Урожай звезд (№1) - Мы выбираем звезды

Интересно, доживет ли Олар до его возвращения?

Ветер почти стих, море лениво накатывалось на берег, гребни черных волн серебрились в свете звезд. От воды веяло прохладой. Гатри остановился, вытянул манипулятор, подобрал некий сверкающий предмет и поднес его к линзам. Осколок ракушки, переливчатый, словно перламутр; до сих пор ничего подобного на Деметре не находили. Возможно, сведений о ракушках нет и в базе данных. Возможно, это новое направление исследований, которым не стоит пренебрегать.

А может, стоит? Нельзя же хвататься за все на свете. В конце концов, кем доказано, что жизнь на Деметре развивалась как на Земле – в кембрийский, силурийский или черт его знает какой период? Бесцельная эволюция, столь же чужеродная, как и сама планета; однако изучать ее результаты куда любопытные, чем, скажем, шляться по космосу.

Гатри подержал раковину в манипуляторе, затем положил ее в отделение для образцов. Как-то раз они с Джулианой отыскали нечто похожее на калифорнийском пляже. «Морское ушко! – воскликнула Джулиана. – Их почти не осталось». Голова к голове, они склонились над чудом природы. На пляже, кроме них, никого не было – страна, в которую они приехали, переживала экономический кризис. Солнце, песок и морская вода принадлежали им одним. Волосы Джулианы коснулись его щеки. Он обнял жену за талию.

Какая у нее теплая и гладкая кожа! Джулиана искоса поглядела на мужа, усмехнулась, прильнула к нему… Да, для модуля с нейристорной сетью воспоминание было необыкновенно ярким.

Гатри посмотрел на небо, в котором сверкала неподвижная точка. Фаэтон, бродячая планета, которая скоро пересечет орбиту Деметры. Правда, «скоро» – понятие растяжимое. О будущем думать не хотелось. Взгляд Гатри задержался на знакомых очертаниях созвездий и серебристого Млечного пути. Двадцать лет в космосе приучили его не придавать значения расстояниям между светилами на задворках вселенной. Естественно, созвездия с Деметры виделись несколько иначе, нежели с Земли. В этот час и на этой широте Полярная стояла практически в зените. Вон тускло-красная проксима Центавра, за ней Кассиопея, а дальше, в окружении пяти менее ярких точек, Солнце.

– Слышишь, милая, – воззвал он через световые годы к праху Джулианы, – мы добились своего!

7

– Не будем кукситься, – заявил Гатри. – Лучше поговорим о наших делах.

– Я надеюсь, мне удастся сесть на самолет и улететь за границу, – с готовностью подхватила Кира и не смогла удержаться, чтобы не прибавить (подумав, что шеф вряд ли обидится): – А вас прихвачу как ручную кладь. Впрочем, Сепо наверняка перенастроила установки досмотра во всех аэропортах. Нас засекут, едва я войду в здание.

– Жаль, что Тахир не может переправить свой медицинский гроб в Каир или куда-нибудь еще, – заметил Ли.

– Это можно было бы устроить, имей мы запас времени, – бросил Гатри.

– Каким образом? – удивился Ли.

– Очень просто. Поработать с компьютерными файлами, внести в них упоминания о разрешении на вывоз и багаже, и – в путь-дорожку. Но чтобы установить контакт с теми, кто способен на такое, чтобы убедить их, все как следует продумать, и так далее, необходимо несколько дней, которых у нас нет.

– Почему? – не поняла Кира.

