По стопам Господа

– С какой стати вам помогать Теннанту? – удивленно спросил Рави. – Пусть себе подыхает. Да и Маккаскеллу какое дело? В новостях говорят, что Теннант планирует покушение на президента!

Годин мучительно сглотнул.

– Президенты научены теленовостям не верить. И ты забыл, что именно Мэттьюс навязал мне Теннанта. Теннант – человек президента. Президент желает выслушать его версию всей этой истории.

– Понятно, – сказал Рави, хотя мало что понимал. – И что прикажете делать в Иерусалиме?

– Убей Теннанта.

Рави устало закрыл глаза. Убей этого, убей того… Каким образом он, мирный ученый, впутался во всю эту мерзость и стал киллером на побегушках?

– Теннант в альфа-коме, – продолжал Годин. – Иначе говоря, живой труп. Его нужно только чуточку подтолкнуть к могиле, чтобы он ненароком не заблудился.

– Питер, я не профессиональный убийца. Я не могу явиться в израильскую больницу и…

– Почему нет? Ты же собирался убить меня, чем Теннант лучше?

– Я никогда не имел намерения навредить вам…

Правую сторону годинского лица свело судорогой.

– Боль вернулась? – участливо спросил Рави.

– Заткнись, пес поганый! Вот твой шанс искупить вину. И спасти свою шкуру.

Рави покосился на безмолвную Гели. Что угодно, только не чуланчик с ней наедине!

– Хорошо, сделаю, как вы хотите. Но что, если я не смогу – при всем своем желании? Что, если в «Хадасса» у меня по каким-то причинам не будет физической возможности…

– Не робей, тебя подстрахуют.

– Ясно. Когда лететь?

– Через десять минут чтоб были в воздухе. Мой «Гольфстрим» заправлен и готов. Только сначала забеги в административный корпус. Там тебя ждет телефон.

Телефонный звонок? От кого?

– Хорошо, Питер.

Рави пошел к двери, но остаток врачебной совести заставил его остановиться.

– А как же вы без меня?

– Доктор Кейз не даст мне сдохнуть раньше, чем будет достигнут порог тринитизации.

Годин сделал прощальное движение рукой.

– Не переживай. Возможно, Теннант умрет еще до твоего прилета.

* * *

Иерусалим

Рейчел сидела у телефона и молилась, чтоб ответный звонок из Вашингтона раздался побыстрее.

Если в отделении неврологии появится свободное место, то Дэвида перевезут туда, теперь это уже не страшно. Они все равно засветились. Но будет ли толк?

Рейчел хотела сбегать в палату посмотреть на экран элекгроэнцефалографа, но тут телефон наконец зазвонил.

– Да, слушаю.

Однозначно американский голос произнес:

– Вы профессор Рейчел Вайс?

– Да.

– Это Ивэн Маккаскелл, руководитель администрации президента.

Рейчел от волнения прикрыла глаза.

– Я узнала ваш голос.

– Профессор Вайс, я звоню с целью заверить вас в том, что президент в высшей степени озабочен критическим состоянием здоровья профессора Теннанта. Мы не имеем полной ясности относительно истинных причин, которые привели к событиям последних дней, однако полны решимости доискаться до правды. Президент наконец вернулся в Соединенные Штаты, и я гарантирую вам, что профессор Теннант будет выслушан со всем возможным беспристрастием.

Психическое напряжение, которое копилось в ней с того момента, как Дэвид застрелил вооруженного типа в своем доме и они начали безумный бег по стране, который закончился за тысячи миль от родины, – это напряжение вдруг прорвалось. Рейчел больше не могла сдерживаться и разрыдалась.

– Успокойтесь, профессор Вайс, – сказал Маккаскелл. – Надеюсь, худшее для вас позади.

– Не знаю, не знаю. Но за звонок спасибо. Огромное спасибо. Там происходит нечто ужасное, профессор Теннант пытался предупредить президента.

