Рей-Киррах (№1) - Превращение

Я помедлил, прежде чем начать пить. Необходимо было растянуть удовольствие. По одному глотку за один раз. Не спеши. Насладись.

Когда я уже почти покончил с водой, сознание покинуло меня. Прекрасный результат.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем люк снова распахнулся. Я пребывал в каком-то странном состоянии. Мне показалось, что квадрат света над моей головой пошел волнами.

— Эззариец, выходи, — хрипло прошептали волны. — Шевели ногами, раб.

Я старательно принялся разглядывать тьму под своим животом, но увидел только пляшущие цветные пятна.

— Я не могу найти ноги.

— Тише, дурень. Иди наверх.

Эти слова показались мне лишенными смысла. Я перевернулся на бок и закрыл глаза. Но прежде чем я снова провалился в небытие, две сильные грубые руки потащили меня из грязной гнилой соломы и поставили на верхнюю ступень лестницы. Солома здесь, наверху, была гораздо чище, и я тут же, у ведущего в подвал люка, полностью зарылся в нее, стараясь согреться.

— Давай, парень, — прошептал человек, вытащивший меня из подвала. — Тебе крепко досталось, но соберись. Держи вот, — он бросил мне что-то. Это оказалось тоненьким одеялом, от него несло конским навозом. Ни разу не видел вещи прекраснее. — Завернись в него и иди сюда, к огню. Надо вычистить тебя. Он ждет тебя через пять минут.

На меня его слова не произвели никакого впечатления, ему пришлось самому волочить меня между рядами спящих людей. Он посадил меня рядом со своей маленькой жаровней и влил мне в горло немного бренди. Я глотнул и закашлялся. Последний раз я пил крепкое спиртное шестнадцать лет назад. Мне с трудом удалось отдышаться.

— Так получше?

— Не знаю, — я больше не каркал, это был хороший бренди.

— Вот, поешь. Я пока приготовлю тебе воду, — он сунул мне в одну руку ломоть мягкого хлеба, а в другую — кусок сыра, а сам ушел. Откусив первый кусочек, я понял, насколько я был голоден. И сыр и хлеб исчезли задолго до возвращения Дургана. Он принес с собой нож.

Я ждал его, сперва неуклюже привалившись к бочке за моей спиной, потом просто развалившись на полу. Все мои внутренности болели так, что я был уверен, что никогда уже не смогу пошевелиться.

Дурган покосился на меня, потом посмотрел на нож в своей руке.

— Вставай же. Я уже говорил, что тебя надо почистить.

— Почистить… — Я с трудом поднялся. — Еда… Спасибо.

— Не благодари. Я делаю только то, что мне приказывают, — он сунул мне в руку тупой нож и поставил воду на огонь. — Займись волосами. Я попробую смыть с тебя кровь. Ты весь в синяках. Принц это не любит, — к моему великому сожалению, он снял с меня одеяло.

Должно быть, со стороны сцена выглядела забавно. Высокий толстяк, полностью одетый, и тощий голый человек склонились над крошечным огоньком и шепчутся, стараясь не разбудить сотню спящих рабов. Я соскабливал отросшие за неделю волосы, стараясь не порезаться, а Дурган пытался смыть запекшуюся кровь с моего лба, плеч, рук, ног и спины. Каждый миллиметр моей кожи переливался синим, черным и желто-зеленым. Я был счастлив, что мне не нужно бриться. Когда мы покончили с нашими делами, Дурган указал на стоявшую на огне воду. С трудом веря собственному счастью, я зачерпнул горячей воды и вымыл голову и лицо.

— Хватит, — сказал надсмотрщик через некоторое время и протянул мне тунику. — Иди в покои принца, только незаметно.

— Скажи мне…

— Я ничего не знаю. Ступай. Тебя встретят.

