Северные огни (№1) - Спящий во тьме

Несколько видавших виды морских волков пытаются справиться со штурвалом, но штурвал упрямо противостоит их поползновениям. Это, в придачу к пробоине в борту и отсутствию зримых признаков швартовки, всем изрядно действует на нервы: люди встревоженно перешептываются, потирают подбородки и почесывают в затылках. Но вот все расступаются: представительная персона сама возлагает длани на штурвал, тужится и пыхтит, пыхтит и тужится… Увы, задача не по силам даже для синего мундира с золотыми пуговицами.

Не в состоянии подобрать объяснения окружающим тайнам, «абордажная команда» решает покинуть корабль. Джентльмен академического вида и его сподвижник, завершив собственное расследование, спускаются в ялик. Причудливая маленькая флотилия понемногу рассеивается, хотя несколько суденышек остаются неподалеку от черного корабля – возможно, из пустого любопытства, а возможно, из уважения к исчезнувшей команде; в том, что за участь ее постигла, сомневаться не приходится.

А упомянул ли я, что корабль напоминает птицу на воде? В определенном смысле я не ошибся, ибо взгляните-ка вон туда. Вон там, на носу, под обломком бушприта – видите? Вот она – носовая фигура, отчасти скрытая под покровом морского мха.

Приглядитесь-ка повнимательнее к изображению, застывшему над самой водой: одно крыло расправлено, длинная, мускулистая шея грациозно изогнута, а клюв прижат к груди…

Да, работа топорная, и все же ошибиться невозможно…

Это – фигура плывущего лебедя.

Глава XII

Посетители на вилле «Тоскана»

– Dites-moi[3], – проговорила прелестная гувернантка, широким жестом указывая на небо. – Скажи мне, Фиона, как это называется?

Девочка на мгновение задумалась.

– Le ciel[4], – ответила она. – Небо.

– Bien.[5] А это?

– L'arbre. [6]

– Bien. А вот это – через дорогу?

– La maison.[7]

– Bien. А это? – осведомилась мисс Лаура Дейл, вновь указывая на небо, однако на сей раз имея в виду нечто более конкретное.

– Le nuage[8] – облако.

– Tres bien![9] А посмотри-ка вон туда – ты знаешь, что это, Фиона?

– Oui, Mademoiselle.[10].

– Dites-le moi.

– L'oiseau[11], – отвечала Фиона. Птичка, сидящая en l'arbre[12], взъерошила перышки и разразилась не лишенной приятности песенкой.

– L'oiseau. Bien. А что за птичка? Вспомни те новые слова, что ты выучила не далее как сегодня утром.

Фиона помолчала, задумавшись над вопросом. Она сосредоточенно нахмурилась и уставилась себе под ноги, как если бы правильный ответ был начертан на носках ее туфелек.

– L'oiseau noir[13], – объявила девочка, просияв.

– Tres bien!

– Merci, Mademoiselle[14] Дейл.

Черная пташка почтительно покачала крылышками – возможно, признавая успехи маленькой ученицы – и упорхнула на соседнее дерево.

– Ну же, давай-ка руку. Пойдем, уже поздно.

И мисс Дейл с Фионой зашагали дальше по лесистой местности, неподалеку от которой пролегал наезженный тракт, ведущий к Пятничной улице. Большую часть дня они потратили в городе на визиты, а теперь возвращались домой.

– Mademoiselle?

– Oui?

– А когда в Солтхед приедут французы?

– Французы?

– Ну, французы из Франции, которые сгинули при разъединении?

Гувернантка нахмурилась, не зная, что тут ответить. Как объяснить ребенку, да так, чтобы ребенок наконец-то понял: люди с внешней стороны вряд ли когда-либо объявятся, ибо навсегда исчезли из мира?

– И все равно, – весело щебетала Фиона, – до чего же будет здорово, когда я наконец выучу французский – и до чего же мне этого хочется! – но найдется ли кто-нибудь, кто бы меня понимал, помимо вас и миссис Минидью?

