- Там тоже стреляют, бурхан. Надо держать перевал.
      Спустился последний воин, лег, положив винтовку на каменный зазубренный излом, чтобы бить в упор. Его патронные коробки, привязанные к поясу, были уже пусты и расстегнуты... Опять отрикошетила пуля, взвизгнув, ударила в камень где-то за спиной Пунцага, заставив его пригнуться... Прав тот воин, перевал надо держать! Как только освободятся воины Чочуша там, внизу, они тоже поднимутся сюда, к этим камням...
      Почему бы Техтиеку не ударить сейчас в спину тем, кто ползет на перевал с той стороны? Ведь там, на тропе, развернуться невозможно! Нет, он предпочел удрать, как только его алыпы набили карманы и подсумки коней золотом!..
      Показалась форменная фуражка полицейского, и Пунцаг нажал на курок, убежденный, что не промахнется с упора. Но промахнулся. Раненый кезер удивленно посмотрел на него и выстрелил сам. Полицейский ткнулся носом в песок.
      Пунцаг смущенно передернул затвор, выбрасывая стреляную гильзу. Что делать, если он так и не научился стрелять?
      Упрек Пунцага был несправедливым - Чочуш и его воины пытались удержать людей, рвущихся на перевал. Но те быстро оттерли кезеров в сторону, не обращая внимания даже на белые одежды бурхана. Пришлось махнуть рукой и прорываться к Дельмеку и Ыныбасу с Кураганом, выводить в безопасное место Чета Чалпана с семьей, вдову Яшканчи с сыном, Чейне. Но мешали кони и люди, даже камни, когда-то давно сорвавшиеся с самой верхотуры и вросшие в землю здесь, неподалеку от юрты Яшканчи.
      Ждать, когда схлынет эта толпа? Нет, ждать больше нельзя!
      Протискиваясь между конями, расталкивая плачущих женщин и насупленных мужчин, Чочуш со своими воинами пробирался к аилу Чалпана, где все еще кипела схватка, медленно рассасывая небольшую группу дерущихся в пешем и конном строю храбрецов.
      Подход вооруженных кезеров во главе с самим бурханом был полной неожиданностью для ворвавшихся в долину: монахи растерянно затоптались, стали отходить левым крылом к юрте Яшканчи, но их остановил неистовый рев отца Никандра:
      - Бурхан! Бурхана брать живым!
      Голова игумена была разбита прикладом Ыныбаса, по рясе текла кровь, но руки, из которых вырвали святой крест, были воздеты к небу:
      - Крест! Где мой крест? Только перед святым символом дрогнет и отступит Сатана!
      Кто-то из оборванцев поднял валяющийся под ногами у монахов крест отца Никандра, подал ему. Игумен судорожно схватил его, облобызал и взметнул над головой:
      - Бей Антихриста! Хватай Сатану!
      Вся толпа кинулась на кезеров, но те встретили их штыками. Откатившись, монахи снова открыли беспорядочную стрельбу, не давшую ощутимых результатов: мелкая дробь не пробивала одежду, а жаканов у них не было. Чочуш принял решение и резко взмахнул рукой:
      - Отсекать монахов огнем! Залп!
      Дельмек понял маневр бурхана и начал заходить монастырскому воинству в тыл, сообразив, что серьезного вреда людям, одетым в толстые бараньи шубы, их ружья причинить не могут. Но здесь он опять вынужден был сменить винтовку на нагайку, запутавшись среди кержаков. Он узнавал знакомые по Горбункам лица, слышал выкрики:
      - Дубиной его, Софрон! Кулаком в лоб - он у тебя пудовый!
      - Топором работай, Панфил! Без башки-то он к своему доктору не побежит!
      - Вилами его, Фаддеюшко!
      Похоже, что они в ожесточении не чувствовали даже боли - наскакивали на верховых, стаскивали с коней и тупо, яростно добивали на земле...
      По команде Чочуша, кезеры дали второй залп, свалив несколько монахов и кержаков. Но те плотно облепили аил, скаля зубы... Как стрелять? По аилу перебьешь семью пророка, угадаешь по своим же верховым... Чочуш снова начал обходить аил справа.
