У меня было достаточно времени, чтобы внимательно обдумать то, что рассказала Маранония. Достаточно, потому что я плыла в Ориссу от самого дна мира. Я отбросила в сторону все случайные совпадения, рассматривала каждый отрезок прошедшего времени и наполнявшие его события с различных точек зрения, после чего постаралась снова свести все воедино, чтобы взвесить результат. После этого я и обрела цель.
      Даже Новари теперь уже не являлась для меня такой загадкой, какой была поначалу.
      Я назвала ее злой. В действительности же это понятие давало бы волшебнице гораздо больше человеческих качеств, чем у нее имелось на самом деле. Птица Лира скорее напоминала чуму. Чума существует благодаря тому, что убивает. Когда все вблизи нее мертвы, она переплывает на кораблях по морю, бороздит с караванами пустыни, чтобы достигнуть других земель, уничтожить тех, кто привел ее туда, и возобновить свой пир на новом месте. Со временем, когда потенциальных жертв становится очень мало или же они слишком далеко, чума уничтожает сама себя. И ждет подходящего момента, чтобы вновь воскреснуть.
      В первый раз Новари пришлось ждать много веков. Во второй, похоже, ей потребовалось менее пятидесяти лет. Существовали веские причины, благодаря которым она должна была стать очень мстительным призраком. Для того чтобы создать ее, было совершено массовое убийство. Птица Лира явилась средоточием сущностей сотен невинных девушек, чьи души должны непрерывно взывать к отмщению. Я хорошо понимаю это. Какой-то частью своего рассудка я даже симпатизирую Новари. Ненормальность порождает ненормальность. Логичным и доступным пониманию было и то, что все мысли и действия Новари концентрировались на мести и на стремлении обладать таким могуществом, чтобы никто больше не посмел причинить ей зла.
      Однажды Новари попыталась достичь цели, но потерпела неудачу. Преданная, с ее точки зрения, женщиной. Той, которую она любила. Эта женщина с презрением отвергла ее и чуть-чуть не уничтожила.
      На этот раз Новари должна быть более злой и мстительной, чем когда-либо раньше. И более хитрой. Гораздо более хитрой. Я сомневалась, что Новари будет действовать прямолинейно. Она постарается зайти со стороны, взвешивая свои действия и укрощая пыл.
      Во время нашего последнего сражения мне потребовались вся сила и воля, чтобы одержать верх. Моя сила значительно возросла за время долгого сна вблизи Салимар. Я постоянно ощущала в эфире огромный источник волшебной энергии, к которому могла бы припасть в любой удобный для меня момент.
      Но будет ли этого достаточно для достижения цели?
 
      В течение длительного времени я не видела ни одного смертного. Не сталкивалась ни с одним проявлением иного разума, пока бороздила часто штормящие ледяные моря далеких южных областей мира.
      Но вот однажды, в нескольких неделях пути от Писидии, я огибала огромный айсберг бледно-зеленого цвета, наслаждаясь фантастическими формами, созданными стихией. При этом заложила широкий вираж, чтобы избежать столкновения. Выбрав точный курс, я устремилась на север. На некотором удалении я увидела бьющий вверх небольшой фонтанчик. Потом еще один и еще… пока не рассмотрела длинные серые тела, плывущие недалеко от меня. Я догадалась, что это стая китов.
      Улыбнувшись самой себе, я тут же позабыла о них. Но киты развернулись и направились в сторону корабля, испытывая, без сомнения, любопытство. Когда стая приблизилась, я увидела, что одно огромное животное отделилось от остальных и подплыло поближе.
      Самка кита казалась старой, как само время. К ее бокам прильнуло множество морских уточек, здесь и там — виднелись водоросли. Она неслышно скользила параллельно курсу корабля, внимательно рассматривая меня своим единственным глазом.
      Присмотревшись пристальнее, я заметила в этом глазу отблеск разума, и где-то в подсознании шевельнулось смутное воспоминание.
