Память и желание. Книга 1

      Он гладит ее по голове, обнимает за плечи. Девочка наклоняется, целует отцовскую руку.
      Проснулась она вновь со странным чувством потерянности во времени и пространстве. В кассе сказали, что поездов в ближайшее время не ожидается. Когда будут – неизвестно. Оставив чемоданы в камере хранения, Сильви уныло отправилась в ближайшее кафе и выпила чашку бурды, гордо именовавшейся «кофе». Потом она бродила по городу, нашла дом, где родился Моцарт, почтила память великого композитора. Вымощенные булыжником мостовые, крыши домов, разноцветные стены напоминали ей что-то из прежней, давно забытой жизни, но что именно – вспомнить она не могла.
      Когда Сильви вернулась на вокзал, выяснилось, что поезд пришел и вот-вот отправится. Поспешно забрав чемоданы из камеры хранения, Сильви бросилась на перрон. Внезапно она сообразила, что уже сама не понимает, куда и зачем едет. Она оказалась во власти всемогущего Движения, несущего ее куда-то сквозь время и расстояние.
      В Вену она приехала поздно ночью. На вокзале все так же кипела суета, звучали разноязыкие голоса. У Сильви закружилась голова. Чуть ли не каждый второй был в военной форме – русской, британской, американской, французской. Сильви подошла к одному из французов и осипшим от долгого молчания голосом спросила, где здесь ближайший отель. Соотечественник взглянул на нее так, словно она рехнулась, и молча ткнул пальцем в сторону какого-то окошечка. Там дежурил мужчина, сразу заявивший, что венские гостиницы переполнены. У Сильви на глазах выступили слезы. Она решительно тряхнула головой. Что с ней происходит? Огляделась по сторонам – нет ли где свободной скамейки. В конце концов, можно ведь переночевать и на вокзале.
      Таща за собой чемоданы, Сильви уныло плелась через зал. Многие устроились прямо на полу, в том числе женщины с детьми, старики. Когда Сильви уже совсем выбилась из сил, на глаза ей попалось вокзальное кафе. Слава Богу! Отстояв очередь, она уселась за маленький неряшливый столик. Рядом посадили какого-то мужчину. Сильви взглянула на него мельком – невысокий человечек с жиденькими волосами и тонкими усиками. Ничего примечательного. Сильви сделала заказ, а когда официант отошел, сосед внезапно спросил:
      – Sie suchen ein Zimmer? Комната?
      Сильви взглянула в мутные глазки соседа и, неожиданно для себя самой, кивнула.
      Тот жадно улыбнулся и потер нечистые пальцы:
      – Деньги? Настоящие деньги? Доллары?
      Он говорил на ломаном английском.
      Сильви снова кивнула, пытаясь подавить безотчетный страх. Чем этот тип отличается от спекулянтов, с которыми она имела дело во время войны? На убийцу он не похож. Однако на всякий случай сумочку она прижала к себе.
      Мужчина допил кофе, подождал, пока Сильви дожует черствый кекс и расплатится – за себя и за него. Потом он подхватил ее чемоданы и жестом велел следовать за ним. Что ж, подумала Сильви, по крайней мере не нужно самой тащить багаж. И на том спасибо.
      Он молча шли по узким улочкам, держась в стороне от оживленных магистралей. В темном переулке, неподалеку от готической громады собора святого Стефана мужчина остановился и нажал на кнопку домофона. Раздался ответный писк, дверь подъезда распахнулась. Сильви поднялась по крутой лестнице на третий этаж. В дверях квартиры уже ждал маленький аккуратненький господин среднего возраста с усиками а-ля Гитлер.
      – Kommen Sie hinein, kommen Sie hinein, – заулыбался хозяин.
      Потом брезгливым жестом протянул провожатому несколько бумажек и, пропустив Сильви в прихожую, захлопнул дверь.
