Я догадалась, что после долгой и очень изнурительной осады обитатели Галаны были рады воспользоваться представившейся возможностью немного порадоваться жизни. Они высыпали из своих укрытий на склонах холма. Думаю, что почти все скудные запасы еды и питья были израсходованы в течение праздника, продолжавшегося почти всю ночь. Защитники крепости разожгли костры, заиграл импровизированный оркестр, начались пляски — и все это происходило под открытым небом, с полнейшим пренебрежением к врагу, огни в лагере которого светились в отдалении на холмах и были так многочисленны, что поначалу показались мне загадочным, расположенным у самого горизонта созвездием.
      Я почувствовала себя немного лучше, когда Квотерволс сказал мне, что, по его мнению, наш праздник обеспечит противнику бессонную ночь и заставит его непрерывно думать о том, как все-таки оказался высок боевой дух защитников крепости — той горстки негодяев, которая, как уверяли лидеры врага, была близка к полному разгрому.
      Эмили вцепилась в мою руку и на протяжении моего пребывания в Галане старалась ее не выпускать. Я должна была даже сопровождать Эмили до «одиночного окопа» и терпеливо дожидаться рядом.
      Когда Эмили сморил сон, я отнесла ее в надежно укрытую келью, в которой жила девочка. Келья располагалась в самом конце длинного туннеля, пробитого глубоко под холмом. В туннеле, не затихая, свистел ветер и было довольно прохладно. Я пронесла Эмили мимо седовласых женщин с холодными глазами. В их массивных дланях профессиональных воинов были крепко зажаты мечи. Это были стражницы, которые присягнули на верность Маранонии. В дополнение к этому каждая из них дала клятвенное обещание, что Эмили будет жить и этой зимой обязательно отпразднует свой седьмой день рождения.
      К тому времени, когда я донесла Эмили до ее подземного жилища, девочка вновь проснулась.
      — Я знала, что ты приближаешься к Галане, тетя Рали, — сказала она. Поежившись, Эмили постаралась поплотнее завернуться в стеганое одеяло. — До этого ты была в холодном месте, — продолжала она, — одна госпожа мне показала. Она была очень красива. Но она меня очень сильно напугала. Однажды она разбудила меня и объяснила, что я должна помочь ей разбудить тебя. А затем все мне показала.
      — Так что же она тебе показала, Эмили? — спросила я.
      — Сначала ты была там, где очень тепло, — ответила Эмили, — и была счастлива. Я видела, что ты не одна. Ты была вдвоем с человеком, имеющим, как мне показалось, для тебя особое значение. — Маленькая девочка . растерянно провела ладошкой по одеялу. — Ты поцеловала ее, — произнесла она нерешительно, — сперва в губы, а потом — в платье.. И я почувствовала, что ты счастлива. Настолько счастлива, что мне захотелось стать тобой.
      Но потом красивая женщина пояснила мне, что сейчас ты находишься совсем в другом месте. На самом деле ты спишь. Очень долго спишь.
      И тогда она показала мне. Холодное место. Кругом лед. И могила. И ты — внутри могилы. Рядом с той женщиной, с которой, как я видела, ты была счастлива.
      — Ее зовут Салимар, — сказала я, — она королева.
      В глазах Эмили заблестели слезы.
      — Если бы она была королевой, то приказала бы красивой госпоже остановиться. — Девочка опустила голову. Затем продолжала: — Я сказала, что было бы несправедливо будить тебя. Ты была так счастлива.
      Я слегка похлопала здоровой рукой по тоненькой руке Эмили, постаравшись соразмерить усилие и не причинить ей боли.
      — Ты зря переживаешь, Эмили, — утешала я свою внучатую племянницу, — твоей вины тут нет. Дело в том, что из тех, кто мог бы помочь Ориссе, осталась я одна.