      Почти сразу вслед за этим я почувствовала присутствие живого существа. В моей голове зазвучал голос, глубокий и бархатный
      — Я знаю тебя, сестра.
      — И я знаю тебя, — ответила я при помощи мысленных образов. Способность к экстрасенсорному общению каким-то неведомым способом стала доступна и этому древнему существу.
      Снова во мне зазвучал голос пожилой самки кита:
      — Ты шла тем же путем много свадебных сезонов назад. Тогда я была в затруднительном положении.
      — Помню, сестра, — сказала я, — это было страшное время. Из-за охотников Мэгона ты потеряла дитя.
      — Охотники не появляются уже много свадебных сезонов подряд, — продолжала она, — с тех пор как ты убила Мэгона.
      — Как же ты узнала об этом, сестра? — спросила я.
      — Мы разговариваем и с тюленями, и с морскими львами, — ответила она, — а они общаются с птицами. Те разговаривают со всеми… Птицы так надоедливы. Они слишком болтливы. Хотя, надо отдать должное, я была другом одного старого альбатроса на протяжении многих свадебных сезонов. Он случайно натолкнулся на меня, когда однажды пролетал в том же направлении, в каком и ты сейчас плывешь. Старая, мудрая птица. Но очень разговорчивая, как и все остальные пернатые. К сожалению, он стал многое забывать. И меньше заботиться о том, куда садится, кому и что рассказывает. Последнее время я его что-то не вижу. Боюсь, его съела акула.
      Моя пожилая подруга немного помолчала. Я ощутила легкое недоумение.
      — Я уже стара, — продолжала китиха, — теперь я старше, по крайней мере, на пятьдесят свадебных сезонов, чем в день нашей предыдущей встречи. Тогда ты направлялась на юг, чтобы убить Мэгона и Птицу Лиру. С тех пор эти воды стали безопасными. Животные, которые обитают на суше, также говорят, что живут в мире. После того как не стало Мэгона, жизнь стала хороша как в тундре, так и на море. Многие благословляют тебя за то, что ты сделала, сестра. Матери рассказывают детенышам, как женщина-воин спасла нас от истребления дикарями Мэгона.
      Я промолчала. Я почуяла, что встреча не была случайной. Представила себе огромные расстояния, которые пришлось преодолеть стае китов, какие могучие течения пересечь, прежде чем найти мой корабль.
      — Я некоторое время искала тебя, сестра, — продолжала китиха, — мне сказали, что ты вновь охотишься за Птицей Лирой. Я приплыла сюда специально, чтобы рассказать тебе, что одна из моих внучек видела ее несколько свадебных сезонов назад.
      — Где ее видели, сестра? — спросила я. — И когда?
      — Я точно не знаю когда, — ответила пожилая самка кита, — внучка вспомнила это случайно, когда мы услышали новости о том, что ты снова охотишься за Птицей Лирой. Это произошло семь или восемь свадебных сезонов назад. Внучка рассказала, что видела Птицу Лиру вблизи черных рифов, в полутора месяцах пути на юг. Внучка видела, как на рифах разбился корабль. Акулы были счастливы, они опьянели от крови. Вся команда корабля погибла. Внучка увидела, что на самой высокой мачте сидит большая золотая птица. Птица стала подзывать внучку с помощью музыки. Прекрасной музыки. Почти такой же красивой, как и песня кита. Но моя внучка испугалась, поэтому она не подплыла близко, как того хотела птица. Испугалась и уплыла.
      Я начала расспрашивать других и обнаружила, что у меня есть внучатая племянница, которая тоже была вблизи черных рифов, когда там произошло кораблекрушение. Племянница сообщила, что видела, как на север направлялся корабль, вышедший, по всей вероятности, из района крушения. Она запомнила это, потому что снова слышала чудесную музыку. Но на этот раз она подумала, что музыка предназначается не для нее, а для мужчин, находящихся на борту.
