Не все ли равно где сидеть.
      И вдруг Алина вскочила как ужаленная.
      Она вспыхнула от негодования!
      И ушла к Юрику в комнату.
      - Дай телефон, - сказал Бээн, - уже пора...
      И он вызвал машину.
      - Чтобы ноги этого пошляка не было в нашем доме! - сказала Алина.
      - Ты с ума сошла!..
      - Нет, это вы все сошли с ума... Он цапнул меня своей лапищей за коленку...
      Ее передернуло.
      - Ну, может быть, случайно? - спросил Гей.
      Алина долго смотрела на него.
      - Не понимаю, - сказала она. - Что тебя связывает с этим вурдалаком.
      Тогда Гей не смог ответить ей, но теперь уж он знал, что сказать.
      ДЕЙСТВИЕ ЖИЗНИ.
      * * * * * * * * * *
      Итак, 1963 год. Весна.
      ИНИЦИАТИВЫ В СОЗДАНИИ НОВОЙ ОБСТАНОВКИ В СЕМЬЕ.
      Алина и Гей пока все еще живут в Лунинске.
      Но их дни там, как говорится, сочтены.
      Гей уже понял, что не сегодня-завтра он уйдет из Инспекции, в которой, как выяснилось, нечего было инспектировать и охранять. А значит, следовало освободить и квартиру...
      Ведомственный дом!
      Тогда это понятие заключало в себе многое.
      Живешь в ведомственном доме до тех пор, пока работаешь в этом ведомстве.
      Ну а если тебе не подходит ведомство?
      Значит, и ты не устраиваешь ведомство.
      Но Алина обо всем этом, пожалуй, не думала.
      Она готовилась к родам.
      И посадила возле дома цветы.
      Ах, какие это были цветы!
      Гей говорил теперь себе, что эти цветы Алины требовали особого воссоздания.
      Он любил тогда Алину как никого на свете, и эти цветы были вроде наглядного символа его любви к Алине.
      А может, и любви Алины к нему.
      Даже много лет спустя, приезжая в командировки к Бээну, Гей всякий раз приходил к их дому на улице Урицкого, и, хотя от клумбы Алины перед окном почти ничего не осталось, все было вытоптано и заросло бурьяном, он всегда находил цветы Алины, многолетние корни были еще живы, и ему хотелось плакать при виде этих цветов.
      Сентиментальный Гей!
      Но дело было, скорее всего, в другом.
      Он любил Алину по-прежнему.
      Хотя Галатеи не вышло из нее.
      Ибо он оказался никудышным Пигмалионом.
      1963 год. Весна
      Производство ядерных средств антагонистических стран, именно так это называется, идет полным ходом.
      Алину везли средь ночи в роддом.
      Гей чуть не умер от страха!
      А утром он чуть не умер от радости, когда узнал, что Алина родила сына и вполне здорова.
      Гей привез в роддом трехлитровую банку виноградного сока.
      Медсестра сказала настороженно:
      - Зачем же сразу столько? Он ведь испортится!.. Вы что же, молодой человек, больше не придете?
      Да он готов был ночевать возле роддома!
      И ничего ему для Алины не жалко.
      Подумаешь, трехлитровая банка сока!
      Жалко, яблок не принес...
      И тогда, чтобы хоть как-то скрасить свое незавидное положение мужа, который не может принести жене в роддом парочку яблок, Гей написал Алине о том, как персонаж О'Генри, пробивной малый, добывал для своей возлюбленной дефицитный персик. И добыл! Почти ценой жизни. Хотя возлюбленная потом сказала, что с большим удовольствием съела бы апельсин. А в том-то и дело, что эти самые апельсины были на каждом углу... Может быть, написал Гей, вместо яблока ты съела бы маринованный огурец?
      Между прочим, родители Гея в роддом не пришли.
      Это особый рассказ...
