Война кукол (№3) - Кибер-вождь

– Да, об исключениях. Какова сегодня твоя версия о террористе Фосфоре? Вариант с протезом тела уже умер, и прах его предан земле.

– Дистант, – мгновенно выпалил Машталер. – Тело киборга, а вместо мозга – эффектор ДУ. Прямое соответствие с «харикэном». Стало модно устраивать теракты с телеуправлением, вот кто-то из «отцов» и постарался.

– Тоже мимо. У него мозг Giyomer A76.

– Откуда ты знаешь?

– Лично от Хиллари Хармона. Мы вчера встречались в «Персевале».

Взгляд Машталера плотно остановился на лице Суванны.

– Поздравляю… Уверен, что это он вышел на тебя, а не наоборот. И не ради беседы за чашечкой кофе.

– Конечно же нет. Он пришел, радея о тебе, Карл.

– Скажите, какая любезность с его стороны!.. С чего бы вдруг?

– Сперва ты мне скажи – с чего киборг с А76 мог открыть огонь на поражение?

– Мы выяснили, что это за робот. Тип Robocop, назначение – бодигард; собран по особому заказу для одной пресыщенной коргинэ… ты понимаешь, какие могут быть запросы у капризных и богатых дамочек…

– Можешь опустить интимные подробности. Я повторяю – почему?

– Если мозг… ну да, он с мозгом. У типов Warrior и Robocop Первый Закон несколько сужен… самую малость… это не для прессы, а для осведомления в пределах BIC. Они должны быть способны на силовой ответ, на оборону и нападение с учетом критерия вреда. Собственно, это и было поводом, по которому нас вынудили присоединиться к конвенции о боевых андроидных системах. Разумных иных видов наши киберы могут крошить, как хотят.

– Карл, не крути хвостом! – в голосе Суванны пробивался гнев.

– Короче – он способен на насилие при защите хозяина. По Первому За…

– Хозяина?!! Какого хозяина?!! – Суванну криком подняло из кресла. – Его «отец» сдался Хармону, едва увидев, что творит «сынок»! И сдал всю «семью»!..

Голова Машталера медленно вжималась в плечи; его глаза, казалось, втягивались в череп, руки – в рукава. Суванна навис над ним, тыча в стол толстым смуглым пальцем.

– Карл, ответь мне сейчас – какая мотивация его заставила?! Ради чего он влез на «столб» с винтовкой?! Получается – ради другой куклы, пойманной серыми, так? А где приказ? Где «отец»? Где люди, которые все задают и формируют?

– Для меня это загадка, – сознался Машталер, сейчас особенно похожий на колобок.

– А вот представь, для Хармона ее не существует. Он выяснил, что ЦФ-6 блокирует все ваши храные Законы. И мне пришлось торговаться, чтобы он не подкосил под корень тендер на Яунге. И я с ним договаривался, чтобы он выступил в твою защиту!.. Теперь поразмысли, что такое эта робосоциология и каково место Хармона в науке. Или сходи в Ellife – полюбоваться на кордебалет!!

Дверь не грохнула, но Суванна, покидая кабинет, так рванул ее, что не будь компенсатора – и наличник отлетел бы, и рама треснула.

* * *

Мало кто знал, что Сигмунд-Рене Доран – не коренной централ; он приехал сюда учиться с южного материка, из Порт-Хоупа, и, покоренный величием Сэнтрал-Сити, сразу начисто забыл родной город, быстро утратил жестковатый акцент и полностью ассимилировался. В 237-м на первом курсе факультета рекламы и социальной информации не было лучшего рассказчика анекдотов о хоуплендских докерах и майнерах – низколобых трудягах с руками до колен. Как «хоупи» встретил женщину-врача в застегнутом сзади халате и почесал в затылке: «Эге! Кто ж ей так голову-то повернул? И ходит задом наперед… да у нее и груди на спине!» Слышали такое? Но вы не видели, как это изображал Доран! Умора!.. В землячество выходцев с юга он не заглянул ни разу. Пить вонючий самогон из корнеплодов, жарить на палочках мясо выползней, и в сыром-то виде похожее на подошву, горланить «Дидо-диду-дида!», плясать с притопом и делать вид, что ты якобы счастлив чувствовать себя «как дома», – увольте!

