Северные огни (№1) - Спящий во тьме

Лесник, неслышно вошедший в гостиную во время последнего обсуждения, откашлялся и продолжил ясно и сжато:

– Ну так вот, как все было-то. Я поначалу грешил на хулиганов; в глуши вроде как у нас всякое порою случается. Однако ж вхожу в крипту и вижу: нет, тут не хулиганье поорудовало! Идолища нет как нет, только повсюду на полу пыль лежит грудами, а тяжелые железные кандалы, что статую сковывали, разлетелись на части! И ни кусочка-то от этой статуи не осталось – одна только пыль, вот вроде как здесь в миске, как если б она взорвалась изнутри и разлетелась на мелкое крошево!

– Можете себе вообразить, как озадачило нас помянутое происшествие, – продолжал мистер Банистер. – В тот же день, ближе к вечеру, в усадьбе воцарился леденящий холод – даже для Бродшира такие морозы нетипичны. Стылый, нездоровый воздух просачивался во все углы; от стужи не спасало даже пламя в каминах. Разумеется, мы списали все на странные перепады климата, но, съездив в Пиз-Поттидж, обнаружили, что там с погодой все в порядке: температура ровно такова, как и следует ожидать в это время года.

– Все это до крайности интересно, – молвил профессор. – Нечто похожее нам довелось пережить и в Солтхеде по меньшей мере дважды.

– Сами видите, одни и те же явления происходят и здесь, и в городе, в точности как я предполагал! – воскликнул владелец «Итон-Вейферз».

– Что было дальше? – нетерпеливо осведомился доктор.

– На протяжении последующих двух месяцев мы были свидетелями целого ряда странных явлений – одного за другим. Леденящий холод то возвращался, то вновь исчезал, причем совершенно непредсказуемо, и зачастую приход его означал, что вот-вот случится что-нибудь необычное: в ночи раздавались необъяснимые звуки, мебель двигалась сама собою, в то время как в комнате никого не было, внезапно гасла свеча, какой-нибудь из портретов вдруг начинал вращать глазами… Одна служанка увидела в зеркале чью-то злобную физиономию и услышала издевательский смех. В другой раз конюх шел в сумерках через парк и вдруг заметил на берегу ручья коленопреклоненную фигуру. Он было подумал, что это какой-нибудь зверь, но ошибся: существо расхохоталось над ним и шмыгнуло в кусты при его приближении. К тому времени мы уже собирались провозгласить усадьбу сумасшедшим домом и дать объявление о том, что принимаем к себе пациентов, – мы были свято уверены, что близки к помешательству.

– Инциденты такого рода зачастую свидетельствуют о том, что дом наводнен призраками, – проговорил профессор. – Ревнивые духи насмехаются над живыми, тщась облегчить собственные муки. А что, в усадьбе никогда не происходило ничего похожего?

– На моей памяти – нет; Нед тоже ничего подобного не припоминает. Равно как и от тетушки я отродясь об этом не слышал.

– И пертурбации продолжались?

– Да; более того, с каждым днем ситуация ухудшалась. Кое-что мне довелось наблюдать своими глазами. Однажды вечером, лежа в постели, я услышал издевательский смех. Взяв свечу, я вышел в коридор, откуда, как мне почудилось, и доносился звук. Но в коридоре никого не было; там царил холод – и только. Вдруг что-то прошмыгнуло мимо, задев меня по ноге; я, верно, футов на десять вверх подпрыгнул, скажу я вам! Оказалось, это один из моих котов. Промчавшись дальше по темному коридору, зверь остановился, глянул на меня – и на мгновение мне показалось, что вместо морды у него человеческое лицо!

– А что это был за кот? – уточнил доктор, опасливо оглядывая гостиную.

– Не тревожьтесь, доктор, сегодня утром он в полном порядке, разгуливает себе по дому, где хочет. Теперь я подхожу к самой фантастической части моего повествования. Однажды вечером – с тех пор прошло никак не больше месяца – я сидел в гостиной нижнего этажа, занимаясь корреспонденцией, как вдруг на меня повеяло ледяным холодом. Вскорости послышалось, будто скрежещет зубами конь. Я поднял взгляд: в окно ко мне заглядывал Громовержец. Я просто примерз к креслу. Говорю вам, всем, кто есть: жуткое это дело – увидеть восставшего из мертвых.

