56

«Мы не собираемся посылать новые экспедиции за пределы Солнечной системы. Чтобы зонд долетел, до любопытного с точки зрения астрофизики небесного тела, понадобятся века или даже тысячелетия. К тому же, подобные мероприятия представляются излишними, поскольку, как правило, данные, которые сообщают зонды, полностью совпадают с теоретическими выкладками. Теория также доказывает, что органическая жизнь встречается во вселенной крайне редко, и позволяет моделировать практически все возможные формы этой жизни. Лишь немногие люди испытывают чувства, схожие с теми, которые привели к поистине невероятному (по затраченным средствам) исходу на Деметру; вдобавок, среди них не найдется таких, кто сумел бы повторить попытку Энсона Гатри. Лучшие человеческие умы постепенно объединяются с софотехами в стремлении изучить интеллект и избавить его от всяческих ограничений».

Многие из колонистов приспособились к условиям жизни на Деметре, сменив свой суточный ритм с двадцати четырех на тридцатичасовой. Они спали ночь и добрую половину утра, около полудня просыпались и брались за дела. Остальные бывшие земляне и большинство детей жили по деметрианским биологическим часам. Поначалу привыкание шло туго, но – только поначалу.

Хью Дэвис проснулся незадолго до рассвета. Трава на окруженной лесными деревьями лужайке блестела от росы. В предутренней тишине раздавались робкие трели каких-то пичуг. На востоке, над макушками деревьев, розовели облака, над которыми, в свою очередь, сверкала утренняя звезда – Афродита, еще одна планета альфы.

Хью наблюдал, как светлеют небеса, и думал о матери. Она где-то там, в космосе. Поскорей бы вернулась, рассказала бы о новых приключениях… Он выбрался из спальника, вдохнул прохладный, чуть сыроватый воздух. Болотистая почва пружинила под ногами. Хью напился из ключа, вода которого имела железистый привкус. Взошла альфа, и лес тут же облачился в зеленый наряд самых разных оттенков. Нет, подумалось Хью, с матерью он, пожалуй, не поменяется.

Он присел на корточки, развел костер и принялся готовить завтрак. От аромата, который распространял вокруг себя бекон, у Хью потекли слюнки. В полевых условиях каждый прием пищи превращался в подобие пира. Жаль, что не с кем разделить угощение. Сошла бы и мужская компания, хотя женская, конечно, предпочтительнее. Но лесничих постоянно не хватает, поэтому в районах, которые считаются безопасными, они работают поодиночке. Если с ним что-нибудь случится – а возможно, разумеется, всякое, – он просто вызовет спасателей. Если же погибнет – что ж, ему прекрасно известно, что подобной опасности никто не исключает; ну и ладно, это не слишком высокая плата за жизнь, которую он ведет.

Хью поел, вымыл посуду, умылся сам, собрал рюкзак, вскинул его на спину и двинулся в путь. Он собирался пройти вдоль гребня до Изумрудного озера, а затем по течению реки спуститься в долину и заночевать уже в ней. Как далеко удастся добраться, зависело от того, что попадется ему на пути. Судя по сделанным со спутника снимкам, маршрут вполне позволит изучить экологию данной местности.

Он не спешил, прекрасно понимая, что за спешкой легко упустить что-нибудь важное, но продвигался достаточно быстро. Лес, по которому он шел, был смешанным: ольха, береза, клен, ель, орешник; попадались ягодные кустики, среди ветвей мелькали беличьи хвосты; кричали сойки, заливался пересмешник. Листва на деревьях пахла совсем не так, как та, что хрустела под ногами. Добравшись до речки, Хью немного сбавил темп, поскольку кустарник стал значительно гуще; к тому же, пришлось спускаться по довольно-таки крутому склону. Кроме того, он частенько останавливался, чтобы повнимательнее рассмотреть то или иное растение, взять образец или проверить почву химическим датчиком. Последние пять дней он изучал высоты, а сейчас оказался словно в ином мире. Исследовать эту территорию с воздуха практически не представлялось возможным, а лесничие появлялись здесь крайне редко; именно в таких местах обычно зарождались бактерии, которые затем могли опустошить целый континент.

