Далекие Королевства - Возвращение воина

      Молодой колдун нахмурился, поэтому сержант быстро продолжал:
      — Конечно же, это для нашего просвещения, заклинатель Джейхенс. И все парни были так тронуты тем, что вы проявляете такую заботу о нас. И повторяете свой маленький урок всякий раз, когда представится подходящий случай. Поэтому мы ничего не забудем.
      Сразу вслед за этим сержант сильно пришпорил лошадь, оказался совсем рядом со мной и рявкнул:
      — Какая твоя забота, сержант?
      Но я знала, что эта грубость была показной. Я смогла прочитать симпатию в усталых глазах старого служаки.
      — Он сказал, — ответила я, кивая на заклинателя и мучительно икая.
      Сержант удивился:
      — Напиться — и все?
      Отрицая услышанное, я так сильно затрясла головой, что едва не скатилась на землю.
      Кобыла выпустила с испугу вибрирующую струю газов и немного подвинулась, чтобы помочь мне восстановить равновесие. Старая кляча была явно раздражена внезапным изменением моего поведения.
      — Нет, кое-что другое, — ответила я сержанту, — эт-та… кас-с-сается пенсии. И солдата, который д-должен получить, что ему п-причитается.
      Заклинатель Джейхенс вновь засмеялся. Смех был отвратителен.
      — Ты что-нибудь понимаешь, сержант?
      Я успела выпрямиться в седле. Мое чувство собственного достоинства было чрезвычайно оскорблено.
      — Эт-т-т-о оч-ч-чень просто, — сумела выговорить я, — мне урезали п-пенсию. Не д-дали, что п-причитается. С-собираюсь свидеться с казначеем в Ориссе и в-в-вправить ему мозги!
      Джейхенс захохотал.
      — Пьяная дура, — сказал он, быстро становясь серьезным, — твоя попытка приведет к тому, что ты просто поймешь, какую огромную ответственность несут наши лидеры. Директор Като и богиня Новари являются наиболее великодушными из всех правителей. И получается, что похожие на этого пьяного солдата первыми пользуются всеми преимуществами, вытекающими из этого великодушия.
      — Вы уже не раз говорили об этом, заклинатель Джейхенс, — заметил сержант, — и ваши слова сейчас звучат так же мудро, как и тогда, когда вы произнесли их в первый раз.
      Изнеженное лицо Джейхенса засветилось от самодовольства. Но я обратила внимание, что некоторые из патрульных закатывают глаза и прячут усмешки, втайне наслаждаясь скрытой издевкой, умело замаскированной старым сержантом.
      — Так что же решим с ней, заклинатель Джейхенс? — спросил сержант. — Я прикажу отпустить ее восвояси? Она напилась и не представляет опасности.
      Заклинатель пожал плечами и начал разворачивать лошадь.
      — Думаю, что ты прав, сержант, — презрительно бросил он, — до тех пор, пока у нас не будет более строгих законов относительно бродяг и других маргиналов, мы повязаны по рукам и ногам необходимостью церемониться с отбросами общества, которые встречаются на дорогах владений богини Новари.
      Я постаралась сдержать облегчение. К сожалению, оно было слишком непродолжительным, потому что заклинатель Джейхенс помедлил и повернул назад. Я тут же почувствовала предупреждающий укол его магического поля и поняла, что он намеревался проверить мою ауру, а также мои вещи на предмет колдовской контрабанды.
      — Может быть, мне все-таки следовало бы сначала посмотреть… — бормотал он, приближаясь ко мне.
      Я мгновенно превратила содержимое моих седельных сумок и тюка с вещами в заляпанное рвотной массой тряпье закоренелого забулдыги. Я почувствовала, как Джейхенс запустил туда щупалец, буквально выстрелил заклинание отвращения и быстро отпрянул.
