– Вот, оказывается, почему Эндрю Филдинг и Рави Нара работали бок о бок!

– Вы все правильно поняли. Проект Питера Година свел вместе двух лауреатов Нобелевской премии – квантового физика и невролога, представителей научных областей, у которых прежде не было ни единой точки соприкосновения.

Я проверил микрокассету – пленка еще не закончилась.

– Но потенциал «Тринити» не ограничивается сказанным. Как только нейрослепок мозга – скажем, Рейчел Вайс – загрузят в компьютер, скорость далеко не единственное преимущество, которое он будет иметь в сравнении с Рейчел Вайс из плоти и крови.

– Что вы хотите сказать?

– Предположим, я решил выучить китайский язык. Мне потребовалось три года интенсивных занятий, чтобы достичь более или менее приличных результатов. Вас это впечатлило. Вы тоже хотите бегло говорить на китайском! Если у вас приблизительно такие же способности, как у меня, то и вам понадобится года три. Вот он, главный недостаток человеческого мозга: все мы учимся примерно с одной скоростью, относительно медленно. Но для компьютерной модели вашего мозга этой проблемы просто не существует. Вы переводите в цифровую форму самый полный словарь китайского языка, китайскую грамматику, всю китайскую литературу за пять тысяч лет и все китайские газеты за последние сто лет – и загружаете в память вашего нейрослепка. Процесс загрузки займет несколько секунд. Вы сэкономили как минимум три года. А в следующие двадцать секунд вы можете «выучить» всю квантовую физику.

Рейчел ошарашенно помотала головой.

– Получается, за пару минут или за пару часов в мой компьютерный нейрослепок можно загрузить всю сумму знаний человечества?

– Теоретически для этого нет никаких препятствий.

– Дэвид, но это же… это же почти Бог!

– Отчего же «почти»? Вы забываете, что эта компьютерная Рейчел Вайс была бы не только всезнающей. Она была бы вечной. При желании эту Рейчел Вайс можно загрузить в другой компьютер. Или скопировать. Разве это не бессмертие?

Рейчел растерянно кусала губы.

– Ну, начинаете мне верить? – сказал я.

– А вы что делаете в проекте "Тринити"?

– Президент назначил меня советником по этическим проблемам, которые могут возникнуть в процессе работы. Когда-то у некоторых участников "Манхэттенского проекта" возникли возражения морального характера против создания атомной бомбы – но их никто и слушать не хотел. Нынешний президент решил не повторять тогдашнюю ошибку. По мнению президента, если проект «Тринити» завершится успехом, его результат должен вызвать минимум негодования в обществе. И возможные отрицательные с моральной точки зрения моменты нужно отслеживать заранее, чтобы не дать злу осуществиться. Президент знал моего брата по колледжу и читал мою книгу по медицинской этике – или, скорее, видел снятый по ней документальный научно-популярный телесериал. Вот две причины, почему советником по этике стал именно я. Такая вот моя нехитрая история…

Рейчел секунду-другую задумчиво смотрела на бегущие полукругом каменные скамьи.

– Ничего себе "нехитрая история"!.. Сумасшедшая история, безумная история! – Глаза Рейчел горели во тьме. – Вы сказали, что за девятнадцать месяцев уже пройдено почти полпути. Значит, все-таки остаются еще какие-то серьезные проблемы?

– Нужно построить суперкомпьютер, способный вместить нейрослепок мозга целиком. Хотя человеческий мозг работает относительно медленно, в нем поразительно много одновременно функционирующих частей. Примерно сто триллионов потенциальных связей, которые способны действовать разом. И эти сто триллионов – далеко не все, это только для обработки данных. Но даже эти сто триллионов связей пожирают тысячу двести терабайт компьютерной памяти.

Рейчел пожала плечами.

– Для меня эти терабайты – пустой звук.

– Полная подшивка "Уолл-стрит джорнал" за шесть миллионов лет.

Вот теперь Рейчел открыла рот от удивления.

– Когда проект «Тринити» только-только раскручивали, ни один суперкомпьютер на планете не имел такой вместительности. Интернет как единое целое был сравним по объему, но это не слишком надежно связанная и плохо управляемая россыпь компьютеров.

– А теперь?

