Далекие Королевства - Возвращение воина

      На этом странности не кончались. Была еще искусственная кисть. Она представляла собой нечувствительный предмет, прикрепленный к культе левой руки. Металлическая рука действовала как живая: она устремлялась к предметам, когда я желала этого, брала их и отпускала по моей команде. Но время от времени рука двигалась со значительной задержкой, как будто бы мои мысли замедленно проплывали сквозь воду. Поначалу чувствовалось легкое колебание, а потом рука дергалась вперед, как если бы мои мысленные команды только что достигли цели. Иногда мне действительно хотелось, чтобы это устройство двигалось помедленнее, так чтобы я не опрокидывала предмет, который хотела взять.
      Кроме того, металлическая рука была значительно сильнее, чем живая, поэтому мне приходилось быть очень осторожной, чтобы по ошибке не сломать какую-нибудь хрупкую вещь. Металлическая рука была совершенно нечувствительна к теплу, поэтому само собой разумелось, что это ее качество может быть использовано в практических целях, например, при необходимости опускать ее в чаны с расплавленным металлом или поднимать раскаленные добела заготовки. Всякий раз, когда я сталкивалась с подобными делами, я усилием воли должна была подавлять в себе страх. Я сознавала, что боли не будет, но одно — знать, а другое — делать. Стражники заставили меня настрадаться, прежде чем я научилась преодолевать естественный страх.
      Наиболее необычным было то, что все испытываемое мной сейчас я уже испытала раньше, но не сохранила в памяти. Хотя и была во всем окружающем какая-то призрачно-знакомая тень, напоминавшая мне о том, что когда-то я была привидением в этих местах.
      В то время я и была привидением.
      Когда пришли стражники, чтобы отвести нас к месту работы, все эти воспоминания не оставили меня, и поэтому я автоматически последовала за Залией из камеры, а потом по коридору. Мы выстроились в колонну с тридцатью другими рабами, выползшими из «кроличьих садков», как они сами называют каждую группу камер. Присоединившись, я без рассуждений приняла тот факт, что Залия встала позади меня. Каким-то образом мне это оказалось знакомо.
      Осознав это, я сильно расстроилась. Как же долго я находилась в рудниках и что еще могло со мной произойти за это время?
      Потом на меня обрушилось осознание той дикой и жестокой несправедливости, которую со мной сотворили, и сердце взбунтовалось, застучало по ребрам, как отбойный молоток, так что стало трудно дышать. Я чуть-чуть не потеряла сознание и вслед за этим почувствовала, как руки Залии поддержали меня — до тех пор, пока я не смогла нормально дышать. Ритм сердца стабилизировался… паническое чувство исчезло.
      В этот момент стражники выкрикнули отрывистые команды, несколько раз щелкнули кнутами, и мы не спеша двинулись вперед, едва переставляя ноги, и направились прочь от нашего «кроличьего садка».
      Вместо того чтобы вернуть в кузницу, где я впервые очнулась от болезненного дурмана, колонну погнали в другое место, где находилась огромная клеть подъемника, в которую нас всех и затолкали. Мы опускались в течение, наверное, десяти минут, после чего клеть со стоном остановилась.
      Дверь клети со скрежетом отворилась, и нас всех вытолкали на подземную площадь, где, выстроившись в линию вдоль по колеям, стояли тележки, предназначенные для перевозки руды. Кувалды, длинные железные ломы и другие инструменты рудокопов были прикреплены сбоку каждой тележки. Нас разбили на группы, каждой из которых предназначалась одна тележка.
      Залия помогла мне надеть кожаную ленту, к которой был прикреплен рефлектор с располагавшейся в центре лампочкой. Все остальные рудокопы были экипированы аналогичным образом.
      Потом нас подогнали к тележкам, усердно работая длинными хлыстами, которые свистели и щелкали не переставая, и таким же способом заставили двигаться, волоча их вперед по грубому настилу.
