Богатые мужчины, одинокие женщины

Тори, казалось, подкупила эта идея.

Сьюзен, которая всего лишь шутила, подумала, что это абсурдно. Определенно, с этими двумя она не соскучится. Поднявшись вслед за Тори, чувствуя себя слегка по-дурацки, но при этом получая удовольствие, она побрела за ними по холодной земле.

Именно Пейдж, в конце концов, нашла лопату. Она была под навесом за домиком у бассейна. Там были и грабли, которые они также захватили с собой.

В таком замечательном саду было нелегко найти место, которое они могли бы со спокойной совестью вскопать, но после долгих головокружительных поисков они выбрали место под деревом. Тори жалела лишь о том, что это место оказалось в тени. Она предпочла бы, чтобы Тревис жарился на солнцепеке.

Стоя голыми ногами на холодной зернистой земле, в одинаковых халатах, они начали копать по очереди.

– Мне никогда раньше не приходилось председательствовать на похоронах, но я буду импровизировать, – объявила Пейдж.

Сьюзен хихикнула, затем посмотрела на Тори, которая с несчастным видом пристально смотрела под ноги на яму, которую они выкопали.

Пейдж подошла, чтобы обнять плачущую брюнетку.

– Теперь, – мягко сказала она, – мы должны кинуть что-нибудь туда – у тебя есть фотографии Тревиса или что-либо еще, что осталось от него?

Тори закрыла глаза, крепко сжала губы, чтобы не расплакаться. Она сделала большой глоток из бокала шампанского, чтобы отогнать протрезвление, которое, как она почувствовала, начало просачиваться в голову.

– У меня в бумажнике есть пара фотографий, – предложила она, делая еще один большой глоток.

После того как она вернулась и принесла коллекцию фотографий размером с бумажник, Пейдж и Сьюзен стали их рассматривать. На некоторых из них Тори и Тревис были вместе, рука об руку, на других – он был один. Тори испытывала довольно странное чувство. Часть ее хотела, чтобы подруги сказали, какой он «милый». Ведь они рассматривали фотографии мужчины, которого она, несмотря ни на что, любила и только пыталась ненавидеть. И действительно, оказалось, что она заглядывает к ним через плечо, подавляя желание рассказывать: «Вот эта была сделана в парке на пикнике, когда мы только начинали встречаться…»

Господи, возможно ли, что она когда-либо придет в себя после него?

– Симпатичный, – признала Пейдж, второй раз перебирая фотографии, – но он умер, – напомнила она им, шокируя Тори тем, что позволила драгоценным напоминаниям упасть в импровизированную могилу.

Тори пришла в ярость от того, что испытала желание наклониться и собрать их. Вместо этого она резко протянула свой бокал Пейдж.

– Подожди минуту, – сказала она, со вновь вспыхнувшей решимостью снимая с шеи ожерелье. – Давай сделаем все как следует.

Чувствуя, как в ней снова поднимается гнев, она позволила тонкой золотой нитке соскользнуть вниз, к фотографиям.

Ей казалось, что это уже чересчур, но она чувствовала, что этот поступок укрепит ее так же, как и одобрение Сьюзен и Пейдж, которое она уловила краем глаза. Входя в раж, стараясь не обращать внимания на боль внизу живота, Тори снова поспешила через дворик к своим вещам, сваленным в кучу около джакузи, схватила пару прекрасных белых туфель-лодочек из змеиной кожи, которые Тревис подарил ей всего несколько недель назад. Но в тот момент, когда она намеревалась присоединить их ко всем остальным «реликвиям», Пейдж произвела мгновенную конфискацию.

– Давай не будем увлекаться, – остановила Пейдж, влезая в шикарные туфли, которые, похоже, подошли ей, и плавно вращаясь в них, сверкая голым задом над могилой Тревиса.

Тори была невероятно удивлена видом голого зада Пейдж в такой момент и рассмеялась, чувствуя, как горячая красная краска смущения заливает ее щеки.