      — Так ты меня видела? — спросила она, и глаза ее стали такими огромными, как будто бы она увидела необыкновенный мираж в пустыне. — Сразу после того, как она меня разбудила, эта… тетка… эта дрянная тетка… она попыталась захватить меня. И украсть. Завязалась схватка. Было много раненых и убитых. А другие… Ну, я точно не знаю… не могу точно выразить… Превратились в материал. В очень плохой материал. Это было похоже на страшный сон, который стал вдруг реальностью и причинял боль. — Внезапно ее озабоченное личико просветлело, и девочка сказала: — Но я вскоре перестала бояться.
      Эмили взмахнула рукой, и я тут же ощутила, как на меня накатилась энергетическая волна.
      — Иногда мне удается заставить исчезнуть то, что мне не нравится. Оно исчезает и больше не возвращается. Дрянной тетке это пришлось не по нраву. А я этому обрадовалась.
      Вслед за этим Эмили нахмурилась и сказала:
      — Но так или иначе, я все равно должна была разбудить тебя. И заставить тебя покинуть место, где ты была счастлива.
      — Смогу ли я когда-нибудь побывать там, тетя Рали? — спросила она, взглянув на меня.
      На такой вопрос нужно было отвечать честно и без промедления.
      — Я не знаю, Эмили. Но думаю, что все-таки это невозможно. По крайней мере, в течение длительного времени.
      — Я потеряла маму, — тихо произнесла Эмили. Я обратила внимание, что она просто констатирует факт, в ее голосе не чувствовалось жалобы на судьбу. — Она тоже была там? — спросила малютка.
      — Нет, моя дорогая Эмили, — ответила я, — по всей вероятности, твоя мама находится сейчас вместе с моей. Ты же знаешь, что для матерей имеется специальное место.
      Эмили тряхнула головой и возразила:
      — Только для некоторых матерей. Я знаю, где находится твоя мама. Однажды она приходила. Пальмирас объяснил мне, что это было привидение. Но я так не думаю. Привидения обычно так несчастны. В свое время я немало их повидала. А твоя мать не выглядела несчастной. Она была чем-то встревожена.
      Она появилась после того, как эта красивая, но очень злая женщина заставила меня разбудить тебя. Она рассказала мне, что моя тетя Рали скоро придет. И еще она сказала мне, что твое имя — Рали — означает надежду. Надежду для всех тех, кто в ней нуждается. Но в первую очередь — для меня, потому что я была названа Эмили в ее честь, твоей мамы. Ведь твою маму звали Эмили, не правда ли, тетя Рали?
      — Да, дорогая моя, ее звали Эмили, — ответила я, — а знаешь ли ты, кем она была в жизни? Я имею в виду — кроме того, что она была моей матерью?
      — Нет, не знаю. Расскажи мне, пожалуйста.
      И я рассказала Эмили старую легенду. Одну из тех, которые я когда-то поведала Амальрику и которая обросла со временем всевозможными подробностями, не всегда правдивыми.
      Мать умерла, когда Амальрик был совсем крошечным — почти таким же маленьким, как и Эмили в тот год, когда она лишилась своей матери. Поэтому прошло много лет, в течение которых легенда повторялась немыслимое количество раз, пока слегка подросший мальчик однажды ее не услышал.
      Я рассказала Эмили о деревне, в которой родилась моя мама. О том самом месте, которое она пощадила, несмотря на то что люди, которым она в течение своей жизни долго помогала, предали и отвернулись от нее. Я рассказала об этой мудрой и красивой женщине, которая с бесконечным терпением относилась ко мне в пору моей неистовой юности и постаралась направить мою страсть в разумное русло. Именно она помогла мне стать знаменитой фигурой среди людей, которые отводят женскому полу только второстепенные роли.
      Однако, делясь с Эмили воспоминаниями о матери, я не упоминала о тех страстях и желаниях, которые приходят обычно в более зрелом возрасте. Эти страсти и желания моя мать также помогла мне воспринять как нормальные — и дай бог, чтобы каждая мать смогла бы когда-нибудь достичь такого уровня взаимопонимания с подрастающей дочерью. Эмили пока была слишком юной, чтобы познавать все, что касается любви и отношений полов.