Я пошел через темный пустой двор, утопая по колено в снегу и стараясь успокоиться. Не думай. Не спрашивай. Просто иди. Просто делай. Что будет, то будет. Либо ты выживешь, либо нет. Не так-то просто было следовать собственным советам, когда каждый давшийся с трудом шаг напоминал о последней встрече с принцем. Я чувствовал все свои синяки, которые пульсировали в такт ударам сердца. Как я мог быть таким дураком?

Иди незаметно, сказал Дурган. Это было не просто сделать в доме, где жили тысячи людей, большинство из которых занимались тем, что следили за такими незаметно идущими. Сейчас шел приблизительно четвертый час после полуночи. Наверное, самый тихий час во дворце. Огромные плиты в кухне в темноте походили на надгробья. Огонь в них зажгут только через час. Коридоры и лестницы были пусты, их слабо освещали небольшие лампы. Гуляки спали, обессиленные вином. Любовники вернулись в свои постели. Рабы досматривали свои кошмары. Только стражники за дверями покоев принца стояли прямо, хотя трое его камердинеров все же прикорнули на обитых бархатом скамеечках. Я остановился за колонной у лестницы и задумался, как мне пройти незаметно мимо стражи. Мне на плечо легла чья-то рука.

— Меня отправили за тобой, — произнес одетый в золото дерзиец, быстро отдернув руку и делая попытку вытереть ее о штаны. — Я провожу тебя к другому входу.

Юный дерзиец, ему было не больше пятнадцати, он еще не участвовал в сражениях, о чем говорили не заплетенные в косу волосы, провел меня через лабиринт коридоров в небольшую кладовку, забитую всевозможными светильниками. На пустом столе стояла единственная зажженная свечка. Дверь в глубине комнаты вела не в следующую кладовку, как это обычно бывает, а в лишенную окон гостиную, где были мягкие удобные кресла, лежали горы подушек и стоял одинокий стражник. Вряд ли он караулил светильники. Он стоял неподвижно, глядя прямо перед собой, словно для того, чтобы проходящие мимо не замечали его. Я не слишком удивился, оказавшись прямо в спальне Александра.

Среди мехов и подушек, лежавших на огромной кровати, кто-то спал, но не Александр, если только он не изменил цвет волос с рыжего на золотистый, а его ноги не стали вдруг тоньше и нежнее. Наверное, принц нашел, чем отвлечься от своей болезни.

Камердинер провел меня через завешенную ковром дверь в более привычную для меня комнату, освещенную несколькими свечами и огнем камина. Принц, одетый в голубую свободную рубаху с золотой отделкой, лежал на подушках и беседовал с человеком, на шее которого висел золотой крест в круге, знак королевского курьера. Я опустился на колени прямо у двери и склонил голову. Это оказалось не так-то просто: моя спина была сплошным синяком, было сломано как минимум два ребра, я держался руками за готовый разорваться живот.

— Ты сможешь уехать до зари?

— Я уже приказал приготовить свежего жеребца, — ответил курьер.

— Пока подожди в коридоре. Сгони этих ленивых тварей со скамеек и поспи, если сможешь.

— Я буду ждать вашего зова, ваше высочество.

— И еще скажи этим, снаружи, чтобы больше меня не смели беспокоить.

Дверь открылась и снова закрылась. Краем глаза я увидел прошедшие рядом со мной босые ноги, направившиеся в спальню. Он наверняка не заметил меня. Когда я входил, он как раз смотрел в другую сторону. Кровь бешено пульсировала у меня в висках, и я принялся считать нитки в ковре, мечтая только не потерять сознание.

Расслабься. Не обращай внимания. Что будет, то будет.

До меня донесся тихий разговор, смешок, скрип двери. Легкие шаги. Босые ноги остановились рядом со мной. Я не двигался. Я не буду защищаться или отодвигаться. Хотя бы башмаков на нем нет.

Я мог ожидать от него чего угодно, если бы дал волю воображению, но только не того, что его сильные руки подхватят меня подмышки и медленно и осторожно поднимут меня. Он сразу же отошел, а я остался стоять, не отрывая глаз от ковра, хотя мне очень хотелось увидеть выражение его лица.

