- Что вы! Нет, конечно...
      - Благодарю вас.
      Это "благодарю вас" тотчас ему сказало, что она вовсе не соотечественница и уж точно не русская.
      - Извините меня, пожалуйста, - проговорил он смущенно, - я и в самом деле принял вас... - он сбился, не зная, как сказать, - принял за жену.
      - За чью жену?
      - За мою.
      Она вяло улыбнулась:
      - А я думала, что это лишь у мужчин столько двойников.
      - Не понимаю...
      - Что же тут непонятного? Вы похожи на моего мужа.
      - Вы шутите? - Гей почему-то испугался.
      - Ничуть. Можете убедиться в этом сами.
      - Он здесь?
      - Да, конечно. Там. - Она кивнула, указывая в сторону ниши.
      - Этот... - Гей смотрел на усатого, не сводившего, как оказалось, взгляда с них. - Который был рядом с вами и - в церкви, и когда вы подходили к отелю...
      - Нет.
      - А кто ж тогда?
      - Жених.
      - Жених?!
      - Да. Это мой бывший муж, - сказала она как будто просто, без всякого усилия над собой.
      Гей долго смотрел теперь на жениха, сидевшего к ним лицом.
      Странно, думал Гей, как это раньше не бросилось в глаза, что жених и этот, усатый, все время будто охранявший шатенку в розовом, до того похожи друг на друга, что их можно было принять за близнецов.
      Жених, между прочим, тоже был усатый.
      Да, но и сам Гей, стало быть, похож на этих двоих. И не только усами, нынче мало ли кто носит усы. Похожесть была почти абсолютная, насколько он мог судить, отчего Гею стало не по себе.
      Он долго молчал, переводя взгляд с одного усатого на другого.
      Шатенка в розовом как ни в чем не бывало пила кефир.
      - Да, сходство редкое, - наконец произнес Гей, пытаясь понять, что стояло за всем этим. - А второй... не жених который, - запутался в словах Гей, - он вам кто будет?
      - Теперь никто. Он бывший муж невесты. И вообще... незаменимый друг Адама, - она кивнула, улыбаясь, на экран телевизора.
      - Эндэа?
      - Да.
      - Звучит как эндемик. Редкое, реликтовое растение, присущее только данной местности.
      - Подобные эндемики вообще-то встречаются в любой местности. И на Западе, и на Востоке. Где-то их меньше, а где-то больше. Это естественно. Суть проявления культуры.
      - Культуры?
      - Да, культуры чувств. Состояние человека и наследственное, и благоприобретенное. Вопрос уже социальный.
      - Тут мы с вами поспорим, боюсь... - произнес Гей как бы помимо своей воли.
      - Я понимаю. Вы, наверно, тоже не разделяете точку зрения западных ученых на вопросы социобиологии.
      - Хотя Самюэль Батлер придумал весьма остроумный афоризм, - уклончиво ответил Гей. - Курица есть не что иное, как средство, с помощью которого одно яйцо производит другое...
      Он засмеялся, но вышло весьма натянуто.
      Она сделал вид, что не заметила его скованности.
      - Что ни говорите, - весело пожала она плечами, - а в социобиологии, в этой науке о биологических основах любого социального поведения, есть много любопытного! Эдвард Осборн Вильсон из Гарвардского университета говорит, например, что ученые, которые отрицают роль генов в поведении людей, просто не желают считаться с огромным количеством фактов, доказывающих обратное.
      Господи, одернул себя Гей, о чем это они говорят?
      Но продолжил невольно мысль Алины:
      - Этот самый Вильсон выдвигает далеко идущие теории относительно эволюции таких человеческих свойств, как альтруизм, агрессивность, злоба, ксенофобия, конформизм и, конечно, сексуальная озабоченность.
      Кажется, она поняла, как ни странно, о чем он только что подумал.
      - Можно бы еще порассуждать, - она усмехнулась, - о так называемом эгоистическом гене...