      Но малышка сказала:
      — Ты сейчас думаешь о… всех этих глупостях, которыми занимаются взрослые. Ну, как тогда, когда я видела, как ты целуешь Салимар. У тебя нет необходимости говорить мне об этом. С этим все в порядке. Хотя я думаю, что на самом деле вы обе ненормальные. — Лицо Эмили стало серьезным. — Я догадываюсь, что поцелуй — норма для взрослых.. И все остальное — тоже. Как мне кажется, Дерлина однажды сказала мне, что я сама все об этом узнаю, когда немного подрасту. Может быть, я полюблю больше всего мальчика. Но может быть — и девочку. Но Дерлина говорит, что в любом случае это сопряжено с большими тратами времени. И еще она говорит, что каждый раз, когда мне в голову приходят подобные мысли, я должна усиленно тренироваться с мечом. Потому что меч — единственный мой надежный друг. И я догадываюсь, что она говорит правду, потому что Дерлина — лучший воин в Галане. Капитан Стражи Маранонии.
      Так я выяснила, что капитан Дерлина — это была женщина-великан, которую я видела в день встречи и которая так напоминала мне Полилло.
      Эмили презрительно скривила губы и сообщила мне:
      — Я не очень часто думаю обо всех этих взрослых глупостях. Вот почему я не очень хорошо владею мечом.
      Затем девочка дотронулась до моей волшебной руки, и я почувствовала удар мощного энергетического импульса ее магического биополя.
      — Но иногда, — продолжала Эмили, — мне удается кое-что другое. Время от времени я заставляю невкусное стать вкусным. Например, в тех случаях, когда продукты становятся гнилыми. Все так радуются, когда мне удается сделать их свежими. В других случаях я могу хорошее превратить в плохое. Например, в тех случаях, когда Дерлина очень много выпивает и становится ненормальной. Я заставляю ее остановиться. Я заставляю ее выпивку пахнуть, как, — Эмили непроизвольно дернула носом, — протухшая рыба. Я могу делать еще многое другое. Но только иногда. Я могу сделать так, что солнце будет греть немного слабее. — Эмили вздохнула. — Это довольно трудно. Но у меня иногда получается. Я делаю облако. И становится холодно. Затем я заставляю облако растаять. И снова возвращается тепло. — Эмили пожала плечами и посетовала: — Это довольно скучно. Но это делает Пальмираса счастливым. Он мой учитель. Поэтому мне доставляет удовольствие делать его счастливым.
      Малышка зевнула. Похоже, события насыщенного дня окончательно ее утомили.
      — Ты действительно победила Архонта? — спросила неожиданно она.
      Я ответила, что да.
      — И ты победила эту… ну, дрянную тетку? Раньше? Ведь победила?
      — Да, — ответила я, — победила. Ее зовут Новари. Тебе, пожалуй, это следует знать.
      Эмили еще шире зевнула и сказала:
      — О, я знаю ее имя. Мне просто ненавистно его произносить. Я подозреваю, что когда я произносила ее имя… это придавало ей дополнительную силу. Поэтому я старалась этого избегать. Иногда она выглядит как женщина. Иногда как большая птица. И она играет на лире. Очень странная музыка. Все говорят, что это чудесная музыка. А я думаю, она отвратительна. И однажды, когда эта дрянь снова начнет играть на лире, я обязательно доберусь до нее и оборву все струны. После этого люди уже не будут внушать себе, будто она их богиня.
      Вслед за этим глаза Эмили закрылись, вскоре ее милое бормотание превратилось в легкое дыхание спящего ребенка. Во сне она немного шевелила губами, напоминающими бутон розы.
      Ее дыхание пахло парным молоком.
      Прежде чем я успела покинуть келью Эмили, она прошептала мне, как будто бы очнувшись на секунду от безмятежного сна:
      — Мне так жаль, тетя Рали, что мне пришлось разбудить тебя. За дверью меня ждала Дерлина. Она всхлипнула и смахнула слезу.
