботятся эззарийцы о тех, кто приходит просить их помощи, — произнес я, надеясь, что они слышат меня, даже если и не захотят сделать этого. Выдержав короткую борьбу с самим собой, я поднял голову… передо мной стояли моя жена, королева Эззарии, и ее нынешний муж, тот, кто когда-то был моим лучшим другом.
Глава 24
Луна клонилась к горизонту, в лесу стало совсем темно. Я спустился с холма. Исанна с Рисом и их приятелем Даффидом, который был мне незнаком, соорудили для Александра носилки и увезли его. Я старался помочь, облегчить муки Александра, ускорить их отъезд, но был для них просто тенью в лунном свете. Даже в самый первый миг узнавания они ничем не выдали себя, словно земля под моими ногами была все, что они видели. Я знал, как это делается. Боги, смилуйтесь надо мной, я тоже так поступал раньше, не понимая всего ужаса того, кто вынужден быть невидимым другими, всей глубины одиночества отвергнутого, чьей плоти и крови недостаточно, чтобы считаться живым, и не было лекарства, способного вылечить его и вернуть в мир людей.
Ну что ж, по крайней мере я мог идти по их следам. Только раз я свернул в сторону от отпечатков конских копыт, чтобы зажечь факел от еще горячих углей брошенного костра. Маленький огонек помогал мне различать путь и согревал руки и лицо. Первая настоящая одежда за столько лет, и я не уберег ее. Я громко засмеялся. Александр решил бы, что это неплохая шутка. Мой смех странно звучал среди деревьев.
Годы придали Исанне величия. Даже в неверном свете факелов я заметил, что ее мягкие девичьи черты изменились, она стала настоящей красавицей. Я долго глядел в ее глаза, надеясь увидеть за стеной сдержанности цветущий сад ее души. Не многим дозволялось видеть его. Девичью резкость и вспыльчивость смягчили годы и опыт. Она была рождена стать королевой…
Ее семья жила в соседней с нами деревне. Исанну взяли в дом королевы Тарьи, когда ей исполнилось пять. Она распространяла вокруг себя потрясающую мелидду. Она была слишком мала, чтобы жить так далеко от дома, в огромном доме, хозяйка которого была старше ее бабушки. Королева Тарья воспитывала и тренировала Исанну точно так же, как пятьдесят лет назад воспитывали и тренировали ее саму. Она не позволяла природным способностям девочки вести ее вперед слишком быстро, не позволяла ей предчувствовать следующий шаг, вместо этого она заставляла ее просчитывать свои действия и осознавать все поступки. Тарья никогда не разрешала малышке демонстрировать разные грани ее природного дара, который проявлялся все больше, по мере того как она росла. Ее родители, благоговеющие перед королевой, не противоречили. У Исанны не было выбора. Десять лет в ней копились ярость и одиночество, которым она не позволяла выйти наружу. Она была уверена, что эта пожилая женщина пытается сделать ее тихой и незаметной либо и вовсе разрушить ее дух. Но в тот день, когда Исанне исполнилось пятнадцать, королева Тарья улыбнулась, обняла ее и сказала, что она стала самым могущественным Айфом, когда-либо рождавшимся в Эззарии, и что у рей-кирраха нет шансов, пока ее талант будет питаться горящим внутри ее огнем.
— Тогда почему ты никогда не позволяла мне использовать его? — Исанна ничего не понимала. — Почему ты все эти годы водила меня старыми путями?
Королева рассмеялась и сказала, что ее талант почти не нуждался в усовершенствовании. Но вот ее нрав… это совсем другое. Айф не имеет права быть нетерпеливым.
Исанна рассказала мне об этом дне, когда мы были знакомы уже много лет. Она никогда не думала, что может быть нужна кому-либо.
Быть Айфом, создателем Ворот, считалось одним из самых сложных эззарианских призваний. Сливаться своей душой с душой другого настолько, чтобы ощущать и физические изменения, было непросто, даже если речь шла о здоровом и разумном человеке. Но проделывать это с тем, в ком поселился демон, с полубезумным, диким, непредсказуемым существом, было просто опасно. В книгах обычно прославляли Смотрителей, как это часто бывает с воинами, но ни один из них не сделал бы ни шагу, не ощущай он должной свободы и уверенности, которую давала только безграничная, абсолютная вера в непогрешимость своего Айфа. Если Ворота захлопнутся, воин будет вечно скитаться в чужом сознании. Без постоянной связи со своим Айфом он сам впадет в безумие, и тогда никто уже не сможет исцелить его.
