Урожай звезд (№1) - Мы выбираем звезды

– Нет! Не может быть! – девушка вырвала руку.

– Еще как может, – отозвался Ринндалир, смерив Киру взглядом, – если, разумеется, Гатри не лгал, называя себя прагматиком. Он должен убедить землян – в первую очередь, Всемирную Федерацию и Корпус Мира – в серьезности своих намерений. Грядут великие перемены, и нельзя даже предположить, кого они затронут, а кого минуют, однако ты, Кира Дэвис, можешь не сомневаться, что выстоять в одиночку не удастся никому.

– Что вы такое говорите? – прошептала она, глядя на его губы, на которых играла усмешка. – Кому нужна такая победа?

– Зато, как я уже сказал, она положит конец войне. Прежнего порядка вещей больше не существует. Не грусти. Для нас с тобой, для твоих товарищей и моих сородичей, для всех, кто жаждал свободы, ничего страшного не произошло. Просто вырвался на волю хаос, а значит, нас ожидает новое будущее.

– Вы… Вы хотели войны!

– Скажем так, я искал подходящий инструмент.

– Во всем виноваты только вы! Обращение Гатри… Ультиматум авантистов… Тоже ваша работа?

– Милая, спасибо за комплимент! – Ринндалир рассмеялся. – По-твоему, мы всемогущи? – Внезапно он повернулся к экрану. – Ну-ка, ну-ка…

Кадры быстро сменяли друг друга: Северо-Западный Комплекс посреди Великих озер, колонна грузовиков, мчащаяся по шоссе через прерию, эскадрилья флайеров, многотысячная толпа на площади Исследователей, бои на территории Кварк-Фейр… Ринндалир нажал на кнопку, и мельтешение на экране прекратилось.

На какой-то миг Кира растерялась, ей показалось, будто она видит развороченный и подожженный муравейник. Девушка присмотрелась повнимательнее. Флайер с камерой взмыл над рыжими холмами, на которых росли дубы и эвкалипты; вдалеке поблескивала вода, еще дальше виднелись высотные здания… Бухта и комплекс Сан-Франциско!

По выжженным склонам холмов сновали роботы-садовники, усердно тушившие траву в тех местах, где она не успела выгореть дотла. Мимо них проносились бронированные автомобили, пробегали и проползали люди в шлемах; пулеметы выплевывали пламя, в небе кружили флайеры. Похоже, войска продвигались к поросшему деревьями гребню. Ринндалир увеличил изображение, и Кира различила окопы с бревенчатыми настилами и пулеметные гнезда. В окопах прятались другие люди; несколько человек взобрались на грузовик, в кузове которого находились генератор и, судя по всему, лазерная пушка. Да, со столь скудным вооружением рассчитывать особенно не на что.

– Остатки хаотиков, – высказал догадку Ринндалир. – Их окружили, но некоторое время они еще продержатся – в надежде, что появится подкрепление. – Селенарх пожал плечами. – Пожалуй, пару-тройку дней тому назад хаотики могли бы сбросить десант, но теперь у них не осталось ни одного флайера – все подбиты.

Какой кошмар, подумала Кира, словно ожило прошлое, известное лишь по книгам и фильмам, то прошлое, которое считалось безвозвратно ушедшим. Раненые и убитые, кровь, стоны… Подразделения Корпуса Мира, состоявшие из великолепно вооруженных профессионалов, покончили бы с сопротивлением за какой-нибудь час. А тут необученные, почти безоружные милиционеры, вынужденные по приказу начальства сражаться с такими же, как они, в общем-то мирными людьми! Но авантисты знают, что делают: если в конфликт вмешается Корпус Мира, слишком многое из того, что хотелось бы скрыть, станет явным.

– Вполне возможно, все обойдется, – произнес Ринндалир, поглаживая подбородок. – Если не возражаешь, досмотрим потом, в новостях… Ба!