– Конечно, найдется, – рассмеялась Лаура, на ходу обнимая девочку за плечи. – А что до рассуждений мистера Киббла, так ты просто не бери их в голову, и все. Он желает только добра, хотя, между нами, порою склонен преувеличивать. В Солтхеде полным-полно людей, владеющих французским, с которыми ты сможешь поговорить, и в их числе – твой дядя.

– Мой дядя Тиггз?

– Думается мне, французский он изучал. В конце концов он же профессор и крупный ученый.

– По-моему, французский – очень красивый язык.

– Oui, Mademoiselle. А разве это само по себе не достаточная причина для того, чтобы его выучить?

Девочка просияла улыбкой.

– Вы всегда правы, Mademoiselle Дейл. Вы всегда знаете что сказать! Неудивительно, что мистер Киббл в вас души не чает. Жаль, что он такой зануда. И эти его вечные зеленые очки… ох, терпеть их не могу!

Лаура потупила взгляд, словно обнаружив нечто интересное в траве, по которой легко ступали ее ножки. Какое-то время она молчала, и, думается мне, что по ее прелестному личику скользнула тень.

– А как так вышло, Фиона, что тебе известны склонности мистера Киббла?

– Мне дядя Тиггз сказал. «Очень целеустремленный молодой человек, прирожденный ученый и кристально честен», – так он тоже говорил.

– Ну что ж, это чистая правда, что мистер Киббл – и то, и другое, и третье, и что профессор его очень высоко ценит. Но я боюсь, что твой дядя посвящен в дела лишь одной заинтересованной стороны, – стороны мистера Киббла.

– Вот так я и думала, – отвечала Фиона, очень по-взрослому наклонив голову. – А уж сколько раз я ему твердила, что он ужасно скучный и старомодный и что вы тоже так считаете!

– Кому говорила?

– Дяде Тиггзу, конечно.

– На мгновение мне подумалось, что ты имеешь в виду мистера Киббла.

Девочка поморщилась и устало застонала.

– Ох, Боже ты мой, уж ему-то я бы ничего такого низачтошеньки не сказала! Да оно и незачем. По-моему, это и так очевидно.

Какое-то время они шли молча; девочка любовалась торжественным величием лесов, а мисс Дейл размышляла про себя, каких еще открытий ждать от смышленой маленькой ученицы. Но вот она подняла взгляд и заметила, что в небесах собираются тучи, а в кронах пронесся резкий ветер.

– В здешнем лесу медведи водятся? – внезапно осведомилась Фиона.

– Медведи? В Солтхеде? От души надеюсь, что нет, милая!

– А мне бы так хотелось, чтобы водились! Хоть одним глазком бы на медведя поглядеть! Я уж и дядю Тиггза спрашивала – нельзя ли нам держать дома медведя, но он сказал, нет. Сказал, медведи должны жить в пещерах, а в домах, вместе с людьми, жить не могут. А мне все равно ужасно охота завести медведя, просто страх как охота!

– Фиона, медведь в домашние любимцы не годится, – отозвалась мисс Дейл. – Медведи – звери дикие и, боюсь, не то чтобы дружелюбные. Настоящие медведи, видишь ли, совсем не похожи на тех, что нарисованы у тебя в книжках сказок. Они жестокие, злобные, и доверять им нельзя.

– Вот и дядя Тиггз так говорит.

– Тебе следовало бы к нему прислушаться.

– Посмотрите-ка! – вдруг воскликнула девочка, указывая крохотным пальчиком.

На одно жуткое мгновение Лауре подумалось, что это и впрямь медведь, но, глянув в указанном направлении, в сторону наезженного тракта, вполне различимого за деревьями, она тут же успокоилась. Вдоль обочины дороги параллельно им быстрым шагом шел какой-то человек, причем так близко, что слышно было, как он мелодично насвистывает себе под нос.

«И кто бы это мог быть?» – удивилась про себя Лаура.

Фиона ликующе взвизгнула.

– C'est monsieur Скрибблер! – воскликнула она, возбужденно махая рукой.

