Миры и междумирье (№1) - Острова междумирья

Затем он вернулся на двор и поставил кастрюлю перед улдаром. Тот обнюхал содержимое кастрюли и начал его вылизывать, зажав посудину между передними лапами, а человек продолжил осмотр замка.

На этот раз он поднялся на верхние этажи, где находились жилые помещения хозяев. Там он поочередно заглянул в ряд гостиных, кабинетов, личных комнат, пока не обнаружил спальню, где под тонким одеялом намечались очертания человеческого тела. Он вошел туда и приблизился к кровати, пока не увидел на ней скелет с остатками седых волос, рассыпавшимися по подушке.

Какое-то время человек постоял, в задумчивости разглядывая останки прежнего хозяина замка, некогда бывшего могущественным колдуном. Страха он не испытывал – он всегда считал ненормальными тех, кто боится всяких пустяков вроде мышей и гусениц, а то, что лежало перед ним, было безвреднее мыши. Ему было точно известно, что дух хозяина, вопреки распространенным суевериям, давным-давно покинул и это тело, и этот замок, потому что в местах прижизненного обитания околачиваются только самые примитивные духи, к которым, конечно же, не относился дух этого колдуна. Но оставшиеся на постели кости кое на что еще годились.

Он тихо, словно боясь побеспокоить спящего, прикрыл за собой дверь в спальню и продолжил осмотр. Дальше оказалась библиотека, а за ней – рабочий кабинет колдуна, при жизни занимавшего несколько соседних комнат. Так, наверное, поступил бы и он сам, признав нежилой территорией остальные помещения замка. Он остановился посреди кабинета и внимательно осмотрел окружающую обстановку – резные шкафы вдоль стен и полуистлевший ковер на полу, когда-то дорогой и роскошный, массивный письменный стол у окна и такое же массивное кожаное кресло, слегка отодвинутое от него. На всем лежал слой тонкой и плотной пыли, какой создается только в помещениях, где столетиями сохранялся неподвижный воздух.

Человек обмел пыль с кресла и уселся в него. Прочное и удобное, оно приняло нового хозяина без возражений. Из окна виднелось только небо – такое же голубое, каким оно было в родном мире этого острова, ничем не напоминавшее о близости междумирья. И такое же голубое, как на Асфри.

В детстве он не ощущал в себе сродства с темным огнем, хотя и родился меченым Тьмой. Но длинные людские языки услужливо подсказали ему, кто он такой, настойчивые руки обывателей оттолкнули его от себя, поставили его на место, которое они определили непохожему ребенку, не понимавшему тогда, почему и за что все это происходит с ним. Это позднее он понял извечный страх обывателей перед чужеродным, а тогда он просто обозлился и решил отплатить им сполна за несправедливость, за ежедневные детские обиды. Не он посеял и вырастил в себе Тьму, но он признал ее и принял как средство защиты и самоутверждения.

Его заставили выстроить в себе Темный Замок.

Он давно разучился понимать тех, кто страдает от одиночества, потому что гораздо больше пострадал в жизни от людей. А здесь, в этом замке, было так одиноко и тихо, что он успокоенно вздохнул и расслабился в кресле, вслушиваясь в такую безусловную тишину, какая бывает только в очень безлюдных местах. Здесь можно было остаться навсегда, полностью отдавшись занятиям по любимой магии и не вспоминая ни о чем. Он вполне понимал своего предшественника, который поступил точно так же.

Его взгляд упал на запыленный лист бумаги, лежавший на столе так, словно его только что закончили писать. Сквозь плотный слой пыли просвечивал текст – и человек протянул руку и отряхнул пыль с листка. Под ней оказалось несколько строк, написанных на языке мудрости:

«Ты, наверное, удивлен, что не встретил никаких ловушек на пути сюда – так знай, этот замок сам по себе ловушка, из которой тебе не выбраться.»