В атмосферу вошел звездолет. Пламя, вырывавшееся из его дюз, было ослепительно белым, иногда мелькали голубые и красные язычки. Девушка словно наяву услышала рев двигателя, ощутила исходящий от корпуса испепеляющий жар, почувствовала запах озона. Корабль снизился настолько, что пламя из дюз достигло поверхности. Почерневшая земля, обуглившиеся трупы, расплавленная бронетехника… Включились бортовые двигатели. Звездолет дернулся, замер – и прыгнул в сторону, опалив пламенем уцелевших людей в военной форме.

Ринндалир выкрикнул что-то на своем языке. Его охватил восторг. В пагоде по-прежнему звучала музыка, а на экране бежали, спотыкались и падали люди, судя по их жестам, умолявшие о пощаде.

Звездолет устремился ввысь. В живых остались только хаотики, которые один за другим появлялись из окопов – похоже, изрядно перепуганные, потрясенные всем случившимся. Впрочем, скоро они начнут радоваться…

Скорее всего, большинству милиционеров удалось бежать. И правда, зачем их убивать? Вполне достаточно продемонстрировать свою силу и решимость. Интересно, кто пилотировал корабль? На память сразу пришли десятки имен, перед мысленным взором Киры замелькали знакомые лица. Неужели она хочет знать? Наверно; не станешь же подозревать всех скопом.

– Consummatum est,[127] – изрек Ринндалир, поворачиваясь к девушке. Голос селенарха слепо дрожал. – Думаю, сопротивление сломлено. После такого сражаться могут разве что фанатики да глупцы. Кира, мы бы с тобой выпили за полную победу. Вот она! Предлагаю отметить.

Кира промолчала. На экране дымился склон холма.

– Да, – тихо проговорил Ринндалир, опуская бокал, – я понимаю твои чувства. Поверь, агония и смерть не доставляют мне ни малейшего удовольствия. Но от них никуда не денешься; к тому же, сейчас это настигло не друзей, а врагов. – Неожиданно он усмехнулся. – Великолепное зрелище, верно?

– Кому как, – отозвалась девушка.

– Ты страдаешь? – мрачно спросил селенарх. – Винишь в случившемся себя? Хочешь порвать с «Файерболом»?

– О, нет! – тон Киры совершенно не вязался с бодрой музыкой. – Но мне надо успокоиться. Примириться, что ли. Убедить себя.

– Понимаю. – Ринндалир улыбнулся. – Хотя, возможно, мне только кажется. Мы с тобой очень разные. Между прочим, я пригласил тебя сюда в надежде сойтись поближе, – он положил руку ей на плечо, – и вместе отпраздновать победу.

Его кожа источала диковинный аромат: от нее пахло чем-то вроде мускуса. Желание вспыхнуло – и тут же исчезло. Кира встала.

– Gracias, но я, пожалуй, поеду домой. Прямо сейчас. Сначала в Тихополис, а оттуда на озеро Ильмень. Или в Торонто? Давно пора узнать, что сталось с Бобом Ли, и, если он жив, вернуть ему свободу.

39

Механики отсоединили модуль от вспомогательных устройств, отнесли его в личный кабинет Гатри, поставили на стол и удалились. Некоторое время модуль оставался в одиночестве; выпустив щупальца с линзами, он изучал каменный пол, стоявшее у стен оборудование, прозрачный потолок, сквозь который виднелись звезды и Земля. Да, кабинет появился уже после того, как Гатри вернулся от альфы Центавра. Линзы сфокусировались на картине – точнее, фотографии, которую переснимали десятки раз и которая запечатлела Джулиану с детьми.

Дверь отъехала в сторону, и в кабинет вошел робот, похожий на рыцаря в доспехах. Он приблизился к столу, подождал, пока закроется дверь. Тихо гудел вентилятор.

– Saludos, – пророкотал робот.

– Привет, коли не шутишь, – ответил модуль.

