Память и желание. Книга 1

Однажды ночью, когда Каролин не пожелала идти ей навстречу, Сильви пригрозила, что найдет себе мужчину. Сказала, что такое с ней уже случалось. Целых три недели разобиженная и ревнующая Каролин отказывалась с ней разговаривать. Лишь когда Сильви поклялась, что любит свою подругу больше, чем всех мужчин на свете, их отношения возобновились. Затем Сильви решила придать пикантности их любви и с этой целью стала предпринимать небольшие вылазки в мир мужчин. Она одевалась вызывающе, отправлялась в какой-нибудь дансинг и танцевала там до упаду с незнакомыми мужчинами. Если их приставания становились слишком назойливыми, Сильви просто убегала. Раза два она попала в опасную и неприятную ситуацию. А однажды вольности случайного кавалера зашли слишком далеко.
      Зато рассказы, которыми Сильви развлекала свою подругу, наполняли их тайные свидания еще большей страстью. Так продолжалось до тех пор, пока Сильви не познакомила Каролин с Жакобом. Тут Каролин объявила, что с детскими глупостями покончено.
      – Кончено! – решительно хлопнула она в ладоши. – А если нет – ты меня больше вообще не увидишь.
      Пришлось согласиться. Так или иначе, после встречи с Жакобом девичьи игры перестали казаться Сильви такими уж занимательными. Однако сегодня ночью ей неудержимо захотелось вновь ощутить ласку и внимание подруги.
      – Я же сказала тебе – с этим покончено, – сердито заявила Каролин. – Одевайся и перестань вести себя как шлюха.
      Слово «шлюха» пользовалось у подружек особенной популярностью – они часто пользовались им во время своих тайных игр.
      – Я шлюха? – скорчила гримасу Сильви. – А кто первой соблазнил бедную невинную девочку? Может быть, тебя привлекло вот это? – Она подняла золотистую ножку. – Или это? – Обхватила руками свои груди. – Или это? – показала Каролин заостренный язычок.
      Все эти жесты были не более, чем игрой, правила которой подруги усовершенствовали в течение нескольких лет.
      Но именно в это время мимо комнаты проходил Жакоб, возвращаясь к себе в спальню. Заинтересованный звуком голосов, он остановился и против воли прислушался. Откуда ему было знать, что Сильви произносит слова ритуала, давно уже утратившего всякий смысл. Жардин чуть не задохнулся, почувствовав, что черная туча, нависшая над ним в последние недели, окутывает его со всех сторон. Так, значит, интерес Сильви к нему был не более, чем минутной прихотью? Жакоб не слишком удивился, узнав об отношениях Сильви с Каролин – он подозревал нечто в этом роде. Но одно дело – подозревать, а другое услышать наяву, да еще представлять себе, как это выглядит… Образ Сильви окутался в его глазах еще большей тайной, усугубленной привкусом отчаяния. Лицо Жакоба исказилось от боли.
      Примерно с таким же выражением лица Каролин наблюдала за дикими выходками Сильви, которая и в самом деле выглядела очень соблазнительно.
      – Перестань, Сильви. Хватит. Уходи!
      Каролин отвернулась от своей подруги и стала смотреть в окно.
      – Ладно, я ухожу.
      Смирившись, Сильви выскользнула за дверь.
      Жакоб, находившийся в дальнем конце коридора, возле своей комнаты, обернулся, и ему показалось, что Сильви взглянула прямо на него.
 
      На следующий день за обедом Жюли Эзар слегка дрожащим голосом объявила гостям, что Сильви исчезла.
      – Как так исчезла? – растерянно переспросил Жерар. – Она мне не говорила, что уезжает.
      – Таковы женщины, сын мой, – важным тоном заявил Эмиль Талейран. – Они никогда нас не предупреждают о своих поступках. Поживешь – узнаешь.
      Он с довольным видом похлопал себя по животу.
      Жерар вспыхнул, а его отец как ни в чем не бывало продолжил:
      – Недавно одна из моих газет напечатала статью о женщине, которая в самый разгар званого ужина, перед десертом, вдруг вышла из комнаты, а обратно вернулась через три года, тоже во время десерта. – Он громко хохотнул, оглядывая лица соседей. – Но это, конечно, всего лишь газетная история… – спохватившись, пробормотал он.
