Богатые мужчины, одинокие женщины

Она пыталась убедить себя, что не имеет значения, понравится она или нет. Главное, она нравилась Ричарду, и он хотел жениться на ней.

– Ричард! Ты приехал. – Тори повернулась и увидела постаревшую копию Ричарда: волосы серо-стального цвета, высокий рост, красивая фигура, проницательные голубые глаза, сиявшие отцовской любовью, когда он заключил сына в свои объятия.

Тори задержала дыхание, когда жизнерадостный пожилой человек повернулся к ней и протянул руку для приветствия.

– А вы, должно быть, та знаменитая Тори Митчел, о которой я так много слышал, – сказал Эллиот Беннеттон с дружелюбной осторожностью. – Не от моего сына, – он мне никогда ничего не рассказывает, – а из разговоров, ходящих по офису. Хотя, как я понял, вас не слишком часто удается увидеть в офисе, моя дорогая.

Тори улыбнулась безо всякого выражения – колкость была вполне оправдана. Это было правдой: она была принята на работу в «Беннеттон Девелопмент» со значительным окладом, но по большей части отсутствовала, получая жалование в то время, как слонялась по земному шару с его бездельником-сыном, причислявшим себя к элите общества.

– Здравствуйте, мистер Беннеттон. Я очень рада, что наконец познакомилась с вами, – ответила она, взвешивая каждое слово. – Боюсь, я действительно отсутствую на работе больше, чем присутствую, – виновато улыбнулась она одной из своих самых лучших улыбок. – Но я надеюсь, что вы одобрите мой вклад в вашу компанию в последующие месяцы.

Она почувствовала, что ее уверенность возвращается, когда он одобряюще улыбнулся, тепло беря ее за руку, и его проницательные беннеттоновские глаза заглянули, казалось, прямо ей в душу.

– Я уверен, что так и будет, – великодушно заметил он. – Ваше резюме было впечатляющим. И оказалось, что хорошо знаю вашего прежнего работодателя. Однажды с ним вместе работали над проектом в Кентукки.

Заметив ее удивление, он потер висок указательным пальцем, задумавшись и как будто что-то прикидывая, мысленно возвращаясь в прошлое.

– Правда? Джейк Шевелсон?..

– Много лет назад, – подтвердил он, – в 1952 году. За много лет до вашего рождения. Увидев прямо перед собой его имя и номер телефона на вашем резюме, я не смог удержаться от того, чтобы не позвонить ему.

Эллиот Беннеттон улыбнулся, отвечая на ее взгляд. Его улыбка была так поразительно похожа на улыбку Ричарда, что это ее обезоружило. Она ожидала подозрения, но не повадки частного сыщика с затребованием и проверкой ее резюме.

Она попыталась сдержать свое удивление. Не то чтобы этот звонок мог навредить ей. Она знала, что Джейк мог дать только лестный отзыв. Ей вдруг стало интересно, упомянул ли Эллиот Беннеттон в разговоре с Джейком, что она была в Южной Америке с его сыном. Ее интересовало, дошли ли эти новости до Тревиса. В надежде на это она улыбнулась еще более искренне.

– Ну и как, я прошла проверку?

– Джейк не мог бы дать вам более высокую оценку. Это звучало так, как будто я счастливчик, что заполучил вас. Во всех отношениях… – добавил он многозначительно, на его лице отразились более сложные чувства, когда он повернулся к сыну.

Старший Беннеттон выглядел растерянно, словно не мог найти нужных слов.

– Разве она не находка? – воскликнул Ричард, пытаясь развеять вдруг возникшую напряженность, обнимая Тори и прижимая ее к себе.

– Она великолепна, – согласился Эллиот Беннеттон, мягко улыбаясь.

Его взгляд все еще оставался напряженным.

– Если верить Джейку, она прекрасна и снаружи, и внутри.