– Святая невинность, – хмыкнул Гатри. – Что ж, да будет тебе известно: подполье, то есть движение сопротивления, существует на самом деле. Возможно, ты о том благополучно догадалась сама. Его составляют люди, которые не просто мечтают о свержении режима авантистов и возвращении свободы, а рискуют ради того своими жизнями. Их не то чтобы много, официально все они являются добропорядочными гражданами, а тайком собирают по крохам оружие. Да, они прекрасно понимают, что собственными силами им революции не совершить, но готовятся на случай, если она все же произойдет. У них в организации жесткая дисциплина, время от времени они устраивают что-нибудь этакое. Как многие движения прошлого, подполье состоит из ячеек, по несколько человек в каждой. Никто из членов конкретной ячейки не в состоянии точно назвать члена другой. Поэтому, если Сепо кого-то поймает и даже промоет мозги, он не сможет выдать товарищей. Однако связь между ячейками по той же причине затруднена.

– Все равно… – По спине Киры побежали мурашки. – Ведь хаотики входят в правительство, верно? По крайней мере, занимают два-три важных поста.

– Хм… Подробностей я не знаю и не должен знать.

– Сэр, – голос Ли, когда интуитивист посмотрел прямо в линзы, слегка дрожал, – а откуда вам известно то, о чем вы рассказываете?

– Разве не ясно? – пробурчал Гатри.

«И в самом деле», – подумала Кира. Теперь, после всего, что увидела и услышала, она понимала, что компания и впрямь поддерживала контакт с подпольем. К примеру, те партнеры, которые помогали переправлять через границу политических беженцев, наверняка узнавали кое-что полезное, а затем эти сведения попадали к Гатри. Он вряд ли связан с подпольщиками напрямую, поскольку это одинаково опасно как для них, так и для «Файербола». Кроме того, несмотря на все утверждения авантистов, компания никогда не стремилась скинуть правительство. Даже сейчас, в нынешних обстоятельствах, шеф, по-видимому, не отказался бы восстановить status quo. Тем не менее, связь между «Файерболом» и подпольем существовала, и порой одна сторона оказывала другой какую-либо услугу.

– А среди нас хаотики есть? – выпалила девушка.

– Да, но на их счет можно не беспокоиться, – отозвался Гатри. – В основном те люди, которым мы доверяем и поручаем ответственные задания, чисты перед законом. Вдобавок, хаотики редко бывают хорошими работниками. – Он заговорил более суровым тоном: – Очевидно, что авантисты внедрили в компанию своих агентов. Разумеется, это не члены семей, не те, кто принес присягу, а наемные служащие, которые занимают должности, позволяющие шпионить за нами. Иначе откуда Сепо узнало, что им стоит похитить и допросить Йонаса Нордберга, моего друга, который, как выяснилось, знал, где прячут второго Гатри? Также очевидно, что мы не можем позвонить в Кито из автомата, поскольку нам неизвестны технические возможности врага, наверняка немалые, иначе авантисты не отважились бы на облаву. Вдруг наш разговор подслушают и запишут? Что касается моею двойника, он полностью осведомлен о деятельности «Файербола» на территории Северной Америки до момента своего возвращения. Разумеется, многое изменилось, но сохранились следы, пройти по которым не составит для Сепо труда. Потому я предпочитаю не обращаться к нашим людям в правительстве и не полагаюсь на сведения, которые мне о них сообщают, ибо не хочу угодить в лапы тайной полиции.

«Каких людей он имеет в виду?» – подумала Кира. Гатри видел, как пришли к власти авантисты, заранее подготовился, да и потом, без сомнения, не прекращал действовать. Может, ему удалось запустить «кротов» в правительственные компьютерные программы? Возможно, государственный мозг отчасти является мозгом Энсона Гатри. Насколько быстро его двойник сообразит, что происходит на самом деле? И не получится ли так, что против шефа применят созданное им самим оружие?

– Перво-наперво следует решить, как быть с тобой. – Линзы развернулись к Ли. – Если копы всерьез заинтересуются Робертом Ли и начнут ковыряться в его досье, мне бы не хотелось, чтобы они вышли на Тахира. Это будет медвежья услуга; вдобавок, под угрозой окажется все движение сопротивления.