      – Сильви сказала, куда она отправилась? – спросила Каролин, стараясь не показать своего волнения. Она чувствовала себя виноватой, и на ее честном лице появилось глубоко несчастное выражение.
      – Скорее всего, в Париж, – неуверенно предположила Жюли Эзар.
      Она обернулась к Жакобу и оправдывающимся тоном сказала:
      – Сильви говорила, что не хотела сюда приезжать. Там должен состояться какой-то концерт, на котором она собиралась присутствовать…
      Поль Эзар успокаивающе положил жене руку на плечо:
      – После обеда позвоним в Париж. Я уверен, что она дома.
      – Я уже звонила, – негромко сказала Жюли. – Ее там нет. Слуги ее не видели.
      – Наверно, отправилась к какой-нибудь подруге, – спокойно заметила принцесса Матильда.
      Она не могла подавить в себе радость – отсутствие Сильви будет как нельзя более кстати.
      Но, взглянув на лицо Жакоба, Матильда поняла, что это ничего не изменит.
 
      Сильви очень хорошо знала, куда едет. Она сидела в купе, загипнотизированная ритмичным покачиванием вагона. Все на свете утратило смысл, остались только стук колес да сельский пейзаж за окном: зеленые поля, обожженная солнцем земля, голые скалы. Еще за окном выплывали апельсиновые и грушевые сады; ветви сгибались под тяжестью плодов. Спустились сумерки, на смену им пришла темная южная ночь. Сильви смежила веки. Свободна! Никто не знает, куда она отправилась. Ни один человек. Душу девушки переполнял такой же восторг, как в детстве, когда она убегала в лес, спасаясь от шлепков и злых криков слишком строгой гувернантки, вырываясь на волю из удушающей атмосферы послеобеденной скуки.
      Сильви сошла с поезда в Апте, на маленькой станции. На платформе не было никого, кроме контролера, и девушке вдруг стало страшно.
      – Мне нужно в Руссильон, – сказала она контролеру.
      Тот подозрительно уставился на нее, насупив мохнатые брови, и указал на единственное такси. Шофер дремал за рулем. Постучав в окошко, Сильви назвала адрес.
      – Ну нет, сейчас уже слишком поздно, – ответил шофер. – Завтра.
      – Что же мне делать? – в отчаянии спросила Сильви.
      – Вон там гостиница. – Он показал направление. – Может, хозяева еще не спят.
      Сильви увидела в отдалении мрачное двухэтажное здание с ржавой вывеской «Отель путников».
      Она мысленно прикинула, сколько остается денег. Если провести ночь в гостинице да потом еще потратиться на такси, кошелек совсем опустеет. Сильви поникла головой.
      – Я подожду здесь. – Она показала на деревянную скамью. – Когда будете готовы к поездке, позовите меня.
      Шофер с изумлением наблюдал, как она устраивается на скамье.
      – Ох уж эти парижане, – довольно громко пробормотал он, качая головой.
      С первыми же лучами солнца Сильви вновь подошла к такси и увидела, что машина пуста. Ее вновь охватило отчаяние. Тело ныло после ночи, проведенной на жесткой скамейке. Сильви чувствовала себя грязной, несвежей. Снова ждать! Она ненавидела ожидание.
      Тут ее внимание привлек стук и скрип. Обернувшись, она увидела, что возле маленькой гостиницы идет возня – на тротуаре расставляют столы, стулья, разноцветные зонты. Надо выпить кофе, с облегчением подумала Сильви и быстро направилась к маленькому бару.
      – А вот и моя первая клиентка, – приветствовал ее таксист, мирно отхлебывавший кофе с молоком.
      При свете дня Сильви рассмотрела этого человека получше. Невысокий, крепкий мужчина с загорелыми сильными руками. Синяя рубашка, белозубая дружелюбная улыбка. Сильви впилась зубами в горячий, хрустящий круассан. Все-таки она правильно сделала, что решила сюда приехать!
      Такси ехало по узкой пыльной дороге мимо крошечных деревенек. На горизонте вырисовывались остроконечные силуэты прованских гор. Песчаные почвы сменились глинистыми, и шофер объявил:
      – Подъезжаем к Руссильону.