      На борту корабля племянница не увидела никакой птицы, там была женщина, которая играла на музыкальном инструменте. В воздухе чувствовалось очень большое возбуждение. Как показалось племяннице, это напоминало волнение свадебного сезона. Хотя при этом моя племянница была почти уверена, что женщина не собиралась петь свадебную песню, ей явно не нравился ни один из мужчин команды.
      Все свидетельствовало о том, что это была Новари. Она, по всей вероятности, соблазнила матросов проходящего мимо судна и заставила их снять ее с обломков погибшего корабля. И потом использовала их для того, чтобы добраться до места, где находились более богатые и достойные ее внимания жертвы. Здесь Новари ухватилась за конец длинной цепи предоставленных ей возможностей и, преодолев огромные расстояния, оказалась в конце концов в Ориссе.
      Думаю, что ей потребовалось несколько лет, чтобы достичь цели. Несмотря на перенесенные тяготы, она была вознаграждена, так как, без сомнения, обнаружила в Ориссе множество богатых и жадных до наслаждений мужчин, послуживших ей хорошим источником энергии.
      Я еще некоторое время поспрашивала свою мудрую помощницу, но больше ничего не сумела добавить к тому, что уже знала. В конце концов я поблагодарила ее и попрощалась.
      Удаляясь от стаи китов, я чувствовала, как китиха посылает мне вслед благословления. И еще долго после того, как я потеряла стаю из виду, серебряная палуба моего корабля вибрировала в такт напутственной песни.
 
      Через несколько недель я достигла Писидии. Был самый разгар утра, ярко светило солнце, а свежий ветер дул ровно. Я приблизилась к городу без какого-либо опасения, обогнув далеко вдающийся в море мыс, в прежние времена густо поросший лесом.
      С течением времени Писидия изменилась до неузнаваемости. Сначала я не признала ее и непроизвольно сверилась с картами, чтобы проверить, не совершила ли каким-то образом чудовищную ошибку. Первое, что бросалось в глаза, было поистине восхитительное отсутствие отвратительного запаха дубилен, который в прошлые времена встречал мореплавателей за несколько дней до того, как они прибывали к пристани. Теперь же воздух был очень приятным, наполненным ароматами богатого портового города. Дубильни исчезли.
      За прошедшие годы город неимоверно разросся, широко раскинувшись по обеим сторонам от гавани, рассек леса, продвигаясь в глубь суши, расставляя на пути грозди домов, вилл, поселков.
      Порт стал гораздо больше и работал с полной нагрузкой. Я посмотрела на торговые корабли и была разочарована, когда обнаружила, что ни один из них не несет флага Антеро.
      Но основной приметой, по которой я признала Писидию, был впечатляющего вида храм, расположенный на знакомом холме. Старая деревянная постройка, в которой обитала Дасиар, мать провидица, исчезла. Когда я в последний раз была здесь, каменный храм, который заменил ее, только-только начинали строить. Теперь храм выглядел очень древним. Довольно убедительным свидетельством того, что прошло несколько десятилетий с тех пор, как Дасиар и я столкнулись с воинами-великанами Мэгона.
      Я подняла на флагштоке торговый флаг, принадлежащий свободному мореплавателю, и сформулировала заклинание, с помощью которого замаскировала серебряный корабль так, чтобы он казался построенным из дерева. Причалив, я не привлекала к себе ненужного внимания, при этом портовый служащий поинтересовался лишь размерами взятки, которую я дам ему, чтобы обеспечить кораблю безопасную, удобную стоянку.
      Я уделила особое внимание одежде. Мои чулки, туника и плащ были превосходного качества, но не броской расцветки, преимущественно серой и черной. Кроме того, на борту я оставила почти все украшения, за исключением простых золотых серег-колечек. Я надела перчатки по локоть, чтобы скрыть золотую руку. Латка на глазу придавала мне удалой вид, поэтому мне не составляло труда войти в образ, который выручал меня и прежде, — искателя приключений, купца, ищущего новые возможности для расширения торговли.
