По стопам Господа

– Вы работаете с Эндрю Филдингом?

– Работал. Последние два года.

Рейчел изумленно покачала головой.

– И вы полагаете, что он умер не от инсульта?

– Да.

– А вы его осматривали?

– Только поверхностно. Он упал в своем кабинете и скончался на полу. В последний момент перед смертью к нему подоспел другой врач. И этот врач утверждает, что у Филдинга, по всем признакам, был левосторонний паралич и разрыв левого зрачка. Но…

– Но что?

– Я ему не верю. Филдинг умер от удара слишком быстро. В течение четырех-пяти минут.

Рейчел критически поджала губы.

– Такое иногда происходит. Особенно при массивном кровоизлиянии.

– Крайне редко. А чтобы и зрачок лопнул – это и вовсе диковина.

Строго говоря, и почти мгновенная смерть, и лопнувший зрачок могли иметь место при естественной смерти от обширного инсульта. Однако, говоря о странности этой смерти, я имел в виду другое. Хоть Рейчел и прекрасный психиатр, у нее нет моих шестнадцати лет терапевтической практики, когда у врача появляется что-то вроде шестого чувства. Многое начинаешь угадывать интуитивно. Больного чувствуешь и диагноз ставишь полубессознательно. Филдинг моим пациентом не был, но за эти два года он столько, между прочим, поведал о своем здоровье, что интуиция уверенно подсказывала мне: у больного с таким анамнезом не могло быть обширного кровоизлияния в мозг.

– Послушайте, я понятия не имею, где его тело, и уверен, что вскрытие производить не станут, поэтому…

– Почему же не будет вскрытия? – перебила меня Рейчел.

– Потому что я уверен – его убили.

– Вы только что сказали, он умер в своем кабинете.

– Правильно.

– Думаете, его убили прямо на рабочем месте? Ссора? Несчастный случай?

Видя, что до нее не доходят мои намеки, я высказался без обиняков:

– Я имею в виду преднамеренное убийство. Тщательно продуманное, профессионально исполненное убийство.

– Но… но зачем кому-то понадобилось убивать Эндрю Филдинга? Ведь он же был старик, да?

– Ему было всего шестьдесят три.

Мне вдруг представился мертвый Филдинг на полу кабинета: рот открыт, невидящие глаза уставлены в потолок – и у меня возникло острое желание рассказать Рейчел все. Впрочем, достаточно было одного взгляда в сторону окна, чтобы подавить в себе это глупейшее желание. Там, где-то в траве, может прятаться параболический микрофон.

– Это все, что я имею право сказать. Извините. Вам лучше уйти, Рейчел.

С решимостью в лице она сделала пару шагов по направлению ко мне.

– Никуда я отсюда не уйду. Послушайте, в нашем штате разрешено не производить вскрытие трупа лишь в том случае, если человек умер в присутствии врача. Кто бы ни умер, закон для всех один. А при наличии каких-то подозрений – и подавно.

Ее наивность меня рассмешила.

– Да не будет никакого вскрытия, – сказал я убежденно. – А будет – истинного результата все равно никто не узнает.

– Дэвид, ну что вы такое несете… Мы живем в демократической стране!

– Честное слово, я действительно ничего прибавить не могу. Не стоило говорить даже то, что я уже сказал. Я хотел только, чтобы вы поняли: это не мои больные фантазии, это реальность! Грубая и страшная реальность!

– Почему же вы не можете сказать больше? – спросила Рейчел и тут же сделала останавливающий жест своей изящной ручкой. – Нет-нет, позвольте мне самой ответить… Сказав больше, вы рискуете навлечь на меня большую беду, так?

– Так.

Она насмешливо закатила глаза.

– Дэвид, вы с самого начала потребовали максимальной секретности. Я пошла вам навстречу. Коллегам, которые могли вас случайно встретить возле моего кабинета, я наплела, что помогаю знаменитому Теннанту собирать материал для его второй книги. Ради вас я солгала.

