Безжалостный убийца

      Ховелер же не мог оставаться на одном месте целый день и ждать, пока его схватят. Он обязан двигаться. Может, слабого шума струящегося воздуха и работающего электричества достаточно, чтобы заглушить легкий стук мягко обутых ног о пол? А может, машины, стоящие на пути, помешают берсеркеру увидеть его? Во всяком случае, Ховелеру удалось дойти до следующего трапа и соседней палубы незамеченным.
      Приложив некоторое усилие, он смог пробраться в соседний отсек, где могли быть восстановлены записи системы. Закрыл дверь и принялся запутывать ту систему, что относилась к центральному складу.
      Ховелеру показалось, что звук работы с инструментами выдал его присутствие. Не прошло и двенадцати секунд, как одна из оказавшихся на борту станции машин толкнула дверь маленькой комнаты и схватила его на месте преступления.
      Ховелер надеялся на быструю смерть, но его мрачные надежды улетучились. Многорукая машина, стараясь как можно меньше нанести ему ушибов, потащила назад в лабораторию.
      Он и Анюта Задор вскрикнули, увидев друг друга живыми.
      Машина, тащившая Ховелера, освободила его. И два человека бросились в объятия.
      Момент смерти, какой бы угрожающий она ни была, почему-то откладывался. Вместо того, чтобы полностью уничтожить беззащитную станцию или безжалостно распотрошить ее, гигантский противник зажал ее внешний корпус силовыми полями. Это могли наблюдать пленники, имея доступ к объемному экрану. Он начал менять направление движения лаборатории. Корпус от непривычного давления издал странный плачущий звук. Затем все стихло.
 
      Минуты плена тянулись, словно отделенные от самого времени. Уставшие от напряжения веки опускались — Ховелер и Задор попытались отдохнуть. “Последняя возможность отдыха”,— мрачно подумал Ховелер.
      Гравитация еще работала стабильно, тормозя и гася ускорение, которое появилось в связи с новым движением, навязанном извне. Люди внутри не чувствовали, что их тянут на буксире.
      Удивительно, но берсеркер, казалось, не обращал внимания на случай саботажа Ховелера. Пока высадившиеся на борт машины не наказывали его, не угрожали и не задавали вопросов. Оба человека находили поведение захватчиков вполне приличным. Берсеркер, не делавший ничего худого, возможно, готовился к чему худшему.
 
      Немного отдохнув, Ховелер и Задор стали совещаться. Сами не замечая того, они обращались друг к другу шепотом. И это несмотря на то, что их металлические враги, стоящие неподалеку, почти наверняка могли различать звуки более тихие, чем те, какие могло уловить человеческое ухо.
      Оба были сбиты с толку, даже странно напуганы, что их не убивают. Кроме того и Анюта и Даниэл имели доступ ко всему, что используется в управлении. Во всяком случае, внутри лаборатории.
      Правда им не разрешалось манипулировать командами, оказывающими влияние на весь корабль. Но ни Ховелер, ни Задор с тех пор, как их притащили в лабораторию, не покидали ее.
      И все же Даниэл, несмотря на страх, молча поздравил себя с тем, что действительно в основном смог пробраться в систему хранения груза. Вот только не посмел сказать Анюте о таких своих достижениях. Не думал он говорить с Задор — в присутствии берсеркеров — о том, что могло случиться с последней подаренной зиготой.
      Доктор Задор тоже ничего не сказала о его отсутствии и насильственном возвращении сюда. Но примерно через час, когда она почувствовала возможность задать Ховелеру вопрос, обратилась к нему красноречивым взглядом: “Где ты был?”
      Он тоже взглядом дал понять Анюте, что понял ее тревогу, но не знает, каким образом подробнее ответить.
      Но как ни старались они отвлечь друг друга от насевшего страха, их мысли неизменно возвращались к зыбкости и опасности положения, в котором оказались.
      У Дэна Ховелера не было своей семьи — и за это он сейчас благодарил судьбу. “А вот Анюта...” — скорбно думал он. Его спутница по несчастью, когда сидела с закрытыми глазами, возможно, думала и о мужчине, за которого собиралась замуж.
      Ховелер тайком нашептал ей предположение, как спастись, но оба грустно понимали, что это вряд ли реально.
 