До сих пор центральная Ахайя считалась в этом отношении благополучной. Если бы Кира могла видеть его или слышать, Хью бы, пожалуй, усмехнулся и произнес что-нибудь вроде: «Отличная работа, матушка». Однако сюда биосистема еще не дотянулась; поэтому растения и животные оставались предоставленными самим себе. Роботам, чтобы следить за экологией местности, не хватало мозгов. Вот почему требовались лесничие.

И спрос на них сохранится, пока в Деметру не врежется Фаэтон. Дело не в том, что невозможно изготовить соответствующее оборудование; уж с техникой-то никаких проблем не будет: заказал – получи. А вот с ее использованием… Модуль-Кира утверждала, что все лучше справляется со своей ролью; доказательства были налицо – болезни поражали флору и фауну планеты все реже и реже. Однако Кира не способна управлять системой в целом. Ведь нормальный человек не размышляет на ходу, какая мышца отвечает за какое движение, не приказывает организму доставить в легкие и кровь кислород, не может сказать себе: «Сейчас я влюблюсь», – и тут же влюбиться.

Шагая по берегу весело журчавшей речки, Хью достиг водопада, окинул взглядом долину, по дну которой, лавируя между деревьями, бежал все тот же поток, и направился дальше. Пройдя около километра, юноша обнаружил скалистый утес, поросший мхом и открытый солнцу и ветрам. Близился полдень, становилось жарко. Хью умылся и сел на траву передохнуть.

Услышав за спиной какой-то шорох, он обернулся – и вскочил. Девочка, которая стояла на краю поляны, появилась из кустов почти неслышно; чувствовалось, что в лесу она не впервые. Хью улыбнулся, постаравшись, чтобы улыбка вышла как можно приветливее, и подавив желание положить ладонь на рукоять висевшего на поясе ножа. Девочка настороженно глядела на него, готовая в любой момент сорваться с места и исчезнуть среди деревьев. Совсем юная, фигурка еще угловатая. Смуглая от загара кожа, светлые волосы до плеч, большие серо-голубые глаза, курносый нос; ее губы напомнили Хью лепестки розы, что росла в саду его матери. Веснушчатое лицо, на голове венок из плюща; короткий зеленый сарафан, перехваченный в талии поясом-сумкой, мокасины, в руках тростниковая корзинка.

– Привет, – сказал юноша.

– Ты кто такой? – по-английски девочка говорила с легким акцентом, с каким именно – определить было трудновато.

– Лесничий Хью Дэвис. К вашим услугам, сеньорита.

– А я Чарисса. – Уголки губ девушки чуть загнулись кверху. – Откуда ты взялся, лесничий Хью Дэвис?

– До Мглистой Горы добрался на флайере, а оттуда шел пешком.

– Зачем? – удивилась она.

– Я хотел спросить у тебя то же самое. Твоя одежда не годится для прогулок по лесу.

– Я здесь живу. В Лощине Одуванчиков. Это рядом. – Девочка приподняла корзину. – Я собираю ягоды.

– Живешь? Здесь? Надеюсь, не одна?

– Нет. – Чарисса покачала головой. – Вместе с родителями и братьями. Я так рада, что мне удалось сбежать! Братишки хорошие, но слишком уж приставучие.

Хью невольно позавидовал Чариссе. Он был первым ребенком, который родился на Деметре, поэтому вырос в окружении взрослых, роботов и домашних животных и попросту не имел возможности общаться с другими детьми.

Что ж, держится она как будто дружелюбно. Bueno, нужно выяснить все, что только можно.

– Давно вы тут живете? И, кстати, где жили раньше?

– Девять лет? – Чарисса нахмурилась, потерла подбородок. – Нет, кажется, восемь. – Она, естественно, имела в виду деметрианский год; значит, по земному счету ей лет двенадцать-тринадцать. – А переселились мы сюда из Аулиса. – Так называлось поселение на побережье моря; там жили ученые, которые изучали морскую фауну, а также пять или шесть семей, согласившихся участвовать в эксперименте – выращивать в местных условиях земные сельскохозяйственные культуры. – Я плохо его помню. – Осмелев, девочка прибавила: – А ты мне так и не ответил, лесничий Хью Дэвис.

– Вообще-то «лесничий» не звание, а профессия, – сказал Хью. – Я проверяю, как растут деревья, кусты и трава…

– Я знаю, кто такие лесничие, – кивнула Чарисса. – У нас есть мультивизор. Папа Джейсон разрешает нам его смотреть по часу в день, а если показывают что-нибудь интересное, то даже дольше.

