И что-то из опасений Ховелера подтверждалось. Анюта отказалась от предложения Хоксмура, который знал, что делать для их спасения.
С экрана послышалось обращение к ответственным лицам на борту лаборатории, которое доктор Ховелер услышал первым. Это было сообщение с корабля-курьера, как правило, с людьми на борту. Курьер как раз находился на подходе к станции. Его пилот вызвался помочь в эвакуации с лаборатории, поскольку сама станция из-за громоздкости и тяжести не могла маневрировать.
Корабль-курьер мог прибыть к месту происшествия в считанные секунды.
– Согласны! — решительно ответила Анюта Задор. Разрешаю стыковку корабля к люку номер три.
Сделав последнюю важную запись на плоской поверхности монитора, что был рядом с Ховелером, метнув на доктора многозначительный взгляд, она как бы сказала: “Это ваша обязанность”.
И побежала за леди Дженевьев.
Ховелер видел, как Анюта схватила маленькую женщину за руку и решительно повела ее не в том направлении, которое рекомендовал Ник, а прямо к тамбуру номер три. В суматохе люди бегали взад-вперед и по лаборатории, и по двум направлениям, вдаль коридора.
Ховелер не успел опомниться, как Задор уже стояла рядом с ним, устремив взгляд на центральный дисплей.
– Хоксмур!
– Доктор Задор? — узнал ее симпатичный пилот.
– Я сейчас отвечаю за самооборону здесь.
– Да, мадам, понимаю.
– Вам не следует приближаться к станции. Другой корабль уже произвел стыковку.
Она бросила быстрый взор на счетчик:
– И может благополучно произвести эвакуацию.
Добавила:
– Без вашей помощи. А вы займитесь противником.
Хоксмур:
– Мой корабль безоружен.
Голос Ника звучал, как никогда, спокойно и уверенно.
Анюта Задор осерчала:
– Не перебивайте! Если корабль не вооружен, вы можете напасть на врага, протаранить его! А?
Не правда ли, странный приказ? Но Хоксмур ответил:
– Да, мадам! — без колебания подчинился воле Задор. И его изображение исчезло с экрана дисплея.
“Аня, какого черта ты творишь?” — хотелось крикнуть Ховелеру, который до крайности удивился, услышав приказ и ответ на него. Ведь это был приказ принять на себя смерть, самоубийство. Ник выразил спокойное согласие. Определенно что-то происходило, что доктор не мог понять.
Но у него не было времени разгадывать такие шарады. У него не было и необходимости понимать и думать, что происходит снаружи лаборатории.
Ховелер и Задор, оставшиеся на посту по долгу службы, да и по совести, обменялись несколькими словами о том, как идет эвакуация. Затем он позволил себе сделать личное замечание Анюте Задор.
– Анюта!
Ее внимание было занято техническими размышлениями, и она, казалось, не слышала Ховелера.
Он обратился к ней еще раз, уже в официальном тоне;
– Доктор Задор!
Она посмотрела на биоинженера.
– Да.
– Вам следует покинуть станцию с остальными. Вы ведь выходите через месяц замуж. Не думаю, что у вас много шансов на то, чтобы... я прекрасно справлюсь один.
– Это моя работа,— в ее голосе заметно раздражение. И она вернулась к дисплеям.
Исполняющая обязанности начальника лаборатории не стала называть по имени своего старого друга и коллегу. Да, только не сейчас.
Ховелер, тщательно убрав свое рабочее место, покинул его. И оказался вскоре в центре палубы, недалеко от поста, на котором находилась Анюта Задор. Согласно инструкции здесь должны стоять два кресла ускорения для них. Но Ховелер смутился, вспомнив, что несколько месяцев назад их убрали по текущей модификации и не вернули обратно. Считали: зачем, если станция вовсе не приспособлена к маневрам?
Для обеспечения жизни на борту биостанция обладала всеми возможностями для межзвездных полетов. И она посетила большое количество солнечных систем за несколько лет своего существования.
Но на ней всегда стояли очень простые приборы, поскольку для совершения далеких перелетов использовались специальные усилители синхронизирующих импульсов и стартовые двигатели.
Но этот недостаток не казался решающим в создавшемся положении. Ведь любая попытка спастись за счет некоторых преимуществ стала бы для корабля самоубийством: он попал бы в глубокий гравитационный колодец, образованный окружающими его планетами.