Учителя, подобные Галадону, жили по всей стране. Они внимательно следили за успехами учеников своих коллег, подбирая из них пары своим ученикам. Смотритель и Айф, Ловец и Утешитель, Ученый и Мастер Заговоров, все наши занятия подразумевали служение в паре, за исключением Ткачихи. Она всегда работала одна. Все усилия Ловца, старающегося обнаружить демона в самом сосредоточии безумия и жестокости, ни к чему бы не приводили, не будь рядом с ним Утешителя, который заставлял жертву забыться и расслабиться. Прикосновение же Утешителя, который отправлял поток силы обратно Айфу, могло бы пропасть даром, если бы их обоих физически не защищал Ловец. Они стремились к одной цели, и все их умения должны были подходить друг другу, как подходят друг к другу фигуры какого-нибудь сложного танца. В этом танце от слаженности движений и от понимая партнеров зависели их жизнь и разум. Сообщение о появлении новой пары было равносильно сообщению о помолвке, свадьбе или похоронах. Правда, это вовсе не означало, что пара вступала в брак. На самом деле чаще всего было не так. Однако Смотритель и Айф работали в особенно тесном союзе. Странно было бы жениться на другой женщине, когда твоя душа полностью сливалась с душой твоего Айфа.
Мне повезло, что Галадон жил в той же деревне, что и я. Мне не пришлось, как большинству учеников, покидать дом. Моя подготовка была строгой и суровой, но отец и сестра окружали меня теплотой и заботой. Я жил и учился в небольшой деревушке и был просто изумлен, когда Галадон сказал мне, что моей парой будет ученица королевы Тарьи. Девушка исключительно одаренная. Ее все считают холодной, у нее тяжелый характер. Она должна стать королевой. Девушка настолько прелестная, что все мои чувства, почти подавленные бесконечным обучением и тренировками, разом вышли из-под контроля в тот миг, когда я впервые увидел ее.
Галадон, конечно же, разрешил эту задачу. Он усложнил мой курс настолько, что все бывшее ранее оказалось детской забавой. В некоторые дни я видел ее только на короткий миг, когда свет свечей храма освещал строгое сосредоточенное лицо, лицо Айфа, готового создать Ворота. Я стоял, глупо уставившись на нее, и думал, как будет ощущаться ямочка на подбородке, если я проведу пальцами по ее лицу, или что случится, если она не станет сурово сводить брови и морщинка между ними исчезнет. Мои размышления на эту тему прерывал Галадон, который обычно ворчал:
— Начинай же, тупица! Демоны не станут ждать, пока ты сосчитаешь всех ворон!
И я закрывал глаза и вздыхал, вспоминая ее черты, думая, что Галадон не замечает этого. Потом произносил нужные слова, изменяя восприятие и переходя в созданный ею мир.
Я встречался с ней у Ворот. Там я мог слышать ее внутренний голос, не отвлекаясь на плотскую оболочку. Сначала мы все время спорили. Она была очень самоуверенна, но, хотя я был всего лишь застенчивым пятнадцатилетним мальчишкой во всем, что касалось женщин или жизни, я кое-что понимал в сражениях и заклятиях. Десять лет под руководством Галадона не прошли даром. Точно так же, как и десять лет с Тарьей. Либо ты начинаешь верить в себя, либо бросаешь это дело. Галадон заявил, что следующие два года мы будем тренироваться работать в паре. Он гордился нашими способностями, нашей силой, нашими успехами. Когда мы вернулись с победой после первого сражения (мы изгнали демона из сузейнской женщины, которая настолько обезумела, что едва не убила собственных детей), Галадон провозгласил за нас тост и сказал, что равной нам пары не было и нет. Но мы еле слышали его. Едва открыв глаза и увидев друг друга во плоти, все еще переживая недавнюю опасность, силу заклятия, триумф, мы были одни во всей Вселенной.