– Строгий у тебя, однако, папа, – заметил Хью.

Разумеется, на Деметре не было того изобилия программ, которое, как он слышал, существовало на Земле (по крайней мере, раньше). Передачи со студии Порт-Файербола были чисто любительскими во всех отношениях. Обычно люди предпочитали этим передачам программы, которые хранились в базе данных колонии.

– Да, но книжки он читать не запрещает. Я много читаю, – похвасталась Чарисса. – Поэтому знаю про лесничих. Но не знаю, как… к вам обращаться, сэр.

– Зови меня Хью.

– Может, зайдешь в гости, Хью? Мама Бетти будет очень рада.

– М-м… А папа?

– Не бойся! – рассмеялась Чарисса. – Сначала он будет молчать, а потом откупорит бочонок с сидром и не даст никому слова сказать!

– У вас часто бывают гости?

– Да нет, не часто. В основном заходят лесовики.

– Кто?

– Лесовики. Они бродят по лесам, ночуют в шалашах… Ты о них не слышал? – изумилась девочка.

– Нет, – признался Хью, по спине которого побежали мурашки. – Наверно, их немного, и появились они недавно, иначе мы бы узнали.

– Наверно. Я их не считала.

– А вы с родителями живете в доме? – Хью почувствовал, что слегка напугал девочку, и решил сменить тему.

– Он у нас маленький, – сказала Чарисса. – Совсем не такой, какие показывают по мульти. Скорее, хижина. Но в нем удобно.

– Но почему вы живете в лесу? – Хью не мог не задать этот вопрос.

– Нам так нравится. – Девочка выпятила подбородок. – Папа Джейсон говорит, что в других местах нет никакой природы, одни машины.

– Но к лесовикам уйти не предлагает.

– Конечно, нет! – воскликнула Чарисса. – Неужели сам не видишь?

Хью воспринял ее слова как приглашение и с немалым удовольствием принялся разглядывать девочку. Сарафан из натурального материала, сшит точно по фигуре; пояс – тоже не синтетика; пряжка, судя по всему, изготовлена из отожженной сосновой смолы. От голода Чарисса явно не страдает, зубы у нее здоровые, мышцы крепкие; похоже, выполнять работу, от которой гнется спина и ожесточается душа, ей не приходится.

По-видимому, папа Джейсон и мама Бетти не принадлежали к числу чудаков, что притворяются дикарями. Мультивизор и источник питания – наверняка не единственное, что они прихватили с собой, удалившись от цивилизации. Вдобавок, Деметра – не Земля, леса которой снабжали людей пищей, топливом, шкурами, мехами, костями и тому подобным лишь потому, что люди догадались, где все это можно раздобыть. Деметрианские флора и фауна создавались искусственно и были изначально ориентированы на человека. Хью вдруг вспомнились клички, которыми награждали тех, кто уходил в леса. Что ж, если в ахайской глубинке и впрямь поселились такие люди и если снабдить их инструментами, многофункциональным роботом и нанорезервуаром… Любопытно было бы посмотреть, что представляет из себя Лощина Одуванчиков.

– Мы меняем то, что делаем сами, на еду, которую приносят лесовики. – Чарисса хоть и покраснела под взглядом Хью, но, похоже, не очень-то смутилась. – Но они бродяги, а мы… оседлые.

– Надо сообщить обо всем в штаб, – проговорил Хью. – Какие новости!

Он никак не ожидал, что Чарисса испугается. Неужели родители заразили ее своей враждебностью к властям? Но чего им бояться? Они ведь не совершили ничего противозаконного. Естественно, было бы лучше, если бы они предупредили, что собираются уйти в лес… Хотя – биологи наверняка попытались бы их отговорить. Тем не менее… Может, ее страх – всего-навсего робость нимфы, которая впервые в жизни видит воина в бронзовых доспехах, в шлеме и с мечом на поясе?

