– Нам необходимо ваше содействие, Кит, ваши обширные познания касательно древнего мира и его обитателей, – проговорил профессор Тиггз. Его лучезарное благодушие в кои-то веки сменилось суровой решимостью. – Мы приехали узнать ваше мнение, мнение выдающегося специалиста, как сказал Даниэль, по вопросу величайшей значимости для всех жителей Солтхеда.

– Ага! – снова воскликнул профессор Гриншилдз, украдкой оглядываясь на жену. Слова профессора, похоже, еще больше его заинтриговали. – Но, Тайтус, все это так необычно. Право же, боюсь, я не понимаю, как именно могу вам всем помочь. Объект моих изысканий – далекое, темное прошлое, утраченные миры железа и бронзы, давным-давно канувшие в небытие. Кому это в наши дни может понадобиться?

Не откладывая дела в долгий ящик, гости совместными усилиями набросали общую последовательность событий – начиная от обнаружения реликвии в «Итон-Вейферз» и кончая появлением зловещих призраков в усадьбе и среди жителей Солтхеда, причем каждый или каждая из рассказчиков расцвечивали дискуссию собственными живописными подробностями. С каждым новым откровением взгляд живых глаз профессора Гриншилдза становился все более цепким; с каждой минутой увлекаясь все сильнее, ученый просто-таки искрился энтузиазмом. Особенно заинтересовали его кубическая каменная глыба, обнаруженная в «Итон-Вейферз» («Это был cippus[20]?» – осведомился старик у мистера Банистера; мистер Банистер же ответил, что понятия не имеет, что такое cippus, если только не «столб» по-латыни.), и синяя статуя, рассыпавшаяся пылью в часовне. Он забросал гостей вопросами насчет мистера Томаса Скарлетта и его коллекции редкостей, и в общем и целом пришел от всей истории в полный восторг – с академической точки зрения. Профессор всерьез недоумевал, как так вышло, что вокруг него происходит столько всего необычного, притом, что сам он до сих пор пребывал в полнейшем неведении.

– Мы, видите ли, живем очень уединенно, – объяснила Амелия: она сидела рядом с мужем и слушала не менее внимательно, чем он. Эта исключительно умная, сердечная, любезная дама, сама весьма образованная, и по сей день сохранила немалую толику того обаяния и красоты, что много лет назад лишили некоего университетского преподавателя сна и покоя. – Сейчас мы почти не выезжаем. Хотя дом наш стоит в какой-нибудь миле от солтхедской дороги, с таким же успехом он мог бы находиться и на краю света! Родственников у нас немного, видимся мы с ними редко, а учитывая состояние Кристофера, путешествовать нам непросто. Что до друзей, у них у всех свои семьи и свои заботы, так что гостей у нас почти что и не бывает.

– А если и бывают, то, уж конечно, не в таком количестве, как сегодня! – воскликнул ее супруг, радуясь возможности принять подобных визитеров. – Это напоминает мне наши добрые старые семинары в Антробус-колледже, а, Даниэль? Да уж, бывало, что на мои лекции народу собиралось меньше, чем нынче!

Рассмеявшись, доктор выпустил из трубки струйку дыма. Невзирая на серьезность ситуации, они с профессором Гриншилдзом воспользовались моментом, чтобы обменяться воспоминаниями о давних университетских деньках. Поначалу доктор искренне радовался, вновь оказавшись в обществе старого наставника, однако вскоре почувствовал себя слегка неуютно. Он настолько привык к своему новому образу жизни, к своей практике и профессиональному статусу, он так долго был сам себе хозяином, что вернуться – пусть ненадолго, на самом деле или только в воображении – к зависимой роли и вновь оказаться под надзором человека гораздо более старшего, что некогда обладал над ним такой властью, оказалось не слишком-то приятно. В отличие от Гарри Банистера, которого, похоже, присутствие профессора Тиггза нимало не смущало, доктор был слишком стар для того, чтобы вновь перевоплощаться в студента. Думаю, многие со мной согласятся: былые связи и былые отношения должны оставаться в прошлом; воскресить их невозможно – да и незачем.

