Амальрик часто поговаривал, что Янош Серый Плащ — самый мудрый человек из всех, кого он встречал. Думаю, что Серый Плащ знал, насколько Амальрик в действительности небезразличен к нему. Такая похвала — это нечто совершенно не похожее на моего брата, который в зрелом возрасте знал гораздо больше, чем Янош.
      Итак, я сестра легендарной личности, Амальрика Антеро, величайшего путешественника, искателя приключений, первооткрывателя новых торговых путей, ученого.
      Для меня он всегда оставался мальчуганом с огненно-рыжей шевелюрой и такой нежной кожей, что она отражала малейшие движения его души. В детстве он был озорником, в юности — щедрым и непрактичным, а в зрелом возрасте — наидобрейшим из всех людей, кого я знала.
      Будучи ребенком, Амальрик без конца оказывал небольшие тайные услуги как простым работягам, кухонным работникам, занятым на мытье посуды, так и детям обеспеченных родителей. Делал он это так, что никто не догадывался о его участии и принимал все за везение, игру случая. Повзрослев, преодолев все соблазны лени и праздности, которые порождает богатство, он пренебрег всем ради дружбы. Амальрик был предан Яношем Серый Плащ столь низменным образом, что, по моему разумению, имя Яноша должно было стать нарицательным для обозначения предательства. Несмотря на это, мой брат остался самым яростным защитником Серого Плаща. После того как они поссорились, Амальрик стремился понять причины поступка Яноша, а в конце жизни простил его, придя к выводу, что добрые дела друга перевесили причиненное им зло.
      Несмотря на то что я на несколько лет старше Амальрика, мы были всегда очень дружны и полностью доверяли друг другу. Будучи ребенком, он считал меня героиней — и действительно, должна честно признать, когда я стала молодым воином, мое самочувствие значительно улучшалось, если я замечала гордый блеск в его глазах. Помню, однажды я собиралась на каникулы после нескончаемых недель учений, когда надоедливые сержанты продалбливали мне череп и просверливали уши обвинениями в тупости и неуклюжести, Амальрик тихо вошел в мою комнату и попросил показать ему новые приемы боя на мечах.
      Он никогда не считал странным, что его сестра — воин. Он был уверен, что мой интерес к женщинам — больший, чем к мужчинам, — в порядке вещей. На самом же деле Амальрик использовал это обстоятельство к немалой выгоде для себя в период необузданных и беспорядочных юношеских связей, настойчиво выспрашивая у меня об особенностях женского поведения в тех или иных ситуациях, полагая, что в этих делах я должна быть вдвойне более опытна.
      Инстинктивно Амальрик догадывался, что женщинам в Ориссе были отведены только четыре роли: дочери, матери, жены и представительницы древнейшей профессии. Некоторым, включая меня, была дозволена пятая роль — одной из стражниц Маранонии, которые на протяжении многих лет обороняли столицу государства, заплатив за эту честь отречением от мужчин. Для большинства из нас последнее вовсе не являлось жертвой.
      В более поздние годы своей жизни Амальрик открыл мне путь к шестой роли. После моего возвращения из путешествия по Западному морю я вдруг обнаружила, что моя карьера солдата близится к концу. Я видела потоки крови, во многих случаях сама ее проливала. А кроме недавно открывшихся магических способностей, у меня появилась страсть к путешествиям, которая является сущим проклятием всего рода Антеро. Знакомое окружение быстро утомляло меня. Я стремилась познать неизведанное, спрятанное под покровом жгучей тайны, там, где свежие ветры вздымают волны на пустынных морях, а лучи солнца освещают далекие горы, на которых не бывала ни одна живая душа.
      Амальрик добыл для меня назначение в качестве заклинателя, мне предстояло руководить очередной экспедицией. На меня произвела очень сильное впечатление не сама по себе оказанная мне услуга, а то, что Амальрик сумел такое придумать. Сама я толком не знала, чего хочу… и это меня очень сильно тревожило. Говоря откровенно, я и поныне являюсь единственной женщиной, когда-либо занимавшей должность заклинателя, — и это обстоятельство исчерпывающе характеризует нравы Ориссы.