– Боже мой, Пейдж, это совершенно безнравственно. – выговорила она, задохнувшись. – Абсолютно безобразно…

Они громко расхохотались, падая друг другу на руки, и смеялись до тех пор, пока слезы не покатились по их щекам.

Сьюзен громко вопрошала, не будут ли они наказаны за святотатство?

Пейдж просто сияла, очевидно, не способная о чем-либо вообще беспокоиться.

– Коль скоро мы все равно этим занимаемся, почему бы нам не похоронить и других призраков, – предложила она. – Тревис не будет в обиде, если ему придется разделить это место с другими? Как, Тори, не будет?

Не дожидаясь ответа, совершенно равнодушная к тому, будет Тревис возражать или нет, Пейдж весело наполнила их бокалы, а затем беспечно зашвырнула янтарную бутылку с этикеткой дорогого шампанского в могилу к фотографиям и драгоценностям Тори.

– Сьюзен, ты можешь выбросить этого, как-его-по-имени, из Стоктона, а я могу выбросить… – Пейдж хихикнула, всматриваясь вниз. – Интересно, хватит ли там места для моего зверинца?

– Здесь копай чуть глубже, – подсказала Сьюзен, наклоняясь, чтобы взять лопату и передать ее Пейдж, которая выкопала еще немного земли, перед тем как произнести свое торжественное напутствие:

– В память нашего дорогого, любимого Тревиса-дерьмоголового…

– Как она органична, – прошептала Тори.

Пейдж изобразила укоряющий взгляд и затем возобновила свою речь:

– Мы кладем тебя покоиться под дерн… Пепел к пеплу, прах к праху… Ты пытался быть порядочным человеком, но, увы, у тебя ничего не получилось, и ты оставляешь после себя одного очень расстроенного индивидуума. – С притворным участием Пейдж перевела взгляд с воображаемых останков Тревиса на Тори, а затем обратно. – Твоим дорогим любимым, собравшимся здесь сегодня, я говорю: «Ликуйте! Сукин сын скончался!»

– А как насчет других парней? Я думаю, нельзя забывать и о Билли, – ввернула Сьюзен.

Пейдж на минуту задумалась. Затем внезапно вспомнив о бокале в своей руке, подняла его:

– Давайте за них выпьем, – экспансивно предложила она. – За… О, в задницу их! Давайте вместо этого выпьем за наше здоровье. За нас! Я думаю, мы великолепны.

Чтобы завершить церемонию, все три женщины подняли бокалы и с чувством чокнулись так, что дорогой хрусталь баккара разбился вдребезги и осколки усыпали свежую могилу.

– Я очень надеюсь, что мы найдем этих беверли-хиллзских миллиардеров, ради знакомства с которыми мы сюда и приехали. И это будет очень скоро, – сказала Пейдж, кривляясь над осколками и размышляя, насколько возрастет их долг к моменту возвращения Дастина Брента.

ГЛАВА 7

Пейдж сидела за столиком, расположенным у южной стены закусочной Нейта и Эла, в которой, как всегда, было полно народа. В эту популярную в Беверли Хиллз закусочную она приходила каждое утро завтракать, с тех пор, как неделю назад приехала в Лос-Анджелес. Это было хорошее место для наблюдений и подслушивания. Посетители время от времени болтали с официантками, снующими между столиками, выполняя утренние диетические заказы клиентов. Кто-то бывал здесь изредка, кто-то регулярно. Кто-то следил за количеством холестерина в своем организме, кто-то – за солью. Маленькие скамейки были установлены близко друг к другу, и Пейдж хорошо слышала обрывки разговоров. В кафе царила дружелюбная атмосфера.