      А Дельмек со своими парнями никак не мог отбиться от кержацкой остервенелой рвани из Горбунков! Наконец, пробился к юрте Яшканчи, вывел женщин и мальчишку, что-то прокричал Ыныбасу с Кураганом, тыча нагайкой в сторону перевала, уже наполовину забитого людьми из долины... Чочуш понял, что им не справиться.
      Кезер на взмыленном коне, посланный Чочушем к Ян-Озекскому перевалу, успел только крикнуть:
      - Русские в долине!
      Десятка три всадников сразу же взметнулись в седла, оставив на перевале лишь небольшую группу заслона. Кезер Чочуша скатился с седла, на негнущихся ногах подошел к ним, спросил хрипло:
      - Где дарга?
      - Дарга Хертек еще вечером был вызван к Белому Бурхану.
      - И до сих пор не вернулся?
      - Нет. Мы послали гонца к Храму Идама, но тот закрыт и охрана его снята...
      Это было странно и непонятно. Зачем Хертек Белому Бурхану? Ведь половина бурханов здесь, в долине!
      - Мне надо возвращаться.
      - На коне, которого ты загнал? Возьми свежего! Но кезер Чочуша уже сидел в седле. Оставшиеся воины переглянулись и тоже, взяли своих коней за повод.
      - Подожди, Кейлюк! Мы с тобой.
      От юрты Яшканчи отъехали четверо всадников, обошли тропу, ведущую на перевал, круто взяли влево...
      Упала дубина у ног Чочуша, не долетев какой-нибудь аршин. Бурхан усмехнулся: не его ли решили оборванцы брать в плен?
      Он лег за мертвым конем, прицельно выпустил несколько пуль из трехлинейки по разбегающимся бородачам, полез в коробку за новой обоймой. Скосил глаза на своих кезеров - лежат, отстреливаются, не подпуская банду кержаков к парням Дельмека, теснящего монахов от аила Чалпана.
      Дельмек крутился среди них, как волчок, работая нагайкой. Но пробиться к дверям не мог. А монахи уже вытащили из аила визжащую Чугул, плачущую Занатай, повели упирающегося Чета. Тут же прыгали факельщики, раздобывшие огонь в очаге пророка...
      Чочуш закрыл глаза и упал лицом на приклад винтовки.
      Зря рискует Дельмек! Здесь он семью пророка не отобьет...
      Чочуш снова поднял голову. Пленники шли в гуще монахов, двигаясь к перевалу. Только бы не попали к кержакам! Те церемониться не станут: у них свои боги и свои пророки...
      Надо отходить!..
      Задерживаются воины с Ян-Озека! Или Кейлюк не успел, или Хертек отменил распоряжение бурхана...
      - Отходим к перевалу! По одному.
      Дельмеку удалось рассеять кержаков - после ухода монахов они уже никакой силы не представляли. Но табунятся, бросая свои измочаленные дубины, сломанные вилы и косы, вооружаются брошенными винтовками. А сам Дельмек с оставшейся горсткой опять пытается прорваться сквозь кольцо монахов...
      Спустил своих кезеров с перевала Пунцаг, перестроил повел к монахам. Но те уже успели закрыться остатками толпы, уходящей из долины... Не надо было Пунцагу уходить с перевала!
      Вот и запасная тропа, закрытая от перевала скальными обломками и каменной осыпью, идущей длинным языков чуть ли не с самой ступенчатой вершины Ябогана. Спасет ли это ненадежное укрытие крохотную группу кезеров, оставшуюся после боя в долине?
      - Скорее!
      Чочуш поднял голову, отыскивая глазами каменную площадку, за которой вход в расщелину, перегороженный завалом из бревен. Как все-таки далеко и высоко до нее отсюда! Может, потому и послал Дельмек Ыныбаса и Курагана с женщинами и мальчишкой в обход осыпи, что боится за них? Человека, который ползет по осыпающейся тропе вверх, пристрелить отсюда, снизу, во сто крат проще, чем на ровном месте!.. Не заблудятся ли в солончаках? Знает ли Ыныбас ту обходную тропу по каменному плато?
      Подошли кезеры Пунцага, смешались с остатками воинов Чочуша. Как мало их осталось!
