Северные огни (№1) - Спящий во тьме

Однако было у «Пеликана» нечто такое, чем «Утка» похвастаться не могла – а именно Салли Спринкл.

– А кто такая эта Салли Спринкл? – осведомилась прелестная новая горничная у своей спутницы.

– Да вот она, Салли, – отвечала Мэри Клинч, указывая на миниатюрную фигурку в кресле у огня. – Пойдем я тебя представлю.

Женщины неслышно подошли к очагу. При ближайшем рассмотрении миниатюрная фигурка оказалась хрупкой старушкой: голова ее склонилась на грудь, а волосы походили на снежное крошево.

– Салли? – ласково окликнула ее Мэри, стараясь не испугать. – Как вы сегодня, Салли? Лучше, не правда ли?

Старушка, чья щека покоилась на иссохшей руке, приподняла седую голову. И из-под белоснежных прядей взгляду новой горничной явилось старческое, вполне благодушное личико, покрытое густой сетью морщин, с зелеными глазами, что казались на диво огромными благодаря линзам очков. Целую минуту глаза эти недоуменно разглядывали Мэри, как если бы молодая женщина только что прибыла из самых отдаленных пределов вселенной.

– Салли? Это Мэри Клинч, мисс. Вы же меня отлично знаете! Это я, Мэри, – проговорила старшая горничная «Пеликана», легонько дотрагиваясь до хрупкого выступающего плеча старушки.

– Мэри? – повторила та еле слышно, с трудом двигая губами. Ресницы затрепетали, точно вспугнутые скворцы, взгляд ненадолго задержался в пустоте – и вновь обратился к Мэри. Чело старушки омрачилось, она судорожно вцепилась в подлокотники кресла и взволнованно прошептала: – Ты кто, деточка?

Мэри многозначительно оглянулась на свою новую товарку.

– Это я, Мэри Клинч, мисс, горничная здесь, в «Пеликане». Да вы ж меня знаете, Салли, разве нет?

И снова – непонимающий взгляд. Губы старушки разошлись, язык рассеянно скользнул по плохо подогнанным искусственным зубам. Она всмотрелась в лицо Мэри, отмечая крохотные запавшие глазки, круглые красные щеки, широкие губы, вздернутую пуговицу-нос и словно ища что-нибудь – ну хоть что-нибудь знакомое. Наконец, в лице ее забрезжил слабый свет узнавания.

– Ты – моя мама?

– Нет, мисс, я не ваша мама. Я Мэри, вы же меня помните? Мэри. Мэри Клинч – кто, как не я каждый Божий день застилает вашу кровать и подает горячий чай с булочками? Разве вы меня не узнаете?

– Я уже никого не узнаю, – отвечала Салли. Она поднесла иссохшую руку ко лбу и закрыла глаза, словно мир для нее сделался чересчур сумбурным и беспорядочным.

Ухватив за руку новую товарку, Мэри подвела ее к старушке.

– Салли, я хочу вам кое-кого представить. Это Бриджет, она только что поступила к нам на службу. Теперь вы с ней часто будете видеться.

Во взгляде Салли, обратившемся на золотоволосую Бриджет, снова отразилось недоумение. Разумеется, и здесь она не усмотрела ничего знакомого, и глаза старушки обратились к дальнему окну, озаренному розовым печальным светом осени.

Ныне, здесь, оглядываясь через бездонный провал лет, я вспоминаю Салли Спринкл моего детства. Вспоминаю ее доброту и щедрость: она-то всегда заботилась о других! Помню, как любила она оделять сладостями соседских детишек. И для каждого у нее находились улыбка или смешок, и всегда она излучала счастье. Но в старости ей пришлось несладко: годы изнурили ее, выпили добрую щедрую душу, оставив лишь опустошенную оболочку. Ибо хотя она по-прежнему всем улыбалась, выказывая интерес и приязнь, все это лишь надувательство, низкая ложь, которой способствуют и содействуют огромные глаза за очками – ведь Салли моего рассказа живет в мире, что с нашим собственным связан очень слабо. Если к ней обращаются, она радуется – рефлекторно, ничего не понимая; предоставленная самой себе, она уходит в дремоту, склонив голову на грудь, и дух ее вновь блуждает среди эпизодов и видений прошлого. Она пережила весну, лето и осень; теперь для нее настала зима.