По общему мнению, закусочная Нейта и Эла стала клубным буфетом для профессионалов шоу-бизнеса и торговли недвижимостью (двух наиболее влиятельных сфер деятельности города) – собирающихся под одной крышей и, часто, за одним столиком. Когда влиятельные лица местного маленького общества не заключали сделки, они «изголялись», как они это называли, подслушивая чужие разговоры перед, во время или после тарелки хорошо приготовленного жидкого кислорода, яиц, лука и нескольких чашек прекрасного горячего кофе.

Пейдж находила занимательным наблюдать за собой, когда подносила чашку кофе к губам, вдыхая богатый аромат и ощущая приятный бодрящий вкус. Это как раз то, что ей нужно, чтобы пережить еще один день хождений по дебрям рынка труда в поисках работы.

Прослушивания в Нью-Йорке были суровыми, но она, по крайней мере, знала ту систему. Друзья и опыт обеспечивали какое-то уважение к ней. Получить постоянную работу оказалось совершенно другим делом. Для Тори и Сьюзен найти работу – раз плюнуть. Закончив колледж, имея степень мастера и степень доктора в области права, как у Сьюзен, или диплом специалиста по продаже недвижимости, как у Тори, они могли исследовать все возможные альтернативы, показавшиеся им привлекательными. Но Пейдж, начиная с самой нижней ступеньки лестницы, обнаружила, что желание изменить род деятельности без свидетельства об окончании колледжа или без практического опыта фактически лишало ее возможности найти работу. Никого не интересовало, что она играла во многих мюзиклах. Это был Голливуд. И безработная актриса – всего лишь безработная актриса.

Думая, что она может встретить толпу исполнительных администраторов, которые работали в десятках тянущихся вверх зданиях в вылизанном до блеска Сенчури-Сити, Пейдж отправилась в расположенное там агентство по найму.

Надеясь взять его штурмом, она влетела туда, рассчитывая на свою эффектную внешность, в предвкушении богатого выбора работы. Кто откажется нанять ее? Сообразительная, привлекательная, энергичная, она чувствовала, что способна справиться с любым делом. Надо только научить ее той роли, которую требуется сыграть, и она исполнит ее.

Однако ее заметно встревожило то, что на самом деле все выглядело иначе, чем она ожидала. Оказалось, что ее внешний вид и энергия скорее настроили враждебно женщину, принимавшую новых претендентов. Пейдж вручили стопку бумажек и отправили в комнату, набитую другими претендентами, где ее проинструктировали, как заполнить длинную анкету, после чего подвергли ужасному экзамену.

Тест был полон спорных пространственных головоломок, двусмысленных вариантов ответов, предложенных на выбор, и заставил ее почувствовать себя идиоткой. Это было абсурдно; она не собиралась работать инженером в области воздухоплавания. Зачем же проверять ее на сложных математических уравнениях, умножении и делении процентов и многозначных дробей? Не собиралась она и выдавать себя за историка. После математической секции шли вопросы о датах исторических событий, названиях конкретных сражений, где они происходили, и кто их вел. Третья секция относилась к самому безнадежному предмету – географии, где ее поймали на том, что она не знала столиц, озер и даже топографии гор. Кто, черт побери, знает, какой водораздел отделяет тот или иной штат или какой город является столицей Турции? Единственное, что ее задело за живое в этом тесте, – высота гор, что было связано с развившейся у нее в последнее время боязнью высоты.

Через стеклянную перегородку она могла видеть другую группу претендентов, согнувшихся над пишущими машинками и проходившими тест на скорость, после чего они должны будут продемонстрировать свое знание стенографии. Пейдж тоже ожидает этот тест, хотя она уже сказала, что стенографии не знает.

Беспомощно уставившись за перегородку, наблюдая за пальцами, летающими по клавишам пишущих машинок, и определенно огорченная тем, что у нее нет, по крайней мере, карманного калькулятора, чтобы хоть немного схитрить на математическом тесте, Пейдж засунула в сумку наименее заполненные тесты. Она слишком стеснялась оставить их. Но несмотря на стыд и переживания, она с безучастным видом вышла из комнаты.