      Лицо заклинателя Джейхенса выглядело так, как будто бы он случайно попал рукой в нечистоты. Он посмотрел на меня. Я встретила этот взгляд с широкой улыбкой окончательной идиотки, спрашивающей всех встречных: «Как меня зовут?» Затем я рыгнула прямо ему в лицо, он резко отвернулся, крикнув:
      — Пусть едет, сержант!
      Из оттопыренного кармана сержант достал стопку замусоленных пропусков. Вытащив один из них, он протянул его мне.
      — Это поможет тебе, сержант, добраться до цели путешествия, — сказал он тихо, — счастливо тебе!
      Потом показал в сторону дороги, ведущей в Ориссу, и произнес:
      — Тебе лучше двигать отсюда, сестра. Пока их придурковатое святейшество не передумало.
      Пьяным голосом я промямлила слова благодарности, еще раз приложилась к фляжке и пришпорила кобылу.
      И поехала прочь от патруля, качаясь, отхлебывая из фляжки и горланя любимую кабацкую песню одного из старых моих приятелей:
      По бурному морю скиталась братва, Пристала к таверне у Глейда. Плясали и пели они до тех пор, Пока не иссякли бочонки, А их небывалый и смелый напор Запомнят надолго девчонки…
      В течение ближайших нескольких дней я поменяла этот пропуск на несколько других, пока сумела добраться до столицы. В прежние времена свободные, ныне дороги моей родины охранялись патрулями на всех главных перекрестках. У каждого поста необходимо было доказывать, что идешь по делу, и предъявить пропуск, который удостоверял законность проезда от предыдущего пункта. Потом этот пропуск погашали и выдавали следующий, который также внимательно изучали на очередном контрольном пункте. Поэтому жест старого сержанта оказался гораздо более полезным, чем мне представилось поначалу.
      Большинство патрульных бросали на меня беглый взгляд и сразу же становились равнодушными и слегка недоброжелательными, как только я начинала вновь докладывать о своих заботах, изливая желчь на «этого негодяя казначея из Ориссы». Некоторые из стражников держались настороженно. Но небольшая магическая маскировка, которая скрывала все чувства, кроме благородного негодования незаслуженно обиженного пенсионера, всегда помогала мне благополучно пройти очередной досмотр.
      Чем ближе я подъезжала к Ориссе, тем более удручающие картины появлялись перед моим взором. Ни разу за всю свою историю Орисса не попадала под пяту тирана. Несколько раз враги были близки к тому, чтобы одолеть нас, но нам всегда удавалось найти силы и возможности отбить агрессоров.
      На этот раз мы не просто проиграли, нас атаковали изнутри. Повсюду я встречала незарубцевавшиеся шрамы гражданской войны, которая продолжалась около двух лет. Сожженные деревни. Вытоптанные поля, искореженные и местами сгоревшие леса, которым был нанесен непоправимый ущерб боевыми действиями. И в довершение всего — голубое с позолотой полотнище Птицы Лиры, венчающее каждое учреждение.
      Однако самым печальным было то, что гражданская война сделала с людьми. Обычно орисситы были радушным и открытым народом, отличавшимся гостеприимством. Сейчас же все куда-то озабоченно спешили, сгорбив от страха плечи и бросая на встречных подозрительные взгляды. Короткие разговоры состояли из тщательно продуманных фраз.
      Когда тебя непрерывно буравят жадные и злые глаза доносчиков, когда каждое твое слово улавливают их уши, дергающиеся от садистского наслаждения, самое разумное — показывать всем постоянно сомкнутые губы. Именно я это чаще всего и видела на постоялых дворах и рынках. Убедительным подтверждением разумности такого поведения были трупы мужчин и женщин, которые болтались на виселицах, расставленных на площадях и рынках. Но наиболее ошеломляющее впечатление произвели на меня бригады закованных в цепи невольников, которых стражники Новари кнутами заставляли работать. Сейчас, когда правили Новари и Като, потеря свободы была самым мягким наказанием для отступников, а по количеству трудящихся осужденных я поняла, что законы теперь могли нарушаться с пугающей простотой.