      Мне не доставило особого труда влиться в Новую Писидию. В воздухе чувствовалась деловая лихорадка, и казалось, что каждый встречный спешил по точному адресу и с весьма определенной целью. Нарядные жилые дома и магазины радовали глаз. Горожане выглядели более солидно. Повсюду — обилие клиентов. Представители нового среднего класса, ремесленники, мастеровые, владельцы лавочек строили себе довольно красивые дома — они тянулись вдоль холмистых склонов, которыми раньше никто не интересовался. Писидия не только разбогатела, но и окончательно сложилась как город.
      Я обнаружила таверну около одного из посещаемых мелкооптовых магазинов, где капитаны, одетые в дорогие одежды, похоже, не обращали никакого внимания на цены, стремясь как можно лучше обеспечить предстоящее плавание. Купцы помоложе, многие из которых были одеты, как и я, часто забегали в эту таверну. Я с радостью заметила, что многие из купцов — женщины.
      В таверне стоял гомон, посетители делились последними сплетнями и слухами о торговых делах. Я с усилием протиснулась на свободное место около одного из длинных, грубо обработанных дубовых столов. Симпатичная служанка, раскрасневшаяся от непрерывного снования от стола к столу, принесла мне в конце концов кувшин хорошего вина и вкусный мясной пирог. Прошло много лет с той поры, когда мне в последний раз выпадала такая удача, поэтому я смаковала каждый глоток и каждую крошку.
      Говоря по правде, я слегка растерялась от шума. Доносящиеся с улицы отзвуки напряженного движения, лай собак, ржание лошадей, мычание коров, скрип и скрежет телег и повозок — все это в сочетании с громкими голосами завсегдатаев таверны заставило меня почувствовать себя как-то необычно одинокой. Но, вслушиваясь в разговоры, я постепенно восстанавливала душевное равновесие.
      — Что говорят о торговле шкурами? — спросила я соседа справа, краснолицего молодого человека с густыми, топорщащимися усами и дружелюбной улыбкой.
      — Не очень выгодно, если у вас недостаточно средств для инвестиций, друг мой, — ответил краснолицый. — Цена за тюк выше, чем когда-либо. Но существует возможность получить большую прибыль, если накладные расходы низки, а рынки сбыта весьма отдалены.
      Молодая женщина слева от меня услышала, что сказал мой собеседник, качнула головой в знак несогласия и произнесла:
      — Будь я на твоем месте, сестра, я бы не вложила в шкуры и потертого медяка. В этом году они весьма низкого качества. Особенно плохие шкуры вам подсовывают, если вы покупаете маленькими партиями. Если путь неблизкий, то рискуете не довезти товар. Откроете трюмы, а там зловоние и черви… плакали денежки.
      — О, я думаю, что дела обстоят не столь плачевно, — сказал краснолицый, отстаивая свою точку зрения. — Вы просто должны знать, какой товар покупаете. Нужно разбираться в шкурах.
      — Раньше бывало совсем по-другому, — вступил в разговор осанистого вида пожилой человек, стоявший недалеко от нас. Хотя его купеческая одежда уже была сильно запачкана вином, было заметно, что она дорогая и отличного качества. В придачу с довольно толстой шеи свисала тяжелая золотая цепочка. Он продолжал: — В мое время здешние шкуры задавали тон и правили балом. Они высоко ценились повсюду. Не было ни одной плохо выделанной шкуры на тысячу.
      Новый собеседник залпом осушил свой бокал. Его сосредоточенный вид как бы подчеркивал искреннюю веру в то, что с той поры все потускнело и измельчало.
      — Но потом дубильни перенесли, — рассказывал он, — в Новую Писидию. За много миль отсюда, в сторону гор. После этого качество сразу же полетело к чертям. Новая технология. Волшебный процесс. Никаких мух, сточных вод, дубильных чанов. Вот так и говорят.
      Он взглянул на меня. Произнес с прояснившимся лицом:
      — На самом деле должен быть запах созревшей шкуры, и никто не сможет убедить меня в обратном.