— Ты сильно пострадал? — Тон холодный, безразличный. Но он спросил. Очень странно.

— Нет, мой господин. Не думаю, — ребра срастутся, и когда-нибудь острый нож, впивающийся сейчас в мой позвоночник, тоже исчезнет. Если бы меня на время оставили в покое…

Он потянул меня к горе подушек на полу у камина.

— Нет, нет, ради бога, сядь, — сказал он, когда я, морщась, попытался опуститься на колени рядом с ним, дрожа и обхватывая ребра руками. Он сел на такие же подушки напротив меня и обхватил колени своими длинными руками. Я не мог раскинуться на подушках при всем своем желании и просто сидел, наслаждаясь теплом и ожидая, когда он заговорит.

— Почему ты это сделал?

Этот вопрос означал, что он разрушил заклятье. Очень хорошо. Теперь мне только нужно выбраться отсюда без лишних синяков. Но вопрос требовал ответа. Он, кажется, действительно хотел услышать правду. Я поерзал на подушке, мои внутренности тут же заныли, напоминая о том, что было правдой.

Я снова принялся изучать узоры ковра.

— Я служу вам, мой господин.

Мои слова повисли в воздухе. Он ничего не сказал, вопрос оставался без ответа. Он напряженно ждал продолжения. Дрова в камине потрескивали, обращаясь в светящиеся угли.

Я попробовал еще раз.

— Я знаю действие заклятия. Другие слуги не знают. А жизнь… она лучше… когда хозяину хорошо, — раб не должен так нагло рассуждать вслух о собственном хозяине. Но момент был особый, и он требовал особых слов.

— И какой награды ты ожидаешь? Неужели ты ничего не попросишь за услугу?

— Ничего, мой господин, — уголек выскочил из камина, ярко вспыхнул оранжевым, потом померк, оставив черное пятно на навощенном полу.

— И ты сделал бы это снова, если бы такое случилось?

— Да, — я обругал себя за поспешный ответ. Лучше не проявлять эмоций. — Я служу вам, мой господин.

Я почувствовал, как он напрягся. Я взглянул на него, его глаза горели от любопытства.

— Давай начнем сначала. Почему ты это сделал? — В его словах не было угрозы. Он просто хотел знать правду. Он ожидал услышать правду от раба.

Поймет ли он, что это правда, если я скажу ему? Я помедлил, потом немного подвинулся, мои синяки тут же выразили свой протест.

— Что вы знаете о рей-киррахах? — спросил я, наконец.

Наверное, момент действительно был исключительный. Он не стал ничего говорить о дурацких предрассудках, не стал смеяться над варварскими суевериями или проклинать меня за упрямство и нежелание сказать ему правду.

— Демоны? Я слышал истории… воины рассказывали сказки о них, собравшись у костра накануне битвы. Рей-киррахи собираются перед битвой пожирать души умирающих. Солдаты утверждали, что слышали их сладострастное ворчанье и видели, как они смотрят из глаз других людей, выискивая самого напуганного. Рей-киррахи легенда, порожденная войной и страхом.

Ничего другого я и не ожидал от дерзийца. Но он хотел правды, и я решил, то ли оттого, что не мог как следует думать своей больной головой, то ли оттого, что хотел продлить это сидение у огня, вместо того, чтобы возвращаться в свой ледяной подвал, но я решил рассказать ему.

— Мой ответ на ваш вопрос не будет иметь смысла, если вы хоть на миг не поверите мне, мой господин. Я смог предупредить вас о заклятье, потому что оно было сделано демоном. Моя жизнь имеет смысл только тогда, когда я могу говорить и делать то, что разрушает его цели. Ради этого стоит рисковать.

— Даже врываться в комнату вспыльчивого дерзийского принца?

Я посмотрел на его лицо и увидел обычное выражение углубленного в себя человека, к которому привык, пока писал письма в его покоях. И я сказал ему чистую правду.

— Даже так.