      Но зато мать Алины раздобыла апельсинов! Вот это был номер... Любой персонаж О'Генри мог бы позавидовать. Тетка Алины работала в детском саду. Значит, уж тогда появились несуны. Хотя Гей даже теперь не осудил бы эту тетку. Такие дела.
      1963 год. Лето
      А вот и первая семейная фотография. Алина, Гошка и Гей. Точнее, Алина, Юрик и Гей.
      Потому что маленького Гошку звали Юриком.
      Кстати, Гей много думал о том, будет ли это скромно с его стороны, если он поместит свою первую семейную фотографию в Красную Папку, где хранится, в частности, и фотография Бээна, одна их тех, которые взял краеведческий музей после той самой Всесоюзной конференции металлургов.
      Да, это будет скромно и правильно! - сказал себе Гей в конце концов.
      Именно эта семейная фотография должна остаться на Земле, поверх пепла, когда закончится самая последняя, самая катастрофическая война двух социальных систем, то есть ядерная война, развязанная империалистами.
      Но тогда, в 1963 году, до конца еще было далеко.
      Хотя уже чаще, чем в предыдущем году, испытывались куда более мощные ядерные устройства.
      1964 год, Лунинск
      Президент США господин Джонсон отдал приказ о бомбардировке Вьетнама. Гей узнал об этом вечером, после театра. Он ходил с Алиной в театр. Смотрели "Сказку о царе Горохе". Какая современная сказка! Но после театра Гею было не до сказки. Ему стало тревожно. Хотя о зверствах американцев во Вьетнаме он еще не знал.
      Алина, кажется, не понимала, что с ним происходит. А Гей представлял себе, что, когда они смеялись над царем Горохом, во Вьетнаме гибли ни в чем не повинные люди...
      Позже он рассказал об этом Бээну. Тот, может, и понял, что имел в виду Гей, но ответил как-то невпопад:
      - Теперь этого театра у нас нет. Снесли к едрене фене. При царе Горохе еще строили...
      Интересно, ходил ли Бээн хоть раз в этот драмтеатр?
      Зато в Лунинске воздвигли Дворец спорта.
      Бээн обожал хоккей!
      Его липовые слесари шестого, то есть высшего, разряда стали классными хоккеистами.
      Интересно, бывают ли они на воскресниках у Иваницких?
      А вот новое здание театра Бээн так и не построил.
      Хотя он и считал себя чем-то вроде мецената.
      В Москве, куда он то и дело приезжал по разным делам, Бээн обзванивал тех артистов и писателей, которые побывали в Лунинске с творческими командировками.
      И кое-кто даже встречался с Бээном.
      Имеется в виду, уже в Москве.
      Сиживал с ним за столиком.
      В том числе и Гей.
      И Бээн в последнее время совсем ничего не пил.
      Похоже, что теперь он следил за своим здоровьем, точнее, кто-то следил за тем, следит ли он за своим здоровьем.
      Да, но при чем здесь Бээн?..
      Ах да, театр.
      Гей и Алина были в театре. "Сказка о царе Горохе".
      Как Алина смеялась!
      Гей любил ее, казалось, еще сильнее.
      Ему хотелось увезти ее куда-то далеко-далеко...
      1964-1967 годы
      Один бог ведает, ну, может, еще ЦРУ, сколько за эти четыре года накоплено в мире ядерных устройств.
      Адам и Ева живут в нищете.
      Хотя Адам и стал автором отмеченного на конкурсе опуса.
      Увы, опус не был бестселлером!
      Может быть, потому, что Адам переписывал его девять раз, все время рабски следуя указаниям той или иной редакции, которые, по сути дела, и не собирались печатать его опус, ибо, с одной стороны, опус был острый, проблемный, и эта острота проблем, говорили ортодоксы, может нанести ущерб тем или иным фирмам, о каковых шла речь в опусе, а с другой стороны, автор был совершенно неизвестным да еще и молодым!
      Так что обе эти стороны были неприемлемы, о чем Адам не знал ни сном ни духом, принимая за чистую монету какие-то отписочные замечания редакторов.