– "Ай-Би-Эм" строит суперкомпьютер под названием "Блю Джин", который будет способен конкурировать с мозгом по объему обрабатываемой информации, но и он не сможет делать вещи, доступные пятилетнему ребенку.

– "Тринити" – что-то совсем другое?

– Ничего общего. Хотя бы потому, что "Блю Джин" – это махина: пятнадцать метров в длину, пятнадцать в ширину, тонны холодного воздуха для охлаждения. «Тринити» будет величиной с «фольксваген-жук». И Годин считает, что это не предел. Он любит повторять: человеческий мозг весит три фунта и использует только десять ватт электричества. Как он говорит, решение большой проблемы должно быть и внешне красиво. Элегантно.

Рейчел обвела рассеянным взглядом каменный амфитеатр. Похоже, она пыталась мысленно представить будущее, которое так властно врывалось в настоящее.

– И как близко «Тринити» к завершению?

– В нашей лаборатории уже есть опытный образец. Сто двадцать триллионов связей и фактически неограниченная память.

– Работает?

– Нет.

– Почему?

– Да потому что мало загрузить нейрослепок в компьютер. С ним надо как-то общаться. Человеческий мозг взаимодействует с миром через биологическое тело с пятью чувствами. А теперь вообразите ваш мозг, вложенный в металлическую коробку. Какой от него толк, даже если он при этом «живой»? Он глух, слеп и парализован. Дрожащая масса неизбывного ужаса, и ничего больше. Впрочем, нет, это и дрожать не способно – нечему дрожать. И я скажу так: слава Богу, что нейрослепок не имеет контакта с миром. Если эта штуковина получит возможность слышать, и видеть, и действовать – кто предскажет последствия!

Рейчел тут же полюбопытствовала:

– А что плохого, собственно, может сделать "Тринити"?

– Ну, вспомните хотя бы "Космическую Одиссею 2001"! Бортовой разумный компьютер казался самым надежным в мире. А в итоге истребил всех членов команды космического корабля. Теперь вообразите еще более «разумного» электронного психа, имеющего доступ в Интернет!

– Ну и что?

– Стоит одному компьютеру типа «Тринити» войти в Интернет – и все промышленно развитые страны мгновенно станут его заложницами. Он в состоянии обрубить все правительственные коммуникации, парализовать банки и биржу, нарушить движение поездов, сделать воздушное движение неуправляемым, взять под свой контроль ядерные ракеты, системы ПВО… Словом, он может всех поставить на колени и требовать что угодно.

Рейчел в замешательстве покачала головой.

– Но что нужно… мозгу в металлическом ящике – без рук, без ног и так далее?

– Будто вы не знаете, что нужно всякому разумному существу. И в особенности если у него ни рук, ни ног и так далее, но при этом есть все человеческие качества.

– Власть?

– Совершенно верно.

Тут я вздрогнул, потому что зазвонил мой сотовый. На экранчике светилось имя звонящего: Эндрю Филдинг.

– Лу Ли? Что-то произошло?

– Ничто не произошло, – раздался в ответ голос Лу Ли. – Я волноваться о Майя. Я слышать снаружи шум. Пожалуйста, возвращаться, профессор Дэвид.

Болонка прекратила что-то вынюхивать возле себя и, склонив набок голову, прислушивалась, словно догадалась, что звонит ее хозяйка.

– Хорошо, мы возвращаемся. Прямо сейчас.

– С ней все в порядке? – озабоченно спросила Рейчел, как только я отнял сотовый от уха.

– Да. Просто хочет, чтоб мы побыстрее вернулись. Но мы сперва немного подождем.

– Чего?

– АНБ, вне сомнения, прослушивает мой телефон. И теперь они знают, что мы пойдем к дому. Если их люди здесь, в лесу, то и они двинутся к дому. И мы их услышим.

Рейчел с тревогой уставилась на стену, которая отделяла нас от леса.

– Вы думаете, мы тут не одни?

– Ну вот, – сказал я с усмешкой, – теперь вы боитесь, что за деревьями действительно может кто-то оказаться.

Она вскочила со скамьи, напряженно вглядываясь в дверь, через которую мы вошли в театр. Было нетрудно вообразить, что за ней нас в темноте поджидают.

