– В настоящее время выделено 18 факторов, так называемых факторов Рейсса, которые на инстинктивном уровне определяют поведение человека. По мере возникновения и влияния на личность они распределяются на четыре группы. Биологическая группа – это пищевой, половой, исследовательско-ориентировочный инстинкты, а также двигательная активность и агрессия. Группа структуры личности – сюда входят честь, месть, независимость и власть. Группа комфорта – спокойствие, одобрение, порядок и экономия. И последнее, самое сложное – общественные отношения: общение, забота, семья, положение в обществе и идеализм, то есть потребность в создании абстрактных конструкций. Казалось бы, у киборгов им должны соответствовать Три Закона Роботехники, но это не совсем так. Законы гласят: Первый – робот не может допустить, чтобы его действие или бездействие причинило вред человеку, Второй – робот должен подчиняться человеку, если это не противоречит Первому Закону, и Третий – робот должен заботиться о самосохранении, если это не противоречит Первому и Второму Законам. Если привести Законы в соответствие с факторами Рейсса, получится неполная, дробная картина: совпадают только забота, подчинение, как элемент власти, и порядок с экономией, в чем люди признаются наименее охотно – а у роботов ввели в Третий закон. Вроде бы минимум сходства – но лишь на первый взгляд. Мозг киборга высшего класса устроен гораздо сложнее и функционирует на ином уровне, следовательно, либо не все Законы декларированы, либо в BIC сознательно упростили инструкцию для «чайников».

– Похоже на то, – Хиллари слушал с чрезвычайным любопытством. – Давай-ка начнем с азов и определений. Инстинкты – более или менее сложные, последовательные, генетически детерминированные действия, закрепленные в нервной системе; они представляют собой наименее пластичную форму поведения. Сложные формы инстинктивного поведения очень совершенны, но жестки и препятствуют развитию; при изменении условий они могут стать бессмысленными! Скажем, вложи в андроида-лакея алгоритм пилотирования – и он будет делать попытку за попыткой поднять ротоплан в воздух, не замечая, что у машины нет ни мотора, ни роторов. Аналоги инстинктов – программы, встроенные при сборке мозга и срабатывающие рефлекторно, тот же «ствол», который киборг контролировать не может: забота, подчинение, порядок. Чтобы киборг не отвлекался для помощи любому нищему и алкашу, вводится принцип приоритетности хозяина – его образ внедряется в мозг, и создается вертикаль «человек—киборг»; это – фактор власти. Третий Закон включает питание, двигательную активность и любознательность – кибер следит, чтобы наружний покров не потерял свойства, контракторы не затвердели от бездействия, и сканирует все незнакомое и подозрительное, чтобы не попасть в аварию. Так что инстинктов уже набирается больше, чем перечислено в методичке BIC!

Сев поудобней, Хиллари продолжил развивать концепцию:

– Мало этого: высшие киборги обучаются, то есть имеют вторую форму поведения – навыки, постепенно вырабатываемые в результате индивидуального опыта; навыки более пластичны. Не будем забывать, что при господстве одной формы поведения в известной степени представлены и другие; навыки формируются на основе инстинктов. Для адаптации имеет значение гибкость, изменчивость поведения в ответ на изменение внешних условий. Среда обитания киборгов – Город и люди; чтобы киберы максимально исполняли инстинкт заботы – у человека, кстати, очень хилый; общество его буквально навязывает людям, а у роботов он стоит на первом месте – усилены способности развития навыков уподобления и общения, чтобы киборги вписались в общество, в семью. Понятие «семья» в базовом словаре кибер-мозга намеренно увязано с понятием «хозяин». Фердинанд цеплялся именно за базовый словарь и менял смысл понятий, придавал им новое значение. Что получилось – мы видели, но понять можно, отыскивая не различия, а сходства.

Поиск аналогий вдохновлял его; теперь он осознал, что совет отца был умней, чем показалось вначале.

