Гарла, который успел содрать с себя остатки маскировки и заменить ее на праздничный шелковый наряд, начал созывать своих подопечных поближе, чтобы они поприветствовали гостью. Как и любой другой опытный лидер, Гарла решил, пользуясь моим присутствием, поднять боевой дух своего воинства.
Казалось, все собравшиеся искренне рады видеть Рали Антеро и охотно аплодировали мне.
Я выпила с ними вина, послушала музыку, которую исполнял самый странный из всех виденных мной оркестров. У них были обычные инструменты — флейта и трубы, барабаны и лютни, колокольчики и погремушки. Но у каждого из музыкантов имелся какой-нибудь зверек, который ему аккомпанировал. Пока флейтист выводил свою мелодию, из корзины медленно поднималась голова змеи. У барабанщика напарником была танцующая собака. Остальные, похоже, предпочитали обезьян, которые без конца верещали, подпрыгивали, раскачивались из стороны в сторону. Мы непроизвольно были захвачены этим зрелищем — как-никак, перед нами выступали дрессировщики, лучшие мастера в Ориссе. Я немного расслабилась и с сожалением подумала, что это может быть первым и последним моим праздником за много-много лет. Я не могла припомнить, когда в последний раз мне доводилось слышать столь жизнерадостную музыку, так беззаботно проводить время.
Затем мы с Гарлой уединились в его жилище. Оно было гораздо меньше, чем подземные апартаменты Пипа, и достаточно скромно обставлено, однако здесь чувствовался вкус. У меня непроизвольно возникло сравнение с апартаментами отца, где преобладала мебель из отполированного дерева и мягкая натуральная кожа. Здесь стоял тот же уютный запах, и я почти мгновенно расслабилась.
Я упала в глубокое кожаное кресло и взяла из рук Гарлы бокал с легким вином.
— Я чувствую, что должна кое-что у тебя спросить. Так что заранее приношу извинения за любопытство…
Прежде чем я успела закончить фразу, Гарла поднял руку и сказал:
— Ты хотела бы узнать, как такой парень, как я, мог очутиться в таком окружении?
— Надо быть окончательным тупицей, — ответила я, — чтобы не замечать, что ты не утратил благородных манер. Твоя попытка подражания, когда ты приглашал меня сюда, только усиливает мою уверенность. Ты не совершаешь ровно никакого насилия над собой, оставаясь джентльменом.
Гарла издал торжествующий возглас. Звук был глубокий и мощный. Затем сказал:
— В этом нет никакой тайны. Я отпрыск одного из тех сукиных сынов, отцы которых любили залезать в постель к служанкам. Единственное различие между мной и остальными, мне подобными, состоит в том, что моего отца непрерывно терзали угрызения совести. Он без конца мучился, потому что был, как ему представлялось, незаслуженно лишен общества воспитанных людей. В результате он запил и оказался на улице, а мне пришлось заняться попрошайничеством, чтобы выжить самому и содержать его до самой его смерти. — Гарла красноречиво пожал плечами и продолжал: — Так что я очень быстро нашел свое истинное призвание, — он поднял хрустальный бокал, — и преуспел.
— Это объясняет многое, — сказала я.
— Если ты имеешь в виду мои попытки казаться похожим на людей благородного происхождения, которых я презираю, то ты попала точно в цель. И я не вижу ни грана лицемерия в этом. Я не стремлюсь к обладанию тем, что есть у них. Я хочу пользоваться тем, в чем они ограничивают других. Уважением, которое заслуживают все люди, независимо от их материального положения и социального статуса.
— О, столь возвышенные мысли, — пробормотала я, копируя тон и улыбку Гарлы.
Тот засмеялся и произнес:
— Ну что ж, дорогой капитан, туше. Думаю, я это заслужил. Мы закончили нашу дружескую вечеринку в очень хорошем настроении. Затем Гарла проводил меня в маленькую комнату, в которой стоял массивный платяной шкаф. Небольшой косметический столик с трюмо располагался слева. Он был уставлен множеством горшочков, пузырьков, бутылочек, баночек довольно странного вида, что живо напомнило мою собственную мастерскую.