      Квартира тоже оказалась маленькой и аккуратненькой. Хозяин стрекотал на венском диалекте, не умолкая ни на секунду. Сильви не понимала доброй половины сказанного, но общий смысл до нее доходил: мужчина излагал ей скорбную историю своей жизни, изобиловавшей трагическими событиями, главным из которых была смерть любящей жены. В конце концов Сильви оказалась в комнатке, где из мебели имелись огромная двуспальная кровать и гардероб темного дерева. Чистые, выглаженные простыни манили прохладой.
      – Ja, ja, Sie sind m?de. – Хозяин просиял клоунской улыбкой, которая ему совсем не шла. – Ja, aber nus Ihre Pass bitte.
      Он, извинившись, пояснил, что один из постояльцев сбежал среди ночи и не расплатился. Сильви показала ему паспорт, но, повинуясь безотчетному инстинкту, оставила документ при себе.
      – Ich bezahle Ihnen jetzt, – сказала она, доставая бумажник.
      Хозяин принял обиженный вид, однако деньги с готовностью взял.
      На всякий случай Сильви решила спать не раздеваясь, а сумочку сунула под подушку. Укладываясь на мягкую постель, она подумала, что Вена ей совсем не нравится. Нужно побыстрее двигаться дальше.
      Однако ей пришлось провести в квартире герра Карла целых пять ночей. За это время хозяин во всех подробностях изложил ей свою теорию о предстоящем всемирном потопе, который навсегда погребет под своими водами этот отвратительный мир. Кроме того, Сильви вдоволь налюбовалась, сидя за чашкой эрзац-кофе в крошечной кухоньке, как герр Карл надраивает пять пар сапог – главное свое богатство. Все остальное время у нее уходило на объяснения с непреклонными советскими чиновниками, выстаивание в очередях за проездными документами и билетами до Кракова через Остраву.
      Париж находился где-то в другой вселенной. От собора Святого Стефана до французской столицы было никак не меньше миллиона миль.
      На пятую ночь Сильви решила, что, наконец, может позволить себе спать раздетой. Она с наслаждением вымылась с головы до ног, стоя перед умывальником. Живот выдавался уже довольно заметно, и, глядя не него, Сильви подумала, что ее поездка и в самом деле была чистейшим сумасшествием. Обнаженная, она скользнула под одеяло и моментально погрузилась в мир снов, который в последнее время казался ей не менее реальным, чем явь.
      Он проснулась от едва слышного звука – не то вздоха, не то легкого поскрипывания половиц. Сильви натянула сползшее одеяло и лишь после этого почувствовала, что рядом есть кто-то еще. Она села на кровати, открыла глаза и увидела, что на самом краешке постели сидит герр Карл с зажженной свечой в руке.
      – Не беспокойтесь, это всего лишь я, – просюсюкал он.
      Сильви увидела спущенные пижамные штаны, зажатый в кулаке член, остекленевшие глаза. Она хотела ударить его со всей силы, но вместо этого лишь плотнее завернулась в одеяло. Хозяин попытался стянуть с нее покрывало, дотронуться до голого плеча. Сильви отодвинулась.
      – Герр Карл, – ледяным тоном сказала она. – Во-первых, я замужем, во-вторых, я беременна.
      Он замигал, отчаянно дергавшийся кулак замер, потом хозяин, причмокивая, прошептал:
      – Ничего, ничего. Это совершенно неважно. Вы такая красивая.
      Он притянул ее к себе, попытался накрыть ее рукой свой пах. Сильви отпихнула его, выскочила из кровати. То ли от удара, то ли от вида ее наготы, но герр Карл распалился пуще прежнего. Глаза его зажглись огнем, эрекция еще более усилилась. Он придвинулся к Сильви.
      – Герр Карл, я вызову полицию! – выкрикнула Сильви, сама понимая, что говорит глупости. Она выпрямилась в полный рост и оказалась на целую голову выше, чем он.
      – Слышите, полицию!
      – Полицию? – сдавленным голосом повторил он, и на белую простыню брызнуло семя. – Это я ваша полиция.
      Он смотрел на нее с торжествующей гримасой, в которой смешивались угроза и отвращение.