– Ну, будет плакать, возьмите себя в руки. Я знаю, что профессору Теннанту очень плохо, и уже сделал нужный звонок. Мне обещали, что профессор Нара без промедления вылетит в Иерусалим на частном самолете. Кроме того, мне было сказано, что он светило первой величины и лучше кого бы то ни было справится с проблемой профессора Теннанта.

Рейчел вся напряглась при упоминании Рави Нара. В трубке что-то затрещало, словно связь временно отключилась. Затем раздался голос Маккаскелла:

– Профессор Нара, можете говорить.

В трубке раздался второй, более высокий мужской голос.

– Алло, профессор Вайс? Это Рави Нара. Вы меня слышите?

– Да.

– Насколько я понимаю, профессор Теннант в альфа-коме. Это верно?

– Не совсем. Несколько раз прибор в течение нескольких минут показывал тета– и бета-волны. Теперь лишь альфа-волны, без всплесков. Боюсь прекращения дыхания.

– Не бойтесь. Дело в том, что я сам оказался в альфа-коме после суперсканирования. Вы ведь знаете про Супер-МРТ?

– Да.

– Я пробыл тогда в коме тридцать два часа и пробудился самостоятельно. И никаких отрицательных последствий! Поэтому я ожидаю, что Дэвид весьма скоро очнется. Это может произойти в любую минуту.

Уверенность в голосе Рави Нара окрыляла. Как-никак лауреат Нобелевской премии! Известен всему медицинскому миру! Было трудно спорить с ним – особенно если его слова вселяли надежду.

– Профессор Нара, не знаю, что и сказать.

– Я лечу к вам, – продолжал Нара. – Мне сообщили, что по приказу президента Дэвида переведут в более безопасное место, где его жизни ничто и никто не будет угрожать. Буду в Иерусалиме через четырнадцать часов.

– Счастливого пути!

– Дэвид скорее всего к тому времени уже очнется. Если нет – не паникуйте, все образуется. Потихоньку-полегоньку, шаг за шагом, мы его вытащим, обещаю. Договорились?

У Рейчел было радостное ощущение, что черная полоса в ее жизни вот-вот закончится.

– Договорились! Я безмерно вам благодарна. Жду вас с нетерпением!

– Буду рад познакомиться, профессор Вайс. Всего доброго.

В трубке щелкнуло, но Маккаскелл на связи остался.

– Ну, сразу почувствовали себя лучше, профессор Вайс?

– Не знаю, как вас и благодарить!

– Надеюсь, у вас будет возможность поблагодарить меня лично. Я перезвоню в ближайшее время.

Рейчел повесила трубку и глубоко вдохнула. Затем вытерла глаза бумажной салфеткой, встала и пошла в палату Дэвида.

Открыв дверь, она увидела, что Дэвид сидит на кровати. Его глаза были широко открыты – из них катились слезы.

Глава 34

Я смотрел на мир глазами только-только родившегося – ослепленный внезапным режущим светом. Пока я, мигая, привыкал к действительности вне темноты, мое тело заявило о своем существовании острым чувством голода и потребностью немедленно опорожнить мочевой пузырь. Я осмотрелся.

Больничная палата. На своем веку я повидал сотни подобных комнат.

"Пить! – подумал я. – Полцарства за глоток воды!"

В соседней комнате говорила женщина:

– Не знаю, как вас и благодарить!

Ее голос показался мне знакомым. Я стал прислушиваться, но больше ни одного слова не услышал.

Дверь справа от меня открылась. На пороге стояла красивая молодая женщина. Я напрягся и вспомнил: Рейчел.

Рейчел!

Увидев меня, она окаменела, потом радостно вскрикнула и кинулась ко мне.

– Дэвид, ты меня слышишь?

Ее голос молотом ударил по ушам. Защищаясь, я выставил вперед ладонь, и Рейчел замерла.