      И когда наконец девятый вариант его опуса был отмечен конкурсным жюри, а потом и напечатан весьма скромным тиражом с выплатой гонорара по низшей ставке, так как автор не являлся членом Клуба социологов, Адам с ужасом увидел, что прокрустово ложе, под которое все время его примеряли, изуродовало замысел, не говоря уже об исполнении.
      Отчаянию Адама не было предела.
      Тем более что все предыдущие варианты он сжег.
      Такие дела.
      1967 год, март
      Их спас обмен жилплощади.
      Именно так это называется.
      Кстати, этому обмену предшествовал родственный обмен, то есть выхаживание, выпрашивание, вымаливание бумаг, по которым Адама, Еву и Адамчика прописали на жилплощадь престарелого родственника.
      Три года опекали Адам и Ева одинокого человека, и он благодарен им был за помощь и добрые чувства и умер без ощущения одиночества, и Адам и Ева решили обменять теперь уже как бы свою жилплощадь на другой город, именно так это называется.
      Честно признать, Гея подмывало представить себе, как у Адама и Евы происходил обмен жилплощади.
      Как он происходит порой у нас, Гей уже знал по великолепной повести Юрия Трифонова "Обмен".
      Судя по материалам зарубежных социологических исследований, Адам тоже хлебнул лиха...
      Сначала он добивался разрешения на обмен жилплощади.
      Сколько инстанций пришлось ему пройти!
      Вплоть до мэра.
      Кстати, он оказался коммунистом, и Адам во время аудиенции как бы невольно... пардон, господа, пардон!.. извратил свою автобиографию, сказав мэру, что является сыном потомственного рабочего, то есть выходцем из рабочей, пролетарской среды, как всегда говорил о себе мэр во время предвыборной кампании. Хотя, как мы знаем, Адам был сыном потомственного военного.
      Впрочем, Адаму так и не ясно было, помогло ему вранье или, напротив, навредило.
      Недаром же один из клерков муниципалитета как бы из любезности посоветовал Адаму после его визита к мэру дать взятку одному из чиновников депутатской комиссии, которая была якобы последней инстанцией, решавшей судьбу Адама.
      Ах эта гордость наследственная!
      Взятку дать Адам отказался.
      Хотя дать ему, в сущности, было нечего.
      Уж как Адам возмутился!
      Он будто и не знал, что мздоимство давно расцвело в так называемом свободном мире.
      Распустилось махровым цветом, что называется.
      Какую страну ни возьми.
      Даже премьер-министр Японии господин Танака не удержался, нагрел руки на взятках американской фирмы "Локхид".
      Ох уж эти американцы...
      У самих скандал за скандалом, так еще и самурая впутали!
      Кстати, в Америке только что разгорелся новый сыр-бор. На сей раз отличился один из дружков Рейгана, министр труда сэр Донаван. Полтыщи лет причитается ему от Фемиды за его художества - крупные хищения, подделка деловой документации, ну и так далее, как обычно, - то есть пять веков лишения свободы! Вот это и есть, наверно, система частного предпринимательства в действии.
      Бээн сказал бы по этому поводу только одно слово.
      Ну да вы уже знаете какое.
      Через бардак пришлось пройти и Адаму.
      Но, повторяю, бедолаге повезло!
      Правда, когда все бумаги у него уже были в руках, его обобрал до нитки клиент. То есть партнер по обмену.
      Этот клиент выкрутил даже лампочки и снял душевое ситечко. Как на грех, лампочек не было в продаже - временные перебои, именно так это называется, - и новоселы, то есть Адам, Ева и Адамчик, несколько дней жили без света, будто в пещере.
      Это называется обменять жилплощадь по договоренности.
      Собственно, брать с Адама и в самом деле было нечего, так этот клиент оговорил, что Адам и Ева оставят им всю недвижимость в том приморском городке, где у Адама и Евы была как бы наследственная квартира.