Свист оборвался. Остановился и свистун и, приложив ко лбу ладонь, сложенную козырьком, внимательно вгляделся сквозь листву, потом согнул колени, присел на корточки, сощурился, уставился прямехонько на Лауру с Фионой, сдвинув брови, затем снова встал, повторил это небольшое упражнение еще раз, снял шляпу, почесал в буйной шевелюре, вернул шляпу на место и, наконец, засунул два пальца в рот и пронзительно свистнул.

– C'est lui[15], – проговорила мисс Дейл, скорее про себя, нежели вслух, и со странно многозначительной интонацией, в то время как Фиона вприпрыжку помчалась через лес к дороге.

Это и впрямь оказался мистер Скрибблер, обладатель старой коричневой куртки, обтрепанных штанов в обтяжку и гетров. Он обнял подбежавшую Фиону, подхватил ее на руки и несколько раз покружил словно волчок. Поставив девочку на землю, он исполнил небольшую джигу, кстати, весьма искусно; девочка пыталась ему подражать, но далеко не так ловко; наконец, оба раскланялись и церемонно пожали друг другу руки.

К тому времени, как подоспела Лаура, они уже носились вокруг старого дуба: Фиона, хохоча, выглядывала из-за ствола, а мистер Скрибблер бегал за ней, одной рукой прикрывая глаза и вытянув свободную руку в некоем задорном варианте жмурок. Всякий раз, как он пытался схватить девочку, Фиона проскальзывала у него под локтем и легонько хлопала его по спине, хихикая над каждой удачной вылазкой.

Несколько минут гувернантка молча наблюдала за происходящим. Затем, снова глянув на небо и осознав, что час поздний, она сочла своим долгом вмешаться.

– Ну же, Фиона, на сегодня игр достаточно. Нам пора домой.

Едва заслышав ее голос и невзирая на протесты Фионы, мистер Скрибблер прекратил забаву. Он отнял ладонь от лица и обернулся к Лауре. Она встретилась с ним взглядом – на краткий миг, и все с тем же странно многозначительным выражением в глазах, – сразу же отвернулась и жестом поманила ребенка.

– Пойдем, милая, уже поздно. Твой дядя и миссис Минидью скоро начнут беспокоиться, куда мы подевались.

Не желая расставаться с клерком, Фиона зашлась громким плачем. Однако в конце концов победил авторитет.

Мистер Скрибблер, что при первых же словах гувернантки словно прирос к месту, резко ожил, на мгновение исчез в зелени, а по возвращении игриво подкрался к Фионе, пряча руки за спиной. Вот он встряхнулся, точно ломовая лошадь, и, словно по волшебству, появилась одна из рук – с прелестным букетом цветов, последних в этом сезоне, каковой и был вручен ребенку. Фиона охотно приняла дар и уткнулась носом в цветы, вдыхая их аромат.

– Что надо сказать, милая? – напомнила мисс Дейл.

– Merci, Monsieur, – проговорила Фиона, приседая в реверансе перед клерком, что глазел на них, открыв рот.

Мистер Скрибблер дотронулся до шляпы и поклонился. Тут появилась и вторая рука; в ней обнаружился второй тайный букет, великолепием ничуть не уступающий первому. Его клерк, слегка робея, вручил самой мисс Дейл. Девушка на минуту задумалась над букетом, столь быстро собранном в увядающем саду природы, прежде чем подняла глаза на мистера Скрибблера, в лице которого в тот миг отражалась вся его душа.

– Благодарю вас, сэр, – проговорила она негромко. – Цветы просто прелестные. Удивляюсь, как вам удалось отыскать их так поздно осенью.

Мистер Скрибблер вновь притронулся к краю шляпы и поклонился, давая понять, что эта задача оказалась как нетрудной, так и приятной.

– Вы идете в нашем направлении?

Клерк удрученно покачал головой и вместо ответа указал на угрюмую усадьбу, расположенную на унылом участке за дорогой.

– В это жуткое место? – неодобрительно нахмурилась Фиона. – Зачем вам туда?