– Ты находился в коме. Тебя не было… – тут она посмотрела на часы, – пятнадцать часов! И почти все это время альфа-кома! Только изредка тета– и бета-волны. Мы с врачом думали, что твой мозг уже умер. – Рейчел показала рукой на мое лицо. – Почему ты плачешь?

Я поднес пальцы к глазам. Действительно слезы.

– Сам не знаю. Может быть, резкий свет.

Что в палате очень мягкое освещение, почти полумрак, мне стало очевидно только теперь, когда глаза привыкли к свету.

– Ты что-нибудь помнишь? С тобой в церкви случилось что-то вроде эпилептического припадка.

Я помнил, как опустился на колени и сунул пальцы в отверстие в серебряной пластине. Внезапно какая-то энергия потекла через мою руку прямо в мозг. Энергия настолько сильная, что меня, казалось, должно вот-вот разнести на куски. Словно я был детской варежкой, которую пытался натянуть себе на руку боксер-тяжеловес. Все мое тело начало трясти, и затем…

– Я помню, как я упал.

– А после этого больше ничего не помнишь?

* * *

Я стал падать на каменный пол, но прежде чем коснуться пола, мое тело словно растаяло и смешалось с окружающим пространством. Я превратился в частицу вселенского океана, я ощутил свое полное единство со всем вокруг меня: с горой, на которой стоял храм, с птицами, которые гнездились меж камней на горе или парили в воздухе над горой, с цветами во внутреннем дворе храма и их пыльцой, разносимой ветром. Я не падал, но плыл, плыл, плыл – и прозревал более глубинный слой реальности. Существовала только одна пульсирующая основа, в которой границы вещей были иллюзорны, где пыльца и ветер были одно, где птица и воздух были одно, где материя и энергия двигались в вечном танце, перетекая друг в друга, где жизнь и смерть также были не отграниченными противоположностями, а лишь периодическими состояниями обычно живого или обычно мертвого. Однако паря в этом блаженстве единения, я – разумная медуза во вселенском океане – угадывал, что за пульсирующей основой, за вечным перетеканием материи в энергию и обратно есть еще более скрытая основа: рокочущая подложка бытия, столь же эфемерная и вечная, как законы математики, – невидимая, но неизменная и управляющая всем непринужденно и не принуждая.

Мерный, басистый отдаленный рокот этой деятельной подосновы бытия был похож на звук могучих турбин, крутящихся в железобетонном сердце гидростанции. Внимательно и долго вслушиваясь в этот рокот в глубине глубин всего, я мало-помалу стал различать отдельные повторяющиеся фрагменты. Они представлялись мне скорее набором звучащих чисел, чем нот, хотя смысл этой числовой мелодики был выше моего понимания. Я напряженно вслушивался в гул первоосновы Вселенной, стараясь вычленить отдельные повторы, отдельные аккорды, отдельные числа или буквы; я и не мечтал расшифровать этот гул, а пытался для начала хотя бы различить отдельные знаки шифрограммы.

Но даже слушая исступленно, всем существом, я не мог выделить из гула что-то более или менее осмысленное. Это походило на безнадежную попытку во время ливня проследить звук падения каждой отдельной капли. Однако что-то во мне безумно жаждало различить подоснову всего – те самостоятельные бесчисленные мелодии, которые создают дивную музыку дождя.

И тут я внезапно понял. Я искал повторяющиеся музыкальные фразы там, где не было мелодий, где был только набор какофоний. Стройная упорядоченность мира складывалась из мириада хаосов. И как только я перестал судорожно искать порядок и позволил беспорядкам мерно течь сквозь мое сознание, все вдруг стало на свои места, и я начал видеть то, чего раньше не видел, и слышать то, что лишь немногие когда-либо слышали: я услышал голос…

* * *

– Дэвид, ты меня опять не слышишь?

Я заморгал и заставил себя сосредоточиться на действительности. Больничная палата. Электроэнцефалограф на тележке. Усталые, растерянные глаза Рейчел, обведенные синими кругами.