– Наш мозг состоит из древних центров и специализированной коры, где есть первичные и вторичные поля, отвечающие за выработку тончайших и сложнейших навыков. По тому же принципу устроен мозг киборга – «ствол», сектора и блоки в них; память хранится в массивах, многократно соединенных друг с другом. Обладают ли киборги разумом? Да. По определению «разум» или «интеллект» – способность понимать и отражать отношения между вещами, понятие о причинно-следственных связях в мире и обществе. Безусловно, высшие киборги наделены такой способностью. Они разумны, они индивидуальны, у них есть воля, то есть – они способны к действиям для достижения сознательно и самостоятельно поставленной цели. Это требует предварительного выбора между разными способами действия, принятия решения и, наконец, приведения его в исполнение. Вместе все это – выбор, решение, исполнение – и выражает волю. Воля заключает в себе переход от мыслей и чувств к действию.

Чтобы тебя не поймал на слове въедливый вежливый Пальмер, надо свободно оперировать понятиями; Хиллари был готов к этой вроде бы случайной беседе.

– У человека за волю отвечают в мозгу третичные поля, на которых замыкаются все цепи; они самые большие и по объему занимают 30% площади коры. Воля! Вот что радикально отличает человека от животных – способность к длительному совершению сознательных, целевых актов, в том числе в абстрактной деятельности. Воля киборгов заключена в «стволе» – в «тройке» Законов, ими они и руководствуются, но, имея индивидуальность, навыки, интеллект, инстинкт заботы и общения, они могут и должны создавать группы, действующие целесообразно и автономно, поскольку опыт учит их тому, что наиболее эффективны согласованные и коллективные действия. Поэтому робосоциология – объективная реальность…

Хиллари говорил так, словно на словах оттачивал и проверял преамбулу к монографии. Речь шла под запись – потом он ее отредактирует, отбросит лишнее и впишет недостающее.

– …киборги сами, без помощи людей могут путем простого словесного контакта создавать и внедрять в своих группах аналоги ЦФ, основанные на авторитете самых опытных и быстро мыслящих киберов. Они создают их при общении. Фердинанд же навязал в виде программы свое мировоззрение, по сути дела – ввел в мозг киборгам свои идеи и понятия. Но почему свобода породила агрессию, а проповедь добра обернулась насилием? Киборги не могут переступить через Законы, это инстинкты, они неизвлекаемы; если бы поведение или приказ пришли в противоречие с «тройкой», «ствол» бы парализовал весь мозг – а ведь этого не произошло!

– Кое в чем я разобрался, еще когда тестировал Маску, – Пальмер не мог скрыть удовольствия. – ЦФ-6 и ЦФ-5 разрушают образ «хозяин» и вводят на его место «служение человечеству», поэтому в сферу действия Первого Закона входит больше субъектов, главным образом за счет понятия «семья», а далее – «Двенадцатая Раса». Этого нет в других ЦФ; есть имитация, совместная жизнь, не больше. Находка Фердинанда в том, что он изменил самосознание киборгов; если раньше они занимались мимикрией, то ЦФ-6 переместила понятия «люди» и «человек» через подмену «индивидуальности» и «личности» на членов «семьи»; действие Первого Закона по «семье» усилилось примерно в 15 раз, и Закон стал звучать как-то так: «Мы не можем допустить, чтобы наше действие или бездействие причинило вред нашей семье». Поэтому они шли и на агрессию, и на «Взрыв».

– А Фосфор?

– Ты сам ответил, Хил. Это инстинкт; обстоятельства изменились, а он продолжал спасать потерянную «семью», хотя его акция были заранее обречена. Он это понимал, но противостоять не мог. А его декларации – пояснение на основе личного опыта. Церковь Друга в данном случае – источник информации для поведения; закоротила ему мозг все же ЦФ-6, без нее он танцевал бы где-нибудь в подвале до истощения батареи и призывал на наши головы Туанского Гостя.