Он долго держал бумагу перед собой, хотя давно прочитал короткую записку и понял ее смысл. Затем он вернул листок на прежнее место.

– Нет, – сказал он вслух, хотя не имел привычки разговаривать сам с собой – что может быть глупее звука собственных слов, когда их некому услышать? – Нет, колдун, ты ошибся – я еще не пришел сюда, я всего лишь навестил это место. Мой путь не закончен, поэтому Темный Замок не удержит меня.

Его не прельщали общеизвестные человеческие ценности. Он был равнодушен к богатству и почестям, которые, по его понятиям, только создавали массу ненужных хлопот. Он не стремился плодить посторонних, не умея обольстить себя иллюзией, что плодит себе подобных. Он не надеялся найти единомышленников в своих последователях – его единственный ученик кичился своей причастностью к темному огню, принимая за него мелкое обывательское себялюбие.

Но что-то невыразимое еще жило в нем за семью засовами, тревожило и напоминало о себе, не давая ему успокоиться на окончательном отвращении от мира – словно Светлый Замок, в который он не верил.

Он поднялся с кресла и покинул кабинет. Так же медленно и неспешно, как шел сюда, он спустился по черным каменным лестницам и вышел на двор, где улдар подчищал розовым языком уже вылизанную изнутри до блеска кастрюлю.

– Тебе принести еще еды? – спросил он улдара.

– Нет, – удовлетворенно проворчал зверь. – Теперь я хочу пить.

Человек взял кастрюлю и пошел к колодцу, находившемуся здесь же, на дворе. На крышке колодца стояло ведро, но веревка на вороте истлела. Бережно размотав ее остатки, он закрепил их заклинанием прочности и спустил ведро в колодец.

Вода была свежей, пригодной не только для улдара. Человек отпил несколько глотков из ведра, вылил остальное в кастрюлю и отнес ее своему скакуну. Зверь начал лакать воду, а человек уселся рядом и запустил пальцы в его густую жесткую шерсть. Это прикосновение вернуло ему внутреннее равновесие, утраченное после чтения записки.

– Вот мы и здесь, Асур, – сказал он.

– Сколько мы здесь пробудем? – спросил улдар, на мгновение отрываясь от воды.

– Пока я не найду то, за чем мы сюда приехали, или не удостоверюсь, что этого здесь нет.

– Но не забудь о том, что ты обещал мне, – напомнил улдар. – Времени осталось мало, а мы очень долго добирались сюда.

– Это имеет прямое отношение к моему обещанию. Я хочу узнать, можно ли это выполнить без кольца силы, и надеюсь, что прежний хозяин Темного Замка оставил записи. Ни один маг не станет полагаться только на свою память, когда дело касается заклинаний такой мощи.

– Мои инстинкты говорят мне, что без кольца силы не обойтись, потому что там требуется совершенно иной уровень и иное качество магии, – поднял голову зверь. – Я с самого начала предупреждал тебя, что эта поездка напрасна.

– Смешно, но мне легче найти Темный Замок, чем договориться со светлыми магами, – на лице человека не промелькнуло и тени усмешки. – Видел бы ты, какие у них делаются лица от одного моего присутствия!

– Я видел, – невозмутимо сообщил улдар. – Но среди светлых магов есть седоки ларов, которые заинтересуются, когда узнают об этом.

– У меня нет таких знакомых. Даже если я сумею разыскать их, они просто не поверят мне, пока не станет слишком поздно.

– Может, ты все-таки ошибся в расчетах?

– Я следил за перемещением материка в течение двух лет с тех пор, как ты рассказал мне о нем. Он идет в точности по вычисленному пути.

– Удивляюсь я на вас, магов, – проворчал улдар. – Никак не могу понять, почему вы придаете такое значение качеству огня, с которым у вас есть сродство. Вот мы, улдары, не грыземся с ларами, хоть и живем в одном мире. У них там свое место, а у нас свое.