      Конечно, все в этой квартире принадлежало тому родственнику, который скончался, не ахти какая недвижимость, не капитал, конечно, однако за долгие годы своей жизни родственник умудрился купить и необходимую приличную мебель, и холодильник, и телевизор, ну и так далее и тому подобное.
      И вот все это - отдать!
      Клиенту по обмену.
      Да еще и расходы по переезду ему оплатить.
      Тут уж Адаму и Еве пришлось отнести в комиссионку все свои личные вещи, остались почти при фиговых листках, как библейские Адам и Ева.
      Даже курточку Адамчика продали.
      Уж так им хотелось поскорее перебраться поближе к столице!
      Чтобы в Клуб социологов попасть.
      И выпустить новый опус.
      Который, возможно, окажется бестселлером...
      Мечты, мечты! Где ваша сладость?
      Эту строчку российского пиита Адам и Ева конечно же не знали - хотя бы по той причине, что нашу отечественную литературу западные издатели почти не печатают, специализируясь в основном на выпуске диссидентской стряпни, именно так это называется.
      Кстати, сам Гей любил иногда с доброй иронией процитировать не одну, а две строки, вторая из которых, как думал он, присочинена уже не пиитом, а безвестным умельцем российского народа.
      МЕЧТЫ, МЕЧТЫ! ГДЕ ВАША СЛАДОСТЬ?
      ПРОШЛИ МЕЧТЫ... ОСТАЛАСЬ ГАДОСТЬ.
      Увы, такие дела!
      И Адам, разумеется, тоже пройдет через это разочарование.
      Хотя и на своей национальной, как говорят, почве.
      Но пока он сладко мечтал, оставшись после обмена и бос и наг, как говорится.
      С тремя расчетными единицами в кармане.
      1967-1977 годы
      Столько лет Адама, по сути дела, в Клуб не пускали.
      И как он выжить умудрился, бедолага?
      Но это же время отмечено бурным развитием военной техники. Ах, какие самолеты, ракеты и прочие устройства были созданы в это время лучшими умами человечества, а если не лучшими, то какими же еще?!
      Ева работала в частном детском саду. В баночке детский суп носила Адаму. То есть остатки от детей. И пол-литровую баночку надо было спрятать в ридикюль, чтобы главная смотрительница миссис Жлобко, из украинских эмигрантов, каналья, не накапала на Еву главному администратору.
      И вместо того чтобы пойти на работу, скажем, дворником - эта вакансия была всегда, при любом уровне безработицы, - Адам сидел с утра до ночи за самодельным столом и кропал свои социологические опусы.
      На шее у Евы он сидел.
      Вдохновение на него нашло, видишь ли...
      Он искал социальный рецепт для спасения общества, а может, и всего мира.
      Чудак!
      А Ева, значит, вкалывала в детском саду, пока он искал свой рецепт.
      За шестьдесят расчетных единиц вкалывала.
      Курам на смех.
      Да, если бы не эти супы в баночке...
      Где бы он сейчас был, социолог Адам, со своим замечательным рецептом?
      Правда, иногда ему удавалось заработать десятку расчетных единиц в каких-нибудь молодежных журнальчиках, где орудовали вампир Бякинари, сытый, жестокий коротышка, который только потому и давал Адаму работу, как правило, жалкую, низкооплачиваемую, чтобы видеть его унижение, или алкоголик Мучителян, забиравший на виски половину гонорара Адама.
      Такие дела.
      1971 год, май
      Умирает отец Адама...
      Потомственный военный, который в знак протеста против атомной бомбежки Хиросимы и Нагасаки вышел в отставку и уехал в Европу, в растерзанную войной Францию, и устроился на один из металлургических заводов простым рабочим и стал делать для простых же рабочих самые обычные железные кровати...
      Весь ужас в том, как считал Адам, что к 1971 году отец уже уехал из Европы, на сей раз в одну из слаборазвитых стран, где лечение не только рака, но даже удаление слепой кишки было делом почти невозможным.
      Отца Адама погубили местные эскулапы.
      Факт достаточно очевидный.