      - То есть о таком генетическом материале, - понимающе усмехнулся и он, который создает новые организмы, наилучшим образом закрепляющие наследственную передачу того же самого гена.
      - Да, - кивнула она. - Только мы бы отвлеклись еще больше. Ведь мы говорили об игре природы. Посмотрите на невесту.
      Он быстро глянул. И будто прикипел к невесте взглядом.
      Это уже чересчур, сказал он себе.
      Невеста была похожа на шатенку в розовом.
      А значит, и на Алину?
      - Простите, - сказал он, встрепенувшись, - а как вас зовут? Уж не Алиной ли?
      Она улыбнулась так, будто сама и подстроила этот розыгрыш, который теперь подходил к концу.
      - Да, меня зовут Алина. Более того, Алиной зовут и невесту. И я не вижу в этом ничего особенного. Не такой уж редкий случай сходства имен.
      - Да, но еще и...
      - Похожи друг на друга сами люди, - кивнув, согласилась она. - И в этом тоже нет ничего удивительного. Слава богу, что в этом зале всего лишь несколько стереотипов. Три мужских и два женских...
      Гей вспомнил, что в Красной Папке лежала вырезка из книги доктора медицинских наук, профессора-иммунолога В. Н. Говалло "Почему мы не похожи друг на друга". Профессор был оптимист. Он считал, что "на примере анализа белков тканевой совместимости красноречиво показано: эволюция направленно моделирует разнообразие, непохожесть индивидов как необходимое условие развития вида homo sapiens".
      Красноречиво показано!
      Какая прелесть...
      Жаль только, считал Гей, что профессор не показал столь же красноречиво, что "людская однородность - тупиковая ситуация". И что она "истребила бы творчество", кроме всего прочего, вовсе не по причине "генетического сходства", а из-за бездуховности так называемых генотипов, бездуховности общего свойства, возникающего ныне, увы, как бы независимо от "модуляции белков", независимо даже от психического склада, мышления, поведения и так далее и тому подобное.
      - Да вы меня не слушаете! - воскликнула Алина. - Я третий раз уже спрашиваю: "А где ваша жена?"
      - Жена?.. Простите, я отвлекся... Я думаю, что моя жена сейчас находится в Братиславе.
      - Вы уверены, что именно там?
      Гей озадачился.
      - Мне хотелось бы думать, что она сейчас в отеле "Девин"... - произнес он без всякой уверенности. - Впрочем, кто знает... Мало ли что произошло за то время, пока мы в разлуке, - неожиданно для себя добавил Гей.
      - А давно вы расстались?
      - Нет, сегодня утром.
      - О, это большой срок!
      Она была серьезна, и Гея это озадачило еще больше.
      - Да, но вы еще не знаете, что и мою жену зовут Алиной! - Гей бью, похоже, в отчаянии.
      Она же только слегка удивилась, как бы ради приличия. Бывалая особа или, напротив, принимала мир таким, какой он есть?
      Гей вдруг отметил, что его рука уже сама собой полезла в карман - за монетой.
      - Если позвонить... - Он старался не встречаться взглядом с шатенкой. Какую нужно монету?
      - Крону.
      Она, казалось, не удивилась тому, что он собирается улизнуть.
      Большую пятикроновую монету Гей положил возле стакана с кефиром - плата официантке, а монету поменьше, с изображением девушки, сажающей дерево, подбросил на ладони.
      - Автоматы, - она безмятежно кивнула, - там, в холле.
      - Благодарю...
      Монета была симпатичная.
      Изображение женщины, которая сажает дерево.
      Алина сажает дерево?..
      Необычный для женщины символ. Прежде вполне хватало младенца, сосущего грудь, а позднее, по мере нравственного совершенствования человеческого общества, грудь прикрыли платьем, оставив лишь руки, голые не выше чем по локоть, и сверху для композиции присобачили голубя.
      Он придвинул Алине второй стакан кефира, свой, нетронутый.
      - Прошу вас, подождите меня, пожалуйста!
