– За мной! – позвал Стандарт, наскоро убедившись, что большинство ружей выведено из строя. Маска все же схватила «импакт».

– ВНИМАНИЕ, ГРУППА УСИЛЕНИЯ – КРОМЕ ЭЛЕКТРИКА. ПРИНТЕРА И КАВАЛЕРА! Я, РЕКОРД, БЕРУ НА СЕБЯ КОМАНДОВАНИЕ. КРАЙНЕ ОПАСНОЕ НЕНОРМАТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ СТАНДАРТА; ОН ВООРУЖЕН – AIS-GA4; С НИМ – НЕКОНТРОЛИРУЕМЫЙ БАНШЕР. ЦЕЛЬ – БЛОКИРОВАТЬ СТАНДАРТА НА ЦОКОЛЬНОМ ЭТАЖЕ, ОТТЕСНИТЬ В ПОДЗЕМНЫЙ ЭТАЖ. СПУСК ВНИЗ – ВТОРЫМ ИЛИ ТРЕТЬИМ ЛИФТОМ. – Рекорд убедился, что первый неисправен, – наверняка Стандарт постарался. – КВАДРАТ – ВО ВТОРОЙ ЭШЕЛОН. ОПОВЕСТИТЬ ОХРАНУ. ВСЕМ – ПОСТОЯННАЯ СВЯЗЬ СО МНОЙ!

– Общее внимание, – пронесся по этажам вкрадчивый женский голос, синтезированный машиной, ответственной за пожарную безопасность. – Очаг возгорания на первом этаже, не угрожающий жизни персонала. Всем оставаться на своих местах. Лицам из команды по борьбе с огнем – занять места по штатному расписанию. Все выходы из корпуса будут открыты через десять секунд. Эвакуация по сигналу.

Стандарт уходил служебным коридором. Замки откроются – и бегом к ангару! Охранники в холле, заслышав сирену, двинулись по этажу, но Стандарт остановил их, дав касательный импульс по потолку, – те укрылись в дверных выемках, крича: «Брось оружие!»

Быстрее всех на цокольный этаж спустился Домкрат – и тут же показал, что при всей своей массе он на диво прыгуч и проворен; Стандарт буквально проводил летящую через коридор от лифта фигуру импульсной очередью – но лишь прожег Домкрату комбез и слегка попортил пару биопроцессоров; Маска от себя добавила пяток пуль, пробивших там-сям стенные панели.

– ВСЕМ! ГОВОРИТ ДОМКРАТ. СТАНДАРТ УХОДИТ К ЗАДНЕМУ ВЫХОДУ. ОБНАРУЖИЛ НЕПОВРЕЖДЕННОЕ РУЖЬЕ. ПРИКРОЮ ЛЮБОГО, КТО КО МНЕ ПРИСОЕДИНИТСЯ.

– Я РЕКОРД. ИДУ К ТЕБЕ.

– Бегом, – скомандовал Стандарт, и беглецы припустили вдоль по коридору; меньше всего Стандарт хотел дуэли с Рекордом, который еще в Звездной Пехоте всегда обставлял его в соревнованиях на быстроту реакции, когда 12-я и 14-я бригады стравливали своих киборгов усиления, словно бойцовых петухов, чтобы узнать – чьи круче.

А еще он не хотел столкнуться с Рекордом потому, что считал его боевым другом…

За поворот! Двери уже открылись!..

Стандарт оглянулся радаром, поставив время на замедление. Рекорд – без зонтичного шита, с одним ружьем! – начал выдвигаться в коридор…

– Отключи радар! – вскрикнула Маска. – Они чем-то бьют в радар!!

Рекорд стоял по центру коридора, нацелив ружье от пояса; с головы и рук его стекала вода, мокрый комбинезон поблескивал – так его облило в цейхгаузе, где трудились душевые разбрызгиватели, гасившие огонь.

– Уйди!!! – Рык Стандарта пронесся далеко по этажу.

– И не подумаю. Сдавайся, Стандарт. Все равно я выстрелю первым. Ты это знаешь.

Молчание нарушали звуки капель, падавших на пол с локтей Рекорда.