– Сдается мне, о солтхедских событиях мы кое-что слышали, – проговорил профессор Гриншилдз, возвращая разговор в прежнее русло. – Корабль-призрак в гавани… «Лебедь», кажется? Да, о нем мы точно слышали, ведь так, Амелия? Бог ты мой, до чего загадочно! Но и все прочие события, о которых вы поведали, – и это тоже в высшей степени интересно!

– Мы считаем, – подхватил профессор Тиггз, – что все происшествия каким-то образом связаны с синей статуей и с табличками, обнаруженными в «Итон-Вейферз». Все так или иначе проистекает от них. Зловещие пертурбации начались только после того, как таблички были похищены субъектом по имени Хантер. Он вроде бы проживает в Солтхеде и втерся в дом к мистеру Банистеру с единственной целью их украсть.

– Понятно. Вы говорите, что привезли мне копию надписи на табличках?

– Вот она, сэр, – промолвил Гарри, поспешно вручая документ профессору Гриншилдзу. Профессор водрузил на нос золотое пенсне и принялся внимательно изучать письмена. Почти сразу же его брови поползли вверх, а с губ сорвалось изумленное восклицание. В лице его отражалось нечто, весьма похожее на пылкую страсть, – страсть, известную лишь служителю науки, случайно натолкнувшемуся на некое редкое, сокрытое сокровище ученой премудрости.

– Кит, а вы можете это прочесть? – осведомился профессор. Даже спустя столько лет степень учености бывшего коллеги производила на него глубочайшее впечатление.

– Письмена смахивают на латынь и на греческий, – вставил мистер Банистер. – Профессор Тиггз предположил, что они, возможно, этрусского происхождения.

Профессор Гриншилдз оторвался от надписи и посмотрел своему академическому другу в глаза.

– А ведь вы правы, знаете ли, это и впрямь этрусский язык, причем вне всякого сомнения. Ну, надо же, надо же! – Он ликующе закивал и вновь принялся изучать документ. – Ага, изумительно, просто изумительно! Амелия, глянь-ка сюда. Приблизительно третий век до нашей эры, ты не согласна?

– Некоторые из этих значков очень похожи на наши, – заметил профессор Тиггз. – Они греческого происхождения, верно?

– Безусловно. Их заимствовали из более раннего алфавита – этруски переняли его у греческих торговцев, что в незапамятные времена начали колонизировать южную часть Италии. Этруски, в свою очередь, передали свой новый алфавит римлянам, а уж через римлян он дошел до нас. Так что, сами видите, если бы не влияние этрусков, возможно, сегодня мы пользовались бы греческими буквами! Сам этрусский язык, однако, нечто уникальное: он не соотносится ни с одним известным языком и не принадлежит ни одной языковой семье мира. Так, например, он не включен в огромную индоевропейскую семью, куда входят греческий, латынь, французский, немецкий и наш собственный добрый старый английский. Происхождение этрусского языка, равно как и самих этрусков, остается загадкой, и разрешить ее возможным не представляется. «Древний народ, несхожий с другими ни языком, ни обычаями, весьма надменный и недоверчивый к чужим», – такова была их репутация в античном мире.

– Как же все-таки насчет надписи? – напомнил доктор Дэмп, не в силах долее сдерживать любопытства. – Что в ней говорится?

– Это инвокация: молитва, обращенная к божеству. А еще точнее, молитва к могущественному богу Аполлону, или Аплу, как называли его древние этруски – вот так его имя здесь и записано, – с просьбой дозволить его слуге – слуге Аплу, я имею в виду, предположительно тому, кто это читает – призвать из подземного мира Тухулку.

– Тухулка, – повторил профессор Тиггз. – Где-то я уже слышал это имя. Не помню только, в связи с чем.

– Тухулка, – произнес профессор Гриншилдз, – это этрусский демон смерти. Привратник, приветствующий души расенов по прибытии их в подземный мир.

– Расены? – переспросила мисс Мона, недоуменно сведя брови. – Кто такие расены?