– Вы уверены, что это был именно Громовержец? – осведомился профессор.

– Абсолютно. Отметина в форме молнии на лбу – в честь нее он и получил свое имя, – посадка и форма головы… да, это был Громовержец. Опасаясь спугнуть его, я тихонько поднялся с кресла, подошел к черному ходу и осторожно приоткрыл дверь. Оттуда я смог разглядеть коня во всей его красе. Я узнавал его внешние стати, знакомые мне в подробностях: изящную, выгнутую шею, великолепную грудную клетку, мощный круп, белые чулки на трех ногах из четырех – включая и сломанную, на которую он, кстати, опирался вполне уверенно, как если бы плоть его сделалась нечувствительной к боли. Так я лишний раз имел возможность убедиться: это действительно мой конь.

А надо сказать, что я всегда призывал его с луга особым, хорошо ему известным свистом. Я рассудил, что если теперь издам этот свист и конь откликнется, это послужит мне неопровержимым доказательством. Первая моя попытка оказалась безуспешной: во рту настолько пересохло от страха и дурного предчувствия, что я не сумел воспроизвести ни единой ноты. У меня просто руки тряслись. Однако ж я поднес дрожащие пальцы к губам и просвистел-таки привычный сигнал.

Отклика я и впрямь добился, но не того, которого ждал. Конь стремительно развернулся ко мне, опустил голову, прижал уши и уставился на меня таким взглядом, что мне стало жутко. С трудом возьмусь описать: в глазах его светились ярость и ненависть, и неизъяснимая злоба, и надменное презрение. Я подумал, он хочет смять и затоптать меня. Да, это и впрямь был мой Громовержец, но Громовержец, кошмарным образом преобразившийся!

Я поспешно захлопнул дверь – уж можете мне поверить! – и побежал за саблей. Потом созвал слуг и велел им вооружиться: задача нам предстояла не из легких. Однако к тому времени, как мы высыпали наружу, конь исчез. Утром мы тщательно обыскали парк и окрестности, но никаких следов не обнаружили. Ни единой примятой травинки: как если бы никакого коня там вовеки не бывало.

– Фантом, – заключил профессор. – Он по всем признакам кажется настоящим, однако по сути своей иллюзорен.

– Мы осмотрели то место, где некогда зарыли Громовержца, и обнаружили, что никто его не тревожил. Вам придется поверить мне на слово: в ту ночь Громовержец стоял у меня под окном, и я его в самом деле видел, причем так же ясно, как вижу теперь вас.

– Конечно же, Гарри, мы вам верим. Ваш рассказ необыкновенно занимателен. Подозреваю, что нас ждет по крайней мере еще один сюрприз, – произнес профессор, явно завороженный услышанным.

– Следующее треволнение – уж простите мне игру слов – оказалось самым волнительным из всех, – произнес мистер Банистер, потирая подбородок. – И снова все произошло с наступлением темноты, но на сей раз – в ярком лунном свете. Я был у себя в кабинете, разбирал счета за последний месяц, когда вновь повеяло леденящим холодом. Я огляделся – никого. И ни звука. Во избежание неприятностей я задернул занавеску над окном и повернул зеркало к стене. Все это – исключительно предосторожности ради. В камине вовсю пылал огонь, но холод, как обычно, спадать и не думал. А мой кабинет, чтоб вы знали, находится в дальнем углу южного крыла, на самом верху, и вид оттуда открывается просто великолепный. Я вновь занялся счетами, пытаясь сосредоточиться на работе, как вдруг сверху донесся глухой стук, словно что-то приземлилось на крышу точнехонько у меня над головой.