Стремительное приближение берсеркера от поверхности планетоида, как выкрикнул один из перепуганных людей, наводило Анюту Задор на мысль, что лучше всего покончить жизнь самоубийством — и следовало попробовать это сделать.
Берсеркер продолжал приближаться на большой скорости. И находился уже в нескольких минутах от планетоида. Кто-то предложил Задор, несмотря на неминуемую гибель, сделать попытку маневра.
Доктор Анюта Задор ответила, как заметил Ховелер, со спокойствием, вызывающим восхищение, что при сложившихся обстоятельствах, даже при наличии мощного двигателя, не стала бы рисковать ни своей, ни чужой жизнью. К тому ж, на борту станции не имелось профессионального летного экипажа.
Никто по простым приборам, установленным в лаборатории, не мог с точностью установить, действительно ли берсеркер — судя по дисплеям, находящийся на расстоянии еще не малом, шел прямо на станцию, хотя его направление упорно указывало на это.
Иматранская система включала в себя две-три планеты, которые были гораздо крупнее и населеннее, чем планетоид, обладала потенциальным урожаем в биллионы человеческих жизней. Эти планеты лежали примерно в одном направлении со станцией, если учитывать путь берсеркера, но на несколько миллионов километров дальше по направлению к солнцу.
Два человека, добровольно оставшихся в силу долга в лаборатории, уже вполне могли разглядеть изображение берсеркера на экране. Ховелер, вконец завороженный этим, уже не мог больше никуда смотреть. Ведь с каждым моментом все отчетливее вырастала, становилась отчетливей чудовищная фигура. Она вырисовывалась из. почти беззвездном фоне туманности Мавронари. Среди возрастающего шума аварийной ситуации невозможно было использовать даже слабый, действующий на подсознательном уровне двигатель. Силовая установка была в основном предусмотрена для небольших орбитальных маневров. Оттого лаборатория, даже постоянно находясь в движении, не имела возможности спастись от того, кто стремительно надвигался из глубины.
Гораздо больше шансов на спасение имелось у курьера. Он загружался. Еще спасение — корабль Хоксмура. Оба они были быстрые и маленькие, что позволяло отменно менять курсы.
Несколько десятков человек — посетители и сотрудники станции — продираясь через различные палубы и переходы, спешили к кораблю-курьеру, который уже совершил стыковку.
По станции раздался голос маленького корабля, который коротко сообщил о готовности к расстыковке и отлету на полной скорости к планетам, где ожидалась внушительная военная защита.
В коридорах лаборатории все еще не утихал шум беготни и крики: кто-то торопился, да в неправильном направлении. Вот и заворачивали обратно.
Анюта Задор, обращаясь непосредственно к пилоту курьера, не переставала отдавать приказ задержать вылет, пока все, кто хотел, не окажутся на борту. Пилот:
– Хорошо, хорошо... А вы оба идете? Ведь крайний случай.
Исполняющая обязанности начальника бросила быстрый взгляд на своего компаньона. Ясно!
– Я знаю, что крайний случай, черт побери. Оттого мы и остаемся.
Ховелер ощутил некий трепет гордости, словно она этими словами оказала и лично ему высокую честь. Он не чувствовал страха. К тому ж... По причине, о которой умалчивали, и курьер вряд ли гарантировал безопасность.
Не потому ли Ховелер не настаивал, чтобы Анюта Задор покинула станцию?
Доктор Задор так же не торопила биоинженера спасаться. Было очевидно, что она нуждалась в его помощи и принимала ее.
В коридоре прозвучали последние шаги.
Через несколько секунд курьер отчалил.
На станции остались два живых существа.
Да, два — если не считать тонны голубых плиток, где находились мириады еще бессознательных искр будущей жизни. Этот груз был особенно драгоценным.
Ховелер и Задор молчали.
Бесполезно было о чем-либо разговаривать.
На экране объемного изображения, что находился в нескольких метрах от них, постепенно вырастал образ врага, который несся на стремительной скорости.
2
Никогда еще леди Дженевьев не попадала в такое чрезвычайное положение. Свою еще небольшую жизнь она провела в центральном районе Галактики, где преобладало население земного происхождения. Это было пространство солнечной системы, которое надежно охранялось флотом Тамплиеров — межзвездными вооруженными силами — и местными военными сооружениями.