Действительно, лары и улдары были порождениями одного мира. Это был раскаленный мир – полузвезда-полупланета, всегда обращенная к своему светилу одной стороной. Излучение светила падало на дневную сторону этого мира, где стояла невообразимая жара, в которой человек превратился бы в пепел за считанные мгновения. Там всегда было ослепительно светло, там текли реки из легкоплавких минералов – и там развилась своя жизнь, частью которой были лары. На ночной стороне было прохладнее, а жар в виде темного огня сочился там из недр мира, отдававшего наружу избыток, поглощенный дневной стороной. Улдары не переносили прямое освещение своего светила и жили на ночной стороне, приспособившись к темному огню.

– Вы не грызетесь, потому что живете на разных сторонах своего мира, – проворчал в ответ маг, – а мы находимся в одних и тех же местах и не можем избежать столкновений.

– Как правило, мы относимся друг к другу терпимо, когда обстоятельства сводят нас. Помнишь, когда я летал в свой мир, чтобы известить стаю о предстоящей катастрофе, я встретил в промежуточной зоне лара и рассказал ему о ней.

– Ты тогда сказал мне, что он тебе не поверил, – напомнил маг.

– Но позже я узнал от Хибиша, что лары проверили мое сообщение и тоже начали искать новый мир для жилья.

– Они нашли что-нибудь?

– Нет. – Тяжелая волчья голова повернулась к человеку. – Я вынужден надеяться в первую очередь на тебя, Могриф. Такие миры, как наш, чрезвычайно редки, а нам нужны привычные условия для выведения потомства. Если мы не найдем подходящий мир, стая мало-помалу вымрет, хотя мы можем существовать в других мирах.

Маг не сомневался, что его скакун преувеличил терпимость улдаров к ларам. Большинство улдаров были тупыми и злобными тварями, которым было все равно, на кого кидаться, но Асур был на редкость умен для улдара, и стая заслуженно признавала его вожаком. Если он и рассказал встречному лару о катастрофе, грозящей их общему миру, то не потому, что беспокоился за ларов, а потому, что хотел привлечь их к поискам, надеясь, что у найденного ларами мира отыщется и своя ночная сторона. И если он мирно заговорил со встреченным ларом, значит, дело было по-настоящему плохо.

– Мы не задержимся здесь надолго, – сказал он улдару. – Я достаточно бегло читаю на языке мудрости.

В последующие дни он сидел в кабинете за тетрадями прежнего хозяина замка, едва отвлекаясь на то, чтобы перекусить привезенными с собой припасами и запить их глотком колодезной воды. В записках нашлось немало сведений по темной магии, заслуживающих того, чтобы составить по ним целую книгу, но Могриф пока не задумывался над этим. Он преследовал другую задачу – найти заклинание, с помощью которого можно устранить угрозу, нависшую над миром его скакуна. Не потому, что он жалел обитателей этого мира – подобный альтруизм был глубоко чужд ему – а потому, что в его долгой жизни было слишком мало привязанностей, и Асур был одной из них.

У них было много общего – у человека и зверя. Улдар родился хищником, а Могриф стал им, чтобы выжить – и он помнил, что хищник жив, пока силен, пока способен загрызть добычу. Улдар родился беспощадным, а Могрифа не щадила жизнь, и он так и не узнал, что это такое – щадить другого. Могриф помнил, что потеряв силу, хищник либо погибает, либо становится падальщиком – и надеялся не дожить до ее потери, принимая недостатки такой судьбы как неизбежную плату за ее достоинства. Непреклонная гордость и бесстрашие хищника жили в нем, и улдар уважал его за это.

Стоявшая перед Могрифом задача выглядела неразрешимой, но ему не хотелось потерять уважение своего скакуна, сдавшись заранее, без единой попытки выполнить ее. Поэтому он цепко вчитывался в быстрые, неразборчивые строки своего предшественника, с полувзгляда угадывая общий смысл написанного и перескакивая дальше. Ему подошло бы любое заклинание – перемещающее, распыляющее, разворачивающее – лишь бы заставить сойти с предначертанного пути плывущую по междумирью громаду.