Положение прошедших классификацию оказывалось ничуть не лучше, чем не прошедших. Большинство из них попадали в сети подставных агентов по найму, которые высматривали потенциальных клиентов для своих контор, чтобы сделать на них комиссионные. За работой, описание которой выглядело очень соблазнительно в их списке, оставалось только протянуть руку… Однако пришедший для собеседования обнаруживал нечто совершенно другое.

Пейдж имела несколько таких бесед. Она прекрасно могла найти работу самостоятельно. Ее занимало только одно, где познакомиться с богатым мужчиной.

Сегодня в ее планах попасть на Родео Драйв. Она рассчитывала, что если не удастся познакомиться с двумя десятками богачей, работая там в одном из наиболее дорогих магазинчиков, то она, по крайней мере, сможет подружиться с некоторыми из состоятельных клиенток, которые помогут в осуществлении ее желаний.

Она также думала побеседовать в парочке клубов здоровья для членов высшего общества, чтобы предложить вести уроки танцев и аэробики. По крайней мере, тамошние богачи будут не старыми и в хорошей форме.

– Я теряю время, – сказал пожилой мужчина в ярких широких брюках из шотландки и желтой рубашке с короткими рукавами, который в соседней с Пейдж кабинке уже несколько минут просматривал в газете спортивный раздел.

– Не теряйте надежды, – улыбнулась официантка, торопясь мимо него в сторону другого клиента, который сигналил ей счетом.

Возможно, это банальная фраза, но Пейдж была в том настроении, когда эта фраза преисполнилась для нее глубокого смысла. Надежда! Что это для нее значило? Найти сегодня работу? Или, еще лучше, найти богатого кандидата, который бы ликвидировал необходимость это делать?

Припарковав машину у Бонвит Теллера, где была разрешена бесплатная стоянка, Пейдж перешла Вилширский бульвар и направилась на север, к Родео. На углу Дейтон и Родео магазин Джиорджио заявлял о себе ослепительным навесом в желто-белую полоску, и Пейдж решила сделать в нем первую остановку.

«Не это ли имела в виду Джудит Кранц, когда писала свои «Сомнения»? – размышляла она, входя в шумный универмаг и разочарованно оглядываясь, чихая от одеколонов Джиорджио, разбрызганных в воздухе при входе в магазин.

В дверях стояли две хорошенькие, одинаково одетые негритянки и, улыбаясь рекламными улыбками, обильно распыляли в воздухе духи. Пейдж вернула им улыбку. Когда ты ищешь работу, улыбаешься каждому на случай, если они могут повлиять на процесс найма. Хотя сомнительно, что парфюмерные девочки могут оказать какое-то влияние. За прилавком слева, тут же, как она вошла, была пара других парфюмерных девочек, и пока Пейдж направлялась к ним, ее обогнала еще одна такая же пара.

Здесь все битком забито.

Хотя тут был достаточный блеск, но не хватало тончайшего аромата изысканности и высшего общества, которое она ожидала увидеть. Это совершенно не похоже на элегантные магазинчики, в которые они заходили с Кит, когда приезжали в Лос-Анджелес на ее свадьбу.

Магазин был переполнен покупателями, которые, как показалось Пейдж, только что вывалились из туристического автобуса. Она почти ожидала увидеть полки, ломящиеся от сувениров, открыток и подарочных наборов от Джиорджио, но вместо этого увидела прилавки, забитые трехтысячедолларовыми платьями, как будто шла распродажа, которой в действительности не было.

Правда, все, что она слышала о шикарных атрибутах присутствовало, там был светящийся, отделанный дубовыми панелями бар, за которым подавали коктейли и кофе «капучино», знаменитый стол для игры в пул, блестящие модные аксессуары и изумляющие ценники.

Но для Пейдж пленительный миф Джиорджио определенно рассеялся, и она вышла оттуда, не беспокоясь о том, куда дальше идти.