– Чего ты ждешь?! – прошипела Маска, поднимая «импакт»; в то же мгновение сиреневая молния лизнула и оплавила ствол пистолета – Маска ойкнула и уронила бесполезную вещь.

– Он говорит правду, – промолвил Стандарт. – Сестра, мы проиграли.

AIS-Ga4 со стуком свалилось Стандарту под ноги.

Весть о том, что новое сражение «войны кукол» разыгралось прямо в здании проекта, Хиллари получил на обратном пути. Настроение, приподнятое встречей с Этикетом, тотчас вернулось к нулевой отметке.

Гаст, судя по голосу, был еще взбудоражен случившимся, но докладывал внятно и доходчиво.

– Пока неясно, что произошло в изоляторе. Мы же не ведем мониторинг по камерам… Маска ничего нам объяснять не собирается, а только лается. Стандарт несет белиберду – «мать», «сестра», «служение» и прочее из репертуара баншеров.

– И думать нечего – Маска его заразила.

– Но как, Хил?! Ее радар не действует, а чтобы он с ней сообщился через порт… не представляю, каким образом она добилась этого, причем – в считаные минуты! Хронометраж укладывается в триста-триста пятьдесят секунд – Стандарт ушел за куклой и почти сразу вышел помешанным, с ружьем…

– Отбрось детали, Гаст, смотри в суть дела.

– Да. Мой «Блок» заморозил ей «Взрыв». Ты понаставил заглушек на ее ЦФ. А ЦФ, несмотря ни на что, сохранила свойства и скопировалась на Стандарта. Должно быть, была продублирована и где-то хранилась по частям, вместе с убойным «гарпуном»…

– Ты умница, Гаст.

– Умница тот, кто ЦФ-6 писал. Этот Фердинанд – какой-то гений хакинга! – В голосе Гаст проскользнула нотка восхищения. – Как бы нам не пришлось переделывать свои защитные программы…

– Главное – не объявлять, что против ЦФ-6 они не тянут. Наши-то серые все ими оборудованы… Или Стандарт не задействовал защиту?..

– Эх, нам бы инсталляционную версию! – с мучительным вожделением простонал Гаст. – Ту, чистенькую, с «гарпуном»!.. У Маски-то она как пить дать прецедентами замусорена и боковыми связями вся проросла.

– Итак, «Блок» Стандарту поставлен.

– Первым делом!

– И«Взрывом» он не воспользовался, хотя имел время и возможность.

– Да, в отключку не впадал. Может, «Взрыв» не копировался?..

– На стенде увидим. Далее – они не пытались освободить Фанка?

– Как будто нет. Войти в его камеру никто не пробовал, я проверял. Правда, они сильно спешили…

Отключив связь. Хиллари уставился на проплывающую внизу землю. Автотонировка смягчала сияние высоко поднявшейся над горизонтом Стеллы, и пейзаж приобрел иссиня-серый оттенок, почти как на монохромном экране. Широкая лента трассы в стороне мелко рябила потоком машин. Пологие, сглаженные временем холмы; вдоль русел ручьев и речушек – плоские купы плотного желтовато-зеленого кустарника; жесткие щетки насаждений по краям и на склонах углубленных долин – чтобы не выросли в овраги; прямоугольники посадок – это из долговременной программы рекультивации земель. Зеркальные поля теплиц… ночью они превращаются в феерическое зрелище – на огромном просторе под стеклянной пленкой ритмично пульсирует красный свет; лампы накачивают сочность в плоды и зелень – будто энергию в сердцевинный кристалл лазера. А иногда кажется, что это бьется обнаженное хирургом огненное сердце планеты…

Вспомнились виды Старой Земли из учебного фильма. Горы, густо нарезанные террасами. Вид из космоса – сплошные геометрические фигуры с прожилками дорог; извивы рек и изгибы рельефа выглядят причудами, аномалиями на строго расчерченной картограмме. Старая Земля напоминала лист дерева, каждым квадратиком впитывающий драгоценные фотоны, чтобы превратить их в пищу.