      У меня сложилось твердое убеждение, что дело не ограничилось полным уничтожением моей семьи, было ликвидировано главное достижение, которое Антеро ценили выше всех остальных благ, — отсутствие рабства как элемента государственного устройства Ориссы.
      Я не слышала никаких новостей о сражении при Галане. Даже деревенский простак не решился бы сейчас обсуждать эту тему. В особенности с незнакомцем. Поэтому у меня не было никаких свидетельств, подтверждающих или опровергающих слухи, о которых мне поведала провидица Хана. Могли ли возглавляемые Квотерволсом остатки защитников Галаны и Стражи Маранонии в действительности сдаться Като и Новари? Была ли Эмили захвачена и убита? Или она все еще жива? Продолжается ли битва за Галану?
      Пальмирас, как я узнала из книги Амальрика, являлся не только способным заклинателем, но и достаточно хитрым, как большинство представителей его профессии. Из всего того, что я сумела вычислить и вспомнить, я сделала вывод, что именно благодаря его усилиям была создана магическая защита, позволяющая держать Новари на расстоянии.
      Я хорошо понимала, что не смогу получить ответы на мучившие меня вопросы, пока пробираюсь по опаленной пожаром земле.
      Час ответов настанет, когда я достигну Ориссы.
 
      Когда я наконец попала в город, был рыночный день. Все въезды в столицу усиленно охранялись. Я растворилась в потоке фермеров, жителей окрестных деревень, которые трижды в неделю наводняли Ориссу. Я спрятала лошадь и большую часть своих вещей, поэтому при входе в город не привлекла внимания.
      Стоял теплый солнечный день, но небо казалось грязно-серым от зловонных испарений, поднимавшихся от реки. От нее воняло отходами и канализацией. В прежние времена ни один мало-мальски уважающий себя ориссит не потерпел бы этого ни минуты. Загрязнение реки считалось святотатством. Я увидела, что и улицы Ориссы теперь заполнены давно не убиравшимся мусором, то и дело попадались лужи нечистот — для меня это было еще одним свидетельством того, что нынешнее правительство не справляется со своими прямыми обязанностями. Сборщики мусора и старьевщики всегда получали дотации от городских властей, и это позволяло содержать город в чистоте. Заваленные хламом и залитые помоями улицы означали, что даже это простое и эффективное средство теперь не действовало.
      Неприятные впечатления на этом не закончились. Я увидела, как неестественно покорно, с опущенными головами толпа молчаливо вливалась сквозь ворота. Мне не составило труда догадаться, в чем дело, когда проходила вместе со всеми между двух огромных статуй, стоящих с двух сторон главной рыночной дороги.
      Одна из них была фигурой закованного в броню высокого, мускулистого молодого мужчины, который в одной руке держал знамя, а во второй — поднятый меч. На знамени был изображен символ Птицы Лиры. На постаменте были выбиты слова: «КАТО — ЗАЩИТНИК БОГИНИ НОВАРИ».
      Другая статуя изображала саму Новари. Она сидела, играя на лире. Каменное лицо было задумчивым и мягким, пальцы изящно изогнулись, перебирая струны.
      Когда я проходила мимо статуи Новари, мое сердце неистово забилось.
      Вслед за этим я почувствовала, что над толпой пролетел сгусток магического поля, несущий в себе заклинание. Источником его являлась статуя Новари, которая сканировала толпу в поисках скрытой магической угрозы. Я поставила непроницаемую защиту, пробиться сквозь которую не сумел бы никто, но чувствовала себя все еще неуверенно, ожидая, что вот-вот кто-нибудь из солдат, выслеживающих злоумышленников, с грубыми криками бросится ко мне. Но я прошла благополучно. Мое заклинание сработало. На этот раз я была хорошо подготовлена к встрече с Новари.
      Мне следовало обращаться осторожнее с собственными магическими способностями. Я не должна была проявлять их слишком открыто, но при этом должна была иметь доступ к магической силе по первому желанию. Поэтому я сформулировала маскирующее заклинание, которое полностью экранировало меня от всех энергетических воздействий со стороны Новари, кроме, может быть, самых мощных прямых ударов.
