- Никто не должен знать о тюрьме!
      Они отъехали еще немного, и Хертек остановился у бесформенной груды камней. Здесь же валялось несколько кузнечных молотов на длинных ручках, железных ломов и лопат, вывезенных со скалы Орктой, где закончилось сооружение жертвенника.
      - Здесь и надо строить.
      Взмахнув рукой, Хертек подозвал воинов и передал их Яшканчи. Отъезжая, усмехнулся:
      - Не пропадет твой Дельмек! Не потеряется.
      Среди воинов, оставленных Хертеком, оказалось немало мастеровитых парней. Да и бурхан Пунцаг, которому они помогали строить жертвенник, очевидно, чему-то их научил, хотя сам и был неважным строителем. Прислушиваясь к разговорам, Яшканчи понял, что Белый Бурхан остался недоволен их работой там, на скале Орктой, и прислал бурхана Жамца, который чеканил у тарбагатайских мастеров золотые идамы. Этого бурхана воины не любили, а о Пунцаге говорили с уважением:
      - И не подумаешь, что он бог! Простой, обходительный...
      К утру сооружение закончили. Вышло оно неказистым и походило скорее на временный загон для скота, чем на грозную тюрьму. Яшканчи хотел было сразу же уехать, но старший из воинов не позволил:
      - Дарга еще не принял нашу работу. Яшканчи сел на теплую сланцевую плиту, уставился на восток, где все ярче и жарче накалялось ночное небо.
      Вспомнился последний крепкий разговор с Чегатом о его дикой торговле чужим и своим скотом, на которую нищего пастуха толкнули возможность быстрого обогащения и непонятные события в горах, напугавшие его до смерти, а потом обрадовавшие до потери рассудка... Да, слаб человек! Да и один ли Чегат не устоял бы перед золотым и серебряным дождем, хлынувшим над долиной?
      Хертек приехал, когда уже встало солнце. Он был непривычно озабочен и, бегло осмотрев сооружение, отмахнулся от него:
      - На первое время сойдет, а потом подыщем что-нибудь в горах! Ты собирался домой, Яшканчи? подожди, поедем вместе...
      Он выстроил воинов, осмотрел их, расспросил о самочувствии, отправил на отдых к Ян-Озеку, потом вернулся
      к Яшканчи:
      - Твой Дельмек не проходил по перевалам. Или он
      уже давно в долине, или топчется вместе с другими на дорогах, не зная, что их уже нет...
      - Ты слишком хорошо выучил своих парней, Хертек, - устало обронил Яшканчи. - Любой твой приказ они выполняют точно даже тогда, когда в этом нет необходимости... Они не пустили меня.
      Хертек вздохнул:
      - Приказ - святое дело для воина, Яшканчи. Я старый воин и хорошо знаю, что в условиях войны, приказ всегда важнее самого боя. Приказ объясняет необходимость и тактику его, доказывает обязательность победы...
      Без этого нельзя!
      От всадников оторвались и вытянулись по земле длинные тени, окрашенные в синеву, хотя солнце, что породило их, и стояло сейчас за спинами Хертека и Яшканчи, было огненно-рыжим, почти золотым... Яшканчи зябко поежился.
      - Что с тобой? Ты болен?
      - Нет, все хорошо. Просто устал.
      Яшканчи не стал говорить о своем предчувствии. Ему показалось на миг, что он последний раз в жизни видит этот восход и последний раз слышит спокойный, чуть хрипловатый голос Хертека.
      Докладом Пунцага Куулар Сарыг-оол остался в принципе доволен. Конечно, многое можно было бы сделать более тщательно и аккуратно, но для этого снова и снова нужно время, которого нет!
      - Много людей в долине?
      - Уже более тысячи. Но люди все идут.
      - Вы с Хертеком обыскиваете их, разоружаете?
      - Да, мы помним о том, что оружие должно быть только у кезеров, охраняющих долину и перевалы, дороги и тропы!
      Отпустив Пунцага, Куулар Сарыг-оол впервые за все время своего пребывания на Алтае почувствовал легкое волнение. Но он не позволил ему разрастись: самообладание вообще нельзя терять, а сейчас, накануне главного дела, тем более!.. Чудо, которое готовилось столь тщательно и долго, должно свершиться точно, четко, без эмоций и срывов!.. Хватит глупостей Техтиека!..