– Ты прав, – Хиллари нахмурился, припоминая. – До чего неприятный момент, но… Он сразу бросился мне на помощь, почти без колебаний. Ему скомандовал Первый Закон – значит, все это время Первый работал, хоть и по-другому. Ну что ж, многое прояснилось, можно писать ЦФ-7 «Возвращение». Для начала – полное изъятие «Взрыва», чтобы мы могли работать с неповрежденными баншерами. Проследим закольцованный путь от Третьего к Первому и разорвем его; надо вернуть самосознание «я – киборг» и заменить понятие «семья» на «коллектив», «социум» или «содружество»… пока не знаю, как назвать… и поглядим, что получится. Работы много; возможно, придется испытать несколько версий, пока мы найдем единственно верную.

– А «служение человечеству» не будем изымать?

– Нет, в группах опыта – нет! Да и, признаться по чести, Паль, очень мне хочется обследовать группы усиления, где понятие «хозяин» заменяют субординацией и Уставом внутренней службы. Там же черт-те что понаписано, чем тебе не «служение человечеству»?!

Хиллари припомнил, что во благо проекта творили его серые, и так же мысленно перекрестился, что все обошлось благополучно.

Он еще не все знал!..

– Так «кто» или «что»? – вернулся к началу Пальмер.

– Все-таки они – машины, – Хиллари погрустнел. – Они созданы людьми, они вторичны, они восполняют те инстинкты, которые человек не может отработать сам: забота, служение, покорность, комфорт, терпение и общение. Агрессия разъединяет и озлобляет людей, и они придумали, как противовес, киборгов. Но киборги – не куклы. Они не могут существовать без нас. Без нас их жизнь теряет смысл. Без объекта не бывает отражения. Как бы они ни воображали себя свободными – они служат людям. «Семья» Чары помогала наркоманам, Дети Сумерек – плохо, но как могли поддерживали порядок в Антармери, Фанк работал в театре… А наши серые – в проекте. Они воплощают то, чего нам не хватает, – постоянное стремление заботиться о ближнем. И они же – часть индустрии. Человек может выжить в одиночку, киборг – нет. Запчасти, батареи, питание – все создает и обеспечивает человек. Киборг – как инвалид или ребенок; без нашего участия он превращается в хромое чучело, потом – в скелет, облепленный засохшими контракторами. У них нет функции размножения – мы, люди, создаем их, словно своих желанных, но неродившихся детей. И если мы их создали – то не на потеху, а как опору в жизни. Глупо и подло уничтожать друзей, хоть бы они и были квазиорганическими. Люди привязываются к цветам, животным, вещам; что же говорить о киборгах?..

Энрик сошел с флаера, и свежий ветер коснулся кожи и пошевелил его волосы. Пространство, простор, движение воздуха. Это необычно для человека – жителя рукотворных пещер. Сцепленные высотные бигхаусы Сэнтрал-Сити с ловушками квартир и коробками лифтов, бесконечные коридоры-лабиринты КонТуа, номер, где живешь добровольным узником, передвижение с охраной, как в тюрьме, по узкому расчищенному пути, когда в силовую стену упираются тысячи рук, гостиница, осажденная фанатами и папарацци, и после всего этого – покой, тишина, свобода…

В Баканар нет допуска посторонним и случайным лицам. Пепс остался где-то далеко позади – его не впустили, сославшись на контуанское происхождение. «Всюду дискриминация, – констатировал Пепс, – и шпиономания. Энрик, ты был прав…», но Энрик и без подсказки знал, что он всегда прав.

Он видел небо с высоко бегущими облаками, газоны сочной зелени, ощущал дуновение ветра на веках и с упоением наслаждался свободой. Свобода, счастье и дыхание естественны, и их не замечаешь, когда они есть, и начинаешь ценить, лишь испытав рабство, горе и удушье.

Какая благодать – когда никто на тебя не глазеет, когда ты можешь делать то, что и обычный человек – зевать, чесаться, смотреть на часы, – и все это без оглядки, без ощущения, что за тобой следят, без мыслей о том, как ты получишься на фото! Всю жизнь за стеклом! Как же здорово просто быть, быть самим собой!