      Я придерживалась главного людского потока, который неуклонно увлекал меня к центральному рынку. Даже животные замолчали, когда мы проходили мимо Дворца Заклинателей.
      Ни один цыпленок не пискнул, ни один осел не заревел. Несмотря на то что день был солнечный, дворец казался темным, от него веяло холодом. Окна мерцали, а в воздухе ощущался неприятный запах озона. Слегка наклонив голову, я внимательно посмотрела на дворец с помощью своего волшебного глаза. И увидела все в темно-красных тонах. Вокруг кружились призрачные силуэты, часть которых издавала стоны, а часть смеялась. Я сосредоточилась и услышала очень слабые звуки лиры. На тон ниже звучал непрерывный, низкий гул, напоминающий отголосок огромного пожара, бушующего за десятки километров отсюда.
      Я вновь переключилась на обычное восприятие, позволяя запахам и шуму толпы вновь вернуть меня к действительности. Однако за короткое время, проведенное в магическом мире, я получила весьма определенные свидетельства того, что Новари что-то затевает. Птица Лира была так же могущественна, как и прежде. Возможно, даже стала еще сильнее. Но у меня сложилось впечатление, что ее внимание сосредоточено на чем-то, не относящемся к городу.
      Город был охвачен скрытым негодованием. Многие магазины и жилые дома были разграблены, а то и разрушены в ходе недавней гражданской войны. Люди держались настороженно. Я видела совершенно голых детей, стоявших на улицах, как в пустыне, и плачущих без видимой причины, видела, как солдаты избивали старика. Толпа зевак молча наблюдала за этим, никто не вмешивался, но во взглядах горожан тлела ненависть.
      На главной площади перед рынком был установлен эшафот с виселицей. С нее свисали закованные в цепи тела как напоминание о том, что может произойти, если позволишь себе оказать сопротивление новым правителям.
      Толпа инстинктивно ускорила шаг и вскоре влилась в ворота центрального рынка.
      Хотя было заметно, что многие еще дрожат от только что увиденной картины, я ощутила, что напряжение толпы уменьшается. Мы попали в более приятное окружение. Суета, шум и запахи огромного орисского базара вскоре вытеснили чувство опасности. Атмосфера Центрального рынка казалась наэлектризованной гораздо в большей степени, чем обычно. Это напоминало мне истерический срыв.
      Пока я шла по рынку, со всех сторон кричали зазывалы, расхваливающие тот или иной товар:
      — Пироги! Свежие мясные пироги! Отлично пропеченное тесто, вкусное мясо, бесподобная подливка!
      — Мед! Апельсиновый мед! Прямо из улья!
      — Груши! Вы только попробуйте мои груши! Шесть штук за медяк!
      Последний призыв пришел от старой плутовки, и я задержалась около ее прилавка, чтобы схватить сочную грушу и устранить отвратительный кислый привкус во рту. Груши она держала во льду, и я выловила одну большую, понравившуюся мне и тут же вонзила в нее зубы. Заплатив за удовольствие медной монетой, я отказалась от сдачи и двинулась дальше по рынку, стараясь выглядеть обычно, не выдавая своих намерений и уплетая грушу.
      Специально для визита в Ориссу я слегка изменила свою внешность. Я была по-прежнему отставным сержантом, тяжело израненным в битвах и жестоко обиженным чиновниками из пенсионного департамента. — Но теперь я открыто демонстрировала, что мои требования частично удовлетворены. Перед визитом в Ориссу я помылась, надела более качественную одежду и придала деревянной чашке, которая прикрывала обрубок моей левой руки, надлежащий блеск. Мой кошелек был набит монетами. Я имела вид человека, который намеревается хорошо провести время после того, как им так долго и незаслуженно пренебрегали.