Казалось, он хочет что-то сказать, но почему-то это было ему неудобно. Это заставило Тори удивиться взаимоотношениям отца и сына. Трудно было установить, кто кого боялся. Она подозревала, что это чувство взаимно. Ричард очень мало говорил о своем отце. Тори полагала, что такова печальная черта очень многих семей, где родители и дети стремились к общению, но при этом ни те, ни другие не знали, как это сделать.

– Итак, как вам путешествие? Хорошо ли вы провели время? – в конце концов нарушил молчание Эллиот Беннеттон.

Тори ответила с осторожным энтузиазмом, с оглядкой на Ричарда.

Он ослепительно улыбнулся, реагируя на настроение своего отца. Это выглядело так, как будто начиналось своего рода соревнование, словно два человека возобновили взаимное скрытое исследование друг друга, возможно, тайное состязание, которое не имело конца. Тори пыталась найти предлог, чтобы оставить их. Она как раз собиралась спросить, где находится женская туалетная комната, когда шанс был упущен.

– Итак, я слышал о твоем шестизначном лошадином приобретении, – объявил старший Беннеттон с хорошо контролируемыми интонациями. Когда он продолжил, контроль явно стал слабее: – Я вижу, ты по-прежнему продолжаешь спонсорский бизнес…

Голубые глаза Ричарда воинственно сузились.

– Это было целью моего путешествия…

– Двести тысяч долларов за лошадей для поло? – напряженно рассмеялся Эллиот Беннеттон, затем, смущенно взглянул на Тори.

Он явно желал поговорить без свидетелей, но не мог остановиться.

– Тебе сообщил Джонс? – жестко спросил Ричард.

– Он мой бухгалтер.

– Это было хорошее вложение.

– Хватит меня дурачить, Ричард.

Тори была настолько поражена этим столкновением, что не знала, куда деваться.

Эллиот Беннеттон улыбнулся – сколько эмоций скрывалось за его улыбкой. Тори испытывала настоятельную потребность исчезнуть, ее мучили дурные предчувствия, она ничего не могла понять. Такие улыбки таили в себе множество значений. Эта улыбка выдавала человека огромной власти.

Ричард фыркнул.

– Никогда не дурачь дурака?

– Мне кажется, мы должны поговорить об этом позже – сказал его отец, наконец взяв себя в руки.

В его глазах наконец пропало выражение гнева, и он сразу как бы постарел.

Глаза Ричарда все еще горели.

– Как скажешь, – уступил он, а затем, довольно по-детски, после многозначительной паузы поднял свой бокал и провозгласил тост: – Поздравляю с годовщиной, отец.

– Ричард! – К ним энергично приближалась статная женщина в сверкающем янтарно-желтом платье, гармонировавшем с шикарной, но бездушной квартирой.

– А вот и мы, – тихо бросил Ричард, успев сделать большой глоток шампанского до того, как женщина приблизилась к ним.

– Ричард, я так рада, – выдохнула мачеха, запыхавшись от путешествия через всю комнату. – Мы уж думали, что ты не сможешь сегодня приехать к нам.

Тепло улыбаясь им обоим, она взяла под руку своего мужа.

– Я никогда не нарушаю обещаний, Филлис. А я обещал быть здесь. Поздравляю с годовщиной. – Он покорно поцеловал ее в щеку, глядя на отца, который глубоко вздохнул и опустил глаза вниз.

Они ждали, когда Ричард представит Тори, которая, затаив дыхание, хотела любым образом удержать Ричарда от сообщения о помолвке. Момент был явно неподходящий, ее смущали размеры камня в кольце, которое она должна была надеть на палец у всех на виду.

Но, посмотрев на Ричарда, она поняла, что уже слишком поздно.

– Филлис, позволь представить тебе мою невесту, Тори Митчел, – бестактно объявил Ричард, не скрывая наслаждения, с которым он нанес удар.

Филлис, явно захваченная врасплох, повернулась лицом к Тори, которая от смущения просто не знала что сказать. Оранжевые губы Филлис, обведенные янтарно-желтым карандашом, удивленно приоткрылись. Моргая интеллигентными серыми глазами, она кое-как справилась с вежливыми поздравлениями.