      Я работала приблизительно в течение часа. От нагрузки заболели ноги и плечи, дыхание было похоже на конвульсии утопающего — так сильно врезалась упряжь в мою грудь. Когда наконец был дан приказ отдыхать, мне показалось, что силы полностью иссякли. Но на самом деле это было только начало трудового дня.
      Сначала нам предстояло наполнить тележки золотоносной рудой.
      Вслед за этим мы должны были оттащить их к подземной площади и выгрузить в дробилку.
      Потом процесс повторялся — и так до бесконечности.
      Наполнение тележки рудой отнимало все силы. С помощью кувалд и остро заточенных ломов нам предстояло откалывать от скальной поверхности туннеля, где мы работали, крупные куски. Их необходимо было разбить кувалдами на мелкие части. Эти осколки надлежало насыпать в тележку.
      Каждая из перечисленных операций требовала огромных затрат энергии.
      Залия сунула мне в руки лом, взяла кувалду и подвела меня к поверхности скалы. Золотоносная жила была хорошо видна даже в тусклом свете факелов и ламп. Это была широкая блестящая лента шириной почти в человеческий рост. Залия показала мне, где находится трещина в жиле, куда я должна была направить острие лома, и приказала держать лом без движений.
      Я сделала, как она мне приказала, имея весьма смутное представление о том, что произойдет в следующие мгновения. Я оглянулась и увидела, что Залия отходит назад, держа кувалду на изготовку. Потом я увидела, что кувалда полетела вперед, прямо в меня, причем она казалась мне расплывчатым неясным пятном — настолько стремительным было ее движение. У меня не было времени ни на то, чтобы отскочить в сторону, ни на то, чтобы хотя бы отклониться. Вместо того чтобы ударить в меня, кувалда обрушилась на торец лома. Лом глубоко вошел в трещину рудной жилы, от нее откололся большой кусок и с грохотом упал на пол.
      Залия усмехнулась.
      — Видела бы ты свое лицо, — произнесла она с самодовольным видом. — Теперь ты твердо усвоила, что я могла бы убить тебя в любой подходящий момент.
      Я облизнула внезапно пересохшие губы.
      — Твои слова ничего не доказывают, — возразила я.
      Залия рассмеялась.
      — Ты права. Но они заставят тебя думать. Это был достаточно подходящий момент… Ну, хватит! Стой смирно.
      И Залия отошла назад, чтобы ударить еще раз.
      — Смотри не двигайся, — сказала она, — а то произойдет несчастный случай.
      Она подняла кувалду.
      Я не шелохнулась.
 
      Когда день кончился, мы, спотыкаясь от усталости, вернулись на подземную площадь, где вынуждены были стоять в глубоких лотках, пока другие рабы поливали нас такой холодной водой, что казалось, она вот-вот превратится в лед. Нас окатили ледяным душем не для нашей пользы. Цель состояла в том, чтобы смыть золотой налет, который накопился на одежде и на теле в течение долгих часов добывания и дробления руды. К концу дня наши лица и одежды были покрыты сверкающими блестками. Глаза и зубы казались неестественно яркими и представляли собой довольно жуткое зрелище на фоне золотистого покрова. Промывочные лотки, в которых нас окатили ледяной водой, уносили этот сверкающий грим к мелким лужицам, где другие рабы промывали золотоносный песок, поэтому потери драгоценного металла были минимальны.
      Когда я наконец добралась до нашей камеры, она показалась мне милым и почти забытым домом. Опустившись без сил на каменную скамейку, я вздохнула с облегчением и легла на спину, как будто бы подо мной был не жесткий холодный камень, а пуховая постель. Почти мгновенно я провалилась в сон. Проснулась очень поздно, похоже, что меня разбудил запах поджариваемого крысиного мяса, и когда я открыла глаз, то увидела, как Залия хлопочет над приготовлением ужина.