      Протискиваясь сквозь толпу толстолицых фермеров, деревенских парней и девушек с широко раскрытыми от возбуждения глазами, я изучала толпу в поисках заветной цели. И вскоре была вознаграждена.
      Я увидела, как двое мальчишек, толкавших ручную тележку, наполненную товаром, врезались в пьяного мужика. Фрукты рассыпались по земле. Упал и пьяный. Один из мальчишек бросился поднимать его, непрерывно извиняясь за свою неловкость. Помогая пьяному встать, мальчик стряхивал пыль с его одежды. Я увидела, как он ловко подцепил кошелек и быстро передал его напарнику, а тот мгновенно спрятал кошелек в кармане.
      Это было проделано столь профессионально, что, кроме меня, никто ничего не заметил, даже сам пьяница, которого к этому моменту подняли на ноги и подтолкнули в нужном направлении, дружески похлопывая по спине. Это движение избавило жертву от шелкового носового платка.
      Отрадно было наблюдать за тем, что, по крайней мере, некоторые из орисских традиций все еще сохранялись, несмотря на все усилия Новари и ее марионетки Като положить им конец. Орисские воры по-прежнему были в теле, как мухи в старой Писидии. Сейчас моя судьба в значительной степени зависела от способности преступного мира Ориссы противостоять диктату Новари. Я не имела ни малейшего представления о том, кто именно остался в живых из партнеров и друзей моего брата. Я была готова пожертвовать чем угодно ради того, чтобы хотя бы один из них оказался достаточно хитрым и изворотливым и выскользнул из магических сетей, расставленных Птицей Лирой.
      Такой человек существовал, и он однажды спас брата, прибегнув к услугам своей преступной братии. Я не представляла, где смогу найти его. Но знала, в каком направлении двигаться и кого следует расспросить.
      Я последовала за мальчиками, с усилием прокладывая путь по рынку. В течение получаса они столкнулись еще с четырьмя посетителями. Дальний конец центрального рынка венчал знакомый многоквартирный дом, которым было отмечено начало трущоб, где воровские кланы процветали с самого основания Ориссы. В те дни, когда я была молодым солдатом и любила иногда отлучаться со службы, я частенько захаживала в этот район, пировала с друзьями, и мне часто доставалось на орехи.
      Именно в трущобах я поклялась, что обязательно заплачу сторицей за те дорогостоящие уроки, которые получила в воровских малинах. Для достижения заветной цели мне потребуются все преступные навыки, которые я смогу извлечь из подсознания, помноженные на волшебство, и это должно заставить обитателей трущоб исполнить мою волю. Чем ближе я приближалась к району, тем хуже становились дороги. Повсюду виднелись торговые ряды, ломившиеся от разнообразных товаров, по большей части — домашней утвари. Товар был превосходного качества. Я знала, что все это ввезено контрабандным путем, за время регулярно повторяющихся ночных набегов на богатые соседние районы. И там проживало немало негодяев, втайне потирающих ладони в предвкушении от потерь тех, на кого они навели воришек. И здесь, как и на центральном рынке, зазывалы непрерывно расхваливали свой товар или же повторяли без устали названия известных всему городу и пользующихся дурной славой кабаков и домов терпимости.
      Парни с тележкой направились к столу, за которым десять или двенадцать подвыпивших мужиков плотно окружили долговязого наперсточника. Наперсточник быстро передвигал по столу три половинки от скорлупы грецкого ореха, а потом предлагал кому-нибудь из возбужденной аудитории угадать, под какой из них спрятана горошина. Мальчишки с фруктовой тележкой остановились около этого стола и вступили в переговоры со скользкого вида кричаще одетым типом. Слова произносились тихим шепотом. Этот тип явно наблюдал за действиями наперсточника. Такие вот ребята, снующие с тележками по улицам и рынкам, являются глазами и ушами владык преступного мира Ориссы. Беспрепятственно перевозя фрукты или другую поклажу от места к месту, прихватывая по случаю плохо лежащее имущество или выуживая из карманов кошельки, они собирают информацию, представляющую интерес для хозяев.