Это был конец. Он или забьет меня до смерти, либо объявит меня спятившим варваром, который утверждает, что солдатские сказки говорят правду. Но вместо этого он потянулся за бутылкой, стоявшей на столике, и налил себе стакан вина и снова откинулся на подушки.

— Так ты утверждаешь, что рей-киррах более чем легенда? В следующий раз ты заявишь, что у меня есть дух-хранитель, который скачет радом со мной, защищая меня.

Раз уж я все равно начал, придется сносить насмешки.

— Я ничего не знаю о духах-хранителях. Но демоны вполне реальны.

— Продолжай.

— Они приходят из вечных льдов дальнего севера в поисках теплого укрытия… сосуда… человека, который утолит их голод. Чаще всего они пожирают этот сосуд и двигаются дальше, но их сила и разум возрастают, когда они встречают гостеприимного хозяина, который кормит их больше, чем они нуждаются. Они также реальны, как и люди, мой господин.

— Но человека можно видеть и трогать. Я не верю в то, что не могу увидеть.

На это сложно было возразить. Здесь можно было бы поставить точку в нашем странном разговоре. Но я решил, что имеет смысл сказать кое-что еще. Если келидский демон здесь для того, чтобы погубить принца, я ничего не смогу сделать. Я не смогу ему противостоять. Но я могу предостеречь Александра, и тогда его недоверие и осторожность, возможно, заставят демона или его носителя отправиться прочь из дворца… подальше от меня. Меня рей-кирраху не взять. Я знаю слишком много… бесконечно много из того, что им никогда не понять. И я продолжил.

— Они также реальны, как солнечный свет, который вы не можете удержать в руке, но он влияет на все живое на земле, заставляя его цвести или превращая в выжженную пустыню. Они реальны, как правда и честь, их нельзя увидеть, но вы всегда узнаете их, встретив в человеке. Они как мотыльки, только летящие не на свет, а на силу, страх и насильственную смерть.

Он внимательно выслушал меня, но потом покачал головой.

— Значит, некий невидимый демон прислал мне заговоренную печать, передав руками келидца. Мне кажется, твоя голова пострадала сильнее, чем ты думаешь.

Я ощутил, как пропасть между нами, почти исчезнувшая после прикосновения его рук и всех этих разговоров, снова начала расти. Его мысли по поводу «эззарийских поверий» опять приняли обычное для дерзийца направление. Мы называли это мелидда, превосходящая сила. Настоящее волшебство никогда не имело ничего общего с трюками их магов. Но в словах принца слышался не только скептицизм. Он был разочарован. Он ждал большего, чем просто сказка, в которую он не верил. Происшедшее напугало его, хотя я был уверен, что это слово никогда не пришло бы ему в голову, и ему было необходимо вернуть уверенность. Я вздохнул. Я все равно уже зашел слишком далеко.

— Нет, господин. Келидец несет демона в себе.

Он засмеялся.

— Наконец-то ты сказал это. Я, конечно, не люблю Корелия. Он хитрый, амбициозный, он злоупотребляет моим гостеприимством, но не достаточно сильно, чтобы я смог прогнать его. Но он не таинственный пожиратель душ. Расскажи мне сказку получше.

Да, пора прекращать разговор. Я не собираюсь напоминать ему о недавних событиях. Я не стану говорить ему, почему я знаю то, что я знаю, как я могу узнать демона и вообще ничего из того, что он мог бы счесть «сказкой получше». Я не отдам под его власть еще одну часть себя, будет с него и той, что у него и так уже есть.

— Я не смогу доказать это, мой господин. И я не знаю, почему он выбрал именно вас. Демону не обязательно удовлетворять собственные желания. Направление злу задает его сосуд. Я могу только рассказать о том, что я видел и что считаю правдой, — я снова уставился на ковер.

Принц задумчиво мял маленькую подушечку. Потом бросил ее к остальным.

— Ты слишком долго собирался, прежде чем ответить. Как я могу поверить твоим словам? Может, это сделал ты. Это самое простое объяснение. Может, тебе не прочистили как следует мозги эти Обряды Балтара? Наверное, их следует повторить.