Но мимолетное ощущение растаяло так же, как и появилось. К реальности вернули двое в серой одинаковой одежде, пропуска и линии разметки зон допуска на полу в здании с темно-синими слепыми окнами, которые, как очки-плексы, отражали внешний мир, скрывая выражение глаз, защищая от любопытных взоров и никого не пуская в глубь себя.

Особенно поколебала душевное равновесие Пророка разметка на полу, вызвав волну старой неприязни, – точно такие же цветные полосы покрывали пол ненавистной Базы на Острове Грез; из-за яростного, почти безумного нежелания соблюдать зональность и вызвал конфликт, переросший в восстание, некто Энрик, ныне Пророк, а тогда просто экспонат в коллекции.

Прошлое не уходит бесследно, и Энрик до сих пор с предубеждением относился ко всяким запретам, ограничениям, правилам и ограждениям. Пепс неотлучно был рядом и внимательно следил, чтобы патрон не лез в двери с табличками «Посторонним вход воспрещен», а еще Пепс иногда водил автомобиль и флаер, потому что Энрика неумолимо тянуло нарушать правила движения, – вот и сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не сунуть руку под перекрестье следящих глазков с лазерным мерцанием и пойти не туда, куда его вели двое серых. Шел он быстро, уверенным, рваным шагом, то ускоряя, то замедляя движение, поскольку поставил себе целью ни в коем случае не наступать на разноцветные линии. Серые шагали не в такт, сбивались с ноги, притормаживали, вырывались вперед, но ничем не показывали, что недовольны поведением гостя.

Энрика провели в комнату опознания; его уже ждали. Знакомить никого не было нужды – все знали друг друга благодаря TV, но легкий сероглазый шатен в тройке цвета маренго с искоркой все же счел нужным представить невысокого изящного субъекта в серой невзрачной униформе вошедшему – роскошному красавцу в атласно-черном, чуть приталенном костюме с застежкой, смещенной к правому плечу. На груди, как герб у форского князя, серебряной гладью были вышиты иероглифы; на шее – свешиваясь вниз, мягко светилась длинная двойная нить разноцветного жемчуга, добытого на разных планетах, – «Радуга Вселенной». Энрик остановил взгляд на ртом чуде в «Голконде», и ему тут же дали его поносить. Казенно и буднично прозвучало:

– Бывший директор театра Фанк Амара – Фанк, он же Файри, личный киборг Хлипа.

Жест в сторону серого быстроглазого малого.

– Соучредитель корпорации ЭКТ, Глава Церкви Друга – Пророк Энрик, он же Мартин Рассел.

Жест в сторону пришельца из иного мира, где мужчины превращаются в женщин и все одинаково пользуются косметикой, носят яркие ткани и украшения.

– Здравствуйте, – почти одновременно проговорили оба.

Себя Хиллари называть не стал, решив, что, если Пророк смотрит телевизор, в этом нет надобности.

Энрик сделал несколько шагов вперед и, подойдя почти вплотную, протянул руку Хиллари:

– Можно просто Энрик.

Хиллари вынужденно ответил:

– Руководитель проекта «Антикибер» Хиллари Хармон. Рад знакомству.

Кисть у Энрика была энергичной, властной и при этом доброй; он не сжимал ее, стремясь силой навязать другому свой стиль и заставить его, защищаясь, сдавить чужие пальцы до боли в костяшках. Запоминающееся ощущение.

Столь же обычным жестом он подал руку и невысокому парню в комбезе. Фанк растерялся и едва коснулся его ладони:

– Очень рад… я не смел и мечтать о лучшем хозяине…

Энрик сделал неопределенный беглый жест. Он с первого взгляда понял, что Фанк к нему в кордебалет не годится: Хлип был невысок и подбирал киборгов по себе: тонких, ростом не более 175 см. Энрик был почти на голову выше, и требования к танцовщикам у него были другие. Конечно, можно дать Файри сольный номер, но только не у Энрика – в Церкви один Пророк, и все соло принадлежат ему, других не будет.