      Чем Амальрик запомнился мне больше всего — так это своей улыбкой. Клянусь богами, он умел улыбаться! Улыбка казалась необыкновенно широкой и светлой на безбородом лице моего брата, его губы и щеки так краснели, что затмевали его огненно-рыжие волосы.
      Последний раз я видела улыбку Амальрика пятьдесят лет назад.
      Я шла морем в Ориссу, ведя четыре корабля, нагруженных ценным товаром. У меня были все основания быть довольной собой. Эта торговая экспедиция складывалась наиболее успешно из всех, совершенных ранее. В моем жизненном багаже было уже четыре подобных путешествия, в трех из которых я была заклинателем духов, а сейчас, в четвертом, — главой торговой миссии. В мои обязанности входила не только защита экипажа, кораблей и товара с помощью магии, но и руководство всеми коммерческими операциями. В соответствии с устоявшимися традициями ориссианских торговых мероприятий капитан и его военные инструкторы технически обеспечивали безопасность плавания и оборону от нападений. Несмотря на то что единственная цель подобных путешествий состояла в получении прибыли, мое слово имело вес практически во всех случаях.
      Так повелось, что раз флот идет под флагом одного из Антеро, то его слово — закон. У меня наступила счастливая полоса в жизни, мои корабельные апартаменты ломились от всевозможных редкостей — ковров ручной работы, лечебных трав, парфюмерии, пряностей, самоцветов, драгоценных металлов, тяжелых связок хорошо выделанных кож и бесценных мехов.
      Все это было честно заработано, и я знаю, что Амальрику было бы приятно услышать о том, как все в Ориссе воочию убедились, насколько все-таки был прав мой брат, сделав меня заклинателем духов флота и создав немыслимый ранее прецедент. Радость от встречи могла превзойти все ожидания, потому что я возвращалась в разгар праздника, который следует за месяцем сбора урожая.
      Вино, веселье вперемежку с хмельными забавами и откровенным распутством, всеобщее воодушевление и, конечно же, деньги растекались во все стороны широкими потоками, переполняя столицу. Первый же встречный купец рассказал бы вам, насколько превосходен этот момент для получения небывалой прибыли. Самое удивительное состоит в том, что и это обстоятельство также могло бы упрочить мою репутацию.
      Но, когда мы входили в гавань, мой эмоциональный настрой предвещал жесточайшую бурю. Я быстренько поменяла костюм заклинателя на неприметную одежду простой горожанки и незаметно ускользнула с корабля, едва он пришвартовался вблизи принадлежащих Антеро пакгаузов, оставив заботу о разгрузке добытого и портовых формальностей Карале — капитану нашей маленькой флотилии.
      Стоял жаркий солнечный полдень, улицы и таверны уже звенели гомоном. Я пробиралась через Чипсайд и Центральный рынок.
      Подвыпившие фермеры сбили наземь и ударами своей грубой обуви пинали яркую вывеску с изображением двух встречных струй — вина и звонких монет. Надо отдать должное трудягам от сохи — каждый год в это время они в поте лица собирают немало пшеницы и другого зерна.
      Воздух был пропитан горячим, опьяняющим фимиамом, похожим на дым жертвенного костра индейцев, запахом жареного мяса и орехов, мускатным ароматом, исходившим от женщин в масках, для многих являвшихся чуть ли не единственным одеянием, — как нимфы они вышли из темных загадочных аллей, оставив позади запряженные экипажи с занавешенными окошками. Я видела, как нарядно одетые бедняки играли в популярную игру «найди горошину» с прожорливыми фермерами. Из таверн раздавались возбужденные голоса празднующего люда, то и дело превозносившие удачу, выпавшую на долю кого-нибудь из игроков в кости. Играли в распространенную в Ориссе игру «Заклинатели и Дьяволы» картами, которые, как они уверяли, были совершенно некраплеными. Карманные воришки усиленно трудились в местах заметного скопления народа, со всего маху налетая на ничего не подозревающего прохожего или же занимая его незначительными разговорами, пока их напарники спокойно вытаскивали кошельки и опустошали сумки.