Мистер Скрибблер пожал плечами, давая понять, что выбора у него нет. Он окинул прощальным взглядом Лауру и ее маленькую воспитанницу, еще раз приподнял шляпу и, развернувшись, помчался со всех ног через дорогу к серому каменному особняку.

А две юные леди зашагали домой – подозреваю, что в настроении ином, нежели прежде, ведь мысли каждой по-своему вращались вокруг беззаботного клерка из фирмы «Баджер и Винч».

– А как называется большой дом вроде этого? – спросила Лаура, имея в виду цель устремлений мистера Скрибблера.

Фиона оглянулась через плечо на усадьбу, но нужного слова так и не вспомнила. Она вглядывалась сквозь листву, надеясь хотя бы мельком различить напоследок среди деревьев замечательного мистера Скрибблера, которого, вне всякого сомнения, считала своим самым дорогим и обожаемым другом – после Лауры и миссис Минидью, и, конечно же, после дяди Тиггза.

– Le chateau, – промолвила мисс Дейл, отвечая на свой же вопрос. Но Фиона не обратила внимания; в ее глазах блестели слезы.

На подступах к промозглым, унылым владениям мистер Скрибблер, дабы приободриться, засвистел снова. Волей случая он поднял взгляд к небу и увидел то самое облако, что не так давно Лаура показывала своей воспитаннице. На его глазах облако постепенно менялось, становилось более округлым и резким, темнело, вбирало в себя небесную игру светотени, пока не уподобилось человеческому лицу, что хмурилось на него сверху, глядя пристально и недобро.

Глаза мистера Скрибблера испуганно расширились. Резкий порыв ветра пронесся над дорогой, и клерк поежился от холода. Когда же он набрался храбрости вновь посмотреть на облако, лицо исчезло.

Остановившись у ограды, клерк оглядел особняк с его потускневшими стенами иссиня-серого камня, зловещими фронтонами, витыми трубами и угрюмыми каменными ангелами, что свирепо таращились с крыши. Повсюду – запустение и распад; особенно же этим отличается дом, так похожий на торчащую из земли голову чудовищного тролля, с крышей вместо шляпы, окнами эркера вместо глаз и обваливающимися ступенями, смахивающими на обломки зубов.

Мистер Скрибблер, которому не терпелось исполнить поручение, позвонил в колокольчик у ворот и внимательно прислушался. Спустя несколько минут позвонил снова. Опять – никого. Он позвонил в третий раз и разочарованно прильнул к прутьям, точно заключенный. Наконец в доме отворилась боковая дверца, и появившийся лакей в ливрее глянул в сторону ворот, проверяя, кто его потревожил. Не в состоянии идентифицировать злоумышленника, лакей сбежал вниз по ступеням и, тяжело дыша, преодолел разделяющее их расстояние.

– Ну? Ну? – недовольно осведомился он.

Мистер Скрибблер запустил руку в карман куртки, извлек на свет смятый клочок почтовой бумаги и протянул его слуге. Лакей развернул истрёпанный листок, прочел послание от начала до конца, с пренебрежением оглядел мистера Скрибблера, словно сомневаясь, что тот в состоянии написать эти строки – в состоянии написать что бы то ни было! – и перечитал записку еще раз. Мистер Скрибблер изо всех сил старался держаться с обычной равнодушной беспечностью, однако, думается мне, на облако он предпочитал не смотреть.

– Вы, стало быть, клерк из фирмы «Баджер и Винч»? – хмыкнул лакей.

Мистер Скрибблер снял шляпу и взъерошил волосы, признавая тем самым свою причастность к прославленному предприятию.

– Повезло вам – старикан только что прибыл, – сообщил слуга, кивнув в сторону дома. – Прям вот только что из города, и в настроении просто преотвратном! Так что, по зрелом размышлении, возможно, не так уж вам и повезло. Кошмарный старый сквалыга, вот он кто. А что там насчет письма?

Мистер Скрибблер дважды быстро похлопал себя по груди, указуя на местоположение кармана, в котором в целости и сохранности покоилась означенная грамота.