      Идти к людям одному? Нет! Русские уже успели приучить алтайцев к своей божественной троице: бог един, но в трех ипостасях, в трех состояниях небесном, земном и духовном! Эта троица присуща и всем другим религиям, есть она и в Бонпо: Савитри, Агни и Ваю... Идти надо только втроем! Кого же включить в эту первую небесную тройку?
      Дернув за шнурок, он вызвал к себе бурхана-мудреца.
      - Считаю, что пора... Пойдем возрастными тройками в три этапа! Жаль, что мы с тобой, лхрамба, не догадались подобрать и тройку маленьких детей... - Прочитав на лице Бабыя изумление, скупо улыбнулся: - Противника надо уважать, лхрамба! Русской троице мы противопоставим свою! И для алтайцев, испорченных попами, это будет привычным и естественным... Одинокое явление хана Ойрота уже дало почву для сомнений! Где его полководцы Шамбалы и его знаменосцы?.. Вот так-то, лхрамба... Таши-лама обдумывал идею, а надо было обдумать ритуал!
      - Три тройки... Но нас ведь только пятеро!
      - Ты, лхрамба, забыл о Чейне. Она богиня, жена бур-ханов!
      Бабый с трудом подавил улыбку:
      - Теперь она просто жена Ыныбаса...
      - Это легко исправить! Первая тройка - я, Жамц и ты, лхрамба. Вторая тройка - молодых бурханов вместе с Чейне. Третья... Там посмотрим! Может быть, дочь Чета Чалпана и сын Яшканчи нам тоже на что-нибудь сгодятся... Теперь о цветах-символах...
      Бабый развел руками:
      - По канону! Нового мы тут ничего с вами, Куулар, не откроем! Да и надо ли?
      Пять цветов буддизма, его радуга...
      Красный цвет - цвет жизни и действия. Цвет земного огня.
      Желтый цвет - цвет солнца. Цвет небесного огня.
      Зеленый цвет - цвет мира и надежды. Огонь святости.
      Голубой цвет - цвет правды и ума. Огонь высшей мудрости.
      Белый цвет - цвет траура и печали, цвет обновления и переосмысления понятий. Через горе и мрак, через неизвестность. Огонь риска!
      Полное сложение всех пяти цветов - черный. Цвет небытия, уничтоженной сансары. Светильник, погасший на алтаре. Остановка перерождений.
      Что выбрать?
      - Белое с черным? Белое и голубое с желтым? Белое и зеленое с красным? Желтое и красное - цвета гелукпы? Только белое?..
      Явление бога-народу.- последний этап. После них останется только хан Ойрот, освященный богом Ак-Бурханом. Каким его оставить народу? Применить секретный метод тибетской медицины и нанести укол между бровями, парализующий волю? Но не станет ли тогда хан Ойрот еще более неуправляемым, а ближайшие помощники бурханов быстро прозреют и не дадут уйти головному отряду миссии, оставив своих богов в горах Алтая навсегда!
      Надо сделать так, чтобы боги-бурханы исчезли внезапно, как и появились! А гнев и ненависть при неудаче падут на голову хана Ойрота! Они его, конечно, свергнут... У них в запасе есть громкие имена других легендарных героев... Тем более, что сегодняшний Техтиек непременно уподобится недоброй памяти хану Кочкорбаю-деспоту своего собственного народа,-как только уйдет из-под контроля бурханов! Как сделать, чтобы он не ушел?
      - Об этом потом! - сказал Куулар Сарыг-оол самому себе. - Можно посеять сомнение в головах тех, кто останется, ярлыкчи бурханов дадут этой тревоге дозреть и превратят ее в оружие мести!.. Главное, что страна Ойротия, осененная огнем Агни Йоги и знаменем Шамбалы, останется жить! Ее-то уже никто и никогда не уничтожит, не уничтожив самого народа!..