– Спасибо, – подавленно ответила Тори, расстроенная тем, как все обернулось.

Она камнем упала с седьмого неба на землю; и кусочек рая, который она мельком увидела, растаял как мираж. Она чувствовала, что ее используют в каких-то своих целях, и испытывала искушение убежать отсюда как можно скорее. Если бы ее кольцо не было в кармане у Ричарда, она наверняка бросила бы его ему.

Вместо этого, она просто избегала смотреть на Ричарда, опасаясь, что если посмотрит, то зальется слезами. Она чувствовала, что Эллиот Беннеттон наблюдает за ней, оценивая ее реакцию.

– Вот так сюрприз! Это официально? – удивилась Филлис Беннеттон, бросая тревожный взгляд на мужа.

Ричард торжественно опустил руку в карман, достал кольцо и надел его на палец Тори.

Еще совсем недавно оно выглядело так чудесно. Но теперь стало чудовищно вызывающим. Бледнея, Тори поняла, что ее камень был крупнее бриллианта, принадлежащего ее возможной мачехе.

Чего она не знала, так это того, что Филлис Беннеттон могла бы сама купить такой перстень без помощи отца Ричарда, что она была очень состоятельной дамой вне зависимости от своего мужа, основав сеть современных, магазинов одежды для молодых женщин гораздо раньше, чем познакомилась с ним. Для нее, блестящего и весьма удачливого коммерсанта, было бы весьма дурным тоном носить обручальное кольцо типа того, какое Ричард подарил Тори. Ни для кого не являлось секретом, что она не одобряла его излишества.

– Похоже, так и есть, – признала Филлис, разглядывая перстень с непонятным выражением лица.

В этот момент, не выдержав, заговорил отец Ричарда:

– Ладно, Ричард. Нам нужно поговорить.

– Мне показалось, ты сказал, что мы поговорим позже, – напомнил Ричард, глядя ему прямо в глаза.

– Я передумал…

Филлис положила руку на плечо мужа, чтобы его успокоить.

– Эллиот, пожалуйста, дорогой. Позже…

– Прости, Филлис. Я просто не могу…

– Нет, Филлис, – прервал Ричард. – Я большой мальчик. Я могу выслушать все, чего бы он ни сказал мне.

Тори почувствовала себя совсем маленькой, а мир вокруг нее принял угрожающие размеры. Казалось, всем было наплевать на ее мысли и чувства, ее просто толкали в водоворот семейной вражды.

– Дорогой, пожалуйста, – Филлис предприняла еще одну попытку, жестом напоминая, что у них торжественный прием, о котором они почти забыли.

– Что это вы тут делаете, спрятавшись ото всех! – бесцеремонно с громким смехом прервал их пузатый мужчина с едкой сигарой в зубах. – У вас маленькое семейное собрание? Ричард, кто эта очаровательная малютка? Он всегда находит самых очаровательных крошек, – доверительно сообщил он Тори, отпустив ей тем самым довольно сомнительный комплимент и складывая руки на брюхе. – Ты импортировал ее из Южной Америки?

– Только ее загар. Лоуренс Килер. Познакомьтесь, Тори Митчел – моя невеста, – радостно сообщил Ричард, пожимая руку старому другу отца.

– Поздравляю, ты хитрец. Вот это новости, – сердечно откликнулся Лоуренс Килер, подавая сигнал своей жене, которая стояла в группе друзей на другом конце комнаты.

Тори заметила, что Ричард обменялся взглядами с отцом.

– Бетти, Ричард помолвился. А это – его прекрасная молодая невеста, как вас зовут, дорогая?

Тори следила, как его жена и трое друзей, которых она привела с собой, в изумлении разглядывали ее перстень. Взволнованным нестройным хором они выражали свои поздравления.

В один момент все гости собрались вокруг них, вытеснив всех четверых на середину комнаты, каждый порывался высказать свои самые лучшие пожелания, заключить в объятия, взять руку Тори и поглазеть на изумруд в восемь каратов, подарок Ричарда.