Ни одна кошка так старательно не зарывает свою кучку, как Доран изживал в себе «хоупи» – синоним «ходячего посмешища». Когда на него положили глаз вербовщики из Корпуса Сэйсидов, это был уже рубаха-парень, глубоко себе на уме, готовый без мыла влезть куда угодно; при этом он половину звуков прожевывал, а другую проглатывал – заслушаешься, до чего центрально.

Отто Луни пробовал косолапо пройтись по этническому прошлому Дорана – в ответ Сигмунд-Рене так просклонял его исконно хоупской руганью, изысканно ввинченной в телеобзор «NOW», что землячество прислало благодарственный адрес и майнерские башмаки в подарок. Эти бутсы Доран за шнурки повесил на стену.

Воплощение культуры централизма, Доран прыгал по Городу солнечным зайчиком, отмечая собой все достойное внимания. Энрик, Машталер, А'Райхал и Фосфор – все-то он успевал отснять, подать и обмусолить интригующими комментариями. Он подкараулил Ингрид Рассел и напал на нее из засады:

– Вы родили Пророка. Вы согласились бы повторно забеременеть от Дика Шредера, если бы знали, что ребенок превзойдет Энрика?

– Доран, я не инкубатор пророков, – Ингрид помедлила сесть во флаер. – Такое бывает лишь однажды; припомните, что у Марии были и другие дети от Иосифа, но от Святого Духа – один. А еще я верю в телегонию. Дик так истаскался по бабам, что его генофонд безнадежно испорчен.

Доран добился, что 12-го в 12.00 (Волк Негели и Сайлас, не сговариваясь, плюнули через плечо, чтоб накладка двух счастливых чисел не обернулась неудачей) ему открыли доступ в ФСПС – Федеральную службу правительственной связи, ту самую, что позволяет Президенту в режиме диалога поздравлять туанского монарха с днем ангела (хотя понятие «оэтала» ближе к нашему «гений-покровитель»). Говорят, когда нас в нарушение всех соглашений атакуют мирки и все рухнет, Президент при поддержке ФСПС успеет пожелать Алаа Винтанаа успехов в делах и большого личного счастья.

Линии ФСПС не в силах прослушать никто. Шифры ФСПС невозможно разгадать, как руны праяунгийской цивилизации Предыдущих. Операторы ФСПС будут смаковать кофе на посту, даже если поверхность планеты выгорит в кериленовом огне. Обойти такое заведение в цикле передач «Гаранты безопасности» было невозможно.

– Вот они – бессменные дежурные, чьи руки лежат на пульсе нашего беспокойного мира!.. Канал V – первый, которому разрешено вести съемку на сверхсекретном объекте ФСПС. Эти парни и девушки чувствуют себя превосходно, ведут себя раскованно, но они всегда готовы соединить первых лиц Федерации с Генштабом Айрэн-Фотрис и Комитетом стратегического командования, с любым нашим патрульным кораблем, как бы далеко он ни был.

Операторы улыбались – их так редко хвалили вслух!..

– Проверим их готовность, – Доран склонился к красотке афро-азиатского типа. – Ваше имя?

– Нэбьюла, номер девятьсот сорок.

– Простите, разве вы – киборг?..

– Так мы называем себя на посту, иначе не положено.

– Дисциплина во всем! А если я попрошу вас соединить меня с кем-либо, вы сначала…

– …запрошу разрешение старшего по смене.

– Итак! Свяжите меня… – Доран задержал дыхание на паузе; в голове его проскакало несколько имен, – с Хиллари Хармоном!

Он сам не понял, как это вырвалось, но другого шанса не было.

– Сэр? – Нэбьюла оглянулась на старшего; тот кивнул.

– Запрашиваю Баканар-один, – поясняла Нэбьюла свои манипуляции. – Есть коннект. Ввожу пароль… уберите камеру, Доран.

– Волк, объектив в пол.