      Возможно, его бы и спасли врачи более-менее приличной квалификации, но требовалась взятка, точнее, немыслимо высокая плата за операцию. А денег у отца Адама, собственно говоря, не было. Он вообще считал, что врачи должны лечить людей бесплатно.
      Чудак...
      Смерть отца потрясла Адама.
      Он похоронил его, можно сказать, заживо.
      1971-1974 годы
      Новый скачок в гонке вооружений.
      Соединенные Штаты провели испытания крылатых ракет в аэродинамических трубах.
      Новинка сезона...
      К этим скачкам, похоже, привыкли, словно к рекордам прыгуна в высоту, Брумеля там или кого другого.
      Эти годы как бы выпадают из памяти Адама, потому что в его жизни как будто ничего из ряда вон выходящего, кажется, не произошло.
      Может быть, вспомнить наконец о родителях Евы?
      Они, безусловно, хорошие люди.
      Но Адаму пока не хватало, казалось, дефицитных атомов и молекул на воссоздание в будущем из прошлого еще и родителей Евы.
      Хотя это было бы, конечно, делом благородным.
      Кажется, мать Адама еще жива.
      До него время от времени доходят слухи, что видели ее там-то и там-то.
      Непонятно, на что еще живет человек...
      Одно слово, отверженная.
      Живы еще и родители Алины.
      Но они уже старые больные люди.
      Они теперь на пенсии.
      Отец Алины всю жизнь работал металлургом.
      Мать Алины всю жизнь работала в конторе.
      У них большая семья.
      Но у них и большая трехкомнатная квартира в Лунинске.
      Правда, большая квартира теперь им не нужна.
      Пока эта квартира мало-помалу становилась как бы их собственной, образуясь из трех коммунальных комнат, в которых жили разные квартиросъемщики, именно так это называется, большая семья родителей Алины распалась.
      Живут кто где, кто как.
      Алина любит их всех, скучает, но письма им пишет редко. Нет времени! Суета сует, как говорила бабушка Анисья.
      Правда, Алина звонит своим старикам по телефону. Это уж Бээн расстарался ради Гея, который однажды останавливался в Лунинске у родителей Алины, давно дело было, но телефон с тех пор так и остался у стариков, пусть разговаривают, одна радость в жизни.
      Какие инициативы в создании той или иной атмосферы молодоженов - именно так это называется - были проявлены родителями Алины?
      Сказать сейчас трудно.
      Во всяком случае, Гей часто вспоминает, как мать и отец Алины принесли им на улицу Урицкого дощатый крашеный стол для кухни и два самодельных табурета.
      Впрочем, справедливости ради надо отметить, что они : принесли еще и постель, и китайский тазик с нарисованными птичками.
      Возможно, райскими.
      Хорошее было время!
      1974 год
      Знакомство с Бээном!
      Знакомство вторичное, почти тридцать лет спустя...
      И Гею казалось, что и теперь Бээн как-то мешает воссозданию из атомов и молекул всех обстоятельств жизни и смерти отца.
      Более того, Гей вдруг подумал, что вообще после знакомства с Бээном изменилось многое принципиально.
      До знакомства с Бээном он считал, что вся его жизнь как бы разделяется на два периода.
      Первый - это время до появления Алины.
      Второй - это время уже после появления Алины.
      Как летосчисление в истории.
      До новой эры.
      И собственно новая эра.
      Теперь же он понял, что на самом деле эта привязка была сделана отнюдь не к Алине, а к Бээну.
      Разве там, на Гонной Дороге, осью шеренги был кто-то другой, не Бээн?..
      1977 год. Весна
      Два события одно за другим.
      Адаму дали жилплощадь в столице.
      В этом пресловутом престижном доме.
      И Ева родила второго сына!
      Адам бегал по городу, цветы покупал, фрукты. Персиков, правда, не было, но яблок он раздобыл. На рынке.
      Но это - мелочи жизни, считал Адам.
      Он почувствовал прилив сил.