      Пунцаг лег рядом с Чочушем за обломком скалы, спросил хрипло, отводя глаза:
      - На Ян-Озек послал за подмогой?
      Чочуш кивнул, не сводя глаз с издырявленной пулями юрты Яшканчи, где Дельмек снова сцепился с кержаками. Эти-то дураки за что дерутся?
      - Ты почему ушел с перевала, Пунцаг?
      - Тебе хотел помочь...
      - Идут! - крикнул кто-то из воинов за спиной Чочуша. - Кезеры Хертека идут!
      - Поздно, - вздохнул Пунцаг, - монахи с Четом уже на перевале, не отбить.
      Но лавину всадников заметили и монахи. Заспешили, пробиваясь прикладами к седловине. Со всех ног начали удирать от Дельмека и оборванцы-кержаки, теряя последние клочки своей домотканины.
      Показался и сам Дельмек, лишившийся в последней потасовке коня и винтовки. Не доходя нескольких шагов до каменного укрытия бурханов, упал, отбросив нагайку, от которой остался один черенок.
      - Чет...-хрипел он.-Отбивайте Чета!.. Не спеша, равнодушно день шел к зениту. Солнце палило нещадно, и голубой купол неба был высок и безбрежен. Хорошо там, наверху, под самым куполом!.. Чочуш нехотя встал, взглянул на Пунцага:
      - Займись Дельмеком, его нельзя здесь оставлять! - и повернулся к воинам: - Выходить на тропу! По одному!
      И тотчас вжикнула пуля рядом с его головой, запорошив глаза каменной пылью. Чочуш инстинктивно пригнулся, протер глаза, осторожно выглянул из-за боковой грани камня. Во весь рост, подняв в руке крест, шествовал отец Никандр, ведя за собой героических иноков в изодранных рясах и захваченных пленных.
      Чочуш прицелился, но Пунцаг положил ладонь на затвор его винтовки, сказал тихо, но внятно:
      - Не надо стрелять, бурхан. Он безоружен.
      - Он-поп! Начальник над монахами!
      - Все равно не надо стрелять.
      Куулар Сарыг-оол уходил от Чибита один, отпустив Хертека. Встреченный им караван купцов-чуйцев принес сигнал приказа: волнистую линию с чуть отставленными тремя точками на одном из тюков с мануфактурой. Таши-лама назначал ему встречу в Урумчи.
      На душе его было спокойно, глаза зорко и пристально смотрели вдаль и видели то, что не суждено увидеть никому из смертных, даже самым зрячим...
      Он видел бесконечные каменные ступени монастыря Шаругене, слышал небесные громы труб и улыбался главному Хранителю Огня, склонившемуся перед ним, великим жрецом Бонпо, в уничижительном поклоне... Его духовный двойник Ка, посланный Агни Йогой к центру мира - горе Меру, передал прану героя чудесным путем к родным алтарям, где в его честь должны взвиться золотые столбы огня!.. Но Шаругене пока подождет, и главный Хранитель Огня поторопился со своим решением.
      Куулара Сарыг-оола ждала Лхаса, куда они прибудут вместе с таши-ламой, решившимся ради него на трудную дорогу в Урумчи...
      И никто в целом мире не узнал бы сейчас в этом благообразном и сухом старике вчерашнего сияющего белизной одежд и сверкающего драгоценностями могущественного бога алтайцев Ак-Бурхана! Он удовлетворенно рассмеялся и поднял голову, чтобы, не мигая, взглянуть в ослепительный лик солнца.
      Так надобно ли нам, червям и тлям ничтожным и гнусным, уповать на благо лона господня?
      Из проповеди Иоанна Крондштадского
      Глава первая
      НОВЫЙ ДРАКОН
      Надвигалась ночь, а Техтиек не знал еще, как и где он ее проведет. Своей армии он больше не верил, с опаской посматривал на полководцев, больше похожих на конокрадов, жуликов и убийц, чем на честных и действительно преданных ему людей. Они слишком долго колебались, а взяли его сторону, когда вопрос был поставлен прямо и жестко: обнажать хану Ойроту меч или еще подождать? Лишь тогда они дрогнули и надвинулись на толпу следом за ним... Да, в других условиях он бы охотно затянул на шее у каждого из пятерых хорошую моченцовую веревку из конского волоса, заставив предварительно под страшными пытками вывернуться наизнанку!..