Гарла скептически оценил мою внешность. Затем задумчиво спросил:
— Какого типа нищим мы сделаем тебя, дорогой капитан? Как ты хорошо знаешь, в душе каждого из нас глубоко запрятан попрошайка. Некоторые просят милостыни, другие — сочувствия. Одни обращаются с просьбами к богам, другие — к дьяволам, а третьи просят у вас прощения в тот момент, когда перерезывают вам горло.
— Есть еще милосердие, — сказала я, — ты почему-то вычеркнул его из перечня просьб.
— О нет, дорогой капитан, — возразил Гарла, — если ты предполагаешь, что в этом мире существует милосердие, то ты жестоко заблуждаешься. Либо тебя обманули преднамеренно.
Пока я наслаждалась последним замечанием Гарлы, он продолжал рассматривать меня.
Внезапно Гарла щелкнул пальцами и сказал:
— Придумал!
Он весь перекосился и сгорбился, приподнял левое плечо так, что оно стало закрывать почти половину лица. Его правая рука змеиным движением двинулась вперед, скрюченные пальцы напоминали когти хищного зверя. И Гарла произнес высоким, дрожащим голосом старой карги:
— Позолоти ручку, капитан, всю правду расскажу. Всего пятак — и все мечты сбудутся.
— Рыночная ведьма? — ошеломленно спросила я.
Гарла мгновенно вышел из роли и выпрямился. Затем спросил:
— Разве можно придумать лучшую маскировку для нынешних условий? Ты сможешь путешествовать где душа пожелает. Будешь переходить от одного рынка к другому. Клянчить медную монетку и говорить людям ложь, которой они с нетерпением ждут. И это тоже, по-моему, подходит под твой истинный образ. Заклинатель, замаскированный под рыночную ведьму.
— Твои непомерные амбиции вновь дают о себе знать, друг мой, — произнесла я.
Гарла тихо засмеялся и сказал:
— Врать не стану — сама идея доставляет мне огромное удовольствие. Но какую еще маскировку ты можешь предложить?
— Замечательно, ведьма так ведьма.
Гарла удовлетворенно кивнул и приступил к раскопкам в своем необъятном шкафу, пытаясь обнаружить подходящие лохмотья.
— Утешайся тем, что тебе нет необходимости становиться попрошайкой с обезьяной на плече, — тебе пришлось бы весьма несладко.
— Хорошо, что напомнил, — парировала я, — как раз собиралась попросить у тебя обезьяну.
— Обезьяну? Для чего? Это же маленькие грязные твари, которые так и норовят устроить какую-нибудь пакость.
— Тогда, я думаю, ты не будешь особенно возражать, если с обезьяной, которую ты мне дашь, произойдут некоторые неприятности?
Гарла громко расхохотался. И изумленно спросил:
— Возражать? Я работал с обезьяной, когда был мальчишкой. Я ее ненавидел. Всякий раз, после того как она совершала какую-нибудь ошибку, мой хозяин больно порол меня, вместо того чтобы наказать зловредное животное. — Гарла даже передернулся при этих воспоминаниях. Потом сказал: — Я дам тебе обезьяну. Честно говоря, я буду рад, если ты от нее избавишься. Даже если ты свернешь ей шею, мне будет только легче.
— Боюсь, что бедняге придется побывать в аду, — сказала я, — или в местах, не столь удаленных от ада.
Гарла ничего не ответил. Потому что в этот момент он открыл одну из шкатулок и высыпал на стол нечто похожее на маленькие черные конфеты. Кончиком пальца он поддел одну из них и повернулся ко мне со словами:
— Теперь замри. Я хочу показать тебе, как наращивают бородавки.