      Со всех сторон доносилась музыка. Уличная толпа обжимала меня, пока я пробиралась сквозь нее. Многочисленные зрители собрались посмотреть на аттракционы, развернутые цирком-шапито: фокусников-шпагоглотателей, жонглеров, необычно одетых, с раскрашенными лицами артистов, канатоходцев, балансирующих на стальных тросах, туго натянутых между крышами домов. Маленькие озорники мальчишки то и дело бросали дымовые шашки куда попало; маленькие девочки, с торжественными лицами восседающие на плечах родителей либо прилепившиеся к отцам сбоку, непрерывно щебетали и радостно размахивали руками. Вальяжные ухажеры с важным видом демонстрировали мускулы хихикающим девицам, одетым в пестрые, праздничные платья и украсившим хорошо уложенные волосы цветами и бусами.
      Главная магистраль города была заранее перегорожена канатами, чтобы хоть как-то направить движение ночного шествия и не дать ему выйти из берегов, в особенности когда начнутся праздничные фейерверки и волшебные представления. Вершиной праздника должен был стать большой костюмированный карнавал.
      Я заплатила совершенно невероятную сумму, чтобы нанять лошадь, страдающую костным шпатом [Костный шпат — одно из распространенных заболеваний лошадей], и отправилась на виллу моего брата, расположенную приблизительно в часе пути от Ориссы. Не успели мы проехать и половины расстояния, как лошадь захромала, и я была вынуждена вести ее под уздцы вдоль пыльной дороги. Мы представляли собой жалкое зрелище: лошадь хромала, я обливалась потом под палящим полуденным солнцем, с усилием продвигаясь вперед качающейся морской походкой, выработанной за многие месяцы странствий.
      Когда я приблизилась к длинному низкому забору, ограждавшему бескрайние владения моего брата, я услышала, как Омери играет на флейте. Мелодия была приятна, и я вдруг почувствовала, как улетучивается моя усталость. Казалось, ветер с моря принес прохладу и воздух приобрел запах цветущих фруктовых деревьев и молодого вина.
      Похоже, Омери ощутила мое присутствие, так как сладкая мелодия неожиданно перешла в традиционное приветствие, которым обычно встречают возвращающихся из дальних странствий моряков. Мое сердце невольно защемило, пульс участился, а руки уже сами обнимали дорогих мне людей. Амальрик приветствовал меня на пороге, и его радость от встречи со мной была настолько велика, что я на какое-то время позабыла истинную цель своего поспешного визита.
      Смыв с лица дорожную пыль и облачившись в чистые одежды, предоставленные Омери, я последовала за братом и его женой в сад, к могиле матери.
      Цветущие деревья всегда были одним из самых сильных увлечений матери, доставляли ей непередаваемую радость; и после того как она умерла, сначала отец, а потом Амальрик затратили очень много усилий для того, чтобы в саду все оставалось так, как любила мама. Вместо того великолепия, которое вы встречаете в большинстве богатых домов, в нашем саду присутствовала некоторая приятная неухоженность, которая давала ощущение того, что вы находитесь в диких зарослях, не тронутых рукой садовода. Тропинки были узки, клумбы — без цветов, а деревьям, кустарникам и другим (уже по большей части одичавшим) растениям была предоставлена полная свобода, некоторым было даже дозволено в беспорядке расти среди посаженных ранее, нарушая симметрию.
      Я отвечала за состояние маминой могилы, простого каменного надгробия, стоящего под небольшим розовым деревом. Несложное заклинание, мысленно произнесенное мной, вызвало небольшую струйку воды, омывшую камень и мох, растущий у его подножия.