      Она кивнула и взяла его стакан.
      Гей глянул в сторону ниши.
      Усатый следил за ними пристально.
      - Я не уйду, - сказала она, - буду ждать сколько нужно.
      Гей неожиданно ощутил потребность коснуться ладонью ее плеча.
      В знак благодарности?
      Наверное, да.
      Он помнил, что именно эти слова: "Я не уйду, буду ждать сколько нужно", сказала ему Алина. Давно сказала. Много лет назад. Сразу после знакомства. И тогда он коснулся ладонью ее плеча. В знак благодарности.
      Вот почему теперь он решил не делать этого.
      Гей вышел в холл, опустил в щель автомата Алину, сажающую дерево, и тут же сквозь стеклянную дверь увидел Мээна.
      Тот сидел на месте Гея и разговаривал с Алиной так, словно был давним ее знакомым, а может, и другом, и не исключено, что лучшим.
      Из второго стакана, Геем оставленного, Мээн кефир допивал, и губы его были белы, как у клоуна.
      Мээн смеялся.
      Гей забыл про телефон, вернулся в зал, но к столу вплотную не посмел приблизиться, место свое занять, нарушить эту идиллию.
      Он слышал их разговор.
      - Я сразу поняла, что вы демон! - смеясь, говорила Алина, глядя на Мээна и не замечая Гея.
      - Да, - подтвердил Мээн и круговым движением языка облизнул губы. Он был похож в эту секунду на варана. Гею казалось, что в следующее мгновение этот чудо-человек слизнет со стула и Алину. - Да, - повторил Мээн, опять язык показав, но без ущерба для Алины, и сказал: - Я демон. Демон архисовременный. Куда более широкого профиля, нежели демон, который был всего лишь музыкантом.
      - И вы явились сюда, - говорила Алина как бы кокетливо, - чтобы выполнить некую миссию?
      - Да, - кивнул Мээн. И он поманил пальцем Гея: - Ну, ты чего остолбенел? Я не собираюсь отбивать у тебя даму! - И он опять облизнул губы.
      Гею пришлось придвинуть третий стул.
      - Да мы тут про эволюцию толковали... - будто оправдываясь, сказал он и быстро глянул на Алину, ненавидя себя за такую растерянность.
      - Я понимаю! - кивнул Мээн. - Так сказать, теоретические размышления на фоне реальной действительности... - Он посмотрел в сторону ниши, где свадебная компания сидела по-прежнему чин чина рем. - Кого приглашали в пророки-то? Реакционеров Сэмюэля Батлера и Эдварда Осборна Вильсона? Эх вы, космополиты... А еще народная интеллигенция! Да я сейчас в два счета сорву с них маски!
      И Мээн пошел к свадебному столу.
      Через пять минут они загалдели, кто-то крикнул: горько!
      Мээн глянул на Гея и показал большой палец.
      Да, он задал этот вопрос Бээну там, в Лунинске.
      "И чем же все кончится?" - спросил Гей.
      Бээн поначалу, похоже, не понял, о чем спрашивает его этот неуемный социолог, во все сующий свой нос, а потому ответ Бээна оказался на редкость многосложным, из двух вариантов состоящий: "Если не бардаком, то диалектикой жизни, или наоборот".
      Ответ был сверхмудрый, что и говорить, и Гон возмутился, сказал Бээну, что такой сумбурный ответ не делает чести ему, руководителю ЛПК, и тогда Бээн, заметно смутившись, переспросил, что именно Гей в виду имел, и Гей пояснил, и Бээн, помедлив, нашел третий вариант ответа: СИЛЫ МИРА И ПРОГРЕССА НЕ ДОПУСТЯТ, сказал он, как прочитал по бумажке.
      Это была последняя встреча Гея с Бээном.
      Впрочем, так ли уж миру ничто не угрожало двадцать лет назад?