      Случилось так, что бурхан Пунцаг и страж бурханов Хертек встретились один на один впервые с той зимней ночи, когда лунный свет был так завораживающе тих и колдовски нежен... Протянув сейчас друг другу руки, они неожиданно смутились и отвели глаза. Совместная работа и ответственность сблизили их, родили доверие, но сделать еще шаг навстречу друг другу они так почему-то и не смогли, хотя, может быть, это в ближайшем будущем круто изменило бы их судьбы...
      - Докладывайте, Хертек.
      - Отряд воинов, сформированный мной из бывшей армии Анчи, составляет сейчас четыре группы по двадцать пять человек. У Анчи их было шестьдесят семь, в ущельи Аркыта я оставил девятнадцать, из банд Техтиека выбрал одиннадцать, остальные пришли ко мне потом. При формировании групп двенадцать человек я выгнал, девять расстрелял, шесть человек сбежали сами.
      - Тех, что остались, вы обучили?
      - Да, бурхан. Они преданны мне, и каждый будет сражаться за дело бурханов до конца, если в этом будет необходимость2.
      - Боюсь, что будет, Хертек. Что же вы оставили хану Ойроту?
      - Я выведен из подчинения хану Ойроту Белым Бур-ханом. Моя задача охрана долины, перевалов, дорог и троп. Я ее выполнил. Сюда, в Терен-Кообы, и муха не пролетит, бурхан!
      - Как же быть с ханом Ойротом? - спросил Пунцаг недоуменно. - Ты его разоружил, а он сам совсем не занимается своей армией! Как он думает управлять Шамбалой, которую ему передаст сегодня Белый Бурхан?
      - Не знаю. Мне было приказано встретить его, провести на скалу Орктой и проводить через перевал обратно. Я выполнил приказ.
      Да, Хертек не знает ответа на этот вопрос.
      Не знает его и он, Пунцаг...
      Все это было странно и непонятно. Получалось, что Белый Бурхан специально запер хана Ойрота в Храме Идама, где и держит до сих пор. Или Куулар Сарыг-оол думает купить ему армию в этой долине за золотые идамы? Но в Терен-Кообы нет других воинов, кроме кезеров Хертека! Здесь собрались на моление новому богу только пастухи, скотоводы и охотники, оружие у которых, включая ножи и старинные кырлу, отобрано стражами перевалов!..
      - Значит, у хана Ойрота нет своей армии, Хертек?
      - Думаю, что нет... - Хертек поправил оружие, вытянулся. - Я могу идти, бурхан?
      Пунцаг проводил старого воина смущенными глазами и поймал себя на мысли, что ханом Ойротом Куулару Сарыг-оолу следовало бы объявить его, а не бандита Техтиека! У Хертека сейчас была бы не только армия, но и пушки!.. А может, это будет сделано сегодня? И прозвучит не имя хана Ойрота, а имя другого героя Алтая?.. Помнится, Белый Бурхан что-то говорил об этом...
      Как только в чашах вспыхнуло золотисто-зеленое пламя, поднявшись выше деревьев, растущих рядом со скалой Орктой, по долине прокатился вопль ужаса и восторга:
      - Пришел! Белый Бурхан пришел!
      Но вместо бога над алтарем клубился бело-сизый дым - горел арчин, вспыхнувший от огня, бьющего из чаш с грохотом и гулом. А когда белая пелена распалась под порывами ветра, набежавшего с гор, перед изумленными толпами народа предстали три сияющих всадника в одинаковых одеждах, похожие друг на друга, с жезлами-посохами в руках, украшенными горящими крестами с круто закрученными концами, втиснутыми в замкнутые золотые
      круги.
      Долина Теренг погрузилась в молчание. Люди протирали глаза, не веря самим себе. Ждали одного бога, а их явилось сразу три! Что же, и говорить будут тремя языками
      сразу?
      Тяжело и долго текла минута, казавшаяся сном. Всадники не двигались и молчали. Потом разом погасло пламя в чашах, ударил гром, как бы разбудив всадников. Они развернули коней в разные стороны, соединив жезлы. Потом средний всадник выдвинулся вперед, и его белые одежды запылали ослепительным пламенем в свете солнца. Он высоко поднял жезл и сказал громоподобным раскатистым
      голосом:
      - Люди Алтая! Вы ждали меня, и я пришел!