В ночь перед тем, как отправиться в Галану, я отдыхала в маленькой темной комнате. Я послала за моей лошадью и недостающими вещами, некоторыми из них я воспользовалась для того, чтобы создать заклинание. На полу комнаты была нарисована красным мелом пентаграмма. В ее центре зеленым мелом начерчен квадрат.
Я поставила на него шаткую клетку. Внутри ее находилась маленькая испуганная обезьяна с огромными печальными глазами и острыми зубами. Она истерически повизгивала и пыталась побольнее укусить меня за палец, пока я устанавливала клетку.
— Мне очень жаль, мой маленький братец, — сказала я. — Постараюсь сделать все возможное, чтобы тебе не было причинено никакого вреда.
Мое обещание вызвало еще более интенсивные истерические вскрики и оскал острых зубов. Обезьяна начала дергаться как сумасшедшая и раскачивать клетку.
Я понимала ее чувства. Мне много раз давали похожие обещания. В результате я лишилась руки и глаза.
Чтобы немного успокоить зверька, я дала ему несколько апельсиновых долек. Обезьяна ела и не отрываясь смотрела на меня огромными глазами.
Обрызгивая клетку маслами и эссенциями, я старалась не обращать внимания на этот взгляд.
Обезьяна замерла, когда я начала произносить волшебные слова:
Умный маленький зверек
Точит остренький клычок,
У него четыре лапы,
Он умеет крепко цапать,
И развязывать узлы.
Колдовские чары злы,
Мой приказ — их развяжи!
Клетку охватило холодное пламя. Обезьяна взвизгнула от страха. Скрепя сердце я с силой выбросила вперед волшебную руку, ткнув золотым пальцем прямо в клетку, и крикнула:
— Развяжи!
Раздался короткий визг, клетка подпрыгнула, как будто бы ее ударил сильный порыв ветра.
Обезьяна исчезла.
Я использовала волшебный глаз, чтобы проследить за ней до самых границ той области, в которую ее заслала. Пошарив то тут, то там, я вскоре заметила фигурку, стремительно несущуюся среди клубящихся облаков. Вот она исчезла во мгле. Повизгивание, выражающее удовольствие, которое послышалось вскоре за этим, ясно дало мне понять, что зверек отыскал то, зачем я его посылала: многослойное заклинание растерянности и смущения, созданное Новари.
Обезьянка радостно заверещала, когда нащупала узел, который приводил в действие первый магический сигнал тревоги. Затем она вгрызлась в этот узел. Острые зубы развязали его, потом животное перешло к следующему…
Выполнение задачи, которую я поставила перед обезьяной, займет не один день. Может быть, не одну неделю. Я рассчитывала на то, что защитное заклинание, которым я снабдила зверька, должно держать Новари в полном неведении относительно происходящего.
И молила богов, чтобы, вернувшись сюда, я обнаружила обезьяну в целости и сохранности и поняла, что дорога к победе свободна.
Мы с Пипом отправились в путь на следующее утро.
Я запрягла старую кобылу в маленькую повозку, в которой мы везли наши пожитки. Поверх я насыпала овощей.
Мы с Пипом шли впереди лошади, непрерывно шепча ласковые слова и извиняясь перед теми, кого ненароком задела наша повозка. Кобыла прежде была боевой лошадью, поэтому она не любила, когда ее запрягали в тяжелую телегу.
Пип был одет в залатанные штаны и полотняную рубаху, подпоясанную широким ремнем. На мне был грязный, черного цвета плащ с капюшоном, полностью скрывавший мою фигуру. Длинные седые волосы выбивались из-под капюшона, а дополнял мой новый облик острый нос, напоминавший клюв хищной птицы. На самом кончике носа красовалась бородавка, в которую для усиления эффекта Гарла воткнул несколько жестких волосков. В волшебной руке, окрашенной в трупно-серый цвет, с приклеенными неестественно длинными ногтями, была крепко зажата корявая палка, служившая посохом.
Мы достигли ворот, где плотность толпы была максимальной, а стражники работали с неистовым рвением, не успевая следить за всеми.