– Говорит ФСПС-главная, Нэбьюла девятьсот сорок. Экстренная связь с Хиллари Хармоном, пожалуйста. Благодарю вас. Трубка или свободная акустика?

– Для всех!

– Извольте. Мистер Хармон?..

…Встав пораньше, Хиллари с утра наговорил главу «Основ робосоциологии» и отправился тиранить кукол. Легче всего было с Детьми Сумерек – они освоились в клетке, судачили о том, что их тревожило, и ехидно пошучивали, кто и как выглядел после «Блока», а еще – маялись от непривычного безделья. Хиллари велел им принести записывающее устройство с пачкой дисков: «Скачивайте свои биографии – чьи вы, откуда и когда сбежали. „Гарпуном“ в эту машинку не стрелять». – «А то и она удерет», – прибавил остряк Анилин, и все заржали. Охра хитренько пропела: «Что вы, господин начальник, у нас никаких „гарпунов“ нету». – «Ах, я забыл – в Банш кукол из чужих „семей“ крадут по-простому, врукопашную. Не забудьте и это списать для меня». – «Значит, вы кого-то читали… – Кристалл поглядел в потолок. – Косичку и Маску, которых вы однажды чуть не… интегрировали силой. Интересно знать – по приказу вы на них накинулись или…» – «Нет, сами. У „отцов“ зарок – не угонять друг у друга киборгов, это подлеж. За это из Банш выпнуть могут. Но бывает всякое…» – «Та-ак… и Звездочету вы бы не сказали, что приобрели рабыню, а ее подружку развинтили на запчасти?» – «Они нам чужие, – был ответ. – Другая, не наша „семья“. Звездочет медленно набирал новеньких, а нас чем больше, тем удобней зарабатывать и жить». – «Что не гарпунили? Это же проще». – «Гарпун» «гарпуном» не вышибешь; надо спецом затачивать, чтоб один другим вынесло… Как там наш Цинк?» – назвал Кристалл то, что заботило всех. «Поломки поправимые. Кино про вас ему показали. Ждите, скоро явится».

«Кибер-расизм в свободном братстве, – окончательно уверился Хиллари. – Нет, даже больше – племенная рознь! Наш тотем – летуница, ваш – шуршавчик; значит, вы не люди. Фанк уже поплатился за свою веру».

Идти уламывать Лильен? Нет, лучше почитать Фосфора или Цинка, пока они отключены от тел. В них, даже не тараня, можно накопать немало. А нужно собрать ой сколько!.. Следствие по «войне кукол» требует исчерпывающей информации, а следом и суд свои претензии предъявит.

И едва Хиллари собрался…

– Мистер Хармон? Говорит ФСПС-главная, Нэбьюла девятьсот сорок. Для вас – экстренная связь. Соединяю.

«ФСПС? Значит – Президент?.. Или министр обороны? Какая честь… но рано или поздно мне пришлось бы отвечать за все скандалы. Просуммируй, Хил, и содрогнись – киберы с поддельными жетонами в Фанк Амара, экипаж фургона „Архилук“, спектакль на „столбе“… Нажаловаться на тебя наверх мог кто угодно – от А'Райхала до „политички“. Съедят».

– Алло, Хиллари Хармон? – весело выкрикнула трубка. – С вами говорит Доран! Наконец-то я вас слышу!

– Приветствую, – Хиллари убедился, что связь исходит от ФСПС. Фантастика… – Доран, вы умеете добиваться своего. Потрудитесь изложить цель вашего звонка; я занят, и потому…

– Я ненадолго отвлеку вас, Хил. Все ждут, когда вы правдиво расскажете Городу о «войне кукол» – накопилась масса вопросов. Вся надежда на вас! Канал V и авторская аналитическая программа «NOW» готовы дать вам эфирное время на любых ваших условиях! Назовите цену интервью и…

– Пятьсот тысяч, – ляпнул Хиллари наобум и тут же понял: «Ни томпаком меньше!»

– Да ты что, виском об угол трах… – выдохнул Доран, но осекся, – я согласен. Я согласен!! Сайлас, не корчи рожи, это не твои деньги!.. Но, Хил, за такие бутки я тебя как перчатку выверну. Я тебя выпотрошу. Полмиллиона! Так ты готов на интервью?!