      Кто-то ведь успел уже пустить змеиное шипенье в их ослиные уши! Если есть змеиное шипенье, значит, есть и змея? Где же она? Как найти ее до наступления ночи, чтобы заставить на глазах у всех подавиться собственным жалом?
      - Великий хан! Не пора ли поставить людей на отдых? Темь.
      - Небо еще полно солнца!
      - Да, великий хан. На чистом месте-светло, а здесь, в лесу, уже темь!
      Теперь люди шли за Техтиеком не бесформенной толпой, как утром, а разбитые на пять колонн, во главе со своими командирами, повинуясь ходу белого коня хана Ойрота, как нить повинуется движению стальной иглы сквозь ткань или кожу.
      - Привал был недавно. Люди не могли устать так быстро.
      - Так темь же! Скоро лбы начнут расшибать о деревья!
      Далась ему эта темь! Темь... Такого и слова нет у теленгитов! Но где-то он эту сокращенную монгольскую форму слышал... Где же?
      Техтиек знал много способов проверки людей, но не один из них не годился сейчас для поимки шептун... кому из них может мешать посланец самого неба? Зайсанам, баям, попам, чиновникам, полицейским, некоторым русским купцам и алтайским камам... И - много, и - мало! Значит, если в его войско пробрался соглядатай врагов, то он непременно должен чем-то отличаться от всех остальных. Что говорил хан Ойрот о заповедях неба, чего требовал от Чугул и Чета Чалпана, от всех алтайцев? Уничтожения оружия насилия, всего чужого и чуждого, изгнания кошек, сохранения родов, отторжения русских от алтайцев... Стоп! Значит, если соглядатай послан врагами из русских, то он вряд ли будет носить косу на затылке; если врагами из алтайцев, то его ничем от других не отличишь! И все-таки надо их всех заставить обнажить головы и склонить их! Перед ним, ханом Ойротом!
      Сейчас должна открыться поляна. Нет, чуть дальше.
      - Солнце садится, великий хан! Люди ропщут Техтиек скосил глаза. Опять этот добровольный телохранитель! А где же второй? Их же было двое услужливых, заискивающих, готовых на все и вся... Еще там, на спуске с перевала, они начали активно и старательно опекать его, покрикивая на всех, кто закрывал крупами своих коней спуск: "Дорогу! Дорогу хану!"
      - Еще рано.
      Солнце, действительно, уже перекатилось через Ануйский хребет. Ну и что из того? Понадобится - и ночью идти будут! Лишь бы уйти от русских и от бурханов!
      Интересно, и зачем этим двоим позарез нужен привал, когда настоящая темнота еще не наступила? И полководцы Шамбалы молчат. Кто же тогда ропщет?
      - Пусть прибавят шаг! Не на тропе же становиться. Вот и поляна, кедры с затесами. Кажется, склад не тронут...
      Техтиек остановил коня, развернулся навстречу своей армии, пятью колоннами входящей на поляну по лесной тропе. Полководцы оторвались от своих колонн, спешились, подошли к своему небесному и земному вождю, склонили обнаженные головы. У всех - косички.
      - Разрешаю зажечь ночные костры! Отпустив повелительным жестом полководцев, подозвал своих назойливых телохранителей:
      - Ну а что будете делать вы, алыпы?
      - Сторожить вас, великий хан! - поспешно отозвался первый, который постарше.
      Искренен. Не подобострастен и не лукав.
      - Прислуживать вам, хан Ойрот!-гордо расправил
      широкие плечи второй.
      Самоуверен, а в голосе - вина и страх.
      Техтиек вытянул руку в сторону кучи земли и камне",
      поросших мелким кустарником и густой травой:
      - Там склад Техтиека, алыпы. Надо его вскрыть. Телохранители изумленно переглянулись и разом упали с седел.
      - При-и-и-и-вал!!!