      – Не надо так сильно задаваться, фрау Сильви. Вы ведь всего лишь полячка, не так ли? Вам известно, что герр Гитлер думал о поляках. Он считал вас расой недочеловеков, рабов. Вашей нации на земле не место.
      Герр Карл залился безумным хохотом и показал на стену.
      – Видите маленькую дырочку? Я давно наблюдаю за вами. Я знаю, какие вы, женщины.
      Презрительно тряхнув головой, он развернулся и вышел, а Сильви осталось стоять посреди комнаты, дрожа от холода.
      Она быстро собрала вещи и, стараясь не шуметь, вышла на лестницу. Ее трясло от омерзения. Сильви испытывала странное оцепенение и растерянность. Ей казалось, что впервые за минувшие годы гнилостное дыхание войны опалило ее своими миазмами. Сильви долго сидела на вокзале, дожидаясь поезда. В конце концов он пришел, и она продолжила свой путь. В Остраве пришлось сделать еще одну пересадку, снова дожидаться поезда, и лишь затем она наконец оказалась в Кракове.
      Когда Сильви ступила на землю бывшей королевской столицы, ее растерянность не исчезла, а, наоборот, увеличилась. Сильви уже плохо понимала, зачем она сюда приехала, какая сила вынудила ее совершить это тягостное путешествие. Поездка, которая в обычные времена заняла бы от силы два дня, растянулась почти на две недели. Молодой женщине казалось, что начало ее странствий теряется где-то в далеком прошлом.
      Она шла по грязным полузабытым улицам, где пахло мусором и нищетой. Худосочные детишки играли в тени каменных домов, взрослые спешили куда-то по своим делам. Повсюду раздавалась русская речь, и от этого у Сильви создавалось впечатление, что она разучилась понимать свой родной язык. Необходимо было найти комнату, отдохнуть. Сильви стала читать объявления, которыми были обклеены стены домов. Но комнат здесь не предлагали. Все объявления были похожи одно на другое: «Если кто-то видел мальчика восьми лет с каштановыми волосами по имени Томаш Пжемик, сообщите, пожалуйста, Розе Пжемик, проживающей по адресу…», «Тадеуш Коморовский, пятидесяти лет. Исчез в Варшаве пятого августа 1944 года. Будем признательны за любые сведения…» Сильви читала объявления, чувствуя, что ее начинает колотить дрожь. Я тоже должна разыскать Анджея, вспомнила она. Нужно тоже расклеить объявления, обратиться в газеты.
      – Pani szuka kogos?
      Возле нее остановилась пожилая женщина с морщинистым лицом и тонкогубой улыбкой. На голове у женщины был цветастый платок. В первый миг Сильви померещилось, что это бабушка, но она тут же осознала свою ошибку.
      – Да… То есть нет. Я ищу одного человека. Но комната мне тоже нужна. – «Женщине можно доверять», – подумала она.
      – Мне сказали, что все гостиницы заняты русскими, а мне нужно где-то остановиться.
      Женщина внимательно осмотрела ее, задержав взгляд на богатом пальто и дорогих чемоданах.
      Сильви быстро сказала, чтобы снять возможное подозрение.
      – Я приехала из Парижа, но я полька. Мне нужно кое-кого найти. Вы можете мне помочь?
      Немного поколебавшись, женщина кивнула. Жадно взглянув на чемоданы, она подняла один из них.
      – Идите за мной.
      Вскоре они оказались в темном подъезде, стали подниматься по узкой лестнице.
      – Вот мы и пришли, – объявила полька.
      У Сильви опустились руки. Она увидела крошечную квартирку, состоявшую из трех комнатенок, одна из которых к тому же являлась кухней. На голых стенах никаких украшений, если не считать деревянного распятия и иконки.
      Женщина провела ее в одну из комнат, убрала с кровати детские вещи и показала на хлипкий гардероб:
      – Вещи положите туда. Здесь очень чисто, правда?
      Она любовно погладила тощий матрас.
      Оказалось, что хозяйку зовут пани Баран. Она поставила кипятить воду, чтобы Сильви могла помыться с дороги. Особый интерес у нее по-прежнему вызывали чемоданы, и она жадно смотрела, как Сильви их распаковывает. Увидев голодный блеск в ее глазах, Сильви протянула ей круг колбасы.