В этом благословенном районе о берсеркерах говорили как о неправдоподобных монстрах, демонах из мифов и легенд.
Ее обручение и свадьба, повлекшие за собой быстрый поток других событий — не страшных самих по себе — незаметно приблизили ее к этому миру легенд. Идя по узкому коридору к незнакомому космическому кораблю, она почувствовала, как об острый локоть толкающей ее журналистки — агента печати — разбилась ее последняя иллюзия.
В том же коридоре сразу оказались десятки людей. Но беготня и суматоха были такие, словно здесь их были сотни. Нет, даже сотни тысяч человек. То, что несколько минут назад представляло из себя собрание цивилизованных людей, быстро превратилось в безумную толпу.
Толпа вначале колыхнулась. И разом превратилась в саму панику.
Позже биоинженер Ховелер вспоминал, как леди Дженевьев быстро выходила из лаборатории. Казалось, что ее окружение проталкивает ее вперед. За дверями леди отправилась в направлении, указанном Анютой Задор, к люку, где ее ждал спасательный корабль.
В это же время недалеко от биостанции, возможно, палубой выше или ниже, послышался ритмичный звук громоподобного клаксона, подобного которому оставшиеся сотрудники никогда не слыхали.
Оба вспомнили, как молодая жена премьера, выбегая из лаборатории, сделала попытку обернуться. Телохранитель с силой завернул ее и буквально потащил к курьеру.
Тогда-то леди и выкрикнула: “Мой ребенок!”
Ховелер подумал: “Вдруг сейчас он стал ребенком...” Ведь несколько минут назад этот микроскопический сгусток органической ткани, который был отделен от Дженевьев, являлся всего лишь даром, зиготой или проребенком.
Но леди исчезла. И некогда было больше думать о ней.
Сама Дженевьев, несмотря на материнский порыв, прекрасно понимала, что это чувство лишено всякой логики: покинуть ребенка и мужа означало для нее не более чем осуществление надежды, которую давно таила.
Но... она, конечно же, не ожидала, что произойдет нападение берсеркера...
Леди понимала, что микроскопическое скопление клеток, скрытое под защитным стеклом, вряд ли могло в большей безопасности находиться в ее маленьких руках здесь, куда бы его не поместили. А там, возможно, оно уже на каком-то складе? И все же леди ощущала желание слегка задержаться.
Но телохранитель ее почти грубо развернул. И с этого момента ее мысли были направлены на одно: выжить!
Никто из людей, толкающихся и восклицающих, не бывали раньше в подобной обстановке. Это было сценой, полной страха и эгоизма. Но на борту маленького корабля хватало места.
Едва последний человек протиснулся в люк, курьер, который, конечно же, как и люди, надеялся на помощь — задраился всеми возможными средствами.
Пилот, чья выдержка, возможно, не соответствовала ситуации, отдавая себе отчет в том, что несет ответственность за столько жизней, в том числе и за свою, не стал ожидать больше никаких указаний. Он оторвался от станции и быстро помчал свой маленький корабль в надежде на спасение.
Десятки людей, испытывая благодарность, толпились на небольшом пространстве для пассажиров. Они стояли и ходили в поле нормального тяготения, которое поддерживалось на корабле. Они заняли все имеющиеся кресла ускорения, обеспечивающие безопасность в случае нарушения тяготения.
Все облегченно вздыхали.
Дженевьев разделяла бурный восторг попутчиков. Она ощущала приподнятость, уверенность в спасении.
Постепенно все успокаивалось. Леди решила обратиться к кому-то из своего официального окружения, чтобы пожаловаться на грубость телохранителя и жесткость журналистки. Она не успела этого сделать.
Вдруг послышался новый взрыв.
Предыдущий, который они слышали на станции, не шел ни в какое сравнение с этим. Там что-то произошло на безопасном расстоянии. А здесь... Это было какой-то катастрофой.
Мир для молодой жены премьера расплылся от шока и ужаса.
На какое-то время она потеряла сознание.—
Придя в себя, леди Дженевьев оказалась в кабине, где плавал холодный дым вперемежку с туманом, образовавшимся от внезапного падения давления воздуха.
Вспомнив, где она находится, леди оглянулась: где найти скафандр? Увы, не знала.