Наконец его взгляд задержался на заклинании вызова катаклизма, которым можно было тряхнуть материк и этим заставить его изменить направление движения. Для его выполнения требовалось огромное усилие, на первый взгляд невозможное для одного мага, но, пока материк был далеко, хватило бы даже небольшого изменения.

Могриф тщательно переписал себе заклинание и отыскал необходимые ингредиенты в запасах Темного Замка. Затем он порадовал Асура сообщением, что нашел кое-что подходящее, и начал собираться в обратный путь. Напоследок он зашел в спальню прежнего хозяина замка, где на постели все еще лежал скелет.

– Зря ты был так уверен, что мне не уйти отсюда, – сказал он скелету, словно тот мог его услышать. – У меня еще есть дела за пределами Темного Замка, а пока они есть, Темный Замок бессилен удержать меня. Но, возможно, я еще вернусь.

Осторожными, точными движениями Могриф откинул одеяло со скелета, воссоединил иссохшие кости и закрепил их заклинанием прочности. Затем он произнес заклинание вызова низшей бестелесной сущности, которые всегда рады прийти на зов некроманта, чтобы получить хоть какое-то телесное воплощение, и составляют оживляющую основу любого ходячего скелета или зомби. Договорив заклинание объединения этой сущности с костями, он приказал скелету встать.

– Возможно, я еще вернусь сюда, – повторил он, потому что теперь его было кому услышать. – Поэтому ты должен содержать замок в порядке – чистить полы и вытирать пыль, убирать мусор, если он появится. И, конечно, выгонять отсюда незваных посетителей, если они появятся.

– Они могут оказаться сильнее, хозяин, – послышалась мысль скелета.

– Так я и знал, что вызову труса, – проворчал Могриф. – Ты уж постарайся, если хочешь оставаться в воплощении – и не надейся, что я призову тебя второй раз за плохую службу.

– Слушаюсь, хозяин.

Оставив замок под присмотром скелета, маг вскочил на улдара, и они понеслись по междумирью туда, где плыл тяжелый материк, неведомо где и каким образом начавший свой путь. Могриф уже побывал там однажды, он помнил эту землю, напоминавшую демоноидный мир, и ему было несложно удерживать в мыслях правильный курс. Путешествия по междумирью требовали определенного времени в реальности, где проходили недели и месяцы, но здесь время текло иначе, занимая не более нескольких суток у опытного мага – если судить по потребности в пище и сне, потому что в междумирье не было чередования дня и ночи. Однако, оно зависело от внимания путешественника, и неопытные маги могли потратить здесь на перемещение те же недели и месяцы, которые проходили в реальности.

Могриф был опытным странником по междумирью, поэтому после нескольких суток скачки он уже опускался на материк. Небо здесь было оранжево-красным, воздух вонял серой, вокруг стояла невыносимая жара и духота. Тем не менее, здесь росла своя растительность различных оттенков красного и бурого цвета, и, наверное, обитала какая-то живность, совершенно не интересная Могрифу. Маг не собирался задерживаться здесь надолго.

Улдар чувствовал себя здесь гораздо лучше, чем его седок, так как демоноидные миры были родственны его природе. Местная жара была приятна ему и здесь было много подходящей пищи, запах серы был безвреден для него. Он высадил Могрифа на краю материка, а сам отправился погулять и покормиться, пока маг вызывает катаклизм. Могриф не возражал, поскольку Асур был бесполезен во время заклинания. Он только предупредил своего скакуна, чтобы тот на всякий случай поднялся на время катаклизма в воздух.

В прошлый раз маг высаживался в другом месте, ближе к центру материка, рассчитывая найти там канальный вход и определить с его помощью, от какого мира отделился этот кусок. К своему удивлению, он не обнаружил канала, хотя в записках Талатша утверждалось, что канал в подобных образованиях возникает всегда. На этот раз он высадился с краю, надеясь, что боковое положение центра катаклизма вызовет отклонение курса материка.