      Город, состоявший из домов красного кирпича, расположился на холме. На самой вершине высились стены и шпили замка. Дорога резко пошла в гору, петляя вокруг холма. По ту сторону возвышенности открылся вид на целое море виноградников, заполнивших всю долину.
      Сильви велела остановить машину возле старого крестьянского дома, со всех сторон окруженного виноградниками. Окна были закрыты ставнями, изнутри не доносилось ни единого звука. Сильви неуверенно посмотрела на шофера.
      – Может быть, они еще спят?
      Тот пренебрежительно пожал плечами.
      – Чего вы от них хотите? Художники, парижане. Мне рассказывали про них. Думаю, они просыпаются только к вечеру.
      – Может быть, зайдете, выпьете? – щедро предложила Сильви, успокоившись.
      Она постучала в массивную деревянную дверь, а шофер лишь скептически покачал головой.
      Дверь открыл сам Мишель Сен-Лу – коренастый, побронзовевший от загара, с крепкими руками простолюдина.
      – Сильви? – удивленно воззрился он на гостью. – Вот уж не думал, что ты к нам соберешься.
      Он восхищенно распростер объятия и прижал ее к себе.
      – Я тоже не думала, – ответила она, припадая к нему.
 
      Жакоб вышел из такси перед отелем «Крийон», взглянул на часы и подождал, пока машина отъедет. По площади Согласия струился сплошной вечерний поток автомобилей. Миллионы огней еще более подчеркивали черноту деревьев аллеи, обрамлявшей Елисейские поля.
      Жакоба вызвала принцесса. Записка, переданная в госпиталь, гласила: «Отель «Крийон», половина девятого». Не прийти Жардин не мог. Следовало собраться с мыслями перед этой встречей. Принцесса завтра уже уезжала, а он ни разу с ней так и не виделся наедине. После того ужасного дня в Фонтенбло Жакоб ни разу даже не позвонил Матильде. Он знал, что ведет себя как последний трус, но порадовать ее ему все равно было бы нечем. Не мог же он изливать перед Матильдой душу, жалуясь на Сильви и на свою горькую судьбу. А кроме исчезновения Сильви, Жакоба ничего больше не интересовало. Работа в госпитале позволяла хоть как-то держаться на плаву.
      Нет ничего труднее, чем сказать женщине, которую глубоко уважаешь, что твое чувство к ней умерло. И это притом, что любовь принцессы все еще жива. Жакоб думал, что все было бы гораздо проще, если бы внутренние часы Матильды шли в том же темпе, что его собственные. Поддавшись порыву, он резко развернулся, вошел в дорогой магазин и купил простые, но очень изящные платиновые часики. Даже принцесса при всем своем богатстве была бы рада такому подарку. К часам Жакоб приложил карточку: «Время и его нехватка наша вечная проблема. С любовью, Жакоб». Затем он зашел в цветочную лавку и купил огромный букет бархатисто-красных и снежно-белых роз. Он распорядился, чтобы букет и часы немедленно доставили в гостиничный номер принцессы. Выждав пятнадцать минут, Жакоб вошел в отель.
      – А я уже думала, что ты не придешь.
      Принцесса открыла ему дверь сама.
      – Я всегда прихожу, когда меня зовешь ты. Так будет и впредь, – просто сказал Жакоб. – Ты значишь для меня очень много. Думаю, тебе это известно.
      Она смотрела на него с колебанием.
      – Да, я это знаю. И благодарна. – Она подняла свою тонкую руку, на запястье блеснул его подарок. – Я буду хранить его.
      – Да, время – вещь бесценная.
      – У нас есть сегодняшний вечер. И вся ночь. Это само по себе бесценно, – прошептала она.
      У Матильды был такой вид, словно она изо всех сил старается смириться с судьбой. Жакоб смотрел на нее почти с благоговением.
      Они сели у окна и долго смотрели на сияющую огнями площадь Согласия, на длинную ленту Елисейских полей, упирающуюся в Триумфальную арку.
      – Это наш город, – сказала принцесса.