– Я вам очень благодарен, и вы это знаете. Однако если мои подозрения насчет Филдинга верны, то даже наималейшая болтливость с моей стороны может стоить вам жизни. Неужели вы не в состоянии понять такой простой вещи?

– Не понимаю и никогда не пойму. Что у вас за работа такая, которая прямо-таки кишит опасностями?

Я только головой покачал.

– Как в той дурацкой шутке. – Рейчел коротко рассмеялась. – "Правду я вам сказать могу, но тогда мне придется тут же вас убить". Классический пример рассуждений параноика.

– Вы и впрямь верите, что я фантазирую?

Ответ Рейчел был сформулирован предельно осторожно:

– Я верю, что вы верите всему, что говорите.

– Ага, значит, я просто во власти бреда.

– Нельзя же отрицать, что в последнее время вас тревожат галлюцинации! Некоторые из недавних – классические религиозные видения.

– Большинство снов к религии не имеет никакого отношения, – напомнил я Рейчел. – Вдобавок я атеист. Это тоже в рамках психоаналитической классики?

– Нет, соглашусь, случай необычный. Но вы отказались обследоваться по поводу вашей нарколепсии. Или эпилепсии. Даже элементарную пробу крови на сахар и ту не хотите делать!

Должен ли я признаться, что до нее мной занимался невролог, который считается лучшим в мире?

– Все необходимые обследования я прошел на работе.

– Кто же у вас там такой замечательный врач? Физик Эндрю Филдинг? Разве он был заодно и магистром медицины?

Не стерпев ее иронии, я осмелился сделать еще шажок в сторону правды.

– Меня обследовал профессор Рави Нара.

У нее рот открылся от удивления.

– Рави Нара? Нобелевская премия в области медицины?

– Он самый, – брезгливо кривясь, подтвердил я.

– Вы работаете бок о бок с самим Рави Нара?..

– Увы. К вашему сведению, на самом деле этот «гений» – жуткий придурок и подлец. Именно Нара утверждает, что Филдинг умер от инсульта.

У Рейчел был растерянный вид.

– Дэвид, не знаю, что и сказать. Вы действительно работаете с этими суперзнаменитостями?

– Неужели не верится? В конце концов, я и сам более или менее известен.

– Да, вы известны, однако… не в той же степени. Что же вас всех собрало вместе? Над чем вы можете трудиться сообща, будучи специалистами в таких далеких друг от друга областях?

– Да, еще два года назад области нашей работы были и впрямь далеки друг от друга.

– Что вы хотите этим сказать?

– Все, все, Рейчел, возвращайтесь к своим пациентам.

– Встречу с последним сегодняшним пациентом я отменила, чтобы поехать к вам.

– А-а, я нанес вам убыток. Припишите потерянное время к моему счету – я заплачу.

Рейчел густо покраснела.

– Зачем вы меня оскорбляете? Пожалуйста, скажите откровенно, что с вами происходит. Я по горло сыта вашими галлюцинациями!

– Моими снами.

– Называйте их как хотите. Для успеха мне нужно больше, чем просто знать содержание ваших галлюцинаций.

– Да, для вашего успеха этого недостаточно. Но под успехом мы с вами подразумеваем разное. С самого начала нашего общения вы пытаетесь разгадать загадку человека по имени Дэвид Теннант. Меня же интересует лишь тайный смысл моих снов.

– Как же вы не понимаете: ваши сны нельзя разгадать отдельно от вас! Сны существуют не сами по себе, а в вашем сознании! Вы…

Тут зазвонил телефон, и Рейчел осеклась.

Я вскочил и, трепеща от предчувствия, побежал к тому аппарату, что стоял в кухне. Возможно, это президент Соединенных Штатов.

– Профессор Теннант, – отчеканил я, повинуясь многолетней привычке.