– Этим собирательным словом этруски именовали себя как народ, мисс Джекc. Греки называли их Tyrrhenoi, тиррены, а римские завоеватели – Tusci или Etrusci. Термин «расены» – название очень обобщенное и имеет скорее культурно-религиозный смысл, нежели политический, потому что, насколько нам известно, объединенной этрусской «нации» никогда не существовало. Этруски создали союз крайне независимых городов-государств: он занимал центральную часть Италии в те времена, когда Рим представлял собой лишь несколько крытых соломой хижин на реке Тибр. Собственно говоря, на протяжении ста лет династия этрусских царей правила в Риме. В истории этрусков доминируют двенадцать таких городов-государств: их называли священным двенадцатиградьем расенов, причем состав двенадцатиградья менялся с годами. В него входили Цере – Цисра по-этрусски, Вейи или Вейя, главный соперник Рима, возведенный на другом берегу реки Тибр, и Волатерры или Велатри – богатейшие колонии древнего мира.

Отличные мореходы, этруски в пору своего расцвета единовластно контролировали побережье. А еще им принадлежали огромные железные и медные копи Италии. Эти два фактора в совокупности и стали источником их могущества и богатства на раннем этапе. Невзирая на столь многообещающее начало, звезда этрусков клонилась к закату. Города-государства ревниво пеклись о собственной независимости и ставили ее куда выше, нежели единство народа. Двенадцатиградье расенов никоим образом не представляло собой объединенное государство или империю; именно это, как мне кажется, и привело к его падению, когда впереди замаячила угроза вторжения. Каждый год на пышном празднестве правители городов-государств выбирали из своего числа номинального главу народа этрусков, но должность эта носила исключительно ритуальный и религиозный характер; политического влияния глава, как я понимаю, практически не имел. Этруски, видите ли, либо не могли, либо не хотели признавать общих целей, а стало быть, не сумели бы объединиться и против захватчиков. Каждый город-государство стоял сам за себя в прямом смысле этого слова. Разумеется, такой неустойчивый, шаткий союз перед лицом жестокой агрессии был обречен.

– Со временем города-государства одно за одним подпали под власть римлян, своих соперников и бывших подданных в южных областях; так в конце концов этруски стали гражданами Римской республики, – докончил профессор Тиггз.

– Именно. Но прервемся же ненадолго. Как насчет самих табличек и необыкновенного материала, из которого они сделаны? Вы сказали, это некая металлическая субстанция, напоминающая золото. Не могли бы вы охарактеризовать ее подробнее?

На сей раз слово взял Гарри Банистер и во всех деталях описал загадочные свойства табличек: их удивительное внутреннее свечение, радугу оттенков, из которых складывалось сияние, и низкое, странно резонирующее гудение, временами издаваемое металлом. По мере того как он рассказывал, живые глаза старого преподавателя разгорались лихорадочным возбуждением.

– То, что вы говорите, просто-таки невероятно, – возопил профессор Гриншилдз, словно к его порогу только что принесли величайшее из чудес света. – Бесценное, бесценное сокровище, мистер Банистер, вот что это такое. Сокровище, которое вплоть до сего дня считалось лишь мифическим вымыслом. Никто не верил, что оно существует на самом деле. Таблички, соединенные в диптих, представляют собой образчик редчайшего из редких минералов Земли – этрусский электр, ни больше ни меньше!

– А что это такое, сэр? – осведомился мистер Киббл, спеша занести в блокнот все до последнего слова. – И, простите, как это пишется?

– Этрусский электр, вне всякого сомнения, мистер Киббл! Легенда об электре – больше не легенда! Древние авторы, его описавшие, отлично знали, о чем говорят.

– Но что он собой представляет? Что, этот материал обладает некими особыми свойствами или ценностью, помимо несказанной красоты? – полюбопытствовал доктор Дэмп.