– Понимаешь, – пробормотал он, – я прилетел сюда, чтобы… – Хью заговорил так, словно читал лекцию, надеясь успокоить девочку. – Ваш лес молодой, он быстро разрастается. Да, гены предназначались для ускоренного развития, которому благоприятствовали климат и концентрация углекислого газа; но экология пока нестабильна, а мы хотим сделать ее стабильной, чтобы деревья жили веками, чтобы появились миллионы растений и животных…

– Знаю, – перебила Чарисса, в голосе которой прозвучало нетерпение.

– Bueno, – продолжал Хью, порадовавшись про себя, что снова завладел вниманием девочки, – нам представляется, что Ахайя вполне созрела для того, чтобы переселить в нее крупных животных. К примеру, оленей. Но нельзя допустить, чтобы они уничтожили здесь всю траву; следовательно, вместе с оленями нужно переселять волков… Ну, и так далее. Меня послали проверить, все ли тут в порядке, не причинят ли животные какого-либо вреда…

– Олени?! – воскликнула девочка. – Волки? – Она бросила корзину наземь и захлопала в ладоши. – А орлы?

– Роr favor, – проговорил Хью, поднимая руку, – дослушай. Присутствие людей, которые живут в лесу, пускай даже их раз-два и обчелся, в корне меняет ситуацию. Пока вы здесь, мы ничего не сможем сделать.

– Вы нас выгоните? – Чарисса отпрянула. – Не посмеете! Шеф Гатри вам не разрешит!

– Конечно, не разрешит, – поторопился согласиться Хью. Черт возьми, подумалось ему, старина Гатри превратился в божка, в этакий сосуд мудрости и справедливости. – Не бойся, Чарисса. Честное слово, бояться нечего. Мы пересмотрим свои планы, только и всего. Не знаю, в какую сторону, но пересмотрим. И обязательно выслушаем тебя, твоих маму и папу. Мы вовсе не хотим, чтобы вам стало плохо.

– Спасибо, Хью, – произнесла с запинкой девочка, настроение которой, как то бывает у детей, мгновенно переменилось. Она потерла костяшками пальцев глаза, выпрямилась и торжественно заявила: – Мы сделаем так, чтобы хорошо было всем!

– Значит, ты меня поняла? – обрадовался Хью.

– Да. И мои родители тоже поймут.

– Сдается мне, – пробормотал он, – я сегодня повстречался с будущим.

– Какой ты серьезный! – расхохоталась Чарисса, пританцовывая вокруг юноши, и вдруг схватила его за руку. – Пойдем домой.

57

«То, что биосфера со временем выйдет из-под контроля человеческого разума, было ясно с самого начала. Мы готовы переправить на Деметру инструкции по созданию софотеха, который легко разрешит возникшие затруднения».

На вершине одного из холмов северной Арголиды росли три кипариса, согнувшиеся под напором ветра настолько, что казались невероятно древними. Впрочем, Эйко иначе их и не воспринимала. Что такое время? Всего лишь последовательность событий. Обо всем, что случилось за сотню лет, можно вспомнить в мгновение ока; мир, обреченный на гибель, принадлежит вечности.

Женщина посадила флайер у подножия холма и неуклюже выбралась из кабины. Если не считать немногочисленных деревьев – дубов, сосен, диких яблонь, что росли по отдельности или купами, – вокруг раскинулась травянистая равнина, этакое зеленое с серебристым отливом море. На западе возвышались горы, чьи пики воспринимались как зубцы огромной короны; на востоке сверкал океан, залитый светом альфы, что приближалась к зениту. По небу скользили редкие облачка, словно отороченные голубой каймой. Слышалось пение жаворонка. Ветерок, приятно холодивший лицо, принес аромат дикого тимьяна.

Когда-то Эйко буквально взбегала на холм, а сейчас поднималась медленно, едва переставляя ноги; она тяжело опиралась на палку и часто останавливалась перевести дух – а заодно полюбоваться окрестностями. Нет, жаловаться не на что. В конце концов, с тех пор, как она родилась, Земля успела сотню с лишним раз обернуться вокруг Солнца; Эйко знала, что приближается возрастной предел, до которого только и способна продлить жизнь клеточная медицина. Тем не менее, она почти не утратила прежней ясности мышления; вдобавок, у нее сохранились силы, чтобы в последний раз подняться на холм. Этого было вполне, вполне достаточно.