      — Не смогла удержаться, чтобы не заглянуть, капитан, — произнесла она хрипло.
      — Называй меня Рали.
      Она вскинула голову и сказала:
      — Хорошо, пусть будет Рали. Так или иначе, я заглянула и увидела тебя и малышку. В этот момент наша сиротка выглядела такой счастливой оттого, что встретилась наконец с любимой тетей Рали, что я чуть было не лишилась чувств.
      Большим кулаком Дерлина размазала по щеке еще одну невольно навернувшуюся слезу.
      Внезапно в коридоре послышался какой-то неясный шум, и Дерлина мгновенно повернула голову и начала внимательно прислушиваться. Оказалось, что мимо проходит очередная смена караула, поэтому Дерлина снова переключила внимание на меня. Я с удивлением заметила, что ее лицо приобрело смущенное выражение. Заметно стесняясь, она попросила меня:
      — Я бы посчитала за великое одолжение, сделанное одной сестрой для другой, если бы ты предпочла не распространяться о том, как я тут раскисла и пустила слезу.
      Вслед за этими словами лицо Дерлины внезапно осветилось улыбкой.
      — Новобранцы называют меня за глаза Каменное Сердце. И мне не хотелось бы испортить эту репутацию.
      — Пока ты со мной, — уверила я Дерлину, — тебе нечего бояться за свою репутацию. Я имею весьма длительный опыт общения с женщиной, которую ты мне напоминаешь.
      Мы двинулись по подземному коридору. Дерлина сопровождала меня на встречу с лидерами Галаны. На сей раз встреча была назначена на необычно поздний час.
      — Мне кажется, что я уже кое-что слышала об этом, — сказала Дерлина, — припоминаю, что ты спросила что-то сразу после нашей встречи. — Выражение ее лица стало серьезным. — Ты спросила тогда: «Полилло?», а я ответила: «Нет, я Дерлина». Ты, по всей вероятности, думаешь о той, которую навечно запечатлели в мраморе. О моей двоюродной бабушке Полилло. Некоторые уверяют, что мы с ней удивительно похожи. — Серьезное лицо Дерлины стало почти нахмуренным. — Обычно, подозреваю, новобранцы пытаются подобрать ключи к доброй стороне моей души.
      — Ты не только почти ничем внешне не отличаешься от Полилло, — сказала я. — Но у вас одинаковая манера разговаривать, а главное — одинаково грозная внешность и наидобрейшее сердце.
      Дерлина вновь улыбнулась.
      — Почем я знаю? — с грубовато-шутливой интонацией в голосе пророкотала она и широко размахнулась, чтобы «по-дружески» шлепнуть меня по спине. По-видимому, она вовремя спохватилась, потому что вспомнила, что такой шлепок может свалить с ног сразу нескольких быков. Я устояла.
      — Извини, — виновато произнесла она. — Так я и вправду похожа на бабушку Полилло?
      — Как две капли воды, — ответила я, — поверь, что лучше меня ее не знал никто. Понимаешь, мы с Полилло вместе выросли. И в один день поступили на службу в Стражу Маранонии.
      — Вместе с Корайс, — подтвердила Дерлина, при этом кивнув. — Рали, Полилло и Корайс. Величайшая троица воинов за всю историю Стражи Маранонии.
      Дерлина весело рассмеялась. Тем самым жизнерадостным смехом, который отличал Полилло. Я поежилась. В этом было что-то сверхъестественное.
      — Ты была достойна гораздо лучшей участи, Рали, — сказала богатырша, — судьба тебя явно не баловала. Уж и не знаю, сколько молодых женщин без конца сносили оскорбления и обвинения в тупости и неповоротливости со стороны въедливых сержантов, которые день за днем твердили одно и то же — как посмели они оскорбить своим презренным присутствием Стражу Маранонии?! Как у них не горит земля под ногами? Та самая земля, по которой некогда ходили три наиболее великих в истории воина: Рали, Полилло и Корайс?!