      Мои соседи стали смеяться над ним.
      — Кому какое дело? — сказала женщина. Она была невысока ростом и довольно активно выражала свое мнение. — Мой дедушка рассказывал, что в те времена, когда шкуры обрабатывали по старинке, в городе стояла невыносимая вонь. Такая, что в городе не имело смысла жить. Теперь же торговый оборот Писидии значительно превышает наши возможности справиться с потоком товаров. И шкуры составляют в нем только незначительную часть. Посмотри получше вокруг, старый пень. Воздух свеж. Улицы чисты. И у многих живущих в Писидии появилась возможность заработать. — Женщина подмигнула мне и продолжила: — Не ошибусь, если предположу, что твоя мать была так же изумлена, как и моя, когда узнала, что ее дочь собирается стать коммерсантом. В старые времена в Писидии женщина и думать не могла о том, чтобы заниматься подобными делами.
      Я улыбнулась и кивнула в знак согласия. Потом сказала:
      — Я не слишком понимаю, куда лучше вложить деньги. Я подумала о том, что стоит посоветоваться у вашей матери провидицы.
      — Мудрое решение, коллега, — сказал краснолицый, — наша провидица все еще лучшая в мире. — Он посмотрел на осанистого мужчину и продолжал: — Этого никто не сможет оспаривать.
      — Это близко к истине, — произнес пожилой человек, — хотя главная жрица Писидии никогда и близко не была так хороша, как мать Дасиар.
      Он тряхнул головой и вновь заговорил:
      — Она умерла, когда я был еще мальчиком. С той поры у нас сменилось две провидицы. А нынешняя, по моему разумению, слишком молода. Но это мое личное мнение, которое я не хотел бы широко распространять.
      Краснолицый усмехнулся, поглядев на меня, и сказал:
      — Не обращайте на него внимания. Обязательно навестите мать провидицу. Она не моложе меня и в десять раз мудрее любого мужчины и любой женщины Писидии. Она подскажет вам правильное решение — касается ли это любви или способа получения дополнительного дохода.
      — Или того и другого, вместе взятых, — почти ликующе произнесла соседка, — если вы достаточно удачливы, чтобы ухитряться сочетать бизнес и удовольствие.
      Красивый юноша, обслуживающий посетителей таверны, прошел мимо, умело неся поднос. Женщина подмигнула мне и сделала недвусмысленный жест рукой.
      Времена определенно изменились — по крайней мере в Писидии.
      Я имела твердое намерение посетить провидицу задолго до того, как приплыла в Писидию, но в таверне я изобразила стремление получить совет случайной компании на этот счет и подробно расспросила соседей о сложившихся правилах таких визитов, узнала цену и имя матери провидицы, которую звали Хана.
      Я была слишком уставшей, чтобы предпринять визит в тот же день, поэтому сняла хорошие комнаты, расположенные недалеко от таверны. Мальчику я дала монету и послала его к книжным развалам, чтобы он нашел копию книги, повествующей о последнем путешествии моего брата. Я уже видела наиболее важный этап этих приключений Амальрика и Янилы Серый Плащ в наиболее мощных видениях, которые растревожили мой ледяной сон. Но теперь мне было необходимо получить более материальные свидетельства о подвигах брата. А что может быть лучше, чем слова самого Амальрика?
      Мальчик вернулся с потрепанной книгой. Судя по всему, она прошла через множество рук.
      Я приняла ванну, поужинала, а затем прочитала книгу от корки до корки. Меня так затянуло в волшебное заклинание, созданное моим братом, что я не заметила, как пролетела ночь. Я вновь пережила вместе с братом мучительное разочарование в Клайгиусе, в сыне, чье будущее предательство я почувствовала, когда много лет назад бросила кости в саду на вилле Амальрика. Я вместе с ним и Янилой Серый Плащ пробивалась сквозь неисследованные просторы, за которыми лежала Тирения — настоящие Далекие Королевства. Я разделила отчаяние Амальрика после того, как он едва не был побежден, и его радость после победы, одержанной над Бейлендом, королем демонов. И я плакала, когда читала последние, полные любви слова Амальрика, написанные за несколько мгновений до того, как он и Янила совершили обряд вечной любви и во имя ее ушли из жизни. Я молила богов о том, чтобы они нашли тот счастливый Другой Мир, который искали.