В мгновение ока над нами с грозным видом навис стражник.
Я подошла к нему вразвалочку и вцепилась в его руку.
— Рассказать тебе всю правду, дорогуша? — прокаркала я. — Дай бедной старушке пятачок и разреши глянуть на ладошку.
Стражник брезгливо отдернул руку.
— Прочь руки, — прорычал он, — старая грязная ведьма!
— Послушай, — вступил Пип, — так не пойдет разговаривать с моей бедной матерью.
— Я говорю с кем хочу и как хочу, — огрызнулся стражник, — и не привык церемониться со всякими оборванцами.
Я снова вцепилась в его руку и прокаркала:
— Ну хоть полгроша дай, дорогуша. Если дашь, точно расскажу, кто подносит твоей зазнобе горшочек, чтобы сделала пи-пи.
Это уже было слишком для огрубевшей натуры стражника. Он криком приказал нам убираться.
— И не пытайтесь даже вернуться тем же путем! — крикнул он нам вслед, пока мы уносили ноги. При этом я ковыляла, как заправская рыночная ведьма. — Если встречу, проломлю ваши дурные головы!
Оглянувшись, я увидела, как к воротам подкатил богатый экипаж, форейтор бросился раздвигать толпу, чтобы образовался проход. Все стражники кланялись и оправляли амуницию, пока карета проплывала мимо.
— Скажи-ка, Пип, — спросила я, — разве так происходило всегда, и в старые добрые дни, когда Новари и Като и духа не было?
— Что было, капитан, то было, — ответил Пип, — богатый человек ценит то особое отношение к нему, которое дает богатство, может быть, посильнее накопленного золота. Ему нравится наблюдать, как бедняки пресмыкаются. Это позволяет ему чувствовать себя значительнее, больше. Может быть, даже помогает преодолеть страх смерти.
— Гарла прав, — сказала я, — необходимо изменить существующий порядок вещей. Но сначала нам предстоит справиться с теми задачами, которые мы перед собой поставили.
И пошли мы под небом орисским, отчаянные смельчаки, самоуверенные герои, до самой Галаны. Скрюченная временем и нуждой старая рыночная ведьма и ее придурковатый сын.
Я играла роль предсказательницы судьбы, которая на самом деле не была способна грамотно прочитать рисунок ладони и тем более разглядеть будущее. Я не представляла, что ожидает меня — победа или поражение. Не знала и того, что приготовила судьба для Ориссы в случае победы. Богачи не имеют обыкновения расставаться со своим богатством по доброй воле. Обладающие властью — со своим могуществом.
Однако оно служило мне утешением.
Прежде чем покинуть столицу, я с предельным напряжением магических сил создавала заклинания. В течение двух дней я извлекала из Других Миров волшебное оружие, заклятья, снадобья, амулеты — все и в таком количестве, о котором воинство Пипа могло только мечтать.
Думаю, этого будет достаточно, чтобы успешно продолжать борьбу и после того, когда я оставлю Ориссу. Ведь после того, как я удовлетворила запросы каждого жителя лабиринтов, я припасла множество волшебных предметов, наполнив ими несколько помещений.
То, что я сделала, ждет своего часа. Моих подарков богачам хватит на много лет успешной деятельности воинства Пипа. Это был мой способ немного выровнять шансы бедных и богатых в этом несправедливом мире.
Глава 5.
ДОРОГА НА ГАЛАНУ
Мы ехали на восток, затем через десяток километров, убедившись, что опасность миновала, повернули на север и продолжали путь по дороге Великого урожая, которая петляет среди земельных угодий и знаменитых виноградников Ориссы. Мы выбрали наиболее длинный путь в Галану, но зато он проходил на значительном удалении от реки, которую патрули Като охраняли особенно тщательно. Именно по этой дороге контрабандисты Пипа доставляли грузы для защитников Галаны. Вдоль нее жили те, кто сочувствовал и стремился поддержать восставших. Я подумала, что нам с Пипом можно будет воспользоваться помощью со стороны этих людей.