      В считанные мгновения безмолвная, глухая поляна в глубине Чергинского урмана превратилась в человеческий муравейник: трещали сучья, ломаемые мускулистыми руками для постелей; хрустел валежник и выдирался из земли сушняк для костров; ножами срезалась трава, обнажая землю; глухими ударами тяжелых камней вгонялись в неподатливую почву колья для очагов; ржали кони, радуясь отдыху и знакомясь друг с другом...
      Техтиек медленно отступил конем за стволы деревьев, на которых уже гасла вечерняя позолота ушедшего на покой солнца, добрался до подлеска и пошел знакомой ложбинкой вниз, к реке, где вскоре его ноздри уловили дымок костра, щедро приправленный запахом хорошо проваренного баданового чая. Если он не набредет на парней Анчи, то будет гостем у костра таежных охотников, что тоже в его положении неплохо!
      Он забыл о своем одеянии, о мече, усыпанном драгоценными камнями, о белом коне и богатом убранстве его, о своем громком имени... В былые времена Техтиек не боялся подходить к людям у любого костра, где чаще его принимали за купца-чуйца, реже величали зайсаном или баем, и только очень у немногих он вызывал подозрение и страх. Но сейчас ему следовало бы опасаться случайных встреч: голова хана Ойрота оценена русскими властями куда дороже головы разбойника Техтиека! Впрочем, об этом он тоже забыл - тоска по нормальным людям, усталость от бурханов, от непривычной и слишком уж грозной роли окончательно выбили его из колеи. Еще немного, ион начнет вздрагивать от каждого резкого звука!
      Сверкнул далекий огонь между деревьями. Техтиек сдержал размеренную поступь коня. Кто хозяева костра, кто зажег его? Русские солдаты или стражники Булаваса, спешащие в долину Терен-Кообы? Православные дубиноносцы или двуперстники? Монашеский чулышманский отряд, сбившийся с пути? Заплутавшие в урмане охотники, которым завтра выходить на первую добычливую зорю? А может, самые желанные для него люди - парни Анчи, сбежавшие из Аркытской западни?!
      Техтиек спешился, решительно зашагал на огонь костра. Он хорошо вооружен - кого ему бояться? И, наконец, у него - армия, которую легко вызвать сюда, разрядив наган!..
      Кончился лес, пошел подлесок, за ним - кустарник. А там - пологий берег реки, посыпанный мелкой галькой. Отсюда как на ладони видны люди, сидящие вокруг костра. Техтиек сосчитал их: восемь. Значит, их - девять! Один, как положено, сторожит коней в лесу и не сводит глаз с тропы, на которой может объявиться любая неожиданность. Может, с того, девятого, и начать?
      Своих людей Техтиек знал. Кому бы ни выпал жребий быть ночным сторожем, один на один со своим бывшим предводителем он непременно развяжет язык, выложив все разом... Но может и сподличать - дать сигнал тем, кто у костра, или, улучив момент, ударить ножом в пах или печень... Нет уж! Если играть с ними, то играть открыто! К тому же, они могут оказаться и не парнями Анчи, а бродягами-неудачниками, сколотившимися в свою банду до зимы... Обычно такую мелочь Техтиек подбирал щепотью, даже не пригибаясь, как ягоду с куста.
      Потоптавшись еще немного, он вернулся к коню, сел в седло, ринулся напролом через кусты: если уж и появляться перед этой нищей и разбойной братией, то во всем блеске хана Ойрота! Чему другому, а этому Белый Бурхан его научил!
      Его расчет оказался верным: парни покойного Анчи опешили, увидев перед собой великолепного всадника, забыв об оружии и о том, что они умеют им пользоваться. Вскочили, заорали, разом взяв в плотное кольцо своего бывшего предводителя, замахали руками, смеясь и плача одновременно. А ведь обсуждая свои невеселые дела еще минуту назад, они мечтали о расправе над предавшим их
      Техтиеком и его новыми друзьями, худший из которых - Хертек!
      Как только поугасли первые страсти, Техтиек спешился, пожал поочередно все протянутые к нему руки, бегло, но зорко оглядывая каждого в отдельности и всех разом. Поизносились, поистрепались, потеряли не только вид батыров, но и бродячих таежных охотников, утративших свои аилы и ночующих там, где их застанут ночь или непогода.
      - Что, плохо без меня? - спросил он. весело.
      - Плохо, Техтиек!