      Цветисто одетый мошенник очень внимательно выслушал то, что ему прошептали мальчишки, кивнул, сунул каждому по монете и отпустил. Я не стала более следить за ними и метнулась к столу наперсточника, врезавшись в разодетого наблюдателя, чтобы наверняка привлечь его внимание. Он выразительно на меня посмотрел, отряхнул пыль с одежды. Его лицо в этот момент было преисполнено величия.
      Отлично, подумала я. Ты именно тот человек, которого я ищу. Этот разодетый мошенник будет первым звеном той цепи, которая, как я надеялась, приведет меня к тому, кто руководит здешними ворами.
      — Дайте мне взглянуть на скорлупки, ребята! — заорала я, изо всех сил протискиваясь к столу. — Кладу новый полтинник на то, что угадаю с первого захода, где горошина!
      Я рыгнула прямо в лицо наперсточнику, так что он отчетливо почувствовал, что от меня несет перегаром. Я потрясла кошельком перед его носом.
      — Меня зовут сержант Рали, приятель, — прокричала я, — сделай мне игру. Начинай!
      Наперсточник пребывал в нерешительности. Он уже успел наметить жертву. Его мозг был не в состоянии быстро переключиться на другую мишень. Я с силой шлепнула серебряной монетой по столу, чтобы улучшить его сообразительность.
      — Давай, приятель, не медли, крути скорлупки! — произнесла я.
      При виде серебряной монеты его глаза заблестели. Для пущей убедительности я еще раз тряхнула кошельком. Услышав звон, он широко улыбнулся, до самых своих обрезанных ушей преступника.
      — Щас изобразим, точно как в аптеке, сержант, — ответил он сальным голосом, — ну я враз растаю, когда ты влепишь в десятку. Просто обязан отдать тебе всю казну, усекаешь? Эк как тебя уделало ради нашей старушки Ориссы!
      Он положил руку на сердце, а все собравшиеся громко захлопали в ладоши, услышав слова, звучащие весьма искренне.
      — Давай начинай, — произнесла я, — и поглядим, улыбнутся ли сегодня боги своему любимому старому сержанту Рали.
      И наперсточник начал игру. Показал три пустые половинки скорлупы ореха, перевернув их на столе. Артистично взмахнул зеленой горошинкой, зажатой между большим и указательным пальцами. Скороговоркой произнес свою считалку:
      — В первую постельку идет-ложится она. Теперя во второй, потому как первая холодна. А вот и с третьим парнем спит, бо второй тюфяк. Но у третьего сосиска мягка, и она прыг-скок взад в холод, но туда, где твердо.
      Я смотрела, как горошинка переходила от одной скорлупки к другой. У меня не было необходимости следить за тем, куда она в конце концов попадет. Я могла совершенно отчетливо видеть горошинку с помощью волшебного глаза. Кстати, я предвидела, что наперсточник позволит мне выиграть первый раунд, чтобы я сразу не утратила интереса к игре.
      Сразу, как только он прекратил тасовать горошину, я прокричала:
      — Вот здесь она!
      И, хлопнув рукой по среднему наперстку, добавила:
      — Ждет меня, хорошая, послушная горошинка! Наперсточник приподнял скорлупу, открывая горошину всеобщему обозрению, и с силой шлепнул себя по лбу, как будто бы был так же изумлен, как и все остальные.
      — Она взяла меня тепленького, парни! — прокричал он собравшимся.
      Толпа ответила радостными криками, одобряя мой выигрыш.
      — Рискни еще раз, сестренка, — сказал наперсточник, — не смотри, что у тебя только один глаз, не дрейфь, сержант, ты зыришь так, что и фраера с двумя лампочками не могут.
      Я засмеялась, сгребла выигрыш, после чего высыпала на стол и добавила еще несколько серебряных монет из кошелька.