– Я все слышу.

Рейчел, не решившись обнять меня, взяла стул и села напротив.

– Я звонила в Вашингтон. Сказала Маккаскеллу, что мы в Иерусалиме, в больнице "Хадасса".

– Знаю.

– Ты слышал мой разговор с Белым домом?

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь?

Оттуда же, откуда я знаю, что мы снова в смертельной опасности.

Я посмотрел себе на руку и стал срывать пластырь, державший иглу капельницы.

– Не делай этого! – переполошилась Рейчел. – Твое состояние еще не стабильно!

– Надо срочно уходить.

Рейчел округлила глаза – то ли от страха, то ли от ярости.

– Ну что ты опять затеваешь?

– Будет кровь, когда я выдерну иглу. Найди, чем прикрыть ранку. А где моя одежда?

Рейчел вскочила и остановила мою руку.

– Дэвид, оставь капельницу в покое! Ты пока не в себе. Ты всю ночь лежал без сознания. Я переговорила с Ивэном Маккаскеллом. По просьбе президента Рави Нара уже летит сюда, чтобы поставить тебя на ноги. Я и с ним беседовала по телефону. Рави Нара сказал, что у него самого после суперсканирования была тридцатичасовая альфа-кома, из которой он вышел без всяких отрицательных последствий. И верно: ты сам очнулся, хотя ситуация казалась совершенно безнадежной. Дэвид, все хотят нам помочь…

– Рави Нара попросту соврал. Он никогда не был в альфа-коме. После суперсканирования он страдал неподконтрольной гиперсексуальностью. И больше ничем.

– Зачем же он мне…

– Чтоб успокоить тебя и на время задурить тебе мозги. Мы должны убраться отсюда. Немедленно.

– Но президент намерен во всем беспристрастно разобраться. Он хочет знать правду. Так Маккаскелл говорит, а ему я верю!

Объяснить, откуда я знаю то, что я знаю, и при этом не выглядеть сумасшедшим не было никакой возможности. Поэтому я не стал спорить. Я просто встал, и одеяло, в которое я кутался, упало на пол. На мне был больничный халат, который завязывался на спине.

– Если мы тут останемся, то до встречи с президентом не доживем, – решительно сказал я. – Мне предстоит одно очень важное дело. Пожалуйста, дай одежду.

Пока я выдергивал иглу из руки и искал пластырь, Рейчел достала из шкафа полиэтиленовый мешок и бросила его на постель.

– Вот твои шмотки, – мрачно сказала она.

Я поискал глазами, за чем можно бы укрыться. Ширмы нет. Только узкий шкаф.

– Отвернись, – попросил я.

– Не валяй дурака. Будто я тебя не видела.

Я повернулся к ней спиной и стал переодеваться.

– Почему ты решил, что они пришлют убийц?

– Да потому что на самом деле ничего не изменилось. Они как планировали нас убить, так и планируют. Только теперь они точно знают, где мы находимся.

– Ты по-прежнему никому не доверяешь, да? Даже президенту?

– Президента водят за нос. Он понятия не имеет, что происходит в действительности.

Я уже надел пояс с деньгами и теперь застегивал сорочку.

– Ну и куда ты собрался? – спросила Рейчел, невеселым взглядом наблюдая за каждым моим движением.

– В Белые Пески.

– Куда-куда?

– Национальный парк Белые Пески, где когда-то рванули первую атомную бомбу, – сказал я, надевая брюки и ботинки. – В Нью-Мексико.

– По какой такой нужде?

– Именно там находится вторая, тайная лаборатория Година. И там настоящий "Тринити".

– Откуда ты знаешь? – уже менее враждебно спросила Рейчел.

– Если б я знал, откуда я все знаю!..

Рейчел покачала головой.

– Ах, Дэвид, Дэвид! Ты и не представляешь, до какой степени ты меня иногда пугаешь!

– Поменьше думай. Просто доверяй мне.