      Прошло несколько часов. Захваченная пара все так же шепотом успела обменяться несколькими фразами. И решили попытаться покинуть лабораторию. Пойти в свои кабины. И к их удивлению, никто не помешал Ховелеру и Задор выполнить задуманное. Нет, не потому, что берсеркер забыл о своих пленниках — две машины проводили их из лаборатории и тщательно проверили кабины перед тем, как разрешить войти туда их обитателям.
      Стража, находящаяся в отсеках, позволила людям отдохнуть. Ховелер, раскинувшись на кушетке, вскоре задремал.
      Отдохнув, хотя и в присутствии стражи, сотрудники биолаборатории вернулись на рабочие места. Они с любопытством пытались выяснить обстановку. Иллюминаторы и возможность использовать объемные экраны позволили получить некоторую информацию.
      Анюта Задор заговорила первой:
      – Ты прав, без сомнения. Мы на буксире. Ховелер шумно вздохнул:
      – Не уверен.
      – Я вроде тоже... Но скорее всего нас действительно тащат на буксире. Всю станцию. Ее корпус, или большая часть корабля окружают силовые поля. Они похожи на слабый серый туман, который просматривается только под определенным углом.
      Они заново настроили экран и наблюдали. Их надсмотрщики сохраняли загадочное молчание.
      Задор произнесла:
      – Дэн, это не имеет никакого смысла.
      – Знаю.
      – Куда они нас тащат? Ховелер пожал плечами:
      – Похоже мы удаляемся от Солнца. Медленно, но настойчиво увеличивается скорость. А поскольку у нас нет никакой связи с человечеством, нельзя решить и предпринять ничего определенного.
      Время бессвязно тянулось. Люди сидели и стояли, испытывая ужас, который медленно переходил в состояние, напоминающее нездоровое спокойствие. И все ожидали, ожидали... Что с ними будет?
      Затем и у Ховелера стало угасать ощущение маленького триумфа, что он успел проделать с системой складирования. На смену же пришла отвратительная мысль: а если берсеркера и не интересовало точное опознание зародышей колонистов?
      В дьявольски отменно продуманном плане врага не имела значения личность человека Солнечной системы и его зародыша.
 
      Машины продолжали хранить спокойствие. Не причиняли захваченным никакого вреда. Берсеркер даже не возражал против того, чтобы пленники говорили друг с другом. Напротив — как показалось Ховелеру — их специально не разделяли, чтобы позволить свободно беседовать.
      И Даниэл не побоялся высказаться вслух:
      – Может нам позволяют говорить, чтобы слушать, что нас волнует? Анюта закивала:
      – Мне тоже пришла в голову такая мысль.
      – Так что же делать?
      – Не знаю... Но что плохого в том, что разговариваем? Мы не владеем военными секретами.
      Но ошибкой было бы предположить, что машины-захватчики молча бездействовали. Одна постоянно находилась в поле зрения пленников. Остальные, работая с перерывами, изучали своими приспособлениями систему управления лаборатории, другое оборудование. Ховелер не смог бы ответить: входило ли в их намерение что-либо изменить, или шло заданное исследование?
      Но людям было явное послабление. Им даже позволили бродить по станции где угодно, хотя и под присмотром охраны. Ховелер и Задор могли наблюдать за вторгшимися машинами и на других палубах: повсюду рылись в оборудовании. Даниэл даже прикинул, что на борту лаборатории с десяток таких врагов.
      Но никто из них не произнес ни единой команды, ни одного сигнала пленникам.
      И вот пролетел стандартный день.
      Анюта и Даниэл большую часть времени проводили в отменно знакомой им лаборатории. И вдруг, среди тихой беседы, Задор запнулась и подняла изумленные глаза.
      Ховелер, проследив за ее взглядом, тоже онемел.
      Перед ними внезапно появились незнакомые мужчина и женщина. Оборванные пугала, похожие на жителей Солнечной системы. Пришельцы уставились на Ховелера и Задор голодными глазами.
      Даниэлу не оставалось ничего, как прервать тишину:
      – Привет!
      Незнакомцы не ответили ничего.
      Судя по их потрепанным, истощенным фигурам, выражению лиц и глаз, Ховелер быстро догадался, что не дождется от них внятного слова.
      Но повторил попытку разговорить. На сей раз появившиеся представились: Кэрол и Скурлок.
      Анюта внимательно рассматривала их. И спросила:
      – Как вы попали сюда? Пришли... от берсеркеров?
      Оба закивали головой. Мужчина пробормотал что-то утвердительное.
      Задор и Ховелер глянули друг на друга в ужасе: не таково ли и их будущее?
      Чем больше изучал Даниэл пришельцев, тем сильнее брал его страх. Скурлок небрит. Волосы спутаны, грязны. Одежда небрежна. Все нараспашку. Видно, что они давным-давно не переодевались.
      Кэрол была босой. Через расстегнутую обвислую рубаху виднелась обнаженная грудь.
      Из какого общества бы они ни пришли, чувствовалось первоначальное смущение. Скурлок пытался прикрыть свою полураздетую подругу.
      Но, видно, пара эта имела свободный доступ к еде, поскольку остались равнодушны к тому, что предложили им роботы-прислуга на станции по приказанию Задор и Ховелера.
      Нельзя было также сказать, глядя на тела незнакомцев, что они подвергались дурному обращению.
      Но вот по взглядам, по бессвязным словам, особенно у Кэрол Ховелер мог предположить, что они... да, возможно, они безумны. Очевидно, Скурлок и Кэрол привыкли к присутствию берсеркеров, потому что не обращали на машины никакого внимания.
      Ховелер поймал себя на успокоительной мысли, что эта парочка не принесет никакого вреда оборудованию.
      Словно это имело сейчас какое-либо значение.
 