К этому времени я уже знал, что у мраморной богини горячее сердце, в ней есть нежность и страсть, способные оживить мертвого, ясный ум, острота которого сравнима с гранью алмаза, самоотверженность и способность любить. Она только ждет того, кому сможет вручить все это. Ее душа была пятым временем года: там существовало больше оттенков, чем в осеннем пейзаже, больше жизни, чем в весне. Все это ждало своего часа, когда оно сможет проявиться и изменить мир, сделав его таким прекрасным, что никому и не снилось. Она позволила мне увидеть все это… она обещала, что я смогу всю свою жизнь провести в этом пятом времени года.
Меня трясло крупной дрожью, когда я вышел из леса и направился к деревне. Все это было так давно…
В окнах дома для гостей горел свет, рядом толпились люди. Я подумал, не переждать ли мне в лесу, пока они разойдутся, но потом решил, что нет смысла. Нет причин оставаться на морозе, когда самое худшее уже произошло. Я не успел умереть раньше. Не истек кровью. Я выжил.
Люди у дома не разошлись, когда я приблизился, но благодаря их неуловимым движениям: вот один наклонился ближе к товарищу, другой поправил плащ на плечах, женщина покрепче прижала к себе детей, чтобы они не мерзли, — дорога для меня сделалась свободна, хотя я не коснулся ни одного из них. Женщина-лекарь даже не повернула головы, чтобы узнать, кто пришел.
Александр выглядел пугающе. Его кожа стала почти прозрачной, губы побелели, щеки и глаза запали. Лекарка промыла ему рану и перевязала его. По предметам, оставленным на столе: иглам, шелковыми нитям, мешочкам трав, небольшой жаровне, набору камешков и кусочков металла, — я понял, что она наложила швы и использовала заклятие для лечения ран. Я не смотрел на женщину, которая принялась собирать вещи, мыть руки и убирать обрывки окровавленной материи. Подошел и сел на край кровати.
— Спите спокойно, мой господин. Пусть вас оставят злые сны. — Он не двигался и не слышал меня. — Я буду вставать каждые несколько часов, чтобы подать вам воду и осмотреть повязки. — Женщина раздула огонь, потом взяла что-то со стола, оставив мешочек с травами и кусок чистой ткани. Дверь беззвучно закрылась за ней.
Я принес немного воды и смыл с рук запекшуюся кровь. Потом выстирал тунику, повесил ее сушиться, а сам завернулся в одеяло и уселся на полу перед очагом, размышляя, что же мне делать с рубахой и плащом. Эззарийцы, разумеется, не дадут мне одежды. Но на следующий день, когда я то проваливался в сон, то снова просыпался, я увидел на столе свои рубаху и плащ. Они лежали там чистые и аккуратно сложенные. Возможно, эззарийцы подумали, что это вещи Александра. Я оделся, дал Александру чаю, который заварил из оставленных лекарем трав, и снова заснул.
Лекарка часто заходила взглянуть на принца, который то впадал в совершенную неподвижность, то метался в жару. Я посмотрел, что она делает, чтобы облегчить его страдания, и стал поступать так же. Вечером приготовил себе еду и в очередной раз заснул. Видимо, по-прежнему умел засыпать когда угодно. К тому же никаких дел у меня не было.
Судя по всему, была уже поздняя ночь, огромная луна висела над западными пиками гор, когда я услышал за дверью чьи-то шаги. Я был готов провалиться обратно в сон, но потом решил посмотреть, не найдет ли лекарка каких-нибудь перемен в состоянии больного. Казалось странным, что она пришла так поздно. Темная фигура появилась на пороге. Вместо того чтобы зажечь лампу и подойти к Александру, пришедший направился в мою сторону. Я собирался отодвинуться, но человек присел на корточки рядом со мной и коснулся моего плеча.
— Сейонн, — позвал он шепотом.
— Его не существует.
— Тогда как объяснить то, что я видел в лесу? Думаешь, я перебрал эля?
Я сел, смущенный и улыбающийся:
— Ты так и не научился вовремя останавливаться, Рис-на-Варейн? Или с возрастом твоя голова стала дырявой и все уроки прежних лет выпали из нее?