      - Хуже не бывает...
      Замолчали, переглянулись, начали рассаживаться вокруг огня, с завистью поглядывая на царственные одежды Техтиека, но не враждебно и настороженно, как мог бы он ожидать, а виновато и скорбно, как будто не Анчи похоронили, зарубленного Техтиеком, а самих себя завалили тяжелыми камнями...
      Да, Хертек сумел завязать судьбу каждого из них узелком! И оказался для разбойной братии пострашнее, чем былые облавы и полицейские погони. Покинув ущелье Аркыта, где их берегли сами горы, они оказались на положении рыб, выброшенных из воды на песчаный берег: и дышать было нечем, и плыть некуда, и чешуя сохнет... Попробовали выбирать себе вожаков, но ни один из них не годился для большого разбоя - у них не было хитрости и гибкости Анчи, бесшабашности и наглости самого Техтиека. И они, в общем-то, не столько действовали, сколько подъедали старые припасы, вскрывая один за другим тайники, заложенные еще Техтиеком. Завтра утром должны были вскрыть последний из них - на той поляне, где хан Ойрот поставил на ночь свою золотоносную армию...
      Выслушав до конца грустную исповедь Чекурака - беглого монаха Чулышманского монастыря, ставшего временным главарем останков банды, Техтиек укоризненно покачал головой:
      - Получается, что без меня у вас и дороги нет, поводырь нужен, как слепым?
      Головы опустились еще ниже, а глаза надежно упрятались в землю, в пепел костра, в подергивающиеся серой пленкой остывающие угли, на которые давным-давно плескалось никому из них теперь не нужное варево.
      - Да, так. Тебе врать не будем.
      - Кого убили пастухи зимой? - спросил Техтиек неожиданно.
      - Тоета. А Маскан разозлился и убил Кичимкея...
      - Дураки! Надо было и Тоета в рясу одеть!
      - Не успели...
      - Вот и все, Чекурак, - вздохнул Техтиек. - Весь ответ! Ни мозгов у вас нет, ни порядка... Своих всегда надо забирать. Даже мертвых! А если уж оставлять, то переодевать, уродовать... Сами за собой собак тащите! Потому и забились в эту глушь.
      - Ты прав. Мы многое делали не так.
      - Ладно!-встал Техтиек. - Все пойдете со мной! Кто у коней?
      - Товар.
      - Тащите и его к костру! Разговор есть.
      - А если... Головы лишаться, куда ни шло, но коней!..
      - Ничего не случится,-рассмеялся Техтиек, - там, на поляне, стоит моя армия в тысячу человек!
      - Армия?-не поверил Чекурак.-У тебя есть армия?!
      - Мне ее за верную службу и преданность небу подарил сам бог Алтая Белый Бурхан! - нахмурился Техтиек.-Он не мог дать ей оружия, зато дырявые карманы каждого из моих алыпов набиты золотом!
      - Золотом? - переспросил Чекурак и жадно облизнул губы.
      - Я хочу, чтобы вы помогли мне. И забудьте, что я Техтиек!
      - Кто же ты теперь?
      - Я - хан Ойрот!
      Чекурак икнул от неожиданности и в суеверном ужасе отшатнулся от Техтиека.
      Исчезновение хана Ойрота первыми заметили его телохранители, откапывающие вход в тайник Техтиека Выворотив очередной камень, сразу же расширивший дыру до таких размеров, что в нее уже мог бы просунуться человек, первый из них повернулся к своему повелителю, заранее подготовив для хана подобострастную улыбку. И онемел, судорожно рыская глазами по поляне, пытаясь найти среди многочисленных серых фигур белоснежные одежды хана. Потом резко повернулся к своему напарнику, занятому работой, ударил его кулаком в спину, заорал испуганно:
      - Где хан, Чичкан?
      - Что?-удивился тот, уставившись в перекошенное злобой лицо монгола.-Ты что-то спросил, Хомушка?
      - Вонючий сурок!-отозвался тот, брызгая во все стороны слюной гнева и растерянности. - Правильное у тебя имя, кошачий корм*!
      * Имя переводится, как "Мышь".