      Я тихо рассмеялась.
      — В свое время нас называли тремя самыми плохими стражницами, которые, как никто, чернят репутацию Стражи. Должна со всей откровенностью признаться, что в годы юности мы проломили гораздо больше черепов во время попоек и кутежей в трущобах, нежели на полях сражений.
      — Об этом я тоже слышала, — сказала со смехом Дерлина, — слышала, судя по всему, в некоторых из тех кабаков, в которых вы бывали. Они носят теперь ваши имена. На стенах висят картины с изображением наиболее нашумевших драк. Владелец любой из этих таверн поклянется, что винные пятна на полу — свидетельства многочисленных набегов, которые именно вы совершали на его заведение.
      — Что было, то было, но клянусь, что тот бочонок вина разбила не я. Это была Полилло. Если я правильно помню — о голову какого-то охранника. Он совершил непоправимую ошибку — позволил себе злую иронию по поводу интеллекта Полилло. Ты ведь знаешь, она очень чутко реагировала на такие «шуточки».
      — Я слышала, что она придушила того типа, — сказала Дерлина.
      Она обняла воздух своими длинными, красиво очерченными руками, чтобы показать, как именно Полилло придушила обидчика, и прижала их к своей пышной груди.
      — Вот так. Удавила между грудями.
      — Не исключено, что кого-нибудь другого она трахнула бочонком по голове, — предположила я, — в этих кабаках всегда было много задиристых парней, которые то и дело напрашивались на неприятности.
      На этот раз Дерлина слабо улыбнулась. Она уже думала о предстоящих событиях. Я могла прочитать это по ее открытому лицу, как будто бы передо мной вновь стояла сама Полилло, мой старый друг.
      И на сей раз лицо Дерлины было озабоченным
      — Я не отношу себя к нытикам, Рали, но должна признать, что нас крепко блокировали в Галане. Здесь уже не осталось почти ничего, кроме равнины, усыпанной валунами и скальными обломками. — Дерлина с силой сжала свои внушительные кулаки, всем видом показывая решимость уничтожить невидимого врага. — Ты, черт побери, собираешься схватить нас за шею? — Дерлина изобразила, как хватает врага и теряет его, как крысу. — Собираешься крепко потрясти нас? Привести нас в чувство?
      — Я понимаю тебя так, Дерлина, — произнесла я, — что, по твоему разумению, твои соратники по оружию утратили боевой дух?
      — Ни в коем случае, — ответила Дерлина, совершенно не обращая внимания на мой сухой тон, — и думать об этом не моги!
      Она с такой силой шлепнула себя по лбу, что в первый момент я испугалась за ее здоровье. Потом шлепнула по лбу еще раз, так же крепко, и я поняла, что все в порядке.
      — Возьми, к примеру, прошлую ночь, — заметила Дерлина.
      — Я все видела.
      Богатырша остановилась и положила руки на свои внушительные бедра.
      — Отлично! — воскликнула она. — Я очень рада, что все видела! Тогда ты хорошо понимаешь, что я имею в виду.
      Еще одна тень набежала на ясное чело Дерлины.
      — Клянусь всеми обитателями небес, которые, как никогда, равнодушны к нашим нуждам, ты никогда не видела ничего подобного! Не сомневаюсь в том, что эта стерва Новари ударила в нас чем-то магическим. И что же вышло? Она убила немало и своих солдат. Черт побери, на этот раз мы могли их победить! Все, что от нас требовалось, — подняться и идти в бой! Мы смогли бы заставить завыть немало сифилитичных шлюшек, если бы немного усилили нажим. Поднялся бы вой до небес по их бессердечным отродьям, которых мы послали бы в ад, — именно туда, где им настоящее место.
      Дерлина снова двинулась вперед. Шаг ее ускорился, стал более энергичным, твердым и злым. Мне пришлось напрячься, чтобы не отстать.
