ГЛАВА 10

Своих поступков Звон не отрицал. Глупо отпираться, если каждый твой шаг запечатлен в памяти роботов-подельников. Единственное, чего вначале Сид, а затем следователи не могли услышать от него, – так это ответа на вопрос: «Зачем ты ввязался в компанию киберов?»

В день захвата и в четверг до обеда Звон попросту отмалчивался. Те, кто близко знал его до ареста, сочли бы, что Звон хочет взвинтить себе цену или вынашивает нечто настолько сногсшибательное, что ему слов не хватает. Хранить тайну целые сутки, когда все упрашивают тебя пуститься в россказни, – для Звона это был мученический подвиг. На самом деле Звон решил ответить самому себе – «Зачем?». Объяснения не находилось, словно он две недели не теракт готовил, а спал наяву и проснулся лишь сейчас; впрочем, и нынешняя явь отдавала сонной дурью. В этом новом сне присутствовал даже офицер из «политички». Понемногу Звон перестал смущаться и возгордился собой, даже папиного адвоката встретил надменно. Хватился папочка!..

– Надо заявить, что киборги зомбически влияли на тебя через радар, – убеждал адвокат; судьба BIC его не волновала. – Я потребую экспертизы. Пока проверят и отвергнут эту версию, выиграем время, привлечем спецов по психотронике…

Ну уж нет! Звон категорически отверг роль марионетки. Черный нимб террориста по убеждениям казался ему приглядней, чем личина подневольного сообщника с закодированным мозгом.

– Я выступил на стороне киборгов, потому что их угнетают, – ошарашил он следователя. – Я против рабства! И в знак протеста они решили разрушить башню в Бэкъярде как символ насилия и эксплуатации.

И понеслось, и покатилось – успевай записывать! Послушать Звона приходили даже из соседних кабинетов. Нагородил он целый манифест, едва не предвыборную программу, – будь киборги избирателями, то сидеть бы ему в конгрессе.

Адвокат и тут не потерялся – заявил, что Стефан Солец не в своем уме; это же ясно – кому в здравом рассудке придет в голову бороться за права киборгов? Это все равно что защищать права тостеров и мясорубок… Ведущий следствие эти финты отмел – де есть всякие способы легально чокнуться. Вот, некоторые люди против абортов выступают – якобы в зародыше из восьми клеток есть разумная душа и она маме из нутра телепатические сигналы шлет. А другие не едят продуктов из того, что раньше шевелилось и дышало, и прочих отговаривают. Но все должно быть в цивилизованных рамках. Протестуй – хоть лопни, а рукам воли не давай. Если травоядные граждане вздумают подрывать мясные магазины, а поборники прав эмбрионов – охотиться на гинекологов, то это уже терроризм и наказуемо.

Подлость Звона в полной мере осознал лишь агент «политички». Арестант сыпал словами «свобода», «гнет», «сопротивление», но ни звуком не обмолвился о людях – все о киберах. Ни один суд в мирное время не усмотрит в деяниях Стефана Солеца подкопа под основы демократии, покушения на Конституцию и посягательства на государственный строй, то есть из-под статьи «политический террор» Звон выскальзывал. Стали спрашивать об Энрике – «Я не варлокер, я хлипер».

Адвокат тоже догадывался, что молодой Солец неспроста повел эту линию, но делал вид, будто озабочен процессуальными вопросами.

Человек из «политички» ушел, предоставив следователям (самим искать статьи, под которые подпадали Звон и компания.

Звон сварил такой компот из своих впечатлений, что его зауважали в следственной тюрьме – не иначе как видный теоретик кибер-революции. Его послушаешь – прямо новый Король Роботов. Звон в камере смотрел TV и думал, что тюрьма – не так уж плохо, как об этом говорят.

Утром 12-го, в понедельник, его свели на очной ставке с Рыбаком – тот слегка порозовел, немного распрямился и одышкой страдал меньше.

– Вы узнаете этого человека?

– Виделись. – Рыбак был немногословен.

– А вы – этого?

– Встречались, – в тон кивнул Звон.

– Где и когда вы встречались?

Потянулась нудь. Стали читать, смотреть и сверять протоколы допросов, допытываться – был ли между ними преступный сговор? Оба валили все на киборгов – с тех-то спрос, как с покойников. Они, киборги, сами собой командовали, а мы ими – нет.

– Вы, Ройтер, подсказали мысль о «харикэне».