      Вытянув лицо, Хомушка по-волчьи, трусцой, обежал поляну, сунулся было в урман, но тут же вернулся, сел на груду камней и земли, вывороченных ими из тайника, обхватил голову руками, застонал сквозь зубы, раскачиваясь из стороны в сторону: все его надежды на большую награду за голову военного вождя бурханов, в котором он без особого труда узнал разбойника Техтиека, рухнули разом, раздавив в душе остатки веры в свою звездную судьбу, которая, по преданию, поворачивает свой светлый лик только в сторону тех, кто много страдал и многим жертвовал!
      Пять лет охотился в Урянхае за Кууларом Сарыг-оолом и потерял его. Три года шел по горячему следу Бузур-оола и тоже потерял Больше года выслеживал Техтиека, и вот, когда осталось только-только руку протянуть и взять его, он таинственно исчез!.. А ведь все взвесил, все продумал, все учел! И люди есть, и чины полиции ждут в условном месте, и Техтиек один, без своей банды! Бери голыми руками его, вяжи крепкими узлами, сади на коня - и наметом, по самой короткой дороге, невзирая на ночь и кишащую разгромленными остатками бурханов Чергу!.
      - Может, послать за ним погоню?-робко предложил Чичкан, чувствуя себя особенно виноватым в случившемся - ведь именно на его физическую силу и рассчитывал Хомушка! А он начал ковыряться в этой норе, где, возможно, вообще, кроме земли и камней ничего нет!
      - Погоню! Иди, ищи его теперь! Хомушка сник - безмозглый баран Чичкан и не подозревал даже, что теперь Техтиек для любой погони недосягаем! В Черге человека найти так же трудно, как в навозе самого Чичкана золотой империал! Сейчас им, пожалуй, надо опасаться не того, что Техтиек от них скроется, почуяв неладное, а что он вернется со своей вечерней прогулки не один, а со своими головорезами!
      - Лезь в нору, бестабунный! - закричал Хомушка. - Надо успеть очистить тайник и убираться отсюда!
      Чичкан послушно полез в развороченную ими яму.
      Техтиек вышел из леса на поляну в тот момент, когда полководцы Шамбалы, назначенные им, шли к развороченной яме, а один из телохранителей за что-то отчитыват другого, а потом они оба чуть ли не с кулаками набросились на пришельцев.
      - Убирайтесь! Этот тайник Техтиека хан отдал нам!
      - Нам не нужен ваш тайник, - с презрением уронил один из полководцев.-Нам нужен сам великий хан!
      - Ну и ищите его, если он вам нужен! И тотчас, увидев вышедшего из леса белого всадника, испуганно дернулся, будто кто из полководцев вытянул его плетью вдоль спины, втащил голову в плечи, закрутился на месте.
      - Подойдите ко мне! - приказал Техтиек, стараясь не ерзать в седле и не говорить громко, чтобы Чекурак с парнями, поняв его неправильно, не разрядили свои винтовки в полководцев и телохранителей.
      Первыми приблизились полководцы, замерли в трех шагах. Следом за ними от ближайшего костра отделился щуплый и неказистый человек с лисьим лицом. Он направился было в сторону телохранителей, но на полпути круто повернул влево и стал поодаль.
      - В чем дело, зачем вы меня ищите?- еще холоднее спросил Техтиек, следя краем глаза за телохранителями, почему-то на этот раз не проявляющими своей обычное прыти.
      - Мы ждем твоих распоряжений, великий хан!-четко доложил один из полководцев, делая шаг вперед, тогда как, по ритуалу, ему следовало бы опуститься на колени и обнажить голову.
      У Техтиека все клокотало внутри, и он сдерживал свой рвущийся наружу гнев только чудовищным усилием воли.
      - Тот, кто обращается ко мне в пешем строю, - сказал он с ледяным спокойствием, - должен стоять на коленях! Я - хан, посланный к вам самим небом и его богами! Полководец послушно опустился на правое колено и, повторив просьбу, прибавил озабоченно:
      - Уже поздно, и надо выставить посты.
      - Охрана подождет. Пока возьмите этих,-Техтиех кивнул в сторону телохранителей-самозванцев, - и подведите их ко мне! Кажется, у них почему-то отнялись языки и не слушаются ноги!-И тут же он всем корпусом повернулся к человеку с лисьим лицом, терзающим собственную шапку: - Кто ты такой и почему стоишь рядом с командирами? Мне не нужны лишние люди!