– Профессор Дэвид? – раздался в трубке истеричный женский голос с азиатским акцентом. Это была Лу Ли, китайская жена Филдинга. Точнее, вдова Филдинга…

– Да. Лу Ли, простите, что я сам не позвонил вам. – Я пытался найти какие-то искренние слова сочувствия и утешения, но в голову приходили только затасканные обороты. – Я не знаю, как выразить вам всю глубину моего потрясения от утраты Эндрю…

Мне ответом был ураган слов на кантонском диалекте китайского языка. Даже ничего не понимая, было легко угадать, что на другом конце провода обезумевшая от горя вдова. Бог знает, какую версию смерти Филдинга изложили ей аэнбэшники – эти церберы проекта «Тринити» – и как она к этой версии отнеслась. В Америку Лу Ли приехала всего лишь три месяца назад – кстати, визу она получила в рекордные сроки: в госдеп позвонили из Белого дома и далеко не деликатно попросили в данном случае резину не тянуть.

– Я знаю, сегодня ужасный для вас день, – полным искреннего сочувствия голосом сказал я. – Но попробуйте успокоиться и выслушать меня.

Лу Ли задыхалась от рыданий.

– Сделайте несколько глубоких вдохов, – посоветовал я, про себя прикидывая, что именно говорить вдове, какую версию предпочесть. Безопаснее придерживаться той «легенды», на постоянном использовании которой с самого начала проекта «Тринити» настаивало Агентство национальной безопасности. Сотрудники многочисленных компаний, работающих тут же, в Треугольнике науки, знают только некую фирму "Аргус оптикал", которая разрабатывает какие-то оптические элементы для компьютеров, используемых правительством в оборонной программе. Вполне вероятно, что Лу Ли известна лишь эта «официальная» версия. Оберегая жену от неприятностей, Филдинг наверняка держал рот на замке. – Что вам сказали в нашей фирме? – спросил я осторожно.

– Энди мертвый! – кричала Лу Ли. – Они говорить, он умирать от крови в голова, но я ничего не знать. Я не знать, что делать!

Я не видел ни малейшего смысла сообщать вдове свою гипотезу о том, что Филдинга хладнокровно прикончили.

– Лу Ли, Эндрю было шестьдесят три года, да и хорошим здоровьем он не отличался. И кровоизлияние в мозг в его случае не такой уж большой сюрприз.

– Вы не понимать, профессор Дэвид! Энди меня предупреждать.

Я сильнее сжал трубку телефона.

– Что вы имеете в виду?

Еще один залп на кантонском китайском, затем мало-помалу Лу Ли опять вернулась на свой запинающийся английский.

– Энди был говорить мне, что это случиться будет. Он был говорить, если это случается ему, ты звонить профессор Дэвид. Он знать, что делать.

От боли сжало сердце. Вот, значит, до какой степени Филдинг доверял мне…

– Что я могу для вас сделать?

– Приезжать сюда. Пожалуйста. Говорить с Лу Ли. Сказать, почему это случается с Энди.

Я колебался. Не исключено, что Агентство национальной безопасности подслушивало наш разговор. Рвануть сейчас к Лу Ли – не значит ли это подставить и ее, и себя? Но был ли у меня выбор? Мог ли я предать память друга?

– Хорошо, Лу Ли. Буду у вас через двадцать минут.

– Спасибо, спасибо, профессор Дэвид! Пожалуйста, спасибо.

Я повесил трубку и повернулся, чтобы идти обратно в гостиную. Рейчел стояла в дверном проеме кухни.

– Я должен уйти, – сказал я. – Признателен вам за заботу и благодарен за то, что вы приехали меня проведать. Знаю, это выходит за рамки служебного долга.

– Я еду с вами. Часть разговора я слышала – и еду с вами.

– Исключено.

– Почему?

– Нечего вам там делать. Ваше дело сторона.

Рейчел с вызовом сложила руки на груди.