      Жакобу неудержимо захотелось обнять ее, прижать к себе. Нежное лицо принцессы, мягкие черты которого подчеркивал персиковый оттенок летнего платья, было грустным и в то же время каким-то замкнутым. Точно так же выглядели и великолепные покои – без вычурностей и мишуры, но в каждой детали ощутимо дыхание истории.
      Матильда пригласила Жакоба к столу, накрытому в углу салона. В серебряном ведерке стояли две бутылки шампанского.
      – Сегодня я буду обслуживать тебя сама. Думаю, ты не обидишься за то, что горячих блюд не будет. – По ее выразительному лицу скользнула улыбка. – У нас будет пикник, но с большим количеством столового серебра.
      Жакоб налил шампанское, и они подняли бокалы.
      – Итак, друг мой, – сказала принцесса. – У нас все кончено.
      Жакоб пожал плечами:
      – Кажется, так и есть.
      Внезапно ему показалось, что эта комната, высоко вознесенная над ночным Парижем, представляет собой островок, не подвластный реке времени. Лишь ноющая боль в сердце напоминала о Сильви, о мучениях последних месяцев. Но эти воспоминания сейчас казались Жакобу бесконечно далекими. Он смотрел принцессе в глаза.
      – Ты опять меня околдовываешь.
      Матильда почувствовала его настроение.
      – Всего лишь на одну ночь. Завтра я уезжаю.
      Жакоб не стал спорить. Они некоторое время сидели молча, потом Матильда подняла крышку серебряного подноса, и Жардин увидел, что меж льда живописно разложены устрицы, омары и прочие морские деликатесы.
      – Я знаю, я всегда требовала от тебя невозможного, – нарушила молчание Матильда. – Я была слишком эгоистична.
      Жакоб энергично покачал головой.
      – Нет, я сам принял эти условия игры. Ты не виновата в том, что произошло… – Он вскинул руки, не зная, как лучше объяснить. – Так уж сложилось, – неловко закончил он.
      – А эта девочка, в которую ты влюблен… Сможет ли она сделать тебя счастливым?
      Едва договорив, Матильда поняла, что сделала ошибку. Жакоб ведь ни в чем ей не признавался, не называл никакого имени. Он всего лишь сделал намек, а остальное – ее предположения. Лицо Жардина потемнело. Ему не хотелось конкретного разговора.
      – Девочка? Каждый из нас в глубине души ребенок, – резковато сказал он. – Иногда запросы ребенка могут показаться странными даже нам самим.
      – Извини, – не стала настаивать Матильда. – Я пригласила тебя сюда не для того, чтобы донимать расспросами.
      Но Жакоб все же решил ответить:
      – Да, Сильви еще девочка. Но в то же время она – женщина. И мне нужны обе – и девочка, и женщина. А что до ответа на твой вопрос… Я не знаю, сделает ли она меня счастливым.
      Итак, имя было произнесено вслух. Принцесса решила этим воспользоваться.
      – Я знаю Сильви много лет. Ее родителей я тоже знала.
      – И ты не одобряешь мой выбор, да? Ну, признайся в этом.
      Принцесса ответила не сразу. Потом ее лицо осветилось обворожительной и тонкой улыбкой.
      – Будь я мужчиной, я, возможно, одобрила бы твой выбор. Она необычайно хороша. Но я женщина… – Матильда бессильно развела руками.
      Жакоб засмеялся.
      – Неужели ты думаешь, что я об этом забыл?
      Он выпрямился во весь рост, раскинул руки.
      – Идите сюда, госпожа принцесса. Давайте проверим, насколько сильны мои воспоминания.
      Он поцеловал ее с неспешностью гурмана. Матильда тихонько застонала и обхватила руками его голову. Жакоб подхватил ее и понес к двери.
      – Если ваше высочество не сочтет мое предложение дерзостью, я готов сопроводить вас в спальню и предаться там воспоминаниям…
      Он иронически улыбнулся.
      – Твои предложения никогда не казались мне дерзкими, – ответила она, тоже улыбаясь.
      – Да, нам всегда было не до этикета, – весело кивнул Жакоб.
      Он ушел от Матильды на рассвете. Покидать ее теплое ложе было нелегко, но оба любовника знали, что их роман окончен.