– Присылай адвокатов, – ответил Хиллари, – и черновик сценария.

– Я предусмотрю в нем уйму импровизаций!.. Это мое право!

– Мы договорились, Доран. До свидания, – прежде чем отключиться от линии ФСПС, Хиллари успел уловить: «Централы, вы все слышали, что…». «Ах, подонок, – он это транслировал!.. Тем лучше, не сможет отпереться».

– Только сейчас. При вас. В режиме on-line. Было назначено самое дорогое интервью в истории, – чеканил Доран, глядя прямо в глаза каждому зрителю. – И оно выйдет в эфир, чего бы это мне ни стоило.

* * *

Когда Хиллари зашел к Фердинанду, тот лежал на подстилке, прикрывшись спальником, как одеялом, и делал вид, что спит.

– Фердинанд, – заговорил Хиллари, усаживаясь на стул, – я знаю, что вы притворяетесь. Может быть, вы откроете глаза и мы немного побеседуем?

– Просто я не знаю…

Само то, что Конрад Стюарт отозвался, обрадовало Хиллари. Арестант мог опять начать ругаться или угрожать голодовкой или выдумать еще что-нибудь, чтобы и дальше портить Сиду кровь своим непрекращающимся сопротивлением. Хорошо, что Конрад идет на контакт, а не вопит день и ночь, зажав уши и закрыв глаза, о своих попранных правах. Некоторые в этом доходят до умоисступления.

– Не знаю, как еще от вас отделаться. Я уже второй день по шесть часов выкладываюсь перед вашим следователем. Исключительно тупой у вас сотрудник; то ли он мне не верит, то ли совершенно не разбирается в сетях. Я измучился объяснять ему простейшие вещи. И едва я прилег отдохнуть, как являетесь вы и начинается второй раунд, с новым противником. До этого, наверное, была разминка. А не пошли бы вы к черту, мистер Хармон? По закону мне полагается шесть часов допроса в день, и я эту квоту выбрал. И точка.

– Я не собираюсь вас допрашивать, – как можно более миролюбиво сказал Хиллари, – я хотел просто поговорить.

– Отправьтесь в ресторан и наймите гейшу, если вам не с кем словом перемолвиться, а меня оставьте в покое. Или у вас хобби такое, Принц?

Последнее слово было сказано со всей издевкой, на какую был способен Конрад; Хиллари подумал, что новая кличка прирастает к нему все прочней, но раздражения не ощутил.

– Называть меня Фердинандом могли только члены моей семьи и близкие друзья. Ни к одной из этих категорий вы не относитесь, – продолжал Конрад говорить, лежа и с закрытыми глазами, а Хиллари весело думал: «Как же это напоминает прием у психиатра! И когда Конрад это поймет?..», – так что потрудитесь обращаться ко мне официально.

– Официально вас не существует, – продолжил мягким голосом Хиллари, – именно об этом я и пришел потолковать. То есть – о перспективах вашей будущей жизни.

– Не беспокойтесь, – Конрад по-прежнему не открывал глаз, – я уже все представил: дознание, суд, тюрьма. Через это проходят многие, и я смирился. Я все приму спокойно и достойно. Да, это я создал ЦФ-6, но свою семью я на террор не программировал и приказов таких не отдавал.

– Их, должно быть, – не удержался Хиллари, – в BIC настроили на погром и насилие.

Конрад повернулся к стенке, давая понять, что разговор окончен, и начал натягивать спальник на голову.

– Дело в том, – нарочито громко произнес Хиллари, – что вы не угадали. Не будет никакого суда.

Как и ожидал Хиллари, Конрад продержался недолго. Спальник полетел в сторону, а Конрад вскочил и оказался перед Хиллари. Лицо его исказилось, он навис, как карниз, угрожающий обрушиться.

– Что тут происходит?! – закричал Конрад, и в его голосе послышались нотки сломанной и дребезжащей двери. – Что вы опять придумали? Зачем же это следствие?! Или – очередной фарс?!