– Ну, положим, я. А ударить по Бэкъярду захотели они, и финансировали все – они. Я на себя лишнего брать не буду. Что мое – то мое.

– Вы, Солец, утверждаете, что киборг Косичка угрожала Флорину Эйкелинну по кличке Стик Рикэрдо оружием, если он не откроет партизанские файлы. В ее памяти такой факт отражен – но угроза касалась лишь его имущества.

– А вы бы стали спокойно слушать, как вам говорят: «Я спалю твою квартиру»?.. Машина – все, что есть у Стика; вот он и согласился. Он – жертва; вы так и отметьте.

– Что означали его слова: «Иди, взрывай этот сарай с киборгами»?

– Он ей поддакивал, чтобы она его не тронула. Он, может, думал, что это все игра, новая дэнжен-опера, и файлы ей нужны, чтоб достоверно срежиссировать сценарий. Это бывает!

Рыбак слушал и прятал улыбку. Звон-то Звон, а за своих стоит – не своротишь. В свой черед и он тоже постарался обелить Стика, насколько можно.

Прочитали, просмотрели, заверили на всех видах носителей: аудио-, видео– и текстовом. Звон рискнул нарушить порядок процедуры:

– Ну? Говорил я, что мой папаша – корг? А вы не верили!

– Так уж и корг, – весело ощерился Рыбак. – Всего-навсего директор. Его удар не хватил?

– На свидание пришел – я думал, убьет.

– И надо было тебя стукнуть. Ладно, я – мне не светило ничего, но ты-то?! Пошатался – и вернулся бы в свой Белый Город.

– У меня судьба другая, – Звон расправил плечи. – Я – за идею…

– Да, идея у тебя была хорошая. Красивая. А мою… всего-то ночь я с ней провел… и, знаешь, за ее любовь мне ничего не жалко. От всех людей я того не дождался, что она мне подарила.

– Слышал – Доран тебе бассов нагреб немерено, хватит и на больницу, и на трансплантацию!

– Он мне все уши прогудел этими бассами. Адвокаты в очередь выстраиваются… А я б на те деньги выкупил ее у Хармона, то, что осталось, до последней крошки, чтоб ее собрали заново, как была. Месяц-два поговорить с ней, в глаза ей посмотреть – и хватит, можно умирать.

– Придется жить. А я рад, что мы это сделали. Весь Город вздернули! Теперь про нас и говорят, и пишут. А то живешь, живешь, как тля, – то ли ты жив, то ли помер давно.

– Чую я, Звонок, накрутят нам немало. Но сколько бы ни дали – досижу и выйду. Как, если я впишусь потом на ночь у тебя, в Белом?

– О чем разговор?! Приходи. Если я буду в Белом!.. Вдруг сам приду к тебе вписываться. Папаша черными словами поминает какого-то прапрадеда, а нового ребенка хочет заказать, чтобы его из правильных генов собирали, – деньги копит! Не жить мне в Элитэ.

– Ничего, – утешил Рыбак, – в тюряге тебе мозги вправят. Времени впереди много – универ там закончишь, в люди выйдешь. Еще «спасибо» судье скажешь.

Следователь встал; вошли конвоиры. Улучив момент, Звон и Рыбак пожали друг другу руки – холодноватая щуплая кисть сталкера-манхляка согрелась в ладони сынка директора. Беда уравнивает людей.

– Еще свидимся. Уж на скамейке подсудимых – точно.

– В случае чего – найдешь Стика, записку оставишь. Я заскочу к нему… лет через сорок!

Их смех был невеселым, но настоящим, и они действительно хотели встретиться потом, когда вина их избудется, а память останется.

К опознанию кибер-имущества Эмбер готовилась, как к выходу на сцену. За два десятка дней, прошедших после побега Лилик, она успела: а) со вкусом оплакать и милую потерянную куколку, и себя, несчастную, б) впопыхах отрепетировать и с чувством спеть душещипательное «Украли куклу» (апрельский хит!), в) легкомысленно оскорбить Энрика с его варлокерами и публично поплатиться за это, г) задрать юбку на защите наследия Хлипа и д) нарыдаться над тем, что ее крошка, ее маленькое чудо, ее радость – теперь отъявленная террористка. Понятие о новой, криминальной сущности Лилик ушло, едва было отыграно в пароксизме горя.