      Несмотря на то что я до сих пор не доверяла ей, я взяла миску без колебаний, съела все до последней крошки и обсосала косточки. Поглощая приготовленную Залией еду, я внимательно изучала соседку, которая в этот момент лежала на своем каменном ложе с закрытыми глазами, сложив руки на животе. Я знала, что Залия не спит. В тот момент я подумала, что если она намеревается постепенно размягчить меня, то ей предстоит еще очень и очень многое узнать о Рали Антеро.
      Покончив с едой, я спросила:
      — Теперь ты расскажешь мне свою историю?
      Все так же лежа с закрытыми глазами, Залия заговорила:
      — Я здесь уже семь месяцев. На один месяц дольше, чем ты. Из этого срока ты находишься рядом со мной около трех.
      Я была ошеломлена и спросила:
      — Так долго?
      Залия поднялась и села.
      — Да, Рали, — подтвердила она голосом, в котором слышалось искреннее сочувствие. — Ты здесь уже шесть месяцев. Полгода, в течение которых ты была беспомощной, как ребенок.
      Я смогла бы быстрее тебе помочь, но мне предстояло получше узнать рудники Короноса, чтобы не совершить ложного шага и умело организовать помощь. Как оказалось, здесь много неписаных законов, которые раб должен соблюдать, чтобы выжить. И еще он должен ублажать тех, кто сильнее. Залия повела рукой и продолжала:
      — Ты знаешь, я ведь отдала свой недельный паек в обмен на то, чтобы нас вдвоем поселили в этом дворце.
      — Это ты хорошо сделала, — сухо сказала я. Залия презрительно скривила губы:
      — Если ты думаешь, что я лгу, то спроси кого хочешь — и ты убедишься, что я говорю чистую правду.
      — Будь уверена, я так и сделаю.
      — Хорошо, ты получишь подтверждение. Она слегка потерла глаза.
      — Как ты очутилась здесь? — спросила я.
      — Меня захватили в плен, — ответила Залия. — Я выполняла поручение, данное мне моей королевой. Новари и ее марионетка, король Мэгон, доставляли нам много неприятностей. Но получилось так, что я была захвачена штормом. Только я одна выжила.
      Залия снова потерла глаза. Воспоминания вызвали непроизвольные слезы. По крайней мере, создалось такое впечатление.
      — Воины Мэгона обнаружили меня и захватили в плен.
      — Ты видела Новари? — спросила я.
      — Да, — ответила Залия.
      — О чем она попросила тебя?
      — Она хотела узнать, в чем именно состоит поручение, данное мне королевой, — ответила Залия, — а также подробности, касающиеся королевы.
      — И каков же был твой ответ? Залия криво усмехнулась.
      — Как ты видишь, — ответила она, — что бы я ни говорила, это не принесло мне добра.
      Я игнорировала сарказм и очень пристально на нее смотрела, ожидая, что же она все-таки скажет. Наконец Залия вздохнула и ответила:
      — Я ничего ей не сказала. Новари с помощью магии пыталась заставить меня предать королеву, но королева окружила меня защитным заклинанием. Я могла создать видимость того, что абсолютно случайно забрела во владения Мэгона и поэтому невиновна. Но оказалось, что в этом королевстве невиновность такого рода влечет за собой пожизненную каторгу на золотых рудниках Мэгона. Единственным утешением для того, кто сюда попал, может служить то, что в рудниках Короноса он долго не протянет.
      Я задумалась на некоторое время, пытаясь найти способ проверить Залию. Потом я попросила:
      — Скажи мне заведомую ложь.
      Ее тяжелые брови ощетинились от изумления:
      — Ложь? Что ты имеешь в виду?
      — Новари не может лгать, — сказала я, — если ты замаскированная Новари…
      Залия резко оборвала меня:
      — Так ты опять!
      — Да, я опять, — ответила я, — глупо или нет, это способ, с помощью которого я могу проверить тебя. Теперь скажи мне что-нибудь ложное и хорошо известное нам обеим.