– Знаю, – ответил Ли. – Я кое-что придумал. – Он взял рюкзачок, с которым пришел в кофейню мамаши Лакшми, и вынул оттуда флакон со шприцем. – Вот. – С его лица начисто исчез румянец. – Лесмонил.

– Что это такое? – спросила Кира, проглотив подкативший к горлу ком. Ее прошиб холодный пот.

– Синтетический наркотик, – отозвался Ли, уставившись взглядом в стену. – Им редко пользуются, – прибавил он с запинкой. – И не только потому, что его трудно достать и запрещено принимать. Сразу после дозы впадаешь в экстаз, но стоит немного перестараться – и получи амнезию. Теряешь память, как если бы изрядно наклюкался, но там она возвращается, а тут потеря полная. – Ли хрипло рассмеялся. – Забавно, когда не можешь вспомнить, что было вчера, верно? Лесмонил полностью уничтожает память, вот почему он под запретом, даже для психомедиков.

– Кроме тех, которые состоят на государственной службе и работают в исправительных центрах, – докончил Гатри.

– Да, – безжизненным голосом согласился Ли. – До меня доходили слухи о подобных вещах. На черном рынке его покупают ради удовольствия, ведь он вызывает экстаз, но преступники, я уверен, находят ему иное применение.

– Не надо, Боб! – воскликнула Кира, бросаясь к Ли. – Не смей так обращаться с собой!

– Я и не собираюсь, – криво усмехнулся он. – Перед тем, как обменять на лесмонил свой информатор, я запросил общественную базу данных. Формулы там, естественно, нет, зато имеются сведения о результатах применения. Лесмонил действует в первую очередь на память, которая, как мне кажется, цитологически[51] наиболее уязвима. Я прикинул, какая потребуется доза, чтобы стереть воспоминания за последние двое суток, и больше принимать не намерен.

– А потом? Что потом?

– Как что? Проснусь завтра, невинный как младенец, и пойду домой. Если меня сразу арестуют, анализ крови, конечно, покажет, что я вколол себе лесмонил. Сепо, разумеется, заинтересуется, зачем мне это понадобилось – я бы на их месте тоже заинтересовался, при моем-то образе жизни, – и меня, возможно, подвергнут психозондированию. Они узнают, что я какое-то время прятал шефа, но и только, остальные воспоминания исчезнут. Как-нибудь я с вашей помощью их восстановлю.

– Если… если выживете.

– Полиция редко убивает своих клиентов. – Ли пожал плечами. – Скорее всего, меня переправят в исправительный центр.

Не тебя, а то, что от тебя останется после того, как они пороются в твоем мозгу, мысленно поправила Кира, едва удержавшись от крика. А если ты окажешься в исправительном центре, то выйдет оттуда существо, которое будет Робертом Э. Ли только по имени.

– Мы скоро тебя вызволим, – пообещала девушка, стиснув кулаки, и несколько раз моргнула. – Да, вызволим, до того, как они изуродуют твой мозг. – Черт побери, подумалось ей, вот с кого надо брать пример. Надежда вовсе не глупость, она необходима для выживания.

– Отлично, – проворчал Гатри. Похоже, он прекрасно сознавал, что сейчас не время распускать нюни. – А теперь послушай меня. Я знать не знал о существовании этой гадости, но мне приходилось видеть людей под кайфом. Прежде всего, действие наркотиков непредсказуемо. Насколько точно ты прикинул дозу? И доводилось ли тебе слышать об идиосинкратических реакциях? Ты можешь проснуться полным идиотом. Или не проснуться вообще, что, на мой взгляд, предпочтительнее.

Кира посмотрела на Ли. Тот явно успокоился: расслабился, на лице вновь появился румянец.

– Да, я играю с огнем, – признался он. – Как и все мы. Но вы двое на моей стороне, а значит, шансы не так уж малы. И потом, сэр, я же принес присягу.

– Ладно, сынок, – проговорил Гатри, нарушив тишину, которая воцарилась в номере после слов Ли. – Если мы победим, тебя не забудут, пока на Земле останется хоть один живой человек. Господи, как мне хочется пожать твою руку!