Лакей еще раз проглядел записку и, видимо, убедился в ее подлинности. Затем извлек на свет огромный медный ключ и отпер ворота.

– Сюда, – сказал он, открывая створки и пропуская мистера Скрибблера внутрь.

Клерк кивнул, поклонился, дотронулся до шляпы в знак приветствия, кивнул, поклонился еще раз и, торжественно прошествовав сквозь портал, ступил на увядающие земли виллы «Тоскана».

– Сюда, – коротко бросил лакей, ведя клерка по направлению к троллеобразному дому, вверх по гниющим зубам-ступеням и в неосвещенную прихожую. – Ждите здесь и ничего не трогайте, а то скверно вам придется. – С этими словами он исчез, унося с собою смятый клочок почтовой бумаги.

Мистер Скрибблер почесал в голове и похлопал себя по груди, удостоверяясь, что письмо, врученное ему Самсоном Хиксом, и в самом деле на месте. Следующие несколько минут он посвятил изучению прихожей. Сдвинув брови и сцепив руки за спиной, расхаживал по унылому помещению, примечая изысканно украшенные, но обветшалые карнизы, трещины на поверхности зеркала, мрачные бюсты, хмурящиеся на пьедесталах, и две внушительные, покрытые пылью урны на столбиках. В воображении своем клерк пытался представить, что – или кто? – таится в этих урнах и чем загадочные обитатели занимаются весь день и как проводят время. Умеют ли они смеяться? А плакать? Осознают ли они, что в этих стенах кто-то есть? Осознают ли вообще хоть что-нибудь?.. Однако от подобных мыслей он очень скоро почувствовал себя неуютно и занервничал, думая, что вечное заключение в урне куда предпочтительнее анатомического вскрытия.

Наконец лакей возвратился и отвел посетителя в гостиную. Это оказалась скудно меблированная, лишенная какой бы то ни было отделки комната. Единственное окно выходило прямо на высокую изгородь, надежно закрывающую солнце.

Дверь в дальнем конце комнаты медленно повернулась на петлях, пропуская внутрь долговязую фигуру скряги. С его появлением в гостиной сделалось еще темнее.

– Скрибблер, – объявил сей добросовестный человек дела. Только что возвратившись с ежедневного развлекательного обхода города, он был одет в великолепное черное пальто со сверкающими пуговицами, превосходный жилет красного бархата и роскошные лакированные штиблеты, вселявшие такой страх в сердца городских обывателей. Массивные штиблеты поскрипывали на ходу. Обратив пронзительный ястребиный взгляд на клерка, старый скряга воздел костлявую руку с обрывком почтовой бумаги, врученным ему слугой.

– Здесь говорится, у вас для меня письмо. Покажите.

Клерк безропотно повиновался. Поскольку письмо и впрямь было адресовано мистеру Иосии Таску, скряга сломал печать и развернул обертку. Внутри обнаружилось еще одно сложенное послание, на сей раз на листке голубого цвета, тоже адресованное ему, однако с пересылкой через фирму «Баджер и Винч».

Скряга строго воззрился на Ричарда Скрибблера, который вновь принял свойственный ему вид беспечного равнодушия.

– Что это еще такое? – рыкнул Иосия не без свирепости. – Что за фокусы вы затеяли? Нет у меня времени ни на каких фокусов! Я – человек деловой и серьезный, сэр; фокусы – это не для меня.

Мистер Скрибблер, пребывающий в полном неведении касательно содержания письма и всего лишь буквально выполняющий инструкции Самсона Хикса, энергично затряс головой, уверяя Иосию, что, дескать, нет, нет, никакие это не фокусы, и вскинул руки, подтверждая тем самым истинность своих уверений.