Под лестницей я натолкнулся на Неда; вместе мы вышли за двери посмотреть, что происходит, причем оба предварительно вооружились: еще одна нелишняя предосторожность! На крыльце мы расстались, договорившись, что каждый осмотрит свою половину дома. Как я уже сказал, луна сияла ослепительно, и в результате залитый светом особняк был виден во всех подробностях. Если наверху и впрямь что-то происходило, наши и без того высокие шансы все разглядеть повышались вдвое, поскольку крыша очень крута и парапетная стена ее нимало не загораживает. На своей половине, включающей южное крыло, я ничего не обнаружил, но, обогнув угол и оказавшись на противоположной стороне, услышал отдаленный крик Неда.

Здесь мистер Банистер подал знак Неду Викери продолжать.

– Так вот, что я там увидел – и клянусь вам, это чистая правда, – рассудительно сообщил лесник. – Прям на самом краю крыши, между парапетными стенами, в потоке лунного света. И мне ничего такого не примерещилось, сэр, нет – я все видел ясно, как днем. Это был человек – или так мне показалось поначалу – с огромными мускулистыми руками, с бородой и с безобразной рожей. На этом сходство заканчивалось, потому что там, где полагается быть носу, у него был клюв вроде как у стервятника, и уши, как у осла, а уж волосы вообще стояли торчком и все шевелились да извивались, точно море гадюк! За спиной у него маячила пара гигантских крыльев, а на ногах-то – птичьи когти! И еще на руке что-то обвилось… Сперва мне подумалось, веревка, а потом вижу, оно живое и ползет – змеюка такая. Вот тогда-то я и понял: на парапетной стене «Итон-Вейферз» угнездился сам Нечистый!

– Что за удивительное видение! – воскликнул доктор.

Профессор, пораженный до глубины души, не сводил глаз с Неда. Мистер Киббл, слишком потрясенный, чтобы писать, отложил перо. Мисс Мона и ее сестра держались за руки. А позади всех, скрестив руки на груди, восседал мистер Хиллтоп; на его рябом лице застыло выражение мрачное и многозначительное.

– Я подумал было, что спятил, – проговорил Нед Викери, сглотнув. – Да только я еще и распалился не на шутку и как заору на эту тварь: «Эй ты, там! Что тебе надо, дьявол, на освященной христианской земле?» Потом-то я понял, что не совсем прав: стоял он вовсе ни на какой не на земле. Но я так раскипятился – ишь, поганец, вторгся в чужие владения, точно к себе домой! – что в мыслях у меня царил полный сумбур. Ну так вот, сэр, эта тварь оборотила ко мне свою гнусную рожу, и я уж подумал, сейчас она на меня и бросится. Но существо лишь запрокинуло голову, расхохоталось долгим, резким смехом и спрыгнуло с парапета. Я надеялся, что оно шею себе свернет на гравиевой дорожке, да куда там: оно взмыло в воздух, легко, точно перышко, и перелетело на другую сторону дома. Тут подоспел мистер Гарри. Сам он эту тварь так и не увидел – дьявол или кто бы это ни был к тому времени улетел восвояси.

– Ух ты, крылатый демон! – воскликнул доктор. – Надо же!

– Да, история – не приведи Боже! – проговорил мистер Банистер, со всей очевидностью потрясенный, как и все прочие, волнующим пересказом. – Сдается мне, одновременно с нашими последними пертурбациями в Солтхеде отметили ряд загадочных явлений. Едва узнав об этом от своих городских друзей, я взялся за перо и написал вам, профессор. Ничего из вышесказанного я не дерзнул упомянуть в своем послании; все это смахивало на чистой воды фантастику. Я хотел, чтобы вы приехали в «Итон-Вейферз», выслушали историю от начала и до конца и своими глазами увидели то, что еще осталось. Я непременно свожу вас в часовню и в крипту; кроме того, вы побеседуете со слугами и лично ознакомитесь со свидетельствами очевидцев.

– Какая жалость, что у нас нет возможности изучить надписи на табличках! – промолвил доктор, заново набивая трубку. – В них наверняка содержится немало ценных сведений.