— Я в ваших руках, ваше высочество, как и прежде, — я не собирался отвечать на эти слова. Не думаю, что он верил в то, что говорил, иначе этот ночной разговор давно бы принял иное направление. Я надеялся, что он и сам знает, что пройди я через Обряды во второй раз, едва ли у меня достанет разума служить ему.

— Больше тебе нечего сказать?

Разум, осторожность, самозащита… Я опасался сказать слишком много, но не посмел вовсе не ответить.

— Только одно, мой господин. Он попытается проделать это снова. Демон не любит, когда ему бросают вызов, а вы сделали это. Во-первых, вы сопротивлялись действию заклятия, и успешно. Я видел, как он разозлился на Дар Хегеде. Во-вторых, вы сняли заклятие. Он не узнает, почему и как, если вы сами не скажете ему, а это было бы нежелательно, крайне нежелательно. И он попробует еще раз.

— Для раба ты слишком много болтаешь, Сейонн.

— Только когда речь заходит о демонах.

— Ладно. На сегодня достаточно. Я найду того, кто это сделал, будь он воин, раб или демон.

Я встал, приняв его слова за окончание нашей встречи.

— Погоди, есть еще одно дело, — он махнул рукой на ту подушку, на которой он сидел, когда я пришел. — Вон там, возьми и прочитай. Курьер ждет ответа.

Я сломал белую печать и опустился на колени возле камина. Я снова стоял на коленях, мы вернулись к обычному положению дел, и я не собирался больше испытывать его терпение.

«Александр!

Известия о твоей новой эскападе достигли Загада через несколько часов после моего прибытия. Теперь мне ясно, почему ты велел мне немедленно убраться. Ты свалял дурака.

Айвон был готов отказаться от тебя, слушая твое оскорбительное письмо, он заявил, что лучше уж совершить помазание дикого зверя, чем тебя. Но теперь, когда все счастливо закончилось, он сам смеется над своими словами, к тому же он слишком захвачен идеей лорда Каставана о строительстве новой столицы, чтобы волноваться о судьбе своих вассалов. Согласно дерзийской традиции, Дом Меззраха останется нашим союзником. Но, если бы брат не удерживал меня здесь, я уже примчался бы в Кафарну и задал тебе такую порку, какой ты никогда не получал даже в детстве. Солдат сражается скорее сердцем, чем оружием. Усвой это, иначе ты быстро расстанешься со своим огромным наследством, какого не получал ни один принц в мире. Отныне Меззрахи будут сражаться за тебя своим оружием, но не своим сердцем.

Я вернусь в Кафарну через десять дней. До того, умоляю, будь осторожен и уделяй все свое внимание делам. Дар Хегед может казаться тебе скучным, да, я могу себе представить твои детские жалобы, но это основа нашей власти. Не уничтожь ее, как ты сделал это с меззрахским альянсом. Верю, настанет день, и тебе придется собрать все твои силы. В Империи творятся нехорошие дела. Нам будет о чем поговорить, когда я вернусь.

Дмитрий.»

Принц вскочил на ноги после первой же фразы письма, а когда я дочитал до конца, он выхватил у меня бумагу и сжал ее в кулаке.

— Бога ради, есть ли еще на свете человек, такой же напыщенный, как Дмитрий? Я снова отправлю его на границу. Десять дней. Проклятье, опять слушать его причитания, — принц рухнул на голубую подушку, сбив на пол еще десяток. — Я уже вижу, как он сидит у меня за спиной на Дар Хегеде и оспаривает каждое мое решение. Но не говоря при этом ни слова на публике, а все оставляя на потом, как будто я должен читать его мысли. И ради этого меня вытащили из постели?

— Вы будете отправлять ответ, господин? — Я напомнил о своем присутствии, надеясь, что так он будут вести себя сдержанней.

— Надо. Но не сейчас. Я не могу доверить письмо курьеру, — он швырнул смятую бумагу в камин, где она с шипением сгорела. — Хотя, пожалуй, я отвечу ему.