      – Спасибо, спасибо, – закивала пани Баран, схватила колбасу и побежала прятать доставшееся ей сокровище.
      Оставшись одна, Сильви села на кровать и заплакала.
      На следующий день, с трудом отделавшись от детишек хозяйки, никак не желавших с ней расставаться, Сильви отправилась во французское консульство. Принцесса Матильда взяла с нее слово, что она первым делом явится к консулу и лично вручит ему рекомендательное письмо. Только теперь Сильви поняла, насколько принцесса была права. Как искать Анджея? Надеяться на объявления? Эта стратегия слишком ненадежна.
      Когда Сильви нашла консульство, женщина в приемной – не то экономка, не то секретарша – сказала ей, что консула нет. Он уехал по делам, вернется не раньше, чем через две недели. Сильви пыталась упросить ее, разжалобить историей о пропавшем друге, но женщина оставалась непреклонна.
      – Напечатайте объявления в газете, – сказала она, пожав плечами.
      Еле сдерживая слезы, Сильви пообедала в грязной забегаловке, сходила в редакцию газеты, а затем вернулась к пани Баран. Хозяйка отнеслась к ее проблемам с сочувствием. Погладив Сильви по плечу, она после недолгих колебаний сказала:
      – Пойдемте со мной. Только шляпку наденьте.
      Они отправились на центральную площадь города и вошли в древний собор. Под торжественными, пахнущими сыростью сводами высилась раскрашенная статуя Девы Марии. Пани Баран велела Сильви молиться за возвращение Анджея. Она зажгла свечу, склонила голову. Дрожа от холода, Сильви последовала ее примеру. Мысленно она перенеслась в детство – в тот день, когда последний раз возносила молитву Святой Деве. Это произошло после гибели родителей и брата. Голова закружилась. Но молитва, как и тогда, не облегчила душевных мук.
      Зато пани Баран была довольна. На лице ее появилась спокойная, уверенная улыбка. После этого они зашли посидеть в кафе на площади. Несмотря на холод, на скудный и почти несъедобный ассортимент, заведение было набито до отказа. Хозяйка подвела Сильви к столику, за которым сидел сморщенный старик, куривший пахучую самокрутку. Пани Баран представила свою спутницу, произнесла имя: Анджей Потацкий. Старик предложил им сесть, затянулся табачным дымом, задумчиво повторил услышанное имя. Потом покачал головой:
      – Нет, не знаю. – Его десны обнажились в беззубой улыбке. – Зайдите через пару дней. Послушаю, поспрашиваю. – Тем же тоном он спросил у Сильви: – А сигареты у вас есть?
      Сильви развела руками. Порывшись в сумочке, дала старику немного денег. Тот покивал головой, поблагодарил:
      – Добже, добже.
      Дни тянулись медленно. Сильви все не могла дождаться, пока вернется французский консул. С утра она уходила исследовать очередной квартал – заглядывала в лица людей, читала объявления на стенах, просматривала газеты. Постепенно она привыкла к звучанию польского языка, и ей казалось, что вернулось далекое прошлое. Иногда какая-нибудь из краковских улиц, озаренная особым, неповторимым светом, будила в ее памяти смутные воспоминания. По временам ноздри щекотал удивительно знакомый, хоть и неопределимый запах. Представить в этой обстановке Жакоба Жардина было невозможно, но зато за каждым углом Сильви сталкивалась с картинами своего детства.
      Выждав пятнадцать дней, она вновь наведалась в консулат. На сей раз дипломат оказался на месте. Сильви передала ему письмо и осталась ждать в приемной. Вскоре уже знакомая служительница весьма почтительно препроводила ее в кабинет к консулу. Впервые за долгие недели Сильви оказалась в уютном, комфортабельном помещении. Опустившись в мягкое, обитое парчой кресло, она глубоко вздохнула.
      – Счастлив познакомиться с вами, мадам Жардин.