– Для меня тут все проще простого. Говорите вы правду, а не бредите – в конце нашей короткой поездки я обнаружу заплаканную вдову Эндрю Филдинга, которая подтвердит мне все, что вы тут нарассказывали.

– Не обязательно. Понятия не имею, что Филдинг доверил своей жене, а о чем умолчал. К тому же Лу Ли едва говорит по-английски.

– Эндрю Филдинг поленился обучить свою супругу нашему языку?

– Во-первых, он бегло говорил на кантонском диалекте китайского. Как, впрочем, и на восьми других языках. Во-вторых, Лу Ли пробыла в Штатах считанные месяцы.

Рейчел решительно одернула юбку.

– Ваше упрямство подсказывает мне, чего вы боитесь. Поехав с вами, я тут же разоблачу вашу историю как очередную галлюцинацию.

Я пришел в ярость.

– У меня большой соблазн взять вас с собой – и ткнуть носом в ошибку. Но я вас пощажу. Вы просто не хотите понять, насколько опасна вся эта ситуация. Вы можете погибнутъ. Уже сегодня вечером.

– Позвольте вам не поверить.

Я схватил пакет с серовато-белым порошком и конвертом "Федерал экспресс" и протянул его Рейчел.

– Вот. Несколько минут назад я получил письмо от Филдинга. И в конверте был этот порошок.

Она пожала плечами.

– Похоже на обычный пляжный песок. Что это такое?

– Не знаю. Но боюсь, что в порошке вирус сибирской язвы. Или какая другая зараза, от которой, возможно, погиб Филдинг.

Рейчел смело взяла пакет. Я думал, она изучает порошок. На самом деле она внимательно читала обратный адрес на конверте.

– Тут стоит: отправитель – Льюис Кэрролл. Очень мило!

– Это код. Подпишись Филдинг своим настоящим именем, оно бы угодило в компьютерную систему "Федерал экспресс". Агентство национальной безопасности выудило бы его оттуда в два счета – и проведало бы о письме. А "Льюис Кэрролл" выбран неспроста – у Филдинга в университете было прозвище Белый Кролик. Впрочем, вы ведь про это слышали, да?

Рейчел сдвинула брови, словно всерьез обдумывала мой вопрос.

– По-моему, нет. А где само письмо?

Я рукой показал в сторону гостиной.

– В пакете на диване. Только не вздумайте открыть.

Рейчел прошла к дивану, взяла записку и быстро прочитала ее.

– Но тут нет подписи…

– Разумеется. Мало ли кто мог увидеть эту записку! Вместо подписи – кролик внизу.

Рейчел смотрела на меня с прежним недоверием.

– Дэвид, возьмите меня с собой. Только убедившись лично, что вы говорите правду, я отнесусь к вашим предостережениям с полной серьезностью. Давайте разом покончим с сомнениями.

– Ну да, бросьте меня в воду, чтобы я лично удостоверилась, что там акулы!.. Поверьте мне, акул там предостаточно. Но когда вы увидите это собственными глазами, будет уже слишком поздно.

– С подобными фантазиями…

Я вернулся в кухню и взял со стойки ключи от машины. Рейчел шла за мной по пятам.

– Так что, все-таки упорствуете? – спросил я, устало вздыхая. – Тогда поезжайте за мной в своей машине.

Она отрицательно помотала головой.

– И не мечтайте. Вы оторветесь от меня на первом же перекрестке с красным светом.

– Ваши коллеги подсказали бы вам, как опасно ехать в автомобиле с пациентом, когда он следует за своей параноидальной фантазией. Особенно если он вдобавок и нарколепсией страдает.

– Мои коллеги вас не знают. А что касается внезапных впадений в сон… до сих пор вы себя за рулем не угробили. Значит, и впредь будем надеяться на лучшее.

Я вынул револьвер из-под диванной подушки и сунул его за пояс.

– Вы меня не знаете, – мрачно промолвил я.

Рейчел сначала пристально посмотрела на рукоять револьвера, потом мне в глаза.