— Минутку, ваше высочество, — я зажег лампу на вишневом столике, приготовил чернила, бумагу и перо. — Диктуйте, мой господин.

Александр принялся расхаживать по комнате.

«Дмитрий!

В тот же день, когда ты вернешься в Кафарну, я освобожу тебя от всех клятв верности вассала и предложу тебе попытаться меня выпороть. Думаю, ты не справишься со мной так просто, как делал это, когда мне было двенадцать. Хотя, посмотрим. Я мечтаю померяться с тобой на кулаках. Но как только мы закончим, ты снова станешь верным вассалом, знающим свои обязанности.

Я хочу, чтобы ты отправился в Авенхар подготовить караван в Кафарну для Лидии и ее свиты. Я не какой-нибудь изверг, чтобы просить тебя лично сопровождать ее. Но раз уж я так и не смог убедить отца не навязывать ее мне в жены, мне придется обеспечить ей более-менее комфортный и безопасный переезд. Я не хочу, чтобы эта змея потом изливала на меня свой яд. К моменту ее поездки разбойничий сезон будет в разгаре, и если она решит, что обычный путь от Авенхара в Кафарну недостаточно безопасен, пусть отправляется другой дорогой.

Конечно, плохо, что из-за подготовки ее каравана ты вернешься сюда уже после завершения Дар Хегеда, но я как-нибудь постараюсь справиться со всеми делами сам. Кстати, если отец решил перенести столицу из Жемчужины Азахстана в какое-то другое место, боюсь, он куда больше моего нуждается в наставнике.»

Продиктовав все это, принц замолчал. Я подождал немного, но, казалось, он не собирается продолжать.

— Как мне подписать письмо, мой господин?

Он секунду подумал.

— Сандер.

Я покачал головой, сомневаясь, что суровый пожилой дерзиец, раздраженный письмом, заметит ласкательное домашнее прозвище, которым оно подписано. Александр запечатал письмо и сказал, что потом сам пойдет проследить за его отправкой. Я мог идти. Я поклонился и растерянно замер, глядя на занавешенную дверь спальни, и не зная, каким путем уходить.

— Так же, как пришел. Завтра придешь на Дар Хегед, как обычно.

— Да, господин, — я шагнул за занавес. Александр остался лежать на подушках, задумчиво глядя в огонь. — Спите спокойно, ваше высочество.

Он удивленно поднял голову.

— Да, сегодня я буду спать.

Глава 8

Ворота были распахнуты. За ними клубились облака, сверкали сиреневые молнии, освещавшие движущиеся скалы и глыбы льда. Земля содрогалась. Хаос. Справиться с ним будет не просто. Зато он последний. Тропа у моих ног была неподвижна, создана именно для меня. Самое сложное было заставить себя ступить на нее. И оставить все позади: жизнь, воздух, радость и любовь. Оказаться совершенно одному в царстве зла.

«Никогда», — прошептал кто-то, таящийся в глубине моего сознания. «Никогда больше не останешься один». Это была утешительная ложь, я знал это.

Мое оружие было при мне: серебряный кинжал, овальное зеркальце с серебряной амальгамой, мои руки, мои глаза, моя душа. Это все, что я мог пронести с собой через ворота. Сотни раз я проделывал это, и с каждым разом делать это было все труднее… зная, что произойдет там.

Утешающий меня голос зашептал снова. «Я буду ждать тебя, пока ты не вернешься. Не сомневайся». Ответить ему я не мог, я готовился войти, и сказанные вслух слова разрушили бы сотканную оболочку. Голос умолк, теперь я должен был войти… или не войти. Больше медлить было нельзя.

Я шагнул и начал свое превращение. Загрохотал гром, порыв ветра растрепал мои волосы и поднял над головой плащ. Я ощутил, как глаза зла удивленно раскрылись, заметив вторжение.