Не теряя времени, Могриф начал подготовку к заклинанию. Он выбрал ровную площадку, начертил гептаграмму диаметром в десять шагов и воткнул в лучи силовые иглы – магнитные стержни высотой в половину человеческого роста, заостренные на обоих концах. Кое-какую предварительную работу он выполнил еще в Темном Замке – растворил желчь черного гугленя в крепком винном уксусе, измельчил и смолол на ручной меленке рог ильгана, истолок в ступке сушеную драконью кровь и разболтал ее в том же уксусе – но окончательное разведение нужно было делать в жидкости мира, где производилось заклинание. Могриф вынул из мешка большую чашу в форме полусферы и зачерпнул черной дымящейся жидкости из ближайшей лужи.

Затем он установил чашу в центр гептаграммы и начал разводить в ней ингредиенты в записанной последовательности – желчь гугленя, рог ильгана и наконец драконью кровь. Состав ингредиентов смущал Могрифа еще в Темном Замке, а сейчас его беспокойство усилилось. Желчь гугленя отвечала за разрушение, драконья кровь – за равновесие, но порошок рога ильгана отвечал за созидание и всегда был одним из основных компонентов заклинаний светлой магии. Он был чуждым темной магии Могрифа, а без сродства энергий даже самый могущественный компонент подействует не сильнее, чем обычная пыль.

Но в записке не было никаких замечаний по этому поводу, и Могриф понадеялся, что так и нужно. Он закончил разведение, взял обеими руками последнюю силовую иглу и резким ударом приколол чашу к центру гептаграммы. Из отверстия в дне не вылилось ни капли, так как оставшаяся в чаше игла плотно затыкала его – умение правильно прикалывать чашу было нелегким искусством, вечным мучением начинающих магов, но Могриф давно выучился выполнять его в совершенстве.

Он закрепил площадку с гептаграммой заклинанием прочности, чтобы силовой узор не распался во время катаклизма. Затем он поставил вокруг себя мощное защитное поле и заговорил вступительное заклинание концентрации силы. Тугие вихри магии отовсюду потянулись к чаше – с кровавого неба, с черной слежавшейся земли, с колючих ветвей рыжего кустарника, растущего на ней. Сила катаклизма зависела от количества собранной магии, которое, в свою очередь, зависело от ее наличия в окрестностях. Могриф с удовлетворением отметил, что здесь ее хватит на изрядную встряску, и начал концентрироваться перед произнесением основного заклинания.

Вдруг на его защиту обрушился огненный удар, прилетевший неизвестно откуда. Впрочем, неизвестным это оставалось только в течение мгновения, пока Могриф не повернул в том направлении голову и не увидел там разъяренного демона, на этот раз посылавшего удар на гептаграмму мага. Приколотая силовой иглой чаша осталась на месте, но после второго удара из нее выплеснулась часть колдовского состава, а следующий удар окончательно опустошил ее.

Увидев, что все его труды пропали, Могриф рассвирепел не меньше этого налетчика. С досады он выслал на демона всю силу, собранную в гептаграмме для катаклизма. Так как демоны устойчивы к огню, он почти машинально выбрал холодную магию, и на краснокожего громилу в набедренной повязке обрушились свирепые леденящие вихри.

Какое-то время тот сопротивлялся, отмахиваясь огнем от гумана, оказавшегося опасным противником. Но когда на шум драки прилетел Асур и спикировал на голову демона, тот наконец понял, что не сумеет причинить смерть, и по заведенному у демонов обычаю пустился наутек, чтобы избежать смерти. Могрифа, однако, не устраивало, что этот хулиган исчезнет безнаказанным так же внезапно, как и появился. Маг вскочил на улдара и погнался за демоном.