– Успокойтесь, – Хиллари чувствовал вокруг себя незримую защиту, психологическую преграду; он поставил ее прежде, чем войти сюда, и она не давала Конраду подойти ближе чем на шаг. – Следствие настоящее, но не все его материалы будут переданы в суд. А что касается вас, то вам и беспокоиться не о чем – вам не будет предъявлено обвинения, и под суд вы не пойдете. Он состоится без вас.

Конрад опять бросился к стене, но она была так близко, что он, можно сказать, просто отвернулся, а затем вновь занял прежнее положение.

– Во всем этом… – Конрад поднял руки, беспокойно ощупывая воздух; нервы его были до предела расстроены, и все вызывало у него вспышки гнева и страха, – …заложен чудовищный подвох!..

– Напротив, я откровенен, как никогда, – Хиллари выдержал паузу. – Если выставить вас на суд, то придется объяснять, кто вы такой, – а этого мне меньше всего хочется; вы меня поймете, если не забыли, что произошло в вашей квартире и при каких обстоятельствах вы ее покинули. На открытом судебном заседании обойти такой факт невозможно, остается одно – скрыть и стереть его, а заодно и Конрада Стюарта. По документам вы проходите у нас как объект с шифром и номером – без имени, пола, возраста и внешности. Конрад Стюарт пропал без вести, исчез. По истечении предусмотренного законом срока вас объявят умершим.

Конрад опустил руки, в глазах его отразились тоскливый ужас и отчаяние, а по лицу разлилась меловая бледность.

– Что же со мной будет? – неожиданно тихо спросил он. Не дожидаясь нового приступа злости, Хиллари ответил:

– Вот об этом и речь. Вы будете избавлены от суда… но мы не можем отпустить вас – вот просто так, на все четыре стороны. Ваша прежняя жизнь закончилась. Начать ли жить заново? Выбор за вами.

– Я все понимаю, – у Конрада побелели даже руки, – вы дьявол. Сейчас вы опять начнете свои посулы и уговоры, чтоб вынудить меня продать свою душу. Лучше бы я объявил голодовку.

– Всегда успеется, – ответил Хиллари. – Для начала выслушайте меня, а там решите, как вам быть. Я предлагаю вам судебный иммунитет, но не задаром; взамен вы должны согласиться работать у меня в проекте. Видите, как я вас ценю, какие усилия прилагаю, чтобы заполучить в свой штат.

Конрад подумал, что ослышался.

– Я?.. Меня? – повторил он, глядя на Хиллари с недоумением. – В вашем проекте?! Да никогда! НИКОГДА!!!

– А что в этом плохого? – пошевелив пальцами, Хиллари начал по очереди загибать их. – Полная смена документов и личности – раз. Уж военная разведка постарается, не извольте сомневаться!.. Никто ни о чем не узнает – два. У нас закрытость и секретность. Мы даже «политичку» сюда на выстрел не подпустили – а уж как они хотели все разнюхать!.. Кадры подбираю лично я. Вы сможете реставрировать свою «семью» – это три – и работать именно с этой группой, изучать их.

– Они не машины, – застонал Конрад, – они свободные личности!

– Вот и будете ими заниматься, – утвердительно наклонил голову Хиллари, – психиатры же изучают личность – ведут лонгэтюды, тестируют людей. Они увлечены своей работой, любят подопечных, и вы тоже…

– «Антикибер» ловит и убивает семьи!..

– Убивает их «Взрыв», – парировал Хиллари, – а проект пресекает преступную деятельность баншеров. Я готов согласиться, что иногда мы делаем это плохо и методически неверно… А неповрежденных киборгов мы чистили и возвращали хозяевам. Теперь все, кому вы привили культ самоубийства, будут оставаться в проекте для углубленного исследования. И мне нужен человек Банш, который смог бы преодолеть предубеждение к проекту и помочь и мне, и киборгам, потому что отныне те, кто сделает «Взрыв», действительно обречены – их мозг пойдет в утиль. Кроме этого, я хочу помешать пятой и шестой версиям распространяться на манер туанской гнили, иначе новое поколение баншеров перезаразит носителей прежних версий и неизвестно, во что это выльется. Киборги – товар; если их признают социально опасными или на них резко упадет спрос, производство будет перепрофилировано, а киборги – изъяты из пользования; вот тогда-то речь пойдет о массовом уничтожении. Помните, как сняли с производства флаер «сирокко» за то, что он трудно управляется в полете? Как сносили дома в Порту, когда выяснили, что дешевле их построить заново, чем доделывать до норм сейсмоустойчивости? Как на крейсерах «гелиос» меняли все внутреннее покрытие, потому что оно выделяло отраву?..