— Кто посмел войти сюда? — Заревел голос, от которого замерло сердце, а в душе поселилось отчаяние. Как оно проявит себя на этот раз? Обратится четырехглавой змеей? Драконом? Воином, в два раза больше меня, с длинными шипами вместо пальцев? Заставит ли оно искать себя или выплеснется из недр земли к моим ногам? Каждый раз все было по-ново.

— Я Смотритель, посланный Айфом, Гонителем Демонов, изгнать тебя из этого сосуда. Прочь! Изыди! Он не твой!

Еще немного, и мое превращение завершится. Мои ступни уже не оставляли следов на тропе, я уже различал, из чего сделан ветер.

— Презренный раб, знай свое место! Я твой хозяин. Все, что ты есть, все, чем ты станешь, — мое, я сделаю с тобой все, что пожелаю.

— Я свободен.

— Все, кого ты называешь друзьями, закованы в мои цепи, или цепи смерти, моего союзника. Ты последний. А твой Айф… разве ты еще не понял? Он же тоже мой.

— Это невозможно, — воскликнул я, но тут тропа под моими ногами начала крошиться. И когда я, преодолевая воющий ветер, повернул голову, то увидел, что ворота стали едва различимы.

— Нет! — Закричал я. — Любовь, не оставляй меня! — Я побежал к тающим на глазах воротам, хохот рей-кирраха терзал мой слух. Тьма выходила из пор земли и застилала все вокруг. Я хватал ртом воздух, в боку закололо от быстрого бега, но ворота уходили все дальше и дальше от меня, их почти уже не было видно. — Не здесь… не оставляй меня здесь…

Я проснулся, истекая потом, сердце прыгало в груди, тело сотрясалось от рыданий, душа была полна отчаяния. Я знал, где я. Тьма, холод, запах сотни немытых тел, прелая солома надо мной и подо мной. Это место не походило на то, что я только что видел. Но и оно было землей зла, и я так и не смог избавиться от произведенного сном впечатления до тех пор, пока серый рассвет не позволил мне разглядеть вокруг себя лица рабов, а не демонов.

Придя в Главный Зал, я прежде всего перелистал переплетенную в кожу книгу, чтобы понять, что произошло за дни моего вынужденного отсутствия и сколько этих дней прошло. Оказалось, что на следующий день после нашей беседы, имевшей для меня столь печальные последствия, принц не был в Зале. Он пришел только через день и вынес свое решение по делу о наследстве и женитьбе. Он назначил молодой девушке двух опекунов, тех самых баронов, каждый из которых должен был заботиться о половине ее земель. Право решать, какая часть земель станет приданным девицы, и кто станет ее мужем, принц оставил за Императором. Все было сделано весьма деликатно. Сомневаюсь, что лорд Дмитрий стал бы придираться к решению Александра. Кстати, я бы не удивился, если бы узнал, что те золотые волосы и длинные ноги, которые я недавно видел, принадлежали именно этой девице.

В тот день больше не было вынесено никаких решений, то же самое и на следующий день. В записях было полно клякс и исправлений. Очевидно, что-то не ладилось. Но третий день, тот, когда Дурган извлек меня из подвала и отправил в покои принца, судя по записям, прошел так же, как и первые дни Дар Хегеда, когда принц был бодр и здоров.

Возможность снова увидеть демона, пусть даже издалека, смущала меня, пробуждая в моей голове мертвые голоса и забытые страхи. В Зал входили все новые толпы просителей и слуг, и я все чаще отрывал глаза от книги, ища среди них малиновый плащ и ледяные голубые глаза. Я сказал принцу, что демон повторит попытку. Верил ли я сам в эти слова? Я опустил глаза в книгу. Что будет, то будет.

Следующие три дня Дар Хегеда прошли спокойно. Дурган позволил мне снова спать с остальными, хотя он не получал на этот счет никаких распоряжений. Он рассудил, что если я вернулся к тем обязанностям, которые выполнял до заточения, то меня следует вернуть и к прежнему режиму. Он ни о чем не говорил со мной. Он просто снимал с меня цепь по утру и приковывал меня на ночь, а также следил за тем, чтобы все работающие во дворце рабы были накормлены и умыты.