      Сильви даже вздрогнула – настолько она успела отвыкнуть от французского языка. Консул произнес целую речь, щедро усыпанную комплиментами в адрес принцессы и самой Сильви.
      – Если я могу вам чем-то помочь…
      Сильви во все глаза смотрела на худощавого пожилого господина в элегантном костюме. Она рассказала ему всю свою историю, не удержалась от слез. Разговор кончился тем, что консул предложил ей кров и стол – но, к сожалению, всего на две недели. Служебная квартира пока пустует, но вскоре прибудет еще один сотрудник. Однако, пока его нет, служебная квартира в распоряжении мадам Жардин. Правда, там несколько тесновато, но…
      У Сильви было чувство, что она одержала первую, пусть маленькую, но победу. На самом деле оснований для радости, в общем, не было. Поиски Анджея не продвинулись ни на шаг. Но в здании консульства Сильви ощущала себя гораздо увереннее и спокойнее; ощущение, что земля вот-вот провалится под ногами, отступило.
      Известие о том, что Сильви съезжает, расстроило квартирную хозяйку. Тем не менее пани Баран помогла своей постоялице уложить вещи, согрела для нее воду и налила ее в большой цинковый таз, где купала собственных детей. Когда Сильви разделась, пани Баран покачала головой:
      – Я догадывалась, что вы толстеете не от нашей пищи. Значит, мужчина, которого вы ищете, отец вашего будущего ребенка?
      Она горестно вздохнула и стала перечислять имена родственников и знакомых – погибших, пропавших без вести.
      От этих причитаний у Сильви закружилась голова.
      – Мой муж жив и находится в Париже, – резко заявила она.
      Стоило ей произнести эти слова, и она вновь увидела перед собой Жакоба. Впервые после отъезда из Парижа Сильви спросила себя, зачем ей понадобилась вся эта поездка.
      Она оставила хозяйке все свои съестные припасы. В мире, где всего не хватало, продукты были ценнее бумажных денег.
      Прошла еще неделя. Об Анджее – никаких вестей. Сильви отдала два своих платья, ставших для нее слишком тесными; сшила себе новые. Еще она отправила письмо домой, причем из гордости написала Жакобу, что ее поиски вот-вот увенчаются успехом. Добавила, что разыскивает уцелевших родственников и намерена во что бы то ни стало посетить свое родовое гнездо. Такая идея у нее и в самом деле была, а в момент написания письма решение стало окончательным.
      Но консул посоветовал ей для начала съездить в Варшаву – там жил один человек, служивший в армии Андерса. У него наверняка остались связи. Может быть, он сумеет помочь?
      Уложив вещи в один чемодан, Сильви поехала в Варшаву. Поездка продолжалась целый день и всю ночь; неоднократно приходилось делать вынужденные остановки.
      Ее взору открылось унылое, продуваемое холодными ветрами пепелище. Сильви знала, что город разрушен до основания, но слово «руины» ассоциировалось у нее с чем-то романтическим. На самом же деле зрелище гибели и разрушения оказалось поистине кошмарным. Сквозь груды обломков и щебня были проложены узкие проходы, голые обугленные стены зияли дырами окон, накренившиеся лестницы беспомощно льнули к обезображенным фасадам. Повсюду торчали деревянные кресты, лежали увядшие букеты цветов, обозначая места захоронений. Как и в Кракове, стены были густо обклеены объявлениями, заклинавшими вернуться тех, кто бесследно исчез. Варшава превратилась в город мертвых и пропавших без вести.
      Сильви долго бродила среди развалин. Повсюду кипела работа – группки мужчин, женщин, детей лопатами, а то и голыми руками убирали обломки. Несколько раз Сильви с ужасом видела, как из-под камней извлекали человеческие останки. Она отводила глаза, корила себя за то, что не может быть такой же мужественной, как дети, работавшие на расчистке развалин. Наконец ей удалось разыскать нужный адрес. Это была маленькая площадь, посреди которой стоял уцелевший постамент памятника с фигурой безрукого и бескрылого херувима.