– Зачем вы меня мучаете? – Конрад устал, глаза его остыли. Он стоял перед Хиллари, как ученик, выгнанный из школы.

– Я хочу заставить вас мыслить шире, не замыкаться в рамках своей программы и своей «семьи», а заставлять думать – худшая пытка. Я хочу показать вам, что даже самые развитые версии ЦФ несовершенны и несут в себе зло. И вы, как создатель, обязаны его исправить, пока не поздно. Пока люди не нанесли ответный удар по ВСЕМ киборгам. Люди терпят, когда их давят и убивают автомобили, но никогда не смирятся, чтобы на них подняло руку их подобие, ими же созданное.

– Поздно, слишком поздно, – Конрад сел на подстилку, подтянув колени длинных ног к подбородку. – Программа пошла гулять по мозгам, а ваш проект вот-вот закроют. Ни вы, ни я ничего не сможем сделать. «Отцов» я вам выдавать не стану, это исключено.

– Но вас-то сдали!

– Пусть это останется на их совести.

– Вы не верите в то, что проект может влиять на события?

– Почему же, – окрысился Конрад, и его глаза снова недобро блеснули, – насколько я могу судить по себе, вы очень результативны. Но чего вы добиваетесь, я никак не пойму. Вы хотите уничтожить Банш? Делайте это без меня. Я сдержу свое слово – я восстановлю семью, а потом пусть меня похоронят в закрытом гробу, под шифром и номером, без имени…

– Я хочу, – глядя прямо в зрачки Конраду, внятно проговорил Хиллари, – возглавить Банш. И я это сделаю. Если мне откажутся помогать люди, я обращусь к киборгам. Я никому не позволю ломать, калечить и уродовать сознание бескорыстных помощников людей. Сами киборги чисты и невинны, они и есть Новый Мир среди нас. Чудовищами их делают люди.

– Вы сначала подкомиссию переживите, – посоветовал Конрад, заворачиваясь в спальник.

– Значит, – встал Хиллари, – наш разговор не закончен, а отложен…

* * *

Фанк в своей камере тщательно и неторопливо настраивал гитару. «Пожалуй, – мелькнуло у Хиллари, – Гаст был прав, что оставил ему инструмент. Ничем не занятому киборгу больше угрожает сбой – особенно в безвыходном положении». Войдя, Хиллари выключил следящую систему – как шеф проекта, он имел на это право.

– Думаешь, Гаст ждет, когда я запою? – не поднимая головы, спросил Фанк.

– Может быть. Но зря он на это надеется.

– Приносил бы ты стул с собой. Сидеть на полу – как-то непрестижно…

– Уж ты мне разреши такую вольность.

– Какие еще новости на воле? – Фанк вскинул лицо от струн. – Гаст мне кое-что рассказывал… видимо, в расчете вызвать меня на откровенность. Он не очень опытный робопсихолог, осмелюсь заметить.

Хиллари опустился рядом.

– «Семья» Чары…

– Знаю.

– …и Фосфор тоже. И остальные Дети Сумерек, а заодно и Звездочет.

– Богатый улов. От поздравлений воздержусь – мне почему-то трудно разделить твою радость. Да и сам ты счастливым не выглядишь. Проблемы?

– Я выбил приказ – оставить зараженных версиями 5 и 6 за собой. Буду их наблюдать и изучать. А у меня Селена выбыла из строя минимум на месяц; остались я, Пальмер и Гаст. И неоткуда взять людей… Остается глотать стимуляторы.