– Погоди-ка! – вдруг воскликнула Рейчел с загоревшимися глазами. – Белые Пески!.. Белый песок! Помнишь странный порошок в письме Филдинга? То, что казалось обычным песком, на самом деле и было обычным песком! Неужели он пытался сообщить тебе про Белые Пески? Что именно там находится секретная лаборатория "Тринити"?

– Я думаю, это верная догадка. Филдинг не мог написать прямо; если бы его письмо перехватили, врагам стало бы известно, что он знает больше положенного.

Я посмотрел на закрытую дверь.

– Мы в каком отделении?

– В отделении скорой помощи.

– Замечательно. Значит, первый этаж. Знаешь, как отсюда незаметней выбраться?

– Да, но…

Я подошел к ней и взял за руку.

– Рейчел, верь мне. Теперь все резко изменилось. Я знаю, что надо делать. У меня есть четкая цель. Мне некогда тебя убеждать и уговаривать. Нам просто нужно уходить. Немедленно. Сейчас.

Я видел, как в ней борется безоглядная вера в меня с опытом психиатра и элементарным желанием сунуть голову в песок. Рвануть опять в неизвестность – понятно, что это непростое решение.

– Умоляю, помоги мне. В последний раз.

Рейчел сомкнула веки и вздохнула. Потом прошла к окну и попробовала его открыть. Заперто наглухо, да и решетка за ним.

Я осторожно приоткрыл дверь. Две медсестры сидели за приемным столом, но достаточно далеко от моей палаты. Одна что-то читала, другая самозабвенно разговаривала по телефону, не глядя в мою сторону.

– Что дальше, после медсестер? – спросил я шепотом.

– Коридор к двери, к которой подъезжают машины "скорой помощи". Там охрана.

Охрана в больнице преимущественно для того, чтобы не пускать внутрь. Однако Израиль – страна специфическая.

Тут медсестра, которая читала, ушла в одну из палат.

– Приготовься, Рейчел.

Как только вторая медсестра присела и стала что-то искать в шкафчике, мы быстро прошли за ее спиной в коридор, который вел к выходу.

Рейчел помахала охраннику, сидевшему за столом у двери. Тот что-то сказал на иврите.

Рейчел замедлила шаг, но не остановилась.

– Вы, конечно, говорите по-английски? – спросила она охранника, дружелюбно улыбнувшись ему.

– Чуть-чуть, – ответил молодой парень в форме.

Рейчел произнесла скороговоркой:

– Доктор Вайнштейн велел мне вывести этого пациента на прогулку. По мнению доктора Вайнштейна, свежий воздух будет ему полезен. Вы ведь знаете доктора Вайнштейна?

Охранник смущенно улыбнулся и махнул рукой: проходите. Я думаю, он разобрал только многократно повторенную знакомую ему фамилию врача.

Мы благополучно оказались в больничном дворе. В этот ранний час здесь было безлюдно.

Выйдя с территории «Хадасса», мы увидели вдали купола Старого города. Дорога вела вниз по длинному, почти голому холму. Особо не спрячешься, нас будет видно за милю. Справа было огромное кладбище – похоже, колониальных времен.

– Надо бы найти такси, – сказала Рейчел. – До города пешком умаешься.

– Ну-ка прислушайся…

Из общего гула города, который находился ниже нас, выделялся звук приближающегося к больнице гудка, непохожего на сирену "скорой помощи".

Мы присели за густыми низкими кустами. Через полминуты два темно-зеленых фургона с мигалками промчались в больничный двор. Явно не машины "скорой помощи"! Один фургон затормозил перед входом в главный корпус, второй поехал дальше – перехватить нас, если мы попробуем бежать по другой стороне холма.

Из первого фургона вышли сначала двое мужчин в штатском, потом высыпала команда автоматчиков.

– Это кто? – спросила Рейчел шепотом.

– Возможно, «Шин-Бет». Или другой отдел тайной полиции. Кто-то, кого Вашингтон попросил блокировать выходы из больницы.