      — Я могу представить более убедительные доказательства, рассказав тебе правду.
      — Это как?
      Залия слегка наклонилась вперед и произнесла:
      — Мне было сказано, что, когда я встречу тебя, мне следует упомянуть… серебряный корабль.
      Меня как ветром сдуло со скамейки. Никто, кроме богини и Дасиар, не знал, что это обстоятельство может иметь ко мне хоть малейшее отношение.
      — Кто тебе сказал, что ты должна упомянуть это? — жестко спросила я.
      — В моем королевстве, — ответила Залия, — мы почитаем богиню Маранонию. Прежде чем я отправилась по поручению королевы, я советовалась с ее оракулом. — После некоторого колебания Залия продолжала: — Есть то, о чем мне запрещено говорить. Но я могу тебе сказать, что мне являлась Маранония. Она предсказала, что я встречу тебя и должна буду произнести слова «серебряный корабль», чтобы представиться надлежащим образом. После чего мы сможем действовать сообща.
      — С какой целью? — спросила я.
      — Для того чтобы победить Новари, — удивленно ответила Залия. — Какая же еще может быть цель?
      Я едва не выкрикнула: «Почему же Маранония мне не сообщила всего этого?» — но вовремя сдержалась. Богиня дала мне строгое указание, что я ни в коем случае не должна рассказывать о том, что она являлась мне. Но все-таки было чертовски обидно узнать, что она предстала перед чьими-то еще взорами и, похоже, рассказала гораздо больше.
      Залия спросила:
      — Маранония ведь являлась тебе, не правда ли? Я тряхнула головой и сказала:
      — Не могу ответить на этот вопрос. Залия кивнула.
      — Это говорит мне о том, что так и было на самом деле. В противном случае ты должна была просто ответить «нет».
      Последние слова Залии я пропустила мимо ушей и произнесла:
      — Теперь расскажи о побеге.
      — Так ты мне поверила?
      — Пока не знаю, да или нет, — ответила я, — пока что я только двинулась навстречу вере, но есть очень серьезные сомнения.
      — И на том спасибо.
      — Мне очень жаль, но на большее я пока не способна. Я очень подозрительна.
      Рассерженное лицо Залии смягчилось. Она слегка наморщила нос и сказала:
      — Думаю, что мне не следует порицать тебя. Ты так много страдала.
      — Хотелось бы услышать план побега, а не слова жалости, — жестко повторила я.
      — Очень хорошо. Если тебя больше устраивают факты, а не мои симпатии, — ты получишь эти факты. Учти только, что если бы не моя симпатия, то ты представляла бы зрелище, достойное жалости. Можешь в этом не сомневаться.
      — Говори, что задумала, — произнесла я.
      — Ну что ж, — начала Залия. — Еще до того, как меня пленили, я знала, что вояки Мэгона идут по следу. Поэтому я спрятала свой корабль. Если нам удастся выбраться из рудников и добраться до корабля, то мы без труда сможем вырваться из владений Новари. — Когда Залия продолжила, в ее голосе зазвучали нотки гордости: — Это быстроходный корабль. В открытом море никто не в состоянии догнать его. По крайней мере если я стою у штурвала.
      — Далеко ли до твоего корабля? — спросила я.
      — Три дня пути, — ответила Залия, — может быть, четыре. Мы должны будем двигаться на запад, пересечь озеро и достичь гор. Как только мы доберемся туда, считай, что корабль найден.
      — Гладко стелешь, — возразила я, — но сначала надо выбраться из рудников. Как насчет этого?
      Залия помедлила, потом неохотно произнесла:
      — Я еще не сумела придумать ничего подходящего. Боюсь, что я презрительно усмехнулась, услышав это.
      — И на кой черт сдался нам тогда твой корабль? Залия покраснела.