      Когда я в конце концов заснула, мне приснилось, что я путешествую с ними в этом желанном Мире, и те картины, которые открывались перед нашими изумленными глазами, были настолько великолепны, что при попытке пересказать впечатление будет искажено.
      Я проснулась поздно, разморенная непривычной роскошью, в которой оказалась после долгого пребывания на море, потом оделась. Я наняла экипаж, который доставил меня на вершину холма, к храму.
      Я добралась до храма к вечеру. Последние просители выходили из его дверей. После довольно значительных пожертвований мне было дозволено увидеть мать провидицу Хану.
      Ее комнаты располагались в отдаленном конце храма, и, пока меня вели по святому месту, курился столь густой фимиам, что я с трудом сдерживала чих. По дороге я заметила, что стены храма украшают рельефы с изображением важных событий истории Писидии и ее провидиц. Когда мы остановились перед дверью в покои матери провидицы, я попыталась более внимательно присмотреться к этим изображениям, но как только провожавшая меня священница постучалась в дверь, раздался голос, приглашающий нас войти.
      Это была очень деловая мать провидица. Когда мы вошли, она быстро надела официальное платье и готовилась поприветствовать гостей. Я успела заметить, что провидица собралась отдохнуть перед началом вечерней службы. Но внезапно появилась я и сделала пожертвования, размер которых лишал возможности отказать во внеочередной аудиенции.
      Мать Хана была красивой женщиной лет тридцати пяти. Она обладала царственной внешностью: темные брови, нос с горбинкой и пронзительный взгляд. На ее лице застыла та вызванная усилием воли улыбка, которую служители церкви надевают при виде богато одетого посетителя в надежде пополнить скудную казну храма.
      Я не сомневалась в том, что в ту минуту Хана думала: «Я буду ласковой, независимо оттого, насколько грубой и жадной является эта торговка. Думай о всех нуждающихся и страдающих младенцах, Хана. И улыбайся, улыбайся».
      Я низко поклонилась. Потом произнесла:
      — Для меня высокая честь, ваше святейшество. Благодарю вас от всего сердца за то, что нашли возможность пригласить незнакомку на задушевную беседу.
      Она пробормотала что-то вежливое в ответ, но в тот момент, когда я распрямилась после поклона, выражение ее лица на миг изменилось. Я постаралась не обращать на это внимания, подумав, что ее заинтриговала золотая латка на моем правом глазу. И продолжала:
      — Ваше святейшество, жизнь снова привела меня на перепутье, и я пришла, чтобы попросить у вас совета. Если вы сочтете мои цели стоящими, может быть, я смогу убедить вас обратиться непосредственно к оракулу Писидии, который поможет мне выбрать верный путь.
      Вместо ответа Хана еще внимательнее всмотрелась в мое лицо. Потом внезапно кинулась к двери, на ходу бросив:
      — Подождите здесь!
      Я забеспокоилась. Что-то не так. Может, я чем-то оскорбила ее? Или существует более серьезная причина? Я начала уже было сожалеть о том, что оставила все свое оружие при входе, но в этот момент Хана снова порывисто вошла в комнату. На ее лице было нескрываемое изумление.
      — Я знаю, кого вы мне напоминаете! — воскликнула она. — Вы Антеро, не так ли?
      Я уже было затараторила не особо убедительные оправдания, но вовремя спохватилась и спросила:
      — Как вы догадались?
      — Ну что ж, даже несмотря на эту… хм… латку, я вполне уверена.
      Хана схватила меня под руку и с силой повлекла из комнаты.
      — Смотрите, — скомандовала она, указывая на фреску на ближней стене.