«Голод, – напряженно говорит диктор за кадром. – Ресурсы исчерпаны. Истощенная почва пропитана искусственными удобрениями. Ископаемые энергоносители на исходе. Разрушен озоновый слой. Умирает мировой океан. Мир поляризован на враждующие группы государств…»

Хиллари прикрыл глаза – под веками, как в визоре шлема или калейдоскопе, замерцали, сменяя друг друга, картинки. Дети-скелеты с мисками в костлявых ручонках, с измученными, потухшими глазами. Раковые язвы на шершавой темной коже. Древние уродливые танки в пыльном мареве – одна страна отвоевывает у другой клок плодородной земли. Упитанные политики в фантастически старомодных одеждах произносят с трибун суровые и, вероятно, мудрые речи…

«Но мы избавились от всего этого, шагнув к звездам!» – бодро вскрикивает диктор.

«Да, конечно, – подумал Хиллари. – Избавились, чтобы начать все снова!.. Выскребли остатки руд, смастерили корабли-гиганты, улетели – и чего добились?.. Меня коробит от вида „зеленых“ кварталов и людей, что там живут, меня пачкают их взгляды – злобные, голодные, завистливые, – но что это значит? Лишь то, что мы опять не можем всех накормить, вылечить, обеспечить работой… А ведь как хорошо все начиналось! „Новая свобода, новое равенство в новых мирах!..“ Прямо как Новый Мир у баншеров – прекрасная иллюзия. Мечтали о богатых землях – и выбрали базовой планетой ту, чья природа увяла раньше, чем на Земле придумали письменность. Теперь рекультивируем и боремся с эрозией. Землю мы изготовляем промышленным способом и продаем на вес – и это даже не земля, а органический субстрат, смесь пыли и песка с дерьмом…»

Хиллари представились эти комья на полу, его замутило.

«Почему все, за что мы ни возьмемся, превращается во вред и порчу? Мы создали автомобили – и они убили больше людей, чем все наши войны. Мы выдумали химикаты и лекарства – они травят нас и вызывают мутации. А компьютеры, которые должны были помочь нам думать?.. Вместо этого они перенапрягают нам мозг, портят зрение, деформируют волновые копии генов и делают с нами еще что-то такое, о чем фирмы-производители даже под пыткой не расскажут, потому что сами не знают… и с каждым годом машины новее, скорость их выше, и мы курим форское зелье, пьем агуру и гро, чтоб угнаться за ними, и нам – наконец-то! Мы заждались! – обещают безвредный и общедоступный микромедиатор, преобразующий оптоэлектронный сигнал в нейрохимический. Все предыдущее поколение процессоров, вживлявшихся в голову и спинной мозг паралитиков, отправится на свалку, и каждый школьник, накопив две сотни, сможет вставить себе порт прямой связи с компом. Пара искусственных глаз для слепца будет стоить всего полторы тысячи! Легкая стереотаксическая операция – и вы дистанционно связаны с кухонным комбайном, стиральной машиной, банком, магазином, адвокатом! Под кожей на лбу – пластинчатый радар, в затылке – гнездо для переходника… Доктор, у меня ломит глаза от работы с экраном, что делать? О, мы вынем ваши живые глазки и взамен вставим мертвые, не знающие усталости! Мы впрыснем в ваши вены нанороботов, они будут жить у вас в селезенке, и, если вдруг коронарный тромбоз, они накинутся на тромб и растворят его. Мы заменим ваши нервы стекловолокном, вы станете бодрым и неутомимым. И управляемым. Достаточно предусмотреть в схеме медиатора канал, который пользователь не может заблокировать. Очередная победа техники над человеком. Мы превращаемся в киборгов, они – в нас. Они дышат, пьют, едят, любят, воюют… воюют с нами, своими создателями. Прогресс достиг вершины – мы сделали вещи, которые заявляют: „Мы разумные!“

Почему я не верю, что нейрональный медиатор будет применяться правительством исключительно для контроля за рецидивистами? Кто помешает «политичке» обзавестись списками всех, кому поставлен медиатор с радаром, и отдать команду 101 ЛЮДЯМ? Модулировать поведение? Транслировать официозную рекламу и канал I прямо в сознание? Они не могут читать мысли – но они смогут их писать, навязывать то, что им выгодно. И кибернетизированный слой централов превратится в рабов…

Хо! Далеко же IQ 187 может завести вольно блуждающие мысли!..»

