- Теперь он перестроится...
      Но Алина перебила его:
      - Может, ПРОСТО ДОЛЖЕН УЙТИ С ДОРОГИ?
      - А Бээн? - вдруг спросил Гей.
      Она ответить не успела, телефон затрезвонил сполошно, истерично.
      - Я отсюда, из машины, могу связаться? - спросил Гей.
      - С Москвой - нельзя.
      - Гораздо ближе...
      - Попробуйте.
      И Алина клавишу магнитофона пальчиком тронула, музыка Баха явилась, "Страсти по Матфею", и фон этот как бы отдалил Алину, совсем она теперь не мешала, и Гей снял трубку, набрал номер.
      - Георгий? Ты извини... поздний час... - Гей был смущен, прижал к губам трубку и говорил в нее так тихо, словно боялся разбудить еще кого-то. - Но дело срочное. На Рысы я еду. Не один, как предполагалось. Восхождение будет массовым... Почему, говоришь, массовым? А это как раз в традициях Рысы. Толпы людей поднимаются сюда летом! Целыми колоннами. Татранская Мекка. И люди, конечно, самые разные. Одни - убежденные ленинцы, другие - понять хотят его учение, а третьи, может, и враги наши идейные. Мало ли почему идут... Словом, я не думаю, что Мээн перестарался. Что он сделал? Да ничего особенного, в общем-то. Говорит, организовал мероприятие. В духе Бээна. Массовое мероприятие. Впрочем, он и понятия не имеет, что на Рысы выложен портрет Ленина. Он думает, что это просто ночной пикник, от нечего делать, а он ведь любитель разных уик-эндов, особенно расширенных... Что за народ? А свадебная компания из "Гранд-отеля". Мээн сверхзадачу для себя поставил. Сорвать с них буржуазные маски, со всех, с этой свадебной компании, выявить в каждом индивидуальность, желательно, говорит, социальной направленности, а еще бы лучше - социалистической. Ну и так далее. Мээн считает, что как раз в горах это и можно сделать. Мээн говорит, что они очухаются на подъеме, как на выездной расширенной планерке, и это будет восхождение к истине.
      Музыка Баха стала громче. Апофеоз в ней выявлялся. Но опять же не мешала она Гею говорить с Георгием по телефону. И голос Георгия в ответ возник отчетливо, хотя Алина, скорее всего, слышала только "Страсти по Матфею".
      "Ну что я тебе скажу, Гей? Уж во всяком случае такая тема - нечто более сущее, нежели история взаимоотношений Адама и Евы..." - Георгий произнес это не без сарказма.
      И Гею бы промолчать, а то и поддакнуть - и дело с концом, считай, резолюция Георгия в кармане, "добро" на продолжение книги, а там и на завершение было бы получено, так ведь нет! - дернула его нелегкая, вякнул-таки наперекор Георгию.
      - Что касается Адама и Евы, - произнес Гей не без волнения, в котором запальчивость угадывалась, - то я считал и считаю, что это и есть истинная жизнь! - Он тут сильное ударение сделал, а, помедлив, переведя дух, добавил с тем же принципиальным акцентом: - То есть настоящая жизнь человечества.
      Георгий вздохнул как бы сочувственно.
      "Я так понимаю твое рассуждение, - устало сказал он, - что это вполне очевидная ошибка методологии. Ты вдумайся! Я сейчас процитирую твоего социолога Адама, а может, и тебя самого... - усмехнулся Георгий. Покашлял, тонизируя голос, и сказал, будто с кафедры, как если бы он врага своего цитировал, убивая его принародно собственной мыслью незрелой: - Истинная жизнь - это жизнь, в которой внутривидовая борьба возрастает вместе с эволюцией современных особей homo sapiens, а не наоборот! - Он выдержал паузу. - Конец цитаты. Смотри по тексту страницы девяносто шестой. - Он опять помолчал, как бы давая возможность Гею сверить текст. И заключил: - Абракадабра, одним словом..."
      Гей сидел согнувшись так, что Алина могла подумать: не то трубка телефонная своей неимоверной тяжестью клонила его, не то сам Гей норовил спрятать эту трубку под себя.