В шоке, с болью в теле, едва дыша, Дженевьев выбралась из своего кресла ускорения. И только тогда поняла, что тяготение нарушено, оно постепенно уменьшалось.
Зажегся аварийный свет.
Она перебралась на другую сторону взорванной кабины и, как во сне, до леди дошло, что она единственная, кто мог передвигаться. Вокруг плавали тела, которые медленно укладывались при низкой гравитации прямо на палубу. Руки и ноги слабо свисали с сидений.
Дженевьев услышала, как из пробитой кабины со свистом уходит воздух. Он испарялся медленно. Однако, быстрее, чем его могли восполнить запасные резервуары.
Леди двигалась туда, где, по ее мнению, находился отсек пилота. Живого или автоматического, но выполняющего свои обязанности. Хотела обратиться за помощью для себя и других. Но не смогла открыть люк или дверь, ведущую из пассажирской кабины.
На двери находилась маленькая стеклянная панель, через которую мало что можно было разглядеть. А по едва увиденному стало ясно: впереди руины.
Воздух продолжал уходить с тихим завыванием и свистом... автоматическая система уплотнения тщетно пыталась выправить положение.
Вокруг леди медленно двигались, верней, плыли мертвые, умирающие и те немногие, кто подобно леди освободился от кресел, но сделать больше ничего не мог. Дженевьев заметила, что ни на ком не было аварийной одежды или оборудования.
Где уж продержаться под вселенским натиском пустоты за пределами слабого корпуса корабля?
Оборудование работало рывками. Это слышалось в отсеке, куда были заперты леди и ее попутчики.
Откуда-то, наконец, послышался голос автопилота, сделавший попытку успокоить всех, но вскоре замолчал. Затем опять дал о себе знать. Но и это было сущим идиотизмом: голос звал всех покинуть свои кресла и прийти на обед.
Дженевьев пыталась заговорить с кем-либо, подающим признаки жизни, ухватиться за них своими больными руками. Тщетно. Никакой реакции.
Она испытывала боль от каждого вздоха. Отталкиваясь от одного кресла к другому, поняла, что шок у нее возрастает. Обратиться не к кому. Ее телохранители и помощники, а так же журналисты мертвы. Похоже, что среди еще дышавших пассажиров, способных издавать хотя бы стоны, она одна передвигалась самостоятельно.
Леди Дженевьев уже стала привыкать к мысли о смерти. Вдруг до ее ушей дошел новый звук. Она открыла глаза, сжав кулаки, и думая, что этот звук померещился. Однако ж, не бред... Ей не кажется. Разрушается корабль, терпящий бедствие?
Словно ниоткуда пришла мысль: перед лицом смерти считает, что отказ от ребенка — ошибка. Если бы она не думала это делать, сейчас не оказалась бы здесь. Сидела бы дома.
Звук повторился. Да нет же, не шум рушащегося корабля.
Кто-то или что-то пытается пробиться на корабль извне.
Чуть позже она, пытаясь сосредоточиться вопреки ощущению, похожему на опьянение из-за кислородного голодания, расслышала трение между двумя кораблями. Кто-то осуществил стыковку.
Пробравшись почти в полной невесомости к иллюминатору, она увидела маленький корабль, который пытался догнать их пострадавшее судно и был уже довольно близко.
Тот же звук. Совсем близко. И что-то похожее на вспышку света. Кто-то или что-то пробивается сквозь металл.
И внезапно его разорвало. Но это не вызвало смертельной для жизни потери воздуха. Она, леди Дженевьев, чуть не потеряла сознание от сильного потрясения, поскольку перед ней предстала не смертельная машина, а скорее — человеческая фигура в скафандре, которая вдруг заговорила с ней по-человечески. Успокаивающе.
Дженевьев испытывала не только потрясение, но и сильное головокружение от потери кислорода: давление в кабине упало до опасно низкого уровня. Тело женщины было покрыто царапинами и кровоподтеками. Но она смогла проскользнуть своим почти невесомым телом через заполненную дымом кабину и поцеловать лицевую панель своего спасителя.
Но то, что леди увидела за шлемом, хотя, возможно, ей изменяло зрение, заставило на мгновение ее глаза широко раскрыться.