      Амальрик хорошо знал, насколько сильно я привязана к этому месту, поэтому он приказал слугам накрыть стол неподалеку от него. На кустах роз, в изобилии растущих вокруг, лениво копошились и негромко жужжали пчелы; а осы, совершенно пьяные от винограда, который сушился на шестах, неистово бились о камень и как будто бы изумлялись, что он не поддается их усилиям и не реагирует на яростные жала.
      Хозяева накормили и напоили меня досыта, поделившись при этом последними слухами. Омери была, как всегда, прекрасна: длинные красивые руки, шелковистая кожа, почти такие же рыжие, как у Амальрика, длинные волосы. Она была одета в короткое белое платье с вырезом, узость талии была подчеркнута простым зеленым поясом.
      Потом я увидела в ее глазах огонек, который всегда загорался, когда она хотела посекретничать, и я была почти уверена, что и сейчас Омери готова сообщить мне новости, не предназначенные для посторонних ушей. Несмотря на то что ее живот был плоским, как у девушки, я заметила, что ее груди казались набухшими под легким платьем. А когда она поворачивалась или поднимала руки, она делала это так осторожно, как будто бы ее грудь была предметом особой заботы. Для того чтобы окончательно убедиться в своей догадке, я склонила голову, сделала незаметное магическое движение пальцами и прислушалась.
      Я смогла услышать биение маленького сердца. Я выпрямилась, улыбнулась, и Омери всплеснула руками.
      — Смотрю, тебе уже известен наш маленький секрет, Рали, — сказала она.
      Я рассмеялась:
      — В противном случае я не имела бы права называться волшебницей, Омери, хотя яркий румянец на твоих щеках и особый блеск твоих глаз и так все рассказали мне.
      Амальрик улыбнулся и сказал:
      — Тебе, дорогая сестра, вскоре предстоит стать тетушкой. Если родится девочка, мы назовем ее Рали в твою честь.
      — Если ты мечтаешь о девочке, то тебе, братец, придется как можно быстрее позаботиться о следующем ребенке, — ответила я, — или я ничего не стою как колдунья, или тот, кто созревает в Омери, будет мальчиком.
      Омери была в восторге.
      — Тогда мы назовем его Клайгиусом в честь деда, — сказала она. — К сожалению, я никогда его не знала, он умер вскоре после моего рождения, но оставил мне на память вот эти трубы. — Омери показала на изящные инструменты, лежащие рядом. — Ты знаешь, он был музыкантом в суде. И все мы надеялись, что тот ребенок, которого носила моя мать под сердцем, с рождения будет следовать традициям.
      Омери была дочерью Ирайи — земли, которая была известна нам как Дальние Королевства. Мой брат встретил ее и влюбился в то время, когда вместе с Яношем Серый Плащ был в тех краях.
      — Клайгиус, — повторила я, — что ж, это имя звучит достаточно твердо.
      — На вашем языке оно означает «навеки верный», — сказала Омери.
      — Теперь у тебя есть сын, которого необходимо растить, для того чтобы в будущем он взял на себя заботы о семейном бизнесе, — сказала я Амальрику, — думаю, что мало-помалу ты перестанешь надолго отлучаться из дома.
      Амальрик кашлянул и сказал:
      — Ты что же, уже запланировала мою отставку? Все-таки малышу придется довольно долго обходиться без меня, так как я намерен путешествовать до тех пор, пока есть силы.
      — О Великий заклинатель духов, расскажи нам, — нараспев, но далеко не в шутку произнесла Омери, вступая в разговор, — будут ли боги благоприятствовать Клайгиусу? Не погадаешь ли ты ему на счастье, Рали, сделай милость!