      Знакомый консула был дома. Он сидел перед маленькой печкой, почти не дававшей тепла. Изможденный мужчина с пустым рукавом, аккуратно пришпиленным к плечу пиджака. Стены его ветхого жилища, казалось, в любой момент были готовы рассыпаться.
      – Входите, входите, – приветствовал он гостью.
      Сильви изложила ему суть дела. Когда она назвала имя Анджея, мужчина взглянул на нее как-то странно.
      – Да, я его знаю, – кивнул он и надолго замолчал.
      Сильви затрепетала от радостного волнения.
      – Но я не знаю, где он сейчас.
      Тон, которым были сказаны эти слова, показался Сильви удивительно знакомым. Что это было? Она внимательно посмотрела в глаза однорукому и тут же поняла, в чем дело. Опять секреты, таинственность, настороженность.
      – Вы можете его найти? Можете передать, что я его ищу?
      Видя ее волнение, мужчина улыбнулся.
      – Попробую, но твердо обещать не могу.
      Сильви сообщила ему свой адрес.
      – Не слишком на меня надейтесь, – сказал однорукий на прощание. – Попробуйте разыскать его и по другим каналам.
      Сильви кивнула, поблагодарила. Наконец-то у нее появилась смутная надежда.
      Две недели спустя от радостного ожидания не осталось и следа. Ледяной ветер гулял над пепелищем; серое, безжалостное небо гасило последние лучи надежды. Сильви пробовала разыскать родственников по довоенным адресам. Она бродила по улицам, от которых остались одни названия, но все ее поиски были безрезультатны. Никто ничего не знал. Русские чиновники, к которым она обращалась за помощью, относились к ней с явной враждебностью и на вопросы не отвечали. Сильви начинала понимать, что конец войны не принесет на эту землю настоящего мира.
      Однажды среди выжженных руин Сильви обнаружила шляпную мастерскую, расположенную в полуподвале. Абсурдность этого зрелища заставила ее сначала засмеяться, а потом расплакаться. В последнее время Сильви вообще часто плакала – причем слезы выступали на глаза неожиданно, иной раз прямо на улице, среди толпы.
      Слезы были реальностью. Такой же, как и нескончаемое ожидание, наполнявшее все ее дни. Ежедневно Сильви навещала однорукого, но он лишь отрицательно качал головой. Сильви вывешивала объявления, перепробовала массу иных способов, однако тщетно. Она начинала понимать состояние Каролин, утратившей рассудок от безрезультатных поисков. Томительное ожидание, возрастающая безнадежность ложились на душу тяжелым грузом. С каким наслаждением Сильви обняла бы сейчас свою несчастную подругу и зарыдала бы вместе с ней!
      Вскоре ожидание стало невыносимым, удушающим. Время утратило всякий смысл. Сильви уже не помнила, сколько времени провела в Варшаве. Лишь растущий живот, отражавшийся в потрескавшемся зеркале, напоминал ей о течении дней. Сильви решила съездить в Лодзь. В этом большом индустриальном городе тоже когда-то жили родственники. Но по имевшемуся у нее адресу она никого не нашла.
      Она вернулась в Краков, под гостеприимный кров консулата. Сильви уже начинала забывать, кто такой Анджей, зачем она его разыскивает. Она подходила на улице к светловолосым мужчинам, искательно заглядывала в их лица, извинялась, отходила. Лицо Потацкого вспоминалось смутно. Иногда Сильви вообще забывала, кого она разыскивает. Образ Анджея смешивался с образом покойного отца, потом перед глазами почему-то возникало лицо матери. Как-то утром Сильви проснулась, всхлипывая и шепча: «Папуш, мама».
      Именно тогда она решила поехать на могилы отца и матери.
      А на следующий день пришло письмо от Анджея. Сильви была готова танцевать от радости, не верила своему счастью. Потацкий сообщал, что непременно ее навестит, но пока не может сообщить, когда именно. Так или иначе, они встретятся.