Набрав серию приводящих в уныние «нет-но-зайдите-в-другой-раз», она, не теряя темпа, упорно направилась на север, вверх по Родео, не позволяя испариться своей уверенности.

В конце концов она делала это ради денег, напомнила она себе. Это временно. Это не было карьерой. Поэтому она не могла позволить себе из-за этого расстроиться. Это все преходяще.

Кто же мог подумать, что это так трудно, думала она, выходя из очередного магазина с шестым отказом и решая, что если ее в следующий раз спросят, есть ли у нее опыт работы, придется соврать и сказать «да». Затем она начала обдумывать, не лучше ли отказаться от своих планов и связаться с лос-анджелесским агентом. Можно попытаться сняться в рекламе, попробоваться в «мыльной опере», сыграть в комедии положений…

Она как раз занималась латанием своего старого воздушного замка, проходя мимо «Джерри Магнии», «Поло», а затем еще одного мужского магазина с названием «Мистер Гай», когда чуть не столкнулась с приятным мужчиной, выходящим из этого магазина, нагруженного пакетами с покупками. И ее поразила мысль, что мужской магазин высшего класса был бы самой хорошей ставкой. Она обменялась с джентльменом извиняющимися улыбками и с новым настроем отправилась в эти три магазина справиться о месте. Дорогие товары, от хипповых до стильных, свидетельствовали о том, что мужчины, покупающие их, вполне соответствуют счету за эти товары.

Ее дела пошли в гору: она подобрала два места, а потом и третье, в магазине Теда Лапидуса, который обслуживал и мужчин, и женщин.

На другой стороне улицы был потрясающий комплекс маленьких магазинчиков модельеров – Валентино, Мод Фризон, Кризиа, и даже детский магазинчик, щеголявший большими ярлыками и большими ценниками для маленьких людей.

Кит затаскивала Пейдж, Тори и Сьюзен сюда во время их первого посещения Лос-Анджелеса, Пейдж запомнила это, потому что магазинчик назывался «Тори Стилл», и они тогда шутили над Тори, что он бы мог быть ее, если бы она была достаточно удачливой, чтобы поймать в силки кучерявого магната до того, как это сделала другая Тори.

– Это просто позор, – шутила Кит, – только представь себе, какие скидки ты могла бы получить для нас.

Как раз только на прошлой неделе из статьи в «Вуменс Веар Дейли» Кит узнала, что этот магазин купил один баснословно богатый техасец, женившийся на женщине моложе его на двадцать пять лет, в качестве свадебного подарка, совершенно не беспокоясь о том, дает магазин прибыль или он просто выбрасывает на ветер миллион долларов в год на его содержание.

Эта история была как раз в духе той волшебной сказки, которую Пейдж представляла себе, минуя череду модных магазинчиков, переходя из одного в другой через связывающие их проходы. Она с трепетом трогала роскошные товары, с завистью глядя на других женщин, которые небрежно примеряли разные вещи, накапливая большие кучи прекрасных нарядов, отложенных по их выбору.

«Скоро», – сказала она себе, ревниво наблюдая за ними и уклончиво улыбаясь продавщицам, которые вежливо предлагали помощь.

Как раз в тот момент, когда она собиралась спросить насчет места, Пейдж увидела чудесное красное вечернее платье, украшенное бисером, которое ей ужасно захотелось померить. Украдкой бросив взгляд на ценник, она чуть не рассмеялась в голос и почувствовала, что внутри нее что-то дрогнуло. Она должна иметь это платье. В действительности же это было просто не реально, потому что платье стоило пять тысяч пятьсот долларов, но Пейдж понесло, как обычно происходило, когда она уже приняла решение по какому-нибудь поводу и была одержима идеей его выполнить.

Она сняла его с полки и попросила померить. Платье казалось ужасно тяжелым.

– Я думаю, это одна из самых лучших работ его коллекции этого года, – сказала аккуратная, сообразительная услужливая продавщица, с французским акцентом. «Он» относилось к Валентино. – Я думаю, оно будет на вас великолепно!