В ответ на ее поцелуй в шлем, спаситель почувствовал замешательство. А затем он нежно обнял ее руками в доспехах. Голос, звучавший из динамика скафандра, напомнил голос, слышанный ею с экрана дисплея в лаборатории.
Голос:
– Николас Хоксмур, моя леди, к вашим услугам. Освободившись от объятий, она нетерпеливо спросила:
– Вы можете меня забрать отсюда? Видите, у меня нет костюма. Похоже, что на борту нет и скафандров. Ответ:
– Все в порядке, леди. Конечно, я вас спасу. Потому что...
И — о, ужас! — в это мгновение раздался резкий взрыв, уничтоживший ее заново спасенную жизнь, ее мир.
Доктор Ховелер и Задор, завершая систематизацию экспериментов и материалов, часто отрывались от работы, чтобы посмотреть на экран дисплея: что же творится за пределами станции?
Между этими наблюдениями оба следили и за роботами, которые обслуживали жизненные системы лаборатории. Но что сделать для ее защиты? Ведь она проектировалась не для военных целей, посему и была безоружной, беззащитной.
Несколько раз наблюдатели, то есть, Ховелер и Задор выражали надежду, что курьер убрался восвояси. Но вестей от него никаких.
Иногда Анюта Задор, оторвавшись от выполнения своих обязанностей, пыталась вслух раздумывать, добился ли какого-нибудь успеха Николас Хоксмур, выполняя ее приказ пойти на таран. Ховелер и сам хотел бы знать, да вот откуда же узнать?
По его мнению конечный результат атаки берсеркера мало зависел от Хоксмура. Каковы бы ни были его возможности, на поверхности планеты Иматра находились сильные вооруженные объекты, и орбитальная станция совершала свой полет в зоне их действия.
В космосе появились два вооруженных корабля, посланных против наступающего противника.
Наземные батареи и корабли с экипажами на борту, как подтвердили поздние записи, храбро отражали бешеную атаку.
Но события показывали, что и единственный враг был слишком силен. Защитники беспомощно наблюдали, как берсеркер безо всякой задержки и промедления, на предельной скорости шел по явно просчитанному неуклонному курсу — наперерез биолаборатории, быстро вращавшейся по орбите. И меньше чем через минуту враг оказался рядом с ней.
Ховелер еще раз беспомощно глянул на экран дисплея и увидел, как от несущегося на них образа смерти отделились маленькие фрагменты. Он решил, что берсеркер спустил свои маленькие корабли. А может, ракеты? И удивился, что перед угрозой уничтожения, его так интересуют детали.
Никто на станции не знал, что наземные силы обороны планетоида, совершая все возможное, уничтожили несколько маленьких машин врага, применив сильнейшие лучи энергии, разрезающей и разрывающей космос. Но после того, как наземные батареи открыли огонь, их заставило замолчать еще более мощное оружие врага.
Вскоре разлетелась на куски первая пара кораблей, пытавшихся отвлечь противника. Они превратились в растущее облако из металлического пара... Вперемежку с веществом органического происхождения.
В Иматранской системе осталась еще одна пара военных кораблей, но лишь один оказался рядом с ареной битвы. В позиции, близкой к атакующему. У экипажа и капитана хватало мужества. Этот последний живой защитник смело ворвался в поле досягаемости и ввязался в драку, направив свои орудия против гигантского противника и маленьких его кораблей или космических машин, используемых для нападения.
Но, казалось, ни одно оружие людей не могло принести какого-либо повреждения огромному берсеркеру, хотя и невозможно было точно определить результат атаки.
И уже не оставалось никаких сомнений по поводу первостепенной цели врага. Огромный корпус берсеркера — со смутными очертаниями почти сферической формы — окруженный сверкающей энергией своих защитных полей, легко остановился в нескольких сотнях метров от биолаборатории, загородив станцию и... плавно повторил резкий поворот маленького объекта на орбите.
К этому времени Ховелер покинул свой пост, выполнив совершенно бесполезные инструкции.
Аня, увидев, что он уходит, резко крикнула:
– Куда?
Он бросил через плечо:
– Я вернусь.
Он решил, что будет лучше, если Задор не будет знать, что собирался делать.
Покинув лабораторию, Ховелер поднялся на быстром лифте на палубу, где находилось оборудование, составляющее оптико-электронный мозг станции. Анюта Задор вновь позвала его, требуя ответить, куда он идет, но Ховелер отказался сказать. Считал, что он каким-то образом обезопасит ее от мести берсеркера, если не посвятит в свои планы.