      — Будь я там, — рокотала Дерлина, — исход сражения был бы иным. Но Пальмирас и Квотерволс вдвоем насели на меня и заставили отказаться от моей затеи. Они сказали, что было бы непростительной глупостью рисковать командиром Стражи в открытом неравном бою с Новари. Со стороны Новари это был очередной отвлекающий маневр, зондаж быстроты нашей реакции и способности противостоять нападению. Проверка нашей силы. Понимаешь, мне ни к чему всякие такие «пробы». Черт побери, почему бы не трахнуть по врагу — и вся недолга! Почему бы не выйти из крепости и не очистить от него все холмы?!
      Я не стала возражать, хоть и не считала, что богатырша права, но тут я поняла, что Дерлина снова и снова вдумывается в свои слова — и постепенно осознает свою ошибку.
      Дерлина тяжело вздохнула и сокрушенно произнесла:
      — Не обращай, пожалуйста, на это никакого внимания, Рали, я только хотела… ну ты знаешь…
      — Приподнять с котла тяжелую крышку, — предположила я, — и дать выход пару?
      Дерлина поморщилась. Затем призналась:
      — Да, что-то вроде этого. — Но через мгновение она упрямо тряхнула головой и сказала: — Так или иначе, мы должны что-то придумать. Нужны решительные действия. А мой внутренний голос подсказывает мне, что дело зашло так далеко, что нам остается либо действовать решительно, либо умереть. Предстоит еще один — последний — раз повыше подбросить кости судьбы. И плевать на богов, которые нас породили!
      Второй раз за сегодняшний вечер я не спешила с ответом. Хотя на этот раз Дерлина была совершенно права.
      Дерлина привела меня в комнату с высоким сводчатым потолком. Простым смертным потребовалось бы много лет, чтобы выкопать под холмами столько земли и вынести ее на поверхность. Эта огромная пещера была освещена ярким голубым светом, стиравшим все тени. Добрая половина пещеры была занята разнообразными машинами странного вида. От них исходило легкое потрескивание, свидетельствующее об очень высоком напряжении магического поля.
      Некоторые из этих машин возвышались, как башни, другие — напоминали округлые валуны, которые довольно шумно работали, а также — с прозрачными смотровыми окнами, которые давали представление о том, что делается внутри магических печей.
      Некоторые из волшебных машин были небольшими и довольно изящными: стеклянные паутинки с разноцветными шариками плавленого горного хрусталя, которые непрерывно двигались вдоль нитей, создавая необыкновенное зрелище; хрустальная трубка, из которой периодически вырывалось красноватое облачко, от которого доносился райский аромат.
      Среди этих машин непрерывно, как лунатики, бродили несколько заклинателей с красными от недосыпания глазами; их заштопанные во многих местах одежды равномерно колыхались и мерно шелестели в такт шагам. Заклинатели то и дело производили мелкие исправления, что-то настраивали, регулировали, нажимали на кнопки, вращали колесики, не забывая при этом прошептать необходимые заклинания, покрошить сверху нужную в каждом случае сушеную травку.
      И благодарные машины урчали, двигались, шипели, с радостью, не останавливаясь ни на секунду, занимались своим делом и создавали волшебные предметы в невероятном количестве. У меня даже закружилась голова, когда я принялась наблюдать за пульсациями магической энергии с помощью божественного глаза.
      За машинами располагалась небольшая ровная площадка, посреди которой виднелось огороженное перилами углубление.
      От этого углубления исходило мощное свечение. На противоположном конце вдоль перил двигались три знакомые мне фигуры.