– Стой, краснорожая скотина! – кричал он вслед демону на алайни. – Или я тебе все ноги повыдергаю, распроклятый ты сукин сын! Я из тебя ледышку сделаю и с горы спущу, чтобы ты разлетелся на тысячу кусков!

Демон без оглядки несся прочь, но Асур оказался быстрее. Он налетел на демона сверху, ударил его всеми четырьмя лапами и повалил на землю. Могриф спрыгнул с улдара и остановился рядом.

– Не выпускай его, Асур, – скомандовал он сидевшему поверх демона улдару и угрожающе глянул на своего обидчика. – А ты отвечай, кто ты такой и зачем ты полез на меня!

Демон хмуро таращился на этого мага, в котором не просвечивало ни единого намека на презренное милосердие гуманов. Напротив, этот гуман вел себя точно так же, как любой уважающий себя демон.

– Я-то здесь живу, – проворчал он. – А вот ты чего здесь делаешь?

– Что хочу, то и делаю, – заявил маг. – И знаю, как обходиться с теми, кто мне мешает. Ты испортил мою работу, дрянь вонючая, и ты у меня за это поплатишься!

– Это моя земля, – мрачно пробормотал демон. – Я завоевал ее и поднял в небо, и никакой презренный гуман не смеет колдовать на ней.

Могриф уставился на демона, словно на глупого капризного ребенка.

– Твоя земля! – ехидно усмехнулся он. – Да знаешь ли ты, идиот, куда она летит?! Не пройдет и двух лет, как она впечатается в огромную раскаленную планету, и тогда я посмотрю, что от тебя останется! Я выполнял это колдовство для того, чтобы заставить ее повернуть, а ты расплескал весь мой колдовской состав, каждый ингредиент которого стоит целое состояние! Я хотел прикончить тебя, но теперь передумал и оставлю тебя здесь. Живи и знай, что скоро ты разобьешься в коровью лепешку – так тебе, болвану, и надо.

Однако, он и не думал отдавать Асуру команду выпустить демона. Оказавшись на свободе, тот снова мог наброситься на него – сам Могриф на его месте не сделал бы этого, но кто знает, что в голове у этих демонов… Кроме того, демону было известно, как этот материк попал в междумирье.

Поэтому Могриф стоял и ждал, пока пленник не осознает всю безвыходность своего положения. Поворочавшись под тяжелыми лапами улдара, тот мало-помалу притих и призадумался.

– Неправда, – буркнул наконец демон. – Ты пришел сюда, чтобы захватить мою землю.

– Зачем мне это поганое место? Я в жизни не явился бы на эту вонючую помойку, если бы она не угрожала свалиться на головы родичам моего скакуна. Если бы ты, скотина, не испортил мое заклинание, сейчас твоя земля уже летела бы в другую сторону, а я навеки забыл бы, как она выглядит.

– Ты говоришь это, чтобы запугать меня.

– Запугать? – искренне удивился Могриф. – Зачем мне тебя запугивать, если я могу просто прикончить тебя? Возможно, так я наконец и сделаю – из того самого милосердия, которое так противно вам, демонам – но сначала заставлю тебя ответить на мои вопросы.

– Я не буду отвечать.

– Будешь. И можешь не сомневаться, ты будешь даже упрашивать, чтобы я спросил еще что-нибудь. – Могриф прищелкнул пальцами и выпустил маленький ледяной вихрь прямо в морду демона.

– Уа-уу! – взвыл тот от леденящего ожога. – Ладно, спрашивай.

– Откуда ты поднял этот кусок земли?

– С Танвалана. Это заморская земля, прекрасная, как место посмертия наших предков.

– Да? – иронически хмыкнул Могриф, быстрым взглядом окинув черно-красные окрестности. – Насколько мне известно, для заклинания отделения нужно кольцо силы, образованное сочетанием обоих огней, светлого и темного. Как ты получил их сочетание?

– Это известно тебе, гуману? – недоверчиво переспросил демон. – Это же наша, демонская магия.