– Может, и не шучу. – Помолчав, робот продолжил, уже не столь язвительно: – Не знаю, не знаю. Ты – наш враг и одновременно мой двойник…

– Удивительное совпадение, – пробурчал модуль. – Между прочим, яблочко от яблони недалеко падает.

– Что ты чувствуешь? – спросил робот, проведя манипулятором по своему корпусу (будь он человеком, наверно, погладил бы подбородок).

– Идиотский вопрос. То же, что и ты. Мы оба призраки, только ты занимаешься делом, а я маюсь от скуки.

– Аппарат не помогает? – в распоряжении модуля имелся мультивизор с прямым доступом в базу данных и генератор импульсов – на случай, если бы ему, так сказать, захотелось надраться.

– Отчасти, – отозвался модуль менее агрессивным тоном. – Особенно классика. Ты помнишь, когда в последний раз смотрел «Фауста» и не сводил глаз с Ольги Вальд? Все-таки в Хельсинки была замечательная опера. Интересно, Вальд еще жива? Среди свежих записей – я разумею, сделанных после того, как меня выключили и отправили на склад – тоже нашлась пара-тройка вполне приличных.

– Кажется, я догадываюсь, что ты имеешь в виду. А новости смотришь?

– Уже дня три или четыре, как не видел ни одного выпуска.

– Да ну? – робот пристально поглядел на модуль. – Вот это на меня не похоже.

– Разумеется. Но если подумаешь, поймешь, что на моем месте повел бы себя точно так же. Когда постоянно напоминают о том, что ты хочешь забыть… Брр!

– Понятно. – Робот выпрямился и посмотрел на звезды.

– Тем не менее, я не прочь узнать, что творится на белом свете. Только, пожалуйста, без подробностей.

– С авантистами покончено, – произнес робот. Он принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину. – В буквальном смысле слова. После того, как милиция и Сепо отказались воевать с нами, чиновники со своими прихвостнями ударились в бега. Некоторые осели в Хиросиме и теперь именуют себя правительством Северной Америки в изгнании и требуют, чтобы им предоставили политическое убежище. В Футуро находится штаб Армии Освобождения – нечто вроде коллективного регента в период междуцарствия. Ассамблея Федерации никак не решит, заслуживает ли он официального признания. Высший Совет приказал Корпусу Мира навести в стране порядок. В общем и целом, дела идут.

– Думаешь, Федерация вас признает?

– Со временем – безусловно. По крайней мере, после выборов. Общественное мнение, судя по всему, на нашей стороне.

– Ты, случайно, не знаешь, что с Энрике Сайре? – с запинкой поинтересовался модуль.

– Сайре? Шеф Сепо? Мертв. Насколько мне известно, он не успел убежать потому, что пытался создать нового двойника. Похоже, надеялся, что сумеет таким образом одолеть меня. Его поймали, на следующий день трибунал и – пиф-паф.

– Хорошо, – пробормотал модуль, несколько раз сложив и распрямив щупальца с линзами.

– Что? – робот настолько удивился, что даже остановился.

– Что слышал. Этот стервец изуродовал мне жизнь.

– Но ведь тебя запрограммировали на…

– Я должен верить в доктрины Ксуана и в грядущую техно-цивилизацию. – Модуль издал некий звук, похожий на сдавленный смешок. – Я и верю, но… Неужели меня не понимаешь даже ты? – спросил он еле слышно.

– Ты знал, – проговорил робот, чисто по-человечески всплеснув руками, – знал с самого начала, что твои мысли – чужие…

– Да, знал. – В голосе модуля зазвенела сталь. – Но вынужден был действовать заодно с авантистами. Вернее, сначала меня вынудили, а потом я втянулся. Я бы с удовольствием прикончил тебя. Кошмар, правда?

– Знаешь, – сказал робот, глядя на свои руки, – мне когда-то снилось, что я душу Джулиану. Вот это действительно кошмар.

– Ты кому-нибудь рассказывал?

– Только тебе. В смысле – себе.

Наступила тишина. Молчание затянулось на несколько минут.