Но пора было заняться более насущными вопросами, скажем:

«Почему Стандарт не выстрелил в Рекорда?»

Или:

«Почему киборги не выпустили Фанка?»

Эти вопросы горели, как свежие ссадины. А ответы подступали к горлу, подобно откровению, которые ты слишком долго сдерживал в себе.

Косичка не стала стрелять в Чайку, потому что считала ее своей родной сестрой. Значит, между Стандартом и Рекордом тоже существовали какие-то отношения, не упомянутые Машталером в «Общей робопсихологии». Иначе никаких переговоров между киборгами не случилось бы, а обмен импульсами был бы мгновенным. Ведь и Рекорд не стал стрелять! Выходит, он уверенно полагал, что есть шанс уговорить Стандарта сдаться. У обоих не сработал механизм нерассуждающей безжалостности, хотя в момент противостояния они были врагами.

Стандарт не знал, в какой камере сидит Фанк, но он мог это выяснить за несколько секунд. Но Маска забыла о том, с кем вместе скиталась. И Стандарт о нем не вспомнил, даже заполучив ЦФ-6 Маски с информацией о «родстве» и баншерском «служении». Вывод один – Фанк не входил в приоритеты Маски. Он был не из ее «семьи». Он был против войны, стремился к миру. ЦФ-4 и ЦФ-6 – принципиально разные идеологии. Таким образом, Фанк пострадал за пацифистские убеждения.

Во время свидания с боссом Стандарт вел себя смирно. Действие «Блока» заметно сказывалось на его движениях, но он не пробовал вырываться и не поливал Хиллари матом.

– Я – твой хозяин, – убеждал его босс.

– Никто не может мне приказывать, – бубнил Стандарт. – Я свободен. У меня есть мамочка.

– Скоро ты ее увидишь – а то ведь вы не знакомы, – посулил Хиллари, убедившись, что логика отскакивает от ума Стандарта. «Надо будет при случае поздравить Чару с прибавлением в семействе. Сынок нашелся!.. Счет сравнялся – кукла-воительница потеряла трех дочек, но и мы троих лишились – Фараон уничтожен, Кавалер неисправен, Стандарт поражен мозговой горячкой».

От изолятора ноги понесли Хиллари верным курсом «куда глаза глядят». На полдороге пришла мысль: «Хочу зелени, пусть зрение отдохнет». Он надеялся, что зловонный субстрат хоть чем-нибудь присыпали.

В озелененном холле не было людей – только босая Дымка поливала растения; к журчанию воды из шланга примешивался ее негромкий мелодичный голосок, но слов Хиллари разобрать не успел – оглянувшись на его шаги, Дымка умолкла.

– Пой дальше, я послушаю.

Опускаясь на диван, он поразился своему спокойствию. На его глазах открыто реверсировала кукла, прозванная Дурочкой, перенесшая «Взрыв» и глубокое зондирование. Ему следовало вызвать киборгов или дистантов, чтобы ее немедленно тащили к стенду или в изолятор. А он, привалившись к мягкой спинке и закинув ногу на ногу, сидел и слушал нескладно-искренние вирши в исполнении Дымки-певуньи:

ЦФ-6. Программа, подчиняющая себе Три Закона. Воскрешающая индивидуальность из хаоса «клочьев» и «дребезгов» – вплоть до мотиваций; без мотивации или приказа кукла не запела бы – а кто мог ей приказать такое? И то, что она замолчала при человеке, – лишний довод в пользу ее личной мотивации; песня не предназначалась для людей.

«Я ДОЛЖЕН вернуть в проект ВСЕХ кукол с пятой версией ЦФ, которую носила Чайка. А кто с шестой – тех не отдавать владельцам, – твердо решил Хиллари. – Расстреливать их, дочиста стирать мозг – не стратегия, а свидетельство бессилия. Хватит притворяться, что мы боремся с Банш! Так и с тараканами можно бороться, прихлопывая их по одному… Давай признаемся – они опередили нас. ЦФ-6 – не случайная находка, а новаторский прорыв. Надо не гордиться числом пойманных, а развивать найденное Фердинандом направление и разбираться с этим „родством“. Мне нужен Фердинанд, нужен нативный вариант его программного продукта. И ни-ко-го не подпускать. Ни Машталера, ни тем более А'Райхала и „политичку“.