      — Я была занята тем, что старалась сохранить в живых нас обеих, — огорченно заметила она. Но Залии удалось сдержать гнев, и она со вздохом произнесла: — Ты права. Я долго ломала над этим голову, но мне не пришло ни одной стоящей идеи. Иногда мне начинало казаться, что побег отсюда невозможен.
      Ее признание произвело на меня необычное воздействие — во мне шевельнулась надежда.
      — Должен, обязательно должен быть путь на волю, — сказала я, — если есть достаточно времени, то можно выбраться из любого переплета. Залия рассмеялась:
      — Уж времени-то у нас достаточно!
      — У меня нет уверенности, что у нас осталось много времени, — возразила я. — Новари может послать за мной в любую минуту. Она может вдруг прийти к заключению, что наказание, которому она меня подвергла, недостаточно. Или же она может вдруг открыть новый и более интересный способ сломить мою волю.
      — Тогда имеет смысл не мешкая приступать к делу, — заметила Залия.
      Я поддразнила ее:
      — Что я слышу? А где же симпатия? Залия пожала плечами.
      — Ты вновь заслужишь ее в тот день, когда научишься верить мне.
      — Этот день может и не настать, — парировала я. Залия снова легла на спину и закрыла глаза.
      — Отныне и до веку, — произнесла она, — ты можешь сама готовить себе обед.
      Женщина посчитала эти слова заключительной стрелой иронии в мой адрес, пущенной на сон грядущий, но вскоре она резко поднялась.
      — Я забыла рассказать тебе кое-что насчет еды, — сообщила она озабоченно. — Похлебка, которой кормят нас всех, магически обработана. Хотя на самом деле это отвратительное пойло, которое ты постеснялась бы скормить и свиньям, — колдовством его заставили приобрести вкус и запах изысканного блюда. В результате такой обработки похлебка получила свойства наркотика, к которому быстро привыкают, и те, кто хоть раз ее попробовал, не могут есть ничего больше. Она делает тебя сильной, даже упитанной. Но эта еда привязывает пленников, употребляющих ее, к рудникам. Даже сама мысль о возможности остаться без похлебки вызывает страх, который парализует волю.
      Залия кивнула на металлическую руку и продолжала:
      — Эта штука тоже каким-то образом влияет на нас. Делает заклинание подчинения более сильным. Непреодолимым.
      — Так вот почему ты не позволяла мне есть эту похлебку? — сказала я.
      Залия кивнула.
      — Я взяла тебя к себе, — продолжала она, — когда ты уже привыкла к этой гадости. Мне страшно вспоминать то время, когда я помогала тебе побороть эту привычку. Думаю, именно из-за этой еды ты была беспомощна в течение столь длительного времени. И я наблюдала, что, по мере того как мне удавалось ослабить твою зависимость от нее, твое сознание постепенно возвращалось.
      — А как же ты? — спросила я. — Ты ведь все это время ела похлебку без видимого страха.
      — Заклинание, которое создала моя королева для того, чтобы оградить меня от опасности, — ответила Залия, — предотвращает привыкание. И еще кое-что. Если бы мы обе избегали этой еды, питаясь крысиным мясом, то стражники вскоре заметили бы, что мы не едим, как все, и обмениваем похлебку на какие-нибудь вещи. Даже одной трудно создавать видимость, что не происходит ничего необычного. Откажись от тюремной еды мы вдвоем — это стало бы невозможным.
      Залия рассмеялась.
      — Кстати, я не против того, чтобы немного пополнеть. Я хотела бы стать сильной. Настолько сильной, насколько это вообще возможно в данных условиях. Сила потребуется, когда мы устроим побег.
      Я посмотрела на свою искусственную руку с ее уродливо торчащими болтами, выступающими с двух сторон запястья. Я припомнила ту боль, которую причинила мне эта рука, когда я попыталась создать очень маленькое заклинание. И это несмотря на то что колдовство, управляющее рукой, если верить рассказу Залии, было ослаблено моей «крысиной» диетой.