– Что тебе известно о лунянах? – хрипло спросил модуль.

– А? Что?

– Очевидно, я дольше твоего готовился к нашей встрече. У меня было время пораскинуть мозгами. Тот ультиматум, который тебе предъявили авантисты, был чудовищной глупостью. Какими надо быть идиотами, чтобы сочинить что-либо подобное! Так вот…

– Ты хочешь сказать, что ультиматум – происки Ринндалира? Естественно, я учитывал такую возможность. Получив шифровку, мы связались с Северной Америкой и поинтересовались, шутят они или впрямь настроены воевать. Нам ответили, что второе; техники подтвердили, что ответ получен из штаб-квартиры авантистов. Вряд ли возможно, что кто-то сумел подключиться к нашему каналу. Хотя… Потом я расспрашивал бывших членов Синода и прочих «шишек» – они все отрицают.

– Врут. Или же их просто не посвящали в подробности, потому что не доверяли. Но вернемся к лунянам. Ты знаешь о них больше моего. Могли они спровоцировать стычку?

– Думаю, да. Вполне вероятно, что они подкупили пару-тройку высокопоставленных авантистов – может статься, членов Синода. Вдобавок, селенархи наверняка обзавелись агентами, которые имели доступ к государственной компьютерной сети. А ведь авантисты преклонялись перед компьютерами и социодинамическими программами. Подобным агентам не составляло труда подсунуть правительству фальшивый анализ возможных действий «Файербола». Кира Дэвис рассказала мне кое-что любопытное, из чего следует, что селенархи желали свержения авантистов; что они с этой целью предпринимали, другой вопрос. Однако фактов у нас нет и сомневаюсь, что мы их когда-либо добудем.

– Какая разница? Без поддержки лунян у тебя ничего бы не вышло. Значит, «Файербол» по уши увяз в дерьме.

– Боюсь, ты прав. Чего нам только не припишут! Но мы не могли нарушить присягу…

– Меня заставили! – воскликнул модуль.

– Знаю, – сказал робот, кладя руку на металлический ящик. Из того показались дрожащие щупальца с линзами на концах. Тогда робот сделал шаг назад и произнес: – Отныне все будет иначе. Ринндалир, лунянин, с которым я чаще всего сталкивался, не скрывает своей радости. По-моему, он надеется, что вслед за Северной Америкой развалится Федерация.

– Если я правильно его понимаю, – откликнулся модуль, – то у него и впрямь есть повод радоваться. Кроме того, я смотрю на вещи иначе, чем ты.

– То есть?

– Слушай и постарайся понять, что я – вовсе не фанатик. Да, авантизм как система уничтожен, но хода истории не остановить. Великое Превращение, которое предвидел Ксуан, все равно произойдет – быть может, даже раньше, чем казалось поначалу, – если только не случится нечто вроде мировой катастрофы.

– До нее еще далеко. Мне думается, что в ближайшие несколько лет общественных потрясений можно не опасаться. Последние события научили всех – и меня в том числе – осторожности.

– Посмотрим. Дело вот в чем. «Файербол» в своем нынешнем виде долго не протянет. Зачем нанимать людей, когда кругом полным-полно роботов? Вдобавок, я узнал, что скоро появятся системы настоящего искусственного интеллекта…

– Хватит! – воскликнул робот, рубанув ладонью воздух. – Я пришел сюда, – прибавил он мягче, – как только смог выкроить часок-другой. Скажи, как нам с тобой поступить?

– Уничтожить, – с ходу ответил модуль.

– Подожди. Я согласен, оставить тебя таким, какой ты есть, чересчур рискованно. Но если перепрограммировать…

– Не валяй дурака! Чтобы подобрать нужную программу, тебе придется создавать и отправлять ко всем чертям копию за копией, двойника за двойником. И потом, я не хочу жить. Просто не хочу.

– Почему?

– Слишком много крови.

– Я чувствую то же самое, – прошептал робот. – Точно пока не подсчитали, но уже ясно, что мы убили несколько сот человек, а ранили гораздо больше.