      Скурлок и Кэрол расположились в отдельной пустой каюте. Сотрудники лаборатории пришли к общему мнению, что оба пришельца, особенно Кэрол, отличались неуравновешенной психикой из-за напряжения тяжкого длительного плена. Не потому ли и их разговор внезапно на полуслове обрывался, и следовало долгое молчание?
      Анюта попросила их:
      – Расскажите, как вас захватили? Где? Скурлок взволнованно откликнулся:
      – Они отняли у нас корабль!
      Он упорно смотрел на обитателей лаборатории, словно пытаясь угадать, как они воспримут такую новость.
      – Когда это было?
      Ни Кэрол, ни Скурлок не могли ответить. Может, скрывали какой-то секрет?
      Анюта Задор повернулась к пульту и занялась поиском информации о потерянных кораблях за несколько месяцев.
      Был представлен небольшой список того, что исчезло в секторе.
      Речь шла, конечно, о космических средствах передвижения.
      Кэрол и Скурлок, как это ни странно, не были заинтересованы в поиске, не пытались подсказать. Правда, вспомнили, что работали на маленьком корабле, проводя исследования для Фонда Сардо... Нет, у них никакого представления о том, что мог сейчас делать берсеркер с их кораблем. Они действительно не помнили, когда распрощались со своим судном.
      Биоинженеры пытались выспросить, как происходил захват их корабля. Ни Кэрол, ни Скурлок не могли сказать, сколько времени в плену.
      Не знали они и то, почему их высадили на лабораторию.
      Задор внезапно спросила:
      – На борту у берсеркеров есть еще люди? Она пыталась еще что-нибудь узнать. Может, кто-либо из “полезных”?
      – Мы “полезные”,— четко произнесла Кэрол, со страхом оглянувшись на стоявшую поблизости и слушающую машину. Но отшатнулись только Задор и Ховелер: настойчивость оборванной грязной женщины казалась поистине безумной.
      Но и ее спутник согласно закивал головой. Закивал медленно и задумчиво.
      – Да, да... А вы?
      Помолчав, Анюта произнесла тихо, но твердо:
      – Мы не “полезные”. Нет,
      Машина, стоящая рядом, казалось, ничего не заметила.
      Постепенно Скурлок стал приглядываться к новому окружению, в которое поместил его металлический хозяин.
      Спросил:
      – Что это за место?
      Ховелер стал объяснять.
      Грязный нечесаный мужчина оборвал Даниэла:
      – Интересно, что собирается делать наша машина?
      – Ваша машина? Берсеркер?
      – Называй их, как хочешь. Нам задали ужасно много вопросов об этом... месте... перед тем, как попасть сюда.
      Задор и Ховелер ощутили прилив нового страха.
      Кэрол добавила к словам Скурлока:
      – Не знаю, какую пользу представляют из себя человеческие зиготы. Тьфу!.. Но нашей машине лучше знать.
      – Ваша машина, как вы ее называете, воспользуется вашей же помощью?
      Кэрол поспешно согласилась:
      – Разумеется, я помогу!
      Речь ее становилась ясной и понятной:
      – Мы поможем. Пока не знаем, как. Но наступит время, и машина подскажет. Мы же готовы ко всему. Ее страстно поддержал Скурлок:
      – Мы готовы!
      Он вдруг запнулся, увидев, с каким отвращением и презрением глядят на него Ховелер и Задор. И уже другим тоном добавил:
      – “Вредные”!
      Прошептал, давая чувству обильное презрение.
      – Мы “полезные”,— снова повторила Кэрол с видом школьной учительницы, но явно находясь в состоянии душевной неуравновешенности. Задор резко оборвала ее:
      – С вами никто не спорит! Хорошо, если вы так говорите. Вы — “полезные”... Думаю, достаточно умело подготовленные.
      Ховелер не удержался и добавил несколько грязных эпитетов.
      Кэрол дико закричала и вдруг набросилась на Анюту, с безумной силой наваливаясь на высокую женщину, царапая своими обломанными ногтями ее лицо.
      Чтобы оградить Задор от телесных травм, Ховелер бросился к Кэрол и так резко ее оттолкнул, что маленькая женщина отшатнулась и упала на гладкую палубу.
      – Оставь ее! — Скурлок в свою очередь толкнул Ховелера.
      Тот зло ответил:
      – Тогда прикажи ей оставить нас! Перебранка и оскорбления двух сторон постепенно стихли.
 