Я больше не позволял себе видеть сны и старался внушить себе, что все идет по-прежнему. Демону наскучит, и он покинет Кафарну. А я смогу спать, работать и существовать в моем собственном мире до самой смерти.

Но я нигде больше не находил этого мира. На четвертый день после моего возвращения на Дар Хегед, принц не вышел в назначенный час. Управляющие и камердинеры расстилали ковры и готовили кресла, налогоплательщики и просители, вынужденные продлить свое пребывание в Кафарне из-за странной болезни принца, недовольно ворчали, стоя в толпе, которую вот-вот должны были впустить в Зал. Факелы были зажжены, трубачи были готовы музыкой объявить прибытие принца. Птицы и обезьянки, принесенные в подарок, возились и вскрикивали в своих клетках. А принц все не шел.

Александр никогда не опаздывал. Он ненавидел церемонии, ворчал, но он никогда не пренебрегал своими обязанностями. Очень странно. Непонятно.

После двух часов ожидания дворяне насели на главного управляющего.

— Скажи нам, Фендуляр, где наш принц?

— Снегопады усиливаются. Мы не попадем домой, если задержимся в Кафарне еще на несколько дней!

— Никогда еще не было такого Дар Хегеда!

— Он что, снова заболел?

— Это правда, что он устроил погром в своих покоях?

Я убеждал себя, что это ничего не значит. Наверное, какая-нибудь женщина, которая вывела его из себя. Или что-нибудь с его конем. Дерзийцы всегда ставили коней превыше всего. Я разглядывал толпу. Келидца здесь не было.

— Господин главный управляющий, может быть, мне пойти узнать, в чем причина задержки? — Слова сами сорвались у меня с языка.

— Мы послали уже пятерых, — Фендуляр был так расстроен, что забыл поставить меня на место. — Сиди здесь.

Я принялся затачивать перья, словно это были наконечники копий, которые следовало приготовить к бою.

К счастью для Фендуляра и для дворцового запаса перьев, принц вскоре пришел и разобрал все назначенные на тот день дела без всяких происшествий, но так и не объяснив, что задержало его. При этом его высочество явно был в дурном расположении духа, поэтому только несколько просителей покинули дворец более счастливыми, чем пришли в него.

Несколькими днями раньше мне поручили выполнять работу для главного управляющего. Каждый вечер я до полуночи переписывал бесконечные копии решений, принятых на Дар Хегеде, и списки налогоплательщиков. Эта работа была не только нудной, но и холодной, поскольку единственное крошечное окошко пыльной каморки было разбито, наверное, несколько веков назад, а тратить дрова на раба Фендуляр не собирался. Каждые несколько минут мне приходилось подносить то чернильницу, то руки к пламени единственной оставленной мне свечи, чтобы они совсем не заледенели. После долгого дня в Главном Зале глаза и пальцы отказывались служить. Мне все время приходилось поправлять уже написанное или переписывать все заново, до тех пор, пока цифры и фамилии не начинали выстраиваться в призрачный хоровод вокруг пламени свечи. Но, несмотря на все это, я был счастлив. За мою жизнь в рабстве меня использовали на множестве разных работ, только в шахтах я не был. У меня было семь хозяев, трое из которых были грубы со мной, а еще один был помешан. После всего, что было, холод, скука и одиночество казались счастьем. Многим рабам приходится несладко, а мне не на что жаловаться.

В конце того дня, когда принц опоздал на Дар Хегед, Фендуляр снова отправил меня в холодную каморку. Час за часом я переписывал суммы выплаченных налогов, вспоминая шерстяное одеяло Дургана и его жаровню, или воображая тепло камина в покоях принца. Что за странная была ночь! Я разговаривал с наследником Львиного Трона Дерзи. На какой-то миг я снова из раба превратился в человека. Даже барон никогда не задавал мне настоящих вопросов, требующих работы ума.