      Сильви внезапно увидела отца, раскрывающего ей объятия. А вот она и Тадеуш беззаботно несутся через лесную чащу, увлеченные очередной проказой. Потом возникло лицо Анджея. Сильви легла на постель и улыбнулась.
      Ожидание продолжалось, но теперь оно перемежалось воспоминаниями. Шли дни, недели, но Анджей так и не появлялся.
      Сильви сидела в маленькой комнате и шила. Прежняя одежда на нее больше не налезала. Приходилось брать две юбки, пороть их и кроить из двух одну новую. Пальцы плохо слушались, на глаза то и дело набегали слезы. Придет он когда-нибудь или нет? Бездействие давило тяжелым грузом.
      В комнату вошел консул. Он посмотрел на ее тонкое, измученное лицо, перевел взгляд на выпуклый живот и деликатно откашлялся.
      – Мадам Жардин, я вот тут подумал… Может быть, вам вернуться во Францию? На этой неделе туда едет мой хороший знакомый. Он может вас сопровождать.
      Сильви посмотрела на дипломата затуманенным взглядом, ее ладонь инстинктивно опустилась на живот, словно защищая будущего ребенка.
      – Да, вы правы, – прошептала она, благодарная за заботу. – Но мне понадобится еще неделя. Возможно, две.
      Нет, она не могла представить себе, что уезжает отсюда.
      – Я жду своего друга. И еще я должна съездить на могилу родителей.
      Консул не стал ее разубеждать. Эта женщина вовсе не казалась ему сумасшедшей – ему случалось видеть такое и прежде. Поэтому дипломат лишь грустно покачал головой и решил, что постарается по крайней мере облегчить ее задачу. Он пообещал, что достанет билет до Люблина.
      И все же визиты консула расстраивали Сильви. Поэтому она старалась как можно больше времени проводить на улице, в немногих уцелевших кафе. Однажды она услышала, как за соседним столиком двое журналистов по-английски говорят о партизанской борьбе на востоке страны, о боях повстанцев с русскими. Должно быть, Анджей находится там, с упавшим сердцем подумала Сильви. Ведь он написал в том, первом письме, что Польша свободна, но снова в цепях. Вот что он имел в виду. Анджей по-прежнему сражается. Сильви подошла к журналистам, сказала, что невольно подслушала их разговор, и спросила, где именно идут бои. Она непременно должна туда отправиться, разыскать человека по имени Анджей Потацкий.
      Корреспонденты смотрели на нее так, словно она совсем спятила.
      – Женщинам там делать нечего, – буркнул один.
      Второй добавил:
      – Я видел деревню, в которой побывали казаки. Они изнасиловали почти всех женщин, даже беременных.
      Он со значением посмотрел на ее выпуклый живот. Оба журналиста в один голос советовали побыстрее возвращаться во Францию.
      Сильви побрела назад в консулат. Никто ее не понимал, разговаривать с окружающими было бессмысленно. Единственная настоящая реальность – мир теней, живших в глубинах ее души.
      А потом неожиданно появился Анджей. Раздался стук в дверь, и горничная, обслуживавшая сотрудников консулата, попросила мадам Жардин пройти в гостиную. Тяжело ступая, Сильви открыла дверь и увидела мужчину в шинели, нетерпеливо расхаживавшего взад-вперед по комнате.
      – Анджей, – прошептала Сильви.
      У нее подкосились ноги, но горничная подхватила ее и помогла сесть на диван.
      – Анджей, неужели это действительно ты?
      Ее осевший от волнения голос звучал едва слышно.
      Потацкий крепко взял ее за руку.
      – Сильвечка, ты совсем рехнулась! Что ты делаешь в этой забытой Богом стране?
      Горничная деликатно вышла за дверь.
      Сильви смотрела на Анджея. Он совсем исхудал, лицо приобрело землистый оттенок, но из-под льняной пряди волос по-прежнему задорно блестели глаза.
      – Анджей, Анджей.
      Она повторила это имя несколько раз, потом крепко обняла Потацкого.
      – Я приехала, чтобы найти тебя, и я тебя нашла. – Ее губы тронула озорная улыбка. – А раз я тебя нашла, я заберу тебя с собой.