      Спустя несколько часов наступило неловкое перемирие. У Ховелера и Задор, тихо и спокойно разговаривающих, появилось сильное подозрение, что Скурлок и Кэрол сами нашли в полетах берсеркера, чтобы добровольно наняться на службу,
      Ховелер:
      – Думаешь, и от нас ждут того же? Задор:
      – Любопытно, подслушивают нас?
      – Конечно, подслушивают. Ну и что? Мне наплевать. Может, слушают от нечего делать? Чуть помолчал.
      – Меня больше волнует то... и пугает, что начинаю понимать, как люди становятся “полезными”. Ты когда-нибудь думала об этом?
      – До сих пор нет.
      Временами Скурлок, во всяком случае, так казалось, пытался найти соглашение с другой парой. Кэрол же была слишком не в себе, чтобы заботиться об этом.
      Скурлок говорил:
      – Послушайте, мы все пленники. Ховелер осторожно кивал головой:
      – Машина говорила, что она собирается делать с нами?
      Скурлок страшно улыбнулся:
      – Нет! Но и я, и Кэрол будем участвовать в игре. Это единственный способ разобраться в ситуации, подобно этой.
 
      После неожиданного захвата станции все базы, города и поселения на обитаемых планетах Иматранской системы находились в безумной активности. Но было уже бессмысленно и поздно спасать лабораторию.
      Весть о ее захвате, об атаке берсеркера со скоростью света долетела до властей, управляющих планетами Солнечной системы.
      Новость получили через несколько часов после случившегося.
      В направлении разоренного планетоида была выслана посильная помощь.
      Следуя военной доктрине, было образовано единое военное командование, под эгидой которого крупные планеты координировали свои усилия.
      Внутри системы больше не наблюдалось столкновений — по одной причине: отсутствие в космическом пространстве Иматрана сил, способных противостоять победившему противнику. Захваченную станцию безжалостно и неумолимо, но осторожно и аккуратно уводили прочь.
      После налета все, что осталось от вторжения — это умеренное число мертвых и раненых, следы повреждений, короткие и угасающие электромагнитные сигналы, включая световые волны...
      Результатом короткого, неистового сражения стало небольшое количество обломков, мертво плывущих в космосе: останки кораблей и маленьких берсеркеров.