Для Тори это был такой же ужасный момент, как и тот, когда Тревис оставил ее у Тифани, может быть, даже хуже, если такое вообще возможно. Очевидно, ее преследовал какой-то рок: каждый раз, когда дело доходило до колец и помолвок, вместо радости и счастья, которые, как ей всегда казалось, она должна была бы испытывать, ей доставались лишь горечь и унижение. И у нее было ощущение, что худшее еще впереди.

Всю оставшуюся часть вечера она, Филлис и Эллиот Беннетон стояли рядом, неискренне улыбаясь и терпеливо принимая поток поздравлений. Только Ричард оставался оживленным, с видом кота, съевшего канарейку. Но когда гости разошлись, он стал похож скорее на кота, съевшего крысиную отраву.

– Хорошо. Вечер окончен. Все окончено, – спокойно резюмировал Эллиот Беннеттон, устало наливая себе виски и опускаясь на кушетку.

Филлис Беннеттон села рядом с молчаливой поддержкой. Он ослабил на шее галстук-бабочку, освободив воротничок, и бросил запонки от Картье в хрустальную пепельницу.

Тори не знала, что ей делать. Испытывая почти физическую боль от нежелания оставаться здесь, она неудобно устроилась в замшевом бочкообразном кресле лицом к портрету Мао работы Энди Варола, отпечатанном на китайском шелке. Ричард, державший ее за руку, перешел к камину из известкового туфа и самодовольно прислонился к нему, готовый к сражению. Он едва ли сказал Тори пару слов с тех пор, как они приехали, хотя сжимал ее руку и время от времени подмигивал, как бы говоря:

«Все будет хорошо», – и она обнаружила, что была скорее смущена, чем сердита на него.

– Тори, мне жаль, что приходится выяснять отношения с сыном в вашем присутствии, но если вы собираетесь выйти за него замуж, то это касается и вас тоже, – сказал Эллиот Беннеттон, удивляя ее и не останавливаясь на этом. – Ричард, я лишаю тебя наследства.

Самодовольное выражение на лице Ричарда исчезло. Тори ошеломленно смотрела, как он в шоке замер, потеряв дар речи, на лице по очереди сменились изумление, страх, а затем ярость, пока он осмысливал суровое решение отца. Он ни разу не взглянул на нее или на мачеху.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что лишаешь меня наследства? – спросил он наконец напряженным голосом. – Ты не можешь просто лишить меня наследства по завещанию. У меня есть доверительная собственность от матери. Ты не можешь ее тронуть…

– Я не могу ее тронуть, Ричард. Но посмотри сначала, что у тебя осталось. Ты обнаружишь, что все растрачено по пустякам.

– Этого просто не может быть…

– Позвони утром в банк.

– Вот уж не думал, что ты ограничишь меня в средствах, – горько усмехнулся Ричард.

– Это не имеет никакого отношения к ограничению в средствах, речь идет о злоупотреблении. Поговори завтра с Тедом Джонсом. Он представит тебе состояние твоих финансов. Ты станешь получать ту же самую заработную плату, если больше не будешь ездить в четырехнедельные увеселительные поездки. Ты ничем не будешь отличаться от других служащих «Беннеттона». Три недели отпуска – это то, что тебе положено. Медицинская страховка. Плюс дополнительная оплата, указанная в контракте.

– Контракт? Какой контракт?

– Джонс изучит его вместе с тобой.

– Ладно, только, возможно, я не поставлю свою подпись на пунктирной линии.

– Ну, не ставь. Это твое дело.

Ричард не сводил глаз с отца, заставляя Тори удивляться глубине горечи и злобе, которые обнаружила в нем только сегодня. Она терзалась, сознавая, что обвинения его отца по большей части соответствовали действительности. Она на себе испытала его расточительность. Однако боль, которую она чувствовала в Ричарде, спрятанную глубоко под спудом этой горечи и злобы, возбуждала в ней желание защитить и поддержать его, успокоить и сказать, что все будет хорошо.