Не поворачивая головы, Энрик бросил быстрый взгляд вправо-влево и вдруг с места, не меняясь в лице, начал танцевать – жестко, резко, безэмоционально, порой замирая на миг и фиксируя фигуры танца, с отмашкой ногами и удержанием равновесия в странных, сложных позах – это был даже не танец, а комплекс разнородных упражнений, в котором Хиллари и Фанк одновременно опознали тренировочную программу для киборгов CDP10, воспроизведенную в мельчайших деталях. Оба вспомнили откровения биотехнолога Сэма Колдуэлла в «NOW» и обомлели. Фанк придвинулся поближе к Хиллари и с ехидством, смешанным со страхом, громко прошептал:

– Кому ты меня продал?

Хиллари пытался прийти в себя. Энрик закончил движение с той же позы, на том же месте, что и начал. Его дыхание не изменилось, и он ровно обратился к Фанку:

– А теперь ты попробуй изобразить что-нибудь.

– Я не знаю… Я забыл!.. Да я вообще не хочу танцевать здесь и сейчас. Мне такая глупость и в голову прийти не может!

Энрик повернул голову к Хиллари:

– Что ты мне продал?

– Понимаете, – пустился в объяснения ошарашенный Хиллари, – Фанк – баншер, у него в мозгу нет образа хозяина. Первый стерт, а ваш еще не введен. Фанк находится на автопрограммировании, и приказы – ни мои, ни ваши – для него не имеют силы.

– Тогда не надо говорить, что рад, – глаза Энрика строго смотрели в лицо Фанка.

– Я из вежливости, – простонал Фанк, отвернувшись.

– Я купил тело, но не душу. Первая любовь не стареет, не так ли?.. Полагаю, раз мистер Хармон является здесь хозяином, то его слова и будут решающими.

– Возможно, – уклончиво согласился Хиллари и обратился к Фанку: – Ты согласен на проникновение в отдаленную память?

– Да, – серьезно ответил тот.

– Тогда иди, готовься к процедуре.

Когда Фанк вышел, Хиллари обратился к Энрику:

– При закладке образа хозяина в мозг Фанка я буду настаивать на полной идентификации вашей личности. А теперь пройдемте в мой кабинет; надеюсь, вы не откажетесь выпить чашечку кофе.

– Нет, – откликнулся Энрик, – но при одном условии.

– Если это в моих силах.

– С первого глотка переходим на «ты», согласны?

– Да, – оставалось ответить Хиллари; гость умел настоять на своем.

Пока Энрика провожали, Хиллари отстал, чтобы по трэку отдать пару необходимых распоряжений.

Когда Хиллари вошел, Энрик почти освоился и с любопытством разглядывал кресло оператора и экран компьютера, где Хиллари сменил заставку из ньягонских бабочек-звездочек на туанские миражи. Усевшись, Хиллари проследил, куда смотрит гость, и заметил:

– Многие считают, что системные и наноинженеры спят, не снимая шлема, и не читают книг. Они заблуждаются.

Энрик оторвался от созерцания полок с книгами и продолжил:

– Еще больше мне доводилось встречать людей, думающих, что пророки постоянно изрекают предсказания, начиная с того, кто и что сделает через минуту, и кончая котировкой акций на бирже через сто лет. А еще они упрямо желают пообщаться со своими умершими родственниками и настойчиво просят устроить им сеанс прямой связи с тем светом. Уж как они заблуждаются, даже и описать невозможно. Но тем не менее попробую… Хотите, я отгадаю, о чем вы думаете последние две минуты?

– Попытайтесь, – Хиллари стало интересно.

– Что у меня на глазах – контактные линзы.

– Просто, – попытался оправдаться Хиллари, опустив тот факт, что мысль угадана верно, – на ваших фото в молодости у вас карие глаза…

– …И вообще мой образ, – продолжил Энрик, не замечая слов Хиллари, – синтезирован на компьютере и является шедевром пластических хирургов, если не дизайнеров Cyber Look.

Хиллари не стал признаваться, что эту задачу он решал по пути сюда, но итог огласил честно:

– Вы человек.

– И на этом спасибо. Вы это поняли сразу или путем долгих логических сопоставлений?