– Ага! Здесь-то, доктор, вас и ждет сюрприз, – отозвался Гарри, с трудом сдерживая ликование. Он вскочил на ноги, направился к секретеру под окном эркера и извлек из него свиток белого пергамента. – Видите ли, еще до того как таблички были украдены, я позаботился о том, чтобы в точности скопировать письмена для собственного пользования.

– Великолепно! – восторженно закричал мистер Киббл и тут же смущенно огляделся по сторонам, словно устыдившись собственного порыва. Однако же он увидел, что и доктор Дэмп, и профессор словам мистера Банистера обрадовались ничуть не меньше.

– А можно нам взглянуть на копию? – осведомился профессор.

– Это, конечно, не шедевр, но, полагаю, для наших целей вполне сгодится, – отозвался мистер Банистер.

Он развернул свиток и положил его перед гостями. Все взгляды с любопытством обратились на невиданные письмена; в глазах у одних отразилось благоговейное изумление, у других – плохо скрытое недоумение, у третьих – ужас, в то время как в глазах на некоем рябом лице читался триумф – хозяин их словно поздравлял себя с одержанной победой.

– Да, да, – пробормотал про себя профессор, внимательно изучая надпись, первые строки которой приводятся ниже:

– Я надеялся, что вы распознаете письмена и сумеете перевести их, – сказал Гарри. – Я более чем уверен: если бы мы только прочли этот текст, мы бы поняли ситуацию куда лучше.

– Вне всякого сомнения, это италийский, – промолвил профессор. – Тем не менее я вижу отчетливые следы влияния греческого; как вы знаете, греки колонизировали значительную часть южной Италии в доклассические времена. И если только я не ошибаюсь, строки следует читать справа налево. К сожалению, лингвистика – не моя специальность.

– Профессор Гриншилдз! – воскликнул доктор, щелкнув пальцами. – Мой былой наставник в Антробус-колледже. Он – прославленный специалист по классическим языкам и античной филологии; ныне, собственно говоря, на пенсии. Вне всякого сомнения, он переведет для нас этот текст.

Профессор Тиггз тут же кивнул в знак согласия.

– Кристофер Гриншилдз – человек редкой эрудиции. В Солтхеде он и по сей день остается ведущим авторитетом в том, что касается цивилизаций античного мира и древней литературы. Да, он непременно разберется что к чему.

– Тогда нужно показать письмена ему, – объявил мистер Банистер. – Если надпись удастся прочесть, то при наличии подробного отчета о загадочных явлениях объяснение долго ждать себя не заставит.

– Целиком и полностью согласен. Более того, как и вы, считаю, что эти ваши пертурбации напрямую связаны с происшествиями в Солтхеде. События, о которых вы поведали, начались вскорости после того, как таблички были похищены, и первым из них стало уничтожение скульптуры в крипте. Я склонен думать, что табличками воспользовались, чтобы освободить нечто, сокрытое в статуе, что, в свою очередь, и вызвало всю свистопляску.

– Получается, мистер Том Скарлетт и впрямь знал, что делает, когда зарыл таблички в землю!

– Да, поскольку закопал их в таком месте, где мог при необходимости за ними приглядывать. Точно так же он поместил статую под охрану святых мощей – не для того, чтобы уберечь ее, но чтобы защитить от нее себя и других. Должно быть, он приобрел эти артефакты в ходе одного из своих путешествий и, распознав, что они собой представляют, надежно спрятал там, где они не смогли бы причинить вреда.

– Должно быть, вы правы. Говорю вам, профессор, если бы вы, подобно нам, в то утро в крипте своими глазами увидели то, что осталось от статуи…

– Могу себе вообразить, Гарри, что вы пережили. Статуя разлетелась на куски, поскольку нечто, что скрывалось в ней, обрело свободу. А вместе с этим нечто появились леденящий холод, фантомы мертвецов и крылатый демон. Кстати, любопытно, что и у статуи, и у демона – крылья и когтистые лапы.

– Именно!

– Все эти пертурбации – судя по тому, как события развиваются и здесь, и в городе – больше всего смахивают на злое озорство, – размышлял вслух доктор, лениво затягиваясь трубкой. – Каждое происшествие носит характер настолько случайный… Будто кто-то играет в игру – развлекается на свой лад или, может быть, пробует, на что способен.