      Мы с Дерлиной направились к этому углублению, прокладывая довольно извилистый путь среди чудесных машин. Я с трудом угадывала принципы, заложенные в основу их действия. Некоторые отдаленно напоминали мне даже устройства, использовавшиеся Архонтом, которому чуть-чуть не удалось уничтожить Ориссу. Ведь именно я привезла чертежи этих машин после победы над Архонтом. Сейчас, с изумлением взирая на все то великолепие, которое окружало меня в волшебной пещере Галаны, я пришла к выводу, что с тех пор наши заклинатели далеко продвинулись на пути познания нового. Мне оставалось только удивляться и с трудом различать в контурах новых устройств очертания, весьма отдаленно напоминающие их прототипы.
      Принципы действия и назначение некоторых из увиденных мною машин я не поняла. Однако я точно угадала, что они основаны на новых законах Универсальности, которые были открыты моим братом и Яношем и Янилой Серый Плащ.
      Как только мы приблизились к углублению в полу пещеры, внутри его сверкнула молния. Через мгновение я услышала удар грома. Нас накрыло эхо, отраженное от этого углубления. Источник звука находился где-то далеко за его пределами, но молния, совершенно определенно, сверкала внутри углубления.
      Я поспешила к перилам и заглянула внутрь.
      Там я увидела миниатюрную модель Галаны и окружающего ее поля битвы. Впечатление было такое, как будто бы я заглянула в блюдце с прозрачной водой. Поверхность воды выглядела как ночное небо со скоплением грозовых туч у горизонта. А внизу возвышалась превосходно исполненная миниатюрная копия Галаны с мельчайшими подробностями — от мерцающих входов в пещеры, которые ведут прямо в сердце укреплений, до мигающих, как удаленные звезды на ночном небе, вражеских костров на холмах. Я смогла даже различить маленькие, похожие на движущиеся тени фигурки солдат.
      Уголком глаза я уловила всплеск молнии. Ее копьевидное острие злобно ударило из скопления грозовых туч прямо в площадку перед главными воротами нашей крепости. И снова я заметила, что раскаты грома доносятся откуда-то со стороны, а не рождаются внутри углубления. Как и в первый раз, после задержки продолжительностью всего в один вздох я услышала удар грома со стороны. И я наконец поняла, что гроза, бушующая внутри углубления, на самом деле собирается как раз над моей головой.
      Вдоль внутренней поверхности углубления располагалась винтовая лестница с небольшим уклоном, поэтому заклинатели имели возможность приближаться к любому участку миниатюрного изображения Галаны и ее окрестностей. Я быстро сообразила, что в другой ситуации, в условиях мира, им не составило бы особого труда создать заклинания для смягчения погоды, ускорения созревания хлебов и, более того, обуздать яростные весенние паводки.
      Именно с такими устройствами встретился мой брат во время путешествий в Ирайю и Тирению.
      Нечто подобное я встретила у Архонта. Это была часть его машины судьбы, которая несла всем гибель и разрушение. Архонт использовал свою дьявольскую машину для того, чтобы создать ложное подобие Ориссы, в которое он надеялся заманить меня. Но Архонта подвело недостаточно хорошее знание нашей столицы. Поэтому он соорудил плохую копию, что в конце концов привело его к гибели.
      Преодолев немалое изумление, я начала пристально изучать детали этого волшебного «глобуса». Рядом никого не оказалось, и я молча смотрела, как он медленно вращается вокруг невидимой оси. Я заметила, что изображение меняется автоматически, иногда показывая нашу крепость в мельчайших подробностях, иногда — каменистую равнину, начинающуюся сразу за баррикадами, построенными ее защитниками. Однажды изображение сфокусировалось на холме, где прошлой ночью притаились мы с Пипом и наблюдали за сражением. За этим холмом виднелась темная извилистая линия — дорога, ведущая к разрушенному порту, где, спасая жизнь Эмили, погибала капитан Келе.
      Внезапно изображение надвинулось прямо на меня, я почувствовала, как напряглись струны моего магического биополя, потом поддались мощному воздействию, и я услышала, как внутри меня потрескивают и вновь оживают спавшие доселе узлы.