В первую ночь по дороге в Галану мы воспользовались гостеприимством одной такой семьи. Это были слуги с постоялого двора, расположенного на перекрестке. На этом постоялом дворе часто останавливались крупные землевладельцы, следовавшие из орисских вилл и особняков для осмотра принадлежащих им ферм и угодий. Мы с Пипом устроились на ночлег в одной из конюшен постоялого двора, на свежем ароматном сене, заготовленном для породистых рысаков, на которых путешествовали богатые землевладельцы. На ужин нам достались настоящие деликатесы и чудесное вино, которое Пип стянул прямо из комнаты одного лорда, который много дней подряд беспробудно пьянствовал и поэтому не заметил пропажи.
Среди ночи наш сон был неожиданно прерван. Упитанная барменша, потратив немало труда, взобралась на сеновал, чтобы предупредить нас, что сюда направляются люди.
— Это друзья, — отдышавшись, прошептала она, — поэтому вам нет необходимости бояться. Они скоро уедут, а вы без помех доспите остаток ночи на мягкой перине.
С сеновала мы наблюдали, как вошло несколько человек в темных плащах, один из которых нес фонарь. Лошадей вывели из стойла, сено отбросили в сторону. Подняли скрытый под ним люк. Под ним оказались спрятаны копья, мечи и коробки с наконечниками стрел.
Пришедшие очень быстро собрали и унесли оружие и после этого так же быстро вернули сено и лошадей на прежнее место.
Один из них, прощаясь, отдал нам молчаливый салют по всей форме, и пришельцы в плащах исчезли.
Пип сказал, что оружие будет распределено между людьми и попадет на местные фермы, где в условленное время его заберет возница, доставляющий грузы в Галану.
— Думаю, что это оружие еще вчера остывало в кузницах Ориссы, — произнес вор скороговоркой, — похоже, ребятам понравилось использовать это место в качестве первого тайного склада на пути в Галану. Пока любимчики Като дрыхнут наверху, мы прямо у них под носом продолжаем снабжать оружием защитников крепости.
Однако не всегда нас с Пипом ждал столь уютный ночлег. Большую часть ночей мы провели в поле или в лесу. Однажды мы устроились в свинарнике. Матрацы, набитые на скорую руку ячменным жмыхом, были достаточно удобными, но вонь, пропитавшая все помещение, была столь нестерпима, что в какой-то момент мне даже показалось, что я вновь нахожусь в прежней Писидии, в те времена, когда над ней вились тучи мух, а испарения, поднимающиеся от огромных дубилен, отравляли воздух.
В течение многих дней мы шли по дороге Великого урожая. Поначалу движение по ней было довольно оживленным — встречались повозки фермеров, погонщики со стадами овец, коз, коров, парни и простоволосые гусятницы, ведущие на рынок последнюю буренку или выводок домашней птицы. Эти дети бедных крестьян шли босыми, а обувь несли, перекинув через плечо или на шее. Старый верный способ уберечь дорогую обувку от быстрого износа на длинной, пыльной, избитой дороге.
В том случае, если в каком-нибудь большом селении, которое встречается на пути, шумит ярмарка, эти парни и девушки непременно сойдут с дороги, остановятся в укромном месте, чтобы помыть ноги, надеть сапоги и туфли.
Войдя в роль рыночной ведьмы, я много раз непреднамеренно гадала таким вот молодым людям о судьбе.
— Неужто и в самом деле он, бабушка? — спрашивала, бывало, смущаясь и краснея, девушка, вдавливая тем временем медяк в мою ладонь.
— Любит ли она меня? — выпытывал у меня молодой увалень фермер, переминаясь с ноги на ногу.