Мэри Клинч отвела товарку к огромной дубовой стойке – тому самому несокрушимому сооружению, стоя за которым хозяйка «Пеликана» всякий вечер оделяла горьким пивом своих восхищенных завсегдатаев. В это самое мгновение Джордж Гусик, усерднейший из мальчиков-слуг, пулей пронесся мимо в хрустящем и свежем белом форменном одеянии, спеша исполнить очередное поручение хозяйки. Снаружи, во дворе, раздавался хриплый рык конюха, а в одной из задних комнат слышался властный голос самой мисс Молл Хонивуд, наставляющей кого-то из подданных.

– Она что, из ума выжила? – сочувственно поинтересовалась Бриджет – разумеется, имея в виду не мисс Молл, а Салли.

– Нет пока, – отвечала Мэри. – Вот только память подводит. Все то, что происходило с ней, когда она еще малюсеньким ребятеночком была, она видит ясно, прям как в зеркале, а вот кто ей завтрак с утра подал – вспомнить не может. Мне говорили, ей уже под девяносто.

– И она каждый день сюда приходит?

– Господи, нет, конечно! Салли сюда не приходит. Салли здесь живет.

– Здесь живет? Ла! Прям в «Пеликане»?

– Так я ж о том и говорю. В малюсенькой задней комнатушке – раньше там кладовка была. Ты ее еще небось и видела? Это угловая комнатка; оттуда чудный вид на деревья, и даже кусочек реки разглядеть можно. Мисс распорядилась обновить ее и покрасить специально для Салли.

– И за пансион она не платит?

– Конечно, нет!

– Ужасно великодушно со стороны мисс Хонивуд!

– Мисс – само великодушие, – гордо объявила Мэри.

– Но почему? Она с Салли Спринкл в родстве?

– Насколько мне известно, нет. Это длинная и запутанная история, но если в двух словах, то вот она. Видишь ли, долгие, долгие годы Салли жила прямо тут, через дорогу, в домике ткача и его жены. Такая любящая была чета! Она им пособляла помаленьку – где приберет, где постирает, и все такое, – а они, значит, ей уголок в своем доме отвели. Много лет назад она кормилась тем, что вышивала шелком шляпки да отделывала их тесьмой, пока у нее зрение не ухудшилось. А потом для ткача с женой настали тяжкие времена. Они не внесли ренту в день квартального платежа; тут-то их из дома и вышвырнули. Подумать только! Такие исправные арендаторы, столько лет здесь прожили! А не посчастливилось людям – и бац, они уж выброшены на улицу, а дом опустошен подчистую, прям как кость, обглоданная голодной собакой!

– Ла, так уж мир устроен, – вздохнула Бриджет.

– Так вот, ткач с женой уехали из Солтхеда и перебрались в село, к родне, как я слышала. А вот Салли пойти было некуда. Мисс ее давно знала и пожалела бедняжку, и протянула ей руку помощи. Но, ах! – ужасно это было, просто ужасно! Скверное дело, скверное. Еще какое скверное-то!

– Это что же?

– Да выселение, что ж еще? От такого и человек в здравом уме разрыдался бы. А все злодей Боб – он-то тут и Расстарался по приказу своего хозяина. Ты Боба знаешь?

– Это которого Боба? – покачала головой Бриджет.

– Гнусного страхолюдину, Найтингейла, с черными кругами вокруг глаз. Отпетый мерзавец, вечно злобится да дуется, прям как его хозяин. И уж кому, как не его хозяину принадлежал тот злосчастный домик; и кто, как не он приказал выкинуть всех жильцов за порог! Прям так и вышвырнул их всех в ночь, а у Салли-то почитай ничего и не было за душой, кроме малюсенького саквояжика с пожитками; так и сидела она там в грязи, и рыдала, и, верно, замерзла бы до смерти, если бы Мисс не увела ее к себе и не предложила ей теплую, уютную комнатку. Вот так Салли Спринкл и поселилась в «Пеликане».

– Она тут с утра до ночи обретается?

– По большей части днем, когда в общей зале поспокойнее. Где-то к полудню она выходит, стук-стук-стук палочкой – и усаживается в кресло. А потом обедает в кухне с поваром и раненько на боковую – еще до того как в «Пеликан» набьются вечерние посетители.