– Или восстанавливает силы после очень долгого отсутствия, – предположила мисс Мона.

Наступила пауза, в течение которой каждый размышлял про себя. Наконец молчание нарушил владелец «Итон-Вейферз»:

– Что ж, значит, так тому и быть! Кажется, план мы составили. Я проведу вас по тем местам, что так или иначе связаны с помянутыми треволнениями, и вы побеседуете с очевидцами из числа слуг. А завтра отправимся в Солтхед – проконсультироваться с профессором Гриншилдзом.

Профессор Тиггз и доктор подтвердили, что лучшего нельзя и желать.

– Кит Гриншилдз – именно тот, кто нам нужен, – кивнул доктор.

Снова воцарилась тишина; профессор еще раз внимательно пригляделся к письменам. Лицо его просияло.

– А знаете, кажется, мне и впрямь уже доводилось видеть нечто подобное. Вот эта буква, и эта, и еще эта… да, да, я знаю, что это! Теперь все ясно как день!

– Так что же это? – жадно переспросил мистер Киббл.

– Пожалуй, мне следует начать с того, чем эти письмена не являются. Как мы уже отметили, это не латынь и не греческий, хотя надпись содержит элементы и того, и другого. Вот, например, взгляните на этот значок, так похожий на греческую букву «тета», и еще вот на этот – стрелка, направленная вниз, несомненно, соотносится с буквой «хи», а вот и еще более знакомые буквы. Со всей определенностью не осканский диалект – один из основных языков древней Италии, распространенный на территории самнитских племен – и, сдается мне, никак не умбрийский, нет.

– Так что же это? – не отступался Гарри.

– Это язык древних этрусков, – ответствовал профессор.

Глава VII

Городские забавы

Мистер Иосия Таск, сей прижимистый и добросовестный человек дела, ощущая потребность заморить червячка после трудов праведных на закате дня, выныривает из темного дверного проема Биржи, точно призрак грозного рока – разумеется, все жители Солтхеда отлично знают, что так оно и есть. Высокомерной поступью шествует он по истертому камню внутреннего дворика; долговязая, сухопарая фигура рассекает вечерний воздух так же чисто и аккуратно, как плотничий топор – кровяную колбасу. От Биржи он направляет свои облаченные в штиблеты стопы в Сноуфилдз, к ближайшему трактиру, где порою подкрепляет силы, буде неотложные дела задержат его в городе. Там, добравшись до столика рядом с камином, в котором вовсю пылает огонь, скряга вешает шляпу, извлекает из кармана пальто городскую газету и, усевшись на стул, принимается постигать хроники жизни.

Подходит официант – совсем еще мальчишка, зеленый юнец, так сказать, и в профессии своей явно новичок. При виде того, кто восседает за столиком, удостоив заведение своим леденящим присутствием, глаза отрока делаются большими и круглыми. Откашлявшись, юнец вслух зачитывает для клиента меню и уже собирается отбыть, когда Иосия, сделав выбор, нараспев произносит:

– Официант.

– Да, сэр?

– Огонь. Тут слишком жарко.

Юнец не отвечает ни слова, так с лету и не сообразив, как это замечание воспринимать и что по этому поводу делать; затянувшееся молчание Иосия истолковывает как либо упрямство, либо дерзость, а скорее всего – и то, и другое.

– Официант! Повторю: здесь слишком жарко.

Никогда прежде юнцу не доводилось слышать подобной жалобы; за время своей недолгой карьеры он привык к прямо противоположному: к тому, что в зале недостаточно жарко. Официант оглядывается на завсегдатаев заведения потом озирается по сторонам в поисках собратьев по ремеслу, да только никого рядом не случается, и, в качестве последнего средства, уныло пялится на графин с водой, возвышающийся на столе перед скрягой.

– Официант, – возглашает Иосия с видом весьма и весьма суровым. – Да что с вами творится? Вы что, оглохли? Или не слышите, что я сказал? Здесь слишком жарко.