В ответ я обычно довольно долго бормотала, от сглазу сплевывала по сторонам, чесала нос около фальшивой бородавки, размышляя при этом о том, что увидела на ладони очередного искателя счастья, и тщательно взвешивая ответ, так чтобы он прозвучал достаточно дружески. Пристальное изучение ладони использовалось только для создания внешнего эффекта, потому что с помощью своего волшебного глаза я могла совершенно отчетливо видеть ответы на все вопросы, — они свободно читались по ауре.
Однако, формулируя ответы, я постоянно помнила о тех инструкциях, которые дал мне Гарла.
— Никому не нужна правда, если новости печальны, капитан Антеро, — предупреждал он, — твой ответ должен быть лживым, но добрым. Предоставь судьбе самостоятельно поработать над будущим.
Похожий совет дал мне и Пип.
— Говори только сладкие для слуха слова, — учил он, — и никто не запомнит, что мы когда-то и куда-то проходили. Начнешь рассказывать жесткую правду — обязательно найдется хотя бы один, кто нас хорошенько заприметит. Передаст друзьям и родным, что встретил ведьму, которая предрекала приближение темных дней. Если уж на то пошло, ты не хуже меня знаешь, что независимо от того, что им советуют, молодые люди чаще всего следуют влечению.
Должна со всей определенностью сказать, что колдуны, люди моей профессии, не чураются целесообразной лжи, но они в первую очередь дорожат своей репутацией, даже в тех случаях, когда приходится скрываться от врагов, изменив предварительно внешность. Вот почему, здраво поразмыслив над советами моих друзей Пипа и Гарлы, я решила, что по возможности не буду уклоняться от прямых ответов.
В тех случаях, когда ответ на наиболее часто встречающиеся вопросы об истинности любовных чувств и верности в любви был положительным, я обычно устраивала настоящий спектакль и извлекала максимальную выгоду из этого открытия.
— О да, ты счастливица, дорогуша, — говорила я в таких случаях, по-старчески жуя губами, как будто бы мое сердце было тронуто романтикой юности, — с этим парнем ты проживешь всю жизнь в любви. Помяни мое слово, внучка. Если ты будешь с радостью принимать его ночью и никогда не позволишь себе грубого окрика, то ваша долгая совместная жизнь будет счастливой.
В годы моей необузданной юности я много раз слышала подобные советы от старых гадалок. Должна признать, что и сейчас, когда вспоминаю их, они звучат достаточно убедительно. А если что и не сбылось — так и вреда такие советы мне не принесли.
В тех случаях, когда ответы на вопросы желавшего узнать свою судьбу были отрицательны, я в первую очередь старалась поменьше суетиться. И я уклонялась от прямого ответа.
— О, дорогой мой, я вижу любовь. Придет к тебе обязательно. Думаю, что эта любовь принесет тебе удовлетворение. Но учти, что я вижу пока только твое сердце. Сердце твоей зазнобы пока холодно. Для того чтобы я смогла сказать наверняка, тебе следует как-нибудь ненароком привести ее ко мне.
Это удовлетворяло почти всех. Однако мне не всегда удавалось обойти острые углы. В таких случаях вынужденная ложь надолго оставляла горький осадок в моей душе.
Однажды, приблизительно на половине пути до Галаны, мы довольно долго задержались на одном месте, дожидаясь гонца. Он должен был доставить нам оружие, продовольствие и новости из Ориссы. Пип сказал мне, что этот человек предостережет нас об опасностях на пути в Галану.
Человек, которого мы ждали, так и не появился, поэтому вплоть до самых сумерек Пип вновь грузил пожитки в повозку, освобожденную под груз для Галаны.
Неожиданно к нам приблизилась довольно высокая фермерша лет сорока. Она крепко держала за руку сухопарого парня, которого, по-видимому, долгое время с усилием влекла за собой, как упирающегося молодого жеребчика.
Женщина подтолкнула парня вперед и произнесла:
— Я хочу, чтобы ты, бабушка, вправила мозги моему Нэту.
Она бросила две серебряные монеты в телегу. Наша лошадь испуганно покосилась на пришельцев.