– Сдается мне, о Бобе Найтингейле я слышала, – задумчиво проговорила Бриджет. – Вот только подробностей не помню. Но у меня так и отложилось в голове: скверный он человек.

– Еще какой, особенно когда напьется. А после того как он обошелся с Салли Спринкл, Мисс его в «Пеликан» не допускает. Так и объявила об этом ясно и во всеуслышание: дескать, не хотят его здесь видеть. Как-то раз застала его тут, вот не далее как на прошлой неделе, и велела убираться восвояси. И прохвост убрался как миленький – если уж Мисс разбушевалась, так с ней не поспоришь. Второй такой, как она, в целом свете не сыщешь! А что до его хозяина – того, что приказал выселить ткача с женой и бедняжку Салли, – так его она не только что в «Пеликан» не пускает – можно подумать, он сюда когда-нибудь заглянет! – но даже имя его упоминать в своем заведении запретила.

– А что ж это за имя-то? – полюбопытствовала Бриджет.

Мэри опасливо оглянулась по сторонам, проверяя, нет ли поблизости мисс Молл – все знали, что слух у нее, как у рыси.

– Таск, – сообщила она, понижая голос. – Иосия Таск. Ты его знаешь?

– Старый скряга! – воскликнула Бриджет, щелкнув пальцами. – Ла! Уж кто-кто, а этот негодяй мне знаком! Мистер Иосия Таск! Да в Солтхеде каждая собака эту гнусную пиявку знает!..

– Уж не прозвучало ли в этом достойном заведении некое запретное имя? – раздался за их спинами холодный чопорный голос.

Вспугнутые девы так и подскочили на месте. В дверном проеме за внушительной дубовой стойкой стояла высокая и угловатая владелица «Пеликана»: брови сведены, светлые глаза за стеклами очков хищно сощурены, руки скрещены на груди, причем длинные белые пальцы одной руки выбивают зловещую дробь на локте второй.

Коротко вскрикнув, Мэри Клинч прикрыла рот ладонью, а Бриджет вытянулась по стойке «смирно», не ведая, что ей сулит сие нежданное столкновение с новой работодательницей – равной которой, если верить Мэри, в целом свете не сыщешь.

– Ох! Прошу прощения, мисс; мне страшно жаль, мисс, что я произнесла имя, которое вы велели не произносить… я просто подумала, вы не услышите, – воскликнула Мэри. – Ох нет… я не то хотела сказать, мисс… я пересказывала мисс Бриджет историю бедняжки Салли: о том, как вы спасли ее от смерти на морозе, мисс, когда старый скряга… чье имя здесь не произносится, я знаю… и еще про этого злодея Боба Найтингейла, и как ее вышвырнули в ночь. Ох, простите меня, мисс, простите!

– Понятно, – проговорила мисс Молл самым что ни на есть чопорным тоном, опуская руки и одергивая юбку. – Хорошо же. Бриджет Лик, – проговорила она, обращаясь к своей новообретенной подданной. – Извольте усвоить, что тех двух персон, чьи имена вы только что слышали, здесь видеть не хотят. Извольте также усвоить и то, что имя одной вышеозначенной персоны в моем доме не произносится. И будьте так добры впредь придерживаться этой инструкции. Зарубите себе на носу: в «Пеликане» признают два цвета – черный и белый, и никаких оттенков серого. Что до вас, Мэри Клинч…

– Да, мисс? – воскликнула Мэри, трепеща.

– Выньте пальцы изо рта, милочка, и нюни не распускайте.

– Да, мисс! – облегченно выдохнула Мэри, роняя руки.

– Теперь о вас, Бриджет, – проговорила мисс Хонивуд, – добро пожаловать в «Пеликан». Мы здесь – одна большая счастливая семья. Вы пришли к нам с превосходными рекомендациями, и у меня нет ни малейшего сомнения в том, что работа в «Пеликане» придется вам куда больше по душе. В конце концов у заурядной поденщицы в стесненных обстоятельствах положение незавидное.

– Это так, мисс, – кивнула Бриджет.