– Да, сэр, я вас слышал, сэр, – отвечает юнец и дрожащей рукой указывает Иосии на другой столик, приглашая перебраться подальше от ненавистного камина.

В ответ массивная седая голова разворачивается на своей башне; угольно-черные брови сходятся; пронзительные ястребиные глаза обращаются на объект неудовольствия скряги.

– Официант, – произносит Иосия, подавшись вперед и внушительно хмурясь. – Остерегитесь. Вы знаете, кто я такой?

– Да, сэр, – отвечает юнец, дрожа мелкой дрожью всем своим существом, вплоть до кончиков пальцев. И с запозданием выпаливает, запинаясь на каждом слове, точно кудахтающая курица: – Кто… кто… кто же этого не знает, сэр?

– А если знаете, так исполняйте, – наставляет скряга, властно кивая в сторону камина.

– Но если я убавлю огонь, сэр, все в зале замерзнут, – протестует официант, и не без оснований. – Ночи нынче холодные, сэр, приходится поддерживать огонь уюта ради.

– Уют? Холод? Что еще за холод? Никакого холода. Покажите мне его; я ничего такого не ощущаю.

– Простите великодушно, сэр, не мне решать…

– А будь здесь и впрямь холодно, что тогда? Да все очень просто – пусть себе замерзают! Холод никому не повредит. А вот огонь – бич для бизнеса! Огонь губит недвижимость. Вот у вас, сэр, недвижимость есть? Так я и думал. Задам вам один вопрос. Что станется с этим домом, сэр, на исходе морозной зимней ночи?

Юнец, изрядно ошарашенный, так и не находится с ответом.

– А ничего, – ответствовал скряга, для вящего эффекта потрясая костлявым пальцем. – Ровным счетом ничего. А теперь отвечайте: какое воздействие окажет на тот же объект недвижимости огонь? Как долго, по-вашему, выстоит дом, сэр, если пламя вдруг перекинется на что-нибудь легковоспламеняющееся – скажем, вот на эту старинную скамью-ларь, или на шторы, или на коврик перед камином – и вырвется из пределов своей каменной тюрьмы? Отвечу за вас: недолго. А что в результате? Потеря бизнеса, потеря клиентов, потеря места. Мы с вами оба – люди деловые, сэр, невзирая на разницу в положении. И главный наш враг – огонь, а не холод. Всегда об этом помните.

– Да, сэр.

– Позвольте объяснить вам иначе; возможно, так будет понятнее. Как бы вы предпочли умереть, сэр: мирно и тихо, погожей, морозной зимней ночью или, проснувшись, обнаружить, что дом ваш объят огнем, легкие забиты дымом, горячие языки пламени лижут ваше тело, плоть шипит и потрескивает, сползая с костей, а сами кости рассыпаются золой?

– Прошу прощения, сэр, – лепечет охваченный ужасом юнец, бледнея. – Я бы предпочел вообще не умирать, сэр, если можно! – Сердце его уходит в пятки. Чем еще, гадает он, ох, чем еще одарит его скряга из своих запасов радостных, оптимистичных мыслей?

– Превосходная позиция. Так не забывайте, сэр: холод – ваш союзник. Но довольно! Пустая болтовня – это не для меня, и возражений я не потерплю, слышите? Я – человек деловой и привык, чтобы мне угождали. Так что либо вы, мой любезный, убавите огонь, либо я отправлюсь в иное заведение. А теперь скажите, порадуется ли ваш хозяин, владелец трактира, услышав это? Не позвать ли его и не задать ли ему этот вопрос напрямую?

Официант умоляюще взирает на прочих посетителей: одни наблюдают за происходящим непонимающе, другие – сочувственно, третьи – глазам своим не веря; одни непроизвольно подсказывают ему поступить так, как велено; другие подзуживают ослушаться; некоторые от ситуации явно не в восторге, но чувства свои сдерживают из страха перед скрягой.