– Еще бы, Даниэль, еще бы – и слово «бесценный» здесь просто бледнеет и меркнет! Согласно легенде, этрусский электр – дар самого Аполлона. Опаловое сияние и низкий гул считались эманациями потустороннего мира, таблички же служили своего рода инструментом, посредством которого живущие на земле могли общаться с запредельными сферами. Это и в самом деле совершенно особая разновидность электра – не сплав серебра и золота, но сплав этого мира и мира иного! Если верить летописям, этрусский электр был доверен расенам, чтобы немногие избранные из их числа, могущественные цари-жрецы, именуемые лукумонами – слово laucum, как расены называли своих владык, по-латыни транслитерируется как lucumo, – так вот, чтобы эти великие правители могли обратиться к Аполлону за помощью в час нужды.

Этруски, видите ли, были народом исключительно религиозным; они верили, что всевозможные явления природы на самом деле – знамения и приметы, посылаемые им богами. Ливий писал, что они «более всех прочих народов привержены к религиозным обрядам». Жизнь, считали этруски, это мимолетный сон, всякий день приводящий их в тесный контакт с божествами. На предсказателей – в их число входили и лукумоны – возлагалась обязанность истолковывать знамения и приметы и таким образом угадывать волю богов. Природа и направление молнии, изменения печени принесенных в жертву животных, полет птиц – все в глазах этрусских провидцев было исполнено особого смысла.

При этих словах доктор Дэмп и мисс Мона с трудом совладали с искушением оглянуться на мистера Джека Хиллтопа, сидевшего чуть позади: оба чувствовали на себе – или воображали, что чувствуют – его пристальный взгляд.

– Исключительно суеверный народ, – подтвердил профессор Тиггз, приглаживая седоватую щетинистую шевелюру. – Многие античные авторы, помимо Ливия, это отмечали. Даже среди самых глубоко религиозных культур тех времен этруски заметно выделялись. Необыкновенный народ, что и говорить.

– Именно. Их религии присущ исключительный для античного мира фатализм. Видите ли, этруски считали, что противиться судьбе бесполезно: все, что уже произошло или произойдет в будущем, предрешено dii involuti[21] – их расены называли «сокрытыми», или «тайными», богами. Весьма загадочные силы, скажу я вам, существующие в иной плоскости, над теми, кого мы назвали бы божествами более «обыденными», как, например, Аполлон, или Юпитер (этруски именовали его Тин или Тиния), или Вакх, известный им под именем Фуфлунс. Перефразируя Сенеку: этруски не считали, что события исполнены смысла, поскольку уже произошли; напротив, события происходили потому, что заключали в себе некий смысл. Во всех аспектах природы расены усматривали божественное вмешательство.

– Стало быть, этот сияющий металл, этот ваш этрусский электр, эти таблички – что-то вроде личного почтового набора богов? – сострил доктор Дэмп.

– Все происшествия, все явления природы не объяснялись логически, но воспринимались как прямое вмешательство некоего божества. Повторю пример, приведенный у Сенеки: этрусский предсказатель, увидев молнию, усматривал в ней некое подлежащее истолкованию послание. Во многих случаях считалось, будто природные явления могут предсказать события будущего. В конце концов именно этрусский прорицатель, некто Спуринна, посоветовал Гаю Юлию Цезарю опасаться мартовских ид – хотя на пользу Цезарю это, конечно, не пошло, поскольку его судьба уже была предрешена.

– Но, сэр, если этрусский электр и впрямь существует, – гнул свое мистер Киббл, – получается, что существует и бог Аполлон. А из этого, в свою очередь, следует, что боги античного мира – вовсе не порождение вымысла, а реальные существа из плоти и крови… или что бы у них там ни было… ни есть… так сказать…

– Ага! Да, это – один из возможных выводов, мистер Киббл. Однако кому судить, какие боги настоящие, а какие – ложные? Уж эту-то истину-то за целую жизнь ученых занятий я усвоил! Так вот, подаренный Аполлоном электр служил инструментом, при помощи которого избранные владыки расенов могли общаться с богом Солнца, узнавать его волю или просить его о заступничестве. Однако ж мне не верится, что любой лукумон Этрурии мог просто-напросто прочесть заклинание, начертанное на табличках, и обрести необходимую силу. Нет-нет, вряд ли это высокое право распространялось на всех и каждого. Дерзну предположить, что этим редкостным, совершенно особым дарованием Аполлон наделял немногих избранных лукумонов.