      – Что ж, последняя ночь была достойна нас обоих, – сказала Матильда на прощание, глядя ему в глаза.
      Жакоб сжал ее руку:
      – Спасибо, друг мой.
      Две недели спустя Жакобу позвонила Каролин.
      – Нам нужно немедленно увидеться.
      Ее голос, обычно такой мягкий, звучал напряженно.
      – Это касается Сильви.
      – Где она?
      – По телефону не могу. Встретимся в «Кафе де ла Пэ» через полчаса. – И она повесила трубку.
 
      – Вы должны привезти ее.
      Каролин, сидевшая напротив Жакоба, смотрела на него своими серьезными глазами. Ее пухлые пальцы теребили салфетку.
      – Вы должны это сделать!
      – Повторите мне еще раз, что вам сообщил Мишель Сен-Лу.
      Жакоб зажег сигарету и глубоко затянулся.
      – Он сказал, что очень обеспокоен. Сильви ведет себя странно, и он не знает, как с ней быть.
      – Почему он не позвонил Эзарам?
      Каролин нетерпеливо передернула плечами.
      – Должно быть, не хотел их тревожить. Мой телефонный номер он нашел в записной книжке Сильви.
      – А почему он не позвонил мне?
      Она отвела глаза.
      – Не знаю… – Она нервно взяла у него сигарету, затянулась и закашлялась. – Сильви сказала, что не желает вас видеть. Заявила, что вы – самый последний человек на всем белом свете, с кем она хотела бы встретиться.
      Жакоб нахмурился.
      – И тем не менее вы считаете, что я должен к ней ехать? Почему я, а не вы?
      Он смотрел на Каролин с подозрением. Очевидно, эта девушка с серьезным лицом не знала, что он проник в тайну ее отношений с Сильви.
      – Не нужно слушать, что она говорит, – вздохнула Каролин. Глаза ее задумчиво смотрели куда-то вдаль. – Я знаю, на самом деле она так не думает. Сильви постоянно говорит вещи, которые ровным счетом ничего не значат.
      Их взгляды встретились, и оба внезапно осознали, что между ними существует очень крепкая связь – любовь к Сильви.
      – Если хотите, я поеду с вами, – предложила Каролин. – Но судя по словам Мишеля, мне эта задача не под силу. Кроме того, я подозреваю, что истинная причина ее состояния – вы. Прошу вас, поезжайте.
      – Конечно, поеду.
      Жакоб встал. Ему и в голову не приходило, что он может остаться в стороне.
      Он немедленно позвонил своему ассистенту и объяснил, что будет отсутствовать несколько дней. Оставил подробные инструкции, уложил вещи в чемоданчик и сел в автомобиль. Жардин долго гнал машину сквозь ночную тьму. Когда начали слипаться глаза, вырулил на обочину и на несколько часов забылся сном. На следующий день утром он был уже в Руссильоне.
      Когда Жакоб приблизился к дому Мишеля Сен-Лу, его взору открылась картина, которую он запомнил на всю жизнь. Деревенский дом, залитый щедрым солнцем; окна гостиной распахнуты, белые тюлевые занавески слегка колышутся на ветру. Насупленный Мишель сидит возле мольберта, размазывая по холсту краску. Перед ним, раскинувшись на камышовом кресле, лежит Сильви. Она обнажена по пояс; длинная, широкая юбка прикрывает ноги. Голова Сильви откинута назад, волосы свисают до самого пола. Полузакрытые глаза поражают невероятной синевой. Выглядела эта сцена интимно, по-семейному.
      Лицо Жакоба исказила гримаса ревности. Каролин его обманула! Он будет здесь лишним.
      – Привет, Мишель. Привет, Сильви, – сказал он неестественно громким голосом. – Надеюсь, я не слишком вам помешал?
      – Жакоб! – Его друг отшвырнул кисть и бросился ему навстречу. – Как же я рад тебя видеть! – Он с неподдельной радостью пожал Жакобу руку. – Сильви, смотри – Жакоб приехал.
      Он тщательно выговаривал каждый слог, словно говорил с маленьким ребенком.
      – Видишь, это Жакоб, – повторил он.
      Сильви даже не пошевелилась. Лишь ее глаза открылись чуть шире.