– Учитывая, что сегодня – ваш первый день в услужении, мы посмотрим сквозь пальцы на ваш проступок в отношении имени, которое в моем доме не произносится. Что до вас, Мэри Клинч…

– Да, мисс? – вскрикнула Мэри, вновь затрепетав.

Мисс Молл выдержала долгую, зловещую паузу вящего эффекта ради и наконец обронила:

– Возвращайтесь к своим обязанностям.

– Да, мисс! – выдохнула Мэри, мгновенно успокаиваясь.

Владелица заведения справилась с часами.

– Уже почти пять. Мэри, вы с Бриджет поможете Салли дойти до кухни в обычное для нее время.

– Всенепременно, мисс!

На сем мисс Хонивуд, одарив дев прощальным кивком, исчезла за стойкой.

С глубочайшим облегчением Мэри и ее товарка вновь поспешили к Салли Спринкл, что словно бы парила на грани вымысла и реальности, то погружаясь в дрему, то вновь пробуждаясь к жизни.

– Салли, вам что-нибудь нужно? – спросила Мэри.

Старушка озадаченно вскинула глаза и сосредоточенно уставилась на собеседницу, словно изо всех сил пытаясь осмыслить вопрос. Но вот, как много раз до этого, чело ее разгладилось, улыбка угасла, а глаза, что казались такими огромными благодаря очкам, вновь обратились к окну, за которым мягко сияла осень.

– До чего снаружи свежо – там, никак, туман? – полюбопытствовала она и в следующий миг уже блуждала в вымышленном мире тумана, ею же созданного. – С деревьев облетает листва… как печально… ох, где же моя любимая старая груша? – вот только что была здесь, рядом с каретным сараем… а вот и луна… Ох, да это, кажется, и не луна вовсе… в глазах темнеет… чу, вы слышите? Кто-то пришел… стучится в садовую калитку, просит впустить…

– Салли, да никого там нет, – нахмурилась Мэри. – И никакой садовой калитки в «Пеликане» не водится.

– А вы знаете, что я сама родилась и выросла в Ричфорде? Да-да. Добрый старый Ричфорд! Я – коренная уроженка Ричфорда, правда-правда. А вы знаете, что в следующую субботу мне семнадцать исполнится? – Она испытывающе воззрилась на Бриджет, словно впервые разглядев девушку со всей отчетливостью. – Ты кто, деточка? Ты – моя мама?

– Нет, мисс, – отвечала служанка, зарумянившись. – Меня зовут Бриджет, я – новая горничная.

– Понятно, – протянула старушка, рассеянно разглядывая свои хрупкие, иссохшие, сложенные на коленях руки – Джейми будет просто счастлив с вами познакомиться. Он скоро придет, знаете ли. Заглянет меня навестить.

– А кто такой Джейми?

Ответа на этот вопрос так и не последовало. Бриджет оглянулась в поисках Мэри Клинч, но та отошла к коврику перед камином, где деловито вылизывал лапы орехово-полосатый кот. Подхватив кота, Мэри осторожно посадила его на колени к Салли; а тот, повозившись и поерзав немного и пару раз требовательно мяукнув, устроился поудобнее и возобновил омовение.

– Ну вот, Салли, к вам малыш Мускат, – проговорила Мэри.

Старушка улыбнулась, отчего по всему лицу ее разбежались морщинки. Одной рукой она принялась поглаживать кота по голове – неспешно, методично, медлительными движениями. Малыш Мускат прикрыл глаза и сей же миг блаженно замурлыкал.

– Видишь? – шепнула Мэри. – Этот котик даже у Мисс не мурлыкает. Салли малюточку просто обожает. А сам Мускат привязался только к ней и ни к кому больше.

– Ла, какой красавец! – восхищенно похвалила Бриджет.

Горничные смотрели, как Салли гладит кота – гладит, милует, надраивает, точно задалась целью отполировать до блеска потемневшую дверную ручку, – неумолчно бормоча что-то себе под нос, так тихо и невнятно, что понимал ее, кажется, один только кот. Довольный и благодушный, Мускат принимал знаки внимания Салли с царственной безмятежностью сфинкса.

– А кто такой Джейми?