– Рави Нара сказал мне, что тебя перевезут в более безопасное место.

– Ты действительно думаешь, что для этого нужна команда спецназа? Все, уносим ноги!

Пригибаясь за кустами, мы заспешили прочь.

Спускаться с холма пришлось преимущественно по открытому пространству, поэтому я поторапливал Рейчел и нервно оглядывался на больницу. Я представлял, какой там сейчас переполох. Очень скоро выяснят, что нас уже нет в здании, и начнут ловить по всему Иерусалиму.

Рейчел предлагала бежать к Старому городу, но я провел ее по улице Черчилля к гостинице "Хайатт ридженси". Там стояла длинная очередь свободных такси. Мы сели в первое.

– Американец? – без малейшего акцента спросил водитель.

– Американец. Подбросьте меня к ближайшему интернет-бару.

Водитель задумчиво повел бровями.

– Вам что, компьютер нужен?

– Да.

– Тут прямо в «Хайатте» есть компьютеры, – самоотверженно сообщил таксист. – Плата за каждые полчаса.

– Терпеть не могу дорогие гостиницы. В городском баре не так чопорно.

– Интернет-баров в Иерусалиме пока не так уж и много. Знаю, в «Штруделе» стоят компьютеры, но вряд ли он открыт так рано.

– Везите, там разберемся. И жмите на газ. У меня срочное дело.

– Хорошо, сэр. В десять минут домчу.

* * *

Белые Пески

Вечера в пустыне – с мертвой тишиной, бескрайним небом и ощущением полной отрезанности от мира – обычно пугали и раздражали Рави. Но сегодня было таким счастьем оказаться на свежем воздухе, на свободе!

Одновременно с джипом возле годинского реактивного «Гольфстрима-5» остановился и только что приземлившийся черный «Лир» без опознавательных знаков. Из него вышел Джон Скоу.

– Никак не мог до вас дозвониться, Рави! – крикнул он, идя к джипу. – Что с вашим телефоном, дружище?

– Я лечу в Иерусалим, – сказал Рави, выходя из джипа навстречу Скоу.

Тот схватил невролога за руку и, отведя шагов на десять в сторону, тихо спросил:

– Какой еще к черту Иерусалим?

– Питер посылает.

– Он что, все еще жив?

– Да.

Паника и гнев исказили лицо Скоу.

– Вы даже не попробовали?

– Пробовал, черт возьми, пробовал!

– Зачем Питер гонит вас в Иерусалим?

– Убедиться, что Теннант вернется в Штаты только в гробу.

Скоу раздраженно возвел глаза к небу.

– Вчерашний снег!.. Забудьте про это. Там вам уже нечего делать. Теннант благополучно смылся из больницы "Хадасса".

– Мне сказали, что он в альфа-коме.

– Видать, ожил. Этот сукин сын мастер бегать от смерти.

Рави ушам своим не поверил.

– Из альфа-комы еще никто не вставал. Значит, у него есть сообщники, они его оттуда и вывезли.

– О Господи, как же я не подумал! – ударил себя по лбу Скоу. – Израильтяне! За информацию о «Тринити» они черту душу продадут!

Рави было плевать на то, кому достанется технология «Тринити». Сейчас он думал только о себе.

– Джон, вы хоть знаете, где теперь Гели Бауэр?

Скоу удивленно воззрился на Рави.

– Разумеется. В больнице Уолтера Рида.

– Я думал, вы лучше информированы.

– О чем вы говорите?

– Гели тут – охраняет Питера!

Скоу побледнел.

– Как вышло, что вы этого не знаете?

– Эта сука несколько раз разговаривала со мной по своему сотовому – рассказывала, какие там чудесные доктора!

– А вы утверждали, что она в одной лодке с нами! – возмущенно сказал Рави.

– Эта паскуда меня обманула. Придется срочно связываться с ее отцом.