«Конечно, черт его побери, будет», – бесстрастно подумала Пейдж.

Пять тысяч пятьсот долларов. Она действительно сошла с ума. С тем жалованием, на которое она могла рассчитывать, ей придется копить на него деньги всю жизнь. Тем не менее, Пейдж продолжила играть, радуясь, что ее принимают за клиентку, а не за безработную.

Внутри маленькой зеркальной примерочной она выскользнула из хлопчатобумажных юбки и блузки и бросила долгий взгляд на платье, прежде чем надеть его. Ее туфли не подходили, и она откинула их, чтобы они не нарушали гармонию. Затем, как бы читая ее мысли, продавщица заглянула внутрь и спросила, какой размер обуви она носит.

Спустя несколько минут Пейдж появилась из примерочной в мерцающем платье, облегающем ее изящную тонкую фигуру, в паре красных атласных лодочек, которые ей подобрали, имея совершенно ослепительный вид. Ткань была тонкой, как воздух, и тщательно пришитые крошечные кристаллические бусинки переливались при каждом движении, пуская блики по всему магазину. Платье было без пояса, с хорошо сконструированным лифом, который зрительно поднимал и подчеркивал грудь. К нему прилагались поднимающиеся выше локтя красные перчатки без пальцев, вышитые бисером, и свободный красный жакет, доходящий до бедер, с широкими подкладными плечами.

– Вы божественны! – выдохнула французская продавщица.

Пейдж не могла с ней не согласиться и ухмыльнулась, как кошка, проглотившая канарейку.

«Изумительно, что из тебя может сделать наряд в пять с половиной тысяч», – думала она с восторгом, не в состоянии оторвать взгляда от своего отражения в зеркале, перед которым осторожно крутилась, рассматривая наряд с разных сторон.

Как раз в этот момент мимо окна проходил тот самый мужчина, в которого она чуть было не врезалась перед магазином «Мистер Гай». И их взгляды встретились.

Он остановился, отдавая ей должное и одновременно игриво качая головой, как бы одобряя ее выбор.

В ответ она неопределенно склонила голову, лукаво придав своим зеленым глазам вопросительное выражение: «Вы полагаете?».

Он снова покачал головой, на этот раз более выразительно, переложив свертки в другую руку. И когда он это делал, Пейдж заметила у него еще одну покупку – теперь уже из детского магазинчика, расположенного рядом.

«Женат? – размышляла она, – или, возможно, разведен, но с чувством долга».

Пейдж широко улыбнулась и решила попробовать, показывая сначала пальцем на него, затем на платье и знаками спрашивая его, не желает ли он приобрести для нее это платье?

После этого его улыбка стала еще шире, чем ее собственная. А она стояла, уперев руку в бедро и пристально глядя на него. К этому времени продавщица и несколько посетителей, стоявших вокруг, заметили, что происходит. Это было довольно любопытно. Никто не знал, знакомы они или нет, но все умирали от желания узнать, что будет дальше.

– Это ваш муж? – с любопытством спросила, наконец, продавщица, хотя уже и так каким-то образом догадалась, что это не так.

Пейдж только отрицательно покачала головой. Уровень адреналина в крови у нее явно поднимался.

– Ваш приятель?

– О, нет, нет. – Она сконцентрировалась на его главах, пытаясь понять, о чем он думает.

У него были карие глаза, круглые и интеллигентные, с глубокими морщинками вокруг. Ему было лет сорок или чуть больше. Богат ли он? Собирался ли он уйти или войти в магазин и добиваться ее расположения? Она чуть не потеряла сознание, когда он толкнул дверь плечом и вошел.

К этому моменту почти все покупатели в магазине настолько заинтересовались происходящим, что замерли на месте, наблюдая за ними, каждый в меру своей тактичности. Если несколько минут назад они казались пресыщенными, ломая голову над тем, какую из тысячедолларовых блузок купить, то теперь все выглядели иначе.