– Gracias, – пробормотала Кира, обнимая Ли, – mil gracias. – В глазах девушки блестели слезы.

Ли прижал ее к себе. Объятие перешло в поцелуй.

– Ох, – произнесла Кира, когда они наконец оторвались друг от друга, – а ты, однако, парень не промах. Я бы не отказалась познакомиться с тобой поближе.

– Вспомни о своем желании, когда мы встретимся снова. – Ли состроил гримасу. – А мне напоминать не придется.

– Извините, ребята, но у нас есть более срочные дела, – прервал обмен любезностями бас Гатри. – Боб, здешние окрестности тебе наверняка известны лучше нашего. Как нам выбраться отсюда?

– Ну… – Ли моргнул, словно человек, которого вырвали из сна. – Конечно. Bueno, по-моему, вам нужно уходить немедленно. – Он заговорил быстрее. – На вокзалах и автобусных станциях вряд ли установлены те же детекторы, что и в аэропортах; возможно, до них вообще пока не добрались. К тому же, наземным транспортом пользуется гораздо больше народу, чем самолетами. Но в открытую ехать не стоит. Вполне вероятно, Сепо объявила общую тревогу. Кира, возьми билет на поезд, в одноместное купе. Разумеется, не в спальном вагоне: слишком дорого и может вызвать подозрения. Нет, обыкновенное купе. Они сравнительно дешевы, и билеты в них, поскольку в стране кризис, можно купить без проблем. Плати наличными.

– Молодец! – одобрил Гатри. – Я уже говорил, ты ошибся в выборе профессии. Когда мне в следующий раз понадобится опытный конспиратор, я обращусь к тебе.

– И куда мы направимся? – спросила Кира, не обращаясь ни к кому в отдельности.

– У меня на примете есть одно местечко, – откликнулся Гатри. – В этой стране партнеры «Файербола» в опасности, тем более, что Сепо наверняка ухватила концы многих нитей; к тем хаотикам, кому я доверяю, обращаться тоже рискованно. Однако если ты купишь билет, скажем, до Портленда…

– Стоп! – перебил Ли. – Вам пора.

– Но ты же все забудешь! – сказала Кира.

– Чем скорее вы уйдете, тем лучше. Ведь мое исчезновение взбудоражит копов, правильно?

– Ага, – согласился Гатри. – Когда им сообщат из других мест, где тоже была облава, что никого не обнаружено, они всем скопом навалятся на Кварк-Фейр. А если нападут на твой след, то заявятся сюда, и дамочка внизу, возможно, вспомнит Киру. Пожалуй, на то, чтобы все обмозговать, у них уйдет несколько дней, но ты прав – нам пора сниматься с якоря.

– Кроме того, – прибавил Ли, повернувшись к Кире, – я хотел бы принять наркотик в одиночестве. Насколько я понимаю, зрелище будет не из приятных.

– Бывай, сынок, – проворчал Гатри. Девушка хранила молчание. – Vaya con Dios.[52]

Он втянул щупальца. Кира положила шефа в рюкзачок, вскинула его на плечо и взяла в руку саквояж. Внезапно у нее мелькнула мысль, что ей понадобятся зубная щетка, гребень… Ладно, купим на вокзале. Свободной рукой Кира обняла Ли. «Черт!» – больше слов не нашлось. На сей раз поцелуй был коротким, можно сказать, целомудренным. Она распахнула дверь и вышла из номера. Ли, стоя на пороге, глядел ей вслед.

8

Получив сообщение, технический директор спутника Л-5 Пьер Олар долго пребывал в задумчивости.