– Вы сказали, Филдинга убили, потому что вы с ним были против продолжения проекта. А в чем конкретно выражалось ваше сопротивление?

– Мы не просто сопротивлялись. Мы добились того, что проект остановили. Точнее, приостановили. Что будет теперь, после гибели Филдинга, можно только гадать. Активно боролся прежде всего Филдинг, но без моего прямого обращения к президенту вряд ли удалось бы достичь такого результата. Это сродни попытке затормозить работу над атомной бомбой во время Второй мировой войны – почти безнадежное дело. Практически все участники проекта смотрели на меня и Филдинга как на предателей.

– Почему вы так настойчиво боролись за сворачивание проекта?

– Не знаю, чем руководствовался Филдинг. Он, оберегая меня, говорил мне не все. Но мои мотивы просты. Шесть месяцев назад мы впервые опробовали супертомограф – тот самый, на котором видна каждая молекула мозга. С животными все прошло гладко, никаких проблем. Затем наступил черед шести ученых из узкого кружка самых посвященных. Я был одним из добровольцев. В течение недели после томографии у нас появились странные неврологические нарушения. У каждого свои. По мнению Филдинга, это побочное действие магнитно-резонансной томографии.

– МРТ не имеет побочных действий! – возмущенно возразила Рейчел.

– Больничные аппараты совершенно безвредны – это правда. Наша-то машина мощнее их в энное количество раз! На суперпроводниках, с повышенными возможностями пульсации…

Майя вдруг насторожилась и беспокойно зарычала. Я прислушался. В лесу вроде бы ни звука. Но что мои уши против собачьих!.. Я сунул диктофон в карман, взял в левую руку Майю, вынул револьвер, и мы с Рейчел вышли из Амфитеатра через тот же служебный вход, через который вошли.

В лесу, после освещенного луной театра под открытым небом, темнота казалась особенно густой.

– Идите прямо за мной и не отставайте, – шепнул я Рейчел, подныривая под разлапистую низкую ветку.

– Вы кого-нибудь слышали?

– Нет.

Не будь со мной Рейчел, я бы двинулся к дому не торопясь, бесшумно и со всякими уловками. Но теперь выбирать не приходилось: скорость – наш единственный козырь. Я стремительно шагал то по тропинке, то через подлесок, спрямляя путь и не обращая внимания на шум, который мы производили. Я старался предупредить Рейчел о каждой ветке, которая могла хлестнуть ее, но пару раз она все-таки вскрикнула от боли. Однако держалась молодцом: хоть и спотыкалась, но от меня не отставала. Вскоре мы увидели дом. Лу Ли поджидала нас у задней двери – в прямоугольнике света из комнаты. У меня тревожно сжалось сердце: такая легкая цель для снайпера!

Как только мы с Рейчел добежали до дома, я втащил обеих женщин в комнату, проворно закрыл стеклянную дверь и выключил свет. Майя лаяла от счастья и прыгала вокруг хозяйки.

Через плечо я шепнул Рейчел: "Вызовите такси", – и она пошла к телефону в другую комнату.

С мокрыми от слез глазами Лу Ли взяла собачку на руки, словно ей вернули отнятое дитя. Я сочувственно коснулся локтя китаянки, но Майя вдруг сердито облаяла меня, и я отдернул руку.

– Хотел бы остаться у вас до утра, чтоб вам спокойней было, – тихо сказал я, – но это будет выглядеть крайне подозрительно. Завтра с утра я пойду на работу как ни в чем не бывало и постараюсь найти ответы на кое-какие вопросы – поэтому мое поведение сейчас должно выглядеть настолько нормальным, насколько это возможно. Вы понимаете?

– Да.

– Я заберу с собой коробку с игрушкой Эндрю. Будет досадно, если ее здесь найдут. Хорошо?

Лу Ли закивала, ласково поглаживая болонку.

– Перед отъездом я на минуту загоню свою машину в гараж – так никто не узнает, что именно я вынес из дома. Если вас спросят, что мы с Рейчел у вас делали, – говорите, что, мол, приезжали выразить соболезнования по поводу смерти супруга. Если эти типы каким-то образом слышали обрывки нашего разговора, в объяснения не вступайте – играйте роль тронувшейся от горя вдовы.