Иосия досконально изучил голубенькое послание, перевернул его и собирался уже сломать печать, как вдруг внимание его привлекла надпись на оборотной стороне, сделанная заглавными буквами:

СЭР,

ДАННОЕ ПИСЬМО, БУДУЧИ ДОСТАВЛЕНО В КОНТОРУ ЧЕТВЕРТОГО ЧИСЛА СЕГО МЕСЯЦА, ПРОЛЕЖАЛО ТАМ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ, ТАК И НЕ ВОССОЕДИНИВШИСЬ С АДРЕСАТОМ, ЗАСИМ НИЖЕПОДПИСАВШИЙСЯ СЧИТАЕТ СВОИМ ДОЛГОМ ЛИЧНО ДОСТАВИТЬ ЕГО ВАМ.

С УВАЖЕНИЕМ,

Р. СКРИББЛЕР.

Массивная седая голова скряги со скрипом повернулась в пазе воротничка.

– Это ваш почерк, Скрибблер?

В полном замешательстве, абсолютно не представляя, что за хитросплетения подозрений и интриг роятся в мозгу старого скареда, мистер Скрибблер отбросил осторожность и кивнул в знак подтверждения.

Иосия взялся было за печать на голубеньком послании – но обнаружил, что она уже сломана.

– Это еще что такое? – холодно осведомился он. – Вы вскрыли письмо – мою личную корреспонденцию – и ознакомились с его содержанием?

Мистер Скрибблер яростно затряс головой и схватился руками за щеки, опровергая обвинение столь несправедливое.

– Вы готовы принести клятву, что не ломали печати?

Клерк изъявил полную к тому готовность.

Мистер Таск помолчал, внимательно изучая посланца и гадая про себя, насколько можно доверять его ответам. Скряга склонен был счесть, что собеседник лжет; с другой стороны, Иосии всегда казалось, что все вокруг лгут. Он задумчиво созерцал сломанную печать, скрипя зубами, отчего его чванливо выступающий подбородок выдвинулся вперед еще больше. Что тут думать? Что думать?..

– Отчего вы все молчите как рыба? Что с вами такое? Вы что, идиот? – в припадке раздражения рявкнул скряга.

Мистер Скрибблер выдавил из себя бледное подобие улыбки и пожал плечами.

– Ясно. Что за пользу усматривает в вас работодатель – не понимаю. Вероятно, есть некие служебные обязанности, которые вы исполняете адекватно. Вы – клерк в юридической фирме; стало быть, умеете писать. И вы говорите, эти слова начертаны вашей рукой. Да? Нет? Да прекратите мотать головой, сэр! Прямо как психованный чертик из коробочки! Вы что, больны?

Мистер Скрибблер, пребывающий в блаженном неведении касательно состояния своего здоровья – а возможно, просто не желающий признавать горькую правду – и не усматривающий ни малейшего сходства между собою и детской игрушкой, тем не менее уважил просьбу собеседника.

Скряга развернул голубой листок и поднес его к глазам. Письмо, написанное аккуратным крупным почерком, оказалось довольно кратким. Судя по дате, в конторе оно пролежало около трех недель.

Мистеру Иосии Таску.

Сэр, до моего сведения дошло, что некий мистер Джон Хантер, не так давно обосновавшийся в городе и проживающий по адресу: Молт-Хаус, Вороний переулок, – возможно, представляет для вас определенный интерес.

Этот молодой джентльмен, судя по всему, получил превосходное воспитание; располагает немалыми средствами, хотя источник их проследить трудно; в тратах себя не стесняет, большую часть года проводит в путешествиях, причем никто не знает в точности, где именно; имеет одного-единственного слугу – угрюмого прохвоста и грубияна, к болтовне не склонного; он, как и я, пользуется услугами жирного поверенного, Винча; и – что оченно интересно – помянутый поверенный держит его под постоянным наблюдением.

Зная, что подобное дело, будучи взято вами на заметку, возможно, окажется для вас небесполезным, однако желая держаться в стороне в силу личных причин, остаюсь,

ДОБРОДЕТЕЛЬ

Нетрудно догадаться, что за эффект произвели на Иосию эти строки. В мрачном раздумье он перечел письмо дважды и трижды, словно заучивая наизусть, и окинул комнату долгим, угрюмым взглядом. Дыхание его участилось, подбородок выпятился еще больше, губы обозначились резче, пальцы свободной руки у бедра сжимались и разжимались, точно живые.