Взобравшись на вершину холма, она осторожно села прямо на траву в тени кипарисов, иголки которых светились точно множество турмалинов на фоне неба. От теплой на ощупь коры деревьев исходил сладкий запах, перебивавшийся, впрочем, ароматом розмарина, чьи заросли находились неподалеку. Над крошечными цветками оттенка небес вон над тем хребтом с жужжанием кружили пчелы. Если присмотреться, среди скал можно было различить белую полоску – водопад.

Сердце стало биться ровнее. Эйко посмотрела на замшелый серый валун, на котором частенько сидела, наблюдая за игрой света и тени, проникаясь его массивностью и – монолитностью. Сегодня она решила не забираться на камень, просто оперлась на тот спиной, чтобы он поделился с ней частичкой накопленного тепла. На женщину снизошел покой.

А с Неро, подумалось ей вдруг, ничего подобного никогда не происходило. Из вежливости он время от времени соглашался прийти сюда вместе с ней, и вид, который открывался с холма, ему явно нравился, однако он столь же явно не мог дождаться, когда они отправятся домой. Покой. Мир и покой… Эйко ни разу не пыталась переубедить Неро. Что ж, он наконец обрел покой – в водах разлившегося Скамандра; теперь его кости лежат где-то под утесами Трои; вряд ли он пожелал бы иного конца… Как давно это случилось… А годы, прожитые вместе, похожи на сон… И все равно, она отчетливо помнит луг… Какой? Где? Забыла! Ничего страшного. Неро тогда протянул руку, сорвал цветок апельсинного дерева и подарил ей, а в награду потребовал поцелуй. Словно вчера; она все еще слышит его смех…

– Эйко!

Женщина заморгала, потом огляделась по сторонам. В розмарине шелестел ветер. На ветку кипариса уселся иссиня-черный, как ночное море, ворон.

– Эйко, Эйко, – негромко повторил тот же голос.

Женщина выпрямилась, отогнала остатки фантазий.

– Кто меня зовет? – спросила она с запинкой, но без робости. – И где вы?

– Это я, Эйко. Кира.

– Ой!.. – Им уже доводилось встречаться подобным образом – правда, не здесь. Должно быть, в кустарнике спрятан динамик – так сказать, голосовые связки системы. – Я не знала, что ты…

Добралась сюда. Ведь все далеко не просто. Чем Кира видит – электронными датчиками или глазами ворона; чем слышит – теми же датчиками или крылышками пчел?

– Я не хотела мешать. Холм принадлежит тебе.

– Не говори ерунды. Я люблю здесь бывать, но…

– Знаешь, мне кажется, что теперь я гораздо лучше отличаю святыни от обыкновенных вещей.

– Все равно, – стояла на своем Эйко, на глаза которой вдруг навернулись слезы, – тебе бы я только обрадовалась.

– В конце концов я в это поверила, – ответила Кира, – потому и окликнула тебя. Мне подумалось, что нам надо поговорить, причем именно тут.

– Хорошо, что ты меня нашла. – Эйко судорожно сглотнула. – Наверно, я пришла сюда в последний раз.

– Конечно, тебе нелегко подниматься.

– Иначе, чем пешком, я бы не пришла.

– Святое место…

– Кира, ты не мертва! – воскликнула Эйко. – Ты не машина!

– Не обижай моих собратьев, – рассмеялась Кира. – Они доставили нас на Деметру, сделали все, чтобы планета стала пригодной для людей.

– Нет, – возразила Эйко, покачав седой головой. – Не они, а мы – с их помощью.

– Что касается меня, я привязывалась к разным машинам. Моя «Пустельга»… – Кира не докончила фразы.

– Все равно, ты не машина, – сказала Эйко. Неужели Кира не догадывается, что ее не надо успокаивать? – Ты живая. Гораздо живее… чем я сейчас. Возможно, чем я вообще была.

– Вот почему сегодня я с тобой.

– Ты хочешь попрощаться? – недоумевающе проговорила Эйко. – Еще рано. Мне осталось несколько лет…

– Как знать? И потом, я собираюсь попросить об услуге; а через год у тебя, пожалуй, уже недостанет сил.

– Я с радостью выполню твою просьбу, – откликнулась Эйко, разводя руки, будто хотела обнять Киру. – С огромной радостью. – Она ничуть не преувеличивала: ведь к ней обращалась не просто Кира Дэвис, а, можно сказать, целая планета.