      Но его пришибло не слово абракадабра, совсем нет, его наповал сразили слова вполне очевидная ошибка методологии. Для вящего эффекта не хватало только, чтобы орнаментовать это приговорное выражение как бы раздумчивым сочетанием "так сказать", произнесенным невнятной скороговоркой: тэ сэзэть...
      Феникс! Это был речестрой Феникса, одноклубника, одного из самых ретивых социологов - из числа знакомых Гея, скажем так, соседа по дому.
      И, как бы выгадывая время для ответа Георгию, Гей вспомнил, представил себе последнюю встречу с Фениксом?
      День был тогда гиблый, московский зимний день - мокрый, слякотный, с жуткой потягой.
      По каким-то делам куда-то отправился Гей, но вернулся с дороги - до того постыло ему все стало от немилосердной погоды.
      И встретил он у подъезда маленького толстого человека в кителе, картузе и хромовых сапогах.
      Это и был Феникс.
      Обычно Гей ронял на бегу: "Здрасьте!" - и был таков. А тут нашло на него что-то, замер он перед Фениксом.
      "Ему галифе не хватает", - вдруг подумал Гей как бы жалостливо.
      Кстати, галифе носил другой сосед Гея, из третьего подъезда, который, напротив, был высоченным и тощим, но с лицом большим, непроницаемо заплывшим.
      И как только Гей замешкался, вместо того чтобы мимо проскользнуть, Феникс тут же и молвил загадочно, глядя на него с подвохом как бы:
      - Тэ сэзэть, погодка-то, а?
      - А что погодка? - Гей сразу уловил намек на разговор о чем-то таком, о чем говорят лишь посвященные, каковым сам он, разумеется, не был.
      И он обреченно уставился в плутоватые глаза Феникса.
      - Я работаю над одной брошюрой, тэ сэзэть... - туманно молвил Феникс. Мне приходится бывать в одном, тэ сэзэть, месте, консультироваться... И вот мне доверительно, тэ сэзэть, сообщили, что мы... - он сделал ударение на этом местоимении, как бы обобщив его до такой степени, что в это МЫ входили и они с Геем, - теперь МЫ умеем, тэ сэзэть, даже погоду менять...
      Феникс как бы слегка задохнулся, намекая на то, что выдал Гею страшную тайну.
      Но прежде чем испугаться этой страшной тайны, Гей пожал плечами и сказал Фениксу, что еще в 1966 году он был свидетелем небывалого потопа в Крыму, когда зенитчики-метеорологи разгоняли выстрелами градовую тучу, которая пролилась небывалым дождем. Град, наверно, побил бы виноградник, а ливень смыл его подчистую, заодно затопив свиноферму, овчарню и так далее и тому подобное.
      - Я помню, помню! - бодро сказал Феникс. - Я и сам тогда отдыхал в Крыму (хотя, надо заметить, Гей вовсе не отдыхал тогда в Крыму, а работал как раз на этих самых виноградниках, добывая хлеб насущный для своей семьи). И думаю, что-о... - глубокомысленно изрек Феникс, - что тогда мы еще не умели, тэ сэзэть, управлять погодой.
      - А теперь, значит, умеем... - озадачился Гей.
      - Теперь - да! - как бы с угрозой заявил Феникс. - Теперь МЫ все, тэ сэзэть, можем! Теперь у НАС (в ход пошло другое обобщенное и укрупненное местоимение) и кое-что еще есть, чего у НИХ, тэ сэзэть, нет...
      - Например? - наивно спросил Гей.
      Феникс ехидно хихикнул:
      - Ну, это не для широкого, тэ сэзэть, пользования...
      И тут Гей неожиданно для себя разозлился на Феникса.
      - Да знаете ли вы, что американцы всегда обгоняют нас! Они первыми изобретают то одно, то другое! А мы вынуждены их догонять! Вот, например, на днях в Калифорнии, на военно-воздушной базе Ванденберг, произведено первое испытание нового противоспутникового оружия. - Гей будто читал газету. - С истребителя-бомбардировщика "Р-15" была запущена специальная ракета, которая может поражать цели на околоземных орбитах. Тем самым Белый дом санкционировал еще одну военно-стратегическую программу, направленную на достижение военного превосходства. Только в ближайшее пятилетие Пентагон намерен затратить на нее несколько десятков миллиардов долларов...