– Думаю, я вас все-таки знаю, – сказала она. – И мне очень хочется помочь вам.

Будь она только моим психиатром, я бы спокойно послал ее куда подальше. Но во время долгих психоаналитических сеансов мы как-то сблизились, объединенные невысказанным чувством, какое возникает между двумя людьми, каждый из которых испытал огромную потерю. Несмотря на то, что мое поведение казалось ей поведением совершенно больного человека, она проявляла такую заботу обо мне, которой я давно ни от кого не видел. Конечно, чистейший эгоизм взять ее с собой… Однако вот вам неприглядная правда: мне не хотелось встречаться с Лу Ли один на один.

Глава 3

Гели Бауэр сидела в темном чреве здания «Тринити» – в подвальном комплексе, освещенном только многочисленными дисплеями и экранами видеослежения. Отсюда с помощью электроники велся контроль за всеми служебными помещениями и за людьми, задействованными в проекте, – где бы они ни находились. Достаточно было нескольких ударов по клавишам – и Гели соединялась с суперкомпьютерами Агентства национальной безопасности в форте Джордж-Мид и могла, если нужно, подслушивать беседы или руководить событиями даже на другой стороне земного шара. Хотя она к своим тридцати двум годам успела насладиться многими видами власти, никогда прежде она не испытывала такого упоения собственным могуществом: весь мир был повязан электроникой, и она легкими прикосновениями к клавиатуре вертела им как хотела.

Официально Гели работала в компании "Годин суперкомпьютинг", штаб-квартира которой находилась в Маунтин-Вью, штат Калифорния. Но поскольку компания имела статус почти правительственной организации и АНБ, по сути, было у нее на побегушках, это автоматически возносило Гели на самую вершину власти. Сочти Гели какую-то ситуацию критической, она была вольна останавливать поезда, закрывать международные аэропорты, перенацеливать спутники наблюдения, поднимать в небо Америки вооруженные вертолеты и давать им приказ открыть огонь на поражение. Кто из ее современниц имел такую же власть? По могуществу она могла в определенной степени конкурировать даже с собственным отцом – и Гели эту власть из рук выпускать не собиралась.

На мониторе перед ней находилась распечатка телефонной беседы между Дэвидом Теннантом и неизвестным сотрудником Белого дома. Теннант звонил сегодня в первой половине дня из ресторана «Шоуниз». Но Гели на экран больше не смотрела. По телефону-наушнику она общалась с парнем из своей службы безопасности, который вел наблюдение за домом Теннанта.

– Я слышала только обрывок беседы в кухне, а весь разговор между Дэвидом и профессором Вайс был явно длиннее и происходил в другом месте.

– Возможно, они вычислили, что их подслушивают?

– Не похоже. Но эта Вайс – та еще штучка. Опасная тихоня.

– Что прикажете сделать?

– Зайдите в дом и проверьте исправность микрофонов.

Гели нажала клавишу и соединилась с молоденьким связистом по имени Томас Корелли, который прослушивал дом Эндрю Филдинга.

– Что у вас, Томас?

– Обычный фоновый шум. Телевизор.

– Вы слышали, что говорила миссис Филдинг Дэвиду Теннанту?

– Да, но ее китайщину трудно понять.

– Вы там не светитесь?

– Я припаркован на подъездной дорожке к дому соседей. А самих соседей нет.

– Теннант появится минут через пять. С ним будет женщина, профессор Рейчел Вайс. Будьте начеку и держите меня в курсе.

Отключив связь с Корелли, Гели четко и громко произнесла:

– Фотография. Вайс, Рейчел.