– Сочувствую. Твой Гаст тоже смотрится не лучшим образом, хоть и бодрится. Пальмер мне неизвестен. А Селена – та, что выступала у Дорана? Что с ней – переработка?

– Да, в некотором роде, – Хиллари отметил, что Гаст не все выболтал из проектных дел. Близкое знакомство с Сидом явно пошло на пользу старшему системщику.

– Я понял, что не подпадаю под приказ. – Фанк перебрал струны, отозвавшиеся льющимся печальным звуком.

– Увы. Не стану вдаваться в детали; проще сказать – ты не опасен.

– Так всегда – безобидным больше достается.

– Твой аукцион – в конце недели, восемнадцатого. Все бесятся, бомбят меня запросами о Диске. Я молчу.

Фанк, слабо кивая, наигрывал что-то однообразное, словно адаптер кружил по одной и той же звуковой дорожке.

– И никак нельзя отсрочить?..

– Закон! Гарибальд Колт признал тебя ничьим имуществом, и выход один – через аукцион, в установленный срок.

– Обидно… Но я благодарен тебе, Хиллари. Ты не считаешь меня вещью.

– Если хочешь узнать мое мнение, Фанк, ты – мыслящая вещь. В этом заложено противоречие, и ни я, ни действующий закон его не разрешат. И тем более его не решит Банш. Надо что-то менять в вашем статусе, чтобы впредь не возникало тупиковых ситуаций.

– Некоторые «отцы» рассуждали об этом. Например, Святой Аскет. Но они сознавали, что их не поймут. Они пытались создать прецедент, а потом… ну, это все благие упования, чем Ад вымощен. Меня не огорчает, что я – искусственное существо. Это факт; таким я сделан, и объявлять себя человеком – смешная и нелепая игра. Меня угнетает другое – что весь мой опыт, все мое умение, мои способности… наконец, мои возможности – а я уверен, что еще не исчерпал их, – не имеют для людей значения. Только Диск – вот все, что их интересует. Я – лишь сейф, где лежит чек на десять миллионов. Блок памяти, в котором записано, как умирал Хлип.

Помолчав, Фанк добавил:

– Сандра отдаст это литературным агентам, чтоб сляпали новую сенсационную книгу, а Ромберг сотрет это рашпилем. И Диск, на котором Хлип сорвался, они превратят в чистоган. Вот я и подумываю – все стереть самому.

– Не торопись, – остудил его Хиллари. – Скажи-ка лучше, почему Ромберг утверждал, что Диск принадлежит ему?

– Был контракт. Хлип обязался предоставить «AudioStar» новый диск. Ромберг его авансировал, и по договору если автор не соблюдал срок, то платил большую неустойку и его права на диск сокращались. Так они и гнали его; он делал почти по диску в год. А Хлип изменялся, он задумался о философских песнях, и работа затягивалась. Ромберг стал нажимать и угрожать. В конце концов… Хлип захотел пересмотреть контракт, удвоить срок; Ромберг отказал и обещал передать дело в суд. Они разругались, и Хлип сказал, что Ромберг диска не получит.

– Открыто заявил?

– Нет, в частной беседе по трэку. И чтобы люди Ромберга не завладели уже готовыми записями, он все уничтожил. Тогда он и зеленые вовсю курил, и… в общем, висел на волоске. И волосок оборвался.

Фанк положил гитару.

– Они прекрасно видели, что он работает на износ. Они сделали на нем гору денег, а хотели еще больше и скорее, пока есть спрос. Боялись – мода сменится. Нет бы им дать ему год, как он просил!.. Вот тогда я и понял, что такое – алчность.

– Название Диска, состав – Ромберг знал?

– Ничего он не знал! Хлип никогда не предъявлял неготовые вещи. Даже название – «На берегу тумана» – появилось задним числом, из обрывков его разговоров.

– Мрачная история. Впрочем, хватит ворошить прошлое. Есть одна более насущная задача…

– Я так и думал, что ты неспроста пришел.

– И меня подпирают со сроками, Фанк. Надо официально документировать дело о театре и перестрелку на Энбэйк. Дерек, А'Райхал – всем нужны твои записи с мозга.