– Что такое "тронувшейся"?

– Ну, пораженная печалью. Ничего не понимающая от горя.

В ответ она со стоической грустью улыбнулась.

– Лу Ли не надо это играть. Лу Ли это чувствовать.

Я порывисто обнял ее, крепко прижал к себе: мужайтесь! Потом наклонился к ее уху и почти неслышно прошептал:

– В письме, что Энди послал мне через "Федерал экспресс", было немного белого порошка. Очень похожего на песок. Я принес пакетики с порошком сюда. Они сейчас на кушетке. Вы знаете, что это за вещество?

Лу Ли метнула взгляд на кушетку. Белые пакеты были отчетливо видны в полумраке.

– Нет. Я это белое ничего не знать.

– Это вы бросили письмо в почтовый ящик?

– Да. Как вы догадаться?

– Не имеет значения.

Не мог же я объяснить Лу Ли, что в своем последнем сне я был в голове ее покойного мужа – в его предсмертные минуты. Тут меня вдруг потянуло вон из этого дома – устал.

– Рейчел, что с такси?

– Вот-вот будет, – отозвалась она.

– Идите, пожалуйста, в гараж, – попросил я Лу Ли. – Я вам посигналю, и вы откроете мне дверь. Когда машина будет внутри, дверь закройте.

– О'кей.

Лу Ли молча выскользнула из комнаты.

Я взял свои пакетики с кушетки, и мы с Рейчел перешли в темную гостиную, широкие окна которой выходили на улицу. В ожидании такси мы сели на диван у окна.

– Такси – для меня? – шепотом спросила Рейчел.

– Да.

– Но мой автомобиль остался возле вашего дома.

– Не думаю, что вам охота ночью возвращаться к моему дому. Можете, конечно, забрать машину утром. Но я бы на вашем месте предпочел переждать, у моего дома не появляться и ехать в клинику на такси.

– Я слышала, вы сказали Лу Ли, что с утра пойдете на работу…

– Если президент не позвонит до утра, то да.

– Чего ради? Если они убили Филдинга, им ничего не стоит и вас убить!

Ее взволнованный вопрос доставил мне своего рода извращенное удовольствие.

– Похоже, вы уже совсем освоились внутри моего бреда.

Губы Рейчел напряженно подрагивали. Я понял, что ей не до шуток, она всерьез напугана.

– Ладно, извините. Пожелай они меня убить, я был бы давно трупом. Если меня захотят убрать сегодня ночью – их воля, ничто им не помешает. Но я думаю, их останавливает страх перед реакцией президента. Если я доживу до завтрашнего утра, то смогу спокойно идти на работу – там моя жизнь не в меньшей и не в большей опасности, чем дома.

Рейчел вздыхала, потирая виски косточками пальцев.

– Не знаю, как будут развиваться события, – шептал я дальше. – Если вас начнут допрашивать, старайтесь говорить побольше правды, чтобы не запутаться. Вы приехали ко мне, потому что я пропустил три сеанса. Мне позвонила вдова только что умершего друга. У нее в Америке ни одной родной души, поэтому вы вызвались ехать со мной, – чтобы по-женски утешить ее. Мы немного успокоили вдову и пошли в лес выгулять болонку. Вот и все, что вам известно.

Рейчел вглядывалась в мое лицо в тусклом свете луны и далеких уличных фонарей.

– Я не этого ожидала, – сказала она.

– Знаю. Вы всерьез полагали, что я душевнобольной.

Она совсем по-девичьи закусила губу.

– Да, я и впрямь думала, что вы не совсем здоровы. Хотя в глубине души надеялась, что не права. Но теперь я перепугана до смерти. В психиатрических проблемах я кое-что понимаю. То, что происходит, к психиатрии не имеет никакого отношения.

Я привлек ее к себе и быстро зашептал ей в ухо:

– Умоляю вас побыстрее забыть все, что здесь было. Вспомните лишь в том случае, если со мной случится что-либо нехорошее. Тогда поднимайте крик до самых небес. И в этом будет ваша надежда на спасение. – Я отпустил Рейчел и немного отодвинулся от нее. – В ваш больничный кабинет я никогда не вернусь.