– Подожди обещать. Ты же не слышала… – Наступила тишина, которую нарушал только ветер, который шевелил иглы кипарисов и гнал волны по траве, что росла на склоне холма. Эйко прислушалась к его шелесту. – Тебе известно, что меня буквально завалили работой?

– Известно, – кивнула Эйко. – Такая обуза…

– Вовсе нет. Я не собираюсь от нее отказываться, но мне нужна помощь. Следить за планетой… – Кира помолчала. – Чаще всего у меня получалось, однако мир стал настолько сложным, что я его уже не понимаю.

– А софотехи?

– Ученые убеждены, что это решит все проблемы. – Кира вздохнула. – Лет через десять-пятнадцать ко мне наверняка подключат систему искусственного интеллекта.

– Ты не хочешь? А говорила, что тебе нравятся машины.

– Да, нравятся. Я сама была машиной – и хотела умереть. Я тоже хочу умереть, подумала Эйко, с трудом удержавшись от того, чтобы не произнести этих слов вслух. Хотя – откуда ей знать, что чувствует модуль? Кроме близости конца, их ничто не объединяет.

– Но то было давно, – продолжала Кира. – Ты права, я живая; живу и намерена жить дальше, поскольку моя жизнь обрела смысл. К тому же, я не верю, что мозг робота сможет управлять Деметрой.

– Однако он мощнее, чем твой или мой, – заметила Эйко.

– Разумеется – с точки зрения интеллекта. Возможно, не только; но главное в другом. Здесь нужен человеческий мозг.

– То, из-за чего мы переселились к альфе Центавра… – проговорила Эйко, на которую словно снизошло озарение. Под «мы» она имела в виду всех – и землян, и лунян.

– Мы бежали, – поправила Кира. – Использование софотеха означает полную рационализацию всего на свете. Можно ли допустить, чтобы вселенная, какой мы ее знаем, превратилось в нечто упорядоченно-скучное?

– К просветлению приходят разными путями.

– Ты догадалась, о чем я хочу тебя попросить?

– Чтобы я скопировала свое сознание и присоединилась к тебе.

– Верно. Пойми, я вовсе не хватаюсь за соломинку. Я чувствую, ощущаю всем своим естеством, верю, что мы вдвоем – быть может, со временем нас станет больше – сумеем изменить нынешнее положение дел. Верю, что мы станем единым целым, которое не исчезнет, пока существует этот мир.

Солнечный свет, тень кипарисов, образ отца, его улыбка, с которой он объяснял, что такое показательные функции и пороговые эффекты…

– Может быть, – согласилась Эйко. – Только… Я буду уже не я.

– А разве я – Кира Дэвис? Но я когда-то ей была и все помню. – Эйко не нашлась, что сказать. – Ты представляешь себя модулем? Эйко, тут все иначе. Ты продолжаешь жить, пускай не как человек, но и не как машина.

– Наверно, ты права. – В голосе женщины прозвучала решимость. – Конечно, не как машина.

– Не решай с ходу. Я тебя ни в коей мере не заставляю. Подумай.

– Помедитируй, – сказала Эйко, скорее себе, чем Кире. – Найди ответ.

– Ну ладно, удачи.

Над океаном поднялась бета – ослепительно яркий шар.

Жаворонок снова завел свою песню. Эйко посмотрела на стволы кипарисов, вдохнула аромат розмарина, который сделался гораздо сильнее. Кажется, когда дарят розмарин, это значит: «Помни». Интересно, Кира еще тут? Спрашивать вслух не было необходимости. Какое-то время спустя ворон взмахнул крыльями и взмыл в небо. В голове у Эйко сложилось стихотворение – нечто вроде приношения Деметре:

58

«Ваше представление ошибочно. Люди не подчинились софотехам, даже не стали зависимыми от них. Машины освободили людей от необходимости работать. Человеческие сообщества, группы, культуры развиваются различными путями; столкновения между ними теперь случаются крайне редко и вряд ли участятся, особенно если численность населения будет сокращаться и дальше (что весьма желательно с точки зрения как экологии, так и психологии). То, что все больший процент сверхлюдей и метаморфов включается в систему, правда, но отсюда не следует, что в связи с этим изменяется их природа. Они осознают свой потенциал, а вскоре выходят за его пределы».