И снова ответа на свой вопрос Бриджет не получила: на сей раз из кухни пулей вылетел Джордж Гусик с переброшенным через плечо полотенцем. Салли подняла голову, глянула мальчишке в лицо – тот как раз проносился мимо. В первый момент старушка никак не отреагировала; затем, опознав слугу, показала ему язык. И, даже находясь при исполнении служебных обязанностей, старательный Джордж тем не менее выкроил секунду-другую, чтобы отплатить любезностью за любезность.

– Ла! – воскликнула Бриджет. – Вы такое когда-нибудь видели?

– Каждый день вижу, – рассмеялась Мэри Клинч. – Салли и Джордж друг с другом не ладят. Салли утверждает, будто он вечно строит ей рожи, ну и платит ему той же монетой. А Джордж – ни сном ни духом; просто он вечно занят, носится туда-сюда, как оглашенный. Это все ее воображение. Нет, Салли из ума пока еще не выжила, просто не любит мальчишку. Думаю, она ему завидует: он-то молоденький, прыгает себе, точно воробушек, а ей уж под девяносто, каждый шаг с трудом дается. Кроме того, ей не по душе его имя.

– Гусик? И впрямь фамилия необычная.

– Нет, не Гусик. Джордж.

– А чем ей не показалось имя Джордж?

– Не знаю. Мисс считает, что оно, возможно, напоминает Салли о ком-то, кого она терпеть не может, вот только Салли позабыла, кто это. В конце концов ей уже под девяносто.

– А кто такой Джейми?

В ответ Мэри кивнула в сторону Салли. Закончив полировать кошачий затылок, старушка извлекла из-под платья крохотный предмет – овальный медальон шагреневой кожи, с золотым замочком и весьма потертый. Тихо щелкнув, медальон открылся; внутри Бриджет различила два миниатюрных портрета: молодого человека и девушки.

– Просто жуть какая жалостная история, – проговорила Мэри, охотно приступая к рассказу. – Этот Джейми ухаживал за Салли, когда она еще девушкой жила в Ричфорде крупном городе на востоке. Он ее замуж звал. А перед самой свадьбой исчез – пропал, как в воду канул, и больше его никто не видел. Для Салли просто мир перевернулся. Ни тебе писем, ни даже записки – чтоб хоть знать, куда он подевался. С тех пор она ничего о нем и не слышала. Вон смотри! Видишь, портреты разглядывает? Она никого к медальону и близко не подпускает, но Мисс – а второй такой, как Мисс в целом свете не сыщешь! – вроде бы докопалась до истины. Она думает, этот молодой паренек – Джейми, а девушка – сама Салли.

– Ла! – воскликнула Бриджет, выразительно вздохнув. – Она так замуж и не вышла?

– Нет. Переехала, понимаешь ли, из Ричфорда в Солтхед, к сестре – решила начать новую жизнь. Но сестра умерла, а потом и их родители умерли, и Салли осталась одна-одинешенька. И все эти годы она ждет возвращения Джейми; она уверена, что жених к ней приедет. Почти каждый день поминает, что он вот-вот, дескать, будет здесь. Бедняжка не сознает, сколько времени прошло – ей уж под девяносто – и что парень ее, куда бы уж он там ни делся, давно обратился в прах и тлен.

Бриджет промокнула глаза платком.

– Как трагично, – всхлипнула она. – Смотри… смотри, она разговаривает с портретом!

И Бриджет не ошиблась. Губы Салли двигались, словно она беседовала с поблекшим изображением молодого джентльмена. Вот она поднесла медальон к губам – и поцеловала портрет.

– Старушка никого к медальону не подпускает, – продолжала Мэри. – Это ее тайное сокровище. Всегда его при себе держит. Ночью кладет у кровати, а днем с себя не снимает. Кстати, вот хорошо, что вспомнила, Мисс просила тебя предупредить: есть тут один такой тип, за которым надо бы приглядывать. Зовут его Джек Хиллтоп. Он сюда вечерами частенько заходит. Такого ни с кем не спутаешь – все лицо в пятнах, точно оспой изрыто. Мисс ему не доверяет. Недели этак две назад он попытался стянуть старушкин медальон – ну и буча разыгралась, право слово! Он пришел пораньше, с конюхом потолковал о том о сем. Дождался, чтобы Салли одна осталась, и прокрался в залу. Думал, старушка дремлет – тихонько зашел сзади и попытался снять медальон. Да только не спала она; как только поняла, что происходит – то-то визг и крик поднялся, хоть уши затыкай! Надо отдать ей должное, в медальон она вцепилась мертвой хваткой! А тут на шум прибежали Джордж и Мисс; и плохо же мистеру Джеку Хиллтопу пришлось!