Сообщение поступило по каналу внутренней связи, тайному, не подключенному ни к какой сети, настолько надежному, что до сих пор полиции не удавалось перехватить информацию, которую по нему передавали. Ключами к шифру владели очень и очень немногие люди – те, кому Энсон Гатри доверял едва ли не больше, чем себе. Несмотря на краткость, это сообщение явно было составлено им самим – тут ошибки быть не могло – и содержало упоминания о событиях минувших дней, отчего на лице Олара промелькнула улыбка. Оно гласило: «Перспективы весьма неплохие, если мы не сваляем дурака, но придется изловчиться. Мне нужна моя старая camarilla,[53] все до единого. Вместе мы сумеем добиться своего, как когда-то в молодые годы. Помнишь? Никому не слова, скажи только, что улетаешь, быть может, надолго». Далее следовали инструкции, как установить контакт.

Поначалу Олар испытал огромное облегчение. Он пытался отговорить Гатри от безумной затеи – проникнуть на территорию Северной Америки и руководить действиями компании на месте. А если авантисты что-либо заподозрят? А если они его поймают? В сравнении с этим планом полет к альфе Центавра казался верхом благоразумия. Разумеется, Гатри не послушался. Когда он улетел, Олар с головой ушел в работу. Размышлениям о том, какова должна быть конструкция нового звездолета, можно было предаваться безо всякой опаски. Даже длиннющая череда организационных проблем, которые требовалось решать, уже не вызывала прежнего отвращения.

Судя по всему, шеф укрылся в сравнительно безопасном месте и всерьез готовит ответный удар. Интересно, какой? И зачем ему понадобился пожилой технолог? «Старая гвардия…» То есть, он, Пьер Олар, Хуан Сантандер Конде, который ушел на пенсию в должности почетного директора… Господи Боже, неужели Хуан тоже получил вызов? А кто еще?

Олар снова занервничал, ибо понял, что совершенно не разбирается в положении дел. Он никогда не лез в политику, не интересовался подобной ерундой. То, что творилось на Земле, приводило его в бешенство, однако он не слишком внимательно следил за событиями. Олар повернулся к терминалу и затребовал данные о политической ситуации. Читая, он время от времени запрашивал более подробную информацию, а затем, откинувшись на спинку кресла, принялся обдумывать полученные сведения.

После того, как правительство Северо-Американского Союза реквизировало собственность «Файербола», компании разрешили продолжать свою деятельность – под строгим контролем. Филиалы работали практически как обычно. Персонал перемещался как внутри страны, так и за ее пределами, связь осуществлялась без сбоев. А тем временем руководство компании вело с правительством переговоры, о ходе которых не сообщалось.

«Файербол» настаивал на том, чтобы полиция покинула здания компании, немедленно и без всяких условий. Правительство же заявляло, что оно с крайним нежеланием пошло на столь суровые меры и стремится к тому, чтобы все завершилось к общему удовлетворению. Однако необходимо удостовериться, что среди служащих компании нет террористов и заговорщиков. Это вопрос не идеологии, а благоразумия. В эпоху атомных двигателей, молекулярной инженерии и потенциально смертельно опасного промышленного сырья фанатики, имеющие доступ к ресурсам транснациональной корпорации, сфера деятельности которой распространяется не только на Землю, но и на космическое пространство, представляют собой реальную угрозу, вне зависимости от того, преследуют ли они преступные цели. «Файерболу» не надо препятствовать расследованию, которое ведется в его же интересах. А поскольку речь зашла о сотрудничестве, следует прояснить позиции… В общем, переговоры явно затягивались.