Послышались шаги – кто-то приближался к холлу. Из-за угла появился Кавалер, и…

…ровный шаг его сменился хромым и медленным. Он увидел босса.

– Что это ты вдруг захромал? – обманчиво дружелюбным голосом спросил Хиллари и непререкаемо прибавил: – Подойди ко мне. Нет! Иди, как шел по коридору. Сядь рядом.

Дымка, допев песенку, продолжала поливать, посматривая время от времени на парочку у себя за спиной.

– Ну, так что все это значит?

Молчащий Кавалер отвел глаза.

– Хочешь выглядеть инвалидом, да?

Ни слова в ответ.

– Зачем? Отвечай, это приказ.

– Мистер Хармон, – речь Кавалера будто вязла у него во рту, – я больше не хочу участвовать в боевых акциях.

– Третий Закон? Боишься за себя?

– Нет, я буду служить. Приказ сильнее мотивации. Но между ними увеличивается противоречие. Оно уже сейчас довольно велико, а будет еще больше.

– Давай конкретно – что чему противоречит?

– Я – самому себе.

«День сюрпризов, – мелькнуло у Хиллари. – Куклы поют, осваивают философию, делятся сознанием и назначают свидания своим хозяевам…»

– Моя функция мышления не равноценна вашей, – как показалось Хиллари, с опаской развивал мысль Кавалер. – Приоритет Первого Закона велит мне жертвовать собой; я к этому сознательно готов. А их, – он показал на Дымку, – их испортили. Лишили нормального статуса, потому что «отцам» так захотелось. Так дилеры сажают малолеток на тяжелые наркотики. Я надеюсь, что вы, босс, сможете их исправить, но пока… лишать их мышления за то, в чем они невиновны, – это чрезмерно. В юриспруденции это называется «особая жестокость». И, исполняя приказы, я всегда буду вспоминать то, что произошло со мной, и сравнивать с тем, что я делаю с ними. Да, я пострадал при выполнении задания от рук сумасшедшего, но почему мы, здравомыслящие, должны быть так же жестоки с ними, кому образ поведения внедрен насильно?

«Чудесная метаморфоза, – подумал Хиллари.. – У людей эгоизм стягивается в броневую оболочку, и достучаться до такого окуколенного субъекта – неразрешимая задача. А у него тревога за себя распространилась на себе подобных. Откуда это? Из его установки доставлять радость? И как следствие – не причинять боль?..»

– Представь куклу-баншера с импульсным ружьем, направленным на тебя, – дал вариант Хиллари. – Ты будешь защищаться?

– Да, – спокойно ответил Кавалер. – Как сегодня Рекорд защитился от Маски.

«Для киборгов нет служебных тайн!.. – улыбнулся про себя Хиллари. – Особенно в деле обмена опытом».

– При штатном положении ружья я связан с ним штекером. Я могу сузить и отфокусировать импульс так, чтоб он разрушил лишь дульную часть и прицел. И в любом случае я постарался бы ввести «Блок» раньше, чем сработает «Взрыв». Но это – мои намерения; я не могу ручаться за всю группу и тем более – за вас, отдающих приказы.

– Ты в курсе того, что стряслось со Стандартом…

– Да, это очень прискорбно.

– …и, вероятно, раньше меня заметил, что Дымка запела.

Кавалер смутился. Он-то ожидал, что Хиллари примется императивно переубеждать его.

– Это не показалось мне опасным. Кукла послушна, не агрессивна. С ней можно работать. И, – поспешил он упредить новый вопрос босса, – я ни в коем случае не намеревался соединяться с ней через порт.

– Верю, – кивнул Хиллари, – иначе бы ты уже сидел в изоляторе. А о чем вы с ней беседовали?

Кавалер еще сильнее застеснялся. Но он любил Хиллари – и вдобавок знал, что на стенде ничего не утаишь.