Он нашел в темноте мою руку и крепко сжал… и тут его пальцы коснулись железного браслета. Он отдернул руку, словно железо еще было горячим.
— Гэнад зи, — произнес я. Я не мог не сказать этого. Мое воспитание требовало, чтобы я предупредил его о том, что я нечист.
— Будь проклят закон, — прошептал он горько. — Я не могу допустить такого безумия, когда ты приехал в Дэл Эззар живой. Я видел, как ты упал, Сейонн. Тебя окружили. Человек восемь или даже больше. Я увидел опускающийся меч и кровь на твоей одежде. Я не посмел рисковать оставшимися…
— Все равно ничего нельзя было сделать. Мы проиграли. Я рад, что ты сумел пережить это. Правда, рад. — Я надеялся, что он сменит тему.
— Я помню, что я поклялся привести помощь или умереть… и я привел. Даффид может подтвердить. Он был среди тех, кто охранял королеву Тарью, но я заставил их всех проводить ее и начать творить заклинания так, как ты хотел. Чтобы воссоединиться с тобой. Но ты упал…
— Что хорошего было бы в том, если бы ты погиб?
— Мне все еще снится тот день.
— Я научу тебя, как сделать так, чтобы не видеть снов. Сам я давно научился этому.
— А, будь оно все проклято, Сейонн. О чем мы думали в те дни? Что мы сможем в одиночку победить Империю?
— У нас не было другого пути. Мы не могли просто сдаться.
— Мы были глупы. Всегда есть другой путь.
Он сел на пол напротив меня. Я видел знакомые мне очертания, но не мог разглядеть его лица. Но когда потянулся к печи подбросить дров, он остановил мою руку:
— Оставь так. — Я понял его. Разговаривать в темноте совсем не то, что смотреть на меня при свете.
— Я рад, что ты пришел. Ты даже не представляешь, как я рад. Расскажи… расскажи мне хоть что-нибудь. О месте, Дэл Эззар, Новая Эззария. Как вы его нашли? Расскажи мне, кто остался в живых, кто вывел вас, что-нибудь. — Я горячо желал знать, но не представлял, что принесет мне это знание: радость обретения или боль потери.
— Прежде всего я должен сказать тебе…
— Об Исанне и о тебе. Я уже знаю. Когда принц рассказал мне о консорте с рыбьим взглядом, я понял, что это может быть только один человек. Я рад за вас.
— Нас осталось так мало… мы не могли позволить, чтобы ее сила пропадала впустую… мы так давно знали друг друга… Мы попробовали работать в паре.
— Все в порядке. Я молился, чтобы она осталась жива… а если она останется жива, я знал, что она выйдет замуж. Я надеялся, что ее избранник будет достоин ее, — он сможет научить ее музицировать, чего не смог сделать я. — А кто сумеет быть лучше тебя? Ближе брата? Не говори о ней, если тебя это смущает.
— Огонь демонов, Сейонн! Мы были уверены, что ты погиб. Это произошло далеко не сразу. Но я наконец убедил Галадона, и он позволил мне пройти испытание. Ты знаешь, что старый дракон еще изрыгает пламя?
— Да, мне рассказал Ллир.
Он немного помолчал.
— Мы так и поняли, что это Ллир объяснил тебе, как нас найти. Что еще он рассказал?
— Больше ничего. Он был осторожен, и у нас не было времени.
— Раб дерзийцев… все эти годы. Как ты вынес это?
— Да, не на это я собирался потратить свою жизнь.
Я еще многое хотел узнать, но понимал, что скоро ему придется уйти. Поэтому прекратил расспросы и перешел к делу:
— Что думает Исанна об истории Александра?
— Ты же помнишь, никто никогда не знает, что она на самом деле думает.
— Но она осознает опасность? Она понимает, что мы неверно толковали пророчество? Эти келидцы… Рис, я видел Гэ Кайаллета в келидце Каставане. У меня нет больше силы, ни капельки, но я видел. Ни разу за всю жизнь я не встречал такого могущественного демона. Мы всегда предполагали, что должен существовать Повелитель Демонов, и мои инстинкты подсказали мне, что я вижу именно его. Я уверен, что этот Каставан собирался расстаться со своим телом и переселить демона в наследника Империи.