      - Меня зовут Паслей, великий хан. Я хочу перед тобой покаяться и повиниться.
      - Замолчи, глупый баран! - взвизгнул барахтающийся в руках полководцев Хомушка. - Откуси и проглоти свой длинный язык, дохлая ящерица!
      - Говори, Паслей. Я разрешаю тебе.
      Тот рухнул пластом, пополз, извиваясь телом, к копытам коня хана Ойрота, то взвизгивая, то завывая на одной ноте, то еле слышно шепча:
      - Великий хан! Хомушка и Чичкан, которых ты приблизил к себе, плохие люди! Они хотели схватить тебя еще на горе, чтобы передать русским полицейским. Там ты был совсем один, но они не знали, что на перевале остались воины Хертека. Они заставили меня служить им, но я не хочу... Покарай меня ты, посланец неба!
      - Заткни глотку!-орал Хомушка, которому уже нечего было терять. - Тебе все равно выпустит кишки этот поганый хан, который совсем не хан!
      - Отпустите его,-сказал Техтиек, укладывая ладонь на рукоять меча -Говори, кто ты и кем послан!
      Хомушка, отпущенный полководцами, рванул нож с опояски, кошкой бросился на Паслея, но кто-то из полководцев подставил ногу, и он упал, чтобы тут же вскочить и повторить свой прыжок. Но тот же полководец жестко и зло, не соизмеряя удара, пнул Хомушку в живот. Он сразу же согнулся дугой, покатился по земле...
      - Принесите огня. Здесь темно.
      Дальний отсвет костров, действительно, плохо освещал поляну. Но его приказ запоздал - к ним уже бежали люди с факелами, привлеченные душераздирающими воплями Хомушки, все еще корчившегося на земле. Потом к хану Ойроту подвели Чичкана - покорного, готового говорить и плакать, валяться в ногах и ради спасения своей жизни, как и Паслей, предать всех и вся.
      Но Техтиек не торопился говорить с ним, следя глазами, как корчится и катается по земле Хомушка, как мнет лицом грязь Паслей, как покорно ждет смерти Чичкан. Хомушка был для него наиболее ценной добычей, но похоже он не оправится. Такой удар разрывает кишечник и желудок, отрывает почки или печень, расплющивает мочевой пузырь. При таком ударе не выживают...
      - Что с ними со всеми делать, великий хан? - спросил тот, кто ударил Хомушку в живот.
      Техтиек не ответил. Он ждал, когда хотя бы немного придет в себя тот, самый главный виновник. Но Хомушка явно агонизировал: лежал, скрючившись на земле, выкатив налитые болью и ненавистью глаза, пачкая кровью, сочившейся у него изо рта, траву и собственную одежду. Тот, кто ударил его ногой в живот, знал свое дело хорошо. И теперь Техтиек обязан" вольно или невольно, думать: не с заведомой ли целью он нанес свой смертельный удар?.. Анчи знал много, Техтиек больше его, но все знал только Белый Бурхан, а может, и не он!..
      - Казнить всех троих!
      Чекурак и восемь его батыров, притаившихся в подлеске, ждали условного жеста Техтиека, но тот не торопился обнажать свой меч, занимаясь ханскими делами с помощью своих людей...
      Еще подъезжая к поляне, Чекурак, увидев море огней,
      ужаснулся:
      - Сколько их! Зачем тебе, Техтиек, такую прорву народа?
      - Чтобы выгнать из Алтая всех русских!
      - Русских? Разве они тебе мешают?
      - Они всем мешают!
      - А мы тебе зачем, если у тебя столько воинов?
      - Алтайцы знают двух драконов - Дельбегена и того, что живет в Урумчи. Я хочу быть третьим драконом, и вы будете моими головами! Девятиглавого дракона Алтай еще не знает!-и Техтиек громко и сочно рассмеялся...
      Люди с факелами осветили всю поляну, где на земле корчился человек, второй лежал плашмя у ног коня Техтиека, а третий рвался из рук держащих его воинов и что-то тихо говорил.