      — Сегодня, приятель, Тедейт мне улыбается, — с пьяным ликованием произнесла я, — заставила этого проклятого казначея отстегнуть по-хорошему, что мне причиталось. — Я высоко подняла кошелек, так чтобы все его видели, и продолжала с пьяным упорством: — Сидела на мели еще два часа назад. Но теперь вода высока. Четыре года я ждала… ик… когда же мне вернут должок, ребята. Четыре года, черт побери! — Я грохнула кулаком по столу и крикнула: — Как насчет того, чтобы удвоить ставки? Покажи горошину!
      Наперсточник пожелал мне удачи, забормотал какое-то подобие молитвы, ни на секунду не переставая перемещать горошину от одной скорлупы к другой. Однако на сей раз он действовал нарочито медленно. Неуверенно. Так, как будто бы старался сделать так, чтобы я наверняка угадала, где именно осталась горошинка после того, как он прекратит тасовать скорлупки. Волшебный глаз ясно показал мне, что наперсточник прикрыл горошинку ладонью после последнего круга. Но его умело наработанные движения уверяли нетренированного наблюдателя в том, что и на этот раз горошина попала под средний наперсток.
      — Давай, не робей, сержант! — громко крикнул наперсточник, сделав свое дело. — Сорви куш! Угадай, где горошина!
      Я снова сильно шлепнула по центральному наперстку.
      — Вот здесь! — крикнула я. — Прячется в той же постельке! К тому моменту, когда наперсточник протянул руку, чтобы перевернуть расположенный посередине наперсток, его лицо уже почти успело принять выражение сожаления о моем проигрыше.
      Я знала, что он незаметно протолкнул горошину в одну из крайних скорлупок почти одновременно с моими словами. Но в тот момент, когда он приподнял наперсток, на который показала я, под ним на столе лежала горошина, которая, казалось, весело мне подмигнула. Зрители, собравшиеся на этот спектакль, взревели от восторга. Я увидела, как наперсточник инстинктивно сжал кулак, все еще предполагая, что в нем спрятана настоящая горошина. Его изумление стремительно приблизилось к состоянию шока, когда он убедился в том, что горошина исчезла. В течение нескольких секунд наперсточник тупо таращил глаза на горошину, не находя объяснения своему промаху.
      — Вот те на! — крикнула я. — Счастье все еще улыбается старине Рали! Давай еще раз! Ну как — слабо?
      Собравшиеся вокруг нас подвыпившие зеваки единодушно решили, что необходимо продолжить игру. Но наперсточник, который до сих пор пытался выяснить, где совершил ошибку, казалось, не слышал. Он начал было подниматься от стола. Я заметила, что одетый в яркие одежды тип приблизился к нам, пытаясь понять, что происходит. Потом он кивнул наперсточнику, разрешив ему продолжать. Собравшиеся начали заметно негодовать из-за его медлительности. Прежде чем опустел кошелек наперсточника, я четыре раза точно угадывала, где спрятана горошина. Каждый раз ставка на кону и количество зрителей резко возрастали.
      В конце концов хозяин стола поднял руки:
      — Все, ребята, продулся вчистую!
      Он попытался изобразить на лице легкую ироническую усмешку, но походил скорее на улыбающуюся змею.
      — Тем не менее, — продолжал он, — я сегодня вечером обязательно поставлю свечу в храме, клянусь богами, парни! Деньги уплыли, но — на стоящее дело.
      Наперсточник похлопал меня по спине.
      — Пусть тебе это будет на пользу, сержант. Ты — прирожденный игрок.
      Толпа начала постепенно таять, а наперсточник протянул мне кувшин.
      — Ну, это мне сейчас вовсе не помешает, уважаемый! — сказала я и сделала глоток.
      — Как насчет того, чтобы потолковать тут с одним моим корешом, а? — спросил наперсточник, кивая в сторону ярко одетого типа. Тот обнажил в улыбке выступающие, как у лошади, зубы.