3

      Во сне, который казался длинным и повторяющимся, перед глазами леди Дженевьев продолжал стоять образ ее спасителя. Фигура в костюме и с защитным космическим шлемом... Высокий, сильного телосложения человек протянул руки, предлагая спасение от гибели, избавление от...
      Да, от всего. Кроме страшных снов.
      Голос, доносящийся из динамика скафандра, вновь произнес ее имя, только что... как раз...
      Леди Дженевьев, находясь на борту погибшего курьера, обрадовалась спасителю. С чувством всеохватной радости подняла руки, чтобы обнять ловкого, счастливого и великолепного Николаса Хоксмура.
      Лишь на мгновение он показался нерешительным от удивления. И потом его руки в доспехах нежно обняли леди, осторожно отвечая на ее же объятия.
      Потом Дженевьев, освободившись от признательных рук пилота, нетерпеливо спросила:
      – Вы можете забрать меня отсюда? Видите, у меня нет костюма. Похоже, на борту нет скафандров.
      Опять его голос... голос Ника, голос, который она запомнила еще с экрана... а теперь вот звучит в скафандровом, динамике.
      – Все в порядке, леди. Конечно, я вас спасу. Потому что...
      А потом...
      Вспоминая последовательность событий — сколько бы времени ни прошло, находясь в безопасном месте, где бы оно ни было, Дженевьев казалось, что взорвался весь мир.
      Но и сейчас у нее оставались сомнения, что взрыв, всплывший в памяти, произошел на самом деле. Однако, сцена представлялась реальной и убедительной. Как и впечатление, что после взрыва нечто произошло.
      То, что воспоминание о крушениях и взрывах стало отдаленным, несколько успокаивало леди.
      Но и возвращало обратно.
      В объятиях пилота ее тело, покрытое лишь обрывками белого платья, прижалось к жесткому бесчувственному снаряжению. Оба стояли, окруженные дымом, заполнявшим корабль-курьер.
      Затем этот взрыв.
      Реальный и убедительный.
      И за ним начались видения. Огромный мир необычных снов, переходящих в странную ясность ума, а иногда — в видение, несущее ужас.
      И теперь леди переживала неясный, неотступный страх, беспомощное чувство перед надвигающейся смертью, неизбежностью уничтожения.
      Слава Богу, проявления ясности и страха были коротки.
      И вновь Дженевьев впала в бессознательное состояние. Погружение в темноту, похожую на сон, больше всего напоминало прекращение существования.
 
      Когда она вырывалась из небытия, являлась мысль, что курьер, на борту которого она находилась, разрушен на самом деле. Хотя все казалось таким далеким.
      Наконец, до нее стала доходить реальность. Ее теперешнее состояние, приятное окружение доказывали, что она спасена и находится в безопасном месте. Леди занимала кровать, или скорее, узкую койку, которая по некоторым признакам была на борту корабля. В нескольких сантиметрах над ее лицом двигались тонкие, ловкие, явно не человеческие, но страсть как приветливые руки металлического медицинского робота, который ухаживал за ней.
      С большим усилием, все еще лежа на кровати, леди Дженевьев слабо заговорила. А заговорила потому, что чуть дальше робота разглядела неясно вырисовывающееся лицо — красивое и мужественное — лицо пилота, который наблюдал за койкой через прозрачный гигиенический щит. Имя спасителя она теперь уже никогда не забудет: Николас Хоксмур присматривал за обессиленной и больной женой премьера.
      Говорить ей было трудно. Она задыхалась. Но все же спросила:
      – Где я?
      Трудности с речью пугали ее. Однако, в душе верила: если она спасена, то трудности со здоровьем обязательно будут преодолены.
      Хоксмур быстро наклонился, чтоб успокоить леди:
      – Вы в безопасности, на борту моего маленького корабля. Я называю его “Рен”. О, я вовремя вытащил вас из курьера.
      Ник запнулся. И добавил:
      – Вы помните, что произошло там?
      – Я помню, как выбралась на курьере из лаборатории. Конечно, как не помнить?
      – А меня помните?
      – Николас Хоксмур, архитектор и пшют.
      Каждое слово, которое она произносила, требовало неимоверных усилий. Но леди хотела говорить. Ей даже чудилось от этого желания, что она и не слишком устала:
      – Вы очень хороший пилот, должна признать.
      – Хорошо, хорошо,— произнес Ник успокаивающе. Дженевьев не оборвала разговор:
      – Как зовут вас друзья? Ник?
      – Мои друзья? — вопрос, кажется, на мгновение выбил его из равновесия.— Да, да, Ник подойдет. А как вас зовут друзья?
      – Дженни.
      – Да, конечно, Дженни. Это имя мне что-то напоминает.
      – Что же?
      – Поэму. Стихи. Может быть, я исполню их позже.
      Леди Дженевьев попыталась повернуть голову и хорошенько всмотреться. Белая стена, из которой торчали руки медицинского робота, являлась только частью ниши, не дававшей ей свободно двигаться. Белые гладкие стены углубления, в котором ее тело утопало, как в ванне, ограничивали поле зрения.
      Пораженная неожиданной мыслью, леди спросила:
      – А что с остальными людьми? Николас вздохнул:
      – С теми, кто был на борту курьера? Боюсь, что ничего не смог бы сделать для них. Когда я появился, одни были уже мертвы, другие умирали. Кроме того, у меня было снаряжение лишь для одного человека.
      Леди задумалась ненадолго. Она не считала, что все были безнадежны. Она помнила, что это было не совсем так. Но...
      – У меня ничего не болит,— прошептала Дженевьев.
      Ей было лучше, чем раньше, удавалось свободней дышать, когда произносила слова. Похоже... что-то... постепенно приходило в норму. Она слышала немало хороших отзывов о бортовых медицинских роботах, хотя раньше никогда не испытывала на себе их умение.
      Николас был заботливо внимательным.
      Произнес:
      – Что ж, я рад. Так и должно быть. Вы обязаны быть здоровой после того... после всего, что сделали для вас. С вами будет все в порядке.
      И снова наступило для леди время сна.
 