      Я ворчливо отвечала, что мне надо было заранее приготовиться к такому ответственному мероприятию, но втайне я была польщена просьбой. На самом деле я считала за большую честь быть первой, кто сумеет предсказать судьбу наследника моего брата. Я выудила из кармана свой любимый набор гадальных костей, который много лет назад подарил мне магистр заклинателей лорд Гэмелен. Кости так потерлись за длительное время их использования, что магические символы, нанесенные на них, почти нельзя было различить. Из кармана, вшитого в рукав моей одежды, я достала складной стаканчик для бросания игральных костей, который всегда ношу с собой, и приготовила его к действию. Гэмелен учил меня, что искусство заклинателя является в действительности не только волшебством, но и умением создать маленький спектакль. Поэтому я постаралась не подкачать и блеснула сценическим мастерством.
      Серьезно сосредоточившись, я подула на кости, прошептала волшебные слова, бросила их в стаканчик. Немного погремев костями, как сухими горошинами, я широким жестом, с размаху бросила их на каменный стол.
      Захваченные действием, Амальрик и Омери быстро наклонились, чтобы посмотреть на выпавшие комбинации символов, несмотря на то что никто, кроме самой колдуньи или очень опытной гадалки, не сможет сразу прочитать послание судьбы. Через несколько мгновений они оба подняли ко мне виновато-вопросительные лица с одинаковыми, едва тронувшими губы улыбками ожидания.
      Как хорошо, что я отточила умение сохранять непроницаемое выражение лица! Это умение выручило меня… Так как мой брат и его любимая жена впали бы в отчаяние, если бы они увидели в моих глазах то, что я наверняка почувствовала своим сердцем.
      Плохо различимые символы, беспощадно выставленные судьбой напоказ, не предвещали ничего хорошего. Все символы относились к печати дьявола.
      Я улыбнулась хорошо отрепетированной, широкой улыбкой и собрала кости.
      — Ваш сын доставит вам великое удовлетворение жизнью, — солгала я, — этот парень будет достоин носить имя Антеро.
      Как теперь известно всем и каждому, Клайгиусу предстояло вырасти и превратиться в более изощренного предателя моего брата, чем до него был Янош Серый Плащ. Но разве я могла тогда сказать правду дорогим мне людям? И что они смогли бы сделать, если бы узнали ее? Утопили бы своего первенца — будущего негодяя — сразу после его рождения?
      Думаю, вряд ли.
      Моля Тедейта о том, чтобы мое искусство заклинателя на этот раз подвело, я быстро закопала страхи в дальний угол подсознания и молча наблюдала за тем, как дорогие мне люди ласково воркуют и щебечут, обсуждая волнующую их проблему, как это часто делают все молодые родители, подробно рассказывая мне о планах и надеждах, связанных с будущим ребенком.
      Когда приблизилось время обеда, Омери извинилась и ушла, сказав, что ей необходимо посмотреть, все ли в порядке на кухне, и проследить за слугами, накрывающими на стол. Амальрик налил нам обоим по большому бокалу того исключительно ароматного вина, которым славились погреба нашей семьи. Мы расслабились, и я в общих чертах поведала брату о том, как происходило мое последнее путешествие.
      Когда я закончила, Амальрик сказал:
      — Ты действовала совершенно правильно, но я чувствую, что ты не настолько довольна, как того хотелось бы.
      Я тряхнула головой и сказала:
      — В конце нашего путешествия с нами произошло кое-что, что меня беспокоит.
      Брови Амальрика удивленно поднялись, и он умоляющим тоном попросил меня продолжать. Что я и сделала.
      — На нас неожиданно напали пираты, — сообщила я, снова возвращаясь к теме рассказа, — сразу после того, как мы прошли мыс Демона. Недалеко от бухты Антеро…
 
      Во время предыдущего путешествия мне удалось проникнуть гораздо южнее, куда еще ни разу не доходила ни одна экспедиция. Мне удалось преодолеть границы Айофры, где опаленные солнцем пески пустыни встречаются с безжизненным, устланным отшлифованной галькой побережьем. Я прошла гораздо дальше того места, до которого удалось добраться в юности моему отцу. Мой отец был первым, кто встретился с аборигенами Заполярья. Более того, мне удалось пересечь тот мистический круг, который, как представляется, опоясывает весь мир, где всеми делами и человеческими судьбами управляют странные созвездия.