      Когда он приблизился, я улыбнулась в ответ. Тип выглядел миролюбиво, но был смертельно опасен: одну руку он протянул для рукопожатия, а другую в этот момент держал у бедра, где в кармане наверняка был спрятан острый клинок. В то мгновение, когда наши ладони соприкоснулись, я почувствовала, что он пристально и бесцеремонно меня разглядывает, внимательно изучая мои физические недостатки. Но самое пристальное внимание он уделил качеству моего оружия.
      — Меня звать Легг, — произнес он довольно дружелюбно, неделовым тоном, — я тоже, как и ты, сержант Рали, азартный игрок. Однако наперстки не моя игра. Нужна слишком острая интуиция и железные нервы, чтобы успешно охотиться за горошиной. Поэтому прими самые теплые поздравления, сержант. И похвалу твоей выдержке. Смотреть было — одно удовольствие.
      Я осушила кувшин и протянула его наперсточнику. При этом я ухмыльнулась — пьяная и счастливая.
      — Никогда раньше не ш-шлепала по скорлупе! Выигрыш не имеет никакого отношения к опыту. Слепая солдатская удача. Которая всегда проходила мимо меня в прошлом.
      Для подтверждения сказанного я потрясла деревянной чашкой, прикрывающей культю.
      — Я случайно узнал, что тут неподалеку есть небольшое, но вполне пристойное заведение, — сказал Легг, нервным движением выдергивая длинную нитку из своей цветастой одежды, — там можно перекинуться и в кости, и в карты.
      Я колебалась, как будто бы взвешивая все «за» и «против». Потом тряхнула головой и сказала с задумчивым лицом, но покачиваясь, как и полагается пьяному сержанту:
      — Я стараюсь не заходить в незнакомые кабаки, Легг. Там имеют обык… ик… новение раздевать догола бедных солдат, в особенности когда рядом никого нет. Нет друга, чтобы прикрыть спину.
      — Тогда можешь считать, что я твой друг, сержант Рали, — заметил Легг, похлопывая меня по плечу, — и вот что я тебе скажу. Сегодня тебе здорово везет. Я готов даже допустить, что ни я, ни один из моих корешей не сравнится с тобой в удаче.
      Я уставилась на него подозрительным взглядом и спросила:
      — Ты давай, это, не темни.
      — Почему бы не пропустить по маленькой и не потолковать о деле в более подходящей обстановке? — спросил Легг и кивнул в сторону небольшой забегаловки под открытым небом, расположенной недалеко от нас. — Если тебя не устроит дельце, которое я обрисую, то сразу завяжем — и никаких фокусов. У тебя останется только веселое воспоминание о крутой шараге и легкий балдеж от забуханного подогрева.
      Немного подумав, я приняла предложение, и мы направились к столикам. После четырех-пяти тостов мы с Леггом и наперсточником стали лучшими друзьями. Я поведала им о своих злоключениях. О том, с каким трудом пробиралась в столицу от дельты Орисской реки, чтобы получить наконец причитающуюся мне по закону пенсию, которой я была так несправедливо лишена. О том, как в конце концов этот проклятый казначей смилостивился и выплатил почти все, но только после того, как потребовал и получил изрядную долю моих кровных в качестве вознаграждения за доброту. Собеседники активно сочувствовали мне. Вместе со мной переживали по поводу того, что добытой с таким трудом суммы не хватит на долгий срок и вскоре я вновь стану бедной. Потом мы условились о том, как обеспечить мне более сносные условия жизни после выхода на пенсию.
      Мы должны были внести равные доли в общую казну. Те суммы, которые смогли себе позволить мои «компаньоны», по невероятному стечению обстоятельств были в точности равны сумме денег, которая находилась в моем кошельке. Содержимое кошелька перед этим подверглось быстрой профессиональной оценке в несколько мимолетных, но жадных взглядов. Я должна была держать общую казну. Так сильно мне доверяли. И мы направились в игорный дом. Меня постарались убедить в том, что это пристойное место, после посещения которого такая счастливица, как я, без сомнения, уйдет с выигрышем, достаточным, чтобы удовлетворить всех троих.