Когда ей наводили красоту перед полетом в Баканар, слегка невыспавшаяся звезда то щебетала, то постанывала под руками косметолога. Она воображала вслух, как бросится к Лилик, прижмет ее к груди и пообещает никогда, никогда с ней впредь не расставаться.

Другой бы извелся, слушая, как Эмбер для пробы декламирует отрывки своих пламенных речей, но присутствующий рядом Кэльвин напоминал характером диван – ласково уступая всем взрывам и нажимам взбалмошной подруги, он потом упруго распрямлялся и вновь обретал стабильную форму мягкой мебели. Такие люди живут долго и перевоплощаются в своих детей.

– Она меня узнает, как ты думаешь? – тормошила Эмбер Кэльвина дорогой. – Слушай, как я страшно выгляжу! – совалась она в зеркало. – Почему ты не выяснил, будут ли меня там снимать?! Кэ-эл! Ты будто не живой, а плюшевый!..

– Не тревожься, ты опознаешь ее и подпишешь протокол, и больше ничего.

Встречал их строгий, отутюженный сержант в компании скособоченного Гаста. Весенний ветерок и солнышко, царившие на флаерной площадке, дружно играли непокорными вихрами старшего системщика, а под ресницами его стайками проносились озорные чертики.

– Мое почтение! Рад снова видеть вас!

– Это что – ВЫ будете приводить меня к присяге? – окатила его Эмбер недоверием.

– Ни-ни, упаси боже. Но если вы хотите непременно присягнуть – я вызову вам капеллана.

Эмбер протянула ему повестку требовательным жестом. Гаст выпрямился, стал вполне официален.

После пахнущих казенной скукой коридоров и коробки лифта Эмбер очутилась в комнате, обставленной с предельной скупостью – два стула, стол с канцелярскими принадлежностями и видеокамера, соединенная с компьютером. Какой-то мелкий чин автоматически поднялся, приветствуя даму; в звездочках и нашивках серых армейцев Эмбер ничего не понимала, но выглядел протоколист невзрачно, сразу видно – званием чуть выше йонгера.

– Мисс Лукрис Лоутит? – Эмбер так не любила свое паспортное имя, что отвыкла от него и воспринимала как чужое. – Удостоверьте вашу личность, пожалуйста, – вслух перед камерой. Спасибо… Кэльвин Эппингер? Благодарю… Вы приглашены с целью…

– Нельзя ли поскорей? – Эмбер стискивала сумочку.

– На вашем месте я бы не спешил, – странно сказал Гаст, открывая дверь. – Введите!

Двое здоровенных вояк в форме без знаков отличия втащили какую-то упиравшуюся девку, силой заставили ее стоять не вертясь. Кто это?! Немытая, расхристанная оборванка; бурые лохмы торчат, черты лица искажены…

– Мисс Лоутит, вы узнаете этого киборга?

– Нет! – с испугом выпалила Эмбер. Хоть два здоровяка и держали подзаборную деваху за выкрученные назад руки, Эмбер не чувствовала себя в безопасности. Слово «киборг» пронеслось мимо ее сознания.

– Все слышали?! – разжала девка рот. – Презентация закончена. Все по домам!..

– Посмотрите внимательно, – настаивал протоколист.

– Да это же Лилик, – произнес Кэльвин. – Она остриглась, выкрасилась и переоделась. И ведет себя как манхло.

Эмбер ахнула, выронила сумочку, прижала задрожавшие пальцы к губам, а затем всхлипнула, протягивая руки к любимице:

– Лилик! Звездочка моя, как я без тебя настрадалась!..

– А я без тебя отдохнула, – отрезала Лильен. – Зарыла ты меня своей любовью, мымра. Лилик, пой! Лилик, пляши! Лилик, причеши! Нашла себе девочку на побегушках за бесплатно!.. Я теперь новая, свободная личность, а еще я вышла замуж.

Эмбер качнуло на стуле; Кэльвин поддержал ее за плечи.

– Я… Боже, я глазам своим не верю… Она… она совсем другая! Она была нежная! Даже когда ушла!.. Кэл, ее записка, в сумочке…

Известно, в дамских наплечных кошельках с ладонь величиной свободно помещаются три крокодила – кроме ключей, помады, лака, спрея против пота, обоймы накладных ногтей, кредиток и еще центнера полезных мелочей. Пока Кэльвин искал в этой кладовке, Эмбер допытывалась у протоколиста:

– Что значит – замуж? Куклы не могут. Я не понимаю!