Поначалу антиматерию производили совместными усилиями. Лунине и бывшие земляне вместе построили заводы в Гефестосе и на орбите второй планеты альфы. Однако вскоре луняне по собственной инициативе стали усиленно развивать производство, что было вполне естественно, поскольку их планы требовали для своего осуществления громадного количества энергии, а их амбиции удовлетворить полностью, казалось, не представляется возможным. Но деметриан поразил размах проекта. Они обратились за разъяснениями к руководителям колонии на Перуне; те в ответ заговорили о звездных экспедициях, но в подробности предпочли не вдаваться. Гатри высказался в том смысле, что луняне озабочены не столько развитием экономики, сколько собственным престижем и соперничеством между своими лордами.

Криоэлектрических ячеек, в которых хранилась произведенная антиматерия, явно не хватало. Когда подсчитали, сколько их нужно, количество оказалось просто-напросто абсурдным. Решение проблемы, которое все же удалось отыскать, как обычно, поражало воображение.

Альфа и бета, притянув к себе проксиму, учинили во внешнем кометном облаке двойной звезды настоящий переполох. Многие кометы умчались в пространство, многие устремились внутрь системы. Планетам и лунам пришлось выдержать жесточайшую бомбардировку; космос заполонили астероиды, куда более многочисленные, чем их собратья из Солнечной системы. Внутреннее же облако приобрело новых членов, что двигались по причудливым, эксцентрическим орбитам, сталкиваясь с другими кометами. Возможно, в результате этих столкновений и возникло небесное тело, обнаруженное впоследствии зондом и названное Гадесом. Оно состояло в основном изо льда, но имело каменистую кору; его масса равнялась приблизительно одному проценту земной, вследствие чего Гадес обладал внушительным полем тяготения. Поскольку же кора астероида не содержала в себе железа, магнитное поле отсутствовало; солнечные ветры на Гадес не действовали, ибо он находился на значительном удалении от обоих светил.

Луняне перебросили избыток антиматерии – прежде всего, антиводорода, а также антигелия и закапсулированных тяжелых ядер – на орбиту вокруг Гадеса. Между антиматерией и окружавшей ее газовой оболочкой находились четыре маленьких астероида, которые поддерживали стабильность этой поистине фантастической комбинации.

Осуществление проекта потребовало громадных затрат, которые, впрочем, не замедлили окупиться. Беспилотные корабли доставляли антиматерию в указанное место и разгружали трюмы в пределах оболочки. Без потерь, естественно, не обходилось, но ими можно было пренебречь; к тому же, оболочка вполне справлялась с ролью защитного экрана, а космические лучи уничтожали такое количество антиматерии, по поводу которого не стоило и переживать. Что касается четырех астероидов, их орбиты, раз в пять или в десять лет, нуждались в корректировке. Для этой цели на каждом из них установили двигатель – менее мощный, чем тот, который позволил переместить астероиды сюда, но вполне способный выполнить поставленную задачу. Корректировкой, как правило, управлял с безопасного расстояния инженер-лунянин.

Антиматерия продолжала накапливаться – пока не грянула катастрофа.

Катастрофой она была с точки зрения математики. Событие, которого никто не предвидел и которое начало цепную реакцию. На Перун поступил сигнал тревоги. Компьютер проанализировал данные и выдал прогноз. Те из лунян, которые сочли, что могут понадобиться, поспешили приготовиться. Тем временем о причине тревоги известили вождей.

Установленные на Гадесе приборы сообщали, что к астероиду приближается большое небесное тело, которое обладает огромной массой; система защиты, успешно предотвратившая несколько столкновений с метеоритами, на сей раз явно бессильна. Обычно сигналы тревоги поступали заблаговременно, и луняне успевали принять меры. Однако это небесное тело двигалось не по эллиптической, а по гиперболической орбите. Скорее всего, комета из внешнего облака, которая, в силу неведомых обстоятельств, приобрела громадную скорость. Роботам с ситуацией не справиться, а люди долететь не успеют…

Конечно, можно было пожалеть об отсутствии систем, которые позволяли бы выдерживать значительно большее ускорение; но жалей, не жалей, что толку? Ведь из ничего подобные системы не появятся; никто и не предполагал, что в них может возникнуть необходимость…