Разумеется, для богов античного мира более чем свойственно взыскивать своей милостью отдельных смертных превыше всех прочих. Достаточно заглянуть в Гомера и Вергилия, чтобы найти тому подтверждения. Ах, перед моим мысленным взором уже рождается величественная картина: один из могущественных царей-жрецов Этрурии, возлюбленных Аполлоном, облаченный в ритуальную пурпурную тунику, стоит перед табличками из электра и призывает всевластное божество внять его молитве и исполнить пожелание…

– Да, но что именно гласит надпись? – перебил доктор Дэмп.

– Сейчас… сейчас… я переведу, как смогу, – проговорил профессор Гриншилдз, снова берясь за пергаментный свиток, и принялся водить морщинистым пальцем по строкам, комментируя различные особенности текста. – Читать его, конечно же, следует справа налево. Вот… вот здесь, сверху, первые несколько строк служат своего рода кратким предисловием. Вот, видите… я скопирую текст в обратной последовательности, чтобы читать было проще… будь так добра, передай мне перо и чернила, Амелия, и чистый лист бумаги, и еще пюпитр… спасибо, дорогая… так вот, я перепишу текст в обратной последовательности, а затем снабжу знаки этрусского языка переводом. Двоеточия тут и там всего лишь отделяют одно слово от другого. Вот так. И вот так. А-га! Вот что у нас получилось…

И профессор продемонстрировал лист бумаги своим гостям. Значилось на нем следующее:

Еще несколько минут потребовалось профессору для того, чтобы завершить перевод. И наконец взглядам всех присутствующих предстали давно позабытые слова канувшего в небытие народа. Будто некий торжественный голос, далекий и таинственный, обращался к ним через головокружительную пропасть лет из тьмы незапамятных времен задолго до разъединения:

– Вот! Понимаете, что это значит? «Прочтите трижды, и тогда Тухулка оживет». Далее следует пространное заклинание – кое-какие слова я, к сожалению, разобрать не могу, они совершенно непонятны, но, со всей очевидностью, это инвокация. Лукумону полагалось трижды произнести текст инвокации от начала до конца – после чего появлялся демон Тухулка.

– Расскажите нам подробнее про Тухулку, – попросил доктор Дэмп, уминая в трубке табак. – Кто такой этот парень и на что способен?

– Он хранитель врат Акрума, огромного города, огражденного рядом башен, – у этрусков это своего рода аналог загробного царства. Души умерших прибывали туда на колеснице или верхом, в сопровождении Харуна, вооруженного могучим молотом. Тухулка приветствовал их у ворот.

Детали, впрочем, не вполне ясны; столько всего приходится домысливать, ведь этрусских текстов почти не сохранилось! Судя по всему, демон отвечал за церемонию встречи, решал, пропустить душу в подземный мир или нет, а может, просто-напросто их пугал. На этот счет древнегреческие и древнеримские авторы ничего определенного не говорят. Возможно, они сами ничего не понимали.

Видите ли, мы куда больше знали бы о расенах и их верованиях, если бы не пожар, уничтоживший знаменитую Александрийскую библиотеку. Подлинных памятников этрусской литературы до нас не дошло, если не считать нескольких немногочисленных надписей на бронзовых табличках и ручных зеркалах, на монетах и керамической посуде, на вотивных статуэтках и на уникальных этрусских каменных саркофагах и погребальных урнах. По сути дела, все, что мы знаем об этом языке, составлено из разрозненных кусочков. Образчики этрусской литературы, записанные на сложенном в несколько раз холсте, давным-давно погибли; и труды эти больше не переписывались – с тех пор как язык вышел из употребления. В Александрийской библиотеке, помимо многих других бесценных рукописей, ныне утраченных, хранилась двадцатитомная история этрусского народа, написанная римским императором Клавдием. Его первая жена, некая Плавтия Ургуланилла – весьма своенравная особа, натура страстная и необузданная, – была этрусского происхождения; кстати, как и поэт Вергилий с материнской стороны. В определенных кругах имперского Рима считалось модным козырять родством с этим древним народом.