Военный пилот подошел к Рави.

– Профессор Нара? Можете подниматься в самолет, сэр. Мы готовы к вылету.

Скоу сказал пилоту властным голосом:

– Капрал, я беру профессора Нара с собой на встречу с мистером Годином. Ситуация в Израиле изменилась.

Рави не имел ни малейшего намерения оставаться в Нью-Мексико.

– Нет, Джон, я лечу в Иерусалим, – решительно заявил он. – Теннант и Вайс могут объявиться в любое время. Питер хочет, чтобы со стороны казалось, будто он делает все возможное ради спасения Теннанта. И я думаю, он совершенно прав.

– Понимаю, вам нравится идея улизнуть в Иерусалим. Но вы мне необходимы тут.

– У Питера новый лечащий врач.

– Бросьте, Питеру сейчас нужны именно вы, – со значением сказал Скоу.

Рави шагнул к пилоту.

– Я готов, идемте.

Скоу придержал Рави за руку и обратился к капралу:

– Я здесь по прямому приказу президента США. Ваш командир, генерал Бауэр, в курсе моих полномочий. Мне нужно две минуты переговорить наедине с профессором Нара. После этого мы с ним посетим мистера Година. Отойдите, пожалуйста, на двадцать метров.

Капрал подчинился.

Рави пробовал вырваться, но Скоу держал его бульдожьей хваткой.

– Ты меня заложил, да? – прошипел он. – Ах ты, сволочь этакая!

– Никому я ничего не говорил! Но это вам не поможет. Они знают более чем достаточно. Не случись у Питера внезапно новый криз, меня бы уже не было на этом свете – Гели дали добро на мою ликвидацию!

Скоу затравленно огляделся, словно ожидал, что на него сейчас накинутся парни Гели. Не видя непосредственной опасности, он взял себя в руки.

– Послушай, Рави, не будь дураком! Бегство в Иерусалим не спасет твою шкуру. Президент почти купился на нашу версию, однако живой Годин камня на камне не оставит от нашего вранья. И тогда нам всем крышка. Вот почему тебе необходимо закончить дело.

Рави подташнивало от страха. Спасение было так близко – и вот на тебе!

– Вы совсем рехнулись, Джон! – закричал он. – Кто же меня теперь подпустит к Питеру? Если я здесь останусь, Гели меня в два счета прикончит.

Скоу схватил его за плечи и хорошенько встряхнул.

– Да успокойся ты, ради Бога! Я тебя на время спрячу в своем кабинете, а сам переговорю с Годином и все улажу.

– Уладишь? Не смешите меня!

Скоу криво ухмыльнулся.

– Ты забыл, что моя основная специальность – информационная война.

Он подвел Рави к джипу и знаком велел капралу сесть за руль.

– Они вас уже подозревают, – предупредил Рави. – Что вы им скажете?

С широкой хищной улыбкой Скоу хлопнул невролога по спине.

– Не робей, штафирка. В ремесле выживания я мастер, какого свет не видал. Даже Гели не зазорно у меня поучиться.

Глава 35

Иерусалим

Интернет-бар «Штрудель» был еще закрыт. Через стеклянную дверь я разглядел бородача, подметавшего пол, и постучал, затем помахал рукой, показав бородачу на ручку двери. Тот отрицательно помотал головой.

– Пояс с деньгами не потеряла? – спросил я у Рейчел.

– Нет.

– Дай мне стодолларовую купюру.

Я прижал купюру к стеклу и опять постучал. Бородач раздраженно поднял глаза и махнул рукой: проваливайте. Затем прищурился, подошел ближе к двери и пригляделся. После этого он крикнул нам по-английски: "Стойте и никуда не уходите!" – и побежал в заднюю комнату за ключами.

– Мне нужен компьютер, – сказал я, когда дверь наконец открылась.

– Заходите. Никаких проблем. Быстродействующий Интернет.

Рейчел расплатилась с таксистом и подошла ко мне.