– Вот и выкручивайся, – бросил модуль со смешком. – Живи! – Внезапно он заговорил иным тоном: – У тебя есть, о ком заботиться, – о тех пилотах, которые управляли кораблями, и обо всех остальных. А я – лишний. К тому же, не будь меня, ничего бы не случилось.

– Как знать…

– Отпусти меня! – взревел модуль. – Отпусти, ради Джулианы!

– Ладно, – проговорил робот, подумав и приняв решение. – Только ради нее. Когда ты хочешь умереть?

– Как можно скорее.

– Последнее желание будет?

– Да, – тихо откликнулся модуль. – Окажи мне услугу. Я хочу взглянуть на то, что у нас с тобой осталось общего.

Уточнять не требовалось. Робот взял модуль на руки, отошел от стола и встал так, чтобы они оба могли видеть сквозь прозрачный потолок альфу Центавра.

Часть третья

Деметра

40

– Пойдем, – сказала Эйко, едва Кира начала рассказывать о том, что ее тревожило. – Нам нужно обрести покой.

Рука в руке они вышли из квартиры и двинулись по коридору. Встречные узнавали то одну из подруг, то сразу обеих, приветствовали тепло, но на шею не вешались и, судя по всему, принимали как должное, что они не останавливаются поболтать. Впрочем, знакомые попадались не так уж часто. В большинстве своем люди направлялись куда-то по своим делам. После недавних бурных событий атмосфера колонии неуловимо изменилась: куда-то подевалось прежнее бесшабашное веселье. Даже когда Л-5 покидали люди Холдена, никто особенно не радовался, хотя облегчение, естественно, испытывали все, и полицейские в том числе.

«И когда Он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса».[128]

Фарвег доставил подруг в заповедник Треворроу. По-прежнему молча, они сошли с бегущей дорожки. Здесь тоже были люди – гуляли по двое, по трое. Ну и что, что солнце и небо, ветры и облака искусственные, подумала Кира, что простор всего-навсего иллюзия; зато листва, цветы и птицы – настоящие, и этого вполне достаточно.

На Дереве никого не оказалось. Быть может, оно пробуждало слишком сильные чувства… Кира и Эйко поднялись на третью площадку, прошли вдоль тянувшейся почти строго горизонтально ветви и перебрались на другую платформу, на которой стояли скамейки.

Со всех сторон, куда ни посмотри, колыхалась завеса из темно-зеленых игл, шелестевшая на ветру. Сквозь нее модою было различить землю и небосвод. От коры Дерева, неожиданно мягкой, если к ней прикоснуться, исходил смолистый запах. Мимо пролетел дрозд.

Подруги сели на скамейку, лицом к лицу. Дыхание Эйко, сбившееся во время подъема, вновь стало ровным. Она поймала взгляд Киры и улыбнулась – как мать улыбается больному ребенку.

– Теперь мы можем поговорить.

– Gracias, – отозвалась Кира, отводя взгляд. – Не знаю, право, стоит ли даже начинать. По-моему, пустая трата времени.

– Нет, – возразила Эйко, – ничего подобного. Разговор поможет нам понять друг друга. Быть может, совместными усилиями мы что-нибудь придумаем. Тебя ведь беспокоит будущее «Файербола», так?

– Так, – кивнула Кира. – Ты права, мне просто необходимо выговориться. То, что произошло недавно, еще не кризис, а его предвестие. Самое страшное впереди, и я не знаю, уцелеет ли «Файербол». Твой отец разбирается в политике. Чего ожидает он?

– Он говорит, что возмущение действиями компании будет нарастать, – ответила Эйко ровным голосом. – Гатри-сан показал Земле, на что мы способны, и земляне до смерти перепугались, а страх порождает ненависть.

– Но у нас не было выбора! – воскликнула Кира. – Или был?

– Вы остались верны себе…

– Gracias, – пробормотала девушка. – Ничего другого ты сказать не могла.