      На поверхности Иматры местные власти, мелкие политические и военные лидеры не пострадали от атаки. Это счастливое обстоятельство не являлось результатом обороны или принятых индивидуальных мер предосторожности. Ведь почти все рядовые граждане, а так же гости, которые находились на планетоиде, вышли из катастрофы без последствий.
      Но не благодаря силам обороны планетоида, которые практически не были проверены. Скорее, то, что жители выжили, зависело от тактики врага. Как оказалось, этот странный берсеркер не воспользовался возможностью устроить массовое кровопролитие. Он имел единственную цель: захватить биолабораторию.
      Вскоре после последнего выстрела обитатели планетоида поняли, что берсеркер не вернется назад, а если вернется, то не сразу.
      Ошеломленные власти, поднявшиеся из своих укрытий, получили немало рапортов из наиболее отдаленных районов Иматры. Везде подтверждалось, что полностью уничтожены оборонные сооружения, разрушено то, что находилось вблизи их. В некоторых зонах наблюдалось и полное разрушение.
      Местное начальство, не дожидаясь своих коллег и наблюдателей с крупных планет системы, поспешили собраться возле установки объемного изображения. Все были напуганы катастрофой. Но и успокоены, что каким образом — разрушения и потери людей были незначительными. Эю было загадкой.
      Планетоид Иматра долгое время был местом проведения научных исследований. Кроме того, здесь проводились конференции, встречи представителей близлежащих планет. В приятном окружении английского парка часто собирались администраторы различных уровней политической структуры премьера Дирака, чтобы в необычной обстановке отдохнуть от рутины. Обычно сюда прибывало много известных людей.
      Итак, местные власти успокоились, что человеческих жертв мало. Но все же...
      Все же в телескоп еще просматривался берсеркер и его беспомощная жертва. Он шел с возрастающей скоростью. Вернее, удалялся. Казалось, что по тому же курсу* по которому и появился: в середину туманности Мавронари.
      Снарядили один из быстрых курьеров, чтобы отправиться с плохими вестями к самому премьеру Дираку, находившемуся в нескольких днях полета в другой системе. По программе он должен был прибыть на Иматру ровно на стандартный месяц. И власти боялись, что прилетев, премьер привлечет их к ответственности. И не только за потерю молодой жены с недавно зачатым ребенком, но и вообще за все случившееся.
      По крайней мере, придется отвечать за некомпетентность — власти это чувствовали.
      Говорили:
      – Как мы могли предвидеть нападение берсеркеров? Ведь в Иматранской системе берсеркеров не видели вот уже...
      Вот уже... а никто не мог и сказать, сколько уже лет. Давно, очень давно.
      Обеспокоенные лидеры стали быстрехонько просматривать записи нападения, сделанные с поверхности Иматрана, а так же с искусственных спутников планетоида. Дирак и его окружение, возможно, захотят все это посмотреть. Первый просмотр проводился для того, чтобы побольше узнать о странном берсеркере, чтобы в его поведении найти основание для своей защиты, если начнется расследование.
      Среди событий, ясно показанных на записях, было и такое: перемещение странного маленького судна, несчастного курьера, который действительно отделился от биолаборатории, спасаясь бегством, но вскоре подвергся удару берсеркера. Сохранилось и краткое сообщение со станции, что вылет состоялся.
      Услышав такое, у людей на земле появилась надежда, что леди Дженевьев удалось сесть на корабль и унестись от опасности.
      Но вот отделившийся от лаборатории маленький корабль был разбит. За первым выстрелом вскоре последовал другой, более мощный. Он наверняка вывел из строя двигатель.
      В перерывах между взрывами “Рену” Хоксмура удалось близко подойти к поверженному кораблю.
      Увидевшие этот эпизод спрашивали:
      – Какие были вести с “Рена”? Кто-то бросил, откашлявшись:
      – Никто не уцелел.
      Хотя возможность найти оставшихся в живых была ничтожной, сразу же начались поиски людей, особенно леди Дженевьев. Эти попытки продолжались и тогда, когда на экране появился “Рен”, другие корабли. Но все искали, искали остальных.
      В район, где взорвался курьер, прибыли корабли, а многие были еще в пути, направляясь к ним на помощь. Но ничего утешительного об уцелевших. И вряд ли они объявятся.
      Некоторые участники конференции местных лидеров остались недовольны тем, что показали записи. Что на разбитом курьере не хватало аварийных космически* костюмов, которые смогли бы помочь выжить пассажирам.
      Такое сообщение было воспринято молча.
      Хотя все знали, что перед нападением берсеркера вряд ли можно было назвать корабль, где защитной одежды хватило бы и на десяток человек.
      Итак, обнаружены потери в космосе, которые не замолчишь. Кроме курьера погибло несколько боевых кораблей. С полными экипажами.
      Правда, один участник конференции заметил со слабым удовлетворением, что и врагу не удалось избежать потерь: несколько маленьких машин берсеркеров, выпущенных в космос, которые напоминали исследовательские судна людей, были сбиты наземными батареями.
 