      Вчера в самолете Гею случайно попал под руки американский журнал "Интернэшнл секьюрити", в котором ученый-историк Давид Розенберг из Хьюстонского университета, владелец секретных директив американских администраций в период между 1945 и 1960 годами, рассказывает о том, что "в соответствии с заложенными президентом Трумэном основами американской ядерной политики нанесение первого удара по Советскому Союзу" провозглашалось "первоочередной задачей" Соединенных Штатов. Уже в 1946 году Пентагон разрабатывал планы "осуществления наиболее эффективной атомной бомбардировки СССР".
      "К осени 1947 года, - пишет Розенберг, - американские стратеги наметили сто городов в СССР в качестве мишеней для ядерных ударов", а в 1948 году "стратегическое авиационное командование США представило свой первый оперативный план, согласно которому подлежащие атомной бомбардировке объекты на территории СССР были избраны с главной целью уничтожения советского населения и лишь косвенно - индустриальных центров".
      Далее он сообщает:
      "В апреле 1950 года совет национальной безопасности (СНБ) США разработал специальный документ под названием "Эн-эс-си-68", который прямо предусматривал развязывание войны против СССР, чтобы "раз и навсегда покончить с коммунизмом". В целях создания наиболее благоприятных для США условий для начала такой войны документ предписывал принять самые энергичные усилия по сохранению за США монополии или же значительного превосходства в ядерных арсеналах".
      "Начатое при президенте Трумэне, - принародно комментирует ученый-историк еще один сверхсекретный документ, - наращивание "ядерных возможностей США" было продолжено последующими американскими администрациями. В частности, в начале 50-х годов президент Эйзенхауэр в меморандуме государственному секретарю Даллесу цинично писал, что американское руководство при определенных обстоятельствах "может быть вынуждено" рассмотреть вопрос о том, "не состоит ли наш долг перед грядущими поколениями в том, чтобы начать войну в самый удобный для нас момент". В 1955 году Пентагон потребовал удвоения количества стратегических бомбардировщиков - в ту пору основных доставщиков ядерного оружия".
      Дальше все пошло как по маслу.
      Вслед за первыми космическими спутниками появились так называемые ракеты-носители, которые могли "носить" не что иное, как ядерные бомбы. Кстати, их стали чуть ли не кокетливо называть "головками". То есть "боеголовками".
      Обыватель, которому все это не казалось тогда ужасным, с удивлением, достойным другого применения, вскоре узнал, что у одной ракеты уже несколько боеголовок.
      Нечто вроде сказочного Змея Горыныча получалось.
      Какая прелесть, не правда ли?
      Ведь на каждого Змея Горыныча всегда находился добрый молодец, который ловкими ударами богатырского меча сносил одну голову за другой.
      Однако чудовищных голов этих стало до того много, что доброму молодцу с ними уже не справиться.
      Без того чтобы не потерять и свою буйную головушку.
      Гей заказал еще пару стаканов кефира.
      Его подмывало тут же, за кефиром, обсудить с шатенкой в розовом, то есть с Алиной, бесподобную формулу Евы.
      НАДОПРОСТОЖИТЬ.
      Учитывая философское содержание этой формулы, следовало для начала заказать хотя бы еще два стакана кефира, но, вместо того чтобы пригласить официантку, Гей чуть было не ляпнул: "А этих усатых мужчин, случайно, зовут не так же, как меня?" Идиотский вопрос, конечно. Тогда и впрямь свихнуться недолго. Три Алины - это куда ни шло, а вот чтобы еще и три Гея, один из которых был Эндэа, - это многовато даже для очень хорошей компании. Что и говорить, многовато. Чересчур. А если еще учесть, что один Гей сжег себя сегодня вечером...
      Интересно, знает ли эта Алина об акте самосожжения Гея?
      - Понимаете... - как бы даже смущенно сказала тут Алина. - Я подошла к вам вовсе не потому, что вы похожи на моего бывшего мужа. Иначе я могла бы подойти к вам еще в церкви. - Она усмехнулась. - Я уж не говорю о том, что рядом со мной все время был двойник мужа, тот, которого зовут Эндэа... Словом, к вам потянуло меня совсем другое...