      Ему казалось, что теперь он горы свернет.
      1977 год. Зима
      Вот когда все и началось...
      Адама в Клуб стали пускать.
      Более того, сразу же кем-то избрали, потом еще кем-то, еще...
      И вскоре он понял, что чем чаще его куда-то избирали, тем он реже садился за свои социологические опусы.
      О душе стал подумывать.
      В том смысле, во что она со временем превращается, в какого цвета атомы и молекулы.
      И как раз тут одна чертова Ева сказала его Еве, что Адам не только не любит ее, но и не любил никогда!
      Адам сжег бы ее на костре, эту чертову Еву.
      Но она и без того испугалась.
      Превратилась в атомы и молекулы.
      Разного цвета.
      Аминь!
      Однако семейный архив Адама и его Евы был уничтожен.
      Чтобы у Адама не возникала на бумажную пыль проклятая аллергия...
      Как бы там ни было, семья Адама продолжала существовать как ячейка общества.
      Адама вдруг в состав зарубежной делегации включили.
      Событие!
      Кстати, поездка была в Советский Союз.
      Где Адам и познакомился с Геем.
      Совпадения были поразительные.
      Они весь вечер просидели в Домжуре, где директором ресторана был тогда чародей кухни Эдик Петросян, которого впоследствии переманили в ЦДЛ.
      Ах, какие там подавались жюльены!
      Гей и Адам были в восторге.
      Тем более что стол был оплачен Клубом социологов по случаю международного симпозиума.
      И Гей опечалился, когда Адам рассказал ему про отца.
      И Адам опечалился, когда Гей поведал ему про своего отца.
      И про себя тоже.
      В пределах протокола, разумеется.
      Но особенно удивительным было вот какое совпадение.
      В один и тот же год и даже месяц они посетили Германию.
      Правда, Гей был в ГДР, Адаму же удалось посетить ФРГ и Западный Берлин.
      Может, в один и тот же час они глазели на рейхстаг.
      Правда, между ними была стена.
      Но эта стена была как бы разрушена в Домжуре.
      - Twist to propose a toast to pease and friendship! - еще раз с большим чувством сказал Адам, поднимая фужер с безалкогольным напитком, по моде времени.
      И Гей поддержал его вполне искренне, поднимая фужер с таким же напитком.
      Он даже чуть не всплакнул; правда, уже дома, когда еще раз вспомнил, как он ездил в ГДР.
      Ведь в Германии воевал его отец...
      Поездка произвела на Гея сильное впечатление.
      Может быть, даже неизгладимое.
      Гей всему тогда удивлялся.
      Тому, например, что в Германии есть воробьи, а также березки.
      Оно и понятно - первая загранпоездка!
      И хотя он до того одурел, что все позабыл, чему учили его в школе, всякую там географию и ботанику, он вынес из этой поездки четкую ясную мысль: пора, пожалуй, от увлечения поверхностной, чуть ли не конъюнктурной социологией перейти к глубокому всестороннему изучению наследия Ленина, чтобы не только ориентироваться в сложной, противоречивой жизни, которая становится день ото дня все сложнее и противоречивее, но и найти ответы на какие-то чрезвычайно важные, основополагающие, как думал Гей, вопросы, не только свою личную жизнь имея в виду но и жизнь всеобщую.
      Надо заметить, что в ту пору он еще не сформулировал эти вопросы, которые вчера вечером зазвучали как бы даже риторически.
      А может, все началось гораздо раньше, а теперь уже и заканчивается?
      6 августа 1980 года
      Тридцать пять лет со дня атомной бомбежки Хиросимы.
      Как бы в ознаменование этого события президент США господин Рональд Рейган отдает приказ о производстве нейтронного оружия.
      Очередная новинка сезона.
      Нейтронное оружие - чистое оружие. Нейтронное оружие, говорит президент, наносит лишь побочный ущерб. Под этим термином господин президент имеет в виду погибшее гражданское население. Детей, женщин, стариков... Но зато не будет ни разрушений, ни пепла, говорит господин президент, ничего такого, что шокировало цивилизованного человека в разбомбленной Хиросиме. Нейтронное оружие, говорит президент, оставляет невредимыми материальные ценности.