– …как Тайра,[129] – закончила Эйко.

– Кто? – Кира моргнула.

– Или как сиу и конфедераты;[130] эти примеры тебе, наверно, ближе. Все они победили, но в конечном итоге оказались побежденными. – Эйко вздохнула. – Все течет, все меняется. Где теперь Минамото.[131]

– Мы можем сражаться, можем поставить Землю на колени! Можем, но не будем, – прибавила Кира. – Черт побери, по крайней мере, я не буду. Я не могу убивать людей, и плевать мне на присягу! Знаешь, что сказал Гатри? «Нам придется стать государством – непонятно, ради чего?»

– Мне кажется, он будет тянуть время – вести переговоры, торговаться…

– Безусловно, – согласилась Кира. Она ссутулилась, оперлась локтями на колени и уставилась себе под ноги. – Но объясни мне, ради чего?

– Не знаю, – призналась Эйко. Некоторое время она молчала, потом похлопала подругу по плечу и сказала: – Честно говоря, у меня возникла на этот счет одна идея – вполне возможно, сумасбродная, но я все равно хочу ею с тобой поделиться.

– Валяй, – буркнула Кира, подняв голову.

– Федерация попытается подчинить себе «Файербол» и Луну. Те, естественно, будут сопротивляться. Чья возьмет, предугадать трудно, однако мой отец считает, что верх одержит Федерация. Ты спросишь, почему? Потому, что «Файербол», как всем нам хочется, откажется от насилия. – Эйко сделала паузу. – Но даже если компания останется частной, а Луна сохранит независимость, прежний порядок вещей уже не восстановить, сколько ни старайся. Своими действиями «Файербол» изменил многое, в том числе себя.

– Социальная и технологическая эволюция, – проговорила Кира. – Вселенная мутирует, люди теряют почву под ногами…

– Можно найти иную вселенную.

– Что? – Кира изумленно уставилась на подругу.

– Не пугайся, – усмехнулась та. – Я всего лишь имела в виду другие планеты.

– Эйко, ты предлагаешь нам покинуть Землю? По-твоему, мы согласимся?

– Я знаю, улететь смогут далеко не все. На всех просто не хватит кораблей. Значит, улетят те, кто искренне этого хочет.

– Во имя Маккамона, куда они улетят? Назови мне хоть одну похожую на Землю планету.

Голые скалы, подумала Кира, пустыни, жара, словно в печи крематория, ледяной холод, смертоносная радиация, воздух, которым невозможно дышать, либо полное отсутствие атмосферы… Необыкновенная красота и великолепие, Божий дар, неисчерпаемые запасы сырья, открытие которых избавило Землю от горькой участи превратиться в мертвую планету… «А Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову».[132] Разумеется, можно основать очередную колонию на Марсе, на спутнике или на астероиде, но что толку? Можно забраться в облако Оорта, достичь края галактики, откуда Солнце представляется не более чем яркой звездой, но и там рассчитывать особенно не на что.

– К альфе Центавра. На планету под названием Деметра.

– А я-то думала, что с фантазиями насчет Деметры покончено! – воскликнула Кира, пораженная тем, что услышала нечто подобное от Эйко. – Бессмысленная, безнадежная затея. Да, Деметра обитаема, но местные формы жизни только-только выбрались из моря. Что касается суши, по сравнению с ней самая бесплодная пустыня Земли покажется райским садом.

– Ничего, переселенцы наверняка справятся. Тем интереснее.

– Ну да… Ты ведь примерно представляешь, во что обойдется переселение, так? Или не представляешь? «Файербол» просто-напросто обанкротится!

– Что ж, зато не будет погони.

– Ладно, переселимся, а что дальше? Через тысячу лет планета погибнет.