Фото Рейчел Вайс тут же появилось на мониторе. Лицо снято крупно телеобъективом, когда она выходила из университетской больницы. Хоть Рейчел Вайс и была старше ее на три года, типаж был Гели знаком – по одноклассницам из дорогой швейцарской частной школы-интерната. Истовые отличницы. В основном еврейки. Даже не зная фамилии и не заглядывая в файл с ее персональными данными, Гели догадалась бы, что Рейчел еврейка. По одному выражению лица на фотографии. Несмотря на модно распушенные волосы, создавалось впечатление, что Рейчел Вайс несет на своих плечах всю тяжесть мира. Темные глазищи великомученицы, преждевременные складки у рта. Среди психоаналитиков школы Юнга[4] профессор Вайс – фигура мирового масштаба. А таких высот достигают лишь те, кто по-настоящему одержим работой.

Гели была категорически против контактов Рейчел Вайс и Дэвида Теннанта. Однако Скоу проявил мягкотелость – разрешил. Скоу полагал, что нельзя уж слишком натягивать поводок, иначе жди неприятностей. Но случись что – не он, а Гели поплатится головой: куда, мол, смотрела? Чтобы оградить себя от возможных неожиданностей, Гели после каждого психотерапевтического сеанса получала по своим каналам распечатки бесед профессора Вайс с Теннантом. Вдобавок все телефонные разговоры пациента и врача прослушивались. Плюс раз в неделю один из оперативников проникал в офис Вайс и делал фотокопию истории болезни Теннанта – для пущей гарантии, чтоб уж ничего не упустить.

Со штатскими всегда одна морока. То же самое было когда-то в Лос-Аламосе с "Манхэттенским проектом". В обоих случаях правительство пыталось управлять группой высокоодаренных цивильных ученых, которые сами представляли наибольшую угрозу для своей работы: несведущие в делах секретности упрямцы со всяким идеологическим мусором в голове! Если вы берете на работу самых мозговитых людей планеты, вы получаете команду неуправляемых чудил.

Теннант – типичный чудила. Как и Филдинг. Как и великий невролог Рави Нара, тоже лауреат Нобелевской премии. Все шестеро ведущих ученых проекта «Тринити» подписали неслыханно строгий документ о неразглашении – и при этом вели себя, как дети, которые воображают, что им все позволено. Для них весь мир – что-то вроде Диснейленда. А среди ученой братии врачи – самые безалаберные. Чего уж там, даже армейские доктора воображают, что устав не про них писан. Однако сегодня вечером Теннант, похоже, так далеко высунется, что она ему голову наконец-то отрубит!

В наушниках запищало – сигнал сотрудника, наблюдавшего за домом Теннанта.

– Ну что? – спросила она, связавшись с ним.

– Я в доме. Вы не поверите: все дырочки, за которыми стоят наши микрофоны, аккуратно залеплены замазкой!

У Гели нехорошо кольнуло сердце.

– Как Теннант мог обнаружить в стенах эти дырочки, они ведь не толще человеческого волоса?

– Без сканера не найти.

– А если просто с лупой?

– Да, если ты уверен, что «жучки» есть и у тебя хватит терпения осмотреть каждый дюйм в доме. Но даже сутки пролазав с лупой, можно что-то пропустить.

У терапевта – и вдруг сканер! Впрочем, понятно. Штучки Филдинга.

– Теннант получил письмо через "Федерал экспресс". Есть где-нибудь конверт?

– Нет.

– Значит, с собой прихватил… Что еще видите? Что-нибудь необычное?

– Видеокамера на треноге.

– Проклятие! А пленка в ней?

– Сейчас проверю… Нет.

– Еще что?

– Пылесос валяется под забором на заднем дворе. Раньше его там не было.

– Что за чертовщина? Пылесос? Выньте мешок и принесите сюда. Отправим содержимое вертолетом в форт Джордж-Мид – пусть разберутся в лаборатории. Что еще?

– Больше ничего особенного.

– Еще раз внимательно осмотритесь и уходите.

Гели отключила связь и сказала:

– Скоу, домашний телефон.

Компьютер соединил ее с особняком в Роли, где жил генеральный директор проекта "Тринити".

– А, Гели! – не слишком приветливо сказал Скоу. – Что у вас там?