– Еще раз спрашиваю – вы не вскрывали письма и ничего не знаете о его содержании? Предупреждаю, сэр: я – человек деловой и морочить себя не позволю!

В ответ мистер Скрибблер снова энергично тряхнул головой.

– Ясно. Хорошо же, Скрибблер, – молвил скряга, брюзгливо рассмеявшись, словно чтобы разрядить ярость. – Я вам поверю – на данный момент. Похоже, лгать вы не мастер. Я благодарю вас за то, что доставили письмо в мои руки. Проявленное в этом вопросе легкомыслие заставило бы меня пересмотреть мои долгосрочные взаимоотношения с некой фирмой. В нем содержатся известия – свежие новости, требующие моего внимания.

С этими словами Иосия сложил листок и спрятал его в карман.

– Как добросовестный бизнесмен, я считаю своим долгом вознаградить подобное свидетельство старательности и профессиональной ответственности, из каких бы низменных сфер они ни исходили. Отрадное зрелище, весьма отрадное. Вот, сэр, возможно, это пойдет вам на пользу.

Мистер Скрибблер созерцал свою ладонь, на которую скряга положил один-единственный медный фартинг, и ждал, словно надеясь на продолжение. Однако ничего более не последовало.

– И побольше вам подобных дней, – молвил Иосия, разворачиваясь на каблуках.

На сем старый скряга и его массивные штиблеты удалились из комнаты, причем на губах Иосии играла зловещая улыбочка. Мистер Скрибблер, спиной чувствуя присутствие лакея, сжал добычу в кулаке – поневоле сравнивая ее с щедрым пожертвованием Самсона Хикса – и покинул сии унылые угодья.

Длинные тени ночи вытягивались все больше, понемногу наползая на дом. Вскоре с небес закапали крохотные, сырые шарики измороси; не то чтобы слишком значимые сами по себе, ибо следов они почти не оставляли, однако достаточно холодные и осязаемые, чтобы напомнить о близости долгой, нежеланной зимы.

Уже пробило одиннадцать, когда Иосия, облачившись в халат и отужинав в одиночестве холодной отбивной котлетой с портером, устроился в спальне в громоздком кресле рядом с мерцающей в камине крохотной искоркой, что ему угодно было величать огнем. Ночь выдалась холодная, в доме царил холод, и в комнате, и в камине – повсюду вокруг скряги веяло холодом, сам же он, сидя в кресле, словно распространял вокруг себя лютый мороз.

Устремив взгляд на кочергу с совком, поставив ноги в тапочках на каминную решетку, скряга погрузился в мрачную задумчивость. Одна костлявая рука по-прежнему сжимала загадочное послание, доставленное ему Ричардом Скрибблером. Иосия мерно покачивал ею туда-сюда, в лад своим мыслям, озадаченно сдвинув черные брови. Грозно выпятив подбородок, он завороженно созерцал один-единственный тлеющий в камине уголек.

Что значит это письмо? Его содержание скряга уже прокрутил в голове не раз и не два и теперь снова внимательно изучал листок в свете свечи, придирчиво сравнивая форму и линии букв; однако сколько бы ни тщился, так и не смог усмотреть ничего подозрительного. Само послание было написано необычным, но аккуратным, вполне «деловым» почерком; несколько строк на обороте были начертаны заглавными буквами; торопливо набросанная записка от клерка, как и следовало ожидать, представляла собой неразборчивые каракули. Иосия сопоставлял одну букву с другой, вроде бы находя некоторое поверхностное сходство между заглавными буквами и аккуратным «деловым» почерком; с другой стороны, возможно, он и ошибался. Какое-то время мистер Таск взвешивал вероятность того, что все три сообщения созданы одной и той же рукой, однако, тщательно изучив их снова, отверг ее раз и навсегда. В конце концов, что в том пользы? И все-таки ощущалось в послании нечто неуловимо знакомое: и в выборе слов, и в расставленных акцентах и интонациях; нечто, что ему никак не удавалось поймать и прижать своим длинным костлявым пальцем.