      Феникс за словом в карман не полез. Точнее, он достал из кармана кителя сложенную вчетверо газету "За рубежом". И прочитал не без сарказма:
      - "Это невероятно глупо и нереалистично. Представьте себе, что русские в один прекрасный день обнаружат, что все их спутники, чья задача заключалась в том, чтобы обнаружить запуск американских стратегических ракет, вышли из строя. Что они должны подумать? Это не может быть случайностью, потому что так много спутников не могут одновременно выйти из строя. Следовательно, это должно быть результатом каких-то действий США, Почему у Соединенных Штатов могло появиться желание вывести их из строя? Только потому, что США решили первыми напасть. Какова будет советская реакция? Самим нанести удар!.." Тэ сэзэть!..
      - Только без этого восклицания, - хмуро сказал Гей. - Там его нет.
      - Не понял? - спросил Феникс.
      Копирайт. Карл Саган. Видный американский ученый - астроном, профессор Корнуоллского университета.
      Феникс остолбенел.
      - И не надо мочиться кипятком, - неучтиво сказал Гей на прощание. - А то испортите свои реликтовые сапоги...
      Черт знает почему он вспомнил сейчас про это чучело гороховое!
      Но самое замечательное было дальше.
      Когда Гей снова появился на улице, все же решив, как бы назло Фениксу, отправиться по своим постылым делам, конца и края которым не было. Феникс на том же месте стоял, как и две минуты назад, но только уже в галифе.
      Гей обошел вокруг Феникса.
      Да, в галифе.
      С алым кантом.
      - Извините меня, пожалуйста, - промямлил Гей.
      - Вот так-то лучше, тэ сэзэть... - вкрадчиво молвил Феникс.
      С тех пор ни разу не встречались они.
      Гей собрался с духом, чтобы ответить Георгию, но тут Алина вмешалась включила портативный телевизор, и на экране появились Адам и Ева.
      Телефильм, оказывается, все еще продолжался.
      Адам и Ева сидели на кухне, перед ними стояли пустые тарелки, дело к ночи.
      Похоже, все было сказано друг другу...
      И надо жить.
      И скорее всего, отнюдь не ПРОСТО.
      Они молчали.
      И Адам вспоминал...
      С чего же все началось?
      Он увидел виллу Эндэа.
      Новоявленный рай.
      Адам приперся туда в разгар веселья.
      И среди гостей Эндэа была Ева.
      Она приехала сюда без Адама.
      Приехала потому, что вела духовные поиски.
      Самоутверждение своего Я, задавленного Адамом, семьей, бытовыми проблемами... ну и так далее и тому подобное.
      Дым коромыслом стоял в раю от этих духовных поисков!
      Это был взрыв мощнейшей духовной направленности.
      Сначала все, обалдев, распадаются на атомы и молекулы, а потом начинают воссоздавать себя заново, причем так поспешно, так лихорадочно, что атомы и молекулы при этом не успевают выстраиваться в кристаллическую решетку более-менее пристойной направленности, и тогда, с метастазами в виде рогов, которыми одарили друг друга, они кидаются в полутемные закутки, освещенные антикварными торшерами, и там под сатанинскую музыку начинаются... не танцы, нет! - с танцами это ничего общего не имеет! - начинаются своеобразные сексуальные игрища, вроде икромета, когда сытые рыбины трутся, бьются друг о друга, лаская взглядами, ладонями, а может, и губами, а потом будто просто так разбредаются, кто в мезонин, кто на веранду, а кто и в спальню, и встречаются там как бы случайно, перемешанные, стало быть, пары, результат духовного взрыва и последующего воссоздания из одухотворенных атомов и молекул...
      - Такие дела, - говорит Адам.
      Крупный план.