      Выполняя это поручение, я сосредоточилась более на организации будущих торговых связей, нежели на получении конкретной единовременной прибыли. Поэтому я занималась тем, что очаровывала, морочила головы и запугивала многих, даже самых яростных вождей местных племен для того, чтобы прочно запутать их в торговых сетях Антеро. Я организовала торговые представительства, безопасность которых обеспечивали всего несколько человек из нашей службы охраны.
      Мои усилия с лихвой окупились во время четвертого торгового путешествия, когда мы приблизились к мысу Демона, расположенному вблизи самого северного из ледяных полей Южного полушария, а трюмы наших кораблей ломились от товаров. Предстояло побывать еще в двух наших торговых представительствах, наиболее удаленных из всех, мною открытых. Первое из них размещалось в заливе Антеро, который я назвала так в честь моей семьи.
      После того как мы проложили курс вокруг скалистых мелководных участков моря, которые окружают мыс Демона, я снова оказалась в неопределенном положении, надеясь все-таки, что торговля в этих двух представительствах идет не так хорошо, как во всех остальных, которые мы уже посетили.
      — Нам бы надо догадаться взять пятый корабль, — почти жалобным голосом сказала я капитану Карале.
      Карале был темноволосым человеком небольшого роста с густыми усами и угрюмым характером, который всегда видел тину там, где другие — золото. Капитан разговаривал специфически небрежным языком старого морского волка, который усиливал впечатление от его мрачной натуры. Когда Карале говорил, вместо «да» слышалось «айда» или «ада», вместо «к тому же» — «омут же», а когда Карале говорил «для» — слышалось — …
      — Да, госпожа, но это может привести к тому, что мы потеряем на один корабль больше, — сказал он. — Эти чертовы боги, должно быть, совершенно пьяны в своих небесных тавернах, только поэтому они позволили нам забраться так далеко и сохранить наши шкуры в целости, а мясо — на костях.
      — О мой бедный, славный Карале, — ответила я, — мой брат потратил целое состояние на пожертвования, прежде чем я смогла отправиться в путешествие. Кроме того, я без конца потакала многочисленным местным шаманам, каждый из которых чувствовал себя хозяином положения, сидя в покосившемся «дворце», обмазанном для «красоты» глиной, смешанной с соломой. И за все это время единственный плохой период — когда мы попали в штиль продолжительностью в неделю около острова Кораблекрушений.
      — Запомните мои слова, госпожа, запомните их хорошенько, — пробурчал Карале, при этом его черные брови как маленькие, но грозные мечи скрестились у переносицы, — впереди у нас очень тяжелое время, нас будут преследовать неудачи. Мы еще не раз пожалеем о том, что не остались дома, сразу после того как боги протрезвеют.
      В ответ я рассмеялась:
      — Ты хочешь сказать, Карале, что наша удача была чрезмерной?
      — Смейтесь, сколько вам будет угодно, госпожа, — сказал Карале, — но в таких случаях обстоятельства неумолимы, и это хорошо известно всем, кто решает испытать судьбу, плавая под парусами по соленым водам. Когда в начале путешествия случается поломка, это оборачивается безоблачным небом в конце.
      — Следуя этой логике, — ответила я, — самая прибыльная экспедиция должна была бы начаться со смерти твоей матери.
      — Так то была моя сестра, миледи, — ответил Карале, — истинно сучьей дочерью она являлась, простите великодушно за выражение. Я был искренне рад увидеть ее в гробу. Но в конце концов она стала лучше воспринимать интересы семьи, и, видимо, ее смерть позволила мне увидеть самые светлые дни жизни.