В темноватом «Штруделе» пахло, как пахнет в дешевых барах во всем мире, но работающий компьютер имелся, и на том спасибо. Я принялся искать в Интернете адреса электронной почты крупнейших университетов и исследовательских центров в Соединенных Штатах и в Европе.

– Что ты делаешь? – спросила Рейчел, садясь рядом.

– Предаю дело огласке.

– Ты же раньше не хотел!

– И сейчас не хочу. Но выбора не остается. Они своего добились. Или вот-вот добьются.

– Чего добились?

– Опытный образец «Тринити» заработает в самое ближайшее время.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– И ты собираешься рассказать об этом всему миру?

– Да.

– Насколько подробно?

– Достаточно, чтобы поднять такую бурю в средствах массовой информации, которую президент не сможет игнорировать.

Я открыл текстовый файл и начал печатать свое обращение к общественности. Первая строка родилась сама собой. Это были слова Нильса Бора по поводу гонки ядерных вооружений:

"Мы находимся в совершенно новой ситуации, которая не может быть разрешена войной".

– Дэвид, – тихо спросила Рейчел, – что происходило с тобой в коме? У тебя опять были галлюцинации?

– Нет, на прежние видения это не похоже. Трудно объяснить, но я попробую – как только выдастся время. А пока что не мешай, пожалуйста, я должен закончить обращение.

Рейчел встала и отошла к двери – наблюдать за улицей и предупредить, если появится полиция.

Я склонился над клавиатурой и печатал без пауз, не задумываясь, словно моими пальцами водила внешняя сила. Через двадцать минут я попросил бородача-бармена вызвать нам такси, непременно с водителем-палестинцем. Затем я напечатал заключительную строку: "Посвящается памяти Эндрю Филдинга".

– Ну, разослал свое обращение? – спросила Рейчел.

– Да. Свистопляска в средствах массовой информации начнется часа через четыре.

– Ты действительно этого хочешь? Ты все продумал?

– Зло процветает только во тьме. Оно боится света, – торжественно сказал я.

Рейчел странно уставилась на меня.

– Ты говоришь о Зле с большой буквы?

– Да.

К входу подъехало такси. Бородатый водитель смотрел в сторону двери бара.

– Пойдем, – сказал я Рейчел.

Подойдя к такси, я спросил водителя:

– Вы палестинец?

– А вам-то что? – мрачно отозвался он на хорошем английском языке.

– Знаете, где находится штаб-квартира МОССАДа?

Водитель смотрел на меня исподлобья: что я за человек и чего хочу?

– Чего ж не знать. Всякий палестинец знает.

– Поэтому я и спросил, палестинец вы или нет. Везите меня туда.

Рейчел удивленно вытаращилась на меня. Было нетрудно прочитать ее мысли. Что мне нужно от МОССАДа, беспощадной разведслужбы Израиля?

– Деньги-то у вас имеются? – грубо спросил водитель.

– Сто американских долларов хватит?

– Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.

Рейчел вынула сотенную.

Водитель кивнул:

– Садитесь.

Не успел я захлопнуть дверцу, как машина рванула с места.

* * *

Белые Пески

Гели понимала, что сидит у смертного одра. Старику остались считанные часы или минуты. Зверски хотелось курить, но выйти из Шкатулки она не имела права. Несмотря на антисептику и полную стерильность воздуха, в комнате стоял аромат смерти. Словами этот аромат Гели описать не могла, но этот страшный душок ей был хорошо известен по полевым госпиталям. Приходилось ей наблюдать смерть и во время боевых заданий в разных глухих углах мира. А может, сама эволюция научила человеческое обоняние улавливать приближение смерти. В мире, где смертельные инфекционные болезни передаются от человека к человеку, инстинкт шарахаться от обреченного – важное условие выживания. Весь этот опыт привел к тому, что со смертью она была на ты. Но быть свидетельницей медленного умирания Година давалось ей труднее, чем она ожидала.