      Ему страшно теперь вспоминать, как он потерянно ходил по раю Эндэа из угла в угол, всюду натыкаясь на свою законную Еву, которая была не одна, а с кристаллической решеткой в образе одного из друзей Эндэа, а то и в образе самого Эндэа, и ничего предосудительного вроде бы не делала, просто мило так беседовала, и лицо было такое оживленное, какого он давно не видел, ну как же, взрыв духовной направленности, и была Ева трезвой, в отличие от остальных кристаллических решеток завсегдатаев этого рая, и казалась Ева благонравной даже, и была она как бы вполне удовлетворенной тем, что законный Адам злится на нее, ревнует и злится, будто она все это нарочно подстроила, его любовь к ней проверить, и тотчас уходила от него, и Адам брел в детскую - посмотреть, сладко ли спят самые разные дети Адамов и Ев, и вдруг заставал там свою законную Еву опять с той же кристаллической решеткой, и опять ничего предосудительного, мило так болтали они о чем-то сверхдуховном, и Адам шарахался от них как от прокаженных...
      Алина, не глядя на экран, выключила телевизор.
      Жизнь Адама и Евы как бы слилась в одной яркой точке, и точка эта, напоследок еще раз вспыхнув, угасла, распалась на атомы и молекулы.
      И снова музыка Баха возникла.
      - Георгий вас ждет... - Алина кивнула на телефон.
      - Ах, да! - Гей трубку к уху прижал. - Георгий... Этот пример с Адамом и Евой, возможно, еще не раскрывает...
      Но Георгий перебил его.
      Голос Георгия снова взвился обличительными нотками:
      "С каких это пор, во-первых, все эти Адамы и Евы, все эти, пардон, Алины и Геи, все эти маски, фантомы, придумки западных, пусть и прогрессивных, писателей, Макса Фриша там и прочих, стали предметом внимания, объектом пристального исследования наших социологов?!"
      - А во-вторых? - спросил Гей задумчиво.
      "А во-вторых, диалектика предполагает, что по мере эволюции современных особей homo sapiens, тем более в новых социальных условиях, происходит всемерное развитие личности, ее духовное обогащение, индивидуализация почти абсолютная, а стало быть, прекращение так называемой внутривидовой борьбы. Ну, да тебе все это выскажут рецензенты..."
      - А уже высказали! Например, Чингиз, доктор филологических наук, профессор Академии общественных наук. Он ознакомился с рефератом брошюры "Homo prekatastrofilis" и дал такое заключение: "Автор исследует нравственную сферу, которая прямо и непосредственно связана с ощущением ядерной катастрофы, нависшей над человечеством и отдельной личностью и в значительной степени приведшей к размыванию ценностей, к разгулу аморализма, бездуховности, вещизма, всякого рода мещанства и так далее".
      "Но ведь он, скорее всего, имеет в виду личность не нашу, а западную..."
      - Социолог Адам - конечно!
      "А Гей?" - хитро спросил Георгий.
      - Отвечу тебе словами Антуана де Сент-Экзюпери: ВСЕ МЫ - ЭКИПАЖ ОДНОГО КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ.
      "Ответь конкретно!" - Георгий терпение терял.
      - Отвечу словами профессора Чингиза: "Семьи зеркальны, имена и судьбы тоже, и из этой мозаики складывается атмосфера неуверенности в завтрашнем, неустроенности, страха, бездуховности и так далее, то есть "плодов" возможной ядерной катастрофы, и именно она, если не бить тревогу, может привести мир к краху..."
      - Стоп! стоп!..
      Но это сказал уже не Георгий.
      В телефонной трубке теперь четко прорезался голос Мээна!
      - Не надо преждевременно сеять панику, - сказал этот как бы председательский голос. - Мы знаем, что силы мира и прогресса не допустят...
      - Матвей Николаевич! - Гей обрадовался Мээну как родному. - Как это вы подключились к нам?!
      - Как обычно... - Он смутился, кажется. - То есть, я имею в виду, при междугородных переговорах частенько так бывает. Недостаток техники. Перегруженность линий...
      - И вы все слышали? Ну, когда я Георгию звонил...
      - Вообще-то все... - Мээн смутился еще больше. - Никак не удавалось мне проклюнуться. А ты заладил, понимаешь, одно и то же: маски, бездуховность, катастрофа! Экая новость! Я их вон когда усек, этих самых фантомов... кх, извиняюсь, вас то есть.