– Она берет платье, – сказал мужчина, уверенно шагая в их сторону.

Пейдж совершенно лишилась дара речи. Она часто представляла себе эти фантастические эпизоды, но они никогда не реализовывались в действительности. По ее сценарию, парень просто ушел бы. Еще вероятнее, не остановился бы у окна. Или, вернее, остановился бы на мгновение, улыбнулся и затем пошел дальше. Пейдж не знала, что сказать. Все стояли вокруг, как статуи, не уверенные, что он не шутит.

– В нем она выглядит потрясающе… – Отважилась, наконец, продавщица, которая чувствовала себя неловко от того, что вмешивалась, но была заинтересована продать платье.

Когда Пейдж почувствовала, как его рука легла на ее голое плечо, она задрожала. Восхитительная дрожь возникла в том месте, где он прикоснулся, и распространилась по всему телу. Неужели деньги и власть – самый грандиозный в мире стимулятор сексуальных чувств?

Пейдж, которая никогда не лезла за словом в карман, не могла придумать, что сказать. Это была роль, по ходу которой они постепенно переносились в его великолепное жилище, платье небрежно скользило на пол, и они вдвоем оказывались в постели.

Около столика из металла к стекла стояли два розовато-лиловых плюшевых кресла для оформляющих покупки клиентов, и она наблюдала, как мужчина, положив свои свертки на них, храбро повернулся к ней. На нем был модный летний серый с черным блейзер из твида, бледно-серые слаксы хорошего покроя, элегантная рубашка в серую крапинку и дорогой галстук, который все это объединял в единый ансамбль. На дорогих угольно-черных блестящих ботинках не было ни единого пятнышка. Ясно, что он пользовался услугами только дорогих магазинов. Единственное его украшение – золотые часы.

– Туфли мы тоже возьмем, – решил мужчина, еще несколько минут наслаждаясь состоянием неопределенности, которое создал. – В них удобно?

Он впервые обратился к Пейдж, и она неловко сглотнула, прочищая горло.

– Хммм. Очень, – умудрилась она выдавить из себя с удивительным хладнокровием, хотя внутри ее бушевала буря.

Кто этот мужчина? И почему он играл с ней в эту игру? Он был похож на привидение, созданное ею самой, которое случайно попало в ее реальность. Самым странным для нее было то, что все это видели и другие люди. Действие грез обычно происходило втайне, но это был сон наяву.

Осознав это, Пейдж улыбнулась своей самой обольстительной улыбкой и прошлась по комнате специально для него. Платье плотно облегало ее бедра и зад, и она поняла, что произвела должный эффект. Мужчина разглядывал мерцающую ткань платья, которая ниспадала красивыми складками на ее колени, ограничивая в какой-то мере шаг, даже несмотря на то, что спереди был довольно, длинный разрез. Красные лодочки с глубоким вырезом делали ее ноги невероятно сексуальными, когда она цокала каблучками по сланцево-черному полу.

– Как насчет сумочки? – спросил он, подмигивая Пейдж, и стал обходить магазинчик в поисках сумочки, которая могла бы его удовлетворить.

Несколько из них дополняли выставленные комплекты одежды. Мужчина подошел к одной, исключительно хорошенькой, по форме напоминавшей большое яйцо, украшенной горным хрусталем в красных тонах.

– Вот, лови… – сказал он Пейдж, замахиваясь, как для броска, драгоценной сумочкой и вызывая всеобщий испуганный вздох.

Пейдж рассмеялась. Она думала, что это самый странный и самый интригующий мужчина за всю ее жизнь.

«Пожалуйста, будь неженатым», – подумала она.

Отсутствие обручального кольца было хорошим знаком, но не окончательным.