– Магия везде одна и та же. А ты отвечай на мой вопрос, если не хочешь еще раз получить льдом по морде.

– Но тогда ты должен знать, что для кольца силы нужен по меньшей мере один темный маг и один светлый маг. Согласно указаниям великого Ствунтуба, светлая магия должна присутствовать в кольце не меньше, чем на треть.

– Я слышал то же самое о темной магии.

– Это одно и то же. Не меньше, чем на треть – либо того, либо другого. Светлые маги у нас очень редки, поэтому оговорено количество светлой магии.

– То есть, ты договорился с кем-то из ваших приверженцев чистого огня? – приподнял бровь Могриф. – Неужели такие бывают среди демонов?

– Есть же темные маги среди вас, гуманов. Этот презренный Карвинак был светлым магом – конечно, не такой презренный, как гуман, но все равно он работал с чистым огнем…

– Для своего же блага постарайся не называть гуманов презренными, – холодно поправил его маг. – Хотя среди своих я считаюсь темнее осенней полночи, мне это может не понравиться.

– Я уже понял, что ты – мужик что надо, – одобрительно подтвердил демон. – Этот Карвинак просто слюнтяй по сравнению с тобой, хоть он и демон.

– В таком случае рассказывай, как вы с ним подняли этот материк.

– Да обыкновенно. Это была спорная земля, и мы с ним устранили всех других претендентов, но не справились друг с другом. Карвинак хоть и чистым огнем воюет, но способен вмазать так, что сера из ноздрей пойдет. Сначала он уговорил меня на временное перемирие – пока мы не выкинем с земли всех остальных. Я тогда хотел их прикончить, но Карвинак сказал, что будет куда лучше, если они расскажут всем остальным, какие мы с ним крутые. Мне это понравилось, и мы телепортировали этих слабаков на старые земли. А затем он сказал, что все эти рожи надоели ему до тошноты и что было бы просто замечательно больше никогда их не видеть. Мне это тоже понравилось, а он и говорит – давай поднимем эту землю подальше отсюда, а там поделим ее надвое и будем жить каждый на своей половине. Так мы с ним и договорились.

– И подняли?

– Да. Для самого заклинания не требуется никаких вспомогательных средств, нужно только иметь достаточную общую силу магов и общее желание совершить его. Если нет общего желания, светлая и темная сила не сольется в кольцо – мне известны случаи, когда маги договаривались, но их желание выполнить заклинание не пересиливало взаимную неприязнь. И заклинание не получалось.

– Понимаю, – кивнул Могриф. – Мне было бы проще всего развернуть эту землю при помощи кольца силы – но не с кем. Может, вместе у нас это получится?

– Мы же оба – темные маги, – напомнил демон. – Можно было бы договориться с Карвинаком, если бы он был здесь.

– А его здесь нет? – Могрифа вдруг осенило: – Вы с ним разломили эту землю на две части?!

– Не сразу. Сначала мы с ним провели границу, примерно посередине, а затем долго жили каждый на своей половине, не заглядывая друг к другу. Но как-то однажды мне стало скучно и я зашел на половину Карвинака посмотреть, как он там поживает. Он мне вроде бы даже обрадовался и мы завели разговор, но – слово за слово, и вскоре мы так поссорились, что у нас началась большая драка. Дрались мы так, что земля трещала, в ход пошло все, вплоть до огнепадов и землетрясений. Наконец я поднапрягся и произнес заклинание разверзания пропасти, чтобы этот Карвинак провалился туда. К несчастью, я не подумал, где я нахожусь – земля-то разверзлась, и Карвинак провалился туда, но пропасть разорвала материк на две части, которые разлетелись в разные стороны.

– А Карвинак?

– Он вывалился в междумирье, а оттуда, наверное, в какой-нибудь мир. Я тогда остался доволен дракой – я оказался сильнее его и получил огромный кусок земли в личное владение. Правда, канал остался на другой половине, но я и не собирался покидать это место, потому что канал все равно был односторонним, я не нашел бы, как сюда вернуться. Это вы, гуманы, каким-то загадочным способом привлекаете к себе скакунов, а мы этого не умеем.