      Я невольно содрогнулась, когда до меня дошло, что могло произойти, если бы Залия вовремя не разгадала загадку, связанную с баландой.
      Я взглянула на Залию с восхищением, хотя внешне сохраняла ворчливость.
      — Спасибо тебе, — сказала я.
      Залия кивнула. Она была явно удовлетворена.
      — Совсем неплохо для начала, и, кто знает, может быть, к тому времени, когда мы выберемся отсюда, мы станем друзьями.
      — Поживем — увидим, — произнесла я.
      — Да, — подтвердила она, — увидим, не так ли?
      И с этими словами Залия отвернулась и мгновенно заснула. Несколькими мгновениями позже я последовала ее примеру и провалилась во мрак. Пока что это был единственный способ бежать из рудников Короноса.
      Утром мы посмотрим, есть ли другая возможность.

Глава 12.
ПОБЕГ

      Когда замышляешь побег, время может стать как злейшим врагом, так и лучшим другом.
      Мне приходилось разговаривать с орисситами, попавшими в плен, после того как армии удавалось освободить их, и все в один голос клялись, что пытались совершить побег с момента пленения. Однако они говорят, что, когда вы начинаете обдумывать подробности, чтобы приблизиться к идеальному плану, дни могут постепенно сложиться в месяцы, а месяцы — в годы. Освобожденные пленники в один голос утверждали, что возникает какая-то особенная летаргия, сознанием овладевает растерянность, теряется уверенность в своих силах, поэтому все идеи отвергаются слишком быстро.
      Другими словами, чем дольше вы ждете удобного момента для побега, тем менее вероятность того, что у вас хватит воли его совершить.
      С другой стороны, тот, кто захватил вас в плен, наиболее насторожен именно в первые дни. Попытки выбраться на волю, предпринятые в первые недели плена, почти во всех случаях обречены на провал. Дело обычно кончается гибелью беглеца-неудачника, потому что захватчик в таких случаях склонен применить жестокую кару как предупреждение остальным.
      С течением времени, однако, бдительность врага притупляется. Создается впечатление, что он впадает в состояние самогипноза и приобретает уверенность, что вы ни за что не решитесь и помышлять о побеге.
      Когда я очнулась от шока и обнаружила, что являюсь рабыней в рудниках Короноса, несмотря на то что я пробыла здесь долгие месяцы, воля к побегу не ослабела.
      Время стало моим союзником и в результате других обстоятельств.
      В течение тех месяцев, когда я прозябала в бессознательном состоянии, ежесекундно рискуя расстаться с жизнью, я не смогла в полной мере оценить тот эффект защиты от окружающего, который оно создавало. Мой эмоциональный шок в результате полученного увечья был приглушен, потому что у меня не осталось никаких воспоминаний о том, что со мной сотворили. Этот провал в памяти, кроме того, дал мне возможность преодолеть горечь и скорбь, избежать болезненных воспоминаний о погибшей команде.
      Они были моими друзьями, храбрыми воинами и положили головы, служа мне. Это оставило глубокий след в душе. Но эта рана, по-видимому, частично зарубцевалась.
      Думаю, что мне было дано уникальное преимущество. Теперь я не сомневаюсь в том, что Новари сознательно опустила свою магическую защиту. Конечно, такое преимущество было слишком ненадежным, но я намеревалась использовать его в полной мере.
      Прошло много дней, прежде чем замаячили первые неясные контуры плана побега. В течение рабочего дня я была безвольным животным, которое могло пригодиться только для того, чтобы добывать золото в рудниках Короноса.
      К концу дня мы, спотыкаясь, возвращались в камеры и падали в полном изнеможении. Мне потребовалось огромное усилие воли для того, чтобы постепенно приближаться к ясному восприятию действительности. Единственным желанием было стремление как можно быстрее погрузиться в сон. Иногда я так уставала, что возникало обостренное чувство жалости к себе, и слезы непроизвольно струились по щекам.