      У планетоида и других планет системы не осталось ни одного вооруженного корабля. Все они храбро ввязывались в борьбу с берсеркерами, и за несколько минут чудовище быстро с ними разделалось.
      Власти утешались тем, что если прибудет премьер, они твердо заявят: мы сделали все возможное, преследовали врага, но...
      Кто-то из лидеров выдвинул перед коллегами утверждение, с которым собирался выступить и перед народом:
      – Хотя наша кровь закипает от жажды вступить в борьбу от решимости быть отомщенными, у нас нет возможности преследовать врага. Думаю, что мы не сможем сделать более того, что сделали в критическую минуту катастрофы.
      Его коллеги молчали, задумавшись.
      Кто-то из них выразился мрачно:
      – По крайней мере, наши потери в целом незначительны.
      Другой уставился на выступившего:
      – Незначительны? Разве вы забыли, что леди Дженевьев пропала, а может, и погибла? Вы понимаете это?
      – Я сказал в целом. Общее число незначительно.
      – Едва ли и в целом, если учесть зародыши людей, которые находятся в лаборатории, которую похитили у нас.
      – Если что? Если кого?
      – Я имею в виду предполагаемых колонистов.
      Сказавший это и ведший спор, огляделся вокруг и увидел, как много смущенных взглядов и согласных кивков. Поддержанный, продолжал:
      – Погибло то, что на биостанции являлось основной причиной вообще ее создания. Человеческие зиготы и несколько утробных плодов... Живые взносы и пожертвования, собранные за годы у семей и матерей, наверно, десятка планет.
      Первый не сдавался:
      – Слово “живые” можно подвергнуть сомнению. Ну сколько таких пожертвований, как вы называете, предполагаемых колонистов находилось на борту станции?
      – У меня нет под рукой точного числа. Но я слышал — больше биллиона.
      – Сколько, сколько?
      – Десять в десятой степени. Трудно было даже постигнуть сказанное. Полыхнула какая-то суматоха в умах, и предложили:
      – Тогда давайте позаботимся, чтобы их не считали и не упоминали в списках потерь.
      – Но про одно уж точно узнают.
      – Про что же?
      – Разве вы не слышали, что Дженевьев прилетала не ради формальной проверки.
      Говоривший повернул голову вправо:
      – Ну, Кенсинг? Что скажете?
      Стол переговоров не был столом как таковым. Это была система связи, выходящей на установку объемного изображения,— все для удобства местных властей: они тоже могли сделать вид, что участвуют в нелицеприятном разговоре.
      А сами удобно располагались в отдельных комнатах или даже дома.
      С одной стороны стола споров находился самый молодой из присутствующих — человек по имени Сандро Кенсинг. До сих пор он хранил молчание. Во-первых, был очень расстроен. Во-вторых, совершенно не имел никакого отношения к властям. Если не считать того, что в прошлом году его дядя занимал пост в Совете, а сам он был женихом Анюты Задор, которая числилась среди пропавших.