      - Что же именно? - спросил он ее нетерпеливо.
      Она долго смотрела на него не мигая, словно решая про себя, а надо ли ему открывать свою душу.
      Гей потупился.
      Он гасил в себе сатанинское желание снова позвонить Георгию. Он волновался.
      Ничего, разберусь и сам, сказал себе Гей отчаянно.
      Она улыбнулась, посмотрела на стакан с остатком кефира и как бы отчаянно сказала:
      - Ах, гулять так гулять! Я бы охотнее выпила теперь... Но не здесь, если вы не возражаете.
      - Бокал коллекционного кваса? Уж не хотите ли вы спуститься в ночной бар?
      - А если бы это желание возникло у вашей жены? Впрочем, нет. Успокойтесь. Это слишком банально. Я приглашаю вас к себе в номер...
      Выигрывая время, чтобы прийти в себя, он как бы заинтересованно глянул на экран телевизора.
      Там, как и догадывался Гей, пошла сцена совращения Адама Евочкой, женой Эндэа.
      Они поменялись теперь местами.
      Такие дела.
      НАДОПРОСТОЖИТЬ.
      И прежде чем они встали из-за стола, он сказал ей, как бы отвечая на ее приглашение:
      - Надопростожить...
      Сказал слитно, без какого-либо выражения.
      Теперь, казалось, она онемела.
      Минуту-другую смотрела на - него с испугом.
      Затем, покосившись в сторону свадебного стола, тихо произнесла:
      - Откуда вы это знаете?
      - Теперь это знают все, - сказал он. - Вот, пожалуйста! - Он кивнул на телевизор. - Крупным планом лицо Адама. Человек размышляет. Чем же все это закончится...
      И он вспомнил, как сказал эту же фразу Бээну.
      Слитно. Как новейший неологизм.
      Надопростожить, ну и так далее.
      Дело было в последнюю его поездку к нему.
      Обычно Бээн, встретив Гея в своем кабинете, снова садился за стол и молчал.
      То есть перебирал на столе какие-то бумаги, звонил по телефону и отвечал на звонки.
      То ли и впрямь был занят по горло, то ли изображал из себя по горло занятого человека - живой пример для КРАСНОЙ КНИГИ.
      А тут, как бы нарушая ритуал встречи, совершенно неожиданно для Гея спросил:
      - Ты как живешь-то?
      - Просто, - брякнул Гей. - И вдруг выдал на одном дыхании: Надопростожитьпростожитьнадожитьнадопросто.
      - Не понял...
      Бээн глянул на него так, словно Гей собирался рассказать ему какой-то новый анекдот, который содержал в себе это странное слитное слово.
      - Так ведь и я тоже не понимаю, - сознался Гей.
      Бээн хмыкнул.
      И слегка улыбнулся на всякий случай.
      Возможно, Бээн подумал, что это была новая столичная шутка.
      Кто их знает, этих научных работников!
      И Гей успел еще подумать о том, что историк Дэвид Розенберг из Хьюстонского университета был не совсем точен. О войне между СССР и США было сказано уже через десять дней после победы над Германией. И сказал об этой войне государственный секретарь США Джозеф Грю: "Если что-либо может быть вполне определенным в этом мире, так это будущая война между СССР и США".
      Такие дела.
      3 ноября 1945 года. США. Комитет начальников штабов. Доклад No 329 Объединенного разведывательного комитета: "Отобрать приблизительно двадцать наиболее важных целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки в СССР".
      Это были города: Москва, Ленинград, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск, Ярославль.
      Позднее на Москву предписывалось сбросить 8 атомных бомб.
      Восемь Хиросим в одной только Москве.
      Thank you, господин президент!
      Они встали из-за стола, и Гей заметил, что свадебная компания не обращает на них никакого внимания.
      Мээн спич произносил...