Мое лицо исказилось, я почесала бородавку на носу, закашлялась и сплюнула в пыль.
— По какому поводу вправить мозги-то, дорогуша? — прокаркала я.
Женщина посмотрела на меня так, как будто бы я была самым ничтожным на земле созданием.
— По поводу службы в армии, поняла? — грубо выкрикнула она. — Расскажи насчет войны, службы и всяких там ранений и преждевременной гибели! Я и мой бедный муж — пусть душа его покоится с миром — обували и одевали, кормили и лелеяли его, воспитывали, чтобы он был хорошим мальчиком и не проказничал. — Женщина показала на монеты и продолжила: — Мне нужно, чтобы ты провела особенное гадание, бабуля. Мне говорили, что это недешево стоит. За медяк ничего не получится, надо дать больше. Но я готова заплатить столько, сколько потребуется, лишь бы этот оболтус остался дома.
— Пожалуйста, мама! — взмолился юный Нэт. — Я уже взрослый. Мужчина. И ты не должна мешать мне.
Фермерша дернула сына за руку так, что он охнул.
— Вот я покажу тебе мужчину! Ты у меня быстро образумишься! Уж я постараюсь! — Она наотмашь шлепнула сына по спине, что вызвало еще один вскрик. — Ты можешь умереть раньше своей бедной старой матери, придурок! Но я скорее расстанусь с жизнью, чем стану свидетельницей того, как мой единственный сын гибнет на войне.
Вслед за этим она разрыдалась, вздрагивая, как старая корова, только что потерявшая последнего теленка.
Юный Нэт отпрянул от изумления. Он попытался утешить мать, робко погладив по плечу, но она резко стряхнула его руку и заревела еще громче.
Рядом оказался Пип с весьма озабоченным видом. Он спросил:
— Эй, парень, в чем дело? Что натворил? Что заставило твою мать так плакать?
— Ничего особенного, на мой взгляд, — ответил юноша, упрямо выпятив вперед нижнюю челюсть. — Директор Като и богиня Новари просят помощи у всех парней Ориссы. Требуется все больше солдат, чтобы преодолеть сопротивление упорствующих в Галане. Предлагают немалое вознаграждение. А это много значит для такой небогатой семьи, как наша. Дают золотой за каждого волонтера. — Нэт повернулся к матери и воскликнул: — Золотой, ты слышала, мама? Подумай только, какие возможности откроются перед тобой с такими деньгами!
В ответ фермерша только еще громче завыла. Парень вздохнул и обратился ко мне и к Пипу:
— После смерти отца нам пришлось туго. Дымоход полностью засорился. Нам пришлось продать значительную часть земли. Дошло до того, что теперь мы не в состоянии прокормить самих себя. Зерна для посева в будущем году сумели купить всего ничего. И вот этот золотой, который мне предлагают, может в корне изменить положение. Я молод, способен воевать. И как раз это и требуется Като и богине Новари.
— Ты можешь до морковного заговенья восхищаться Като и Новари, — сказал Пип, — но учти, что это вконец разобьет сердце твоей несчастной матери. По ту сторону стен Галаны умирают люди, — сказал Пип, — старина Пип кое-что слышал об этом.
Юный Нэт посмотрел на Пипа оловянными глазами и спросил тоном прокурора:
— Но ты, блин, не один из них, правда? И даже не сочувствующий?
— Единственным человеком, кому я сейчас сочувствую, — ответил Пип, — является твоя бедная мать. Она выплакала все глаза от страха за своего единственного сына.
— Мой единственный сын! — взревела фермерша. — Почему у меня нет дочки? Я же умоляла богов дать мне еще и дочь, чтобы я не так страдала от этого придурка!
— Пожалуйста, мама! — снова взмолился Нэт. — Постесняйся незнакомых людей. Ты удивляешь меня!
Я схватила две серебряные монеты и, обращаясь к фермерше, сказала, стараясь подражать местному говору:
— Милая, не слишком ли ты щедра для бедной женщины, давно потерявшей мужа?