Она смотрела на меня так, словно я сказал: "Мы с вами никогда больше не увидимся". Что, собственно говоря, и было моим внутренним ощущением в тот момент.

– Дэвид…

– А вот и ваше такси.

Я встал и удостоверился, что к дому подъехало именно такси. Все нормально. Огонек на крыше. Впрочем, что им стоит организовать такси со своим водителем…

У Рейчел был совершенно растерянный вид.

– Ну, не волнуйтесь вы так, – сказал я. – Со мной все будет в порядке. Вы мне очень помогли.

– Ни черта я для вас не сделала, – с горечью промолвила Рейчел.

Я потянул ее в простенок, чтобы нас не было видно через окно, вынул из диктофона микрокассету и сунул ей в руку.

– Хотите мне помочь, вот возможность. Ладно, идемте. А впрочем, я хотел бы попросить вас еще об одном.

– Не стесняйтесь, говорите.

Я показал ей пакеты.

– Может ли кто-нибудь в вашем Дьюке исследовать этот порошок – на инфекцию или на ядовитость?

– Конечно. У нас есть ребята, которые этим зарабатывают на жизнь.

Я снял чехольчик с одной из думок на диване, вложил в него пакетики с белым порошком и свернул.

– Только с предельной осторожностью, – попросил я, передавая ей сверток.

– Или я не медик?

Я пожал ей руку.

– Спасибо. Теперь можете идти.

Она вдруг встала на цыпочки и коротко, но нежно поцеловала меня в губы.

– Будьте осторожны. Умоляю вас, будьте осторожны!

Пока я приходил в себя от удивления, Рейчел быстро сунула сверток под блузку и выскользнула в прихожую. Через мгновение я услышал, как за ней захлопнулась парадная дверь.

Из окна я проследил за отъездом такси. Потом вышел к своей «акуре» и проделал все, о чем мы договорились с Лу Ли.

В закрытом гараже Лу Ли открыла дверь со стороны пассажира и положила на сиденье завернутую в полотенце закопченную картонную коробку Филдинга с его «игрушкой». Я подался в сторону маленькой китаянки, схватил ее за запястье и заглянул в глаза.

– Скажите мне правду, Лу Ли, – произнес я едва слышным шепотом. – Вы знаете конечную цель проекта "Тринити"?

Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. Потом она кивнула.

– Никогда и никому об этом не говорите. Никогда и никому.

– Лу Ли из Китая, Дэвид. Лу Ли знать, что случаться с длинный язык.

Мне вдруг вспомнилась ее жалкая фигурка в прямоугольнике света, когда она поджидала нас с Рейчел на заднем дворе: цель в ожидании убийцы.

– Слушайте, – сказал я внезапно. – Не могу я оставить вас одну. Поехали со мной. Прямо сейчас. Берите Майю и едем. Со мной не пропадете.

Лу Ли печально улыбнулась.

– Вы хороший человек. Как Эндрю. Только вы не волноваться. Лу Ли уже принять свои меры.

Я опешил. Какие собственные меры могла принять эта женщина? У меня даже никаких догадок не возникало. Я был уверен, что в Штатах она практически никого не знает. И уж тем более никого из высокопоставленных лиц, которые в этом случае хоть какая-то защита.

– Что за меры вы имеете в виду?

Лу Ли только головой покачала.

– Дэвид лучше не знать. О'кей? Я буду быть хорошо.

Как ни странно, я ей поверил. Открытие, что Лу Ли не такая уж беспомощная и потерянная вдова, какой она кажется, побудило меня задать еще один вопрос:

– В письме Эндрю сказано: если с ним что-нибудь случится, я должен вспомнить про его карманные часы. Что такого особенного в этих часах?

Лу Ли долго-долго смотрела мне в глаза, потом вдруг решилась:

– Не часы. Берелок.

– Брелок?

– Да, берелок.

Я закрыл глаза и представил себе золотые часы Филдинга. Жестоко исцарапанная драгоценная семейная реликвия. Часы на цепочке – такие прежде носили в жилетном кармане. А на конце цепочки – камушек-кристалл в форме сердечка.

– Камень на цепочке? – спросил я.

Лу Ли радостно улыбнулась.

– Дэвид умный человек. Дэвид будет понимать.