      Еще не сделав и шага, придвигая к столу тот стул, на котором сидела Алина, Гей тихо спросил ее:
      - Можно предложить вам руку?
      Он почему-то вдруг решил, что просто так, машинально как бы, хотя и с почтительностью, которая была бы, разумеется, проявлением хорошего тона, предложить ей полусогнутую в локте руку, предложить без специального на то разрешения Алины сейчас ни в коем случае нельзя.
      Почему-то ему пришло в голову, что с этим жестом как таковым, вполне интеллигентным в его исполнении - это уж он гарантирует, у Алины связано нечто такое, что омрачило бы ее теперь, если об этом напомнить ей самим жестом.
      Черт его знает, с какой стати взбрела ему в башку такая нелепая мысль!
      Но дело сделано - мысль явилась, в ход по сигналу серого вещества пошли слова, не менее серые.
      Следовательно, Гей тут же и спросил Алину, можно ли предложить ей руку.
      То есть подставить свою полусогнутую в локте руку так, чтобы ей удобно было мягко, слегка, почти не касаясь рукава пиджака, обхватить его полусогнутый локоть своей рукой, ладошкой, кистью, ну да вы знаете, как это делается.
      Вот он и спросил на всякий случай, можно ли предложить ей руку - именно в этом смысле, в каком же еще!
      Однако Алина, беря со стула свою сумочку, напряженно замерла, услышав это короткое и простое: "Можно предложить вам руку?"
      Он даже на расстоянии почувствовал, как напряглась она, будто вся окаменела, не говоря уже о той руке, о левой, разумеется, под ладошку и кисть которой он собирался вполне светски подставить свою полусогнутую в локте руку.
      - Что с вами? - еще тише спросил он, пододвигая под стол и тот стул, на котором сидел сам, делая это не столько ради хорошего тона, сколько для того, чтобы хоть как-то оправдать эту паузу в глазах свадебной компании. - Я спросил, не хотите ли вы, пока мы идем по залу, взять меня под руку... удобно ли вам это будет... только и всего...
      - Господи! - вздохнула она с облегчением и улыбнулась, расслабилась, тут же подхватила - слегка, мягко, естественно, как и предполагалось, - его под левую руку, которую он, конечно, еще не успел полусогнуть в локте.
      Более того. Гей не успел переложить Красную Папку под правую руку!
      И Красная Папка оказалась между ними.
      Словно гарант их вечного союза.
      Такая симпатичная пара, давно притершаяся, муж и жена, разумеется, отнюдь не любовники, разве же любовник станет угощать в ресторане свою любовницу банальным кефиром, да еще и какая-то нелепая папка у него под мышкой.
      Впрочем, именно эта нелепая папка говорила о том, что он и она притерлись уже до того состояния, когда притереться ближе никак невозможно, абсолютное слияние, пока еще не давшее коррозию на стыке двух инородных тел, каковыми являются природные, то есть сугубо материальные, тела детей природы, Адама и Евы.
      Вот что можно было бы сказать сейчас о них, об Алине и Гее, выходящих из ресторана чин чинарем в счастливую ночь в уютном номере "Гранд-отеля".
      - Господи! - повторила Алина, приостанавливаясь, когда они скрылись за дверью. - Я так напугалась!..
      - Чего? - Гей делал вид, что не понимает ее испуга.
      - Да когда вы сказали мне про руку...
      - Но ведь я же не собирался цапать вас за локоток... - начал было Гей, но Алина перебила его:
      - ...как женщину, отбившуюся на время от рук...
      - ...как любовницу... - добавил он улыбаясь.
      - ...как наложницу свою...
      - ...как рабыню...
      - Господи! Как же я напугалась!..
      - Ну полно вам, - хмуро сказал Гей. - Все уже позади. Что толку травить себе душу?
      - Я вам позже все расскажу... ну, что с этим жестом было связано.
      - А надо ли? - вроде как усомнился Гей.
      - Так ведь с этого жеста, как ни странно, у меня все и началось, печально сказала Алина.