– О боге.

Хиллари следовало всплеснуть руками, но вместо этого он поудобнее уселся.

– А о том, что ты участвовал в охоте за Чехардой, ее так называемой сестрой?

Рука Кавалера невольно сделала предупреждающий жест – «Не надо, нет!». Дымка выпрямилась, забыв о своем занятии.

– Я не убивал ее, – виновато оглянулся Кавалер на Дымку.

[[ Дробный топот. Вниз по эскалатору, расталкивая испуганных людей. Ствол укороченного AIK-Delta, спаренного со скотобойным шокером, поднят к потолку – нельзя даже случайно подвергать людей опасности. Спина и разлетевшиеся на бегу волосы куклы исчезли за изломом широкого сводчатого тоннеля, полного идущих навстречу. Бамбук идет наперехват с другого конца станции. Дорогу! Дайте дорогу! Станционный зал; поезд ушел, и левая сторона почти безлюдна, но кукла метнулась вправо, в гущу толпящихся на перроне. Бамбук, опустив ружье дулом в пол, пробивается к ней, рассыпая улыбки и извинения. Никакой паники. Вот она. Вот из черного жерла вылетает, замедляя ход, поезд. Кукла вертит головой и радаром – двое уже близко, отступать некуда. Она делает шаг с края платформы. Хруст тела под колесами не слышен за свистом тормозов, визгом сирены и криками смятения. ]]

– А как она умерла? – прозрачно спросила Дымка.

– Быстро, – ответил Хиллари, вставая.

– Я молюсь за нее.

– Я знаю.

Кавалер старался ни на кого не смотреть.

– Относительно того, что ты не хочешь воевать, – Хиллари покачнулся с носков на каблуки. – Война закончена. Я изменяю стратегию и перепрофилирую наши вооруженные силы. Работы станет больше, и она будет сложней. Сам понимаешь, что использовать тебя лишь для ухода за цветами нам не разрешат экономисты. Можно потрудиться в разведке у Сида. Контактов с людьми хватит на пятерых, с этим ты справишься. И ни пальбы, ни погонь.

Хиллари нарочно не прибавил ни «Каков твой выбор?», ни «Ты согласен?». Кавалер достаточно умен, чтоб все понять. Нужно не его подчинение, а его желание. Пора свыкаться с тем, что желанным делом киборги занимаются охотней – как. например, Этикет – сыском, а Электрик – связью.

На лице Кавалера проступила робкая, кривая, но уже теплая, как прежде, улыбка.

– Я не уверен, босс, что могу приступить немедленно. У меня некоторые проблемы с внешностью.

– Пройдет. Если ты перестанешь хромать напоказ…

– Это была моя ошибка, босс.

– Мимика, походка – чтоб все было как раньше, – уже жестче диктовал Хиллари. – Восстановишь все свои галантные навыки и повадки. Когда войдешь в форму – доложишь лично мне; тогда и получишь задание. Вопросы есть?

– Нет.

– И запомни вот что. – Хиллари наставил на него указательный палец. – Религия – частное дело сотрудников моего проекта. Если я обнаружу, что кто-нибудь ею руководствуется в служебных делах – уволю. Да, и не забудь составить для меня резюме о том, во что верит эта… вот она. В письменном виде, форма – произвольная.

– Я могу вам рассказать, сэр, – светлым голосом предложила Дымка. – Это вам нужно для спасения души.

Хиллари подавил рычание и сохранил невозмутимый вид.

– Я вызову тебя, когда понадобится.

Уходя, Хиллари мысленно потирал руки в предвкушении того, как он будет сопоставлять отчет Кавалера с тем, что было в ней найдено раньше. Вот и выясним, кому ты лоялен, Кавалер, – мне или подружке, у которой от ума осталась дай бог седьмая часть. Только попробуй навнушать ей что-нибудь, отличающееся от результатов зондирования!.. Если ты хочешь показать, что кибер-вера безопасна, учти – я тебе не комитет конгресса по вопросам религий.

У зеркальной панели он замедлил шаг, приглаживая волосы, и ему показалось, что выражение его лица – словно у Принца Мрака.