А в планы его входило уничтожить код, с помощью которого мозг станции сохранял следы многочисленных запасов плиток, в которых находились зиготы.
Доктор Задор продолжала звать Ховелера по внутренней связи, а он пробирался к камере, где находился мозг станции.
Наконец, ответил — коротко и уклончиво, со смутным и, возможно, неоправданным страхом, что враг мог услышать его.
Система внутренней связи автоматически следила за его движением. От палубы к палубе Ховелер и Задор поддерживали свое общение.
Оба ничего не желали, кроме быстрой смерти.
Остаться в живых предвещало более страшную участь.
– Дэн, он там, в двухстах метрах от нашего корпуса! Дэн, что ты делаешь?
Возможно, она подумала, что Ховелер пытается спрятаться или спастись.
Он же ни о чем не думал, пока Анюта Задор звала. Ховелер должен напрячься, потому что добрался до маленькой комнаты, куда стремился.
Открыл дверь.
И лишь тогда решил объяснить своей партнерше положение:
– Аня, я не прячусь. Я ищу зиготы.
– Ищешь их? — в ее возгласе ощущалась полная паника.
– Аня, ты не спрашивала меня, почему мы еще живы? А я скажу. Потому, что берсеркеру нужно то, что у нас на борту. Он хочет захватить что-то, не повредив. Думаю, что это наш груз.
– Дэн! Пластинки...,— ее голос сорвался.
Они давно жили, думали и боролись вместе. Иногда спорили по мелочам. Но были убеждены в одном: генеральный колониальный проект будет иметь успех.
Оба посвятили себя сбережению зародышей человеческой жизни, надеясь когда-либо внести вклад в развитие новых судеб.
На мгновение внутренняя связь замолчала.
Ховелер отчаянно трудился у компьютера, вводя команды и пытаясь вспомнить ту часть мозга корабля, которая имеет дело с каталогом груза, чтобы не повредить другие функции. Он быстро просматривал цифры на мониторе и вызывал на объемном экране огромные данные запоминающих устройств о зародышах людей. Они хранились в разных камерах. На разных палубах. В разных бункерах.
Однажды в голове промелькнуло горькое: для зародышей было большой милостью, что они не чувствовали ни боли, ни страха.
Ховелер стоял, нерешительно уставившись в изображение бункеров и кабин, где хранились будущие колонисты.
Вызывая изображения на экране, он изучал хранилища пластинок. Ряд за рядом. Ящик за ящиком. Портативные складские приборы были на редкость прочными — и на разрушение, и на сопротивление.
Вспомнилось о подаренном зародыше премьера. Аня положила пластину на крышку его консоли, но вот после этого он уже ничего не помнил. Если бы события развивались нормально, то одна из машин должна была подобрать пластину и быстренько определить ее на склад. А теперь... Ах, и вообще, бесполезно вообще думать об этом. Как бы он ни старался, времени не хватит выполнить задумку.
Однако шли и шли минуты в соседстве с причалившим чудовищем, а они — Ховелер и Задор — продолжали жить. В чем дело? Почему?
И верно: почему? Неужели оттуда не видели, что Ховелер умно и искусно пытается нанести повреждение. Преднамеренное. Необратимое для всей думающей части оборудовании.
А жизнь все продолжалась.
По неизвестной причине смертельный удар откладывался.
Разрушитель, столь могущественный, обращался с безоружной и беззащитной лабораторией очень осторожно.
Но что-то ужасное должно же случиться?
И началось.
Вместо уничтожения послышался звук глухого со скрежетом удара. Страшный и знакомый.
Ховелер торопился завершить то, что начал. Послышались новые удары. Словно какой-то маленький корабль или машина, очевидно, агент берсеркера, пытался совершить стыковку с лабораторией.
При страшно ограниченном времени и минимуме приспособлений уничтожить большую часть пластин — такая же невыполнимая задача, как и их спасение. Поэтому Ховелер сосредоточил свое внимание и усилие на том, чтобы безнадежно запутать опознание образцов.
А жизнь обоих продолжалась.
Было похоже, что берсеркер действительно не собирался их убивать.