Кире вспомнилась компьютерная модель созвездия Центавра. Две звезды, что вращаются друг возле друга… Нет, система сложнее. Вдалеке сверкает проксима – красный карлик, который можно не принимать в расчет. Альфа – большая звезда, светит приблизительно в половину яркости Солнца, а бета, еще менее яркая, имеет при себе одну-единственную планету, поскольку альфа похитила у нее Фаэтон. У самой альфы три планеты, на ближайшей из которых, Деметре, существует жизнь.

Как немногочисленны миры, про которые можно сказать то же самое! В незапамятные времена, до того, как ее уничтожил космический холод, жизнь существовала на Марсе. На Деметре она возникла значительно позже – когда альфа стала горячее и растопила ледники планеты, превратив их в океаны. Но и здесь она обречена на скорую – по масштабам космоса – гибель.

Альфа способна удерживать при себе планеты на расстоянии большем, чем от Земли до Солнца, где-то в два с половиной раза. Притяжение беты слабее; между звездами находится нечто вроде «запретной зоны», где искажается любая орбита, где носятся, словно обезумевшие, астероиды. В эту зону около миллиарда лет назад угодил Фаэтон, после чего его орбита с каждым оборотом становилась все менее стабильной; наконец альфа отобрала Фаэтон у беты, и тот начал вращаться вокруг более крупной звезды по непостоянной эллиптической орбите, которая раз за разом пересекалась в узловых точках с орбитой Деметры (вот почему люди назвали последнюю именно так, а ни как иначе. Правда, со временем выяснилось, что название, оказывается, куда символичнее[133]).

Вычислить орбиту Фаэтона более чем на пять-десять тысяч лет вперед не представлялось возможным; впрочем, в том не было необходимости. Сомневаться не приходилось – через тысячелетие с небольшим Фаэтон врежется в Деметру.

– А другие планеты с кислородной атмосферой слишком далеко, – продолжала Кира. – Все переселенцы умрут во время путешествия. Да и альфа Центавра не близко, до нее пока добирались лишь роботы и модули. Допустим, мы туда прилетели. И что? Нет уж, лично я предпочитаю оставаться на Земле.

Кире казалось, она свыклась с тем, что во вселенной жизнь – штука чрезвычайно редкая, по сути дела, случайная. Сейчас девушка вдруг поняла, что по-прежнему не хочет с этим соглашаться.

– У переселенцев будет тысяча лет, – проговорила Эйко. – Если не они, то их потомки наверняка переживут нынешнее общественное устройство. Все столько раз изменится…

– Извини, – сказала Кира, – я не хотела… – Как ни странно, на лице Эйко была написана не обида, а сочувствие. – Понимаешь, я вся издергалась. Но… Неужели ты серьезно?

– Отчасти, – улыбнулась Эйко. – Так сказать, фантазирую в свое удовольствие.

– Bueno… Фантазия, конечно, замечательная. За тысячу лет колония и впрямь сумеет чего-то добиться. Но ради чего, Эйко, ради чего?

– Ради себя, – отозвалась Эйко, глядя на колышущуюся зеленую завесу. – Часто, когда я забиралась на Дерево, мне в голову приходили разные мысли насчет эволюции. Биологи утверждают, что она не имеет цели и смысла, что она слепа как крот – и прекрасна как радуга. Но вообрази, Кира: морская пена превращается в цветки вишни, в тигров, в детей, которые видят радугу и восторгаются ею…

«А потом, – мысленно прибавила Кира, – начинают убивать друг друга, создавать правительства и промышленность… К черту!»

– Мне, конечно, доводилось слышать о планах покорения космоса. Но, насколько я помню, все они оказывались на практике невыполнимыми.

– Рыба, которая первой выбралась на сушу, тоже наверняка поначалу сомневалась. Пожалуйста, разреши мне закончить.

– Извини.

– Я подумала… – Эйко притянула поближе веточку Дерева, прижалась щекой к иглам. – Откуда взялось Дерево? Жизнь, эволюция… Зародышевая плазма, сырье эволюции, не обладает свободой воли. Жизнь создала не только людей, но и траву, деревья, птиц. Каким образом? Не потому ли, что в нас заключены унаследованные от поколений предков устремления, которые необходимо осуществить? Мне кажется, жизненная сила в основе своей вовсе не прогрессивна; наоборот – консервативна. Она действует так, как заведено от века.