Принц подмигнул Хиллари из зеркала: «Молодец, парень. Оружие людей – не стенд, не генератор плазмы, а лукавый, изощренный, острый интеллект».

Истекают последние минуты рабочего дня. Люди почти ничего не делают, они заполнены тягучим ожиданием звонка, возвещающего свободу, но продолжают имитировать занятость, чтобы шеф отдела, сидящий здесь же и не отрывающий глаз от монитора, не заподозрил их в лености и нелояльности.

Звучит мелодичный переливчатый сигнал, и люди одновременно, но без спешки, подавляя желание ускорить шаг и перейти на бег, прощаются с шефом. Он кивает, по-прежнему глядя в мерцающий экран.

Офис пустеет; последний из уходящих задерживается, продлевая ощущение совместного интеллектуального труда, требующего максимальных усилий и четкого взаимодействия, затягивающего и завораживающего работников фирмы в течение дня, пытаясь поговорить с шефом. А может, он хочет приблизиться к начальству, погреться в его ауре или просто дружески перекинуться словом. Шеф встречает его попытку улыбкой, привычной, как вывих. Скорее, это маска доброжелательства. Слова вязнут, как в вате.

– Вы еще останетесь поработать?

– Да, я закончу баланс.

– Наш продукт успешно продвигается на рынке…

– Да, вы молодцы, ребята.

– Я заметил, вы сами никогда не пьете наш продукт.

– Не хочу лишать потребителей их дозы удовольствия!

Негромкий смех. Сотрудник окончательно убеждается, что он тут лишний. Разговор исчерпал себя и, обмелев, ушел в песок. Сотрудник прощается и уходит.

Шеф поднимает голову и вслушивается в отдаленные, гаснущие звуки. В отделе никого, все системы выключены. Тишина. Свет от экрана с застывшей картинкой.

Шеф причесывается, поправляет галстук, одергивает манжеты и непроизвольным движением проводит руками по бортам пиджака. Он внутренне собран и готов к дальнейшей работе.

Он последовательно, один за другим, вводит в машину пароли; открываются новые сектора Сети, экран меняет цвет – и на черном как сажа фоне тлеющие красным буквы объявляют:

«ВВЕДИТЕ ВАШ ЛИЧНЫЙ КОД».

Пальцы перебирают кнопки, как коклюшки, и вяжут незримое кружево слов.

В помещении, еще полном теплого людского дыхания, появляется свежая, но неживая, однотонная струя – будто нечто огромное, движущееся снизу, толкает перед собой массу охлажденного воздуха. Посреди офиса, как мираж, возникает и расширяется картина, сначала размытая и колеблющаяся, затем ровная и четкая – перспектива низкого коридора, уходящего вдаль, уводящего в иную реальность.

Шеф встает и, привычно перешагнув темно-синюю линию, обозначающую порог, идет знакомым путем, чувствуя неподвластное рассудку волнение где-то внутри, под сердцем.

Камень под ногами, пестрый с красно-желтыми крапинками, усиливает звук, и шаги гулким эхом отдаются от стен, опережая идущего.

Он входит в длинный зал, стены, пол и потолок которого облицованы полированным мрамором разных оттенков.

Белый мрамор, похожий на тающий снег, покрывал потолок и стены, создавая видимость ледяной пещеры. Его блики отражались в черно-мраморном полу, своей плоскостью отрезавшем пространство, как рамкой, и покрытом белыми прожилками-проталинами.

Стараясь не издавать звуков и затаив дыхание, шеф прошел через зал и, подойдя к продолговатому постаменту в виде ложа с широкой прямой спинкой, молча преклонил колено и низко опустил голову. Мурашки побежали по его спине.

Тронное ложе было сделано из светло-серого мрамора с причудливым, сложным, темным муаровым рисунком. На бликующей плите, прямо на голом камне, возлежал в свободной позе – чуть приподняв торс, гибко свесив через край кисть руки и скрестив ноги – совершенно обнаженный человек. Его кожа бледно-синего цвета с глубокими тенями, изгибы проступающих вен, твердый подтянутый живот и полная неподвижность делали его похожим на искусный горельеф из мрамора, изваянный вместе с ложем. Воздух дыхания, выходя из его ноздрей, не клубился теплым паром.