– Так… – задумчиво протянул Могриф. – Теперь понятно. Та часть материка, с каналом, осталась на прежнем месте, а эта часть потеряла связь со своим миром и отправилась восвояси. Видимо, она прошла слишком близко от родного мира улдаров и теперь он притягивает ее – а это означает, что даже если я разверну ее, она или вернется сюда, или войдет в область притяжения другого мира и упадет на него. Да, тебе трудно позавидовать, глупая ты красная рожа!

– Почему? – не понял демон.

– Потому, – терпеливо объяснил маг, – что с потерей канальной связи твоя земля потеряла устойчивость в междумирье и рано или поздно куда-нибудь шлепнется.

– Как? – слова мага дошли наконец до демона, и он испугался. – Значит, я скоро упаду и разобьюсь вместе с ней?!

– Правильно, умница, – с ехидной ласковостью улыбнулся Могриф.

– Но я не хочу!!! – взвыл демон под лапами улдара. Чувство самосохранения было у него прекрасно развито, как и у всего демонского рода. Демонам были чужды всякие глупости вроде самопожертвования, а место самоотверженности у них занимала самоприверженность.

Некоторое время Могриф изучающе разглядывал своего пленника, который даже потускнел от испуга.

– Я могу вытащить тебя отсюда, – предложил он наконец. – Но за это ты поклянешься своим посмертием и посмертием своих предков, что будешь служить мне и выполнять все мои приказания.

Демон ни на мгновение не подумал, что в предложении мага заключается хоть капля оскорбительного милосердия – он слишком хорошо понимал, что означает условие «служить и выполнять все приказания». Это было вполне сволочное, нормальное для демона условие, а он еще хотел пожить и, хотя он отказывался признаться в этом даже самому себе, ему смертельно надоело в этом райском местечке. Даже быть на побегушках у гумана – и то казалось приятнее. Поэтому он почти не замешкался с ответом.

– Согласен. Клянусь своим посмертием и посмертием своих предков, что стану твоим вечным и безотказным слугой, а за это ты вывезешь меня отсюда.

– Очень хорошо, – сухо подтвердил Могриф, принимая клятву демона. – Асур, отпусти его.

XV

В лицо Зербинасу ударил пахнущий серой воздух. По мере того, как черно-красная равнина приближалась, его взгляду открывались все более мелкие подробности – рыжие островки кустарника на красной траве, темные дымящиеся ручьи и лужи, округлые черные валуны, наполовину погрузившиеся в почву. И посреди этого чужого, непригодного для человеческой жизни мира вышагивал человек.

Даже глядя на него сверху, со спины, можно было ощутить неторопливое спокойствие и уверенность, с какими он шел по этой земле. Его невысокая, сухощавая фигура была облачена в щеголеватую, тщательно подогнанную одежду, составлявшую разумное среднее между походной и придворной. В академии Гримальдус был равнодушен к своему внешнему виду, поэтому Зербинас решил, что подобная перемена в его привычке одеваться вызвана требованиями нанимателя. Полупустой дорожный мешок за плечами мага был невелик и свидетельствовал о том, что его владелец привык обходиться в пути немногим.

Гримальдус издали почувствовал их приближение. Он оглянулся и остановился, дожидаясь, пока Ки-и-скаль не опустится рядом с ним. Гримальдус никогда не улыбался в общепринятом смысле этого слова – ни губами, ни уголками глаз – он просто приходил в состояние улыбки, никак не отражающееся на его внешности, и те, кто недостаточно знал его, считали, что он не умеет улыбаться. Но Зербинасу было так знакомо ощущение, исходящее от улыбающегося Гримальдуса, что и теперь, годы спустя, он видел, что его друг находится в состоянии улыбки.