      И тотчас тишина взорвалась, лопнула, расколовшись на сотни голосов. Вверх полетели шапки, малахаи, нагайки и даже седельные сумы. Хорошо, что кезеры Хертека заранее позаботились о том, чтобы изъять оружие, а то бы сейчас здесь грохотали сотни стволов!
      Белый Бурхан ждал. Ждали и те, что стояли рядом с ним и все-таки поодаль. Потом те двое снова соединили посохи, сверкнуло белое пламя. Крики начали стихать, наконец угасли и последние запоздалые возгласы. Вновь наступила тишина.
      Белый Бурхан вторично взметнул вверх свой огненный
      жезл:
      - Люди Алтая! Дети земли и неба! Я принес вам новые законы - самые справедливые и чистые, какие только есть на земле! Я выписал их из ваших солнечных книг, потерянных здесь, в горах, но найденных мной на небе! Хан Ойрот по моему приказу назвал их вам, но не объяснил значения каждой из девяти Заповедей Неба, и потому некоторые из вас не поняли и не приняли их Я их объясню вам, люди Алтая, сам!
      И опять долина взорвалась криками: о солнечных книгах знали все, законы хана Ойрота не поняли многие, девять заповедей напугали даже самых стойких. Они ждали услышать правду от самого неба, и они дождались!
      Но говорить о Заповедях Неба стал другой бог - с синим поясом. Его голос был тише, но и он рокотал над долиной, как большой водопад. И от его простых и ясных слов светлели лица у самых хмурых, разглаживались морщины на лицах стариков, в улыбках раскрывались рты. Именно эти слова и ждали люди от неба! Нет, хан Ойрот ничего не перепутал и не исказил, но он сказал обо всем слишком мало и слишком скупо...
      - Люди! Я хочу, чтобы вы жили одной крепкой семьей и любили друг друга! Если вы будете держаться вместе, то станете непобедимы и никакой враг вам не страшен! Камень, в котором все песчинки спаяны друг с другом, не поддается удару молота, перед ним бессильны огонь и холод! Но камень, рассыпавшийся в песок, даже ребенок загребет рукой! Оставьте свои пустяковые распри, возьмитесь за руки и идите к своему будущему, не боясь ничего и никого! Вспомните: так жили ваши предки, и именно потому они не боялись трудностей и невзгод, не страшились врагов, не клонили своих голов даже перед самыми грозными владыками, хотя те убивали их, угоняли в рабство, делали своими их земли и горы! Будьте всегда вместе - в горе и радости!
      И эти слова Белого Бурхана пришлись людям по душе:
      что может быть лучше и надежнее дружбы, взаимопомощи и полного доверия всех ко всем? Послышались отдельные выкрики одобрения:
      - Правильно говоришь, Белый Бурхан!
      - Вразуми дураков, Белый Бурхан!
      - Скажи нам всю правду о нас, посланец неба! Но теперь выдвинулся конем вперед третий всадник, с красным поясом, и таким же повелительным жестом поднял свой жезл:
      - Люди! Я знаю, что вы одурманены новыми порядками чужих людей, что пришли в ваши горы, не спросив на то разрешения. Я знаю, что вам навязывают русского бога, заставляют поклоняться чуждым вам символам, которые не имеют никакой ценности - они лживы и недостойны вас! Попов, что проповедуют их, изгоняйте! Бросайте в огонь бубны камов и иконы русских попов, предавайте священному пламени Агни Йоги, которое вы чтите, как богиню От-Эне, православные книги и ваши глупые кермежеки! Не приносите более кровавых жертв Эрлику и не жертвуйте ничего Иисусу Христу! Свято блюдите молочную веру! Отныне и навсегда у вас один бог - Белый Бурхан!
      К самому краю скалы Орктой подвинулся первый всадник, с золотым поясом, и поднял жезл, от которого во все стороны заструились разноцветные лучи, и на него стало больно смотреть.
      - Падите ниц перед Белым Бурханом!
      Пылающий жезл с силой опустился вниз, на скалу, и тотчас она гулко треснула, посыпались каменные глыбы, с грохотом раскалываясь внизу, на обкатанных водой камнях, брызгая во все стороны гранитными осколками...