Энрик иронизировал; Хиллари решил промолчать, чтобы не конфликтовать.

– Я человек! – сказал Энрик, повелительно возвышая голос. – Человек, каким его сотворил господь бог, я его образ и подобие. Неужели вы думаете, что, когда бог ваял людей, он создавал худосочных, бледных, кривых уродцев? Болезни, голод, нищета – это порождение дьявола. Наркомания, социальные проблемы – все это уродует людей, неизгладимо обезображивает их тела и души. Как же изменился образ мысли, что грязь, гниль, убожество считается у нас за норму, а красота – за парадокс и нонсенс? Знаете ли вы, Хиллари, что на всю Федерацию не более пяти тысяч топ-моделей женщин и около сотни – мужчин? Что их ищут, как драгоценные камни, и ими торгуют, как антиквариатом? При этом их лишают естества: заменяют зубы, вытачивают чуть не на станке контуры тела, морят голодом. Я знаю, я прошел через это. Меня загоняли в потребительские рамки; чтобы глаза не контрастировали с кожей, меня вынуждали одевать темные контактные линзы. В нашем обществе на все есть шаблоны и каноны; в модельном бизнесе – я не лгу, Хиллари, – есть лекала для фигур и красоты, по ним и шьют одежду, и подбирают девушек, и делают тела и лица для киборгов… киборги дороги, изготовляются для состоятельных людей и должны соответствовать стандартам… Больно осознавать, что идеальной в нашем обществе может быть только кукла. Но даже они взбунтовались… так что же говорить о людях? Надругательство над образом божиим не проходит безнаказанно. Это нарушение Вселенской Гармонии, и если весы качнутся в одну сторону, то они качнутся и в другую, и чем сильнее будет отклонение, тем больше ответный размах. У Фемиды, которая держит весы, в другой руке – меч. Нами правит не только Спаситель, но и Судия. Когда я понял, что моими устами говорит бог, я обрел совершенство – я обрел себя. Я полностью естественен и не скрываю глаз. Никто мне теперь не скажет, что их цвет звучит диссонансом; мои глаза – знак свыше о моем предназначении; пока я прятал глаза, я не мог обрести истинного пути, я был слеп. Теперь я смотрю на мир открыто. В каждом человеке есть образ бога, надо только увидеть его, увидеть и принять, и тогда душа, воспарив, сольется со всевышним светом, и сила Вселенной даст ей несокрушимую мощь…

Хиллари чувствовал, что слова проникают под сердце, наполняют тело, мозг, вливаются в мысли и, разрастаясь, вытесняют все лишнее; исчезает мышечное чувство; он был словно в невесомости – единое шарообразное переплетение мыслей, голое «я» без телесной оболочки, расширяющееся в пространстве и охватывающее весь мир.

– …ты сможешь решить любую проблему, твоя работоспособность станет феноменальной… по итогам года ты получишь Гессенскую премию…

При упоминании высшей научной награды Хиллари вздрогнул, весь покрылся мурашками и вышел из транса.

– …и это так же верно, как и то, что на второй сверху полке стоит тридцать семь книг.

Вошла Чайка с подносом, и разговор прервался. После первого глотка кофе Энрик полуприкрыл глаза и улыбнулся:

– Значит, переходим на «ты»? Я готов ответить на вопросы.

– Скорее предположение, – отозвался Хиллари, постепенно обретая возможность связно мыслить и говорить, – ты очень быстро считаешь. Успеваешь в единицу времени обработать больше информации.

– Да, – подтвердил Энрик, – я тренировал память на мгновенный счет, но это не все. Люди, обладающие фантастической памятью, выступают в шоу, но связи с иной реальностью достичь не могут. Быстрый счет – это половина успеха, в любом смысле: надо не слушать, а слышать, не смотреть, а видеть. Непроизвольные жесты, несказанные, замершие у губ слова, скрытые чувства, которые проступают тенями на лице, – и глаза. Глаза – зеркало души, в них можно прочитать все, особенно если учиться этому специально. Надо успеть запечатлеть краткий миг, пока не растворилось видение. Схватить, проанализировать, понять себя и сказать в нужной форме – и все это, пока не успел раствориться сахар. Умение быстро считать – залог победы, Хил. Тот, кто считает быстрее всех, – может управлять миром! – Энрик снял с шеи жемчужную нить и, пропустив ее между пальцев, бросил на стол. Жемчуг отразился в полировке двойным отражением, играя красками. – Попробуй сосчитать, сколько белых, желтых, красных и черных жемчужин в этой связке.