– Нет, сэр! – отвечает юнец наконец решившись. Он идет прямиком к камину, тушит огонь, оставляя мерзнуть за решеткой лишь несколько сиротливых угольков, и возвращается к столику Иосии. – Так… так лучше, сэр?

– Со всей определенностью, – подтверждает Иосия, злобно торжествуя победу и сознавая про себя, что очень скоро прочим посетителям придется несладко. – Я наблюдаю существенное улучшение. Огонь пылал слишком жарко. И вообще, осень выдалась до отвращения теплая; говорят, зима грядет отменная!

– Да, сэр! – соглашается официант, уносясь прочь и бормоча себе под нос: – Отменная зима, так точно, сэр!

Пока на кухне для него стряпают ужин, скаредный любитель холода возвращается к газете. Так и сидит, примерзнув к стулу, и скользит взглядом по столбцам, жадно высматривая сообщения о неприятностях и бедствиях, постигших кого-нибудь из его знакомых. Вот он доходит до раздела «Сообщения о смерти», им особенно любимого, и его губы изгибаются в зловещей улыбочке. То и дело он весело посмеивается над судьбой какого-нибудь недавно опочившего бедолаги, поддерживая в себе нужный настрой такими рефренами, как:

– Вот и по заслугам!

– Тьфу! Заткнулся наконец-то!

– Жалость какая, этого следовало бы вздернуть!

– Вот наглая негодяйка! Оставила ему все до пенса – ох, кабы я знал заранее!

– Славный был олух, нечего сказать!

– Есть на свете справедливость: поделом ему!

– Вижу, у парня хватило здравого смысла свести расходы на похороны к десяти фунтам. (О, бережливый Иосия! Он не из тех, кто потратит шиллинг там, где хватит и пенни!)

– Ха-ха! «Покончил с собой, выбросившись из окна мансарды». Отлично, отлично, избавил нас всех от хлопот.

Дойдя до некоего имени, скряга резко мрачнеет. Зловещую улыбочку сменяет свирепый оскал, и Иосия тихо бурчит себе под нос:

– Он был мне должен!

В двери входит джентльмен в темно-фиолетовом костюме и, высмотрев столик Иосии, почтительно направляется к нему. Вновь вошедший весьма округл и тучен, с темными, узкими глазками; лысая голова его свернута на сторону под каким-то неестественным углом. Он благоговейно останавливается в нескольких шагах от стола и снимает шляпу, дожидаясь, пока Иосия соизволит его заметить; скряга, однако ж, не обращает на толстяка ни малейшего внимания. Тот вежливо откашливается, прикрыв рот ладонью и пытаясь таким образом привлечь к себе внимание, но и эта уловка ни к чему не приводит.

– Вот оно, – бормочет Иосия себе под нос; он давно уже заметил своего поверенного, мистера Джаспера Винча, и теперь злорадно и с наслаждением его игнорирует. – Вот оно. Жалкий фигляр потерял все, что имел! (Он уже дочитал «Сообщения о смерти» и перешел к новостям более общего плана.) Так ему и надо. Жил не по средствам, швырял деньги направо и налево! Вот и разорился, разорился окончательно, и я, например, этому только рад. Сам себе яму вырыл. Все очень просто: кто не в состоянии правильно распорядиться своими деньгами, вообще их иметь не должен.

Слыша эти трогательные изъявления участия, мистер Винч снова покашливает – на сей раз чуть более настойчиво, но по-прежнему с почтительной сдержанностью. И даже этого недостаточно, чтобы отвлечь мистера Таска от газетных столбцов. Поверенный напряженно размышляет, облизывая губы и закручивая шею в узел. Вот он чуть качнулся влево, затем – вправо, и снова – влево, и еще раз – вправо, надеясь, что движения привлекут взгляд скряги; однако преуспел лишь в том, что накликал на себя легкий приступ морской болезни. Ощутив ее симптомы, поверенный откашливается, ослабляет воротничок и принимается лихорадочно вытирать лысину – все тщетно.

В этот момент к столику подлетает мальчишка-официант, неся заказанный Иосией ужин. Скряга вынужден отложить газету. Подняв взгляд, он наконец-то замечает мистера Винча и, таким образом, вынужден признать присутствие сего выдающегося стража закона.