      Какая прелесть, не правда ли?
      Господин президент, вы это серьезно?
      Да, всерьез, говорит президент, и объявляет солдат человеческими ценностями. Солдаты нужны господину президенту для подвигов. Для утверждения своей системы во всем мире. То есть для гегемонистских целей. Именно так это называется. Но поскольку имеется оружие еще и нечистое, разные там ядерные бомбы, бинарные заряды, лазерные лучи, ну и так далее, то человеческие ценности тоже не уцелеют.
      Ни одного живого человека на всей Земле!..
      К этому времени мать Адама уже умерла. Адам узнал об этом случайно. Она умерла в пятьдесят с небольшим от роду. Адам точно не знал, когда она умерла. Как. Отчего. Где похоронена... Род занятий, образ жизни и, соответственно, уровень - именно так это называется на языке социологов - был тоже не установлен... Ему было шесть лет, когда мать оставила его. То есть бросила. Ну да вы знаете, как это бывает. Отец в то время был на войне, он чудом уцелел во время атаки японцев на Пирл-Харбор.
      Стало быть, он потерял и отца и мать.
      И от них не осталось никаких материальных ценностей.
      Разве что несколько семейных фотографий.
      От которых у Адама возникала сердечная боль.
      Не было и у Гея к этому времени отца и матери.
      Последние годы своей жизни отец Гея провел на Усть-Илиме. Он стал строителем, да не простым, а сибирским, чтобы приобщиться к замечательным свершениям сибиряков. Он работал электросварщиком на Усть-Илимской ГЭС. Зарабатывал пенсию. Образ жизни и уровень жизни отца был, наверно, иным, нежели у матери, которую Гей видел в последний раз еще в детстве. Во всяком случае, Гей знал достоверно, что из времянки - район Самостроя - отец переехал в двухкомнатную квартиру со всеми удобствами в новом крупнопанельном доме на улице Романтиков.
      Очень хорошее название улицы.
      А когда-то, в Лунинске, отец и мачеха, перед тем как въехать в барак на Новой Гавани, сняли угол в домишке на улице Победы.
      Очень хорошее название улицы.
      Только угол был плохой.
      И Гей однажды сказал об этом Бээну.
      То есть не про угол, а про улицу.
      В тот раз Гей сдуру потащился за Бээном. На кой черт ему далась эта теплотрасса! Захотелось, наверно, посмотреть, как Бээн руководит не в кабинете, а на объекте, именно так это называется. И вдруг теплотрасса свернула в какую-то улицу и пошла по ее середине. Отвалы из траншеи почти скрывали из виду шлакоблочные домишки, которые выросли тут, словно поганки после дождя, на пустыре, где были горы отвалов шлака лунинской ТЭЦ.
      - Да это же улица, на которой мы снимали угол! - воскликнул Гей.
      - Какой угол? - не понял Бээн.
      - В котором живут.
      - А когда это было?
      - Вскоре после войны. Перед тем как отец получил комнату в бараке на Новой Гавани.
      - Твой отец?.. - Бээн даже приостановился. - Он кто был?
      - Он был офицером. И прошел всю войну.
      - А ты помнишь, где именно он воевал?
      - Я помню. Волоколамское шоссе. Сталинград. Кенигсберг.
      В лице Бээна что-то дрогнуло.
      - Ему повезло... - хрипло сказал Бээн.
      У Гея было такое впечатление, что Бээн вдруг вспомнил худого, в чем душа держалась, демобилизованного офицера в поношенной, но чистой форме без погон, который сказал ему: КОМАНДИР, ПОМОГИ ВЫЙТИ ИЗ ОКРУЖЕНИЯ.
      - А где он теперь? - спросил Бээн.
      - Его нет.
      - А эта улица осталась...