      Когда люди пришли в себя, из боковых чаш снова поднялись столбы желто-красного цвета, а алтарь был пуст.
      - Ушел! - взвыла поляна. - Белый Бурхан покинул нас!
      Яшканчи почувствовал легкий озноб, когда рухнула скала Орктой. Он вносил на нее охапки арчина, привезенные в долину стариками, видел, что вся она была из прочного камня, и потому не верил, что она так легко и быстро рассыпалась от легкого прикосновения жезла Белого Бурхана. Осыпалась, как прелая кора со сломанного бурей дерева! Значит, сила Белого Бурхана так могущественна, что с ней не может сравниться все живое и мертвое? Ведь только небо и могло сокрушить эту громадную скалу!
      Возле своей юрты он увидел оседланного коня и узнал его: Кураган приехал! А почему же нет второго коня? Почему к Яшканчи не приехал его старый друг Сабалдай?.. Уж не привез ли кайчи, кроме своих песен, еще и горькие слова?.. Он распахнул дверь и едва не упал в объятия Курагана, который ждал его у самого входа и еще не опустился на кошму.
      - Долго же ты ехал в Терен-Кообы! Кочевали, что ли?
      Почему Сабалдай не приехал вместе с тобой?
      - Отец совсем старый стал, дядя Яшканчи. Уже сам не может на коня сесть... Он прислал тебе свой большой и сердечный привет!
      - Лучше бы он приехал сам!.. Да, отходил по горным тропам и перевалам мой старый друг, твой отец... А Шину почему ты не взял с собой? Разве она еще не стала твоей женой?
      - Шина уже здесь. Приехала с отцом. Раньше меня... Яшканчи опустился на кошму, взял чашку из рук жены, отхлебнул, покосился на Курагана. Не очень-то веселый у парня вид... Совсем, наверное, плохи дела у Сабалдая... Да, прав Белый Бурхан: испортились алтайцы, забыли старые заветы, на русских стали походить своими ухватками и делами! Орузак теперь хозяин в семье Сабалдая, можно и не спрашивать... Смерти старика ждет, чтобы выгнать младшего из аила...
      - Слова Белого Бурхана слышал?
      - Да, от перевала. Близко подъехать не успел - не пускали люди, вставшие плотной стеной возле жертвенника. А на перевале держали стражники... Хорошо, что меня увидел Ыныбас и приказал им пропустить кайчи в Терен-Кообы...
      - Воинами стражи бурханов командует Хертек, Кураган.
      - Наш Хертек - страж бурханов? - удивился тот.
      - Да. Он хороший воин, а хорошие воины нужны всем.
      - Говорят, сегодня будет большой праздник в долине?
      - Может быть, - согласился Яшканчи. - У людей сегодня большой день... Значит/ будет большой ойын3.
      Бурхан Чочуш объезжал костры, отыскивая приглашенных им кайчи. В долину должны были приехать пять сказителей и около десяти певцов. Трое кайчи были приглашены Ыныбасом. Много надежд было на Курагана, но тот отказался петь славу бурханам и Шамбале, заменив эти песни своими. И все равно было бы хорошо встретить его здесь!
      Кара Таин, поняв распоряжение Яшканчи о больших кострах по-своему, развернул кипучую деятельность, затаптывая малые огни и сгоняя людей в кучу к большим, заранее приготовленным огням. Сопротивляющихся его напору урезонивал словами Белого Бурхана, только что прозвучавшими со скалы Орктой:
      - По сеокам садитесь! По сеокам! Слышали, что сказал бог?.. Надо дружить и уважать друг друга, а не ссориться! А вы все свои сеоки растащили по семьям! У алматов - пять костров, у иркитов - семь... Куда это годится? В аилах семьями не насиделись?
      Люди по-разному относились к его словам, но количество маленьких костров стремительно уменьшалось, и медленно разгоралось количество больших костров... К концу дня в долине уже горело свыше полусотни больших костров, возле которых сидело уже по три-четыре десятка человек, а возле некоторых и больше сотни! Сушняка такому огню не могло хватить надолго, и молодые парни, пришедшие в долину с топорами, стали валить сырые деревья, хотя Белый Бурхан и запретил это делать без нужды... Яшканчи попробовал было вмешаться, но сразу же получил отпор:
      - Бог сказал, что без нужды не надо трогать лес. А разве сейчас - не нужда? Для большого огня надо много дров!