      - Нас? - переспросил Гей.
      - Да я это своим соседям говорю. Мы в одной машине за вами шпарим. Точнее, в нескольких машинах. Вся компания. Так сказать, агитбригада!
      - Напрасно людей сорвали, - сухо сказал Гей.
      - Это почему же напрасно? - Мээн спросил теперь весело.
      - На Рысы я не возьму вас! - Гей твердо это сказал.
      - Вас - меня или вас - всех? - Мээн шутливо напирал, но Алина уже смотрела на Гея с удивлением, она как бы говорила ему, что сейчас не вправе он отступать.
      - Включите видеокинез, - Алина ткнула пальцем в красную клавишу.
      На экране телевизора, вмонтированного в панель, замерцала пульсирующая звезда. Алина еще одну клавишу утопила, уже на телефонном аппарате, и тотчас возникло изображение Мээна.
      - Ой!.. - вырвалось у Гея. - Матвей Николаевич!..
      - А? - с недоумением переспросил тот, видно еще не догадываясь, что его изображение появилось на экране. - Чего ты ойкаешь?
      - Да я даже струхнул малость! - сконфуженно засмеялся Гей, с ироническим интересом глядя, как Мээн, развалясь на переднем сиденье машины, держит возле уха трубку и перекатывает с одного угла губ на другой сигарету, которую, конечно, позаимствовал у своих соседей, смущенных таким невиданным простодушием русского.
      - А чего струхнул-то? Когда я голос вдруг подал, что ли? - Мээн тоже хохотнул.
      - Это - само собой. Но вот когда ваше изображение на экране появилось...
      - Не понял - где появилось?
      - На экране телевизора.
      Алина тихонько посмеивалась.
      Мээн выпрямился на сиденье, подобрался, лицо его стало напряженно растерянным, сигарета прилипла к губе, он забыл про нее, а на заднем сиденье, не в фокусе, чуть размыто, видны были спутники Мээна, Адам и Ева, может, Гей и Алина, их лица выражали смущение воспитанных людей, при которых совершался нечаянный розыгрыш человека, не посвященного в элементарные возможности современной техники.
      Слева от Мээна возникла женская рука. Браслет и перстень, и движение этой руки автоматически, своим невидимым полем, активизировало левую часть экрана, он стал как бы еще более выпуклым, захватывая теперь и водителя. Гей даже подумал, что это была Алина. Уже и неважно какая. Было видно, как она красную кнопку нажала на табло перед Мээном, и он тотчас вскрикнул:
      - Ой!..
      И Гей спросил насмешливо:
      - Чего ты ойкаешь?
      В такой зеркальной ситуации он даже манеру общения своего земляка принял. И все отметили это. Смех был, как говорят и пишут, дружным.
      - Они все слависты, что ли? - спросил Гей.
      - Не обязательно, - сказала Алина. - Просто они все образованные люди.
      - Thank you... - буркнул Гей смущенно. - Да, но этот всеобщий дружный смех... Такое впечатление, что смеялись не только дамы энд господа, которые сидят в машине Мээна.
      - Так оно и есть, - сказала она. - Смеялись все, кто участвует в мероприятии. Вся агитбригада. На своих экранах они видят попеременно то вас, то Мээна, в зависимости от того, кто говорит. Или даже кашляет. Или просто хмыкает.
      - Вот это номер! - восхитился Мээн, обретя дар речи, хотя сигарета все еще болталась на его губе. - Да если бы мне такую систему к нам на Комбинат! Теле планерку устраивать... Да я бы в одночасье вывел на чистую воду всех алкашей, жуликов и лодырей! В соответствии с духом времени.
      ОН УЖЕ ПЕРЕСТРАИВАЕТСЯ, подумал Гей, но в это время кто-то спросил:
      - А их так много? - и на экране возникло лицо усатого человека, похожего на Гея.
      Мээн спохватился, видно.