      Мишель подошел к ней, потряс ее за плечи.
      – Оставь ее в покое, – тихим, угрожающим голосом приказал Жакоб. – Я сказал – оставь ее!
      Это был голос не ревнивого любовника, а врача. Жардин понял, что Сильви в тяжелом состоянии.
      При звуке его голоса Сильви медленно повернула голову в его сторону. Губы ее растянулись в белозубую улыбку, но сразу после этого ее лицо приняло прежнее безучастное выражение.
      Жакоб стиснул кулаки. Он жестом пригласил Мишеля пройти в соседнюю комнату. На стенах среди множества холстов были развешаны фотографии. Судя по всему, сделаны они были недавно. На одном из снимков Мишель Сен-Лу склонился над Сильви, властно накрыв ладонями ее голые груди. Жакоб собрал в кулак все свое мужество.
      – Что тут происходило? – спросил он, убедившись, что Сильви их не слышит.
      Мишель пожал плечами. Лоб его был озабоченно нахмурен.
      – Сам не понимаю. Все было прекрасно, Сильви буквально лучилась от счастья. – Его взгляд принял мечтательное выражение. – А где-то примерно с неделю назад все вдруг изменилось. Конечно, Сильви всегда была немножко бешеная, но все мы к этому привыкли. Мы оба писали ее портреты, и Макс, и я. Еще здесь была Настаси. Девочки рисовали, мы вместе плавали, выпивали, гуляли, упражнялись в автоматическом письме. В этом жанре Сильви была особенно хороша. У нее получались прекрасные эротические рисунки, единороги, изображения виноградной лозы.
      Мишель слегка покраснел.
      – Ты спал с ней? – тихо спросил Жакоб. – И сейчас тоже с ней спишь?
      Он с удовольствием двинул бы своего приятеля по физиономии, но нельзя было мешать личное с профессиональным.
      – Я… Она… – Мишель колебался, отводя взгляд. Потом отрешенно махнул рукой. – Она все время меня провоцировала. То прижмется, то погладит, то кокетливо посмотрит. Я знал, что ты и она… Но потом подумал – ведь она приехала сюда одна… Она меня так возбуждала. – Мишель беспомощно смотрел на своего друга. – Так или иначе, ничего из этого не вышло. И я не хочу об этом говорить.
      – Мне нужно это знать, – с металлом в голосе сказал Жакоб.
      Мишель поставил на стол бутылку вина, открыл пробку, наполнил два стакана. Свой опорожнил единым залпом.
      – Да ничего не было, Жакоб. Когда дошло до дела, у нас ничего не вышло. Я старался, но… В общем, не желаю об этом говорить. – Он немного помолчал. – Наверно, во всем виновата картина. Именно с нее все началось.
      – Какая картина? Рассказывай.
      – Понимаешь, я написал ее портрет в виде птицы. Потом покажу. По-моему, картина получилась отличная.
      – Про картину позже. Расскажи мне, с чего начались проблемы.
      – С птицы. Она помешалась на птице.
      – Ну?
      – Почему-то Сильви решила, что она и есть та птица. Отыскала дохлую мышь, которая валялась вон там. – Он показал куда-то в сторону. – Притащила ее ко мне. «Смотри, – говорит. А сама такая радостная. – Я тебе мышку поймала. Видишь, у нее на шее след моих зубов». – Мишель содрогнулся. – Потом притащила еще одну, еще. Выложила их передо мной в ряд. Я хотел ей помешать, говорил, что мне эта дурацкая игра надоела. Она говорит: «Тебе что, птицы не нравятся? Моему брату нравились птицы, но он умер. И эти мыши тоже умерли. Я убила своего брата и улетела». Я не знал, что ей ответить. Выкинул мышей, и с тех пор она не сказала мне ни единого слова. Она вообще все время молчит. Ходит по дому или сидит на месте.
      Мишель снова передернулся.
      – Почему ты сразу со мной не связался?
      – Да я хотел. Когда она еще только начала свои птичьи игры, я предложил: «Давай пригласим Жакоба». Ты знаешь, что она сделала? Двинула мне по физиономии и расцарапала всю щеку. Полюбуйся.