      Я в конце концов осознала, насколько сильна была воля Залии на протяжении тех долгих месяцев, когда она ухаживала за мной. Это совсем не означало, что я стала полностью ей доверять. Несмотря ни на что, она вполне могла быть шпионом Новари. Поразмыслив, я признала, что подвергаю себя опасности, доверяясь Залии. Но, так как первый шаг к доверию был сделан, уже невозможно было сдерживать естественные эмоции — и все возрастающее восхищение Залией стало одним из доминирующих чувств. Моей главной задачей было постараться удержать эмоциональный прилив в жестких рамках, поэтому я не полагалась абсолютно во всем на женщину, которую недостаточно знала.
      Независимо от этого почти сразу стало очевидно, что воля Залии столь же тверда, сколь работоспособно ее большое и сильное тело.
      Однажды я была свидетелем того, как Залия спасла жизнь одной женщине, когда мы работали в плавильной камере. По какой-то неизвестной причине высокий штабель золотых стержней вдруг упал на рабыню. Несколько довольно сильных рабов попытались растащить эту сверкающую, но и смертоносную массу, освободить пронзительно кричавшую женщину, но их попытки были тщетны. Залия бросилась вперед, одним движением отстранила рабов и подняла стержни, снимая с женщины непомерный груз. Все мышцы и суставы богатырши скрипели от невероятного напряжения. К сожалению, рабыню так сильно покалечило, что она стала практически бесполезна в рудниках; несколькими днями позже стражники уволокли ее прочь, чтобы добить, как сломавшее ноги вьючное животное.
      Когда мы работали в качестве рудокопов, я видела, как Залия отбивала одним ударом большой кусок породы, в результате чего обнажались новые золотые жилы толщиной с ногу. Когда мы тянули тележки, нагруженные рудой, вверх по чрезвычайно крутым подземным проходам, именно Залия помогала нам с наименьшими потерями добираться до верхней части выработки, а потом служила своего рода противовесом, чтобы снова спустить нас вниз. Я потеряла счет случаям, когда кто-нибудь спотыкался, выпадал из общей связки, а Залия спасала всех от неизбежного падения вслед за несчастным в глубокую яму с отвалами.
      Кроме того, Залия могла быть исключительно нежной. Например, в тех случаях, когда она промывала мою рану, каждую ночь, перед сном, мягко снимая пыль и грязь, попавшие за день под повязку, и очищая пустую глазницу такими легкими прикосновениями, что я не всегда их чувствовала. Но что было более важным, так это то, что Залия не проявляла никаких признаков страха, который наверняка могли внушать мои раны. Она занималась врачеванием так, как будто бы это было самое обычное и простое занятие на свете.
      Однажды мне захотелось самой посмотреть, насколько велика моя рана, и я начала лихорадочно искать какую-нибудь гладкую отражающую поверхность, чтобы воспользоваться ею как зеркалом и не спеша изучить причиненное мне увечье. Оказалось, что в рудниках практически нет блестящих предметов с гладкой поверхностью, — все, кроме золота, было изборождено. Но и слиток золота не подходил. Ровная, гладкая поверхность золота отражает слабо.
      И вот однажды я нашла большую блестящую ложку и попыталась разглядеть себя в ее внешней поверхности, снимая при этом с головы повязку. Но Залия помешала мне, мягко, но настойчиво отбирая у меня ложку и возвращая бандаж на место.
      — Ты еще не готова к этому, — сказала она.
      — Я так уродлива? — спросила я. Мой голос дрожал, что меня сильно удивило.
      — В этой камере только одна уродливая женщина, Рали, — это я, — ответила Залия. — Пожалуйста, потерпи еще немного. Пусть рана немного заживет.
      Потом Залия спрятала ложку в тайнике, расположенном за выходящим из стены камнем.