      Яшканчи отступил со смятением в душе. Если уж дело дошло до оговорок, то их будет достаточно на все случаи жизни! И у всех.
      Узнав, что в долине есть кайчи и сказители, приехавшие на праздник, сеоки, собравшиеся у своих больших огней, начали требовать певцов к своим кострам, хватая под уздцы любую лошадь, всадник которой внушал им доверие или казался одним из распорядителей в этой долине:
      - Мы из рода Тодош, приехали из долины Кан! Мы первыми приехали сюда, нам должен петь лучший кайчи гор и долин!
      - А наш сеок Мундус чем хуже других? Пусть хороший кайчи к нам идет со своим топшуром!
      - Мы-Модоры! В нашем сеоке было много кайчи, и мы не можем в такой день быть без кая и хороших песен!
      Чаще всего на эти просьбы и требования выпадало отвечать Ыныбасу, разыскивающему Дельмека, и он только обескураженно разводил руками:
      - Разве найдешь столько сказителей и кайчи, чтобы их на все сорок сеоков хватило? Своих надо было зазвать с собой! В каждом сеоке есть кайчи, и не один, а несколько!
      Ыныбас не преувеличивал. В алтайских семьях черчек-чи и кайчи, действительно, встречаются часто. А уж в сеоках-то, какой бы численности они ни были, певцы и сказители подавно должны были быть! Просто отношение ко многим из них порой было каким-то снисходительным: ну, бренчит кто-то на топшуре, позванивает на комузе, гудит на шооре - и ладно! Скота от его песен не прибавится, а нужды не убудет... А здесь, на большом празднике, в кайчи и сказителях вдруг появился ощутимый недостаток!.. Ыныбас пожаловался на атаку сеоков Чочушу, но тот отозвался неожиданно сочувственно ко всем сидящим у костров и довольно бурно:
      - Все они правы! Мы сами во всем виноваты! Мы плохо искали певцов, сказителей и музыкантов, и поэтому у нас их так мало!..
      - Я видел Курагана на перевале, бурхан.
      - Я его тоже видел! - отмахнулся Чочуш, сразу помрачнев. - Он не будет больше петь о бурханах... Он говорил мне, что виноват во всем хан Ойрот и что этот хан Ойрот - фальшивый... Как же ему теперь петь о том, в чем он разуверился?
      Ыныбас хмыкнул. В словах Курагана был здравый смысл.
      - Я попробую уговорить его. Ошибки хана Ойрота исправлены Белым Бурханом! Он сам слышал золотые слова неба, сказанные со скалы Орктой!..
      Дельмек остановился у одного из костров, прислушался к сердитому рокоту топшура, насторожился от слов песни, показавшихся ему несуразными и даже насмешливыми среди всеобщего ликования:
      Горы сдвинулись с места
      Это люди сдвинули их!
      Солнце упало в долину
      Люди с неба сняли его!
      Белый Бурхан призывает к счастью,
      Сам же не знает дороги к нему!
      Надо самим нам, люди,
      Идти к перевалам счастья,
      Чтобы сделать счастливым каждый
      В наших горах перевал!
      Дельмек угрюмо покачал головой: "Не понравится эта песня бурханам! Хотя ее слова более правдивы..."
      Этот кайчи попал точно в цель! Бурханы зовут народ к счастью. Это хорошо. Они не обещают дать его готовым и всем сразу - тоже неплохо. Но они против лучшей жизни, против культуры, против знаний, против русских. А это уже плохо.
      У Дельмека тоже не было полного согласия с ханом Ойротом, а сейчас его нет и с бурханами. И эти его мысли, свалившиеся не с неба, а налетевшие на всем скаку табуном из самой жизни, укладывались рядом друг с другом тяжело и непослушно. Как горы в хребте, которые теперь уже никто не может подравнять - хоть и молнии бьют по ним, и ветры разбивают о них свои кулаки, и бурные ледяные воды точат их...