      - Этим жестом, похоже, у вас все и заканчивается, как видите.
      Гей сказал это снисходительно, потому что на печаль в голосе по такому поводу он сейчас не имел ни малейшего права, его печаль была связана теперь с чем-то другим, куда более важным, например с актом самосожжения Гея и воссозданием его из атомов и молекул.
      Портье и швейцар как бы вполглаза смотрели на экран телевизора.
      Изумленный вид портье!..
      Несколько минут назад, когда Гей спускался в ресторан, портье не обратил на него, казалось, никакого внимания.
      А сейчас он во все глаза уставился на Гея, словно с ним, Геем, было связано что-то из ряда вон выходящее...
      Может быть, портье тоже смотрел сцену самосожжения Гея и теперь, увидев живого двойника, не смог скрыть своего изумления?
      Гей отвернулся было, но портье вежливо осведомился:
      - Пан больше не желает позвонить в Братиславу?
      - Как?.. - Гей смешался, не зная, что ответить. То ли его удивила эта негаданная возможность позвонить в "Девин", Алине, то ли озадачила необходимость сделать такой звонок, о чем сам он вроде как забыл, хотя даже портье об этом помнил. - Прямо сейчас?!
      Алина не могла не заметить его растерянности.
      - Да, если пан желает, - и портье сделал учтивое движение в сторону телефона.
      - Нет! - поспешно сказал Гей. - Я уже передумал звонить. Благодарю вас... - И так как портье продолжал неотрывно смотреть на Гея, даже не кивнув в знак принятия благодарности, он добавил: - Я уже владею информацией...
      Гей при этих своих словах досадливо поморщился.
      Стереотипное выражение!
      Ученый сухарь.
      Швейцар нажал на кнопку лифта, продолжая вполглаза смотреть на экран.
      Алина тоже как бы вполглаза смотрела на экран телевизора.
      - Значит, вот как все начинается... - сказала она.
      - Увы! - сказал в это время социолог Адам. - Начинается не с этого. Этим уже заканчивается...
      Как он ответил портье?
      Я УЖЕ ВЛАДЕЮ ИНФОРМАЦИЕЙ.
      Именно так это называется.
      Да, он теперь представлял себе, что делает сейчас Алина там, в "Девине".
      Алина села к столу, по-прежнему не видя телевизора.
      Она зажала руки между коленей.
      Но не ссутулилась, хотя бы чуть-чуть, как мог предположить Гей.
      Она сидела почти прямая.
      Лицом к окну.
      Хотя и не слышала, казалось, даже рева автобусов, которые время от времени проносились по улице вдоль Дуная, прямо под окнами "Девина".
      Вероятно, она не слышала и звук телевизора.
      Впрочем, звук телевизора она все же слышала.
      Может, потому, что с телевизором было связано ее недавнее потрясение, и она машинально улавливала именно звук телевизора - не столько даже музыку, сколько голос человека.
      Однако это был не тот страшный голос мужчины, который рассказывал о самосожжении Гея.
      Это был голос женщины.
      Такой голос... такой голос, какой бывает у иных женщин во время любви.
      Кстати заметить, Алина сидела не точно лицом к окну.
      Только правой стороной.
      А левой, стало быть, к телевизору.
      Но левой стороной больше к телевизору, чем правой - к окну.
      Потому что именно так стояло кресло.
      Значит, если бы она захотела, она бы могла без всякого усилия, не поворачивая головы, глянуть на экран телевизора.
      Где возникал этот особый женский голос...
      Как бы невольно прислушиваясь к звуку телевизора, Алина ощущала правой стороной, что за окном был чужой город.
      Чужой.
      Хотя и братской страны.
      И чужая река.
      За которой и вовсе была чужая страна.
      Следовательно, тут, в Братиславе, она была совсем одна.
      Хотя голос женщины, шедший слева от телевизора, говорил ей, что сама жизнь, которую здесь ведет человечество, не так уж и чужда ей.