      Жакоб увидел на лице Мишеля следы ногтей.
      – Тогда-то ты и позвонил Каролин?
      Мишель кивнул.
      – Я был просто в отчаянии. Порылся в ее сумочке, нашел записную книжку. Кроме Каролин, я никого там не знал. – Он помолчал. – Жакоб, как я рад, что ты приехал. Ты сможешь мне помочь?
      Жардин пожал плечами.
      – Поживем – увидим. Во всяком случае, не путайся у меня под ногами.
      Мишель вздохнул с облегчением.
      – С преогромным удовольствием. Я уеду в Горд на целый день.
      Он с готовностью вскочил на ноги.
      – И еще одно, – задержал его Жакоб. – Тебе очень дорога твоя картина?
      – А что?
      – Возможно, понадобится от нее избавиться.
      Мишель насупился.
      – Но это одна из моих лучших работ. Я… – Он взглянул на мрачное лицо Жакоба и сдался. – Ладно, поступай, как знаешь. Но тебе обязательно нужно посмотреть на рисунки Сильви. Скорее всего их ты тоже захочешь уничтожить.
      Сделав этот прощальный выстрел, Мишель ретировался, а Жакоб отправился к Сильви.
      Она неподвижно лежала в той же позе. Жакоб сел рядом на диван и стал ждать. Прошло очень много времени, прежде чем Сильви пошевелилась. Она встала, набросила на плечи рубашку. На Жакоба не смотрела, но он знал, что она его видит. Потом Сильви подошла к мольберту и пристально на него уставилась. Села за стол, взяла карандаш, быстро сделала набросок. Подошла к Жакобу, бросила листок к его ногам и повернулась спиной. Жакоб подобрал рисунок. Там была изображена птица с черным человеческим лицом. Птица сидела в клетке, клюв ее был стянут толстой веревкой.
      Сильви смотрела на него, и Жакоб решил ей подыграть. Он подошел к стене, у которой были составлены в ряд холсты Мишеля, и стал брать их в руки один за другим. Вот и Сильви в обличье птицы. Да, Мишель прав – картина была очень хороша. Волшебная птица с лицом Сильви смотрела с полотна как живая. Жакоб подумал, что с таким тяжелым оперением этому созданию не взлететь. Он порылся в ящиках стола, нашел ножницы. Шанс, что удастся расшевелить Сильви, был невелик, но все-таки стоило попробовать. Демонстративно держа ножницы перед собой, он вернулся к дивану и стал ждать. Комната застыла в неподвижности, обволакиваемая жаром набирающего силу солнца. Казалось, весь мир впал в транс. Тишину прервало жужжание мухи. Внезапно Сильви молнией сорвалась с места и быстрым звериным движением поймала муху рукой.
      Сейчас она ее проглотит, подумал Жакоб. И действительно, Сильви поднесла муху ко рту, но тут на ее лице отразилось смятение. Внимательно рассмотрев свою добычу, она подошла к картине и с размаху раздавила муху о лицо чудо-птицы.
      Жакоб внутренне вздохнул с облегчением. Все не так плохо, как ему показалось вначале. Чувство вины, мучившее Сильви после смерти родителей и брата, приобрело болезненные размеры. Она вообразила себя птицей, улетевшей из родного гнезда. Но Сильви еще способна отделять свое «я» от птицы. Она не настолько безумна, как кажется Мишелю.
      На лице Сильви заиграла недобрая улыбка. Быстрым движением она выхватила у Жакоба ножницы, вернулась к картине и нанесла по холсту один-единственный удар. Потом, словно передумав, подошла к Жакобу и угрожающе занесла ножницы. Жардин смотрел ей прямо в глаза, но не шевелился. Какое-то время оба застыли в неподвижности: лицо мужчины было абсолютно бесстрастным, лицо девушки, прекрасное в своем безумии, излучало угрозу.
      – Уходи. Беги, – прошипела Сильви пронзительным шепотом.
      Она угрожающе взмахнула ножницами, но Жакоб не пошевелился. Ее слова подсказали ему – если не двигаться, она не нападет. Сильви еще раз рассекла ножницами воздух, а потом отшвырнула их на пол.