– А как выглядел демон подземного мира – этот ваш Тухулка? – осведомился мистер Банистер, подавшись вперед. Его примеру последовала мисс Нина Джекc – она с самого начала постаралась занять кресло рядом с Гарри и то и дело искоса постреливала глазками в сторону пригожего владельца «Итон-Вейферз».

– Известны лишь одно-два его изображения, они фигурируют среди настенной росписи этрусских гробниц. Разумеется, оригиналы погибли при разъединении, но, по счастью, у нас остались копии, сделанные нашими предшественниками. Амелия, будь добра, принеси мне книгу миссис Стэндиш Уайт… Ах нет, извини, дорогая, набросок, о котором я вспомнил, содержится вовсе не там, а в первом томе превосходного издания мистера Оттли, как мне кажется… Спасибо большое… там, на полке…

– Вот, нашла! – отозвалась его супруга, возвращаясь с древним фолиантом, изрядно обтрепанным по корешку и краям, и осторожно передавая книгу мужу.

– Спасибо, дорогая. Посмотрим, посмотрим… А-га! Вот и он. Демон Тухулка, в сопровождении Тезея и Пирифоя, фрагмент настенной росписи гробницы в Корнето. Вы только гляньте на его лицо! Ну и ну! Как видите, Тухулку изображали получеловеком, полуптицей, с чудовищной бородатой головой, острым клювом, вроде как у стервятника, ослиными ушами, а в волосах его кишат гадюки. За спиной – два огромных кожистых крыла, а вокруг руки кольцами обвилась змея, изрыгающая жидкое пламя.

Гости уставились в книгу. Глазам их предстало нечто довольно жуткое.

– Это он! – воскликнул Гарри Банистер, не на шутку разволновавшись. – Именно эту тварь видел мой старший лесник. Крылатый демон!

И, теперь уже во всех подробностях, описал профессору Гриншилдзу события той ночи: шум на крыше, и то, как Нед Викери разглядел в лунном свете угнездившееся на зубчатой стене существо, и как тварь издевательски расхохоталась над Недом и, расправив крылья, взмыла к небесам.

Профессор Гриншилдз, явно всерьез обеспокоенный, отпил чая. Прекрасная Амелия тоже заметно встревожилась. Она взяла с соседнего столика газету и передала ее мужу.

– Вот утренний выпуск «Газетт». Кажется, ты его еще не видел, дорогой. Там есть кое-что важное: тебе и твоим гостям просто необходимо прочесть эту статью.

Живые глаза профессора Гриншилдза скользнули по указанным столбцам. Лицо его омрачилось, газета выскользнула из пальцев.

– Ну и ну! – только и сказал он.

Доктор Дэмп, чье любопытство разгорелось до лихорадочного жара, подобрал упавшую газету, быстро проглядел ее и передал ученому собрату.

– Что там такое? – осведомилась мисс Мона.

– Прошлой ночью, – отвечал профессор Тиггз, пересказывая статью, – группой горожан был замечен летающий человек: они видели, как это существо взмыло в воздух со шпиля церкви святого Скиффина на Мостовой улице, неподалеку от конторы пассажирских карет Тимсона.

– А мы ведь и сами только что из конторы, – напомнила мисс Нина.

– Итак, демон здесь, в Солтхеде! – подвел итог мистер Банистер.

– Это еще спорный вопрос, – запротестовал мистер Киббл. – Никаких древних богов не существует. Не существует никакого Аполлона. Нет на свете царства Акрум, и бесовских лукумонов – тоже. Этруски исчезли с лица земли две тысячи лет назад!

Профессор Гриншилдз снисходительно покачал головой.

– Их могущественные города-государства, возможно, и пали, возможно, этруски перестали существовать в качестве самостоятельного народа и как политическая общность были поглощены Римом, но сами расены никуда не исчезали. Напротив! Правда, часть их смешалась с населением Италии, однако во многих глухих уголках Древней Этрурии, в краю холмов, рода этрусков жили себе по-прежнему: поклонялись древним богам и передавали из поколения в поколение свои обычаи и ритуалы. Говорится, что еще в пятом веке нашей эры Папа христианской церкви заручился помощью этрусских предсказателей, чтобы обрушить молнии на наступающих вестготов. Возможно, Рим и победил расенов, но уничтожить не уничтожил. Не исключено, что кое-кто из них пережил даже разъединение. В самом деле, не удивлюсь, если потомки древних этрусков обретаются среди нас и по сей день.