      Как ни странно, оба лифта застряли вверху.
      Гей боялся сейчас только одного - чтобы не встретить в холле свою переводчицу.
      Мегеру.
      Мымру.
      Эгоистку.
      Это из-за нее Алина осталась в "Девине", а с другой Алиной он идет в номер "Гранд-отеля", в ее номер, Алины, вот этой Алины, чью руку он чувствует на своем локте, не жены, не любовницы, бог знает кого, вот что наделала переводчица, баба-дура, а может, и хороший человек, симпатичная с виду женщина, просто устала она, мало ли от чего или от кого, в глазах у нее была застарелая усталость.
      Говорят, у женщины больше всего проблем к сорока годам, и этой Алине, с которой он рука об руку войдет сейчас в лифт, было тоже под сорок, пожалуй, хотя выглядит она гораздо моложе, ее возраст угадывается, но в глаза сразу же не бросается, она хорошо сохранилась, а может, лишь сегодня, в такой момент, ее муж снова женился! - усилием воли заставила себя выглядеть лет на двадцать восемь, не старше.
      Однако почему она должна присутствовать на свадьбе своего бывшего мужа и почему вдруг подошла к нему, Гею, села за его столик, выпила, между прочим, весь его кефир и напоследок вообще ушла с ним, даже не помахав ручкой свадебной компании?
      Скорее всего, переводчице надо сказать спасибо за этот случай.
      Редчайший эксперимент, как сказал бы Адам.
      А может, самый банальный?
      И пока Адам нервно ходил из угла в угол, поджидая свою Еву, Гей с мягкой улыбкой смотрел на Алину.
      Алина тоже смотрела на Гея с мягкой улыбкой.
      Швейцар пошел по лестнице наверх.
      Случай давал возможность Гею одуматься?..
      Можно предложить этой негаданной спутнице выйти на улицу. На десять минут. Прогуляться на свежем воздухе.
      Интересно, церковь уже закрыли?
      Как раз в этот момент раздался удар колокола.
      И звук небесный возник.
      Тихий.
      Как бы печальный...
      А может, церковь открыта всю ночь?
      Гея удивило, что храмы на Западе открыты всегда, когда бы он в них ни заглядывал. Горят свечи. Стоят цветы. Иной раз - абсолютно никого! Ни души. Впрочем, души святых, может, и были. Как сознательный атеист он должен решительно опровергать сей факт. Но не делал этого. Было бы нелепо в пустом храме заниматься атеистической пропагандой. Он просто садился на прохладную скамью, оглядывал своды, стены, алтарь, говорил себе, что зайдет сюда послушать орган, когда будет служба, и незаметно для себя отдыхал и телом и душой.
      Но во время службы храмы были полны людей.
      Портье как бы вполглаза смотрел на экран.
      Адам стоял у кроватки Адамчика.
      Алина с мягкой улыбкой смотрела на Гея.
      Гей тоже смотрел на Алину с мягкой улыбкой.
      Образ смутной мечты стал реальностью?
      Да.
      Без какой-либо явственной, впрочем, характеристики.
      И более двадцати лет назад Алина смотрела на Гея с мягкой улыбкой?
      Ему казалось тогда, что, даже стоя рядом с ним, она смотрела куда угодно, только не на него.
      И уж точно - без улыбки.
      Возможно, так было принято.
      Зато с улыбкой смотрела на него спутница Алины. Эта спутница Алины оказалась знакомой Гея. В ее семью он захаживал иногда по праздникам, а то и в будние дни - от скуки. Провинциальный салон. И вот эта знакомая Гея оказалась чуть ли не подружкой Алины, раз уж они появлялись на танцах вместе!
      Скорее всего, она была просто приятельницей, скажет потом Алина.
      Даже просто знакомой.
      И в этом-то все дело!
      Знак судьбы?
      Гей уже в ту пору весьма иронично относился к разного рода мистическим понятиям. Он считал себя убежденным реалистом.