– И что, его по-прежнему пускают в «Пеликан»?

– Да он объяснил Мисс, что всего лишь хотел рассмотреть портретики: показалось, дескать, что парень на картинке ему знаком. Сказал, что красть и не думал. Побрякушка ни малейшей ценности не представляет, сама видишь; зачем на нее покушаться – непонятно. Мисс его рассказу верит – до поры, до времени, но некие подозрения у нее таки зародились. А я вам скажу, что этот тип и соврет – недорого возьмет. Так что как увидишь жуликоватого типа с рябой рожей, ты с него глаз не спускай – особенно ежели заявится в неурочный час.

Тем временем Салли уже убрала медальон и начала понемногу задремывать. Мэри и Бриджет негромко беседовали между собой, когда входная дверь распахнулась и в трактир вальяжной походкой вошел джентльмен средних лет, невысокий, с мягкой русой бородкой, русоволосый и кареглазый. Из-под его щегольского серого пальто проглядывали темный бархатный сюртук и вишневый жилет. В одной затянутой в перчатку руке он сжимал небольшой медицинский чемоданчик, в другой – трубку, каковую и покуривал с видом весьма залихватским.

– Приветствую, господа, всех приветствую, – поздоровался гость, неспешно шагая через зал. – Свежо нынче в городе, весьма свежо! Снег, правда, не идет еще, но ждать уже недолго. Траурный отсвет в небе подсказывает мне, что зима не за горами.

– День добрый, доктор Дэмп, – отозвалась Мэри Клинч и в свой черед представила гостя Бриджет, каковую тот приветствовал профессиональным наклоном головы.

– Ну-с, как наше здоровьечко, мисс Спринкл? – осведомился доктор, сосредоточив внимание на Салли. Старушка подняла глаза.

– Добрый вечер, доктор Дженкинс. Ох, что-то мне сегодня недужится. Совсем я расхворалась, доктор Дженкинс.

– Будет вам, будет. Не стоит преувеличивать. Вы просто-таки лучитесь здоровьем!

– Доктор Дженкинс? – шепнула Бриджет своей товарке. – С какой стати она зовет его доктором Дженкинсом?

– Да потому, – подсказал доктор Дэмп «в сторону», – что принимает меня за того выдающегося врача, который пользовал ее семью в дни ее детства в Ричфорде. Жалость какая! Ричфорд – ну, да вы знаете! – некогда гордый, процветающий город на востоке ныне совсем пришел в упадок.

И доктор Дэмп приступил к осмотру пациентки: снял с нее очки, заглянул в глаза, изучил иссохшие руки, пощупал пульс. В течение всей процедуры малыш Мускат так и сидел у Салли на коленях, принюхиваясь и критически поглядывая на высокоученого лекаря.

– А вы моего Джейми, часом, не встречали? – осведомилась старушка. – Он ведь в Ричфорде живет. Такой весь из себя щеголь, и красавец, и денег куры не клюют.

– Встречал, а то как же, – весело подтвердил доктор. – И вот так ему и сказал: «Джейми, мальчик мой, ну и счастливчик же вы!»

Старушка рассмеялась.

– Он вот-вот будет здесь, знаете ли. Он же помнит, что я его жду. Наверняка у него были причины уехать. Но он вернется, непременно вернется.

– И то-то веселый праздник устроим мы в честь его приезда! – заверил доктор Дэмп, исподтишка подмигивая Мэри с Бриджет. – Что ж, мисс Спринкл, вижу, пульс у вас полный и быстрый, прямо как у чистокровного скакуна. Глаза ясные; ни следов желтухи. Право, вы еще нас всех переживете.

Взгляд Салли упал на морщинистую кисть – доктор удерживал ее в своей руке, считая пульс, – и лицо старушки омрачилось. Внимательно и завороженно разглядывала она эту кисть: испещренную морщинами, прозрачную кожу, искривленные пальцы, распухшие суставы. А затем произвела столь же подробный осмотр второй руки.