– Ричард, дальше так продолжаться не может, и ты знаешь это сам, – сказал Эллиот Беннеттон с удивительным спокойствием, отхлебнув виски и взглянув сыну прямо в глаза. – Ты не можешь шляться где попало и проматывать деньги так, как ты это делаешь. Простите мою резкость, Тори, но на самом деле все именно так и обстоит. Ваш изумруд во много карат возможно не покажется таким экстравагантным, если вы увидите цифры, проставленные в обязательствах моего сына: лошади для поло, спонсорские обязательства, госпиталь в маленькой деревушке. Я удивлен, что он не купил себе остров. Четыре миллиона истрачено на твой дом, – продолжил он, обращаясь к Ричарду. – Только Бог знает, сколько сотен тысяч ты вложил в автомобили и в подземную стоянку. Похоже, что своей коллекцией произведений искусства ты намерен превзойти Нортона Симона. Твои путешествия становятся все более и более экстравагантными. А твои бесперспективные вложения в кинобизнес? А теперь еще и поло – черт бы его побрал. Ты делаешь это совершенно самостоятельно, прекрасно, можешь продолжать в том же духе, если тебе это нравится…

– Она толкнула тебя на это, разве нет? – Ричард разъяренно повернулся к мачехе, чье лилейно-белое лицо налилось краской.

– Она не имеет к этому никакого отношения.

– Ну конечно!

Начиная, наконец, терять терпение, Эллиот Беннеттон вытянул в сторону сына трясущийся палец:

– Тебе достаточно посмотреть на себя…

– Это она, разве не так? Что происходит, Филлис? Пытаешься украсть еще немножко для себя и своих дочерей?

– Я тебе сказал, что она не имеет к этому никакого отношения, – крикнул Эллиот Бенннеттон, но Филлис, прерывая его, вскочила с места и, стремительно подойдя к Ричарду, отвесила ему оглушительную пощечину.

– Твой отец дал тебе все, – бросила она. – Все! А ты не дал взамен ничего. Ты эгоцентричный испорченный подлец, и это, возможно, научит тебя хоть какой-то скромности. Идея была, несомненно, моя, и я счастлива приписать себе эту заслугу. Я много лет призывала твоего отца сделать это, но он не слушал меня. Он чувствовал себя слишком виноватым перед тобой из-за смерти твоей матери. Из-за твоей неспособности быть счастливым, тогда как он счастлив. Пора ему прекратить чувствовать себя виноватым, а тебе почувствовать хоть какую-то ответственность за свою жизнь.

Ричард все еще держался за щеку, по которой его ударила мачеха. Они смотрели друг на друга, давняя неприязнь наконец вырвалась наружу.

– Если тебя интересует мое мнение – впрочем, вряд ли оно тебя интересует, – продолжила Филлис более спокойным тоном, с величественным выражением лица приглаживая свою и без того идеальную прическу, – я думаю, ты должен пойти работать куда-нибудь в другое место. Я думаю, ты должен узнать, что значит самому зарабатывать на жизнь, испытать ощущения гордости и победы, которые приходят вместе с этим. Мне кажется, Ричард, ты не будешь счастлив до тех пор, пока не поймешь, что в тебе достаточно ума и способностей, чтобы справиться с этим. Я знаю, что ты думаешь обо мне, но мне действительно жаль тебя, и я всерьез обеспокоена.

Тори была удивлена, когда глаза Филлис Беннеттон наполнились слезами, и твердость и самообладание сменились неловкостью и смущением.

– Оказывается, я люблю тебя, Ричард. Я знаю, что ты, возможно, никогда в это не поверишь, но это так. В глубине души я действительно уверена, что так нужно сделать. Я буду болеть за тебя больше, чем кто-либо другой. Как и мои дочери, которым, между прочим, не нужно даже медного гроша из твоих денег или денег твоего отца. Я заработала их самостоятельно, и они заработали их самостоятельно, и я уверена, что так и должно быть.