      – Уходи, – повторила она. – Уходи.
      Потом отбежала в противоположный конец комнаты и закрыла лицо руками.
      Жакобу очень хотелось подойти к ней, прижать к себе. Он хотел разделить ее муку. Однако вместо этого сказал нейтральным голосом врача:
      – Сильви, если ты хочешь, я уйду. Но недалеко. Я буду во дворе.
      – Уходи. – Она плакала. – Это ты его убил. Ты, со своими самолетами. Ты заслуживаешь смерти.
      Голос ее прерывался рыданиями.
      Жакоб медленно двинулся к двери. Ее слова на миг озадачили его, но потом он сообразил, что Сильви сейчас видит перед собой отца. Он был авиатором-любителем. Губы Жакоба тронула удовлетворенная улыбка. У подсознания есть свой механизм самозащиты. Сильви сбросила часть вины на своего покойного отца. Прекрасно – значит, бремя, которое она взвалила на себя, стало чуть легче.
      Он ходил взад-вперед по двору и терпеливо ждал. Страшновато было оставлять Сильви одну – в таком состоянии она могла что-нибудь с собой сделать. Но противиться ее воле не следовало – это могло привести ее в состояние агрессивности или же ввергнуть в еще большую изолированность. Жакоб то и дело поглядывал в сторону дома. Сильви стояла на коленях, спиной к нему. Он не видел, чем она там занималась. Тогда Жакоб сел в кресло неподалеку от окна и мысленно попытался разобраться в причинах бегства и душевного недуга Сильви.
      Тогда, в коридоре, он слышал, как Каролин отвергла свою подругу. Очевидно, это тоже сыграло роль. В подсознании девушки воскресли старые, забытые раны. Сильви никогда не говорила о матери. Должно быть, там не все в порядке. Жакобу рассказывали, что госпожа Ковальская была женщиной легкомысленной, которая уделяла дочери очень мало внимания и с готовностью сплавила ее учиться за границу. Собственно, ничего исключительного в этой ситуации нет. Беда в том, что мать ушла из жизни слишком рано – Сильви не имела возможности объясниться с ней, избавиться от этого комплекса. Интересно, какую роль отводила себе Сильви в отношениях с Каролин? Скорей всего роль мужчины.
      Жакоб встал и снова принялся расхаживать по двору. Все эти мысли причиняли ему боль. Особенно тягостно было думать о том, что Сильви лежала в постели Мишеля. Кажется, тот принуждал ее к сексу. Жакоб стиснул кулаки, чувствуя, что не справляется со своей задачей. Он слишком привязан к Сильви, чтобы мыслить ясно и профессионально.
      Мощеный двор раскалился от солнца, каменные плиты источали жар. Жакоб почувствовал, что его рубашка вымокла от пота. Он снял ее, вытер разгоряченное лицо. По оштукатуренной стене пробежала серая ящерка, подцепила длинным язычком муху и исчезла в трещине. В тяжелом полуденном воздухе звенели цикады. Жакоб перетащил кресло в тень и снова стал смотреть в комнату. Девушки не было видно, и сердце Жакоба сжалось от тревоги. Он вошел в комнату и огляделся. Сильви исчезла. По полу были разбросаны тысячи бумажных обрезков. Жакоб подобрал несколько из них и рассмотрел. Это были искромсанные рисунки Сильви. Откуда-то издалека донесся всплеск. Где же Сильви? Он побежал на звук, весь трепеща от страха.
      Тропинка вела вдоль виноградников, пунцовевших зрелыми гроздьями. Вскоре тропинка уперлась в густую стену зелени. Жакоб с отчаянием огляделся по сторонам. Он не мог ошибиться – всплеск донесся именно отсюда. Только бы не опоздать! Он хотел уже броситься в обратном направлении, но тут снова услышал плеск воды, причем совсем рядом. Кустарник казался непроходимым, но в этот миг Жардин заметил, что чуть в стороне ветки колышутся от легкого ветерка. Он наклонился, раздвинул ветви и увидел, что в кустарнике проделан небольшой проход. Нырнув в него, Жакоб оказался на берегу маленького пруда. Обнаженная Сильви лежала на спине у самой поверхности воды. Глаза ее были закрыты.