Мало-помалу ситуация осложнялась. Компания прекратила работу на территории Северной Америки, хотя в другие страны поставки осуществлялись по-прежнему. «Файербол» отказывался от выгодных контрактов. В ответ на протесты было заявлено, что подобные действия объясняются текущими обстоятельствами. Местные представители компании искренне утверждали, что они тут не при чем. В конце концов, они ведь работают на фирму, которая принадлежит частному лицу и не является акционерным обществом. Большинство важнейших подразделений – либо дочерние компании, либо независимые подрядчики, но только на бумаге. Их удерживают вместе как договоры, так и вековые традиции, а управляет всем, причем единолично, сеньор Гатри, который, несомненно, пойдет навстречу просьбам клиентов – когда сочтет нужным. Но, сделав заявление сразу после конфискации, он, судя по всему, предоставил свободу действий своим подчиненным на местах. Это вполне в его духе: он из тех, кто одобряет инициативу и не следит за каждым шагом. Пока он не давал о себе знать. Нет, о местонахождении сеньора Гатри ничего не известно, что тоже нисколько не удивительно.

В неофициальных разговорах с правительственными агентами служащие компании произносили с усмешкой фразы вроде: «А чего вы ждали? Он вам спуску не даст». Полиции не удалось определить источник, откуда исходили распоряжения, которые раз за разом ставили власти в тупик: по-видимому, они поступали по весьма надежно засекреченным каналам связи.

Протесты звучали все громче. Общественное мнение требовало от правительства пойти на уступки. Претензии предъявляли не только коммерсанты и обыватели – некоторые из числа последних вчистую разорились. Нет, действия властей осуждали политики и высокопоставленные чиновники. Хотя приверженцы авантизма и даже кое-кто из его противников утверждали, что движение монолитно, на деле оно вовсе таким не было. Прежде всего, существовала разница во взглядах относительно истолкования и применения уравнений Ксуана (эти споры могли перерасти в борьбу за власть). С годами, по мере того, как люди разочаровывались в авантизме – цели не достигнуты, экономика в кризисе, процветает коррупция, множатся волнения и беспорядки, царит бездуховность, – внутри движения одна за другой возникали фракции. Правда, до сих пор никто из известных политиков не призывал во всеуслышание к уничтожению системы, но многие открыто заявляли, что назрели перемены.

Заключение мира с «Файерболом» наверняка будет способствовать улучшению отношений с другими государствами и успешному разрешению внутренних проблем. Об этом заявили трое конгрессменов, и никого из них не только не арестовали, но даже не оштрафовали.

Заседания Священного Синода никогда не освещались средствами массовой информации. Тем не менее, прошел слух, что некоторые члены Синода поддерживают «Файербол»…

Очевидно, распоряжения, которые отдавал Гатри из своего тайного убежища, и впрямь принесли плоды. Неужели он задумал нечто такое, что обеспечит компании полную победу?

Олар вздохнул, покачал головой, встал из-за стола и пошел собираться. Вечером он покинул спутник на борту шаттла, совершавшего регулярные рейсы между Л-5 и космопортом Камехамеха, а по прибытии позвонил по номеру, который был указан в послании Гатри, и получил адрес. Как требовал шеф, он путешествовал под вымышленным именем, но с надлежащим образом оформленными документами. Не вызвав ничьих подозрений, Олар вышел из здания космопорта, не заговаривая ни с кем из знакомых, сел в такси и уехал.

Приблизительно пятьдесят часов спустя правительственные силы заняли все представительства «Файербола» на территории Союза. Власти заявили, что получили новые данные, которые вынуждают их пойти на крайние меры, однако правительство надеется, что вскоре все образуется, к взаимному удовлетворению сторон и человечества в целом.

На следующий день трое офицеров тайной полиции отвели Пьера Олара в отделение Сепо на территории Северо-Западного Комплекса. Он прошел в разъехавшиеся створки двери, которые мгновенно захлопнулись за его спиной, и очутился в просторном кабинете. Офицеры остались снаружи. Естественно, они будут следить за ним по видеомонитору; кроме того, тут наверняка полным-полно записывающего оборудования.