– А, Винч, вы здесь, – бурчит он, глядя на часы. – Опоздали, как всегда. Я так и знал.

«Опоздал! – негодует поверенный Винч, вновь принимаясь массировать голову, причем каждое движение его ладони исполнено глубокой тайной обиды. – Опоздал! Я был здесь точнехонько в срок, ты, страхолюдное пугало, если бы ты только удосужился меня заметить». Вслух он ничего из этого, разумеется, не произносит, а, напротив, выдает любопытный перевод:

– Кхе-кхе! К вашим услугам, мистер Таск. Можно мне присесть, сэр?

Хитро сощурившись, скряга указывает поверенному на стул, в то время как сам, вооружась ножом и вилкой, приступает к трапезе. Еще несколько минут он хранит молчание, сосредоточенно поглощая ужин. Кушанья превосходны: суп из мясной подливки, крекер со специями, ростбиф с овощами и горчицей, картошка, лук и хлеб, и в завершение – бокал отменного хереса. Мистер Винч с нездоровым любопытством наблюдает за скрягой, вдруг осознав, насколько долговязый Иосия смахивает на тераторна, расклевывающего добычу, причем эффект еще усиливается благодаря черному пальто и красному бархатному жилету.

Не находя, чем себя занять, поверенный оглядывает зал и замечает, что огонь в камине потух.

– Здесь адски холодно, – сообщает он, потирая руки. – Ленивые бездельники – кхе-кхе! – абсолютно некомпетентны, пристойного огня развести не способны. Я сейчас все улажу, сэр, не беспокойтесь.

Подоспевший официант осведомляется, не закажет ли мистер Винч чего-нибудь. Мистер Винч отвечает, нет, он уже поужинал, но вот огнем заняться попросил бы. При этих словах официант бледнеет и поднимает взгляд на Иосию, словно ожидая указаний, и, снова обернувшись к Винчу, уверяет, что посмотрит, нельзя ли чего сделать.

– Кхе-кхе! Ну что ж, сэр, – улыбается поверенный; он, как всегда, подобострастен, но ему уже не терпится перейти к делу. – Я получил ваше любезное приглашение… кхе-кхе… прямо в конторе и получил… приглашение встретиться с вами здесь сегодня вечером. Кхе-кхе. У вас, надо думать, есть некое предложение? Не могла бы фирма… кхе-кхе… оказать вам какую-нибудь услугу?

Мистер Таск кивает, с чавканьем вгрызаясь в кусок мяса.

– Именно так. У меня для вас хорошие новости, Винч!

– Хорошие новости? – эхом повторяет мистер Винч, нетерпеливо елозя пальцами по скатерти.

Скряга снова кивает, улыбаясь и не переставая жевать.

«Да уж, надеюсь, новости и впрямь хорошие, – отвечает мистер Винч. – Надеюсь, новости – первый класс, потому что, старый ты сморчок, мне отнюдь не улыбается убивать на тебя целый вечер!» (Разумеется, ничего из этого вслух он тоже не произносит, всего лишь несколько раз откашливается и принимается внимательно изучать дубовые потолочные балки.)

Иосия же, всласть поразвлекшись с поверенным, отхлебывает хереса и переходит к делам насущным.

– До моего сведения недавно дошло, Винч, – начинает он, – что некий молодой джентльмен, недавно прибывший в город, – с превосходными связями, обладатель самостоятельного дохода, – попал в неприятную ситуацию. Приехал он издалека; друзей у него здесь мало. По прибытии он поручил ведение своих дел некоему поверенному, но со временем решил отказаться от его услуг. Молодой джентльмен сообщил мне, что поверенный приставил к нему соглядатая. Чудовищно! Как вы относитесь к слежке, Винч? – И скряга на мгновение прекратил жевать, внимательно следя за реакцией собеседника.

Невзирая на то что в зале с каждой минутой становится холоднее, на лбу мистера Винча выступают капли испарины – как если бы прохудилась кадка для дождевой воды.