– Ох, доктор Дженкинс, доктор Дженкинс, это же не мои руки! Ведь быть такого не может! Эти руки принадлежат не мне! Но кому же, кому?

– Руки ваши, мисс Спринкл, я вас уверяю. А чьи ж они?

– Ох, даже не знаю. Не знаю. Доктор Дженкинс, а может, это руки моей мамы?

Доктор, видя, что за направление принимает разговор – ведь он беседовал со старушкой далеко не в первый раз, – подхватил с пола медицинский чемоданчик.

– Послушайте, я готов засвидетельствовать, что ваше здоровье в полном порядке, мисс Спринкл. Скажу больше: вам самое время поужинать. Полагаю, эти две юные леди охотно проводят вас в кухню. Что до вашего лечащего врача, так он не отказался бы от пинты горького.

– Пойдемте, Салли, – проговорила Мэри Клинч. Она осторожно помогла старушке подняться с кресла; Мускат, довольно мяукнув, спрыгнул на пол. – Вот ваша палочка. Пойдемте же, доктор верно говорит. Думаю, кухарка уже накрыла вам ужин.

– Увидите Джейми, доктор, попросите его приехать как можно скорее, – чуть слышно прошептала через плечо Салли, пока Мэри с Бриджет вели ее к кухне. Там обнаружилась повариха – сущая медведица с виду, в громадном завитом парике и с воспаленным лицом, но при этом добрейшая из женщин. Ее стараниями ужин и впрямь уже поджидал старушку на столе. Обнаружилась там и владелица «Пеликана», бдительно надзирающая за организацией вечернего обслуживания, равно как и старательный Джордж Гусик, однако на сей раз старушке не пришлось «одаривать» его очередной гримасой – мальчишка выбежал в противоположную дверь, едва та вошла.

Когда погасли бледные сумерки, в трактире появились первые из вечерних завсегдатаев мисс Хонивуд. У массивной дубовой стойки их, как обычно, ждал радушный прием. Раскурив трубки, наполнив до краев стаканы, все гости до единого вскоре готовы были скоротать ночную вахту в доброй компании, за непринужденным разговором и дружеским общением – ведь именно этим и славился «Пеликан». Окажись вы там, вы бы непременно заметили среди бражников и мистера Джона Стингера, аптекаря, и грубовато-добродушного штукатура мистера Дональда Томпсона, – обоим я обязан живым и подробным рассказом о беспорядках, происшедших той ночью. Разглядели бы вы и возчика Генри Даффа, и слесаря Джорджа Старки, и миссис Старки, и, конечно же, преподобного мистера Сэмюэля Нэша, настоятеля церкви святого Барнакла.

Бессобытийное начало вечера теряется в прошлом. Почтенная мисс Хонивуд, утвердившись за стойкой, добросовестно цедила прельстительный темный нектар из пивного насоса. Она как раз наливала порцию для священника, когда к ней подоспела встревоженная Мэри Клинч.

– Прошу прощения, мисс… но… это Салли, мисс. Она вроде как с кровати упала. Я… я боюсь, она ушиблась. Вы не могли бы поскорее пойти к ней, мисс? И если доктор Дэмп еще здесь…

Хозяйка заведения коротко кивнула. Она обвела взглядом залу в поисках доктора и углядела знакомую фигуру – доктор, вальяжно откинувшись на стуле, вел неспешную беседу с двумя-тремя завсегдатаями. Мисс Хонивуд обогнула стойку, призвав себе на замену одного из челядинцев рангом пониже, и устремилась к его столику. Извинившись за то, что помешала, она вкратце обрисовала ситуацию. Врач незамедлительно отложил трубку, отставил стакан и поспешил за хозяйкой, а вслед за ними – и священник.

Они миновали узкий коридор, уводящий в глубь дома. Дверь угловой комнаты стояла открытой. Салли сидела на полу, привалившись спиной к кровати, и затуманенным взглядом смотрела в стену. Бриджет Лик, опустившись на колени рядом с ней, изо всех сил пыталась привести старушку в чувство.

– Похоже, она потеряла сознание, – выговорила Бриджет.

– Или пыталась встать с кровати, мисс, и поскользнулась на полу, – предположила Мэри Клинч.