Ховелер пытался обдумать причину такой милости, но пришел к выводу: она ужасна.
Было очевидно, что их решили уничтожить не сразу. Но проклятые машины планируют захватить зиготы с искусственными матками и вырастить из них полезных рабов и помощников.
А Аня Задор слушала спокойный голос робота связи станции, сообщающий, что кто-то совершил точную стыковку у тамбура номер два.
– Открыть люк? — спросил все тот же спокойный голос.
Она и не подумала отвечать. Не было необходимости. Тот, кто находился снаружи, не ждал вежливого приема. Тамбур представлял стандартную модель, не предназначенную для сдерживания атаки. И вскоре его открыли без мозга корабля.
Враг открыл люк. И в главную лабораторию шагнули четыре машины ужасного вида. Шли на приспособлениях, похожих на ноги.
Анюта Задор закрыла глаза и, ожидая гибели, остановила дыхание... А затем, не выдержав, с содроганием опять задышала. Открыла глаза и увидела только одну машину, которая молча смотрела на Анюту, направив на нее свои окуляры. Остальные куда-то разошлись. Должно быть, по лаборатории. Или вернулись в коридор. Но только не обратно в тамбур. Задор услышала бы звук открывающейся двери.
– Выполняй приказы,— посоветовала ей машина голосом, не намного отличающимся от голоса связи станции.— И ты останешься цела.
У Анюты не хватило сил ответить.
Задор не могла заставить себя говорить.
– Понятно? — настойчиво произнесла машина. Она подкатилась ближе и остановилась не более, чем в двух метрах от Задор. Произнесла:
– Ты должна подчиняться.
– Да. Я... Я понимаю.
Она облокотилась на пульт управления, чтобы не упасть от ужаса. Машина:
– Сколько людей на борту? Задор:
– Больше никого!
Смело выпалила, не подумав о последствиях. В лабораторию вернулся еще один захватчик. И спросил требовательным голосом:
– Где находится управление кораблем? Задор должна была подумать. Ответила:
– Управление кораблем палубой выше. Только что вошедшая в лабораторию машина вновь покинула свое место.
Ховелер продолжал неистово, но четко работать. Он не хотел оставлять никаких следов вторжения. Поскольку невозможно было уничтожить груз — кроме того, он не был уверен, что смог бы это выполнить — Ховелер решил лишить берсеркеров возможности использовать его в своих экспериментах.
Убедившись, что главное выполнено, задумался: что делать дальше? Хладнокровно покончить с собой? Вряд ли сумеет. Найти берсеркера и сдаться? Вернуться на свой пост, где скорее всего уже мертвая Аня?
Если спрятаться, то можно немного протянуть время до захвата или смерти. Смотря сколько машин отправил берсеркер на борт лаборатории. Если захватчиков мало, можно скрываться. Можно воспользоваться и тем, что враг не знает внутреннего расположения станции.
Форма же лаборатории напоминала цилиндр. Двенадцать палуб или уровней для работы, складов, жизни экипажа. На станции достаточно места, чтобы экипаж и машины могли свободно передвигаться.
Сооружение спроектировано и построено как учебное судно. Оборудовано надежной установкой искусственной гравитации и техникой, включая десятиметровый куб для проведения исследований в условиях, приближенных к реальной жизни.
Ховелер вспомнил, что конструкторы вышли из милости премьера Дирака примерно год назад, потому что он постоянно разочаровывался в их работе.
Вот почему Николас Хоксмур прилетел сюда.
Чтобы окончательно завершить задуманное, Ховелер должен был перейти с палубы на палубу. Он боялся, что смертоносные машины берсеркера уже на борте станции и смогут заметить его присутствие. Это если воспользоваться лифтом. Впрочем, если они проникнут во внутрь, то все равно его отыщут. Но надо рисковать.
Осторожно выбравшись из комнаты, в которой он находился, Ховелер закрыл за собой дверь и на цыпочках отправился по кривому коридору к ближайшему трапу.
Самый кратчайший путь к его следующей цели пролегал через палубу, где было установлено большинство механических маток.
Ховелер вдруг замер, глядя направо. На другой стороне палубы, где-то метрах в сорока, он неясно разглядел между рядами молчаливых машин, вынашивающих жизнь, совершенно незнакомую металлическую фигуру. Похоже, берсеркер установил здесь охрану.