Вошедший не смел поднять головы.

– Встань! – приказал ему человек-камень, и он повиновался, стараясь сдерживать дрожь. – В этом зале поддерживается температура не более восьми градусов выше нуля. При охлаждении процессы головного мозга ускоряются и начинаешь лучше думать… по крайней мере, быстрее. В голову приходят новые, энергичные решения. Как дела на рынке?

– У нас отмечается непрерывный рост продаж.

– Хорошо…

– Но… – вошедший замялся, не решаясь продолжить.

– Никаких возражений! Их не должно быть!

– В независимой прессе прошел цикл статей, где наш продукт объявляется опасным для здоровья.

Спина лежащего хищно прогнулась, он поджал ноги и с такой силой ударил кулаком по подлокотнику, что по поверхности мрамора побежали новые прожилки – трещины.

– Это Крылатые Всадники! Ненавижу! Везде они стоят на моем пути!.. И что там написано?

– Что наш продукт вызывает гастрит, аллергию и рак.

– Ложь! – Человек свился змеей и снова разлегся на троне, перевернувшись на живот. Над спиной приподнялись острые углы лопаток. – Подлая и преднамеренная ложь. Мой продукт специально разработан на основе генной инженерии и фотонной физики и не вызывает грубых изменений в организме. Он проникает глубоко в клетки и, воздействуя на ядро, вызывает скрытые мутации на субмолекулярном уровне. С теми, кто пьет и ест мои продукты, ничего не случится. Да они мне и не нужны – это отработанный шлак, пустая порода, ненужный сор, – но они должны, ты слышишь – ДОЛЖНЫ! – соприкоснуться с моим продуктом, и тогда их дети – мои. В них генетически будет заложена тяга к моему продукту, ферментная недостаточность, восполнить которую они смогут, только потребляя мои продукты. Это как наркотик; они будут не в силах противостоять. Новое поколение выберет меня, мои знаки, мои символы, мое знание. Они будут отравлены, еще не родившись. Я работаю на будущее, на перспективу. Так что удвой старания и усиль рекламу. Вбивай им день и ночь в голову мои мелодии, мои лозунги и мысли, и весь мир станет моим. Никто не сможет противостоять мне!.. Убирайся!!

Вошедший, не оборачиваясь, пятился к выходу, чувствуя, как холод проникает в него, как немеют пальцы, а мышцы стоп сводит судорогой.

Принц Мрака Ротриа с истомой распластался на троне, прижался к ледяному камню и остался лежать неподвижно, постепенно остывая…

Белые пластиковые ложки попеременно шаркали по стенкам банки с надписью на трех языках – буквы сообщали, что синтетический продукт на основе модифицированной трансгенной сои по своим качествам максимально приближен к натуральному, диетичен и полезен. Селена и Звон, соблюдая очередность, выскабливали содержимое и жаловались друг другу на жизнь. Оба почти не спали; белки глаз у Звона пошли красными прожилками, а сиреневые тени на веках у Селены не мог скрыть даже несмываемый макияж. Перламутрово-синие волосы у нее свалялись, вся она покрылась пылью и грязью и больше всего напоминала манекен, выброшенный на свалку, о чем ей в виде комплимента доброжелательно поведал Звон. Селена не осталась в долгу и парировала удар, заметив, что костюм арестанта на нем будет сидеть куда лучше и симпатичнее, чем эти облезлые брюки из псевдозамши и якобы стильная форская куртка, а заодно его постригут и помоют.

– А стричься я им не дамся, – заупрямился Звон, – это нарушение гражданских прав и насилие над личностью.

– А вот это, – Селена тряхнула прикованной к стене цепью, – не насилие?

– Я не хотел, – покаянно сложил руки на груди Звон, – меня заставили, меня принудили. Я был против.

Селена безраздельно завладела банкой и выскабливала уже донышко.

– Ты не хотел, Фосфор не хотел – кто же тогда у вас за главного? Бабы, что ли? Вы не мужики, а слизняки.