Быстрый осмотр показал, что серьезных повреждений нет, хотя на голове и руке Салли красовалось несколько царапин. Сама Салли ничего объяснить не могла. Она отрешенно глядела прямо перед собой, точно всматриваясь в длинный туннель.

– Надо думать, она задремала, а проснувшись, решила, что уже утро, – молвила Мэри. – Стала вставать с постели – и упала.

– Чушь, Мэри Клинч, – чопорно оборвала ее мисс Хонивуд. – У Салли со сном все в порядке. Среди ночи она никогда не просыпается.

Оглядевшись по сторонам, Бриджет приметила на полу медальон шагреневой кожи и хотела уже было поднять его, как Салли разом очнулась. Иссохшие пальцы потянулись к безделушке – и сомкнулись на ней.

– Бедный мой Джейми, – прошептала она и трясущейся рукой прижала медальон к груди.

Задумчиво хмурясь, доктор отошел к двери.

– Послушайте, – произнес он, оглаживая бородку. – С ней вроде бы все в порядке, если не считать двух-трех царапин. И еще это странное выражение на лице. Я склонен думать, что она и впрямь с кровати упала – неудачно повернулась, или, может, дурной сон привиделся. Со мной, по чести говоря, то и дело такое приключается – ну, то есть я имею в виду ночные кошмары, а не падения с кровати. Помогите-ка мне, давайте уложим ее обратно.

Очень осторожно они подняли старушку с пола, перенесли на постель и накрыли одеялами. Салли словно ничего не замечала: она лежала недвижно, опустив голову на подушку и глядя в потолок.

В дверях мелькнули румяные щеки и большие хлопающие уши Джорджа Гусика. За его спиной у косяка маячили любопытные физиономии Джона Стингера и Дональда Томпсона.

– Что стряслось-то? – поинтересовался мальчик-слуга. – Со старушкой, никак, припадок приключился?

– Никаких припадков, Джордж Гусик, – сурово ответствовала мисс Хонивуд. – Доктор полагает, что Салли с кровати упала. Никаких повреждений нет; она поправится.

– Я слышал, она с кем-то болтала, – сообщил Джордж. – А кто с ней был-то?

– Что это ты имеешь в виду? – осведомился доктор.

– Да, что это ты имеешь в виду, Джордж? – призвала его к ответу мисс Молл.

– Ну, понимаете, мисс, – отвечал Джордж не без робости, опасаясь за свои уши, – пару раз, совсем вот недавно, как я пробегал то туда, то сюда, у входа в коридор – а я ведь то и дело там оказываюсь, – я слышал, как старая леди что-то говорит. Дверь была прикрыта, и что там внутри, я не видел, но уверен: с ней кто-то был.

– Видимо, во сне разговаривает, – предположил доктор.

– Не сочтите за дерзость, доктор Дэмп, но вряд ли, – возразил Джордж. – Она вроде как беседовала с кем-то.

– А этот второй голос ты слышал?

– Нет, вовсе нет. Старая леди о чем-то спрашивала. А с какой бы стати ей вопросы задавать, вы мне вот что скажите, если отвечать на них некому?

– Так что ж? Был там кто-нибудь? – осведомилась мисс Молл, оглядывая собравшихся.

Но не успел никто и слова сказать, как с губ Салли сорвался горестный стон.

– Ох… ох… только не говорите моей маме, – взмолилась она. На глазах у нее выступили слезы. – Не говорите моей маме… пожалуйста…

– Ну же, будет, будет вам, – встревожилась мисс Хонивуд, при виде горя Салли временно забывая о чопорности. – Не волнуйтесь. Никто в «Пеликане» вашей матушке ни словечка не скажет, Салли, уж будьте уверены.

– Ох… я совсем стара, – воскликнула Салли. – Где я? Это моя комната? А где ж мои зубы? Мысли мешаются. Я… я словно сама не своя. Уж и не знаю, кто я.

– Вы – Салли, – проговорил добросердечный священник, выступая вперед и беря ее за руку. – Мисс Салли Спринкл из «Синего пеликана».

– «Пеликан»? Спринкл? Уж и не знаю… ох! – воскликнула Салли уже совсем иным тоном, приподнимаясь на локтях. – А где мой постреленок?

– Это еще кто? – переспросила Мэри Клинч, озадаченно хмурясь. – Салли, вы о ком?