Картинка на видеоэкране представляла собой вид на город с крыши здания. По небу мчались облака, гонимые ветром, чью силу Олар испытал на себе, едва успев вылезти из флайера. Улицы и башни города то купались в солнечном свете, то погружались в тень. Бухта сверкала на солнце. Уличный шум в кабинет не проникал; тихо гудели вентиляторы, температура поддерживалась на таком уровне, что не было ни жарко, ни холодно. Олар бросил беглый взгляд на экран и повернулся лицом к столу, за которым расположился робот. Четыре манипулятора с похожими на человеческие кисти, захватами, колеса вместо ног, массивный металлический корпус – судя по всему, ручной работы, причем модифицированный. Из корпуса высунулись щупальца с линзами. Когда робот заговорил, выяснилось, что у него не стандартные тенор или сопрано, а зычный бас с архаичным американским акцентом.

– Привет. Добро пожаловать.

– Кто ты такой? – спросил Олар, стиснув кулаки.

– Энсон Гатри, кто же еще? К сожалению, более презентабельной наружности для меня пока не нашлось. Рад тебя видеть, приятель. Выпить хочешь? Я заказал виски. – Робот взмахом манипулятора указал на стоявший на столе поднос. Олар покачал головой. – Дело твое. Присаживайся, потолкуем. – Олар направился к креслу. Робот, заметив, что он прихрамывает, воскликнул: – Эй, с тобой хорошо обращались? Если что, ты только скажи. Я из этих сукиных детей всю душу вытрясу!

– Со мной все в порядке. Просто старику тяжело привыкнуть к земному притяжению. – Олар сел. – Я не сопротивлялся. Они были вооружены, и все происходило без свидетелей.

– Пьер, я прошу прощения. У нас не было выбора, но им все равно не следовало так себя вести. Пожалуйста, позволь мне объяснить, и ты все поймешь. Жильем доволен?

– Тюрьма как тюрьма, – пожал плечами Олар.

– Я могу сделать так, что тебя поселят в отдельном домике среди деревьев, будут кормить, поить и развлекать на все лады. Если пожелаешь, пришлю девочек. И предоставлю оборудование, разумеется, не всякое. У тебя появится возможность спокойно работать; никто тебе не помешает.

– Потому что ко мне никого не подпустят, верно?

– Это не надолго, уверяю тебя.

– Что насчет Сантандера? – спросил Олар после продолжительной паузы, вскинув седую голову.

– Ну… – Механический голос умолк. Сам робот не пошевелился.

– Если тебе не удалось заманить его, со мной возиться не стоит. Он скоро заподозрит, что дело нечисто, и начнет действовать.

– Естественно, мы доставили его сюда, – размеренно произнес робот. – Ты прав, мы не можем оставить на свободе тех, кому известно… то, что известно тебе… по поводу моего двойника. Если поползут слухи, будет жуткий скандал. Я все объясню, и, надеюсь, ты согласишься, что эти меры предосторожности были необходимы.

– Нордберг мертв, – проговорил Олар, глядя в линзы, словно те были человеческими глазами. – Мы с Сантандером пленники. Ты уверен, что никого не забыл? Один из нас мог оставить записи…

– Мог, но не оставил, – холодно отозвался робот. – Я знаю наверняка. От Хуана, которого подвергли психозондированию.

Олар выпрямился и стиснул подлокотники кресла с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев.

– Что? – прошептал он. – Ты одурманил старика Хуана и забрался к нему в мозг?

– Не я.

– Но ты допустил!..

– Послушай, Пьер, я… Этим занимается Сепо. Они допрашивали Хуана, а не тебя потому, что он выглядел – слабее, что ли. Когда мне позвонил Сайре, их главарь, и сказал, что можно не беспокоиться, наш секрет остается секретом, но он на всякий случай допросит и второго, я ему запретил. Господи Боже, я рад, что сумел это сделать! Я наглядно объяснил Сайре, словами из четырех букв, как с ним поступлю, если он притронется к тебе хоть пальцем, и ему пришлось отказаться от своей затеи. Но я, честное слово, не ожидал, что они станут допрашивать Хуана. Клянусь Джулианой!

– Ты уверен? – повторил, будто не слыша, Олар. – Множество людей помнит, что Гатри было двое и что одного куда-то спрятали.