После речи Филлис установилось молчание. Тори чувствовала себя так, как будто она пришла в середине фильма и не знала ни действующих лиц, ни места действия, но все же, доведенная до слез, одобряла любую концовку, которая давала бы каждому желаемое.

Моргая и сдерживая волнение, она смотрела на Ричарда, находя его скорее взбешенным, чем взволнованным.

С жестким выражением лица он изобразил пародию на аплодисменты.

– Браво, Филлис, тебе и твоей великой пуританской трудовой этике. Однако мне вовсе не нужно работать, чтобы понять, что я чего-то стою. Торчание в офисе по восемь часов в день не заставляет меня почувствовать себя хоть в какой-то степени больше человеком, чем развлечения и хобби. Моя жизнь гораздо интереснее потому, что я путешествую, встречаюсь с интересными людьми и занимаюсь интересными вещами. Ты просто завидуешь, и твои ценности – это попросту ценности среднего класса.

Тори была оскорблена, когда он подошел к ней, схватил за запястье, поднял на ноги и сунул ее руку, украшенную перстнем, под нос Филлис.

– Это слишком вызывающе для тебя, Филлис? Это слишком захватывающе? Слишком ослепляет? Ты работаешь до изнеможения, но для чего все это, как не для того, чтобы хорошо проводить время? Знаешь, Филлис, ты на самом деле воспринимаешь жизнь слишком серьезно. И ты, отец, позволил ей увлечь себя. Черт с вами обоими. Я прекрасно справлюсь сам. Мне не доставляет никакого, даже слабенького, удовольствия вкалывать, чтобы зарабатывать баксы, но раз уж на то пошло и нет никаких сомнений в том, что мне придется это делать, то я убежден, что прекрасно с этим справлюсь, вопреки твоему дешевому психоанализу лавочника. Вот так, черт побери вас обоих. А тебе, Филлис, я советую отказаться от психологии и заняться исключительно одеждой для молодых женщин – там, по крайней мере, ты можешь чувствовать себя на коне.

Выражение страдания на лице Эллиота Беннеттона заставило Тори обернуться к Ричарду в почти немыслимой надежде на примирение, но тот пулей вылетел из комнаты, все еще сжимая ее запястье и увлекая за собой.

Короткое расстояние от пентхауса Беннеттона до дома Дастина Брента показалось бесконечным, а дикая скорость, с которой Ричард преодолевал эту дистанцию, усиливала это ощущение. Тори боялась произнести слово.

Когда они наконец подъехали к железным электронным воротам, перекрывавшим проезд к большому дому в средиземноморском стиле, который теперь напоминал ей маленькую животноводческую ферму, она робко вручила Ричарду пульт, управляющий запором.

Когда ворота отворились, он нетерпеливо включил первую скорость и резко рванул с места. Проехав по грандиозной круговой подъездной дорожке, обсаженной рядом пальм, чуть дальше пруда, он заглушил мотор и шумно вздохнул. Это был первый звук, который Тори услышала от него с тех пор, как они покинули пентхаус Эллиота Беннеттона.

Так они просидели минут десять, пока она, наконец, набравшись мужества, решила заговорить.

Сняв с пальца кольцо, она протянула его Ричарду.

– Я думаю, ты должен вернуть свои деньги, – неуверенно начала она, пытаясь прочесть, что скрывается за его глазами, и стремясь хоть как-то снять напряженность, чтобы они могли спокойно поговорить, – Оно мне не нужно…

Тори пожала плечами, взяв его руку, чтобы положить кольцо ему на ладонь.

«Мне нужен ты», – вот что хотела она сказать в тот момент, когда он прервал ее.

– О, это просто замечательно. Быстрая работа, Тори. Я потерял наследство, и тебя как ветром сдуло…

– Я не расторгаю нашей помолвки, – возразила Тори, остро переживая, – я просто возвращаю тебе кольцо. Это нелепо, Ричард, тебе понадобятся деньги; нам понадобятся деньги. А мне определенно не нужно кольцо с камнем в восемь карат. Если это так важно для тебя, ты можешь купить мне другое, когда снова станешь на ноги.