— Это все, что у меня есть, — ответила та, всхлипывая и вытирая глаза, — припасла на черный день. В конце концов он наступил, этот черный день, когда мой единственный сын вбил в башку, что ему обязательно надо пойти на эту проклятую войну. Уверяю тебя, что стану продавать свое старое тело в ближайшем борделе, но не допущу, чтобы мой сын погиб. Пойду на панель, как самая дешевая шлюха, вот так.
— Ты не можешь заранее с уверенностью утверждать, что со мной обязательно что-то случится, мама, — возразил Нэт, — со мной все будет хорошо. Вот увидишь. Там ведь уже воюют многие такие, как я. Не исключено, что некоторых из них убьют, но не твоего Нэта.
Слова юноши произвели все тот же эффект — последовал настоящий водопад слез.
Поэтому я прокашлялась, быстрым движением отдала монеты Пипу и вцепилась в руку Нэта.
— Ну что ж, милай, — прокаркала я, — давай-ка глянем, что там впереди: то ли вороги убьют, то ли девки зацелуют.
Юноша попытался высвободить руку, но я поймала его ладонь в ловушку, глубоко вонзив в нее свои длинные ногти.
— Не волнуйся, дурачок, — сказала я, — бабуля не сделает тебе больно. Такому милашке, как ты. Сердца многих девчонок плавятся, как нагретый мед — от тебя, милай, от тебя, помяни старушку, не обманывает.
Нэт дернулся еще сильнее, но его мать дала ему увесистый подзатыльник и приказала:
— Стой смирно! Пусть посмотрит. Узнаем, что произойдет, если ты пойдешь на войну вопреки воле своей бедной матери!
— А что, если она ничего не увидит? — неожиданно спросил обозлившийся Нэт. — Тогда ты меня отпустишь?
Женщина растерялась. Она посмотрела на меня, как бы прося о помощи, и в тот самый момент Пип незаметно, чисто профессиональным скользящим движением опустил две серебряные монеты в карман ее фартука.
Наконец она произнесла:
— Не расскажешь ли ты, бабуля, нам всю правду, как есть, без утайки? Не смогла бы ты хотя бы пообещать, что сделаешь это? Оставь деньги себе, боги поймут меня. Только скажи правду. Ты сможешь сделать это, бабушка? Ты сможешь предсказать будущее Нэта?
Я почувствовала, как в моем здоровом глазу созревает, наворачивается и вот-вот скользнет по щеке слеза жалости. Я закашлялась и сплюнула в придорожную пыль.
— Бабушка все может, милая, — уверила я фермершу, — сможет увидеть все совершенно отчетливо.
Я откинула капюшон, обнажая волшебную латку.
— У бабушки есть Второй Взгляд, — сказала я, — и Третий тоже…
Я раскрыла перед своими глазами ладонь юного Нэта и произнесла нараспев волшебные слова:
Взгляд один — во внешний мир,
А второй — в себя.
Третий чувствует эфир,
Очень чуткий взгляд.
Вижу, как родился Нэт,
К матери пришит,
Пуповины больше нет —
То отец убит.
Глубоко в земле гниет,
И тоскует дух,
Потому что не найдет
Он обитель мук.
Скорбна доля бедняка…
Слышу дробный зов сверчка:
То ли Нэту долго жить,
То ли голову сложить?
Подобно плащу Хранителя Мрака, на меня обрушилось видение. Была ночь, на вершине холма горел костер. Я мчалась верхом на коне, непрерывно выкрикивала боевой клич, направляясь прямо на вражеский частокол длинных копий. Вокруг меня сражались и с криками боли и отчаяния умирали мужчины и женщины. Я была ранена. Рана причиняла жгучую боль. Но я начала молотить своим мечом направо и налево, превращая эту боль в яростную силу. Вокруг меня мелькали испуганные и озлобленные лица врагов, и я без колебания срубала их головы.