      - Да нет! Какой там много... - передразнил он, смахивая рукой сигарету с губы. - Было бы много, так и эта ваша система уже не помогла бы. В том-то и дело, что уже мало... Меры, как вы знаете, товарищи, были приняты у нас свое временно, кампания носила и носит постоянный, активный, принципиальный характер, так что результаты уже дали себя знать... - Он замялся, пытаясь, как видно, вспомнить, с чего же началась эта летучая планерка. - Товарищ Тихомиров! - Глаза Мээна прямо перед собой смотрели, в очи Гея. - Мы на чем с тобой остановились-то? Ну когда ты позвонил своему Георгию и все насчет бездуховности и катастрофы талдычил, а?
      НЕТ, ОН ЕЩЕ НЕ ПЕРЕСТРАИВАЕТСЯ, подумал Гей.
      - Между прочим, гражданочка, - Мээн тут же и про Гея забыл, к Алине теперь обращался, - выключили бы свой магнитофон, музыку эту церковную, у нас так не принято, идет деловой обмен мнениями, понимаешь, летучая телепланерка, а кто-то чтобы позволил себе включить радио или магнитофон... Это я той гражданке говорю, - Мээн смотрел в сторону Алины, - которая называет меня демоном на договоре.
      - О, демон на договоре!.. Демон на договоре!.. - возник хор голосов, мужских и женских.
      Экран телевизора замерцал звездочками, большими и малыми, с разным числом углов.
      Эфир был взбудоражен присутствием внеземных сил.
      - Разрыв связи, - сказала Алина с тревогой, глянув на Гея.
      Именно в этот момент эфир принимал чрезвычайно важную информацию радио - и телестанций США.
      Дикторы на всех языках мира наперебой повторяли одно и то же - заявление президента Рейгана.
      Президент сказал:
      Мои соотечественники - американцы! Я рад сообщить вам, что только что подписан законодательный акт, который навсегда ставит Россию вне закона. Бомбардировка начинается через пять минут.
      И чтобы ни у кого не было сомнения в том, что президент США произнес именно эти слова, дикторы включали магнитофонную запись, и хорошо поставленный актерский голос Рональда Рейгана возбужденно-весело гремел над континентами, над планетой Земля как предвестник ее трагического конца, армагеддона:
      ...Я рад сообщить вам, что только что подписан законодательный акт, который навсегда ставит Россию вне закона. Бомбардировка начинается через пять минут.
      Гей прикипел взглядом к часам.
      Поначалу он думал, что ослышался.
      ...Бомбардировка начинается через пять минут.
      Гей уловил это сообщение чудом. Он все еще держал, машинально, телефонную трубку возле уха. И хотя телесвязь не работала, он явственно услышал это сообщение.
      Вначале он просто не поверил.
      То есть он слышал все это собственными ушами - и не поверил.
      ЭТО НЕВОЗМОЖНО! - подумал он, глядя на часы.
      Мозг отказывался воспринимать катастрофическое событие.
      Гей сидел неподвижно, будто в шоке, все так же держа телефонную трубку возле уха.
      Я представил себя на месте Гея.
      Представьте и вы себя на месте Гея...
      Мы каждый день, каждый вечер, каждую ночь - на протяжении нескольких десятилетий! - с момента рождения послевоенных детей! - слышим одно и то же: ВОЙНА, война, война...
      С одной стороны, это связано с объективными условиями, а именно с тем, что практически сразу же после окончания второй мировой войны возникла угроза войны очередной, то есть третьей, разумеется, мировой, ибо войны локальные, региональные, как там это еще называется, не утихали ни на мгновение, точнее говоря, одна не успевала закончиться, как начиналась другая, в ином регионе, месте Земли, и каждую секунду земных суток люди гибнут от пуль, снарядов и бомб, а теперь еще и от ракет, - такова современная история планеты Земля. И у человека выработался иммунитет против слова, страшнее которого, казалось, иного слова нет.
      С другой стороны, как же не говорить о войне, об ее опасности не только для конкретного человека - ливанца, израильтянина, никарагуанца или афганца, например, - но и для всего человечества, если учесть, что третья мировая война будет наверняка ядерной!
      Вот роковая вилка.
      И многие люди не думают об угрозе ВОЙНЫ.