Слыша аристократический выговор Джона Скоу, Гели Бауэр всегда невольно вспоминала манеру говорить Джона Фицджералда Кеннеди. Но Скоу, даром что из бостонской надменной элиты, мозгами обделен не был. В этих кругах принято изучать гуманитарные науки или юриспруденцию, однако Скоу имел ученые степени астронома и математика и в течение восьми лет работал заместителем директора по спецпроектам в Агентстве национальной безопасности. И отвечал прежде всего за успешную работу сверхсекретного Центра по разработке суперкомпьютеров. Формально Скоу был начальником Гели, но в их отношениях всегда присутствовало нездоровое напряжение. Без его разрешения Гели не имела права только убивать, в остальном руки у нее были развязаны: безопасностью проекта «Тринити» она занималась совершенно независимо. Такой свободой она была обязана лично Питеру Годину. Тыча всем бесчисленными утечками информации из правительственных лабораторий, он добился права формировать службу безопасности проекта по своему усмотрению и из своих людей, которые отчитывались только перед ним.

Старик вышел на Гели Бауэр в момент, когда она увольнялась из вооруженных сил. Преданная армии и ее традициям душой и телом, Гели оказалась не в силах выносить чванливых бюрократов в мундирах и того, что вербовать на службу, по ее мнению, стали всякий сброд. Тут и подвернись Годин – о такой работе она мечтала всю жизнь, да только прежде не верила, что подобная возможность где-либо существует.

Ей было предложено возглавить службу безопасности спецпроектов компании "Годин суперкомпьютинг". Оклад – 700 тысяч долларов в год. Сказочное предложение, бешеные деньги. Впрочем, Годин миллиардер, может себе позволить. Условия найма уникальные. Выполнять любые приказы Година, не задавая вопросов и при необходимости переступая через все законы. Абсолютный запрет разглашать, на кого она работает, в какой компании и чем занимается. Нарушение карается смертью. Гели получила право нанимать кого угодно в свою службу безопасности – но на тех же условиях: абсолютная секретность и то же наказание за болтливость. Ее особенно поразило то, что такой публичный деятель, как Годин, осмелился столь недвусмысленно сформулировать свои требования. Позже она узнала, что Годин вышел на нее через ее отца, генерала Бауэра. Это разъяснило многое. Гели уже давно практически не общалась с отцом, но он, в силу своего положения, имел возможность знать о ней все. А по тому, как Годин иногда поглядывал на нее, она угадывала, что ему известно о ней больше, чем хотелось бы. Вероятно, кое-что просочилось из Ирака после операции «Буря в пустыне». Питер Годин нанял не просто суперэксперта по безопасности. Он хотел иметь в своем распоряжении профессионального убийцу. Что ж, Гели была и тем, и другим.

А Джон Скоу не был ни тем и ни другим. В отличие от Година, который когда-то служил матросом и воевал в Корее, Скоу был ветераном лишь академических боев. Будучи заметной фигурой в Агентстве национальной безопасности, он никогда не видел крови на собственных руках и рядом с Гели порой выглядел человеком, которому сунули поводок с питбультерьером.

– Гели, – повторил Скоу, – вы меня слышите?

– Профессор Вайс явилась к Теннанту домой, – сказала она в головной телефон.

– С какой стати?

– Не знаю. Нам не удалось подслушать их беседу. Сейчас они вдвоем едут к дому Филдинга. Лу Ли Филдинг звонила Теннанту. Очень расстроенная.

Скоу секунду-другую молчал.

– Отчего бы им и не утешить вдову? Что здесь такого?

– Уверена, именно так будет звучать их версия происходящего.

Детали она пока придерживала – пусть Скоу сначала отреагирует на ситуацию в целом.

– Позволим им зайти в дом?

– Разумеется. Вы же будете слышать их разговор, да?

– Возможно, нет. Уже была проблема с микрофонами в доме Теннанта.