Ричард враждебно швырнул изумруд ей обратно.

– Я так дела не делаю. Ты отказываешься от него? Тогда наша помолвка отменяется.

Тори с непониманием посмотрела на него.

– Но, Ричард, оно мне не нужно.

– Ты не хочешь выходить за меня замуж? – мрачно настаивал он.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она.

– Проверка на преданность.

– Мне больше не нравятся эти игры, Ричард.

– Никаких игр. Просто проверка на преданность. Ты доверяешь мне? Мне нужно знать, доверяешь ты мне или нет.

Доверять ему? Он выглядел совершенно сумасщедшим – жертва предательства, планирующая свою месть. Глаза потемнели, он был поглощен одной идеей, способной довести до безумия вполне нормальных людей. Тори почувствовала, что прижата к стенке.

– Да. Конечно, доверяю – сказала она осторожно, на самом деле вовсе в этом не уверенная.

Он нагнулся к ней, чтобы холодно поцеловать в губы.

– С чего бы тебе хотеть за меня замуж теперь, когда все так обернулось? – спросил Ричард раздраженно-издевательским тоном, играя при этом нежной шелковой розой на лифе ее платья.

Затем, как бы утверждая раненое мужское достоинство, он вдруг оторвал ее и выкинул через открытый верх автомобиля.

– Зачем тебе это теперь, когда я по уши в долгах? – с нажимом произнес он, наблюдая, как клочок шелка опускается в сточную канаву, а затем сурово глянул на нее, ожидая реакции.

– Потому что я тебя люблю, – ответила она с трепетом. – Потому что вовсе не твои деньги были той причиной, по которой я собиралась выходить замуж за тебя.

Обширное поместье Дастина Брента, залитое светом на фоне черного ночного неба, сияло молчаливым опровержением ее слов, символом действительной цели ее переезда в Беверли Хиллз. Кого она пыталась обмануть? В этом была настоящая причина, по которой она связалась с ним и по которой она в него влюбилась. Она и ее подруги приехали в Калифорнию, чтобы познакомиться и выйти замуж за богатых мужчин, чтобы обрести жизнь, похожую на жизнь Кит.

– Ты бы вышла за меня замуж, если бы я был нищим художником, – хрипло настаивал Ричард, – или если бы я копал канавы, или ремонтировал телефоны?..

Прервав свой допрос и не обращая внимания на протесты, он начал целовать ее так грубо, что причинял боль.

– Ричард, прекрати! – кричала она, пытаясь вырваться, но не в состоянии сдвинуться даже на дюйм.

Машина была маленькая, тесная, и в салоне негде было развернуться.

– Почему? Теперь я тебе противен?

– Ты делаешь мне больно…

– Тогда тоже сделай мне больно, – с вызовом сказал он, тяжело и сбивчиво дыша, прерывая ее и с силой впиваясь в ее губы так, что она с трудом могла дышать.

Он прижал ее к сиденью и почти полностью перебрался на ее сторону, пытаясь сорвать шелковый лиф ее платья и все больше теряя разум от собственной ярости. Она не могла сдержать слезы и в конце концов, начала плакать и бороться всерьез.

Кто этот человек, пытавшийся сделать ей больно, впавший в буйное помешательство и изливающий на нее весь свой гнев?

– Ричард, черт тебя подери, возьми себя в руки. Остановись! – кричала она, содрогаясь от ужасного звука рвущегося шелка, и новые потоки слез катились по ее щекам.

– Почему я должен останавливаться?! Я куплю тебе другое, это всего лишь платье. Черт подери, я куплю тебе другое! Черт подери, я куплю тебе все, что ты захочешь, – яростно прокричал он, расстегивая брюки и доставая возбужденное доказательство своего мужского достоинства.

– Черт подери, я куплю тебя, – напыщенно повторял он.

– А я, черт подери, собираюсь вылезти из машины, – прокричала Тори ему в ответ, дрожа и пытаясь вывернуться из его объятий.