      Как бы принципиально не хотят об этом думать.
      НАДОПРОСТОЖИТЬ.
      ПРОСТОНАДОЖИТЬ.
      ЖИТЬНАДОПРОСТО.
      Ну и так далее.
      Судьба мира, судьба конкретного человека - не в наших руках.
      А в чьих же, черт побери?!
      Вурдалак, вампир потому и наглеет, что многие из нас - большинство, что греха таить! - ушли под свой иллюзорный панцирь.
      Я пользуюсь случаем, пока Гей находится в шоке, чтобы обратиться не только к той свадебной компании, которую Мээн вез на Рысы, но и к другим компаниям тоже.
      ЛЮДИ! БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ!..
      Копирайт
      Юлиус Фучик. "С петлей на шее"
      К сожалению, это сказал не я, но мог бы сказать и я.
      ЛЮДИ! НЕ ЖДИТЕ, КОГДА ЗАТЯНЕТСЯ ПЕТЛЯ, КОТОРУЮ ВЫ ОЩУЩАЕТЕ НА СВОЕЙ ШЕЕ С РОЖДЕНИЯ!
      Вот это сказал уже я. Вполне от души. Находясь в здравом уме.
      И НАДО БИТЬ В НАБАТ! КАЖДЫЙ ЧАС, КАЖДУЮ МИНУТУ!..
      Это сказал опять же я. Но могли бы сказать и вы. И должны ударить в набат. Пока бредовые слова старого президента не стали реальным приказом, после чего бить в набат будет уже поздно.
      Человек - не остров, а часть человечества. Об этом возвестил миру колокол Джона Дона еще в начале XVI века.
      - Остановите машину! - сказал тут Гей, перебивая, стало быть, мой монолог.
      Алина глянула на него с недоумением.
      - Он объявил войну!..
      Алина перевела взгляд на экран телевизора и улыбнулась. Гей машинально проследил за ее взглядом. Вместо звездного мельтешения возникло лицо Мээна.
      - Хэллоу, господа! Что это было со связью? Нет, скажу я вам, система ваша, знаете ли, хотя и восхитительна, однако порой тоже...
      - Война! - сказал Гей.
      - Какая? - улыбнулся Мээн. - Опять эта ваша внутривидовая?
      Мээн засмеялся. Да так громко, что телевизор не выдержал напряжения, экран опять замельтешил звездочками, связь как бы снова прервалась.
      И в эту короткую паузу Алина сказала Гею:
      - Мы ничем уже не поможем...
      Гей только теперь заметил, что у Алины, скрытые волосами, были миниатюрные наушники. Словно клипсы. Значит, она тоже слышала это. Про объявление России вне закона.
      - Да, но хотя бы предупредить! - воскликнул Гей.
      - Кого? - спросила она с печальной иронией в голосе.
      - Ну как же... Всех!
      - Всех - уже поздно. А войска, наверно, знают. И президенты. И ракеты, вероятно, запущены. И на Западе, и на Востоке...
      - НО ЭТО ЖЕ НЕВОЗМОЖНО!
      - А почему, собственно? Разве не к этому все шло?
      Мээн снова обнаружился. То есть он перестал наконец-то смеяться. И экран показал его физиономию, еще не остывшую от смеха.
      - Да, брат... - сказал Мээн, обращаясь, конечно, к Гею. - Ну и насмешил же ты меня!
      Гей подавленно молчал.
      - Так чего ты звонил-то своему Георгию, вспомнил? - спросил Мээн.
      - Пошел ты!.. - сказал Гей в ярости, но тут же сник. - Извините, Матвей Николаевич... Я вспомнил. Все началось с того, что я подумал об одном высказывании...
      - Бээна?
      - Нет, Пророкова.
      - Какое высказывание? Я же не сразу к тебе подключился... - виновато сказал Мээн. - Поэтому не в курсе.
      - Да, конечно! - Гей хлопнул себя по лбу. - Я сдуру решил, что вам известно даже то, о чем я подумал.
      Мээн был польщен.