      Не сдержав любопытства, я сфокусировала свой божественный глаз на дороге. Изображение на «глобусе» мгновенно застыло. Потом оно медленно качнулось и, как будто с помощью телескопического объектива, приблизилось и стало исключительно контрастным. Волшебной рукой я показала на дорогу, мысленно пожелав, чтобы передо мной появилось изображение порта. Картинка возникла так внезапно, что я чуть было не бросилась на пол, чтобы избежать столкновения. Я смогла в мельчайших деталях рассмотреть руины, где капитан Келе приняла свой последний бой.
      Неожиданно за моей спиной раздались взволнованные голоса. Я так глубоко ушла в свой непроизвольный эксперимент, что не заметила, как Дерлина тихо вышла из помещения. Теперь она вернулась, приведя с собой заклинателей, которые, судя по всему, уже некоторое время в восхищении стояли рядом и молча наблюдали за ходом эксперимента. Больше всего их волновало, сколь я сильна в своем мастерстве. Сможет ли великая Рали Антеро показать, на что она в действительности способна?
      Я обернулась, чтобы принести извинения за несанкционированное вторжение и манипуляции с магической моделью панорамы сражения. Но вместо сердитых взглядов я увидела, что все четверо смотрят на меня с таким изумлением, как будто бы я только что совершила необыкновенное открытие. Пип растерянно чесал в затылке, Дерлина молча смотрела на меня, широко раскрыв глаза, а Пальмирас и Квотерволс не переставая обменивались удивленными взглядами.
      Первым нарушил молчание Главный Заклинатель:
      — Как тебе удалось сделать это, Рали?
      — Сделать — что?
      — Заставить нашу панораму переместиться, — вступил в разговор Квотерволс.
      — Извините меня, — ответила я, — не знала, что это запрещено. Надеюсь, я не причинила никакого ущерба?
      — Ишь ты, «запрещено», — пророкотал Пальмирас. В его желтых глазах колдуна закипало некое чувство, которое показалось мне полной растерянностью, смешанной с восхищением. — Моя дорогая Антеро, — сказал он, — то, что тебе сейчас удалось, раньше было абсолютно невозможно. Как же мы могли думать о том, чтобы запретить или разрешить то, что нельзя сделать?
      — Для того чтобы совершить нечто похожее, требуются совместные усилия Пальмираса и еще шести-семи заклинателей, — уточнил Квотерволс. — И им иногда приходится сосредоточиваться в течение всего дня.
      — И вдруг появляешься ты, друг мой, — сказал Главный Заклинатель, — и заставляешь нашу видеораму весело плясать под свою дудку, вызываешь то один вид, то другой — и все без каких-либо заметных усилий!
      — Не смогу объяснить, как мне удалось это сделать, — сказала я, — в какой-то момент времени просто почувствовала, что смогу, — и все. Мне показалось, что если я попробую, то особого вреда не причиню. Попробовала — и получилось. Однако я думаю, что каждый раз не будет получаться так хорошо.
      Я показала волшебной рукой на углубление, где располагалась видеорама. Вернулось прежнее изображение Галаны и вражеских костров на отдаленных холмах. Именно на эти костры я хотела более всего обратить внимание собравшихся вокруг меня защитников крепости.
      — Даже не стоит пытаться, — сказала я, — приблизить изображение вражеского лагеря, чтобы мы смогли производить разведку, не выходя из пещеры. Новари намертво заблокировала эту возможность.
      Я сконцентрировалась, затем с конца указательного пальца моей божественной руки слетела искра. Она помчалась по направлению к вражескому укреплению. Но незадолго до того, как она должна была ударить в землю вблизи одного из костров, искра как будто бы споткнулась, ярко вспыхнула и исчезла.
      — Вот где расположена защита, поставленная Новари, — объяснила я, — очень прочная защита. Я не могу проникнуть сквозь нее.
      Пальмирас вздохнул и провел рукой по спутанной и давно не стриженной бороде.
      — В какой-то момент у меня зародилась надежда, — печально произнес он, — что тебе одной удастся совершить то, что долгое время не удавалось всем нам.