Она почувствовала, что он тоже плачет. Его горячие слезы смешивались с ее, вымывая всю затаенную злобу и боль. Его ярость выдохлась, и он стал извиняться и умолять не бросать его.

Она прекратила борьбу, успокаивающе нашептывая ему в ухо, что все хорошо, что все будет прекрасно, что она поможет ему, что она любит его и любит ради него, а не ради его проклятых денег.

Она была не таким человеком.

Но даже несмотря на то, что сама все это произнесла вслух, она не была уверена в том, что говорила. Это потрясло ее до глубины души, и она поняла, что не уверена ни в чем.

Тот Ричард, в которого она влюбилась, был для нее потерян. Его место занял совершенно другой человек, холодный, очень озабоченный, замкнувшийся в себе, но в то же время взывающий о помощи.

Или, возможно, раньше она видела то, что хотела видеть.

Знакомое чувство отчаяния, которое она ощутила, и давящая боль в сердце снова переключили ее мысли на Тревиса – привычка, от которой, как ей хотелось надеяться, она окончательно избавилась.

Обнаружив это, она поняла, что ненавидит его больше, чем когда-либо, и проклинала его больше, Чем кого-либо прежде.

ГЛАВА 22

Тори и Ричард крепко спали, когда их разбудил телефон. Сквозь пелену сна Тори видела, как он нащупал трубку, беспокойно прижал ее к уху, элегантный будильник с радиоприемником рядом с телефоном показывал предрассветный час. Осторожно, не открывая глаз, притворяясь, что продолжает спать, она прислушалась, не упуская ни слова из разговора и напрягаясь, понимая, что он наблюдает за ней.

Это было то самое напряженное состояние, которое пронизывало всю их жизнь с момента возвращения домой из Аргентины.

В начале, когда прошел первый шок, он был вполне уверен, что сможет получить ссуду в банке, продать достаточно ценных бумаг и реализовать достаточно имущества, чтобы хватило средств на сохранение тоге образа жизни, к которому он привык.

Но когда обнаружилось, что большая часть ценных бумаг, за исключением нескольких сертификатов, все еще зарегистрированных на имя отца, уже продана, что вся недвижимость, которой он владел, является собственностью семьи и его доля не подлежит передаче другому лицу, и что его финансовое положение серьезно настолько, что даже банки, с которыми он поддерживал самые близкие отношения, перестали отвечать на его звонки, он запаниковал.

И все же Ричард продолжал упрямиться, отказывался отступиться хоть от одного из своих южноамериканских обязательств, таких, как лошади для поло, или изумруд Тори, или даже сами матчи поло. Лошади уже стоили по тысяче долларов каждая, а их еще надо было самолетом доставить в страну и оттранспортировать в Санта-Барбару, где поставить в конюшню за бог знает сколько долларов в месяц.

Тори была чрезвычайно расстроена тем, что не могла с ним поговорить. Он держался на расстоянии от всего и от всех, делая невозможными любые контакты, одержимый поисками решения проблемы своих вышедших из-под контроля долгов. Надо быть совсем слепой, чтобы, глядя на его стоические поиски альтернативных источников доходов, не видеть, что ему не по силам справиться с ситуацией, и надо быть совсем тупой, чтобы не догадываться, что большая часть из его последних находок входит в противоречие с законом.

Из кратких ответов Ричарда ничего не прояснилось. Тори открыла глаза и обнаружила, что он все еще смотрит на нее. Она сонно улыбнулась ему, ее глаза начали привыкать к темноте и уже могли различить фиолетовые круги под его глазами.

– Во сколько завтра вечером? – спросил он в трубку, не в восторге от ее внимания.

После пары вежливых ответов он повесил трубку и выскочил из постели, ничего не объясняя, и с неприступным видом начал собираться, метаясь по комнате.

Его спальня располагалась на втором этаже известного своей современной архитектурой дома, построенного на одном из участков поместий «Беннеттон Хиллз».