И как насчет этого типа, этого Джона Хантера? Скряга его не знал; собственно говоря, вообще никогда о нем не слыхивал. Молодой джентльмен, имеющий самостоятельный доход… в Солтхеде чужой… ограничивающийся одним-единственным слугой (такую экономию Иосия был готов всем сердцем одобрить)… и достаточно многообещающий, чтобы представлять интерес для мистера Джаспера Винча. Скряга выдохнул ледяной воздух, теребя сломанную печать. Это самое письмо, ему адресованное, было перехвачено, и с его содержанием беззастенчиво ознакомился другой – по всем признакам, его собственный поверенный! Интересно, сколько образчиков частной корреспонденции вот так же осквернил этот человек?.. Дыхание старого скряги участилось, взгляд сделался жестче, а пальцы непроизвольно смяли докучный документ.

С трудом разгибая затекшие члены, Иосия поднялся на ноги. Развернувшись спиной к каминной доске, он некоторое время задумчиво изучал ковер у себя под ногами и изукрасившие его поверхность венчики цветов. А затем принялся расхаживать туда-сюда перед решеткой, только вместо привычного скрипа штиблет тишину нарушало мягкое пошаркивание домашних тапочек. Взад и вперед ковылял скряга, а огромная тень, порожденная светом свечи, передразнивала каждое его движение, словно зловещая человекообразная обезьяна.

Часы на верхней площадке лестницы пробили четыре. Отрешенный взгляд Иосии перебегал с цветочного узора ковра на каминный прибор, на обтрепанные занавески, на столбики кровати, на огромный, покрытый старинной росписью шкаф с полками, на пропыленные корешки книг, выстроившихся вдоль стены, на портрет человека с хитрым, угрюмым лицом, висящий над каминной полкой. Под шагами скряги цветочные венчики ковра словно бы преображались во множество лиц и пялились на него с пола. Иосия фыркнул и тут же вскинул глаза к каминной доске: вдруг почудилось, что угрюмое, мрачное лицо на портрете ожило и следит за ним из тьмы.

Иосия потер лоб, думая, что, кажется, устал больше, чем предполагал, и сознание его позволяет себе легкомысленные фокусы. Когда он вновь обвел взглядом комнату, цветы опять стали цветами, а портрет выглядел холодным и безжизненным.

Старый скряга послал лакея за бокалом хереса. Получив просимое, Иосия уселся в кресло, понемногу успокаиваясь. Он расправил смятое письмо и положил его на туалетный столик, решив хорошенько обдумать проблему во сне. Со всей определенностью ясно одно: мистером Хантером придется заняться. Кто знает, что за возможности заключает в себе для добросовестного бизнесмена молодой франт, только что прибывший в город, и у которого к тому же денег куры не клюют? И в самом деле, что за возможности! А ежели помянутый добросовестный человек дела возьмется за расследование и примется рыть и копать, копать и рыть, почему бы ему в итоге не докопаться до каких-нибудь любопытных фактов из биографии сего молодого джентльмена – возможно, до чего-нибудь компрометирующего, что сей юный щеголь предпочел бы сохранить в тайне?

И с какой бы стати молодому джентльмену приезжать сюда, в Солтхед, незаметно, ни единым словом о себе не оповещая, и вести здесь образ жизни настолько скромный, что никаких слухов не достигло ушей Иосии? Что, если он бежал от последствий какого-нибудь опрометчивого поступка, какого-нибудь злополучного обстоятельства, знание коего возможно обратить к выгоде добросовестного человека?

Вне всякого сомнения, сходные перспективы дразнили ум поверенного Винча… При мысли о подобном вероломстве взгляд Иосии сделался еще жестче, а губы сложились в зловещую улыбочку.

Он уже принял решение: он расследует это дело, выяснит, что уж там возможно выяснить, о мистере Джоне Хантере; он отомстит двуличному поверенному; и на эту роль у него уже есть превосходный кандидат. Так что проблема уладилась. И мистер Иосия Таск стал готовиться ко сну.