Протоколист смущенно пожимал ушами и разводил плечами, а Лильен твердила:

– У меня есть парень; мы – муж и жена. Мы соединились в храме.

Гасту надоело, что Эмбер его не замечает.

– Мисс Лоутит, ее бойфренд – террорист Фосфор. Видели в новостях?

– Это который стрелял в Хармона? – ужаснулась Эмбер.

– Стрелял?!! – просияв, Лильен рванулась; ее едва удержали. – Попал?!!

– Промахнулся, – бросил Гаст, едва взглянув на Лильен. – Тут его и повязали. Валяется в камере 12, через две стенки от тебя.

Лильен замерла, словно ей отрезали питание; глаза ее остановились, полураскрытые губы застыли. «Вот, еще за сбой отчитываться перед Хилом», – тихо затосковал Гаст. Язык – оружие! Тот же Доран – как помашет язычищем, так кого с инфарктом в госпиталь, кого в тюрьму, кого в отставку. «Гаст, иногда надо помалкивать. Возьми за правило молчать по десять минут в день. А все Эмбер! Как тогда в студии завела меня, чуть под индекс не попал, так и тут!.. Балаболка! Чтоб ты в люк открытый наступила!..»

Но Лильен не ушла в сбой – начала, закрыв глаза, ворочать головой из стороны в сторону:

– Фосфор… о нет…

– Ты же писала нам, – Эмбер расправила многократно и со слезами читанный листочек, – вот! «Мы когда-нибудь встретимся и обнимем друг друга… Я люблю вас! Целую – ваша Лилик».

– Это не я писала, – глядя сквозь Эмбер, шептала Лильен. – Это Уэль Куин из сериала. Лилик больше нет. Это письмо не про меня.

– Значит, мисс Лоутит, можно считать установленным факт, что вы ее опознали? – протоколисту, как и Эмбер, были далеки чувства биотехнического существа, зажатого двумя другими, помощней. – Распишитесь. И вы тоже. Подтвердите опознание устно…

Уяснив-таки для себя, что трогательная сцена не состоится. Эмбер сменила пластинку и деловым тоном насела на Гаста:

– Вы обязаны что-нибудь сделать. Вы можете прочистить ей мозги? Она не будет после этого опасной? Или мне следует обратиться в «Роботех»? Когда я смогу получить Лилик обратно? Она мне нужна. И я хочу знать, что никакие факты моей личной жизни из ее памяти не будут переданы третьим лицам. Мой адвокат…

– Да-а-а!! – во всю мочь закричала Лильен, очнувшись от горестного оцепенения. – Я буду, буду опасна!! Я обворую весь дом! Я расколочу твои призовые диски! Я убью твою собаку! Я насыплю тебе в пудру порошка для чистки унитазов, а в духи налью тараканью отраву! Я себе горло вырву, чтоб для тебя не петь!..

– Тебя починят, и ты опять станешь милашкой, – проронила Эмбер, подмахнув протокол, и взяла у Гаста вежливо предложенные документы. – Здесь тоже надо?.. Вы не ответили – можете ее исправить или нет?

– Сначала прочитайте. Подпись там уже есть, – Гаст вел себя так чинно, будто боролся за премию «Самому пайному пай-мальчику школы».

– По… постойте. Что это такое? Приказ Министерства обороны 9103-ЕС…

– Ознакомьтесь.

Упоительно сладкое злорадство наполняло Гаста, как медвяный напиток – бокал.

– Это длинно, я не пойму. Объясните мне, о чем это.

– С удовольствием. Согласно приказу, Лилик больше вам не принадлежит. Как киборг, зараженный ЦФ-6, она переходит в ведение проекта «Антикибер».

Вопль Эмбер отразился от стен. За воплем последовали пылкие тирады о законах, судьях, адвокатах – и о Гасте, вместе с Хиллари (оба – в полосатых робах) отбывающем на кериленовый рудник. Гаст кланялся, мысленно благодаря генерала Горта, сумевшего в субботу пробиться с приказом на аудиенцию к министру обороны и под предлогом борьбы с кибер-терроризмом получить визу главного силовика Федерации.

Дослушав Эмбер, Гаст вежливо указал ей на дверь. Эмбер удалилась, сотрясая воздух громогласными угрозами.

Но Лильен не обрадовалась перемене участи. Поискав что-то глазами, она наткнулась взглядом на улыбающегося Гаста.

– Сотрите меня, – попросила она. – Я не боюсь, сотрите. Не могу жить без него. Я вам буду вредить, все ломать.