– Я не против, – упавшим голосом ответил Фанк. – Ты и так немало сделал; с моей стороны было бы непорядочно отказывать…

– Ты выложишь это сам, Фанки. Штурмовать тебя не будут; ты сам поведешь зонд туда, где лежит информация.

«…а после мы подкорректируем ее, – договорил Хиллари мысленно, – чтобы она совпала с протокольным чтением Ветерана, где в F60.5 стреляет Фленаган…»

Фанк посмотрел на Хиллари с приязнью.

– Ты меня опекаешь… Но как мне быть с Диском?

– Хранить, – убежденно отозвался Хиллари. – Это, как ты говорил, – остров памяти; без него ты перестанешь быть собой.

– Но меня неизбежно купят…

– Да. Но никто не знает, есть ли в тебе Диск. Больше я ничего не скажу, Фанк. Верь мне.

– Другого мне не осталось, – Фанк поднялся. – Идем, утопим Борова, а то его под залог выпустят. Как там театр?.. – вопрос прозвучал со сдерживаемой болью.

– На подъеме. Все двенадцать сеансов в сутки – полный зал, публика самая блестящая – цвет матерых хлипоманов. Директора и ведущие менеджеры в заплатанных куртках, волосы начесаны чуть не до потолка. Ренессанс Хлипа! Помнишь, как было тогда, при нем?..

Закрыв глаза – словно он нуждался в сосредоточении, чтоб вспомнить, – Фанк воспроизвел одну из множества запечатленных сцен – кипящий океан голов и рук с искрящими бенгальскими огнями, девчонки на плечах парней, как в седлах, тысячи влажных сияющих бликов в глазах, тысячи взрывающихся одним влюбленным воплем ртов: «ХЛИ-И-И-ИП!!!» И невысокий, худой, напружиненный Хлип, тяжело дыша, выбрасывает вверх руку с растопыренными пальцами: «Сейчас или никогда!!!»

Сейчас, как никогда, актуально «Долой!»

Сейчас, как никогда, применимо «Даешь!»

Сейчас, как никогда, показался их гной,

Сейчас, как никогда, очевидна их ложь.

Сейчас или никогда!

Сейчас мы должны сказать свое «Нет!»

Сейчас мы должны доказать, что мы есть,

Сейчас мы должны принести с собой свет,

Сейчас мы должны проповедовать месть.

Сейчас или никогда![ВК]

– Жаль, – почти неслышно сказал Фанк, – что театр не сможет меня купить. Жаль. У них нет столько свободных денег…

Хиллари тоже на театрик не рассчитывал. На роль нового владельца Фанка требовался весьма и весьма состоятельный человек, не служащий в Айрэн-Фотрис и хорошо знающий ту цену таланта, которая выражается не в бассах.

Что же касается Синклера Баума по прозвищу Боров, то его судьба предрешена. Угроза умышленным поджогом с возможными жертвами, преступное использование кибер-систем, незаконные финансовые операции, сознательное умолчание о нелегально действующем роботе… Дерек будет доволен – еще бы! Кибер поможет ему упечь знатного мафиози, до сей поры нагло и изящно избегавшего тюремной камеры. По совокупности, даже с учетом поблажек, затеи Борова тянули что-то на двадцать два года лишения свободы; Хиллари в бытность свою у Дерека времени даром не терял и поднаторел в законах.

В частности, ему было известно и то, что права наследования не распространяются на объекты интеллектуальной собственности, не обнародованные или не заявленные как авторские при жизни автора.

И еще лучше он знал, что переходящий от хозяина к хозяину или купленный с аукциона киборг должен пройти ряд процедур, в том числе – устранение прежней памяти, непосредственно не относящейся к исполнению служебных обязанностей.

* * *

События, связанные с «войной кукол», затевались тайно, развивались скрытно и с шумом врывались в жизнь централов, порождая ударные волны новостей и брызги комментариев; за поспешно-тревожными выводами аналитиков, за невразумительными разъяснениями компетентных лиц терялись и рассеивались те редкие трезвые голоса, к которым стоило бы прислушаться.