      Несмотря на сумрачность натуры, Карале был одним из лучших капитанов моего брата. Действительно, на Карале стоило посмотреть в сражении, когда он становился неукротимым и дрался, как лев.
      Мне снова захотелось рассмеяться, но я боялась, что это вызовет еще более мрачные комментарии. Вместо этого я придала лицу жесткое выражение и, вздохнув, сказала:
      — Хорошо, но согласись, у нас нет другого выбора, мы должны двигаться дальше. Нас ждут. Мы должны привезти письма, продовольствие, товары.
      — Да, госпожа, это наша прямая обязанность, — подтвердил Карале со скорбным выражением лица. — Никто не посмеет сказать, что капитан Карале когда-то отлынивал от выполнения долга. Кроме всего прочего, я хорошо понимаю, что нашим представителям, должно быть, очень одиноко и тоскливо так долго жить вдали от дома. Когда они встретят нас, их жизнь станет немного веселее.
      Произнеся это, Карале лихо закрутил усы, как бы удостоверяясь в том, что их концы смотрят вниз, как и полагалось, после чего отправился с важным видом восвояси, чтобы сделать несносной еще чью-нибудь жизнь. Наблюдая за тем, как капитан неуклюжей походкой, сутулясь и раскачиваясь, идет по палубе, я вдруг подумала, что обитатели наших представительств, по всей видимости, придут к выводу о необходимости покончить счеты с жизнью, если они очень долго будут созерцать невероятно мрачное лицо капитана. Я решила сделать визит как можно более, коротким. Может быть, мне удастся убедить жителей отдаленного поселения сделать склад для хранения провианта и оружия, чтобы другая экспедиция в случае нужды могла бы воспользоваться им. Там можно было бы спрятать приобретенные в результате торговых операций товары, пригодные для длительного хранения, тогда я смогла бы как-нибудь разместить оставшееся на четырех кораблях.
      Первое, что пришло мне в голову, — использовать собственную каюту, которая была достаточно вместительной. Я поручила корабельному плотнику соорудить небольшую нишу недалеко от входа в каюту, где я разместила сундучки заклинателя. Я устроила подвесную койку прямо над ними, так чтобы мне достаточно удобно было спать на обратном пути.
      … Раздался крик впередсмотрящего, и из моря поднялся и предстал перед нашими глазами мыс Демона.
      Это был лишенный растительности, унылый, совершенно не защищенный от ветра участок земли, часть гряды несколько отдаленных от моря, необитаемых гор. Две пещеры, точно черные пустые глазницы, отмечали верхнюю часть возвышенности. Разделял их дугообразный скалистый хребет, похожий на крючковатый нос. Глубокий разлом с рваными краями образовал рот, искривленный в мрачной ухмылке, а завершали картину два острых камня, похожие издалека на рога дьявола.
      Мыс Демона оправдывал свое название, хотя я не знаю, кто впервые увидел его. Может быть, это был абориген Заполярья, который проплывал однажды мимо на своем пути из отдаленного небольшого поселения. Представляю, как застучали зубы того парня со спутанной бородой и длинными волосами, когда вид этой причудливо искореженной земли заставил его сердце дрогнуть и сжаться, как от удара.
      Местные мореплаватели рассказывали мне, что в этих местах небо редко бывает свободно от низких облаков, полностью скрывающих мыс Демона. Облака эти то и дело резко освещаются молниями, бьющими, если верить рассказам одного морского волка, не как обычно, а вверх из земли. Жестокие, злые цунами, поднимающиеся на море в районе мыса Демона, пользуются такой же дурной славой, как и штормы, и люди говорят, что однажды целый рыболовецкий флот был поглощен морской пучиной. Тогда волны поднимались на высоту, сравнимую с высотой Столбов Тедейта, которые стоят у границы Южного моря.