– Мы вышли в космос, чтобы сохранить жизнь на Земле, – прошептала Кира, чувствуя, что здравый смысл потихоньку отступает перед напором Эйко. – А Земля тем временем продолжала развиваться. Возрожденцы, как и все прочие фанатики, не в счет… Помнишь, американские отцы-пилигримы упорно именовали себя англичанами…

– Люди – примитивные животные, неприспособленные к жизни, – заявила Эйко. – У нас сохранилось многое из того, что другие давно утратили за ненадобностью.

– Нам тоже есть чем похвастаться, – возразила Кира. – Мы ходим на двух ногах, у нас развитые кисти рук и большой мозг.

– То, о чем я говорю, верно и для общества, – продолжала Эйко. – Чтобы сохранить то, что имеется в наличии, общество вынуждено эволюционировать, то бишь меняться. А направление подобной эволюции задается стремлением выжить.

– По-твоему, альфа Центавра…

– Может быть, – откликнулась Эйко, разведя руками. – Я же сказала, идея сумасбродная, но вряд ли бредовая.

– Если бы ты на деле верила, что это возможно, то не стала бы ничего мне рассказывать, – проговорила Кира. Мгновение спустя она добавила: – Я пойду к Гатри и перескажу ему наш разговор. Вреда от того не будет, как, впрочем, и пользы. Хотя – кто знает? – спросила девушка у ветра.

41

Бледный полумесяц Земли затерялся в сиянии Солнца вместе с большинством звезд. На поверхности Луны залегли черные тени. Материал, из которого был изготовлен прозрачный сводчатый потолок кабинета, потемнел, защищая комнату от испепеляющих лучей. В кабинете, где сейчас царили сумерки, похожие на воспоминание о сне, находились трое: человек, робот и компьютерная программа в металлическом ящике.

– Получится у нас, Пьер? – справился Гатри, фокусируя линзы на собеседнике. – Сможем ли мы поднапрячься?

– Отвечать сразу? – поинтересовался Олар, наморщив лоб.

– Разумеется, нет. Тебе потребуются расчеты, компьютерные модели, результаты экспериментов и прочая дребедень. Но ты можешь высказать свое отношение. Как по-твоему, в принципе эта идея проходит?

– Ее рассматривали и раньше.

– Верно. И бросали на полпути, пугаясь предстоящих затрат. Но забудь про мировую экономику, Пьер, и скажи мне только одно: сможем ли мы добиться своего за счет собственных ресурсов компании?

– Похоже, кто-то из нас спятил, – произнес Олар, пожал плечами и повернулся к роботу. – Быть может, вы его убедите? По-моему, он явно перетрудился.

Робот откликнулся не сразу. Внутри металлического корпуса находилась копия, изготовленная по заказу Сайре и недавно доставленная с Земли на Луну. Гатри номер один до сих пор не потрудился передать очередному двойнику ту информацию о последних событиях, которой располагал, поэтому воспоминания двойника обрывались на альфе Центавра (он словно только что вернулся оттуда).

– Деметра? – спросил наконец робот. – Не знаю… Мне хотелось бы снова увидеть ее, если, конечно, это возможно. Мы тебя слушаем, Пьер.

– Ничего подобного! – вскинулся Олар. – Лучше признайтесь, что неудачно пошутили. Надо же додуматься – основать колонию на бесполезной, обреченной планете!

– Послушай, – произнес Гатри, – я всего лишь предложил обсудить идею. Вполне возможно, она гроша выеденного не стоит, однако… – Знакомые выражения, подумал Олар; человек остается человеком, даже если он – компьютер. – А пригласил тебя сюда потому, что не хотел общаться по видеофону. Нам следует быть готовыми к любому повороту событий.