      - И Новая Гавань осталась.
      - И Новая Гавань осталась... - Бээн огляделся. - Улица Победы... Ну и головотяпы у нас в горисполкоме! Сегодня же скажу, чтобы переименовали. - Он усмехнулся. - Хочешь, назову твоим именем? А что! Известный социолог, ученый, наш земляк, лунинец...
      - После моей смерти, - усмехнулся Гей. - Заранее сердечно благодарю. Буду знать, где висят таблички с моим именем. Не самое худшее на земле место...
      Бээн понял, что Гей заводит его, и пошел прямиком в свой офис, чьи стеклянные панели витражей сверкали издали, как золотые.
      Поскольку улицу Победы впоследствии переименовали и благоустроили, проведя водопровод в виде уличных колонок, Гей не знал, надо ли ее воссоздавать в будущем из атомов и молекул, то есть не знал, как именно воссоздавать.
      Из каких атомов и молекул.
      Кстати, матери и отцу он посвятил в свое время парочку опусов, которые вошли в цикл с таким названием:
      БЕЛАЯ ДУША
      В этом цикле социологических опусов Гей высказал оптимистическую мысль по поводу жизнестойкости тех людей мира сего, у которых была добрая, светлая душа.
      Их жизнь гнет, а они распрямляются, жизнь ломает их, а они держатся!..
      За этот цикл Гей премию получил.
      И он хотел при случае подарить опус отцу, а может, еще и матери, если удастся ее встретить.
      Но отец не дождался выхода опуса в свет и умер, а потом умерла и мать.
      После чего стало ясно, что опус можно и не печатать.
      Получалось, что время после Бээна как бы не подлежало строгой хронологии.
      Вся жизнь - как один день.
      Где нет начала и конца.
      Да, но с чего же все началось и чем же все закончится?
      1980 год
      При господине Рейгане, как и ожидалось, начался новый " всплеск антикоммунизма.
      Неужели американцы и в самом деле боятся нас как смертельных своих врагов? - спрашивает себя Гей.
      Вся надежда на детей, думает он.
      ДЕТИ СПАСУТ МИР.
      Но кто спасет детей?..
      Маленький Юрик стал грамотеем.
      Он просто-напросто срисовывает БУКВЫ, которые видит повсюду, не то чтобы проникаясь к ним своим детским особым уважением, скорее всего пытаясь уловить, понять, уяснить для себя таинственный смысл самых разных по виду БУКВ, как их называют папа, мама и старший брат, не делая и шагу без того, чтобы не прочитать чужие БУКВЫ, а затем и свои написать.
      ГОРЧИЧНИК.
      Это было самое первое слово Юрика.
      Вся семья частенько болела.
      Все мы, думал Гей, под горчичником.
      Стресс!..
      Да, как считал Гей, всему виной был не грипп, а стресс.
      Хотя Гей не имел отношения к медицине.
      ГОРЧИЧНИК ОТ СТРЕССА
      Но это уже было собрание букв, стоившее целого собрания сочинений.
      Юрик, слава богу, пока не дорос до такой грамоты.
      Он одолел еще три слова:
      МИР
      ВОЙНА
      МОСКВА
      Кстати, Юрика вдруг заинтриговало слово БЭЭН.
      - Что это значит? - спрашивал он.
      - Это слово ничего не значит, - говорил ему отец.
      А иногда, сбивая Юрика с толку, отец заявлял, что это слово значит чересчур много.
      - Но как его нарисовать? - вопрошал Юрик.
      - А его рисовать никак не надо, - сердито бурчал отец, - он уже нарисовал себя сам.
      Юрик долго молчал, пытаясь найти логику в разноречивых ответах отца, но никакой детской логики в этой странной взрослой логике он так и не находил.
      И тоже сердито бурчал, подражая отцу:
      - Бардак...
      Значит, один сын Гея родился и вырос до Бээна, другой сын Гея родился и рос уже после Бээна.
      Но это вовсе не значит, что Бээна как такового теперь не было.