      - Ну, я же не Бээн... - смущенно сказал он. - Это лишь Борис Николаевич знает, о чем каждый из нас думает, чем, так сказать, дышит... А что касается его высказываний, то их много было! Как совещание какое-нибудь, пленум там или конференция, обязательно будет высказывание. И я всегда потом говорил, что у Бориса Николаевича замечательные, научно обоснованные и глубоко содержательные высказывания получаются.
      - А самое любимое знаете какое?
      - НАС ГУБИТ СКЛОННОСТЬ ЗАМЕНЯТЬ ДЕЛО РАЗГОВОРАМИ.
      - Браво!
      Гею показалось, что это не сам он сказал, а кто-то другой, а может, и хором было сказано, хотя он именно это слово намеревался произнести сам, уже и рот раскрыл, а может, и слово это вымолвил - вместе со всеми.
      - Да, но вы, наверное, не знаете, - загорячился Гей почему-то, пытаясь взять инициативу в свои руки, чтобы сбить этот ненужный, как он думал, хор чужеродных голосов, - не ведаете даже, что это высказывание Бээна есть не что иное, как перефразирование, хотя по смыслу и точное, бережное, одного высказывания Ленина!
      - Между прочим... - На экране возникло лицо усатого человека, похожего на Гея. - Сам Ленин если и говорил, то делал, а если делал, то говорил...
      - Кто это сказал?! - Мээн по-председательски покашлял, словно карандашом по графину постучал.
      И улыбчивый господин, так похожий на Гея, больше не появлялся.
      - Ты понял, а?! - с наигранным удивлением произнес Мээн, обращаясь, как видно, лишь к своему земляку, Гею. - То-то я предчувствовал, что мероприятие будет не из легких...
      - Напротив, я помню, что вы были полны пафоса. Когда возле церкви мы разговаривали. Перед отъездом на Рысы.
      - Так я и сейчас не утратил его, этот самый пафос-то... Мое дело такое... Демон на договоре. И скажу тебе так. Мы должны проработать этот вопрос прямо сейчас, на этой летучей телепланерке!
      - Какой вопрос? - быстро спросила Алина, но совсем не та, которая сидела рядом с Геем, с тем Геем, который сидел с той Алиной, которая... тьфу ты, черт бы их всех побрал, эти маски!
      Мээн между тем уже отвечал:
      - Насчет масок вопрос. Чтобы, значит, снять их с вас. Обнажить вашу сущность. Решить на месте, с нами вы или же с ними...
      - Это будет формальное мероприятие, - сказала Алина, и Гей теперь догадался, что это была, кажется, невеста. - А я цветы везу, от души хотела...
      - Возложить к подножию, то есть к портрету? - спросил Гей.
      - К какому портрету? - насторожился Мээн.
      - В Словакии тоже есть традиция, - пояснила Алина. - В день бракосочетания возлагать цветы к подножию.
      - Когда я был в СССР, - сказал некто с усами, Гей, наверно, жених, кажется, - меня поразило, что в любом городке, даже очень маленьком, есть памятники вашему вождю, и молодожены, кто бы они ни были, прямо из мэрии...
      - Из горзагса! - подсказала Алина.
      - Да, прямо из горзагса едут к памятнику вождю, это просто фантастично!
      - Товарищ Тихомиров! Я тебя спрашиваю! Куда мы едем?!
      Может быть, сказал себе Гей, сейчас и повернуть назад всю эту разношерстную компанию?
      - Мы едем ко мне в гости, - сказала Алина, и Гей видел, что это не его соседка сказала и, кажется, не та Алина, которая была сегодня в роли невесты. - На виллу "Адам и Ева", недалеко отсюда, у подножия Рысы.
      - Это будет формальное мероприятие! - заладила свое Алина.
      - А может, еще и вредное в идеологическом отношении, - сказал Гей.
      - Что вы имеете в виду? - испугался Мээн.
      - Формализм! - сказала Алина.
      - Такие основополагающие дела, как обнажение сущности человека, надо не на выездной планерке осуществлять, а в повседневной жизни, - сказал Гей.
      - Да, - неожиданно согласился Мээн. - Насколько я понимаю, РЕЧЬ ИДЕТ О СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ СИСТЕМЫ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ...
      - Не только.