      Такие штормы делали мыс почти полностью недосягаемым во время трех моих предыдущих походов; однако тогда штормы не были столь яростны, как в легендах. А день, когда мы приблизились к мысу Демона в четвертый раз, был прозрачен и тих, как лицо только что принявшей постриг молодой монахини. Бледное солнце зависло над мысом, и в его лучах слегка вились невесомые белые облака, витающие высоко-высоко, как девичьи грезы. Море было необыкновенно чистого голубого цвета, и, когда мы огибали мыс, стайка дельфинов приблизилась к нам, как будто приветствуя. Дельфины прыгали и кувыркались, взлетая над поверхностью воды, и явно выражали радость, издавая звуки при виде компании в столь безлюдном месте.
      Я пребывала в миролюбивом расположении духа и именно поэтому была застигнута врасплох.
      Ветер слегка утих, и я услышала, как Карале приказывает экипажу поменять паруса. Повторяющаяся команда капитана, которая передавалась по цепочке моряков, показалась мне эхом; звуки, постепенно затухающие в снастях корабля, преобладали над медленным, однообразным плеском морских волн. Я почувствовала запах живой, свежей, влажной зелени, который донес вдруг ветер, и осознала, что довольно безучастно размышляю о том, откуда мог взяться этот замечательный аромат.
      На протяжении нескольких дней мне не удавалось увидеть никаких признаков растительности. Перед глазами непрерывно тянулась холодная, неуютная, черная береговая линия, так густо усыпанная галькой, обкатанной солеными волнами, что ни одно уважающее себя дерево или кустарник не стало бы даже пытаться пустить корни в таком месте. Кроме того, я знала, что в небольшом удалении от моря простирается пустыня. За ней росли пальмы, которые образовали небольшой оазис, где аборигены пытались обработать наделы деревянными мотыгами в надежде, что клубни, воткнутые в грядки, дадут хоть какой-нибудь урожай.
      Если верить случайным сведениям, прибрежная полоса остается такой же безжизненной на протяжении многих десятков километров. Позже я обнаружила, что эти сведения по большей части правдивы. Кроме того, я узнала, что в конце необитаемой полосы расположен пролив, который ведет в необозримое Восточное море, о существовании которого до меня не знал никто.
      Стоя на палубе корабля и восхищаясь бесподобным ароматом трав, пропитавшим легкий бриз, я неожиданно услышала звуки музыки.
      Деликатный мелодичный перезвон чудесных струн волшебным маревом поднимался в воздух. Этот напев согревал душу, напоминал о родных очагах.
      Неожиданно и необъяснимо стало вдруг очень важно увидеть, кто именно извлекает из струн столь сладкие звуки. Я повернулась, чтобы попросить Карале изменить курс корабля и направить его поближе к источнику музыки, и в этот момент я услышала, как капитан приказывает команде выполнить именно тот маневр, о котором я только что подумала.
      Его крик усилил возникшее у меня ощущение, но я все еще пребывала в экстазе и в течение довольно продолжительного времени не реагировала на настойчиво повторяющиеся импульсы из подсознания, требующие принять меры предосторожности против угрозы, притаившейся впереди.
      Это всего лишь музыка, говорило мне сердце, очень приятная музыка. Только люди, имеющие добрые намерения, могут так владеть инструментами. Только цивилизованные и гуманные люди, чьи сердца преисполнены любви и миролюбия.
      Мои чувства заклинателя внезапно обрушились на меня всего за несколько мгновений до того, как я увидела первый корабль.
      Это был широкий, высокий галеон очень древней конструкции. Но ничего древнего и примитивного не олицетворяла его угрожающая скорость. Тройные ряды весел с каждого борта галеона ритмично и согласованно устремляли вражеский корабль навстречу нам. Расстояние быстро уменьшалось. Теперь я услышала барабанный бой надсмотрщика, заглушивший мелодию, лившуюся из-под загадочных струн. Я даже представила себе, как хлестко бьют по спинам гребцов кнуты его помощников, пока они не спеша ходят между скамеек и «просят» прибавить скорости.