      Там, в два раза превышая натуральные размеры, были написаны сцены, показывающие сражение женщины-воина с великанами. У женщины было мое лицо, но, конечно, без латки. Рядом с женщиной-воином была изображена другая сражающаяся женщина. Похожая на Дасиар, одетая в платье провидицы и с волшебной диадемой в волосах.
      — Вы могли бы стать близнецом Рали Антеро! — сказала Хана. — Так что давайте все начистоту, друг мой. Если вы пришли к нам в поисках святого убежища, то я дарую его без колебаний. Вся Писидия посчитает за великую честь защитить последнего Антеро от любого, кто может причинить ему зло.
      Мое сердце остановилось.
      — Последнего Антеро? — спросила я. — Еще есть ребенок. Эмили Антеро. Дочь моей племянницы.
      — Боюсь, она мертва, мой бедный друг, — ответила Хана. — Думаю, что все Антеро были убиты этими сошедшими с ума орисситами. Но вы только посмотрите! Вы — вылитая Антеро. Может быть, остался еще кто-нибудь, кто знает? Может быть, на самом деле ребенок жив. Орисса далеко, новости поступают с задержкой и иногда сильно искажаются.
      Слухи слухами, но я была поглощена мыслью о вероятности того, что проиграла до начала решающего сражения. Хана тем временем отвела меня к удобной кушетке и принесла коньяку, чтобы успокоить нервы.
      Мне потребуется еще несколько месяцев, чтобы добраться до Ориссы и выяснить правду. Если Эмили мертва, мне придется действовать иначе. В моем сознании зазвучал горький смех. Я подумала: «Какие планы, Рали? У тебя ведь нет никаких идей». Хана присела напротив меня в кресло. Мы находились в приемных покоях, стены которых были выложены мрамором. Хана поставила удобную мебель, а на стены повесила несколько гобеленов с пасторальными сюжетами. Я подозреваю, что ее личные апартаменты должны быть менее уютными, чем комнаты Дасиар, но столь же гостеприимными.
      — Скажите мне, пожалуйста, как вас зовут, — попросила Хана с теплой улыбкой. — Не могу же я каждый раз называть вас Антеро. Это звучит так… ну, не знаю… воинственно!
      Я криво усмехнулась и сказала:
      — Вы даже не подозреваете, ваше святейшество, как близки к истине.
      — Пожалуйста, называйте меня Ханой, — попросила она, — или я вынуждена буду спрятать коньяк.
      — Хорошо, Хана, — согласилась я и протянула ей рюмку.
      Душевное равновесие постепенно возвращалось, и я постаралась дать взвешенный ответ. В конце концов я решила сказать правду — хотя и косвенно, как это заведено у колдунов.
      — Думаю, лучше всего будет, если ты сама узнаешь, кем я являюсь в действительности.
      Я наклонила рюмку, медленно выливая ее содержимое на ладонь руки, затянутой в перчатку. Вместо коньяка засверкал ручеек серебряных блесток. Они образовали маленькую мерцающую горсть на моей ладони. Я высыпала блестки обратно в бокал, и они снова превратились в коньяк. Пока я исполняла этот маленький трюк, почувствовала, что магические чувства Ханы как бы отпрянули от изумления, но потом осторожно двинулись вперед, ощупывая эфир.
      Она усмехнулась, в ее глазах сверкнуло знание.
      — Так вот почему ты уцелела, — сказала Хана, — ты колдунья! Как и твоя великая предшественница Рали Антеро.
      — Но есть еще кое-что более значительное, — сказала я.
      Я опустила все защитные оболочки биополя и предстала пред Ханой. Приглашая ее узнать истину. Я ощутила, как она приняла приглашение, следом возникло ощущение мягкого существа, проникшего под мою ауру. Любопытные щупальца заскользили по астральному телу, осторожно огибая края старых ран и еще более старых грехов, пока не добрались до самого центра. Там они дрогнули от изумления. Проверили еще раз. Затем медленно отошли.