Продавщицы обменялись красноречивыми взглядами, из которых стало понятно, что они привыкли к большому количеству сумасшедшей клиентуры, рок – и кинозвездам, эксцентричным сильным мира сего со всех концов планеты. Француженка, помогавшая Пейдж, поспешила деликатно забрать драгоценную сумочку, как будто это была бомба замедленного действия, готовая взорваться в любую минуту.

– Джудит Лейбер, – сказала она, называя художника этой сумочки, вероятно, в подтверждение несомненно высокой цены. – Мы только что ее получили.

– Эта тебе нравится или подберем другую? – спросил он Пейдж, напористо придвигаясь к ней настолько близко, что она почувствовала аромат его одеколона.

Его глаза были всего в нескольких дюймах от нее, и она почувствовала, что они изучающе скользнули вдоль ее шеи по направлению к провокационному вырезу платья и задержались на дерзко выставленной груди, вызывая у Пейдж волну мурашек.

Ощущая трепет возбуждения, она скривила губы и, стараясь, чтобы голос звучал безучастно, произнесла:

– Хорошо подходит к платью.

Он усмехнулся, пошел и снова взял сумочку, затем повесил ее золотой ремешок на плечо Пейдж, при этом украдкой коснувшись ее тела.

В голове у нее был туман. Под ее долгим взглядом, скорее игривым, чем сдерживающим, он с невинным видом убрал руку. Кто-то из них должен сделать следующий шаг. И, мысленно зажмурив глаза, она нырнула в холодную воду:

– Итак, куда мы идем? – спросила она бесцеремонно, глядя так, словно не пойти в какое-нибудь особо божественное место было бы преступлением.

Их взгляды снова скрестились, молодые дерзкие зеленые глаза встретились с карими, более опытными и сдержанными.

Она чуть не упала в обморок, наблюдая, как он не спеша залезает в карман брюк, достает элегантный бумажник из змеиной кожи и открывает его.

– Карнавальная ночь в особняке Ники Лумиса, – ответил он с такой же бесцеремонностью. – По моим понятиям, это главное событие Лос-Анджелеса.

Фью, пять с половиной тысяч долларов! Цена его игрушек резко поднималась. Глядя на тощую французскую девицу, он беспечно складывал остальные пункты. Поправка еще на двенадцать сотен за сумочку и плюс еще четыре сотни за туфли от Мод Фризон.

Черт возьми, эта сексуальная маленькая красотка в чудесном красном платье выглядит так, будто она этого стоит. На самом деле, ему было совсем не наплевать, сколько все это стоит – нельзя затронуть те деньги, которые постоянно выбивала жена на удовлетворение своих ненасытных потребностей в тряпках. У нее был целый шкаф размером с этот магазинчик, забитый до отказа.

Эта же малютка была для него, для его удовольствия, секс-игрушка в его частых деловых поездках в Лос-Анджелес. Его тесть сделал, наконец, изменения, расширив сферу влияния их операций, включив в нее Калифорнию. Прежде он никогда не говорил своим подружкам, что женат. Но теперь перестал скрывать семейное положение. Это не служило препятствием, так чего же суетиться и лгать? С существующей неравной пропорцией между одинокими мужчинами и женщинами казалось, что последние приобрели совершенно иной склад ума. Это была новая безжалостная порода, которая, когда дело касалось того, чтобы увести мужчину, либо теряла значительную часть своей совести, либо не имела ее вовсе. Он предлагал многим свободным женщинам если не серьезные отношения, то прекрасное времяпрепровождение, чудесный секс и великолепные подарки. Эта, как и все другие, возможно, будет думать, что она иная, особенная, и что, в конце концов, сможет заставить его влюбиться и уйти от жены. Казалось, такой метод встроен в женскую психику. Брак и дети. Следовало признать, что если бы деньги не достались ему вместе с женой, он, возможно, был бы более чувствительным и уязвимым. По сравнению с Алисией, эта молодая, стройная, тридцатилетняя представляла серьезный соблазн. Такое великолепное тело день за днем, в постели и вне ее, заставляло бы других мужчин терять разум от зависти.