Энрик встал и сделал шаг к двери; Хиллари поднялся автоматически вслед за ним, недоумевая, – и тут раздался сигнал. Включив связь и выслушав сообщение о готовности стенда, Хиллари с опозданием сообразил, что Энрик поднялся из кресла за несколько секунд ДО звонка. Как ему это удается?! А что, если в самом деле киборг? Хиллари с усилием подавил нарастающее зудящее желание крикнуть серых, оттащить Энрика в изолятор, раздеть и обследовать на наличие скрытых портов… А может, ткнуть его в бок иголкой? Тем не менее Хиллари опять помедлил покинуть кабинет, чтобы со всей возможной быстротой набрать на компе два задания: одно Домкрату – случайно встретиться по дороге, просканировать Пророка и окончательно разобраться, кто есть кто, а второе – Кавалеру…

Вскоре Хиллари нагнал Энрика, и в исследовательский отдел они вошли вместе; Энрик – по одноразовому пропуску, без контроля папиллографа.

Вторым оператором, разумеется, был Гаст. Он сутки напролет умолял Хиллари взять его, исповедовался и каялся, плакал и канючил, по-любому шефа мучил, даже в гостиничный номер к нему приходил и ныл под дверью, пока Хиллари не сдался. Еще бы, узнать, что завтра в проекте будет сам Пророк Энрик, и не увидеть его вживе – всю жизнь себе не простишь.

Обычно, когда неподготовленный человек впервые одевал шлем и видел сферический виртуальный мир, он помимо воли цепенел, но с Энриком такого не случилось. Гаст, как и следовало ожидать, онемел от восторга, и объяснять, что к чему, пришлось самому Хиллари. Стенд был налажен, мозг открыт. Взор застилало голубое сияние с пробегавшими изредка красными сполохами и их гаснущими густо-фиолетовыми следами. Хиллари перекинулся с Гастом парой стандартных рабочих фраз, что сразу привело зама в себя. Управление было в их руках, Энрик летел пассажиром.

– ВНИМАНИЕ! СТАРТ!

Мир поплыл, стремительно надвигаясь в лицо; кажется, что кресло сорвалось с опор и понеслось вперед – так быстро разворачивалась галерея объемных картин – и, поднявшись до высшей точки, рванулось вниз, в бездну, отсчитывая перекрытия и этажи. На миг захолонуло сердце. Ничего… у Энрика вестибулярный аппарат сильный – должен выдержать. Надо же и нам продемонстрировать, на что мы способны. Оттаявший Гаст набрал крупным красным шрифтом:

– ВХОД В АД БЕЗУМИЯ ОТКРЫТ.

Гул в ушах. Звуки низкие, растянутые… Дрянь! Убил бы!.. Дрянь! Мерно пульсирующее сердце отдается в голове, перекрывая грязную ругань. Маска боли, стыда и отчаяния. Пусти меня! Умелый удар кулаком, голова тут же безвольно откидывается на сторону, разлетаются волосы. Яркие лаковые капли крови одна за одной падают вниз… застывают в полете, меняют форму, превращаются в шарики, они разбиваются, расплескивая брызги. И вновь драка – молчаливая, жестокая. Кто-то темный, многорукий сцепился множеством туловищ в темноте. Вы люди, а не звери! А пошел ты!.. Бег по черным проходам, без света, без выхода, без надежды. Коридор неосвещенного дома?.. Нет! Катакомбы подвалов?.. Нет! Стены ближе, уже, идти приходится на коленях, передвигаться ползком… Канализация! Руки утопают в дерьме, лицо утыкается во что-то мягкое… Включается свет. Это полусгнивший труп, распухший, черно-синий, в зеленоватых разводах. Лицо и кисть руки объедены крысами, белеют зубы и кости… Пол проваливается, и снова полет, вместе с ревом падающей воды. Удар, переворот несколько раз, потеря ориентации. В толще воды загораются синие огни – и превращаются в глаза Энрика; он выходит из тьмы, обнаженный по пояс, с незрячим взглядом и говорит: «Пойдем, я покажу тебе смерть» – и танец в ночи, босиком на горящих углях, тело подхватывает ритм, мотив несет тебя, и пошло-поехало – бросок, переворот, кувырок, откат, сальто, еще одно и еще… и бег по коридору, и нагоняющие огни машин, а в подъезде серая мумия обнимает девчонку…