– А как же заклинание на табличках? Ради чего призывать демона? – осведомилась мисс Мона.

– И как именно все это связано с треволнениями в «Итон-Вейферз» и разгулом призраков здесь, в Солтхеде? – подхватил мистер Банистер. – Как насчет фантомов тех, кто давно умер? И как насчет черного корабля в солтхедской гавани?

– Вы говорите, что потомки этрусков обитают и в Солтхеде, – заметил доктор Дэмп. – Но вряд ли среди них сыщется хоть один из ваших хваленых королей-жрецов! Этрусских городов-государств больше не существует, а значит, не осталось и лукумонов. Тогда кто же призвал в мир Тухулку? Кто, по вашему мнению, обладает подобной властью?

– Как я уже упоминал, – отвечал профессор Гриншилдз, – о функциях и способностях демона Тухулки возможно судить главным образом по сведениям, полученным из вторых и даже третьих рук. Не имея прямого доступа к этрусской литературе, мы вынуждены довольствоваться лишь этими сомнительными рассказами. Да и таких сохранилось крайне мало. Отвечая на ваш вопрос, Даниэль… боюсь, я понятия не имею, кто мог призвать демона. Подобной силой наделены лишь могущественнейшие из лукумонов Этрурии.

– Получается, что единственный, кто обладает этой силой, – личность заведомо несуществующая, – заметил мистер Киббл, поправляя старомодные зеленые очки.

– В одном сомневаться не приходится: крылатый демон – не важно, Тухулка он или не Тухулка – прилетел в Солтхед, – сказал профессор Тиггз. – Будем исходить из предположения, что призван он не просто так, а ради некоей цели. Более того, по всему судя, глупо было бы надеяться, что он не имеет ни малейшего отношения к странным событиям здесь и в Бродшире. Все это, согласно выдвинутой нами гипотезе, наверняка связано воедино. Вы не согласны, Кит?

– Совершенно согласен, – кивнул его бывший коллега.

– А как бы нам отправить крылатого надоеду назад? – осведомился доктор Дэмп в самой своей практичной эскулаповской манере. – Пожалуй, для этого нам тоже потребуется вымерший лукумон?

– Причем исключительно одаренный и могущественный, – подтвердил профессор Гриншилдз. – Однако как он с этим делом управится, я понятия не имею. Это вам не детские игры; древние – равно как и ваш мистер Скарлетт, сдается мне, это отлично понимали. Хранитель врат Акрума вторгся в наш мир, но что у него за намерения, остается только гадать.

– Очевидно, наши поиски должны сосредоточиться на пресловутом мистере Хантере, – проговорил профессор Тиггз. – Если дома его не окажется, мы поговорим с его поверенным, с Винчем. Сомневаюсь, что он причастен ко всей этой катавасии. Как только мы объясним законнику, что вытворяет его клиент, он наверняка согласится нам помочь. Не может быть, что он так уж плох. Допустим, за всеми этими событиями и впрямь стоит мистер Хантер. Чего бы он там ни затевал, вне всякого сомнения, он уже далеко продвинулся на пути к своей цели. Мы знаем доподлинно, что он похитил электровые таблички из кабинета Гарри; вскорости после того потусторонние силы разбушевались не на шутку. По-моему, доказательства говорят сами за себя. Кем бы мистер Хантер ни был, что бы он собой ни представлял, мы неизбежно приходим к заключению, что именно он демона и вызвал.

– Но зачем? – проговорила мисс Мона. Во взгляде ее отражалось недоумение, и присутствующие полностью его разделяли. – Что ему здесь нужно? Чего он хочет?

Ответом ей были озадаченные взгляды и затянувшаяся пауза. Затем из-за спин раздался голос:

– Я могу объяснить вам, чего он хочет.