      Русские нужны алтайцам! Нужны их знания, их умение, их терпение и трудолюбие. Только русские могут научить всех алтайцев читать умные и позарез нужные книги, лечить не травами и заклинаниями, а лекарствами... Зачем же гнать их за это, не принимать их дружбы, пренебрежительно относиться к их словам и советам?
      Русские всеми силами уводят алтайцев от дикости, а бурханы и хан Ойрот снова зовут к ней, отметая все, что им на пользу, и оставляя только то, что их держало и все еще держит в дикости и невежестве. Разве это хорошо?
      Русские мужики научили алтайцев выращивать овощи, печь не каменные теертпеки, которые не разгрызешь, если не размочишь в чае или супе, а настоящий пышный хлеб;
      они познакомили их с сахаром и сладостями, которые так любят дети и женщины; научили добывать огонь не только кресалом, но и спичками, пользоваться мылом... У русских есть много умных вещей, которые облегчают алтайцам жизнь, делают ее лучше, интереснее, безопаснее, легче!
      Сами бурханы и хан Ойрот пришли к ним не в грязных шкурах, а в белых блестящих одеждах, какие носят некоторые русские и за большие деньги покупают у купцов-чуйцев зайсаны и баи. Значит, бурханам нравится то, что есть лучшего у других? Почему же они не хотят, чтобы это все было и у народов Алтая?
      Какие-то всадники преградили ему дорогу, назвали по имени. Дельмек поднял голову и удивленно посмотрел на них.
      - Гляди! - хохотнул один из всадников. - Он даже нас не узнает! А ведь мы твои родственники, братья твоей жены Сапары!
      - Сапары?
      Только теперь Дельмек узнал голос Кучука. Ну, этому жулику и прохвосту он теперь найдет, что ответить! Не того Дельмека они встретили, совсем другого!
      Кучук спешился, подошел ближе, ухватил коня за повод, напрашиваясь на скандал - нет большего оскорбления для алтайца, чем чужая рука, схватившая повод его коня.
      - Убери руку, Кучук!
      - Слушай, ты!-прошипел старший брат Сапары. - Я не хочу, чтобы ты снова сбежал от меня! Ты еще не все долги отдал! А теперь будешь должен и за то, что бросил жену, мою сестру...
      - Не пугай!-криво усмехнулся Дельмек.-Не такой уж ты и страшный, каким кажешься сам себе!
      Дельмек знал старшего брата своей жены и потому больше не боялся его. Знал он и других братьев Сапары - трусливых и гадких, способных по приказу Кучука на любые пакости. И хотя они наверняка вооружены, но Дельмек стреляет лучше. К тому же, первый же выстрел, кто бы его ни сделал сейчас в долине, будет для всей их группы последним: люди растопчут каждого, кто посмеет нарушить их праздник и оскорбить бога, священное место, где звучал голос не только хана Ойрота, но и Белого Бурхана!
      Понимал это и Кучук. Но он привык сначала орать, а потом уже думать. И поэтому отшатнулся, когда Дельмек сбросил с плеча винтовочный ремень:
      - Не стреляй, Дельмек! Только не стреляй!
      - Если ты и твои сопляки не уберутся немедленно, я подниму всю долину! Ну!
      Ружье у Дельмека было уже в руках, и пальцы лежали на курках, готовые вдавить холодные скобки внутрь затвора и высвободить пружину с бойком.
      - Ты не сделаешь этого, - сказал Кучук неуверенно. - Тебя люди убьют первым, а мы успеем уйти!
      - Уйдут только твои сопляки, тебя я оставлю здесь. В небо я не привык стрелять, Кучук! А когда сюда прибегут люди, я именем Белого Бурхана прикажу поймать и твоих братьев, чтобы зарыть их в землю вместе с тобой! Но зарыть живыми! Ну?
      Кучук попятился:
      - Что ты, Дельмек? Что ты! Шутки перестал понимать?
      - Где вы, там нет шуток! Бросай оружие!
      - Послушай, Дельмек...
      - Бросай оружие!
      Кучук в бешенстве набросился на братьев:
      - Сопли распустили? Не могли нагайками его уложить, как волка, напавшего на отару?
      Братья лепетали что-то в свое оправдание, но Кучук был неумолим:
      - Меня-то он под ружьем держал!