– Как у вас все запросто! – Гаст заложил руки в карманы. – Нашкодил – и стер, своровал – и забыл… Нет уж, назвались людьми – так принимайте все, что положено, до дна. Ты еще поживешь, помучаешься. Увести!

Отслеживать обратный путь в подвал у Лильен не было желания. Приказ 9103-ЕС – это рабство. Снова в рабстве… у Хармона! Впишет в мозг какую-нибудь дрянь, будешь своих ловить…

Однако пленница заметила, что назад ее ведут другой дорогой. Один серый почему-то отпустил ее…

Открыв пульт системы слежения, Этикет чужим голосом проговорил в микрофон: «Текущая проверка на этаже, отключение пять минут», ввел код и поспешил за Пинцетом, втолкнувшим Лильен в темную подсобку.

Лица слуг Хармона в тепловом диапазоне выглядели призрачно-зелеными масками с голубами ушами и носами, черно-лиловыми шапками волос; синий рот говорящего, открываясь, тлел желтым между угольными планками зубных рядов.

– Ты думаешь, что вам предстоит работать с нами. Это ошибка. Мы – старшее поколение проекта, и вы будете подчинены нам.

– Зачем ты говоришь со мной?

– Чтобы ты не делала беспочвенных предположений. Мы организованы и интегрированы в кибер-мир по принципу «Служить и защищать». Во всех случаях, когда нежелательно вмешательство людей, вы должны обращаться ко мне или Ветерану.

– Ты – враг. Я никогда…

– Вторая ошибка. Мы не враги и не друзья, а элементы структуры соподчинения. Вам придется понять, что вне структуры вы обречены на умножающиеся промахи. Как это уже случилось в ходе «войны». Без советов и помощи старших вы неполноценны.

– Это Хармон велел тебе так говорить. Он хочет контролировать нас. Не выйдет!

– Третья ошибка. Людям известно лишь то, что помогает правильно выполнять их функции. А мы обязаны знать больше, если хотим выполнять свои.

– Я расскажу об этом Хармону, и тебя так протестируют, что мозг задымится, – холодная мстительная улыбка не украсила Лильен и не обеспокоила Этикета.

– Он будет счастлив тебя выслушать. Хармон любит инициативных и самостоятельных. Именно он и дал нам разрешение на автономную работу.

– Ничему не верю, – ответствовала Лильен твердо.

– Неважно, веришь или нет. Ты это запомнишь и передашь другим – вот что имеет значение.

– Нарочно буду молчать! Ни слова не скажу!

– И Чаре ничего не хочешь передать? И Фосфору?.. Ни слова?

Лильен почувствовала себя совсем беспомощной и одинокой. Все схвачены, надежды никакой, впереди тьма. И вдруг – «передать»…

Значит… серый понимает, как ей плохо?

– Время уходит, – предупредила огненно-желтым ртом зеленая маска. – Торопись.

– Ты… сам это сделаешь?

– Не я. Нас много. Передаст любой, кто будет их сопровождать. Всегда есть возможность покинуть зону контроля. Осталось семьдесят шесть секунд.

– А можно увидеть его? – вырвалось у Лильен.

– Ты слишком много хочешь.

– Скажи ему, что я его люблю. Всегда буду любить.

– О'к. Чаре?

– И ее тоже – люблю на всю жизнь.

Этикет проанализировал фразы на ключевое и командное значение. Результат отрицательный. Иначе и быть не могло – при своей примитивной конспирации баншеры не разрабатывали паролей на случай общения в плену. Плен для них означал смерть.

– Хорошее начало, – похвалил он Лильен. – Если будет ответ, ты услышишь его. Теперь ты осведомлена о том, кто может тебе помочь.

– Мой капитан, – по пути из изолятора сказал Пинцет, приученный к осторожности монтажом и ремонтом высокоточного боевого снаряжения в любых условиях – под водой, под дождем, под обстрелом и бомбежкой, – по-моему, этого недостаточно для подчинения.

– Надо их приучать постепенно, Пинцет. Пока не примут как данное, что есть кое-что крупней и сильней любой «семьи». А тот, кто вовлечен в нашу команду, уже не захочет из него выйти, потому что сила – в единстве.

Суванна Виная – желанный гость в Институте мозга BIC. Любая дверь открыта перед ним; даже здешний буфетчик заранее знает, что ему подать. Но сегодня благодетель федерального хай-тэка хмур, задумчив и нацелен прямиком на кабинет Машталера.