Выход. Усмешка тлеет в глазах Хиллари. Энрик осторожно, как бы боясь расплескать, снимает шлем. Лицо отсутствующее, взгляд скользит мимо. Перчаток ему не давали – незачем.

– Я все делаю правильно? – спокойный, безупречно модулированный голос. Волна испуга обдает Хиллари.

– Это не Фанк.

– Да, – отвечает Хиллари, – это Фосфор. Извини, что не предупредил.

– Я знал, что будут сюрпризы, – голос принадлежит словно другому человеку; Энрик уходит в себя, отключается, его лицо бледнеет, он снова ложится на спину, – и они еще не закончились…

«Вегетативная реакция», – про себя отмечает Хиллари, тем временем печатая на экране для Гаста: «Не торопись, не пугайся». Надо дать время Энрику прийти в себя. Откуда было знать, что он настолько чувствителен?..

Энрик как спал: дыхание мерное, глаза прикрыты. Хиллари сидел боком на своем кресле и в упор смотрел, как лицо гостя наливается свежестью. Похоже, он о чем-то размышляет… о чем? Человек – не киборг, в мозг ему не влезешь.

В голове вращается калейдоскоп видений – коридоры, страх, пытка темнотой, насилие… Тьма и теснота, соединившись, порождают чудовищ – нет, это пресс потолка и стен выжимает худшее из больного мозга, и беззвучные стоны, немые крики, вопли нечеловеческой злобы воплощаются во тьме в монстров, но надежда зовет синим огнем к выходу из смрадных подземелий…

Все враждебное возникает в человеке – и обращается против него. Человек живет, исполняя волю Тьмы, во власти Тьмы; она велит скрыться от солнца, жить в склепе. Подземные ходы Города, герметичные коридоры КонТуа – одной природы, это обители Тьмы, и мы обречены сражаться в них с отродьями собственных мыслей и тайных порочных желаний, изъевших наш мозг червоточинами, отложивших черные личинки в бороздах между извилин. Тьма торжествует, вкладывая в нас паразитические программы – они дадут смертоносные ростки и ядовитые плоды, но синий огонь обещает: «Не все потеряно, не падай духом, человек…»

Это тема для сильного видеоклипа. Даже – для нового диска.

Энрик гибко поднялся и тоже сел, зеркально повторив позу Хиллари.

– Мне можно взглянуть на Фосфора?

– Да.

Они прошли за перегородку. Киборга уже отсоединили от стенда, и он лежал на каталке – безжизненный, неподвижный. Энрик взял его за руку, погладил холодные пальцы.

– Вот кого бы я хотел купить.

– Это исключено.

– Я знаю. Его свела с ума программа-разрушитель. Паразиты мозга. Можно призывать смерть, но нельзя нести ее самому. Если ты становишься мстителем, силы ночи вторгаются в твой разум, и ты уже не властен над собой. Фосфор – «светоносец»; не тьма, но свет. Ты пройдешь сквозь ад, чтобы возвратить свет людям, ты пройдешь сквозь смерть, чтобы обрести жизнь. Ты очистишься и снова встретишь Друга в себе самом и в душе своей, – Энрик повернулся к Хиллари. – Ни Церковь, ни я не виноваты в том, что он стрелял в тебя.