      – Полоумная. – Он покачал головой, глядя на нее с нежностью.
      Потом, внезапно превратившись в дерзкого мальчишку, похлопал ее по животу: – Это что, подарок мне к Рождеству?
      Сильви застенчиво потупилась, оставив вопрос без ответа.
      – Ты ведь поедешь со мной во Францию?
      Она еще крепче вцепилась в его руку.
      Анджей шутливо закатил глаза, но его лицо тут же посерьезнело.
      – Сильвечка, ты очень храбрая, и я рад тебя видеть. Рад, что ты жива и здорова. Но ты понятия не имеешь, что здесь происходит. – Он подозрительно огляделся по сторонам и понизил голос. – Тут тебе не Франция. Наша страна по-прежнему воюет. Для нас война не кончилась. – Его глаза вспыхнули огнем. – Годами мы жили в подполье, как крысы. Мы потеряли миллионы лучших людей, потеряли наши города. И все ради чего? Чтобы быть рабами русских? Тебе этого не понять!
      Анджей говорил страстно и нетерпимо – точь-в-точь как покойный отец Сильви.
      – Немцы уничтожали нас в Варшаве, как мух, а русские, наши долгожданные спасители, спокойно за этим наблюдали.
      Анджей яростно взмахнул рукой, изображая, как давят муху.
      – Да, немцы истребляли нас, а русские в это время прекратили огонь. Им нужно наше достояние, они хотят превратить нас в рабов. – Анджей не договорил и уставился на нее бешеными глазами. – Зачем я все тебе рассказываю? Это тебя не касается. Но знай: борьба продолжается. Мы ведем партизанскую войну.
      Он так крепко стиснул ее пальцы, словно хотел их сломать.
      – Так что никуда я с тобой не поеду, Сильвечка. – Глаза его смотрели грустно. – Но я очень рад тебя видеть. И я счастлив, что ты готовишься стать мамочкой. Возвращайся домой, живи в безопасности.
      Лицо Сильви побледнело.
      – Ты хочешь, чтобы я уехала?
      Он кивнул.
      – Да, в нашем распоряжении одна ночь. Я должен показать тебе красоты Кракова. – Он горько усмехнулся. – Угостить тебя жареным фазаном и напоить изысканными винами. Мы оба проделали долгий путь, чтобы встретиться. Но завтра, – он нежно погладил ее по руке, – завтра ты сядешь в поезд и отправишься в Париж.
      – Нет!
      По лицу Сильви текли слезы, но голос ее звучал вызывающе. Анджей не может исчезнуть так быстро! Она спорила, упрашивала, убеждала. Пусть он хотя бы съездит с ней в родительскую усадьбу.
      На это Анджей согласился.
      В нормальное время до Люблина можно было доехать по железной дороге за несколько часов, но из-за разрухи путешествие заняло почти целый день. Впрочем, Сильви ничуть не была этим расстроена. Она сидела в холодном вагоне, держа Анджея за руку. Ее мысли витали где-то между прошлым и настоящим. Перед глазами возникали сцены из детства, похожие на обрывки давно забытых снов. Сильви рассказывала Анджею о минувших днях, бессознательно перейдя на ребяческий язык своего детства.
      До города они добрались уже ночью. Анджей сказал, что необходимо найти комнату. По счастливой случайности, им действительно удалось разыскать место для ночлега – комнату с большой двуспальной кроватью. Они спали рядом, не раздеваясь, словно невинные дети, не утратившие надежду. Сильви снился сон о доме, об отце. Во сне пахло вишневым вареньем, ароматом листвы.
      Таков был рай до грехопадения.
      Но наутро Анджей утратил терпение.
      – Сильвечка, – сказал он серьезно, беря ее за руку. – Мне нужно возвращаться к моим людям. Они меня ждут.
      По ее щекам потекли слезы.
      Он обнял ее за плечо.
      – Есть поездки, которые лучше совершать в одиночестве, – нежно прошептал он. – Поверь мне, так будет лучше. Я что-нибудь придумаю.