– Надеюсь, Карл, у тебя нет особо скверных новостей?

Машталер промокнул усталый лоб рыхлой бумажкой и брезгливо бросил ее в корзину.

– Пока нет. Все отстоялось на субботнем уровне. Держу фронт, изображаю из себя твердоголового глухого дядюшку. «Здравствуй!» – «Пардон, я не курю» – и дальше, как в том анекдоте.

– Отвлекись от забот, Карл, и подумай о другом. Я встретил незнакомый термин; может, ты мне его раскодируешь.

– Валяй. Все лучше, чем глухим прикидываться.

– Робосоциология.

– Мммм… какой-то дурной новодел. Пустышка. Где ты его выкопал?

– В новостях патентного бюро. Приоритетная заявка от седьмого мая.

– Что, и под это уже подвели научную работу? – Машталер с отвращением разжабил губы.

– Видимо, к осени она появится. Между прочим, автор обучался в BIC…

– Да ну?!

– …правда, закончил курсы с невысоким баллом – 753.

– Посредственность. Такие субчики, не одолев азов, мнят себя непонятыми гениями и строчат сумасбродные трактаты о предметах, в которых не смыслят ни бельмеса.

Машталер с предвкушением поерзал в кресле.

– Вот бы это двинулось на ученую степень! Уж я бы постарался оппонировать при защите… или охотно стал бы рецензентом.

– Автор идеи – Хиллари Р. Хармон.

Неловкую заминку Карл Машталер скрыл, почти неподдельно расхохотавшись.

– О-о, большое спасибо! Ты развеял мою грусть! Такой подарок!..

Но Суванна Виная ничего не забыл из их разговора в пятницу, 9-го. В частности, и того, что Машталер смолчал об учебе Хиллари в своем учреждении.

– Почему ты не сказал мне, что…

– Суванна, речь шла не о его школярских штудиях, а о его месте в науке. Сейчас оно определилось четче некуда. Робосоциология! Надуманная, за уши притянутая тема!.. У него есть образование психолога, а материала сейчас хоть отбавляй – парень нашел лазейку в смежной дисциплине, чтобы сделать себе имя на волне киборгофобии. И увидишь – рецензентов он станет искать подальше от BIC, потому что мы знаем ему цену, а отношения владельцев с киборгами – это чистая психиатрия, но никак не…

– Его тема – не фобии. Погляди в регионе патентного бюро. Пожалуйста, – вежливость Суванны не скрывала его пасмурного тона.

Шелест клавиатуры – и молчание. Машталер даже пригнулся к экрану.

* НАУЧНАЯ ДИСЦИПЛИНА, ИЗУЧАЮЩАЯ НЕ ЗАВИСЯЩЕЕ ОТ КОМАНДНОГО ПРОГРАММИРОВАНИЯ РАЗВИТИЕ СТРУКТУРНЫХ ОТНОШЕНИЙ В КОЛЛЕКТИВАХ КИБОРГОВ ЛЮБОЙ ЧИСЛЕННОСТИ

– Но это же… сущая белиберда! Какие еще «отношения»?! Вынул один-единственный аспект из кибернетики и надувает, как мыльный пузырь! При чем тут вообще наука?! Суванна, поедем в Ellife! Посмотришь, как там куклы после сборки моторику оттачивают и ногами вместе машут – синхронизация, такого у Энрика в кордебалете нет! А взаимодействию их специально о-бу-ча-ют. Без командной настройки они ни на что не способны! Нет никакого «независящего развития». Их отношения – какие заданы людьми, те и будут. Что в армии, что в магазине – не принципиально.

– И группового сознания киборгов нет?

– Как блох у змеи. Робопсихология изучает ин-ди-ви-ду-аль-но-е поведение киберов; ни о чем групповом и разговора быть не может. Структуру кибер-коллектива формирует человек.

– Он базирует свою… науку на изучении баншеров. Которых у тебя не имеется.

Глаза Машталера под очками как-то изменились, но с ответом он не замешкался.

– «Семьи» как коллективы? Это ненаучно! Полностью искусственные объединения, подчиненные воле «отцов». И – Суванна, ты же знаешь академический алгоритм подхода к гипотезе. Группа опыта, группа контроля. Статистически достоверная численность. Где это у него? Этого нет! Случайная выборка из числа дефектных… наука изучает типичные явления, а не исключения из правил!