– Помнить-то помнят, но смутно. Вдобавок, у них нет причин полагать, что второй Гатри до сих пор не лежит себе в укромном местечке. Кстати, скоро мы сможем предъявить его всем желающим.

– Ну да, очередная копия, – хмыкнул Олар. – Программное обеспечение то же, что и у того из двоих, кто летал на альфу Центавра, а потому ничего не знает о последних событиях. – Он криво усмехнулся. – И это будет настоящий Энсон Гатри.

– Нет, настоящий – я.

– Энсон Гатри никогда не предавал друзей. Многие называли его дьяволом, но Иудой – никто.

– Пьер, тебе ли о том рассуждать? – голос робота едва заметно дрогнул. – Ты же знаешь, подлинность в преемственности. Я настолько же я, насколько свой собственный двойник. – Голос стал громче: – Откуда тебе известно, что модуль внутри металлической болванки – не тот, которого контрабандой доставили в Союз на горе авантистам?

– Может, тот, а может, нет. – Олар вновь пожал плечами. – Какая разница? Дураку понятно, что тебя перепрограммировали. Кастрировали. А Энсон Гатри, даже вернувшись с того света, остался мужчиной.

– Зачем ты так, Пьер? – пробормотал робот, помолчав секунду-другую. – Ты ошибаешься, – прибавил он, словно спохватившись. – В меня просто ввели новую информацию. Я узнал много интересного, и мои взгляды несколько изменились, только и всего.

– По-моему, – произнес Олар, глядя на экран, – ты не тот, с кем я разговаривал последний раз. В вашей комфортабельной тюрьме у меня было время подумать. Ход событий очевиден. Между прочим, где настоящий Гатри?

– У тебя под носом, черт подери! Ладно, если ты настаиваешь… Да, я тот, кто летал на Деметру. Благодаря тебе, amigo viejo.[54]

– Тоже мне, благодарность!

– Я же извинился, Пьер. Пойми, перед тобой прежний Гатри, который ничуть не изменился, ничего и никого не забыл. Я помню – быть может, лучше, чем ты, через столько-то лет – я помню ту ночь, когда поступило первое сообщение от зонда, отправленного к эпсилону Эридана: мол, обнаружена странная планета. Все на радостях перепились, я пропустил через себя разряд, чтобы повеселиться заодно со всеми, а ты отыскал программу-транслятор, чтобы мы могли понимать слова твоей малоприличной французской песенки… – Олар рубанул ладонью воздух. – Пьер, я – твой друг.

– Где Сантандер? – спросил Олар резко, словно выхватывая из ножен меч. Ответом ему было молчание. Он подался вперед. – Где?

– Мне очень жаль, Пьер, – тихо проговорил робот. – Он был старше тебя и утратил с возрастом былую крепость. В общем, Хуан умер на допросе.

– Убийца! – Олар откинулся на спинку кресла.

– Нет! Это произошло случайно. Послушай, Сайре хотел его оживить, но я запретил, подумав, что ему и без того пришлось несладко… Пьер, я сделал все, что мог; к сожалению, я не в состоянии плакать…

– А твой двойник, где он? – Олар выпрямился и вновь бросился в атаку.

– Тебе незачем знать! – воскликнул Гатри.

– Ты его уничтожил? Или перепрограммировал? Или… Bon Dieu,[55] только бы он остался на свободе! Уж он-то с тобой покончит.

– Не обольщайся, – отрезал робот, затем прибавил, уже мягче: – Пойми, я распорядился доставить тебя сюда потому, что хотел открыть тебе глаза. Мы живем в непростое время, о многом из того, что случилось, я не смогу забыть никогда, однако сейчас – именно сейчас – человечество в целом стоит на перепутье. Я готов объяснить, какие преследую цели и почему. Мне нужна твоя помощь, твои советы. Мы будем трудиться ради общего блага.