– Что за проблема?

– Теннант залепил микрофоны замазкой. И что-то делал с видеокамерой – она стояла на треноге напротив пустого стула. Мой человек проверял – пленки там нет. – Гели сделала паузу, чтобы Скоу проняло как следует. – Теннант нейтрализовал микрофоны; следовательно, хотел что-то записать на видеопленку или поговорить с профессором Вайс без посторонних ушей. В любом случае это выглядит паршиво.

Она помолчала, слушая сопение Скоу в трубке.

– Все в порядке, – наконец сказал он. – Не волнуйтесь, ситуация рассосется.

– Похоже, вам известно что-то, чего я не знаю, сэр, – отчеканила Гели.

Скоу только хихикнул в ответ на заряд презрения, вложенный в последнее слово «сэр». Тертый калач из Агентства национальной безопасности был по-своему довольно крут. Умел явить отрешенную холодность математического ума.

– Знать больше – привилегия босса, Гели. Кстати, сегодня утром вы проявили себя молодцом. Я приятно поражен.

Гели вспомнился труп Филдинга на полу кабинета. Ликвидация прошла довольно гладко, хотя задумана была по-глупому. Уж если убивать, тогда и Теннанта заодно. Чего проще организовать совместную поездку Филдинга и Теннанта, мало ли куда… Банальная автомобильная катастрофа. И концы в воду.

– Теннант уже переговорил с президентом, сэр?

– К сожалению, понятия не имею. Именно поэтому держитесь на расстоянии. Контролируйте ситуацию, но ничего не предпринимайте.

– "Федерал экспресс" днем доставил Теннанту какое-то письмо. Мы до него добраться не смогли – прихватил с собой в машину. Однако мы обязаны знать содержание этого письма.

– Сумеете кинуть взгляд – прекрасно. В противном случае хотя бы выясните в "Федерал экспресс", кто отправитель.

– Этим уже занимаются.

– Хорошо. Только не…

На том конце провода далекий голос жены Скоу позвал: "Джон!"

– Ладно, держите меня в курсе, – поспешно закончил Скоу и повесил трубку.

Гели закрыла глаза и сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Она настаивала на ликвидации Теннанта вместе с Филдингом, однако Годин уперся как баран. Да, соглашался он, Теннант нарушал инструкции и встречался с Филдингом вне служебных помещений. Да, Теннант поддержал попытку Филдинга приостановить выполнение проекта «Тринити». И проект временно заморозили как раз благодаря личному знакомству Теннанта с президентом. Но не было никаких доказательств, что Теннант помогал англичанину сорвать проект или что Филдинг делился с ним опасной информацией, которой он обладал. Так как Гели не имела ни малейшего представления, что стояло за словами «опасная информация», ей было крайне трудно решать, оставить Теннанта в живых или нет. Она могла лишь напомнить Годину поговорку «Береженого Бог бережет», но тот не уступил. Ничего, уступит. И очень скоро.

Гели произнесла: "Фотография. Филдинг, Лу Ли".

На мониторе появилось изображение темноволосой китаянки. Лу Ли Филдинг, в девичестве Ченг. Родилась в Кантоне, КНДР. Сорок лет. Специалист по прикладной физике. Профессор.

– Еще одна ошибка, – проворчала Гели. Лу Ли Ченг нечего делать в Соединенных Штатах, а уж тем более рядом с научной верхушкой самого засекреченного экспериментального проекта в стране!

Гели связалась с Томасом Корелли в автомобиле наблюдения рядом с домом Филдинга.

– Видите что-нибудь необычное?

– Нет.

– Могли бы вы обыскать машину Теннанта, когда он приедет?

– Смотря где припаркуется.

– Найдете в машине конверт "Федерал экспресс" – откройте, прочитайте и аккуратно положите на место. И снимите на пленку момент их приезда.

– Без проблем. А что мы, собственно, ищем?

– Сама пока не знаю. Выполняйте.