      Но чем ближе подъезжали братья к кострам, тем тише становился голос Кучука-нельзя громко сердиться там, где у людей радость и праздник. Из одной беды в другую попасть можно!..
      Костры, костры, костры... Никогда братья не видели столько костров и столько людей возле них!
      Ойыны, ойыны, ойыны... Где еще можно увидеть столько праздничных веселых хороводов? Да нигде!
      Братья с удовольствием бы посидели возле любого из этих огней, и даровой араки с бараниной попробовали бы, и новые знакомства бы завели, и в одном из таких вот ойынов покружились бы... Но - Кучук! Знай, ворчит и ворчит, будто шакал какой-то жрет его душу и насытиться никак не может!
      - Дома вам будет арака и мясо, бездельники! У своих очагов набьете животы! На пастбищах напляшетесь до упаду!.. Дело надо делать, собачьи зады, гнилые головы!
      А дело у Кучука известное - стащить, что плохо лежит, уронить того, кто плохо стоит, увести то, что плохо привязано... Потому и от людей норовит в темноту нырнуть - как бы не узнал кто, старые счеты бы с ним не свел! По краю чужого праздника вел своих братьев Кучук, в середину не лез. А на краю всегда то пристраивается, что похуже...
      Но возле одного из костров Кучук задержался, спешился и начал подкрадываться к человеку, смакующему араку из большой деревянной чашки. Присмотревшись, братья узнали кама Учура. Переглянулись: хоть тут надо помочь Кучуку, а то опять бешеной собакой набросится. Даже Учура испугались, скажет, всю жизнь косоротые.
      Братья спешились, подкрались к бывшему каму, схватили его за руки, заломили их назад, поволокли грузное тело. Чаша, выскользнувшая из рук Учура, упала в костер и сразу же, задымив, вспыхнула... Бывший кам попробовал было что-то заорать, но Кучук запечатал ему рот ладонью:
      - Молчи! Ты давно уже мертвый! Тебя еще весной сожгла в своем аиле Барагаа!.. А перед нами ты за сестру, за нашу Сапары, отвечать будешь! Из-за тебя, кобеля, она наложила руки на себя!
      Узнав братьев Сапары, Учур сник и больше не сопротивлялся.
      Кучук вытащил нож, подставил его к горлу Учура:
      - А теперь можешь говорить... За убийство Барагаа с тебя пускай зайсан спрашивает и русские полицейские, а за Сапары спросим мы! Почему ты сломал ей жизнь и заставил Дельмека бросить жену? Говори, Учур! За что ты мстил Дельмеку? А может, ты мстил всем нам, опозорив Сапары?
      - Убери нож, Кучук, - прохрипел Учур. - Я и так все скажу...
      - Нет, Учур,-осклабился Кучук,-говорить буду я! Нас всех обидел Дельмек. И ты нам должен помочь разделаться с ним!
      Яшканчи устал. День выдался суматошный, изматывающий силы, давящий каменным грузом ответственности. Да и только ли день и вечер, ночь и утро? Луна успела открыться полностью и пойти на убыль, а он все не слезает с коня, будто прирос к нему! И добро бы еще по своим хозяйственным делам так колотился, а то все, что он сейчас ни делает, все на ветер - ни награды за эту работу, ни похвального слова!
      Ыныбас отправился спать к Чегату, с которым подружился неожиданно и быстро, когда выругал его как следует за жульничество со скотом. Бурхан Чочуш, раздав награды и халаты кайчи-победителям, уехал за перевал. Хертек снова сторожит горы и алтарь, как будто кто-то непременно должен их украсть до утра...
      Пора и ему, Яшканчи, на покой! Адымаш совсем потеряла его за эти дни, Кайонок мать расспросами извел... Да и ночи осталось - с воробьиный нос: вот-вот светлая полоска восхода пойдет по вершинам гор в той стороне, где родина Хертека. А Яшканчи еще и глаз не сомкнул со вчерашнего рассвета! А днем начнутся новые хлопоты - Ыныбас, бурханы, Хертек с воинами, Кураган... Может, дождаться кайчи здесь? При госте-то и Адымаш не посмеет упрекать его или сердиться...