      — Немного погодя мы обязательно ее достанем, — пообещала мне Залия, — когда придет срок.
      Я почувствовала себя немного спокойнее, как будто бы с плеч упал груз. Поначалу мне очень хотелось увидеть свое лицо, но оказалось, что под тонким покрывалом этого желания прячется испуг. Мне действительно было очень страшно заставить себя посмотреть в зеркало, но почти так же я боялась и неизвестности. Залия мягко, но так настойчиво, как умела только она, запретила это до того времени, когда я, может быть, стану храбрее.
      И это время вскоре наступило.
      Однажды ночью Залия закончила обмывать мои раны и произнесла:
      — Ну вот, наши дела заметно улучшаются, Рали. Теперь ты можешь сама все увидеть. И сама во всем убедишься.
      Мое сердце подпрыгнуло, когда я услышала, что говорит Залия. Но прежде чем я смогла пролепетать ответ, Залия сорвала с моей головы надоевшую повязку. Потом она подошла к тайнику и вытащила из него ложку и маленький сверток. Вернувшись ко мне, Залия развернула его и показала мне содержимое.
      Это была золотая латка для глаза, которая была прикреплена к золотому ремешку.
      Приладив ремешок, Залия не спеша надела латку на мой глаз, так чтобы мне было удобно. Латка была мягкой и легкой, как шелк самой тонкой выделки. Вскоре болезненная пульсация и ощущение пустой глазницы исчезли, и ко мне вернулось давно забытое ощущение полноценности.
      Залия протерла ложку рукавом туники и поднесла ее к моему лицу так, чтобы я смогла поглядеться в нее. Мгновенно покрывшись холодным потом, я инстинктивно попыталась отстраниться. Мое сердце трепетало, как крылья колибри.
      Но я взглянула.
      Сначала лицо показалось мне незнакомым. Оно было значительно более худым, озабоченным и тревожным, чем я его помнила, а волосы превратились в спутанный колтун, похожий на грязную швабру. Потом я стала узнавать эти удлиненные черты, все еще нежную кожу и единственный голубой глаз, пристально смотревший на меня с ложки. У этого глаза был тот внимательный вдумчивый взгляд, который отличает Антеро.
      Я увидела золотую латку, которая закрывала то место, где раньше был второй глаз. Пониже латки шел маленький крючковатый шрам.
      — Ты напоминаешь мне пирата, — улыбнулась Залия.
      Я нервно посмотрела на нее и снова вернулась к отражению на поверхности ложки.
      То, что я увидела, не было столь пугающим, как я боялась.
      — Очень недурно. И даже романтично, — произнесла Залия, все еще пытаясь ободрить меня.
      Но я и в самом деле подумала, в последний раз внимательно вглядываясь в поверхность ложки, что женщина права. Но я была слишком застенчивой, чтобы признать это.
      — Не знаю, — сказала я. И сразу попыталась превратить все в шутку. — Я выгляжу достаточно жутко, чтобы заставить добрую половину девушек в Ориссе истерически кричать при виде меня.
      Залия рассмеялась.
      — А другую половину, наиболее привлекательную, заставить кокетничать с тобой. Чтобы выяснить, настолько ли заманчива ты в постели.
      — Ты, безусловно, права, — сказала я, — кстати, веришь или нет, у меня тут, в Короносе, есть рудник, который я хотела бы тебе продать.
      Втайне я почувствовала облегчение. Я зашла столь далеко, что даже обняла Залию и поблагодарила. Это был довольно неприятный для нас обеих момент, поэтому мы быстро отстранились.
      Я потрогала латку на глазу, не переставая удивляться тому действию, которое она на меня оказывала.
      — Где ты ухитрилась найти это? — спросила я.
      — Я сделала ее, — ответила Залия, — в течение того времени, когда ты ходила, непрерывно тыкаясь в стены. Мне оставалось только… подождать, когда заживут раны на лице. Теперь ты смогла ее надеть.